avatar

Пожилой пациент и инфекция : руководство для врачей / Л. И. Дворецкий, С. В. Яковлев. - 2-е изд., перераб. и доп. - Москва : ГЭОТАР-Медиа, 2024 . - 320 с. - ISBN 978-5-9704-7794-6, DOI: 10.33029/9704-7794-6-EPI-2024-1-320.

Аннотация

Первое издание руководства вышло в 2008 г. Настоящее издание существенно переработано и дополнено некоторыми разделами (инфекции, связанные с оказанием медицинской помощи, вирусные инфекции — ОРВИ и COVID-19, диарея и колит, вызванные C. difficile). Раздел, посвященный сепсису, принципиально переработан с учетом современной концепции «Сепсис-3».

В книге отражены основные заболевания инфекционной этиологии у пожилых людей, встречающиеся в практике врачей многих специальностей. Основное внимание уделено факторам риска развития инфекций, особенностям клинической симптоматики и диагностики заболеваний, рациональной антимикробной терапии. Вопросы лечения инфекций рассмотрены с позиций стратегии и тактики антибактериальной терапии с учетом современной ситуации с антимикробной резистентностью в России.

Издание предназначено врачам всех специальностей, курирующим пациентов пожилого и старческого возраста, а также ординаторам и студентам старших курсов медицинских вузов.

Список сокращений и условных обозначений

- торговое наименование лекарственного средства и/или фармацевтическая субстанция

- лекарственное средство не зарегистрировано в Российской Федерации

АКД — антибиотикоассоциированная клостридиальная диарея

АП — антибактериальные препараты

АПФ — ангиотензинпревращающий фермент

АР — антибиотикорезистентность

АТ — антибактериальная терапия

БЛРС — β-лактамазы расширенного спектра

ВИЧ — вирус иммунодефицита человека

ВОЗ — Всемирная организация здравоохранения

ВП — внебольничная пневмония

ГОМ — гематогенный остеомиелит

ДДП — дома длительного проживания

ДИ — доверительный интервал

ЖКТ — желудочно-кишечный тракт

ИВЛ — искусственная вентиляция легких

ИЗП — ингибитор-защищенный пенициллин

ИКИ — инфекции кардиоимплантатов

ИЛ — интерлейкин

ИФН — интерферон

ИЭ — инфекционный эндокардит

КАИМП — катетер-ассоциированные инфекции мочевых путей

КТ — компьютерная томография

КФТ — квантифероновый тест

ЛНГ — лихорадка неясного генеза

ЛП — лекарственный препарат

МБТ — микобактерии туберкулеза

МВП — мочевыводящие пути

МПК — максимальное потребление кислорода

МЦК — мукоцилиарный клиренс

НКИ — новая коронавирусная инфекция

НЛ — нозокомиальная лихорадка

НЛР — нежелательные лекарственные реакции

ОБ — острый бронхит

ОМ — остеомиелит

ОР — относительный риск

ОРВИ — острые респираторные вирусные инфекции

ОРИТ — отделение реанимации и интенсивной терапии

ОФВ — объем форсированного выдоха

ОШ — отношение шансов

ПКТ — прокальцитонин

ПРВ — полирезистентные возбудители

ПЦР — полимеразная цепная реакция

ПЭТ — позитронно-эмиссионная томография

РНК — рибонуклеиновая кислота

РСВ — респираторно-синцитиальный вирус

СА — старческая астения

СКАТ — стратегия контроля антимикробной терапии

СОЭ — скорость оседания эритроцитов

СРБ — С-реактивный белок

ССВР — синдром системной воспалительной реакции

ТБК — туберкулез

УЗИ — ультразвуковое исследование

ХОБЛ — хроническая обструктивная болезнь легких

ХСН — хроническая сердечная недостаточность

ЦНС — центральная нервная система

COVID-19 — коронавирусная инфекция (Coronavirus disease 2019)

IDSA — Американское общество инфекционных болезней (Infectious Diseases Society of America)

Ig — иммуноглобулин (immunoglobulin)

MRSA — метициллин-резистентный стафилококк (methicillin-resistant Staphylococcus aureus)

START — простая сортировка и быстрое лечение (screening tool to alert doctors to the right treatment)

STOPP — инструмент для проверки рецептов пожилых людей (screening tool of older persons’ prescriptions)

Глава 1. Пожилой пациент в больнице, дома и в обществе

Увеличение продолжительности жизни человека по праву считается одним из великих достижений ХХ в. В современном обществе долголетие становится нормой жизни, и основная проблема сводится к обеспечению качества жизни долгожителей. К 2015 г. около 617 млн человек были старше 65 лет, что составляет 8,5% от 7,3 млрд людей во всем мире. По прогнозу, к 2050 г. число лиц старше 65 лет увеличится до 1,6 млрд, что вдвое превысит их долю в мировой популяции, составляя 16,6%. В США к 2050 г. доля лиц старше 65 лет будет превышать 20% всего населения страны [1]. В России доля лиц старше трудоспособного возраста увеличится с 2016 по 2025 г. с 24,6 до 27% (39,9 млн) [2]. Для образного обозначения демографического феномена постарения населения с его медико-социальными проблемами в 80-е гг. ХХ столетия появилась метафора "серебряное цунами", использующаяся в научной и популярной литературе в разных вариантах [3, 4].

Существующая и прогнозируемая демографическая ситуация ставит перед современным обществом целый ряд медико-социальных проблем. В то же время удовлетворение различных потребностей пожилого населения и обеспечение достаточного качества жизни будет определяться не только уровнем медицины в целом и геронтологии с гериатрией в частности, но также степенью экономического развития общества и его социальной зрелостью. По мере старения человека, с развитием различных соматических и психических заболеваний возникают не только изменения в состоянии его здоровья, но происходит и переориентация жизненных интересов, потребностей, меняется социальный статус старика, в частности его положение в семье, обществе. В связи с накоплением к старости целого ряда заболеваний, нередко сочетающихся друг с другом, с преимущественно хроническим течением и частыми обострениями подавляющее большинство лиц пожилого и старческого возраста испытывают повышенную потребность в медицинской помощи. В настоящее время около половины больных, обращающихся к терапевту в поликлинику, составляют лица пожилого и старческого возраста. На рис. 1-1 показаны более высокие показатели летальности лиц пожилого и старческого возраста по сравнению с летальностью среди всех возрастов от различных заболеваний.

image
Рис. 1-1. Основные причины смерти в cтранах Евросоюза в 2016 г. (смертность/100 000 населения) [5]. ИБС - ишемическая болезнь сердца; БОД - болезни органов дыхания; ЦВЗ - цереброваскулярные заболевания; РЛ - рак легкого; КРР - колоректальный рак; РПЖ - рак предстательной железы, РМЖ - рак молочной железы

1.1. Особенности пациентов пожилого и старческого возраста

Современный пожилой больной представляет собой уникальный клинический феномен с точки зрения наличия и сочетания разнообразной по характеру и течению патологии, оказывающей неодинаковое влияние на качество жизни, социальную активность, прогноз и требующей различного нестандартного подхода к решению многих медико-социальных проблем.

Основными особенностями больных пожилого и старческого возраста являются:

  • инволюционные функциональные и морфологические изменения со стороны различных органов и систем;

  • наличие двух заболеваний и более у одного и того же больного (полиморбидность);

  • преимущественно хроническое течение заболеваний;

  • атипичность клинических проявлений заболеваний;

  • наличие старческих болезней;

  • наличие синдрома старческой астении;

  • изменение социально-психологического статуса.

Инволюционные функциональные и морфологические изменения в органах и тканях, возникающие по мере старения, отражаются в той или иной степени на функции ряда органов и систем. Известно, что отмечается снижение показателей жизненной емкости легких, бронхиальной проходимости [6], утолщение базальной мембраны капиллярной стенки, структурные изменения миокардa, фиброзные дегенерации клапанов [7, 8], возрастное развитие нефросклероза и снижение скорости клубочковой фильтрации [9], функциональные и морфологические изменения со стороны желудочно-кишечного тракта [10].

По мере старения происходит относительное увеличение массы жировой и уменьшение мышечной ткани, в том числе снижение массы дыхательных мышц (диафрагмы), что может быть одним из факторов снижения с возрастом величины жизненной емкости легких. Существуют также соответствующие рентгенологические изменения со стороны аорты (выбухание, кальциноз, уплотнение), легких (сенильная эмфизема), костной ткани (остеопороз, спондилез). Возрастные инволюционные изменения со стороны различных органов и систем могут расцениваться ошибочно как проявления определенной патологии, что при отсутствии у врача соответствующих знаний побуждает его к новым обследованиям, а в ряде случаев и к неоправданному лечению.

Полиморбидность . Одной из особенностей больных пожилого и старческого возраста является полиморбидность, т.е. наличие у большинства из них двух заболеваний или более, каждое из которых имеет свои специфические проявления, особенности течения и осложнений, различный прогноз, влияние на качество жизни и требует соответствующей индивидуализированной терапии. Следует иметь в виду, что в условиях полиморбидности происходит сложное переплетение многих симптомов, может снижаться их привычная диагностическая ценность. В то же время различные заболевания нередко потенцируют друг друга, усиливая клинические симптомы (умеренная анемия у пожилого больного с ишемической болезнью сердца может утяжелять функциональный класс стенокардии или вызывать клинические проявления сердечной недостаточности). Кроме того, развитие одного заболевания часто вызывает у пожилых декомпенсацию другого (декомпенсация сахарного диабета при пневмониях или травмах). Наличие у пожилого больного полиморбидности требует от курирующего врача максимальной осведомленности и практической ориентации в различных смежных областях клинической медицины и интегрального подхода к ведению больного.

Атипичное течение заболеваний . Не менее важной клинической проблемой гериатрии являются трудности диагностики, обусловленные особенностями течения заболеваний у пожилых [11]. Нередко такие острые заболевания, как пневмония, патология органов брюшной полости, и ряд других протекают со стертыми проявлениями или манифестируются различными неспецифическими симптомами (лихорадка, нарушения со стороны центральной нервной системы, анемия и др.). При этом привычные локальные признаки органного поражения могут отсутствовать, а в качестве основных проявлений заболевания выступают вышеуказанные клинико-лабораторные синдромы. Так, лихорадка у пожилых может быть одним из основных, а иногда единственным проявлением туберкулеза, в том числе и внелегочного, инфекционного эндокардита, абсцессов брюшной полости. Симптоматика со стороны центральной нервной системы (ЦНС) (заторможенность, спутанность) нередко является клиническим дебютом пневмоний, в то время как физикальные симптомы легочного воспаления могут отсутствовать, особенно у обезвоженных больных. Неясные анемии в пожилом возрасте требуют исключения не только В12 -дефицитной анемии или скрытой кровопотери из желудочно-кишечного тракта, но также таких заболеваний, как сепсис, абсцессы брюшной полости, пиелонефрит, туберкулез.

Старческие болезни. Наряду с заболеваниями, встречающимися во всех возрастных группах (артериальная гипертония, пневмонии, язвенная болезнь и др.), спектр гериатрической патологии включает целый ряд болезней, имеющих "возрастную привязанность" и наблюдающихся преимущественно в пожилом и старческом возрасте (остеопороз, доброкачественная гиперплазия предстательной железы, катаракта и макулярная дистрофия, сенильные деменции). В связи с этим оправдано выделять болезни у стариков, встречающиеся в любом возрасте, но имеющих особенности течения у пожилых, и старческие болезни, отражающие морфофункциональную возрастную эволюцию в различных органах и системах стареющего организма [12]. Происходящие с возрастом морфологические и функциональные изменения органов и тканей (снижение гормональной активности, уменьшение массы костной ткани, помутнение хрусталика, отложение амилоида в сердце, сосудах и др.) постепенно, по мере старения принимают характер патологического процесса с формированием четко очерченного симптомокомплекса или нозологической формы. Эти неизбежные по мере старения процессы лежат в основе так называемых старческих болезней. В качестве иллюстрации такого процесса можно привести отложение амилоида в органах и тканях у стариков c развитием системного и локального старческого амилоидоза. Наиболее изученным является старческий амилоидоз сердца, связанный с мутацией белка транстиретина (транстиретиновый старческий амилоидоз сердца), имеющий свои клинические особенности, в отличие от поражения сердца при более известном АL-амилоидозе [13]. Хорошо известна тетрада в виде содружественного поражения амилоидозом сердца, аорты, головного мозга и островков поджелудочной железы, описанная в 1970 г. немецким патологом Шварцем, считавшим, что она лежит в основе физической и психической деградации в старческом возрасте [14]. С учетом этого старческий амилоидоз может рассматриваться в качестве иллюстрации так называемых старческих болезней, которые возникают как результат возрастных изменений различных белков (преальбумин, b-протеин транстиретин и др.), приобретающих в условиях нарастающей старческой брадитрофии новые качества особого фибриллярного белка с формированием амилоидоза. По мере нарастания отложений амилоида в органах и тканях развиваются соответствующие клинические проявления (сердечная недостаточность, деменция). Однако в условиях старческой полиморбидности и несовершенных методов диагностики трудно оценить реальный вклад амилоидоза в формирование разнообразных клинических проявлений у стариков.

Другой патологией, относящейся к так называемым возраст-ассоциированным заболеваниям у лиц пожилого и старческого возраста, является остеопороз и саркопения. Остеопороз характеризуется постепенной потерей с возрастом костной массы, особенно у женщин после менопаузы. По оценкам российских специалистов, остеопороз можно диагностировать примерно у 14 млн жителей РФ (около 10% популяции), а остеопению - еще у 20 млн человек [15]. Остеопороз как системное заболевание костной ткани со снижением ее массы и нарушением ее качества обусловливает хрупкость костей и повышенный риск переломов даже при отсутствии какой-либо травмы. Под термином "саркопения" в гериатрии подразумевают генерализованное заболевание скелетной мускулатуры, характеризующиеся прогрессирующей потерей силы, массы и функции скелетных мышц вследствие старения без других причин. Саркопения ассоциирована с повышением риска неблагоприятных исходов, включая падения, переломы, физическую инвалидизацию и смертность.

К старческим болезням относятся также некоторые урологические заболевания (доброкачественная гиперплазия предстательной железы), ревматологические (остеоартроз, ревматическая полимиалгия, височный артериит), офтальмологические (макулодистрофия сетчатки), психоневрологические (сенильная деменция).

Несмотря на то что возрастной фактор не является решающим в диагностике, преобладание определенной патологии в позднем возрасте позволяет врачу при дифференциальной диагностике синдромно-сходных заболеваний определять направление диагностического поиска для выявления в первую очередь старческих болезней. В то же время вероятность наличия таких болезней определяет стратегию и тактику ведения больных пожилого и старческого возраста, направленную на уменьшение темпов прогрессирования заболеваний, предупреждение возможных осложнений (в том числе и ятрогенных), выбор не только эффективного, но и безопасного метода лечения.

1.2. Старческая астения

Старческая астения (СА) (в англоязычной литературе frailty - хрупкость ) - гериатрический синдром, характеризующийся снижением физиологического резерва и функций многих систем организма, приводящий к повышенной уязвимости пожилого человека к воздействию различных факторов (инфекции, травмы, интоксикации, стрессовые ситуации и др.) и высокому риску развития неблагоприятных исходов для здоровья, потере автономности и смерти [16]. Концепция СА была предложена в начале 2000-х гг. для характеристики состояния возрастного истощения внутренних резервов организма, позволяющей прогнозировать высокий риск смерти и других неблагоприятных исходов у людей пожилого и старческого возраста [17, 18]. СА встречается у 10–25% больных пожилого возраста и у трети лиц в возрасте 80 лет и старше [19]. Признаками СА являются непреднамеренная потеря веса, низкая сила пожатия, повышенная утомляемость, снижение скорости ходьбы и низкий уровень физической активности. Синдром СА, тесно связанный с другими гериатрическими синдромами и с полиморбидностью, может быть потенциально обратим и влияет на тактику ведения пациента. К факторам риска развития СА, помимо возраста, относятся низкий уровень физической активности, недостаточное питание, депрессия, полипрагмазия, а также социальные факторы (низкий уровень дохода, одинокое проживание, низкий уровень образования) [19].

По современным представлениям, в генезе СА существенную роль играет нарушение кишечной микробиоты, а также синдром повышенной эпителиальной проницаемости с развитием дисбаланса про- и противовоспалительных медиаторов (рис. 1-2).

image
Рис. 1-2. Взаимосвязь синдрома повышенной эпителиальной проницаемости с кишечной микробиотой и иммунной системой [20]. ФНО-α — фактор некроза опухоли-α

Постепенное воздействие антигенной нагрузки на желудочно-кишечный тракт (ЖКТ) приводит к субклиническому воспалению, характеризующемуся повышением продукции провоспалительных цитокинов [интерлейкин-6 (ИЛ-6) и фактор некроза опухоли-α]. Нарушение барьерной функции эпителиального слоя ЖКТ увеличивает апоптоз, пролиферацию и проницаемость энтероцитов. Процесс старения и СА влияют на кишечную микробиоту, воздействующую, в свою очередь, на развитие СА.

1.3. Социально-психологическая дезадаптация

Социально-психологическая дезадаптация является одной из особенностей лиц пожилого и старческого возраста как у относительно здоровых, так и больных людей. Изменение социального статуса пожилого человека связано с различными факторами, в том числе с выходом на пенсию, утратой близких родственников и друзей в связи с их смертью, ограничением возможности общения с оставшимися в живых, трудностями в самообслуживании из-за тяжелых инвалидизирующих заболеваний, ухудшением экономического положения. Все это нарушает привычные жизненные стереотипы, требует мобилизации собственных физических и психических резервов, которые в позднем возрасте в значительной мере снижены. Неспособность адаптироваться к постоянно меняющимся социально-экономическим условиям, особенно при нестабильной экономической ситуации, и самостоятельно справляться с повседневными заботами приводит к зависимости от других членов общества, что вызывает у многих стариков чувство неполноценности, бессилия, бесперспективности дальнейшего существования.

Одной из социально-психологических проблем пожилых и стариков является одиночество. Какое бы мы ни давали определение одиночеству, приходится признать, что с распадом института многопоколенной семьи пожилые лица стали чаще проживать отдельно от детей, наметилась ощутимая тенденция духовного отчуждения между разными поколениями. В то же время старики, живущие с детьми или более молодыми родственниками, чаще предъявляют жалобы на ощущение одиночества, чем живущие отдельно. В связи с этим понятно стремление некоторых старых людей к самостоятельному проживанию, позволяющему им сохранить себя как личность и в большей степени ощущать независимость. Для них статус одиноко проживающего, даже несмотря на связанные с этим трудности, является психологически более комфортным, чем ощущение одиночества в семье.

Проблема одиноких стариков не может зачастую решаться без участия общества в виде специально организованных форм социальной помощи. Одной из них является переход одиноких стариков, обремененных физическими и психическими недугами, на полное иждивение общества и помещение их в дома длительного проживания (ДДП). Решение о поступлении в ДДП старый человек принимает под влиянием как объективных, так и субъективных факторов (трудности самообслуживания, страх перед физической слабостью, болезнями, экономический статус, отношение к одиночеству и др.). Для многих стариков, не считая инвалидизированных больных, поступление в ДДП - это следствие неспособности адаптироваться к новым условиям жизни в семье, обществе. Эти люди избирают социальную помощь и опеку как новый образ жизни в старости. Резидентами ДДП в США являются около 1,4 млн пожилых, в Канаде и Великобритании - 1,2 и 1,24 млн соответственно [21].

При ведении больных пожилого и старческого возраста перед практическим врачом постоянно возникают традиционные вопросы: кому лечить? где лечить? кого и когда начинать лечить? как лечить? Именно в отношении гериатрического контингента эти вопросы порой вырастают в серьезную проблему, имеющую не только чисто клинические, но также психологические, деонтологические, социальные и другие аспекты.

1.4. Кто должен лечить пожилых пациентов?

В связи с особенностями физиологических процессов в позднем возрасте и необходимостью специфического подхода к ведению пожилого больного еще в начале ХХ столетия делались попытки выделения гериатрии в отдельную клиническую дисциплину с появлением соответствующей специальности врача-гериатра. В России специальность врача-гериатра введена лишь в 1994 г., и к настоящему времени место данного специалиста в системе первичного звена здравоохранения четко определено в соответствии с концепцией развития гериатрической службы [22]. Медицинская помощь лицам пожилого и старческого возраста осуществляется в России согласно приказу министра здравоохранения РФ от 29 января 2016 г. N 38н об утверждении порядка оказания медицинской помощи по профилю "гериатрия". В России принята 3-уровневая модель оказания гериатрической службы:

  • федеральный научный центр геронтологии и гериатрии;

  • организация медицинской помощи в стационарных условиях (гериатрические отделения/койки многопрофильных стационаров);

  • организация медицинской помощи в амбулаторных условиях (гериатрические отделения/кабинеты поликлиник для взрослых).

Между тем многие проблемы, связанные с диагностикой, лечением и реабилитацией пожилых больных, по-прежнему приходится решать врачу-терапевту, который в связи с этим должен иметь широкую общеклиническую подготовку, уметь решать многие смежные, междисциплинарные вопросы. Как показывает опыт, врач-терапевт при ведении пожилого больного практически постоянно обращается за помощью к узким специалистам, возлагая на них большие надежды как в диагностическом, так и лечебном процессе. Происходит своеобразное перераспределение врачебных обязанностей, в результате чего пожилой больной в зависимости от характера и числа болезней (или синдромов) становится объектом врачей различных специальностей, каждый из которых, как правило, занимается лечением "своей" патологии, утрачивая видение пожилого больного в целом с его особенными гериатрическими проблемами. Нередко больные пожилого и старческого возраста по назначению консультантов-специалистов подвергаются малоинформативным, обременительным для своего возраста и состояния, а порой и дорогостоящим диагностическим исследованиям. В то же время оказывается, что участие смежных специалистов в диагностическом процессе и проведение специальных исследований не снижает частоту запоздалой и ошибочной диагностики в позднем возрасте таких заболеваний, как туберкулез, сепсис, легочные эмболии, инфекции мочевыводящих путей, злокачественные опухоли.

Необходимость интегрального подхода к пожилому больному на основе широкой клинической подготовки врача может быть наиболее ярко проиллюстрирована на примере ведения больного сахарным диабетом. Характер течения и специфика осложнений данного заболевания наряду с частой сопутствующей патологией требуют от врача соответствующих знаний и умений не только в эндокринологии при своевременной диагностике и подборе адекватной терапии больных, но и в таких клинических областях, как кардиология (артериальная гипертония, диабетическая кардиомиопатия, сердечная недостаточность), нефрология (диабетическая нефропатия), урология (инфекция мочевыводящей системы, нейрогенный мочевой пузырь), неврология (полиневропатия), офтальмология (диабетическая ретинопатия, катаракта), ортопедия и хирургия (диабетическая стопа). Нетрудно представить, что только одни визиты (нередко повторные) к соответствующим специалистам с целью своевременного распознавания осложнений и назначения терапии не всегда под силу пожилому пациенту, страдающему вышеуказанными осложнениями.

1.5. Где лечить пожилых пациентов?

С учетом современных тенденций в гериатрии основной акцент в организации лечебно-профилактической помощи больным пожилого и старческого возраста должен быть сделан на внебольничных формах ведения больного, главным образом в поликлинике, на дому, в дневных стационарах и т.д. Врач должен отдавать себе отчет в том, что помещение пожилого больного в стационар само по себе является для него стрессовой ситуацией, поскольку нарушает сформировавшиеся жизненные стереотипы (привычная обстановка, окружение, домашние ритуалы), лишает возможности или ограничивает общение с близкими. Кроме того, у пожилого больного в стационаре чаще возникают различные нарушения, связанные с многочисленными исследованиями, лекарственной терапией (госпитальная ятрогения). Основными ятрогенными событиями, возникающими у госпитализированных больных пожилого возраста, являются внутрибольничные инфекции, падения, делирий, нежелательные лекарственные реакции, послеоперационные осложнения [23, 24].

Особенно негативно реагируют на госпитализацию пациенты с сосудистыми расстройствами головного мозга, мягкими формами депрессий и деменции, у которых сравнительно быстро и порой неожиданно для лечащего врача наступает декомпенсация психического статуса в виде эпизодов спутанности сознания, делирия, нарушения сна. Особенно высока вероятность развития делирия в первую неделю госпитализации. Установлено, что факторами, ускоряющими наступление делирия у госпитализированных пожилых больных, являются ограничение двигательной активности, плохое питание, снижение содержания белка в крови, прием более трех медикаментов, катетеризация мочевого пузыря, ятрогенные нарушения [25]. Одну из серьезных проблем ведения пожилых госпитализированных больных представляют падения. По мере увеличения длительности госпитализации риск падений возрастает, особенно при недостаточном наблюдении за больными, инсультах или их последствиях, назначении седативных препаратов.

Другой госпитальной проблемой среди больных пожилого и старческого возраста являются внутрибольничные (госпитальные) инфекции [26]. Основными формами внутрибольничных инфекций являются пневмонии, инфекции мочевыводящих путей, раневые инфекции. В связи с этим необходимы строгие показания к госпитализации пожилых больных с наличием факторов риска развития инфекций. Недооценка этого может приводить в ряде случаев к тяжелым, труднокурабельным инфекционным осложнениям. Разумеется, целесообразность и обоснованность госпитализации не подлежат сомнению в ситуациях, требующих стационарного наблюдения и проведения интенсивной терапии (инфаркт миокарда и нестабильная стенокардия, тяжелые формы пневмоний с наличием дыхательной недостаточности, подозрение на острую патологию со стороны живота и т.д.). В одном из эпидемиологических исследований показана связь между длительностью пребывания в стационаре пожилых больных (средний возраст 80 лет), острой сердечной недостаточностью и показателями летальности после выписки. Через 90 дней после выписки смертность больных, находившихся в стационаре в течение 11–15 дней и больше 15 дней, составляла 36,5% (95% ДИ = 13,0–64,9) и 72,0% (95% ДИ = 42,6–107,5) соответственно [27].

В случаях помещения пожилого больного в стационар необходимо стремиться к максимальному сокращению сроков госпитализации, избегая необоснованного его удлинения (ожидание исследования, не имеющего существенного значения, неукоснительное доведение до конца назначенного курса лечения, который может быть завершен амбулаторно и т.д.) [28]. В то же время при соответствующем состоянии больного следует свести к минимуму время пребывания его в постели с учетом негативного влияния гиподинамии на сердечно-сосудистую (увеличение венозного возврата к сердцу, флеботромбозы), бронхолегочную (ателектазы, пневмонии), костно-мышечную (мышечные атрофии, иммобилизационный остеопороз) и нервную систему (компрессионные нейропатии). Для отдыха больным лучше пользоваться креслами или диванами. Во время пребывания стариков в стационаре следует активно поддерживать их жизненную ориентацию с помощью соответствующей обстановки и окружения (календарь, часы, радио и телевидение, общение с персоналом и родственниками). Все остро наступающие эпизоды спутанности сознания должны своевременно расшифровываться с целью исключения в первую очередь инфекций, медикаментозных осложнений, сосудистых нарушений головного мозга.

1.6. Кого и как лечить?

Принятие решения о назначении лечения, в том числе медикаментозного, является важным и ответственным шагом в ведении пожилого больного и нередко представляет серьезную, постоянно возникающую в гериатрической практике проблему выбора: лечить или не лечить? При принятии решения следует ориентироваться не только и не столько на различные клинические симптомы и отклонения в лабораторных показателях, сколько оценить влияние выявленных нарушений на физическую активность, социально-психологическую адаптацию и другие показатели качества жизни. Врач должен постоянно отрабатывать и совершенствовать умение выделять в структуре симптоматологии у пожилых именно те признаки, которые влияют на качество жизни и, следовательно, требуют терапевтического воздействия. В иных ситуациях гораздо важнее и целесообразнее воздержаться от активной, в том числе и медикаментозной, терапии и ограничиться психотерапией, диетическими рекомендациями, кинезитерапией. Осторожный и взвешенный подход к назначению лекарственных препаратов (ЛП) пожилым оправдан высоким риском развития нежелательных лекарственных реакций (НЛР), частота которых у данной категории пациентов превышает таковую у больных молодого и среднего возраста [29]. Принятие решения о целесообразности назначения ЛП пожилому больному с наличием множественной патологии и хроническим течением заболевания должно быть оправданно не столько ожиданием непосредственного эффекта, сколько рассчитано на облегчение проявлений заболевания, улучшение качества жизни пациента (сердечная недостаточность, суставной синдром, депрессии и др.) и дальнейшими перспективами длительной медикаментозной терапии, в том числе ее переносимости.

Ведение пожилого больного в настоящее время предусматривает смену парадигм. Если для врача-терапевта основным предметом вмешательства у полиморбидного пожилого больного являются хронические заболевания и лечение каждого из них, то с позиций гериатра основная цель ведения пожилых - предупредить или замедлить функциональные нарушения, беспомощность, инвалидизацию, улучшить качество жизни. При этом основным методом диагностики является комплексная гериатрическая оценка, а основным принципом ведения пожилых - таргетное (цель-ориентированное) лечение с акцентом на длительное наблюдение и уход.

В практической деятельности в гериатрии приходится сталкиваться с двумя крайними позициями, отражающими в известной мере менталитет врача, выработанный в отношении пожилых пациентов. Негативный подход, упрочившийся в представлении многих практикующих врачей, трактующих большинство жалоб больных как результат возрастных изменений со стороны различных органов и систем, ведет, как правило, к недолечиванию больных и нередко к самолечению с неизбежными осложнениями. Так, недостаточный контроль сердечной недостаточности ухудшает качество жизни пожилых, их социально-психологический статус, является причиной частых госпитализаций, удорожает лечение. Аналогичная ситуация возникает у больных с патологией костно-суставного аппарата (остеопороз, деформирующий остеоартроз), приводящей к гипомобильности со всеми вытекающими для пожилых последствиями, бесконтрольному (часто необоснованному) приему нестероидных противовоспалительных препаратов и других активно рекламируемых обезболивающих лекарств с риском развития осложнений. Другая крайность заключается в избыточной терапии пожилых, когда врач, главным образом, пытается воздействовать с помощью медикаментозной терапии на все имеющиеся отклонения (артериальная гипертония, нарушения сна, отечность ног, умеренная гипергликемия и гиперлипидемия и т.д.) без учета адекватности назначаемого препарата выявленным отклонениям и функциональным особенностям старческого организма.

При ведении пожилого больного врач должен ставить перед собой реально достижимые цели. Например, если при лечении различных заболеваний у молодых, не отягощенных сопутствующей патологией пациентов с сохраненными функциональными возможностями целью является излечение от основного заболевания с максимальным восстановлением нарушенных функций (излечивающая терапия), то у больных пожилого и старческого возраста необходимо смещение акцентов главным образом в сторону уменьшения выраженности симптоматики и компенсации нарушенных функций (терапия выхаживания). Такой подход позволяет избежать вышеуказанных крайностей и, по-видимому, в большей степени отвечает современной тенденции в гериатрической практике "лечить, не всегда излечивая". Фактически лечащий врач должен ориентироваться на сохранение и улучшение качества жизни, что, очевидно, и следует считать основной стратегической задачей гериатрии. Качество жизни является интегральным понятием, отражающим не только выраженность симптомов, связанных с заболеванием, но и функциональное состояние пациента (толерантность к нагрузке, способность к самообслуживанию), его психическое здоровье, социальную активность, удовлетворенность ощущением собственного физического и психического благополучия.

Наличие в позднем возрасте двух заболеваний или более, конкурирующих в выраженности своих клинических проявлений, влиянии на прогноз и качество жизни, является объективной предпосылкой полипрагмазии. Сочетанное применение нескольких ЛП может усиливать как фармакодинамический, так и токсический побочный эффект некоторых из них. Нарушение фармакодинамики и фармакокинетики ЛП является основной клинической проблемой медикаментозной терапии больных пожилого и старческого возраста. Фармакокинетические нарушения связаны, с одной стороны, с возрастными изменениями различных органов и систем (уменьшение общего содержания воды, массы печени, концентрации сывороточного альбумина, скорости клубочковой фильтрации, увеличение массы жировой ткани и др.), а с другой - с имеющейся гериатрической патологией (снижение кровотока в печени на фоне застойной сердечной недостаточности, развитие нефроангиосклероза со снижением клубочковой фильтрации). В связи с уменьшением общего содержания воды в организме у пожилых объем распределения водорастворимых ЛП, в частности дигоксина, циметидина, снижается. В то же время в связи с относительным увеличением массы жировой ткани объем растворения жирорастворимых ЛП становится больше, что увеличивает период их полураспада и продолжительность действия. Поскольку основное место в гериатрической практике продолжает занимать медикаментозная терапия, то врачу необходимо постоянно отрабатывать умение и навыки рациональной тактики, позволяющей обеспечить наибольшую эффективность при минимальном риске осложнений.

В 1991 г. были разработаны и опубликованы критерии адекватности использования ЛП у пожилых, находящихся в ДДП [30]. Несколько лет спустя тот же автор [31], использовав эти критерии и основываясь на экспертных оценках специалистов в гериатрии, опубликовал даже список, включавший 28 ЛП, которые не следует назначать пожилым и старикам, независимо от места их пребывания в период лечения (поликлиника, стационар), поскольку половина из этих ЛП вызывает тяжелые НЛР. Кроме того, было выделено около 30 медикаментозных средств, назначение которых старикам нежелательно при определенных заболеваниях. Таким образом, было условно выделено три группы ЛП: 1 - ЛП, которые следует избегать у больных старше 60 лет; 2 - ЛП, чья доза, частота и длительность приема у пожилых отличается от обычно рекомендуемых; 3 - ЛП, не показанные при коморбидных состояниях. Концепция потенциально нерекомендованных ЛП определила направление дальнейших исследований по проблеме фармакотерапии в гериатрии. Появилась целая серия исследований, экспертных оценок и анализов, посвященных адекватности медикаментозной терапии у больных пожилого возраста, с целью оптимизации фармакотерапии и снижения риска НЛР в условиях вынужденной полипрагмазии у данной категории пациентов [32].

Очередная попытка определить круг потенциально нерекомендованных ЛП для пожилых была сделана ирландскими исследователями десять лет спустя после публикаций M. Beers и представлена в виде критериев, номинированных как критерии STOPP/START [STOPP-критерии - STOPP (Screening Tool of Older Persons’ Prescriptions), START-критерии - START (Screening Tool to Alert doctors to Right, i.e. appropriate, indicated Treatment)]. Целью создания STOPP/START-критериев явилась минимизация нежелательных назначений ЛП пожилым людям, а следовательно, улучшение качества жизни данной категории пациентов. STOPP/START-критерии впервые были опубликованы в 2008 г. [33] и включали 65 потенциально нерекомендованных ЛП и клинических ситуаций, при которых риск от применения ЛП у пожилых пациентов значимо и достоверно превышают пользу. Наряду с этим было приведено 22 индикатора, ассоциированных с пользой для пожилых пациентов. Однако в связи с расширением доказательной базы по эффективности и безопасности ЛП у пожилых требовалось обновление критериев. С этой целью 19 экспертов из 13 европейских стран, имеющих признанный опыт фармакотерапии гериатрических пациентов, пересмотрели и переиздали STOPP/START-критерии в 2015 г. в Ирландии [34]. После пересмотра критериев в 2015 г. их общее количество увеличилось до 114, и в итоге они стали включать 80 STOPP-критериев и 34 START-критерия. По мнению разработчиков, критерии STOPP/START предназначены для аудита назначений ЛП пациентам старше 65 лет во всех амбулаторных и стационарных учреждениях здравоохранения.

В заключение приведем выдержку из интервью главного гериатра Минздрава России профессора О.Н. Ткачевой, отражающую современную гериатрическую концепцию: "Медицина, которую мы называем “гериатрия”, имеет четырехмерное пространство. Когда мы говорим, как лечить пожилого больного, какова тактика ведения этого пациента, нужно учитывать не только, какие у него болезни, но и его функциональный статус, социальное положение и сохранность: может ли он за собой ухаживать, не угрожает ли ему потеря самостоятельности. Цель гериатрии немного отличается, например, от цели терапии. Если в терапии мы говорим о лечении заболевании, компенсации и т.д., то здесь главная цель - сохранение функционального статуса человека. Когда речь идет о лечении пожилого больного с огромным количеством проблем, то с ним и его семьей мы должны обсуждать цели терапии. Взаимодействие с семьей и опекунами очень важно, так как зачастую наш пациент не самостоятельный человек, он не может себе обеспечить должный режим лекарственной терапии, питания и т.д.".

Список литературы

  1. He W., Goodkind D., Kowal P. An Aging World: 2015. Washington, DC: U.S. Census Bureau, 2016. https://www.census.gov/content/dam/census/library/publications/2016/demo/p95-16-1.pdf (date of access February 6, 2017).

  2. Ткачева О.Н. Концепция развития гериатрической помощи в Российской Федерации. М., 2016.

  3. Bartels S.J., Naslund J.A. The underside of the silver tsunami — older adults and mental health care // N. Engl. J. Med. 2013. Vol. 368. N. 6. P. 493–496.

  4. Barusch A.S. The aging tsunami: time for a new metaphor? // J. Gerontol. Soc. Work. 2013. Vol. 56. N. 3. P. 181–184.

  5. Eurostate (online data code: hith_cd_asdr2).

  6. Sharma G., Goodwin J. Effect of aging on respiratory system physiology and immunology // Clin. Interv. Aging. 2006. Vol. 1. N. 3. P. 253–260.

  7. Houghton D., Jones T.W., Cassidy S. et al. The effect of age on the relationship between cardiac and vascular function // Mech. Ageing Dev. 2016. Vol. 153. P. 1–6.

  8. Schroeder T.E., Hawkins S.A., Hyslop D. et al. Longitudinal change in coronary heart disease risk factors in older runners // Age Ageing. 2007. Vol. 36. N. 1. P. 57–62.

  9. Denic A., Glassock R.J., Rule A.D. Structural and functional changes with the aging kidney // Adv. Chronic Kidney Dis. 2016. Vol. 23. N. 1. P. 19–28.

  10. Hazzard et al., eds. Principles of Geriatric Medicine and Gerontology. 5th ed. New York, N.Y.: McGraw-Hill, 2003. Chapter 63.

  11. Limpawattana Р., Mitsungnern T., Phungoen P. еt al. A secondary analysis of atypical presentations of older patients with infection in the emergency department of a tertiary care hospital in Thailand // Asian Biomed. 2017. Vol. 10. P. 181–187.

  12. Jaul E., Barron J. Age-related diseases and clinical and public health implications for the 85 years old and over population // Front. Public Health. 2017. Vol. 5. Abstr. 335.

  13. Ng B., Connors L.H., Davidoff R. et al. Senile systemic amyloidosis presenting with heart failure: a comparison with light chain-associated amyloidosis // Arch. Intern. Med. 2005. Vol. 165. N. 12. P. 1425–1429.

  14. Козырев К.М., Цуцаев А.К., Козырева С.М. и др. Структурно-функциональная характеристика сенильной амилоидной кардиопатии и полиорганного амилоидоза (обзор литературы) // Вестник новых медицинских технологий. 2017. Т. 24. № 1. С. 229–236.

  15. Остеопороз. Клинические рекомендации [Электронный ресурс]. 2019. URL: https://raeorg.ru/system/files/documents/pdf/kr_op_24.12.2019.pdf

  16. Vermeiren S. et al. Frailty and the prediction of negative health outcomes: a meta-analysis // J. Am. Med. Dir. Assoc. 2016. Vol. 17. N. 12. P. 1163.e1–1163.e17.

  17. Fried L.P. Frailty in older adults: evidence for a phenotype // J. Gerontol. Med. Sci. 2001. Vol. 56. N. 3. P. 146–156.

  18. Mitnitski A.B., Mogilner A.J., Rockwood K. Accumulation of deficits as a proxy measure of aging // Sci. World J. 2001. Vol. 1. P. 323–336.

  19. Старческая астения. Клинические рекомендации. Общероссийская общественная организация «Российская ассоциация геронтологов и гериатров». М., 2020.

  20. Симаненков В.И., Маев И.В., Ткачева О.Н. и др. Синдром повышенной эпителиальной проницаемости в клинической практике. Мультидисциплинарный национальный консенсус // Кардиоваскулярная терапия и профилактика. 2021. Т. 20. № 1. С. 2758. DOI: https://doi.org/10.15829/1728-8800-2021-2758

  21. Crnich C.J., Jump R., Trautner B. et al. Optimizing antibiotic stewardship in nursing homes: a narrative review and recommendations for improvement // Drugs Aging. 2015. Vol. 32. N. 9. P. 699–716.

  22. Стратегия действий в интересах граждан старшего поколения в Российской Федерации до 2025 года (принята Распоряжением Правительства РФ от 05.02.2016 № 164-р). М., 2016. 29 с.

  23. Rothschild J.M., Bates D.W., Leape L.L. Preventable medical injuries in older patients // Arch. Intern. Med. 2000. Vol. 160. P. 2717–2728.

  24. Sari A.B.A., Cracknell A., Sheldon T.A. Incidence, preventability and consequences of adverse events in older people — results of a retrospective case note review // Age Ageing. 2008. Vol. 37. P. 267–269.

  25. Inouye S.K., Charppentier P.A. Precipitating factors for delirium in hospitalised elderly person // JAMA. 1996. Vol. 275. N. 11. P. 852–857.

  26. Zagaria М.А. Predisposition to Infection in the Elderly // US Pharm. 2011. Vol. 36. N. 8. P. 28–31.

  27. Miró Ò., Padrosa J., Takagi K., Gayat É. Influence of the length of hospitalisation in post-discharge outcomes in patients with acute heart failure: results of the LOHRCA study // Eur. J. Intern. Med. 2019. Vol. 70. P. 24–32.

  28. Шикина И.Б., Сорокина Н.В. Обеспечение безопасности пациентов пожилого и старческого возраста в многопрофильном стационаре // Главный врач. 2006. Т. 4. № 8. С. 17–21.

  29. Kongkaew C., Noyce P.R., Ashcroft D.M. Hospital admissions associated with adverse drug reactions: a systematic review of prospective observational studies // Ann. Pharmacother. 2008. Vol. 42. N. 7. P. 1017–1025.

  30. Beers M.H., Ouslander J.G., Rollingher I. et al. Explicit criteria for determining inappropriate medication use in nursing homes // Arch. Intern. Med. 1991. Vol. 151. P. 1825–1832.

  31. Вeers M.H. Explicit criteria for determining potentially inappropriate medication use by the elderly: an update // Arch. Intern. Med. 1997. Vol. 157. P. 1531–1536.

  32. Bonk M., Krown H., Matuszewski K., Oinonen M. Potentially inappropriate medications in hospitalized senior patients // Am. J. Health Syst. Pharm. 2006. Vol. 63. P. 1161–1165.

  33. Gallagher P., Ryan C., Byrne S. et al. STOPP (Screening Tool of Older Person’s Prescriptions) and START (Screening Tool to Alert doctors to Right Treatment). Consensus validation // Clin. Pharmacol. Ther. 2008. Vol. 46. N. 2. P. 72–83.

  34. O’Mahony D., O’Sullivan D., Byrne S. et. al. STOPP/START criteria for potentially inappropriate prescribing in older people: version 2 // Age Ageing. 2015. Vol. 44. N. 2. P. 213–218.

Глава 2. Патогенез развития инфекций у лиц пожилого и старческого возраста

Лица пожилого и старческого возраста отличаются повышенной предрасположенностью не только к различным инфекциям, но и к тяжелому, нередко фатальному течению заболеваний. Особенно высокая смертность у пожилых по сравнению с лицами более молодого возраста отмечается при таких инфекциях, как пневмония, туберкулез, инфекции мочевыводящих путей и интраабдоминальные инфекции (табл. 2-1).

Таблица 2-1. Основные инфекции у пожилых и смертность от них [1]
Инфекции Относительная смертность в сравнении с молодыми

Пневмонии

Инфекции мочевыводящих путей

Инфекции кожи и мягких тканей

Инфекционный эндокардит

Бактериальный менингит

Туберкулез

Опоясывающий лишай

Сепсис

Холецистит

Аппендицит

Дивертикулит

3

5–10#

Нет данных

2–3

3

10##

Нет данных

3

2–8

15–20

Нет данных

Примечание. # - для инфекции почек; ## - исключены случаи туберкулеза на фоне инфекции вируса иммунодефицита человека (ВИЧ).

Более высокая заболеваемость и смертность от инфекций у пожилых по сравнению с молодыми обусловлены целым рядом факторов, среди которых условно можно выделить следующие:

  • инволюционные анатомо-физиологические изменения со стороны различных органов и систем (органоспецифичные изменения);

  • нарушения в системе врожденного и приобретенного (адаптивного) иммунитета (иммуностарение);

  • наличие субклинического воспаления (inflammaging - воспаление по мере старения);

  • полиморбидную патологию, ассоциированную с повышенным риском инфицирования и тяжелым течением инфекций на фоне вторичного иммунодефицита.

2.1. Инволюционные изменения основных анатомо-физиологических структур в процессе старения

Кожа и слизистые оболочки. Среди естественных защитных механизмов кожа и слизистые считаются наиболее простым механическим противоинфекционным барьером. Кожа обладает антибактериальными свойствами за счет относительно низкой рН и продукции секретов с антибактериальными свойствами. Старение ведет к значительным нарушениям этого барьера, в частности к уменьшению толщины кожного и подкожного слоя со снижением секреции желез, что, в свою очередь, снижает противоинфекционную защиту. Основными признаками старческой кожи являются следующие:

  • грубость, сухость, потрескавшийся внешний вид;

  • прозрачность и истончение;

  • рыхлость и наличие кожных складок;

  • доброкачественные новообразования.

С возрастом уменьшается также кровоснабжение кожи, что делает ее более уязвимой по отношению к различным повреждающим факторам. Гипомобильность стариков вследствие различных причин, длительное пребывание в постели ведет к усилению повреждающей роли фактора давления на участки кожи в соответствующих местах (ягодицы, спина и др.), а наличие отеков и сосудистых заболеваний также способствуют нарушению целостности кожного барьера.

Мукоцилиарный клиренс (МЦК), определяющий способность слизистой респираторного тракта элиминировать ингалируемые микроорганизмы, претерпевает с возрастом определенные изменения. Снижение МЦК по мере старения подтверждено в исследовании, оценивающем время клиренса назальных слизистых, частоту биения и ультраструктуру ресничек у лиц различных возрастных групп (11–90 лет). Между временем клиренса назальных слизистых и возрастом выявлялась прямая корреляция, а между частотой биения ресничек и возрастом - обратная. У лиц старше 40 лет отмечались более низкие показатели времени клиренса и частоты биения ресничек, а также ультраструктурные изменения реснитчатых микротрубочек по сравнению с исследуемыми молодого возраста [2]. При изучении МЦК с использованием меченых ингалируемых микрочастиц у лиц в возрасте 19–81 год установлено снижение клиренса мелких дыхательных путей по мере старения. С помощью метода линейной регрессии показано, что возраст был единственным фактором, влияющим на клиренс слизистых дыхательных путей [3]. В другом исследовании назального МЦК у женщин разного возраста время транзита ингалируемого в носовую полость сахарина, отражающее назальный МЦК, было увеличено среди лиц старше 45 лет по сравнению с более молодыми [4]. Приведенные данные свидетельствуют об инволюционных морфофункциональных нарушениях в системе МЦК, что является одним из факторов риска развития респираторных инфекций у лиц пожилого и старческого возраста.

Слизистая кишечника. Одним из защитных биологических механизмов человеческого организма является эпителиальный барьер кишечника, включающий несколько компонентов. Лимфоидные структуры, в частности пейеровые бляшки, содержащие Т- и В-лимфоциты, участвуют в нейтрализации бактериальных антигенов благодаря специфическому иммунному ответу. Другими защитными компонентами кишечника являются кишечный эпителий, слой слизи, антимикробные пептиды, секреторный иммуноглобулин А (sIgA). Указанные компоненты в сочетании с микробным кишечным сообществом (кишечная микробиота) образуют сложную физиологическую систему, играющую важную роль в развитии различных патологических процессов, в том числе и инфекций как на локальном, так и на системном уровне [5]. Старение сопровождается изменением микробиоты кишечника с ограничением ее разнообразия и преобладанием микроорганизмов, участвующих в системном воспалении и развитии ряда гериатрических заболеваний [6, 7]. Как и любая другая система, орган или ткань, эпителиальный барьер кишечника подвергается процессу старения с последующими функциональными нарушениями, свойственным лицам пожилого и старческого возраста. Имеются данные о нарушении с возрастом регенерации кишечных стволовых клеток, регуляции гомеостаза кишечных крипт, целостности кишечного барьера, выработки цитокинов, а также о развитии дефектов врожденного иммунитета в виде потери способности противостоять кишечным инфекциям [8].

Уроэпителиальный барьер является морфологически-функциональной структурой, нарушение которой является фактором риска развития инфекции мочевыводящих путей [9]. Возрастные нарушения со стороны слизистой мочевого тракта, как последнего уроэпителиального барьера, включают снижение сократительной способности мочевого пузыря, гиперактивность детрузора с частыми непроизвольными сокращениями, гиперплазию предстательной железы, увеличение остаточного объема мочи (не более 50–100 мл) после мочеиспускания как у мужчин, так и у женщин [10, 11], уменьшение длины уретры у нерожавших женщин, атрофию слизистой уретры в связи со снижением уровня эстрогенов [12, 13]. Одним из факторов риска развития мочевых инфекций у пожилых являются возникающие с возрастом расстройства мочеиспускания, в основе которых могут лежать ухудшение функции детрузорных мышц, фиброз стенки мочевого пузыря, повышенная чувствительность гладкой мускулатуры к нейромедиаторам, в частности к норадреналину. Кроме того, патогенетическое значение в развитии мочевых инфекций у пожилых имеют обструктивные нарушения уродинамики, повышающие внутрипузырное давление, снижение кровотока в мочевом пузыре с последующей ишемией и развитием функциональных и структурных нарушений [14].

Возрастные нарушения защитной функции вагинальной слизистой на фоне дисгормональных нарушений могут быть одним из факторов риска урогенитальных инфекций у пожилых. В табл. 2-2 представлены основные возрастные органоспецифические изменения, способствующие развитию инфекций.

Таблица 2-2. Инволюционные изменения органов и систем у лиц пожилого и старческого возраста [15]
Органы и системы Инволюционные изменения

Мочеполовая система

  • Механические изменения: непроизвольные сокращения, снижение скорости потока мочи и остаточного объема мочи.

  • Изменения уроэпителия: повышение микробной адгезии.

  • Пролапс мочевого пузыря у женщин и заболевания предстательной железы у мужчин усиливают застой мочи.

  • Уменьшение содержания эстрогенов у женщин в менопаузе

Респираторная система

  • Ослабление кашлевого и других защитных рефлексов дыхательных путей.

  • Снижение мукоцилиарного клиренса, эластичности легких, податливости грудной клетки и силы дыхательных мышц.

  • Снижение содержания иммуноглобуилина А в респираторных секретах

Кожа и мягкие ткани

  • Уменьшение толщины подкожно-жирового слоя.

  • Снижение содержания коллагена в дерме и замедленное заживление ран.

  • Ухудшение притока иммунных клеток в дерму вследствие уменьшения в ней размеров кровеносных сосудов.

  • Сухость кожи в результате снижения гидрофильной способности рогового слоя.

  • Уплощенные дермоэпидермальные соединения и сниженная дермоэпидермальная адгезия

Пищеварительная система

  • Снижение саливации и содержания антимикробных протеинов в слюне.

  • Снижение силы мышц языка и замедленное глотание.

  • Сниженная кислотность желудочного сока (атрофия слизистой желудка, применение ингибиторов протонной помпы, операции).

  • Снижение кишечной моторики.

  • Изменение состава кишечной флоры (уменьшение содержания защитных Bifidobacteria и анаэробов, увеличение содержания Enterobacterales ).

  • Замедленное восстановление кишечной микробиоты после приема антимикробных препаратов

ЦНС

  • Структурные и функциональные изменения клеток микроглиии (иммунная популяция клеток в ЦНС и макрофагальных эквивалентов ЦНС)

Эндокринная система

  • Постепенное увеличение секреции кортизола с возрастом и усиление катаболизма с последующей анорексией, потерей веса, снижением энергетических затрат и снижением мышечной массы

Костно-мышечная система

  • Саркопения (потеря массы скелетных мышц, часто катаболизм-индуцированная после интеркурентных заболеваний) ведет к уменьшению мышечной силы и нарушению функций

2.2. Полиморбидная патология как фактор риска инфекций у пожилых

Наличие полиморбидности у пожилых ассоциируется с различными факторами риска развития инфекций:

  • более частыми госпитализациями;

  • пребыванием в ДДП;

  • структурно-функциональными нарушениями в зависимости от характера коморбидности;

  • частыми инвазивными диагностическими и лечебными процедурами;

  • полипрагмазией;

  • наличием синдрома старческой астении.

Указанные факторы повышают риск инфицирования пациентов как внебольничной, так и госпитальной флорой с развитием у них тяжелых инфекций на фоне вторичного иммунодефицита, индуцируемого имеющейся полиморбидной и ятрогенной патологией. Некоторые из факторов риска являются органоспецифическими, обусловленными анатомо-физиологическими особенностями гериатрических пациентов. Например, высокая частота инфекции мочевыводящих путей у пожилых отчасти обусловлена возрастными изменениями мочевого тракта как анатомического (гипертрофия предстательной железы), так и физиологического (повышение остаточного объема мочи в мочевом пузыре) характера. Такие часто встречающиеся в пожилом возрасте заболевания, как ксеростомия, заболевания периодонта, патология ЖКТ (дивертикулез кишечника, ишемическая болезнь кишечника), могут потенциально нарушать защитные механизмы слизистых оболочек. Более часто проводимые у полиморбидных пожилых больных инвазивные исследования и связанные с ними осложнения (нарушение кожно-слизистых структур, гематомы и др.) также предрасполагают к инфекции.

Госпитализации и пребывание в домах длительного проживания. В связи с полиморбидностью пожилые больные чаще других возрастных групп госпитализируются или проживают в специализированных учреждениях ухода, что повышает риск колонизации вирулентной нозокомиальной флорой с последующим развитием манифестной инфекции.

Риск колонизации ротоглотки потенциально вирулентными микробами у пожилых повышен и возрастает с тяжестью основного заболевания. У ослабленных больных, часто госпитализирующихся по различным причинам и подвергающихся повторным курсам антибактериальной терапии, угнетается нормальная бактериальная флора и повышается риск колонизации резистентными микробами. Имеется связь между степенью микробной колонизации и длительностью пребывания больного в стационаре, что следует учитывать при принятии решения о госпитализации пожилых пациентов.

Показатели колонизации респираторных слизистых у пожилых зависят от анатомического уровня исследования (орофарингеальные, назофарингеальные слизистые), используемого метода (культуральные, молекулярные), места пребывания пожилых (домашние условия, ДДП). Так, у резидентов ДДП колонизация S. рneumoniae орофарингеальных слизистых выявлялась при использовании культурального и методов полимеразной цепной реакции (ПЦР) в 0,7 и 10,4% (р <0,001), а среди проживающих в домашних условиях - 0,3 и 5,0% (р <0,001) соответственно. В то же время показатели назофарингеальной колонизации не зависели от местопребывания и метода исследования (16). Колонизация респираторных слизистыхS. aureus среди резидентов одного из польских ДДП выявлена у 46,7%, причем частота метициллин-устойчивых форм составляла 1,7% [17].

Бессимптомная бактериурия выявлена у 40% резидентов ДДП, среди которых у 30% наблюдалась длительная бессимптомная бактериурия (более 3 мес). Наиболее часто бессимптомная бактериурия, особенно длительная, выявлялась у женщин со старческой астенией, страдающих недержанием мочи и деменцией. Бессимптомная бактериурия носила транзиторный характер, исчезая у одних и появляясь у других пациентов [18]. Подобные случаи бессимптомной бактериурии свидетельствуют о реальности микробной колонизацией мочевыводящих путей у пожилых, а также о возможной роли бессимптомной бактериурии в развитии инфекцией мочевыводящих путей и возникающих дифференциально-диагностических проблемах.

Органные структурно-функциональные нарушения при различной полиморбидной патологии [хроническая обструктивная болезнь легких (ХОБЛ), сердечная недостаточность, цереброваскулярные заболевания, доброкачественная гиперплазия предстательной железы и др.] способствуют развитию инфекций у пожилых. В основе этого могут лежать различные механизмы в зависимости от характера и особенностей коморбидности [пневмонии при аспирациях, инфекции мочевыводящих путей у больных с доброкачественной гиперплазией предстательной железы (ДГПЖ), нефролитиазом, цистостомой, инфекции кожи и мягких тканей при наличии катетеров и др.].

У пожилых больных имеется значительно более высокий риск аспирации из-за нарушений глотания на фоне сосудистых заболеваний мозга, при наличии гастроэзофагального рефлюкса или при введении назогастрального зонда. Риск аспирации повышается при алкогольном опьянении, судорожных синдромах, приеме длительно действующих седативных препаратов. Если учесть снижение кашлевого рефлекса, нарушение МЦК и других звеньев системы местной защиты легких, становится понятной значительно более высокая частота пневмоний у данной категории пациентов. Старики чаще подвергаются катетеризациям мочевого пузыря, что даже при тщательном уходе может служить проводником и источником инокуляции бактерий, минующих основной защитный барьер хозяина.

Кроме того, на фоне ряда заболеваний (сахарный диабет, подагра, ожирение, опухолевые заболевания) возникают нарушения со стороны иммунной системы (вторичный иммунодефицит) с риском возникновения инфекций. В этом отношении особенно показательна роль такой коморбидности, как сахарный диабет, повышающей риск развития и тяжесть течения различных инфекций [19]. При этом имеется зависимость частоты и тяжести инфекции от эффективности гликемического контроля [21]. На рис. 2-1 представлены основные, актуальные для гериатрического контингента, патогенетические механизмы развития инфекций у больных сахарным диабетом как одной из частых коморбидностей у лиц пожилого и старческого возраста.

image
Рис. 2-1. Основные патогенетические механизмы развития инфекций при сахарном диабете [22]

Одной из коморбидностей, повышающих риск развития инфекций, в частности пневмоний, у пожилых является хроническая сердечная недостаточность (ХСН) [23]. Инфекция является причиной госпитализации у каждого четвертого больного ХСН с низкой фракцией выброса, а наиболее часто среди инфекций на фоне ХСН диагностируется пневмония (рис. 2-2).

image
Рис. 2-2. Причины первой госпитализации (а) и основные локализации инфекции (б) у пожилых больных [24]. ХСН - хроническая сердечная недостаточность; КВЗ - кардиоваскулярные заболевания; НКВЗ - некардиоваскулярные заболевания; РТ - респираторный тракт; МТ - мягкие ткани; МЧП - мочевыводящие пути; БЖКТ - билиарный и желудочно-кишечный тракт; Д/НИЗ - другая, неизвестная локализация

По некоторым данным, медиана выживаемости после госпитализации больных ХСН с инфекцией составляет 18,6 мес, что сопоставимо с таковой у больных, госпитализированных с декомпенсированной ХСН и значительно меньше, чем после госпитализаций по другим поводам. К факторам, прогнозирующим госпитализацию больных ХСН в связи с инфекцией относятся наличие ХОБЛ и отсутствие у больных кардиовертера-дефибриллятора. Повторные госпитализации больных с ХСН чаще связаны с рецидивирующей инфекцией, что подчеркивает роль коморбидной патологии в развитии инфекций [24]. Основным патогенетическим механизмом развития пневмоний при ХСН является скопление в просвете альвеол транссудата с последующим нарушением вентиляционно-перфузионного соотношения и снижением микробного клиренса [25]. ХСН, как и большинство других коморбидностей у пожилых, является предиктором более тяжелого течения внебольничной пневмонии, требующего стационарного лечения [26, 27]. Так, 30-дневная больничная летальность от пневмонии выше у пожилых (средний возраст 73 года) с наличием ХСН, чем при отсутствии таковой (24,4 и 14,4% соответственно). При этом отмечено возрастание летальности при наличии у больных клапанных поражений и фибрилляции предсердий [28]. О роли коморбидной патологии в развитии инфекций, в частности пневмонии, свидетельствует проспективное 11-летнее наблюдение, по данным которого независимыми факторами риска развития внебольничной пневмонии являются пожилой возраст, курение и ХСН с незначительным возрастанием риска при наличии еще и диабета [29].

Среди коморбидностей, способствующих развитию инфекций, важная роль принадлежит патологии ЦНС (цереброваскулярные заболевания, болезнь Паркинсона, болезнь Альцгеймера) [30]. Инфекции являются частым осложнением у больных после перенесенного инсульта. Частота постинсультных инфекций колеблется, по разным данным, от 5 до 65% в зависимости от дизайна исследований, особенностей больных и трактовки инфекционного процесса у исследуемых [31]. Летальность больных выше от любых инфекций, прежде всего от пневмоний и инфекций мочевыводящих путей. У выживших после перенесенных инфекций последние являются независимым фактором риска неблагоприятного исхода спустя год. Неблагоприятный прогноз может быть связан с недостаточно активной реабилитацией, длительным пребыванием в стационаре, длительной иммобилизацией, наличием старческой астении [32, 33].

Белково-энергетическая недостаточность диагностировалась при госпитализации у 30–60% больных старше 65 лет. У пожилых лиц получены доказательства ассоциации белково-энергетической недостаточности и инфекции, среди которых преобладали пневмония, пролежни, нозокомиальные инфекции, замедленное заживление ран [34]. Наличие белково-энергетической недостаточности с развитием дефицита витаминов и микроэлементов (витамин D, цинк или витамин Е) у лиц старше 75 лет является одним из проявлений синдрома старческой астении и способствует повышенной восприимчивости к инфекциям [35].

Что касается взаимосвязи величины массы тела и инфекции, то, по данным ретроспективного когортного исследования 619 пациентов в возрасте 75 лет и старше [средний возраст 87×6 (SD 6×4) лет], находившихся в гериатрической больнице Вены, факторами риска инфекции у гериатрических пациентов могут быть как дефицит веса, так и ожирение [36].

СА встречается у 10–25% больных пожилого возраста и у трети лиц в возрасте 80 лет и старше [37].

Лекарственные препараты . Наличие полиморбидности у пожилых неизбежно влечет за собой полипрагмазию, которую можно определить как вынужденную, поскольку большинство заболеваний требуют соответствующей медикаментозной коррекции. Вынужденная полипрагмазия может стать одним из факторов риска ятрогенной патологии, в том числе развития инфекций [38]. В табл. 2-3 приведены основные группы лекарственных препаратов, потенциально способных повышать восприимчивость к инфекциям различными механизмами.

Таблица 2-3. Лекарственные препараты, благоприятствующие развитию инфекционных процессов
Группы лекарственных препаратов Основные механизмы, способствующие развитию инфекций

Глюкокортикоиды, иммунодепрессанты

Угнетение Т-клеточного иммунитета, продукции антител, фагоцитоза

Антибактериальные препараты

Нарушение микробной экологии кишечника, риск появления резистентных штаммов, инфекция Clostridium difficile

Антисекреторные препараты

Снижение бактерицидной активности желудочного сока

β-блокаторы

Угнетение цилиарной активности респираторных слизистых

Антигистаминные препараты

Уменьшение саливации, нарушение орального клиренса

Противокашлевые

Угнетение кашлевого механизма

Антипаркинсонические

Уменьшение саливации, нарушение орального клиренса

Седативные

Угнетение кашлевого механизма, саливации, риск аспираций

Ряд лекарственных препаратов вызывает у пожилых больных нейтропению и агранулоцитоз, представляющие собой ятрогенный фактор риска развития инфекций. При анализе частоты лекарственного агранулоцитоза в Барселоне в зависимости от пола и возраста обращает на себя внимание тот факт, что лекарственный агранулоцитоз регистрируется значительно чаще у лиц пожилого и старческого возраста [39]. В одном из наблюдательных исследований анализировалась частота лекарственных нейтропений у больных в возрасте 75–95 лет (средний возраст 84,9 лет). Среди лекарственных препаратов наиболее часто вызывали нейтропению и агранулоцитоз (минимальное абсолютное количество нейтрофилов - 0,15×109 /л), антибактериальные препараты (43,8%), антитиреоидные (15,8%), нейролептики и противосудорожные (12,3%), антиагреганты (10,5%). Основными клиническими проявлениями нейтропений были изолированная лихорадка (27,6%), сепсис или септический шок (24,1%), пневмония (20,7%). Летальность среди больных в возрасте <75 лет и >75 лет составляла 4,2 и 14,8% соответственно (р = 0,023) [40]. Высокий риск лекарственных нейтропений и агранулоцитоза у пожилых может объясняться лекарственной полипрагмазией у данной категории лиц и более высоким риском "встречи" с различными лекарственными препаратами пациента, имеющего лекарственную идиосинкразию.

По данным британских исследователей, у пациентов пожилого возраста продолжительный прием (более 1 года) ингибиторов протоновой помпы связан с увеличением риска развития внебольничной пневмонии (41, 42). В другом исследовании у пациентов, принимающих ингибиторы протоновой помпы, обнаружено значительное повышение частоты COVID-19-позитивных тестов [43].

2.3. Иммуностарение

Одним из механизмов повышенной восприимчивости пожилых лиц к инфекциям являются возрастные нарушения иммунитета, отражающие процесс физиологического старения иммунной системы (иммуностарение).

Термином "иммуностарение" предложено обозначать возрастную дисфункцию иммунной системы, повышающую риск развития инфекций [44]. Процесс иммуностарения касается как врожденного (неспецифического), так и приобретенного (адаптивного) иммунитета.

Врожденный (неспецифический) иммунитет . В системе неспецифического иммунитета с возрастом возникают количественные и качественные нарушения в виде уменьшения количества фагоцитарных клеток [45], снижения фагоцитарной способности, хемотаксиса, цитолитической активности естественных клеток-киллеров, способности презентации антигена, уменьшения продукции интерферона дендритными клетками, повышенной наклонности к апоптозу [46]. Функциональная активность клеток системы врожденного иммунитета (макрофаги, моноциты, естественные киллеры) нарушается после длительных воспалительных процессов. Так, фагоцитарная активность моноцитов остается сниженной в течение полугода после регресса воспалительного процесса у пожилых [46].

Адаптивный (приобретенный) иммунитет . Наиболее подверженной процессу иммуностарения является система адаптивного (приобретенного) клеточного и гуморального иммунитета, опосредуемого Т- и В-лимфоцитами. Одним из изменений клеточного иммунитета является снижение с возрастом доли наивных Т-клеток, что происходит вследствие инволюции тимуса. Кроме того, у пожилых увеличивается количество циркулирующих Т-клеток памяти в условиях продолжающейся антигенной стимуляции, что ограничивает клональное разнообразие Т-клеточной популяции [47]. Одними из проявлений возрастных изменений иммунной системы являются снижение регуляторного контроля Т-клеток над В-клеточной популяцией и снижение антительного ответа на различные антигены. В результате этого частота тяжелых инфекций у пожилых выше, в то время как защитный эффект вакцинации снижается [48], о чем свидетельствуют данные в отношении низкой клинической эффективности вакцины против гриппа [49, 50], гепатита B [51], пневмококка [52].

На рис. 2-3 представлены основные возрастные нарушения в иммунной системе и их клиническое значение.

image
Рис. 2-3. Основные иммунологические нарушения и их последствия у пожилых [53]

2.4. Субклиническое воспаление (inflammaging)

По мере старения повышается содержание провоспалительных медиаторов [ИЛ-6, фактор некроза опухоли-α, С-реактивный белок (СРБ)] даже при отсутствии более или менее заметных признаков воспаления. Такое патологическое состояние обозначают термином inflammaging (воспаление, обусловленное старением), предложенным Franceschi C. и соавт. [54]. При этом речь идет об особой форме воспаления (субклиническое воспаление), которое, в отличие от обычного воспалительного ответа на какой-либо патологический агент, не исчезает, а стойко персистирует по мере старения, приводя к различным патологическим изменениям. Увеличение концентрации провоспалительных медиаторов сопровождается возрастанием риска развития сердечно-сосудистых заболеваний, сахарного диабета, деменции, остеопороза и саркопении. Кроме того, персистирующее воспаление низкой интенсивности также может способствовать развитию СА [55, 56].

Иммуностарение и inflammaging - два взаимно связанных процесса стареющего организма, оказывающих влияние на развитие у пожилых различной патологии (инфекции, опухолевые, сердечно-сосудистые, дегенеративные заболевания) [57]. Некоторые хронические инфекции, в частности ВИЧ-инфекция, способствуют генерализованному хроническому воспалению и, накапливая повреждения клеток-хозяев, ускоряют процесс старения [44]. Показано, что ВИЧ-инфицированные лица, получающие антиретровирусную терапию, имеют эпигенетический возраст примерно на 5 лет старше, чем здоровые лица контрольных групп [58]. Другие вирусы, в частности цитомегаловирус и вирус простого герпеса, также, по-видимому, могут играть роль в преждевременном иммунном старении [44], чему способствует отсутствие антиретровирусной терапии у лиц с вышеуказанными инфекциями.

На протяжении некоторого времени иммуностарение расценивалось как негативный процесс, способствующий субклиническому воспалению и развитию инфекций, злокачественных опухолей, аутоиммунных и хронических воспалительных заболеваний. В настоящее время большинство иммуногеронтологов оспаривают негативную интерпретацию иммуностарения в отношении его значения в связанных со старением изменениях иммунной системы и выдвигают новую парадигму. Если рассматривать эти изменения с эволюционной точки зрения, то их можно трактовать предпочтительно как адаптивные или ремоделирование, а не исключительно вредные. Хотя вполне возможно, что глобальные иммунные изменения могут привести к различным заболеваниям, также очевидно, что эти изменения могут быть необходимы для длительного выживания/долголетия. Накопленные за последнее время данные свидетельствуют о том, что без существования дуэта иммуностарение/воспаление-старение, представляющего две стороны одного и того же явления, продолжительность жизни человека была бы значительно сокращена [59]. На рис. 2-4 представлены основные патогенетические механизмы развития инфекций у лиц пожилого и старческого возраста.

image
Рис. 2-4. Основные патогенетические механизмы развития инфекций у лиц пожилого и старческого возраста

Список литературы

  1. Yoshikava Т.Т. Perspective: aging and infectious diseases: past present and future // J. Infect. Dis. 1997. Vol. 176. P. 1053–1057.

  2. Ho J.C., Chan K.N., Hu W.H. et al. The effect of aging on nasal mucociliary clearance, beat frequency, and ultrastructure of respiratory cilia // Am. J. Respir. Crit. Care Med. 2001. Vol. 163. N. 4. P. 983–988. DOI: https://doi.org/10.1164/ajrccm.163.4.9909121 PMID: 11282777.

  3. Svartengren M., Falk R., Philipson K. Long-term clearance from small airways decreases with age // Eur. Respir. J. 2005. Vol. 26. N. 4. P. 609–615.

  4. Paul P., Johnson P., Ramaswamy P. et al. The effect of ageing on nasal mucociliary clearance in women: a pilot study // ISRN Pulmonol. 2013. Vol. 2013. Article ID 598589.

  5. Branca J.J.V., Gulisano M., Nicoletti C. Intestinal epithelial barrier functions in ageing // Ageing Res. Rev. 2019. Vol. 54. Article ID 100938.

  6. Kim S., Jazwinski S.M. The gut microbiota and healthy aging: a mini-review // Gerontology. 2018. Vol. 64. P. 513–520.

  7. Biagi E., Franceschi C., Rampelli S. et al. Gut Microbiota and extreme longevity // Curr. Biol. 2016. Vol. 26. P. 1480–1485.

  8. Sato S., Kiyono H., Fujihashi K. Mucosal immunosenescence in the gastrointestinal tract: a mini-review // Gerontology. 2015. Vol. 61. N. 4. P. 336–342.

  9. Jung H.B., Kim H.J., Cho S.T. A current perspective on geriatric lower urinary tract dysfunction // Korean J. Urol. 2015. Vol. 56. N. 4. P. 266–275.

  10. Resnick N.M., Tadic S.D., Yalla S.V. Campbell-Walsh urology // Geriatric Incontinence and Voiding Dysfunction. 10th ed. / Eds A.J. Wein, L.R. Kavoussi, A.C. Novick et al. Philadelphia: Saunders, 2012. P. 2201–2222.

  11. Pfisterer M.H., Griffiths D.J., Schaefer W., Resnick N.M. The effect of age on lower urinary tract function: a study in women // J. Am. Geriatr. Soc. 2006. Vol. 54. P. 405–412.

  12. Trowbridge E.R., Wei J.T., Fenner D.E. et al. Effects of aging on lower urinary tract and pelvic floor function in nulliparous women // Obstet. Gynecol. 2007. Vol. 109. P. 715–720.

  13. Betschart C., Scheiner D., Maake C. et al. Histomorphological analysis of the urogenital diaphragm in elderly women: a cadaver study // Int. Urogynecol. J. Pelvic Floor Dysfunct. 2008. Vol. 19. P. 1477–1481.

  14. Siroky M.B. The aging bladder // Rev. Urol. 2004. Vol. 6. Suppl. 1. P. S3–S7.

  15. El Chakhtoura N.G., Bonomo R.A., Jump R.L.P. Influence of aging and environment on presentation of infection in older adults // Infect. Dis. Clin. North Am. 2017. Vol. 31. N. 4. P. 593–608.

  16. Almeida S.T., Pedro T., Paulo A.C. et al. Re-evaluation of Streptococcus pneumoniae carriage in Portuguese elderly by qPCR increases carriage estimates and unveils an expanded pool of serotypes // Sci. Rep 2020. Vol. 10. Abstr. 8373.

  17. Kasela M., Grzegorczyk A., Malm A. Molecular diversity of Staphylococcus aureus colonizing the upper respiratory tract of residents and staff in a nursing home // Pol. J. Microbiol. 2019. Vol. 68. N. 3. P. 371–376.

  18. Biggel M., Heytens S., Latour K. et al. Asymptomatic bacteriuria in older adults: the most fragile women are prone to long-term colonization // BMC Geriatr. 2019. Vol. 19. Abstr. 170.

  19. Liu J. Impact of diabetes mellitus on pneumonia mortality in a senior population: results from the NHANES III follow-up study // J. Geriatr. Cardiol. 2013. Vol. 10. N. 3. P. 267–271.

  20. Knapp S. Diabetes and infection: is there a link? A mini-review // Gerontology. 2013. Vol. 59. P. 99–104.

  21. McGovern A.P., Hine J., de Lusignan S. Infection risk in elderly people with reduced glycaemic control // Lancet Diabetes Endocrinol. 2016. Vol. 4. N. 4. P. 303–304.

  22. Akash M.S.H., Rehman K., Fiayyaz F. et al. Diabetes-associated infections: development of antimicrobial resistance and possible treatment strategies // Arch. Microbiol. 2020. Vol. 202. P. 953–965.

  23. Yeh J.J., Lin C.L., Kao C.H. Relationship between pneumonia and cardiovascular diseases: a retrospective cohort study of the general population // Eur. J Intern. Med. 2019. Vol. 59. P. 39–34.

  24. Drozd M., Garland E., Walker A.M.N. et al. Infection-related hospitalization in heart failure with reduced ejection fraction: a prospective observational cohort study // Circ. Heart Fail. 2020. Vol. 13. N. 5. Article ID e006746.

  25. Mor A., Thomsen R.W., Ulrichsen S.P., Sorensen H.T. Chronic heart failure and risk of hospitalization with pneumonia: a population-based study // Eur. J. Intern. Med. 2013. Vol. 24. N. 4. P. 349–353.

  26. Xiao K., Su L.X., Han B.C. et al. Analysis of the severity and prognosis assessment of aged patients with community-acquired pneumonia: a retrospective study // J. Thorac. Dis. 2013. Vol. 5. N. 5. P. 626–633.

  27. Ishiguro T., Takayanagi N., Yamaguchi S. et al. Etiology and factors contributing to the severity and mortality of community-acquired pneumonia // Intern. Med. 2013. Vol. 52. N. 3. P. 317–324.

  28. Thomsen R.W., Kasatpibal N., Riis A. et al. The impact of pre-existing heart failure on pneumonia prognosis: population-based cohort study // J. Gen. Intern. Med. 2008. Vol. 23. N. 9. P. 1407–1413.

  29. Breitling L.P., Saum K., Schöttker B. et al. Pneumonia in the Noninstitutionalized older population. a prospective observational study over 11 years // Dtsch. Arztebl Int. 2016. Vol. 113. P. 607–614.

  30. High mortality rates, infections are common among patients with advanced dementia // Neurol. Rev. 2009. Vol. 17. N. 11. P. 10.

  31. Westendorp W.F., Nederkoorn P.J., Vermeij J.-D. et al. Post-stroke infection: a systematic review and meta-analysis // BMC Neurol. 2011. Vol. 11. Abstr. 110.

  32. Vermeij F.H., Scholte Op Reimer W.J.M., De Man P. et al. Stroke-associated infection is an independent risk factor for poor outcome after acute ischemic stroke: data from the Netherlands stroke survey // Cerebrovasc. Dis. 2009. Vol. 27. N. 5. P. 465–471.

  33. Lui S.K., Nguyen M.H. Elderly stroke rehabilitation: overcoming the complications and its associated challenges // Curr. Gerontol. Geriatr. Res. 2018. Vol. 2018. Article ID 9853837.

  34. High K.P. Infection in the elderly // Hazzard’s Geriatric Medicine and Gerontology. 6th ed. / Eds J.B. Halter, J.G. Ouslander, M.E. Tinetti et al. New York, N.Y.: McGraw-Hill, 2009. P. 1508–1515.

  35. Tannou Т., Koeberle S., Manckoundia P., Aubry R. Multifactorial immunodeficiency in frail elderly patients: contributing factors and management // Méd. Mal. Infect. 2019. Vol. 49. N. 3. P. 167–172.

  36. Dorner T.E., Schwarz F., Kranz A. et al. Body mass index and the risk of infections in institutionalised geriatric patients // Br. J. Nutr. 2010. Vol. 103. N. 12. P. 1830–1835.

  37. Theou O., Cann L., Blodgett J. et al. Modifications to the frailty phenotype criteria: Systematic review of the current literature and investigation of 262 frailty phenotypes in the Survey of Health, Ageing, and Retirement in Europe // Ageing Res. Rev. 2015. Vol. 21. P. 78–94.

  38. Zagaria M.A.E. Addressing challenges of infection: antibiotic adverse drug events in older adults // US Pharm. 2019. Vol. 44. N. 4. P. 6–12.

  39. Ibáñez L., Vidal X., Ballarín E., Laporte J. Population-based drug-induced agranulocytosis // Arch. Intern. Med. 2005. Vol. 165. N. 8. P. 869–874.

  40. Mourot-Cottet R., Maloisel F., Séverac F. et al. Idiosyncratic drug-induced severe neutropenia and agranulocytosis in elderly patients (≥75 years): a monocentric cohort study of 61 cases // Drugs Real. World Outcomes. 2016. Vol. 3. N. 4. P. 393–399.

  41. Zirk-Sadowski J., Masoli J., Delgado J. et al. Proton-pump inhibitors and long-term risk of community-acquired pneumonia in older adults // J. Am. Geriatr. Soc. 2018. Vol. 66. N. 7. P. 1332–1338.

  42. Ble A., Zirk-Sadowski J., Masoli J. et al. Proton-pump inhibitors and long-term risk of community-acquired pneumonia in older adults // J. Am. Geriatr. Soc. 2018. Vol. 66. N. 12. P. 2428–2429.

  43. Almario C., Chey W., Spegel B. Increased risk of COVID-19 among users of proton pomp inhibitors // Am. J. Gastroenterol. 2020. Vol. 115. N. 10. P. 1707–1715.

  44. Gavazzi G., Krause K.-H. Ageing and infection // Lancet Infect. Dis. 2002. Vol. 2. N. 11. P. 659–666.

  45. Hazeldine J., Lord J.M. Innate immunesenescence: underlying mechanisms and clinical relevance // Biogerontology. 2015. Vol. 16. N. 2. P. 187–201.

  46. Barnes P.J. Mechanisms of development of multimorbidity in the elderly // Eur. Respir. J. 2015. Vol. 45. N. 3. P. 790–806.

  47. Herndler-Brandstetter D., Landgraf K., Tzankov A. et al. The impact of aging on memory T cell phenotype and function in the human bone marrow // J. Leukoc. Biol. 2012. Vol. 91. N. 2. P. 197–205.

  48. Grubeck-Loebenstein B., Wick G. The aging of the immune system // Adv. Immunol. 2002. Vol. 80. P. 243–284.

  49. Shahid Z., Kleppinger A., Gentleman B. et al. Clinical and immunologic predictors of influenza illness among vaccinated older adults // Vaccine. 2010. Vol. 28. N. 38. P. 6145–6151.

  50. Deng Y., Jing Y., Campbell A.E., Gravenstein S. Age-related impaired type 1 T cell responses to influenza: reduced activation ex vivo, decreased expansion in CTL culture in vitro, and blunted response to influenza vaccination in vivo in the elderly // J. Immunol. 2004. Vol. 172. N. 6. P. 3437–3446.

  51. Rosenberg C., Bovin N.V., Bram L.V. et al. Age is an important determinant in humoral and T cell responses to immunization with hepatitis B surface antigen // Hum. Vaccin. Immunother. 2013. Vol. 9. N. 7. P. 1466–1476.

  52. Ridda I., Macintyre C.R., Lindley R. et al. Immunological responses to pneumococcal vaccine in frail older people // Vaccine. 2009. Vol. 27. N. 10. P. 1628–1636.

  53. Aiello A., Farzaneh F., Candore G. et al. Immunosenescence and its hallmarks: how to oppose aging strategically? A review of potential options for therapeutic intervention // Front. Immunol. 2019. Vol. 10. Abstr. 2247.

  54. Giovannini S. et al. Interleukin-6, C-reactive protein, and tumor necrosis factor-alpha as predictors of mortality in frail, community-living elderly individuals // J. Am. Geriatr. Soc. 2011. Vol. 59. N. 9. P. 1679–1685.

  55. Collerton J., Martin-Ruiz C., Davies K. et al. Frailty and the role of inflammation, immunosenescence and cellular ageing in the very old: cross-sectional findings from the Newcastle 85+ Study // Mech. Ageing Dev. 2012. Vol. 133. N. 6. P. 456–466.

  56. Heppner H.J., Sieber C., Walger P. et al. Infections in the elderly // Crit. Care Clin. 2013. Vol. 29. N. 3. P. 757–774.

  57. Franceschi C., Campisi J. Chronic inflammation (inflammaging) and its potential contribution to age-associated diseases // J. Gerontol. A Biol. Sci. Med. Sci. 2014. Vol. 69. Suppl. 1. P. S4–S9.

  58. Gross A.M., Jaeger P.A., Kreisberg J.F. et al. Methylome-wide analysis of chronic HIV Infection reveals five-year increase in biological age and epigenetic targeting of HLA // Mol. Cell. 2016. Vol. 62. N. 2. P. 157–168.

  59. Fulop T., Larbi A., Dupuis G. et al. Immunosenescence and inflamm-aging as two sides of the same coin: friends or foes? // Front. Immunol. 2018. Vol. 8. Abstr. 1960.

Глава 3. Особенности клинических проявлений инфекции у пожилых

Инфекция у пожилых и стариков ставит перед клиницистом целый ряд проблем, возникающих уже на этапе диагностики инфекционного процесса, поскольку клинические проявления инфекций имеют свои особенности у данного возрастного контингента. Диагностический поиск при подозрении на инфекцию у пожилых определяется клинической ситуацией, наличием и характером коморбидной патологии, функциональным состоянием пациента, его местонахождением. У проживающих дома "независимых" пожилых и стариков чаще развиваются респираторные вирусные инфекции, пневмонии, инфекции мочевыводящих путей, внутрибрюшные инфекции (холециститы, дивертикулиты, аппендициты, абсцессы). Старики, находящиеся в стационарах по поводу различных заболеваний и подвергающиеся диагностическим и лечебным процедурам, более склонны к развитию аспирационных пневмоний, мочевых инфекций (особенно при наличии мочевых катетеров), септическим процессам при внутрисосудистых катетерах, инфекций кровотока, кожи и мягких тканей. У лиц, находящихся в ДДП, основными инфекциями являются пневмонии и инфекции мочевыводящих путей.

3.1. Атипичность клинических проявлений инфекций

Характерной клинической особенностью инфекций у пожилых является атипичность течения заболевания (малая выраженность и непостоянность органных проявлений, преобладание общемозговой симптоматики, неспецифические функциональные нарушения, декомпенсация коморбидной патологии). Симптомы инфекции у пожилых имеют неоднозначное диагностическое значение в связи с их неспецифичностью, непостоянными признаками органной патологии (пневмония, инфекции мочевыводящих путей, внутрибрюшные инфекции) и классическими проявлениями инфекций (лихорадка), декомпенсацией сопутствующей патологии. Практический врач должен уметь заподозрить инфекцию у пожилых при наличии неспецифической симптоматики с учетом клинико-эпидемиологической ситуации. Такими признаками, позволяющими заподозрить инфекцию у данной категории пациентов, являются:

  • лихорадка;

  • спутанность;

  • нарушения функции различных органов и систем;

  • декомпенсация коморбидной патологии;

  • необъяснимые падения.

Различная диагностическая ценность клинических синдромов составляет особенности течения инфекций и лежит в основе атипичного проявления данной патологии у пожилых [1]. При анализе симптоматики инфекций у пожилых к атипичным проявлениям были отнесены температура <37,8 °С (35%), температура <37,2 °С (24%), одышка, не связанная с респираторной инфекцией (22%), слабость (7%), психические нарушения (5%), анорексия (5%), недержание мочи (2,5%), снижение мобильности (2%). Независимыми факторами риска атипичных проявлений были осложненные инфекции мочевыводящих путей, наличие злокачественных опухолей, инфекционная диарея, деменция, частота сердечных сокращений >90/мин [2].

Cреди 633 больных пожилого возраста, госпитализированных в отделения неотложной помощи, атипичное течение различных заболеваний отмечалось у 181 (28,6%). При этом наиболее часто наблюдалось отсутствие лихорадки при заболеваниях, обычно сопровождающихся лихорадочным синдромом (34,42%). Независимыми факторами, ассоциированными с атипичными проявлениями, являлись осложненные инфекции мочевыводящих путей и деменция [3].

При анализе клинико-лабораторных проявлений инфекций кровотока у 890 больных трех возрастных групп (85 лет и старше, 65–84 года, 18–64 года) отмечено более частое атипичное течение у пожилых и стариков со склонностью к органной недостаточности и плохим прогнозом. Среди пожилых больных значительно реже наблюдалась тахикардия, но более часто - острая дыхательная и почечная недостаточность. У лиц в возрасте 85 лет и старше инфекция протекала достоверно чаще с отсутствием лихорадки, наличием лейкоцитоза, более частым развитием дыхательной и почечной недостаточности, септического шока, общемозговой симптоматики. Инфекции мочевыводящих путей являлись основным источником инфекции кровотока у пожилых и стариков, в то время как пневмонии были более частой причиной среди стариков по сравнению с другими возрастными группами [4].

3.2. Лихорадка

Нормальная и фебрильная температура тела у пожилых. Показатели нормальной температуры тела характеризуются вариабельностью среди здоровых лиц различных возрастных групп. Для пожилых и стариков эти вариации выражены в большей степени, что необходимо учитывать при оценке температурной реакции. Известно, что по мере старения происходит снижение базовой температуры тела. Этот факт породил утверждение, ставшее афоризмом: "чем старше, тем холоднее" [5, 6]. Принято считать, что средняя температура тела снижается с возрастом [5]. При анализе базовой температуры тела у 18 630 взрослых выявлена разница в показателях температуры, составляющая 0,3 °F (С) между самой старой и самой молодой возрастными группами [6].

Способы и места измерения температуры тела имеют важное значение при оценке температурных показателей у пожилых. У "нелихорадящих" больных с синдромом старческой астении, находящихся в теплых помещениях, верхние границы температуры в зависимости от места измерения были следующие: для ректальной температуры - 37,5 °С, для оральной - 37,3 °С, аксилярной - 37,0 °С, в проксимальном отделе слухового канала - 37,0 °С [7]. Ректальная температура считается "золотым стандартом", однако ее измерение не всегда осуществимо, особенно у тяжелых и некомплаентных больных. Поэтому измерение ректальной температуры практикуется редко и может иметь значение в особых, диагностически неясных ситуациях. Более приемлемо измерение температуры во рту, однако оно также трудно выполнимо у больных с деменцией, нарушением поведения. Кроме того, на показатели оральной температуры могут влиять такие факторы, как наличие тремора языка, дыхание через рот, частота и глубина дыхания, прием холодных и горячих жидкостей. Поэтому слабая лихорадочная реакция у пожилых может быть в некоторых случаях результатом трудностей и связанных с ними неточных измерений оральной температуры.

Показатели оральной температуры у гериатрических больных более тесно коррелировали с ректальной, чем с аксилярной температурой. В группе госпитализированных пожилых пациентов с "очевидной инфекцией" лихорадка при измерении ректальной температуры выявлялась у 80%, в то время как при измерении оральной и аксилярной температуры - у 66 и 32% соответственно [8].

В последнее время во многих центрах стали использовать измерение температуры барабанной перепонки с помощью инфракрасных термометров. Верхней границей нормальной температуры барабанной перепонки является 37,2 °С [9]. Было показано, что температура барабанной перепонки у стариков, проживающих в интернате, коррелировала с ректальной и соответствовала показателям оральной температуры. Температура барабанной перепонки имеет чувствительность 80% и специфичность 89% при выявлении лихорадки, определяемой при ректальной термометрии как 37,6 °С. Однако пока не получено данных, может ли температура барабанной перепонки выявлять лихорадку при различных заболеваниях у пожилых. На основании вышеприведенных данных о наличии лихорадки у пожилых и стариков можно говорить при повышении ректальной температуры выше 37,5 °С и при повышении оральной или температуры барабанной перепонки выше 37,2 °С. Кроме того, повышение температуры более чем на 1,3 °С по сравнению с исходными показателями, независимо от места измерения и использованного термометра, также свидетельствует о наличии лихорадки. По данным анализа 22 исследований показателей температуры тела у лиц старше 60 лет в зависимости от места измерения температуры установлены более низкие показатели у пожилых с соответствующей разницей в показателях ректальной (0×7 °F/0×4 °С), ушной (0×3 °F/0×2 °С), оральной (1×2 °F/0×7 °С), аксилярной (0×6 °F/0×3 °С) температуры [10].

На рис. 3-1 представлены показатели температуры в зависимости от пола и возраста.

image
Рис. 3-1. Показатели температуры в зависимости от пола и возраста [6]

Лихорадочная реакция при инфекции у пожилых. Лихорадка отсутствует у 30–50% пожилых с синдромом старческой астении, даже при наличии тяжелой инфекции. В то же время при таких заболеваниях, как инфекция кровотока, эндокардит, менингит, внутрибрюшные инфекции, внутрибольничные инфекции, туберкулез, лихорадка у пожилых пациентов менее выражена, чем у молодых [11]. Острые хирургические заболевания (острый холецистит, перфорации, аппендицит) у больных в возрасте старше 80 лет протекают в ряде случаев с температурой ниже 37,5 °С [12, 13, 14].

Приведенные данные свидетельствуют о том, что, хотя лихорадка и считается кардинальным признаком инфекции, ее отсутствие у пожилых и стариков не является редкостью. Ориентировка на лихорадку как на обязательное проявление инфекций у данного возрастного контингента больных может приводить к запоздалой диагностике и несвоевременному назначению антибактериальной терапии. Кроме того, появление лихорадки у пожилых пациентов нередко задерживается более чем на 12 ч и может наблюдаться в более поздние сроки, что необходимо учитывать в соответствующих клинических ситуациях [15].

Причины сниженной лихорадочной реакции на инфекцию у пожилых окончательно не ясны, однако с учетом природы и механизмов лихорадки [16] можно предполагать роль некоторых нарушений, связанных со старением. Повышение температуры усиливает продукцию цитокинов и многих продуктов, способствующих адгезии к эндотелию гранулоцитов и других эффекторных клеток иммунного ответа. Кроме того, цитокины способствуют миграции иммунных эффекторных клеток в интерстициальные тканевые пространства, содержащие очаги инфекции. В связи с этим можно считать, что отсутствие или слабая лихорадочная реакция в ответ на различные инфекции у пожилых являются плохим прогностическим признаком. Так, внутрибольничная летальность при внебольничной пневмонии больных старше 75 лет была выше при отсутствии лихорадки, тахикардии и лучевых признаков [17].

Известно, что микроорганизмы активируют макрофаги, которые продуцируют эндогенные пирогены, включающие фактор некроза опухоли, ИЛ-1, ИЛ-6 и интерферон α. Эти пирогены в последующем действуют на структуры переднего гипоталамуса или непосредственно на гипоталамические клетки и инициируют сложный биохимический каскад, включающий продукцию простагландина Е2, который, в свою очередь, приводит к повышению температуры тела. Вероятно, что количественные и качественные нарушения продукции и реактивности эндогенных пирогенов (ИЛ-1, ИЛ-6, фактор некроза опухоли) у стариков ответственны за различие в лихорадочном ответе у пожилых и молодых. Старение может также способствовать ограничению проникновения в гипоталамические центры эндогенных пирогенов из кровотока и оказывать эффект на центральные структуры.

Лихорадка у резидентов ДДП приобретает важное клиническое значение, поскольку правильная трактовка инфекционной природы лихорадки определяет не только терапевтические подходы, но и необходимость эпидемиологических мероприятий в ДДП. В одном из исследований диагностического значения лихорадки у мужчин-ветеранов, проживающих в ДДП, показано, что однократное повышение температуры до 101 °F (38,3 °С) имеет чувствительность 40% при прогнозировании инфекции, в то время как показатели температуры до 100 °F (37,8 °С) повышают чувствительность до 70% при сохранении специфичности до 90% [18].

При анализе 123 лихорадочных эпизодов среди 80 женщин (средний возраст 88 лет), проживающих в ДДП, в 79 случаях (64%) лихорадка ассоциировалась с различными инфекциями. Наиболее часто диагностировались инфекции нижних дыхательных путей (43), пневмония (27), реже гастроэнтерит (9) и мочевая инфекция (7) [19].

Недостаточно высокие показатели температуры при развитии инфекции у пожилых могут быть следствием более низкой исходной температуры у данного возрастного контингента. При этом, если температура повышается в связи с инфекцией, она может не достигать стандартных критериев, квалифицирующих ситуацию как лихорадку. В одном рандомизированном исследовании средняя оральная температура у резидентов ДДП оказалась 36,3 °С. В последующем у 26 из них было зарегистрировано 69 эпизодов различных инфекций с максимальной средней температурой 38,5 °С, причем приблизительно у половины из этих больных температура не достигала 38,3 °С. В то же время у многих из них отмечалась разница с исходной температурой по меньшей мере на 1,3 °С [20]. Эти данные свидетельствуют о необходимости учитывать исходную (базовую) температуру при трактовке повышенных температурных показателей у пожилых пациентов.

Диагностика инфекции при наличии лихорадки у резидентов ДДП представляет определенные трудности в связи с недостаточными возможностями полноценного обследования пациентов с подозрением на инфекционную патологию. Американским обществом инфекционных заболеваний предложены диагностические критерии инфекции у лиц, проживающих в ДДП [21]. В целях унифицированного подхода к оценке показателей температуры тела у пожилых предложено определение лихорадки. Для резидентов ДДП лихорадка определяется при наличии одного из следующих показателей:

  • однократное повышение оральной температуры >100 °F (>37,8 °С);

  • повторные повышения оральной температуры >99 °F (>37,2 °С) или ректальной температуры >99,5 °F (>37,5 °С);

  • повышение показателей температуры тела >2 °F (1,1 °С) выше базальной температуры.

У больных с нейтропенией лихорадка определяется как повышение оральной температуры >101 °F (38,3 °С) или температура >100,4 °F (38,0 °С), регистрируемая на протяжении более часа.

Поскольку показатели температуры у пожилых при инфекции могут варьировать у разных людей, важна информация о базовой температуре пожилого человека для решения вопроса о том, действительно ли имеющаяся у пациента температура соответствует гериатрическому понятию лихорадки.

Заподозрить инфекцию у резидентов ДДП следует в следующих ситуациях:

  • нарушения функционального статуса;

  • появления или усугубления признаков спутанности;

  • недержания мочи;

  • падения;

  • двигательной активности;

  • потери аппетита или отказа от еды;

  • недостаточного контакта с медперсоналом.

3.3. Нарушения функционального состояния

Следует считать, что любое нарушение функционального состояния у пожилых может быть проявлением острого инфекционного заболевания, причем необходимо помнить о реальности диссоциации между клиническими проявлениями и тяжестью заболевания. Анорексия, отказ от еды, сонливость, утрата интереса к окружающему, нарушения двигательной активности, недержание мочи, гипотония и ряд других функциональных нарушений могут быть основными проявлениями инфекции в пожилом и старческом возрасте, по крайней мере в начале заболевания [22]. Параметры оценки функциональности, на которые следует ориентироваться врачу, включают:

  • выполнение базовых повседневных задач (прием ванны, одевание, уход за поверхностью тела, еда, способность регулировать мочеиспускание и дефекацию, перемещение);

  • выполнение более сложных задач, таких как приготовление блюд, покупки в магазине, контроль приема лекарственных средств, работа по дому, использование транспорта, учет денежных средств;

  • мобильность (передвижение и повороты туловища).

3.4. Спутанность

Спутанность является важнейшим признаком нарушения когнитивной деятельности у пожилых и стариков, причем не менее частым, чем такие проявления многих заболеваний, как боль, лихорадка, сердцебиение. В то же время спутанность представляет собой "ургентный" синдром, появление которого заставляет заподозрить тяжелую патологию и требует незамедлительных диагностических и лечебных мероприятий. По некоторым данным, спутанность среди больных старше 60 лет, находящихся в соматических стационарах, встречается в 41% случаев [23]. Спутанность определяется как остро развивающееся обратимое нарушение когнитивной функции, вызванное различными токсическими факторами. Клиническая картина спутанности включает следующие остро развившиеся признаки:

  • нарушение сознания в виде оглушенности различной степени;

  • расстройство внимания;

  • потеря ориентации в месте и времени;

  • нарушения памяти;

  • расстройство понимания происходящего с больным и вокруг него;

  • нарушения ночного сна и выраженная сонливость днем;

  • эмоциональные, галлюцинаторные и бредовые расстройства.

Причины спутанности у пожилых и стариков разнообразны и чаще всего включают:

  • электролитные нарушения;

  • низкую температуру;

  • различные интоксикации;

  • задержку стула;

  • инфекции;

  • необычную окружающую среду;

  • инфаркт миокарда.

К факторам, способствующим развитию спутанности у стариков, относятся декомпенсация хронических заболеваний, прием различных медикаментов, гипоксия, ухудшение зрения и слуха, госпитализация, хирургические вмешательства. Умение правильно оценить клиническое значение спутанности и знание ее основных причин позволяет своевременно заподозрить инфекцию, что имеет важное значение у стариков, так как в ряде случаев спутанность может быть основным или единственным клиническим проявлением инфекции. В то же время неосведомленность врачей об этом и трактовка имеющихся нарушений как проявления старческого слабоумия чреваты запоздалой диагностикой инфекции, плохим ответом на лечение и ухудшением прогноза.

Спутанность является частым клиническим симптомом у пожилых больных с инфекцией мочевыводящих путей [24].

У пожилых больных с COVID-19 спутанность была наиболее частым клиническим симптомом, причем в 16% случаев как начальное проявление инфекции. Наличие спутанности оценивалось как неблагоприятный прогностический фактор [госпитализация в отделении реанимации и интенсивной терапии (ОРИТ), летальный исход] [25].

Среди 80 больных в возрасте 65–91 год [26] у четверти из них при поступлении в стационар наблюдалась острая спутанность, которая наиболее часто возникала на фоне инфекции или застойной сердечной недостаточности. Среди инфекций, как причины спутанности при госпитализации, выявлялись пиелонефрит с развитием грамнегативного сепсиса (3 больных), грамнегативный сепсис на фоне перфорации кишечника у больной раком кишечника, мочевая инфекция с сопутствующей сердечной недостаточностью (1 больной), пневмония (4 больных) в сочетании с сердечной недостаточностью у 2 пациентов. Часто инфекция сочеталась с сердечной недостаточностью. В то же время основными причинами спутанности у больных после госпитализации были гипонатриемия, грамнегативный сепсис после смены катетера Фолея. Из 24 больных длительность острой спутанности была менее 24 ч. Наибольшая продолжительность состояния спутанности составляла 7 дней.

С учетом частоты развития общемозговой симптоматики при различных инфекциях случаи общемозговой симптоматики в виде спутанности при сепсисе предлагается обозначать как сепсис-ассоциированную спутанность [27]. Признаки спутанности встречаются у 9–71% больных с тяжелым сепсисом в зависимости от трактовки клинических проявлений [28]. Показано, что при использовании электрофизиологических методов исследования признаки мозговой дисфункции выявляются почти у всех больных сепсисом [29]. В одном из исследований показано, что летальность больных сепсисом увеличивается с 16 до 63% при более низких показателях шкалы комы Глазго с 15 до 3–8 [30], что свидетельствует о независимой прогностической роли сепсис-ассоциированной спутанности у данной категории пациентов.

3.5. Декомпенсация коморбидной патологии

Одним из проявлений инфекций у пожилых и стариков может быть ухудшение их соматического состояния, связанного с декомпенсацией нередко имеющихся различных хронических заболеваний.

Сердечно-сосудистые заболевания . У больных ХСН обычно наблюдается усиление признаков недостаточности, снижение толерантности к физической нагрузке, появление рефрактерности к лечению, увеличение потребности в мочегонных препаратах. Другим проявлением могут быть различные нарушения ритма (мерцательная аритмия, экстрасистолия, пароксизмальная тахикардия).

Такие инфекции, как пневмония, могут приводить к развитию различных кардиальных осложнений, что наиболее характерно для лиц пожилого возраста и пневмококковой этиологии заболевания. Одними из наиболее частых среди таких осложнений являются впервые манифестирующая недостаточность кровообращения и декомпенсация длительно существующей ХСН, выявляемые при госпитализации больных.

Инфекция респираторного тракта является одним из факторов, провоцирующих развитие ХСН, что наблюдается в 15–29% случаев [31, 32]. При этом диагностика пневмоний у подобных госпитализированных больных не всегда проста из-за сходной симптоматики (одышка, хрипы при аускультации) и наличии нереспираторных симптомов. Если исключены такие причины, как инфаркт миокарда, инфекционный эндокардит, тромбоэмболия легочной артерии, то всякое необъяснимое усугубление сердечной недостаточности или аритмий у пожилых требует исключения инфекции (пневмония, внутрибрюшная инфекция, сепсис и др.).

Хроническая обструктивная болезнь легких. Чаще всего обострение заболевания связано с бронхолегочной инфекцией (бронхит, пневмония) или инфекцией другой локализации. Принято выделять инфекционные (бактериальные, вирусные) и неинфекционные обострения ХОБЛ. Основным клиническим проявлением обострения ХОБЛ является усиление имеющейся дыхательной недостаточности, бронхиальной обструкции, а критерием инфекционного обострения является гнойность мокроты. Признаки обострения ХОБЛ могут появляться у больных с внелегочными инфекциями (сепсис, инфекция мочевыводящих путей, инфекционный эндокардит).

Сахарный диабет сам по себе является одним из факторов риска развития различных инфекций у пожилых и стариков. Декомпенсация сахарного диабета может быть одним из первых проявлений инфекции у данного возрастного контингента. Основным поводом для госпитализации является развитие признаков кетоацидоза. Чаще всего декомпенсация сахарного диабета развивается на фоне обострения инфекции мочевыводящих путей, нередко апостематозного нефрита, а также нагноительных заболеваний брюшной полости. Инфекция была причиной госпитализации пожилых больных диабетом в 15,7% случаев. Среди инфекций диагностировались инфекции респираторного тракта (44,5%), мочевыводящих путей (20,3%), желудочно-кишечного тракта (14,8%), инфекции кожи и мягких тканей (10,9%) [33].

Психические расстройства у стариков также могут усиливаться при развитии инфекции. Это касается прежде всего таких нарушений, как мягкие деменции.

3.6. Необъяснимые падения

Одной из причин необъяснимых падений среди пожилых, частота которых увеличивается с возрастом, может быть развитие инфекции различной локализации. Особенно часто падения возникают при пневмонии. Остается, однако, неясным, являются ли падения одним из проявлений пневмоний или падение оказывается фактором, предрасполагающим к развитию пневмонии вследствие, например, ушиба легкого при падении.

У большинства резидентов ДДП с эпизодами падений диагностировалась инфекция мочевыводящих путей, причем наличие деменции у пациентов с падениями было фактором риска развития мочевых инфекций [34]. При анализе 161 больного с падениями у 21–44% были выявлены инфекции, которые могли служить причиной падений. Наиболее часто диагностировались инфекции мочевыводящих путей и бактериемия (44 и 39,7% больных соответственно), реже - инфекции нижних дыхательных путей (22,9 %) и сепсис из невыявленного очага (21,1%) [35].

Список литературы

  1. Samaras N., Chevalley T., Samaras D., Gold G. Older patients in the emergency department: a review // Ann. Emerg. Med. 2010. Vol. 56. P. 261–269.

  2. Limpawattana Р., Mitsungnern T., Phungoen P. еt al. A secondary analysis of atypical presentations of older patients with infection in the emergency department of a tertiary care hospital in Thailand // Asian Biomed. 2017. Vol. 10. P. 181–187.

  3. Limpawattana P., Phungoen P., Mitsungnern T. et al. Atypical presentations of older adults at the emergency department and associated factors // Arch. Gerontol. Geriatr. 2016. Vol. 62. P. 97–102.

  4. Lee C.C., Chen S.Y., Chang I.J. et al. Comparison of clinical manifestations and outcome of community-acquired bloodstream infections among the oldest old, elderly, and adult patients // Medicine (Baltimore). 2007. Vol. 86. N. 3. P. 138–144.

  5. Blatteis C.M. Age-dependent changes in temperature regulation — a mini review // Gerontology. 2012. Vol. 58. N. 4. P. 289–295.

  6. Waalen J., Buxbaum J.N. Is older colder or colder older? The association of age with body temperature in 18,630 individuals // J. Gerontol. A Biol. Sci. Med. Sci. 2011. Vol. 66. N. 5. P. 487–492.

  7. Darowski A., Weinbert J.R., Guz A. Normal rectal auditory canal sublingual and axillary temperature in elderly afebrile patients in a warm environment // Age Aging. 1991. Vol. 20. P. 113–119.

  8. Darowaki A., Najim Z., Wienberg J.B. et al. The febrile response to mild infections in elderly hospital inpatients // Age Aging. 1991. Vol. 20. P. 193–198.

  9. Smitz S., Giagoultsis T., Dewe W., Albert A. Comparison of rectal and infrared ear temperature in older hospital inpatients // J. Am. Geriatr. Soc. 2000. Vol. 48. P. 63–66.

  10. Lu S.H., Lessure A.R., Dai Y.T. A systematic review of body temperature variations in older people // J. Clin. Nurs. 2010. Vol. 19. P. 4–16.

  11. Yoshikawa T., Norman D. Infectious Disease in the Aging: a Clinical Handbook. New York. N.Y.: Springer Science & Business Media, 2009.

  12. Potts F.E., Vukov L.F. Utility of fever and leukocytosis in acute surgical abdomens in octogenarians and beyond // J. Gerontol. Med. Sci. 1999. Vol. 54А. N. 2. P. М55–М58.

  13. Yahav D., Schlesinger A., Daitch V. et al. Presentation of infection in older patients — a prospective study // Ann. Med. 2015. Vol. 47. P. 1–5.

  14. Chung M.H., Huang C.C., Vong S.C. et al. Geriatric fever score: a new decision rule for geriatric care // PLoS One. 2014. Vol. 9. Article ID e110927

  15. McAlpine C.H., Martin B.J., Lennox I.M. et al. Pyrexia in infection in the elderly // Age Aging. 1986. Vol. 15. P. 230–234.

  16. Dinarello C.A. Cytokines as endogenous pyrogens // J. Infect. Dis. 1999. Vol. 179. Suppl. 2. P. 294–304.

  17. Lim W.S, Macfarlane J.T. Defining prognostic factors in the elderly with community acquired pneumonia: a case controlled study of patients aged ≥75 yrs // Eur. Respir. J. 2001. Vol. 17. P. 200–205.

  18. Castle S.C., Yeh M., Toledo S. et al. Lowering the temperature criterion improves detection of infections in nursing home residents // Aging Immunol. Infect. Dis. 1993. Vol. 4. P. 67–76.

  19. Datta R., Advani S., Rink A. et al. Frequency of infection during fever episodes among long-term care residents // J. Gerontol. Geriatr. Res. 2018. Vol. 7. N. 2. Abstr. 467.

  20. Castle S.C., Norman D.C., Yeh M., Miller D., Yoshikawa T.T. Fever response in elderly nursing home residents: are the older truly colder? // J. Am. Geriatr. Soc. 1991. Vol. 39. N. 9. P. 853–857.

  21. High K.P., Bradley S.F., Gravenstein S. et al. Clinical practice guideline for the evaluation of fever and infection in older adult residents of long-term care facilities: 2008 update by the Infectious Diseases Society of America // J. Am. Geriatr. Soc. 2009. Vol. 57. N. 3. P. 375–394.

  22. Samaras N., Chevalley T., Samaras D., Gold G. Older patients in the emergency department: a review // Ann. Emerg. Med. 2010. Vol. 56. P. 261–269.

  23. Farell K.R., Genzini L. Misdiagnosing delirium in medically ill elderly patients // Arch. Intren. Med. 1995. Vol. 155. N. 22. P. 2459–2464.

  24. Balogun S.A., Philbrick J.T. Delirium, a symptom of UTI in the elderly: fact or fable? A systematic review // Can. Geriatr. J. 2013. Vol. 17. N. 1. P. 22–26.

  25. Kennedy M., Helfand B.K.I., Gou R.Y. et al. Delirium in older patients with COVID-19 presenting to the emergency department // JAMA Netw. Open. 2020. Vol. 3. N. 11. Article ID e2029540.

  26. Rockwood K. Acute confusion in elderly medical patients // J. Am. Geriatr. Soc. 1989. Vol. 37. P. 150–154.

  27. Atterton B., Paulino M.C., Povoa P., Martin-Loeches I. Sepsis associated delirium // Medicina (Kaunas). 2020. Vol. 56. N. 5. Abstr. 240. Epub 2020 May 18. DOI: https://doi.org/10.3390/medicina56050240

  28. Ebersoldt M., Sharshar T., Annane D. Sepsis-associated delirium // Intensive Care Med. 2007. Vol. 33. N. 6. P. 941–950.

  29. Zauner C., Gendo A., Kramer L. et al. Metabolic encephalopathy in critically ill patients suffering from septic or nonseptic multiple organ failure // Crit. Care Med. 2000. Vol. 28. P. 1310–1315.

  30. Eidelman L.A., Putterman D., Putterman C., Sprung C.L. The spectrum of septic encephalopathy. Definitions, etiologies, and mortalities // JAMA. 1996. Vol. 275. P. 470–473.

  31. Kapoor J.R., Kapoor R., Ju C. et al. Precipitating clinical factors, heart failure characterization, and outcomes in patients hospitalized with heart failure with reduced, borderline, and preserved ejection fraction // JACC Heart Fail. 2016. Vol. 4. P. 464–472.

  32. Salamanca-Bautista P., Conde-Martel A., Aramburu-Bodas O. et al. Precipitating factors of heart failure admission: differences related to age and left ventricular ejection fraction // Int. J. Cardiol. 2016. Vol. 219. P. 150–155.

  33. Lin W., Chen C., Guan H. et al. Hospitalization of elderly diabetic patients: characteristics, reasons for admission, and gender differences // BMC Geriatr. 2016. Vol. 16. Abstr. 160.

  34. Rhoads J., Clayman A., Nelson S. The relationship of urinary tract infections and falls in a nursing home // Director. 2007. Vol. 15. N. 1. P. 22–26.

  35. Kelly K. Infection masquerading as a fall in the elderly // J. Urgent Care Med. 2019. March. URL: https://www.jucm.com/infection-masquerading-as-a-fall-in-the-elderly

Глава 4. Инфекции у пожилых, связанные с оказанием медицинской помощи

За последнее время в клинической практике значительно расширилась группа пациентов, у которых развитие инфекции ассоциируется с оказанием медицинской помощи (ИСМП), включающей различные диагностические и лечебно-профилактические процедуры [1, 2].

ИСМП может определяться как инфекция, возникающая у больных в процессе проведения обследования и лечения в медико-социальных учреждениях (стационар, поликлиника, ДДП и др.). По существу, ИСМП являются одним из видов ятрогении, т.е. "нежелательными или неблагоприятными последствиями профилактических, диагностических и лечебных вмешательств либо процедур, которые способствуют развитию патологических процессов, не связанных с основным заболеванием и приводят к нарушениям функций организма, ограничению привычной деятельности, инвалидизации или даже смерти пациента" [3]. С позиций ятрогении ИСМП является в большинстве случаев одним из видов госпитальных ятрогений, причем клинические проявления этого вида инфекций могут возникать как во время нахождения пациента в стационаре, так и после выписки.

К ИСМП принято относить инфекции у больных, находящихся на лечении гемодиализом и перитонеальным диализом, инфекции после хирургических вмешательств, все нозокомиальные инфекции у лиц, пребывающих в ДДП, случаи развития инфекции среди пациентов, которым проводятся различные медицинские вмешательства в амбулаторных условиях, а также у лиц, пребывающих в ДДП. Кроме того, к ИСМП принадлежат инфекции, связанные с имплантацией различных устройств с целью обеспечения функций соответствующих органов и систем (протезирование сердечных клапанов, суставов, внутрисердечные электронные устройства и др.). В группу ИСМП правомочно также включать инфекции, возникающие у различных категорий больных, получающих агрессивную цитостатическую и иммунодепрессивную терапию (пациенты со злокачественными опухолями, гемобластозами, после транслантации органов и др.). Введение понятия ИСМП расширяет рамки "ятрогенных инфекций", подразумевая тем самым роль врача (пусть и невольную) не только в их возникновении, но также в предупреждении и контроле. С учетом медико-социальных и некоторых других особенностей этого вида инфекций ИСМП рассматривается некоторыми даже как "новая патология" [4].

4.1. Эпидемиология инфекций, связанных с оказанием медицинской помощи

В отчете Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), составленном по результатам национальных и многоцентровых исследований, с 1995 по 2010 г. распространенность ИСМП в общей популяции в странах с высоким уровнем дохода составила 7,6%. Согласно данным Европейского центра по профилактике и контролю заболеваний, ежегодно у 4 131 000 пациентов в Европе возникает около 4 544 100 эпизодов ИСМП. В США в 2002 г. показатель ИСМП составил 4,5%, что соответствует 9,3 эпизодам инфекций на 1000 пациенто-дней и 1,7 млн людей с развитием инфекцией. В развивающихся странах ИСМП возникают чаще, чем в развитых, а общая распространенность ИСМП составляет 10,1% с колебаниями показателей от 5,7 до 19,1%. Наиболее частым и изученным видом ИСМП являются инфекция хирургических ран, встречающиеся в странах с низким и средним уровнем дохода с частотой 11,8% (1,2–23,6 случаев на 100 хирургических вмешательств), в то время как в развитых странах показатели ИСМП варьируют от 1,2 до 5,2% [1]. В том же отчете ВОЗ указывается на высокий риск развития ИСМП у больных, находящихся в ОРИТ, среди которых приблизительно у 30% наблюдается по меньшей мере один эпизод ИСМП, который обычно возникают у больных с инвазивными вмешательствами [сосудистые и мочевые катетеры, искусственная вентиляция легких (ИВЛ)]. Так, в развитых странах кумулятивная частота инфекций, связанных центральными катетерами, мочевыми катетерами и использованием ИВЛ, составляет 3,5 на 1000 катетеро-дней, 4,1 на 1000 катетеро-дней и 7,9 на 1000 вентиляторо-дней соответственно. В развивающихся странах аналогичные показатели ИСМП оказываются более высокими: 12,2; 8,8 и 23,9 соответственно. По сообщениям о развитии ИСМП в 173 ОРИТ из 25 стран Латинской Америки, Азии, Африки и Европы, летальность у больных с центральными катетерами, мочевыми катетерами и находящихся на ИВЛ составляла 18,5; 23,6 и 29,3% соответственно. В Европе развитие ИСМП ежегодно вызывает увеличение сроков госпитализации до 16 млн дополнительных дней и повышает атрибутивную летальность до 37 000. Ежегодные финансовые потери оцениваются приблизительно в 7 млрд фунтов. В США 99 000 летальных случаев в 2002 г. было ассоциировано с наличием ИСМП, которые в 2004 г. стали источником дополнительных расходов, составивших около 6,5 млрд долларов [1].

Наиболее часто ИСМП возникают у больных, находящихся в стационарах. В США ИСМП регистрируются у одного из 25 госпитализированных пациентов [5]. В одном крупномасштабном исследовании распространенности ИСМП в 189 стационарах китайской провинции Гуаньджоу среди 5 868 147 пациентов у 72 976 (1,24%) диагностировалась одна или более ИСМП [6]. Наиболее распространенными являлись вентилятор-ассоциированная пневмония, катетер-ассоциированные инфекции мочевыводящих путей и инфекция кровотока (7,92; 2,06 и 0,63 на 1000 катетеродней соответственно). У 10 591 больного ИСМП (0,18%) выделялись полирезистентные микроорганизмы. Самый высокий уровень антибиотикорезистентности выявлялся у Acinetobacter иPseudomonas aeruginosa к карбопенемам (53,5 и 21,6% соответственно). 46% находящихся в стационаре пациентов получали за время наблюдения хотя бы один антибактериальный препарат. В данном исследовании показана более низкая частота ИСМП, но более частое использование антибиотиков в стационарах по сравнению с другими странами с разным уровнем дохода.

С учетом роста потребности в оказании различных видов медицинской помощи, в том числе и высокотехнологичной, возрастает частота случаев ИСМП среди лиц пожилого и старческого возраста, особенно нуждающиеся в медицинской помощи. Эпидемиологические данные свидетельствуют о повышении риска развития ИСМП с возрастом. Развитие ИСМП, особенно у лиц пожилого и старческого возраста, влечет за собой комплекс проблем как сугубо медицинских (диагностика, лечение, функциональные нарушения, повышение летальности), так и экономических (дополнительные расходы) [7].

В одном из исследований, включающих 11 090 больных, госпитализированных в "скоропомощные" больницы Шотландии, выявилась линейная зависимость (р <0,0001) между развитием ИСМП и возрастом пациентов. Среди лиц старше 85 лет было зарегистрировано 11,5% случаев ИСМП, в то время как у больных в возрасте 75–84, 65–74 и менее 65 лет ИСМП диагностировались в 11,27; 10,64 и 7,3% случаев соответственно. Частота катетеризации мочевыводящих путей была выше в возрастных группах старше 65 лет по сравнению с пациентами менее 65 лет (р <0,0001). Основными видами ИСМП среди больных в возрасте 75–84 и старше 85 лет были инфекции мочевыводящих путей и ЖКТ, а у пациентов в группе 65–75 лет преобладали инфекции в месте хирургического вмешательства [8].

Преобладание ИСМП у пожилых наблюдалось в исследовании, включавшем 134 637 госпитализированных больных, среди которых почти половину составляли лица старше 60 лет. Частота ИСМП была достоверно выше у пожилых по сравнению с пациентами более молодого возраста (2,6 и 1,5% соответственно, р <0,001) и возрастала по мере старения. Наиболее часто диагностировались инфекции нижних дыхательных путей, мочевыводящих путей, инфекции кровотока, антибиотикоассоциированная диарея, послеоперационные инфекции. Примечательно, что вентилятор-ассоциированные пневмонии у пожилых диагностировались реже, а инфекции мочевыводящих путей чаще, чем в более молодой возрастной группе. Основными микробиологическими агентами ИСМП у пожилых являлись Candida albicans, Klebsiella pneumonia, Acinetobacter baumannii, Escherichia coli, Pseudomonas aeruginosa [9].

4.2. Факторы риска инфекций, связанных с оказанием медицинской помощи

Факторы риска развития ИСМП определяются видом медицинской помощи (обследование, инвазивные вмешательства, медикаментозное и немедикаментозное лечение), местонахождением пациента (стационар, ДДП и др.), экономическим уровнем страны проживания (развитые и развивающиеся страны). Независимыми факторами риска ИСМП в стационарах развитых стран являются [1]:

  • возраст старше 65 лет;

  • госпитализация в ОРИТ;

  • длительность пребывания в стационаре более 7 дней;

  • наличие центрального венозного катетера;

  • наличие мочевого катетера;

  • интубация трахеи;

  • оперативные вмешательства;

  • нейтропения;

  • быстропрогрессирующее фатальное заболевание;

  • терминальная фаза заболеваний;

  • функциональные нарушения или кома.

Для проживающих в странах с низким и средним уровнем доходов дополнительными к вышеуказанным факторам риска ИСМП могут быть низкий уровень гигиенической культуры, возраст менее 1 года, низкий вес при рождении, алиментарная недостаточность, парентеральное питание, наличие двух заболеваний или более. В то же время окончательно не ясно, в какой степени могут являться независимыми факторами риска ИСМП в этих странах такие обстоятельства, как препятствия к оптимизации мероприятий по контролю и предупреждению инфекций, отсутствие финансовой поддержки, недостаточное количество обученного персонала, неукомплектованность больничных отделений, недостаточность медицинского оборудования и расходных материалов [10].

В крупномасштабном исследовании 60 332 больных в возрасте 65 лет и старше частота ИСМП составляла 2,62%. К независимым факторам риска ИСМП, наряду с возрастом, отнесены длительность госпитализации, пребывание в ОРИТ, использование сосудистых и мочевых катетеров, ИВЛ, коморбидность (инфаркты мозга, злокачественные опухоли, диабет) [11].

4.3. Основные виды инфекций, связанных с оказанием медицинской помощи

Основными видами ИСМП являются:

  • катетер-ассоциированные инфекции мочевыводящих путей;

  • хирургические инфекции (послеоперационные, раневые);

  • инфекции кровотока (центральные катетеры, гемодиализ);

  • посттрансплантационные инфекции;

  • инфекции имплантированных устройств;

  • вентилятор-ассоциированные пневмонии;

  • кишечные инфекции, вызванные Clostridium difficile.

Посттрансплантационные инфекции. Современная медицина немыслима без "органной" заместительной терапии (трансфузии компонентов крови, гемодиализ, трансплантация органов) и имплантационных технологий (суставные протезы, искусственные клапаны сердца и водители ритма, сосудистые биопротезы, кава-фильтры и др.). Однако организм оказался не машиной, пассивно воспринимающей замены утраченных частей и поврежденных механизмов, а сложнейшей структурно-функциональной системой, реагирующей на внедрение в нее чужеродных органов и искусственных материалов. Возникающие при этом реакции принимают характер патологических, вызывая целый каскад ятрогенных событий, в частности развитие инфекций у данной категории пациентов.

Так, инфекционные осложнения после трансплантации почек развиваются более чем у 50% больных. Оппортунистические инфекции возникают через 1–6 мес после трансплантации. Инфекции могут быть бактериальные (листериоз, нокардиоз), вирусные (вследствие инфицирования цитомегаловирусом, вирусом Эпстайна–Барр, вирусом varicella zoster, вирусами гепатита В и С), грибковые (аспергиллез, криптококкоз, инфекция Pneumocystis jiroveci ), паразитарные (стронгилоидоз, токсоплазмоз, трипаносомоз, лейшманиоз). У большинства больных риск инфицирования снижается через 6 мес до общепопуляционного уровня, однако приблизительно у 10% пациентов возникают осложнения ранних инфекций [вирусное инфицирование трансплантата, цитомегаловирусный ретинит, колит или вирус-индуцированные опухоли (гепатит и гепатоцеллюлярная карцинома, вирус папилломы человека, базальноклеточная карцинома)].

Катетер-ассоциированные инфекции кровотока - один из видов ИСМП, представляющих собой группу инфекционных заболеваний в результате использования центрального сосудистого катетера для введения лекарственных препаратов, забора крови и иных процедур при оказании медицинской помощи. Инфекции развиваются у 5–26% пациентов с установленным центральным венозным катетером, что требует удаления сосудистого катетера. Наиболее часто катетер-ассоциированные инфекции кровотока развиваются в ОРИТ с частотой от 2,9% на 1000 дней катетеризации в специализированных ОРИТ, до 7,7% в ОРИТ общего профиля [12]. Катетер-ассоциированные инфекции кровотока чаще возникают у пожилых, причем более 50% случаев приходится на лиц в возрасте 65 лет и старше. Частота случаев катетер-ассоциированных инфекций кровотока нарастает с возрастом, достигая наиболее высоких показателей после 65 лет, что может объясняться более частой госпитализацией пожилых пациентов [13].

Развитие катетер-ассоциированных инфекций кровотока является одним из наиболее серьезных осложнений гемодиализа, требующих зачастую удаления инфицированного катетера для достижения терапевтического эффекта при лечении. По данным различных исследований, частота встречаемости катетер-ассоциированных инфекций кровотока у гемодиализных пациентов имеет широкий диапазон как в разных странах, так и в разных центрах одной страны и колеблется от 0,31 до 6,6 случаев на 1000 дней катетеризации [14]. При использовании диализных катетеров в течение месяца частота их колонизации микроорганизмами достигает 68%. Более часто инфекции возникают у пациентов с катетерами по сравнению с артериовенозными фистулами и шунтами [15].

Другим методом заместительной почечной терапии является перитонеальный диализ, причем число пожилых больных, получающих лечение перитонеальным диализом, постоянно увеличивается. Одним из основных осложнений перитонеального диализа у пожилых больных являются инфекции, среди которых наиболее часто развивается перитонит. Данные о частоте перитонита у больных в зависимости от возраста неоднозначны, однако показатели смертности, ассоциированной с перитонитом, нарастают по мере старения: у пациентов моложе 65 лет - 1,4%, 65–75 лет - 2,3%, старше 75 лет - 3,2% [16].

Катетер-ассоциированные инфекции мочевых путей (КАИМП) относятся к наиболее частому виду ИСМП у больных пожилого и старческого возраста в связи с частой катетеризацией мочевого пузыря у данной категории пациентов. КАИМП составляют 11–40% в структуре всех причин госпитальных бактериемий. Риск развития КАИМП прямо связан со временем наличия катетера и возрастает приблизительно на 5% каждые 24 ч катетеризации. По данным группы итальянских исследователей [17], частота КАИМП среди 483 катетеризированных пациентов в возрасте старше 65 лет составляла 14,7/1000 катетерных дней. Летальность больных КАИМП была выше у лиц с наличием катетеров по сравнению с некатетеризированными. К независимым факторам риска развития КАИМП отнесены возраст старше 90 лет, женский пол, длительность пребывания в стационаре до катетеризации (более 15 дней).

Инфекции кардиоимплантатов (ИКИ) . В связи с прогрессом кардиохирургии и значительным ростом оперативных вмешательств на сердце (протезирование клапанов, имплантация водителей ритма, дефибрилляторов и др.) возрастает риск инфекций, на что указал Е. Рапопорт в 1978 г.: " Иронично, что кардиохирургия на неинфицированном сердце создала условия для значительного повышения числа случаев инфицирования сердца". Риск развития инфекционного эндокардита (ИЭ) искусственных клапанов выше у пожилых, составляя 1–4% в первый год после операции и ежегодно возрастая на 1%. При этом соотношение риска среди лиц в возрасте 65 лет и старше и моложе 65 лет составляет 8,8:1 [18].

Наибольший риск ИКИ отмечался среди больных пожилого возраста [19], у которых чаще имеется коморбидная патология (сахарный диабет, сердечная недостаточность, почечная недостаточность со снижением скорости клубочковой фильтрации менее 60 мл/мин). Среди других факторов риска развития ИКИ указывается на прием оральных антикоагулянтов, глюкокортикоидов, замены кардиоимплантируемых электронных устройств (КИЭУ) [20, 21]. Обращает внимание, что если частота и характер коморбидности у больных ИКИ до 2004 г. были приблизительно одинаковы, то в последующем отмечается тенденция к изменению характера коморбидности среди пациентов с развитием ИКИ. Так, за данный период ИКИ стали чаще регистрироваться среди больных сахарным диабетом и почечной недостаточностью при меньшем росте инфекционных осложнений у больных с сердечной и дыхательной недостаточностью (рис. 4-1). В то же время летальность от ИКИ увеличилась у больных с дыхательной недостаточностью, сердечной недостаточностью и почечной недостаточностью при некотором снижении летальности среди больных сахарным диабетом, которая может объясняться оптимизацией антибактериальной терапии больных с ИКИ.

image
Рис. 4-1. Частота и характер коморбидности среди больных с инфекцией кардиоимплантатов [19]

Патогенетической особенностью развития ИКИ является формирование биопленок, которые определяются как поверхностно-ассоциированное сообщество микроорганизмов, плотно прикрепленных друг к другу и к твердой поверхности, погруженных во внеклеточный матрикс [22]. Микроорганизмы вначале обратимо прикрепляются к поверхности инородных тел с последующей прочной фиксацией за счет выделения ими внеклеточных полимеров. Прикрепившиеся к поверхности микробные клетки облегчают адгезию новых клеток с образованием колоний, удерживаемых и защищаемых внеклеточным матриксом. Последний представляет собой слизь, выделяемую микроорганизмами биопленки и состоящую из полимерных молекул (внеклеточные полисахариды, дезоксирибонуклеиновая кислота, белки). В последующем в результате деления от биопленки периодически отрываются отдельные клетки, способные прикрепляться к поверхности и образовывать новую колонию [23, 23].

Основными микроорганизмами, выделяемыми у больных с наличием ИКИ, являются коагулазонегативный стафилококк (42%), золотистый стафилококк, чувствительный и резистентный к оксациллину (25 и 4% соответственно), грамнегативные патогены (9%) [24]. По данным проспективного анализа 110 больных с ИКИ, метициллин-резистентный стафилококк выделялся в 6,6% случаев, причем длительность госпитализации у этих пациентов была достоверно выше [25].

ИКИ может распространяться на прилежащие ткани сердца, в том числе и на клапанные структуры с развитием ИЭ. По результатам анализа 559 больных ИЭ, в 49 случаях ИЭ развивался у больных с наличием КИЭУ. Примечательно, что у 33 имела место верифицированная ИКИ, а у остальных ИЭ развивался без вовлечения КИЭУ. У 12 771 больного с имплантируемым водителем ритма ИКИ за 10-летний период выявлена у 1,2%, что составляло 550 случаев на 1 млн [26].

Инфекции после хирургических вмешательств составляют 11% нозокомиальных инфекций среди пожилых пациентов, причем риск развития инфекций, по-видимому, не увеличивается после 65 лет. Факторы риска развития инфекций, клиническая симптоматика и спектр микробной флоры сходны у пожилых и молодых пациентов. В то же время смертность, продолжительность госпитализации и затраты на лечение при развитии ИСМП оказываются выше у пожилых пациентов [27]. В одном из исследований больных с инфекциями хирургических ран, вызванными Staphylococcus aureus , наблюдались более высокие показатели летальности, длительности пребывания в стационаре после операции, стоимости лечения по сравнению с аналогичной патологией у молодых. Показано, что у больных с инфекциями хирургических ран, вызванных Staphylococcus aureus , возраст 70 лет и старше является независимым фактором риска летальности [28].

Инфекции суставных протезов . Еще один вид ИСМП представляют перипротезные инфекции у больных после эндопротезирования суставов, спондилосинтеза и других ортопедических операций. Наиболее часто инфекция возникает после артропластики коленных и тазобедренных суставов, составляя 1–3 и 2–5% соответственно [29]. Выделяют ранние перипротезные инфекции (до 3 мес после операции), отсроченные (до 24 мес) и поздние (после 24 мес). Клиническая симптоматика характеризовалась болевым синдромом и лихорадкой. Основными микроорганизмами были коагулазонегативный Staphylococcus, Staphylococcus aureus и Enterobacterales [30]. В одном из исследований по данной проблеме изучалась этиология имплантат-ассоциированной инфекции после ортопедических операций за 3-летний период (2010–2012) [31]. Проанализирован профиль антибиотикорезистентности у 1350 клинических штаммов бактерий. Выполнена оценка способности формировать микробные биопленки у 394 штаммов Staphylococcus spp. Статистический анализ данных выполнен с использованием Z-критерия стандартного нормального распределения для оценки разности между долями. Установлено, что в видовом спектре возбудителей имплантат-ассоциированной инфекции ведущие позиции занимают S. аureus и S. еpidermidis (49,9%), далее следуют Enterococcus faecalis (6,4%), Pseudomonas aeruginosa (5,9%), Acinetobacter spp. (5,1%) и представители семейства энтеробактерий (4,1%). Установлено, что штаммы S. еpidermidis по сравнению с S. аureus характеризуются более высокой резистентностью к метициллину (56,6 vs 23,9%; p <0,05) и чаще обладают выраженной способностью к формированию микробных биопленок (46,4 vs 37,3%; p <0,05). Штаммы обоих видов стафилококков, изолированные из тканевых биоптатов и с ортопедических конструкций, значимо чаще характеризовались выраженной способностью к формированию биопленки, чем изоляты из аспиратов (p <0,05).

По результатам многоцентрового исследования, включавшего 2341 больного в возрасте 65 лет и старше, у которых проводились ортопедические операции, инфекции хирургических ран выявлены в 63 случаях (2,7%). При этом установлено, что независимыми факторами риска локальных послеоперационных инфекций были открытая послеоперационная рана, функциональный статус (по оценке Американского общества анестезиологов), продолжительность операции более 132 мин, концентрация сывороточного альбумина ниже 36,4 мг/л и глюкозы выше 118 мг/дл. Наиболее чувствительными показателями в оценке риска инфекции были продолжительность операции, содержание альбумина и глюкозы [32].

4.4. Инфекции в домах длительного проживания

В США ежегодно диагностируется от 1,6 до 3 млн случаев инфекций в ДДП, являющихся одной из основных причин заболеваемости и смертности в ДДП. Наиболее часто диагностируются респираторные инфекции, инфекции мочевыводящих путей, желудочно-кишечного тракта, а также инфекции кожи и мягких тканей [33], составляющие 94% всех инфекций в ДДП [34]. При этом все чаще и чаще возникают трудности диагностики и лечения в связи с развитием антибиотикорезистентности и меняющейся микробной флорой [35]. По данным систематического обзора, среди респираторных инфекций в ДДП наиболее частыми являются пневмония, грипп и респираторно-синтициальные вирусные инфекции, заболеваемость которыми колеблется в довольно широких пределах (1,4–55,8; 5,9–85,2 и 1,1–13,5% соответственно [36]. Основными видами ИСМП у резидентов ДДП являются инфекции мочевыводящих путей и инфекции, вызванные Clostridium difficile, в то время как у лиц моложе 65 лет ИСМП представлены главным образом послеоперационными инфекциями [37].

Одной из актуальных медико-социальных проблем ИСМП в ДДП являются КАИМП с учетом частой катетеризации, которая проводится у 5–10% резидентов ДДП. Катетеризация сопровождается образованием биопленки на стенках катетера, бактериурией и развитием мочевых инфекций [38].

4.5. Профилактика инфекций, связанных с оказанием медицинской помощи

Высокая заболеваемость и смертность у пожилых пациентов связана с внутрибольничными инфекциями, которые являются медико-социальным бременем для современного общества. Основные усилия для снижения ИСМП в стационарах и ДДП должны быть направлены на изменения в политике антибактериальной терапии и решение многих организационных задач, что может уменьшить распространение антибиотикорезистентных бактерий, вызывающих серьезные нозокомиальные инфекции. Передача патогенов из больниц в ДДП и наоборот представляет особую проблему среди пожилых пациентов с микробной колонизацией или манифестными ИСМП [39].

ИСМП в госпиталях США в 2011 и 2015 гг. диагностированы у 4,0 и 3,2% больных соответственно (р <0,001), причем риск развития ИСМП снизился за этот период на 16% (р = 0,005). Основными видами ИСМП были пневмония, кишечные инфекции, вызванные преимущественно Clostridium difficile , инфекции мочевыводящих путей, послеоперационные инфекции. Снижение частоты ИСМП было достигнуто за счет уменьшения случаев инфекции мочевыводящих путей и послеоперационных инфекций [40]. Проведенные исследования показали, что внедрение существующих методов профилактики может способствовать сокращению некоторых видов ИСМП до 70% [41]. Существенное сокращение числа антибиотикорезистентных бактерий, таких как метициллин-резистентный стафилококк (MRSA), может быть достигнуто за счет скоординированных действий между учреждениями здравоохранения [42]. Примером такой тактики является деколонизация пациентов с использованием научно обоснованного метода снижения передачи MRSA в стационарах [43]. Финансовая выгода от использования методов профилактики ИСМП оценивается в 25–31,5 млрд долларов [44]. Поведение медицинского персонала и взаимодействие с системой здравоохранения также влияют на частоту ИСМП. Показано, что надлежащее образование и качественная подготовка медицинских работников способствуют соблюдению и внедрению передовых методов (например, инфекционного контроля, гигиены рук, своевременного удаления катетеров, внимания к культуре безопасности и рационального использования антибиотиков) для предотвращения ИСМП [45].

Одной из проблем контроля инфекций в ДДП является частое и необоснованное использование антибактериальных препаратов, что способствует росту антибиотикорезистентности [46]. Около 40–70% резидентов ДДП, проживающих в течение 6 мес, получают как минимум один курс антибактериальной терапии [47]. Более половины случаев назначения антибиотиков в ДДП являются неоправданными, а при показаниях к назначению используются неадекватный эмпирический выбор препарата, недостаточная доза, слишком длительный прием. Во многих ДДП решение о назначении антибактериальных препаратов (АП) принимается по телефону из-за отсутствия возможностей лабораторной диагностики, недостаточной клинической информации о пациенте и во многом определяется медперсоналом [48].

C целью профилактики ИКИ в последнее время при кардиоимплантации электронных устройств используются специальные пакеты с антибактериальным покрытием, что позволило снизить частоту ИКИ [49]. Основными принципами снижения частоты КАИМП является соблюдение строгих показаний к катетеризации, своевременное удаление катетеров, замена катетера на новый через 2 нед (предупреждение дальнейшего формирования биопленок), рациональное использование антибиотиков (ограничение эмпирической антибиотикотерапии при бессимптомной бактериурии) [38]. В профилактике послеоперационных ИСМП у пожилых важное значение имеет периоперационное введение антибиотиков, снижающее частоту инфекций хирургических ран [50].

Список литературы

  1. World Health Organization. Report on the Burden of Endemic Health Care-Associated Infection Worldwide. World Health Organization, 2011. URL: https://apps.who.int/iris/handle/10665/80135

  2. Haque M., Sartelli M., McKimm J., Abu Bakar M. Health care-associated infections — an overview // Infect. Drug Resist. 2018. Vol. 11. P. 2321–2333.

  3. Дворецкий Л.И. Ятрогения в практике врача. М.: МИА, 2018.

  4. Voidazan S., Albu S., Toth R. et al. Healthcare associated infections — a new pathology in medical practice? // Int. J. Environ. Res. Public Health 2020. Vol. 17. Abstr. 760. DOI: https://doi.org/10.3390/ijerph17030760

  5. Magill S.S., Edwards J.R., Bamberg W. et al. Multistate point-prevalence survey of health care-associated infections // N. Engl. J. Med. 2014. Vol. 370. P. 1198–1208.

  6. Zhang Y., Zhong Z.F., Chen S.X. et al. Prevalence of healthcare-associated infections and antimicrobial use in China: results from the 2018 point prevalence survey in 189 hospitals in Guangdong Province // Int. J. Infect. Dis. 2019. Vol. 89. P. 179–184.

  7. Cristina M.L., Spagnolo A.M., Giribone L. et al. Epidemiology and prevention of healthcare-associated infections in geriatric patients: a narrative review // Int. J. Environ. Res. Public Health. 2021. Vol. 18. N. 10. Abstr. 5333.

  8. Cairns S., Reilly J., Stewart S. et al. The prevalence of health care-associated infection in older people in acute care hospitals // Infect. Control Hosp. Epidemiol. 2011. Vol. 32. N. 8. P. 763–767.

  9. Zhao X., Wang L., Wei N. et al. Epidemiological and clinical characteristics of healthcare-associated infection in elderly patients in a large Chinese tertiary hospital: a 3-year surveillance study // BMC Infect. Dis. 2020. Vol. 20. N. 1. Abstr. 121. Epub 2020 Feb 10. DOI: https://doi.org/10.1186/s12879-020-4840-3

  10. Allegranzi B., Bagheri Nejad S., Combescure C. et al. Burden of endemic health-care-associated infection in developing countries: systematic review and meta-analysis // Lancet. 2011. Vol. 377. N. 9761. P. 228–241.

  11. Zhao X., Wang L., Wei N. et al. Risk factors of health care-associated infection in elderly patients: a retrospective cohort study performed at a tertiary Hospital in China // BMC Geriatr. 2019. Vol. 19. P. 193–198. DOI: https://doi.org/10.1186/s12877-019-1208-x

  12. Профилактика катетер-ассоциированных инфекций кровотока и уход за центральным венозным катетером (ЦВК). Федеральные клинические рекомендации. М.: МЗ РФ, 2017.

  13. Yahav D., Eliakim-Raz N., Leibovici L., Paul M. Bloodstream infections in older patients // Virulence. 2016. Vol. 7. N. 3. P. 341–352.

  14. Betjes M. Prevention of catheter-related bloodstream infection in patients on hemodialysis // Nat. Rev. Nephrol. 2011. Vol. 7. P. 257–265.

  15. Бережанский Б.В. Инфекции диализных катетеров // Клиническая микробиология и антимикробная химиотерапия. 2012. Т. 14. № 2. С. 107–116.

  1. Vincitorio D., Pamela Barbadoro P., Pennacchietti L. Risk factors for catheter-associated urinary tract infection in Italian elderly // Am. J. Infect. Control. 2014. Vol. 42. N. 8. P. 898–901.

  2. Vinod K. Dhawan, infective endocarditis in elderly patients // Clin. Infect. Dis. 2002. Vol. 34. N. 6. P. 806–812.

  3. Greenspon A.J., Patel J.D., Lau E. et al. 16-year trends in the infection burden for pacemakers and implantable cardioverter-defibrillators in the United States: 1993 to 2008 // J. Am. Coll. Cardiol. 2011. Vol. 58. N. 10. P. 1001–1006.

  4. Lekkerkerker J.C., van Nieuwkoop C., Trines S.A. et al. Risk factors and time delay associated with cardiac device infections: Leiden Device Registry // Heart. 2009. Vol. 95. P. 715–720.

  5. Дворецкий Л.И., Ваколюк Р.М., Каптаева А.К., Дорощук С.А. Инфекции, ассоциированные с имплантацией кардиостимулятров // Архивъ внутренней медицины. 2017. Т. 7. № 2. С. 233–240.

  6. Wong G.C.L., O’Toole G.A. All together now: integrating biofilm research across disciplines // MRS Bull. 2011. Vol. 36. P. 339–342.

  7. Николаев Ю.А., Плакунов В.К. Биопленка — «город микробов» или аналог многоклеточного организма? // Микробиология. 2007. Т. 76. № 2. С. 149–163.

  8. Sohail M.R., Uslan D.Z., Khan A.H. et al. Management and outcome of permanent and implantable cardioverter-defibrillator infections // J. Am. Coll. Cardiol. 2007. Vol. 49. P. 1851–1859.

  9. Rodriguez D.J., Afzal A., Evonich R., Haines D.E. The prevalence of methicillin resistant organisms among pacemaker and defibrillator implant recipients // Am. J. Cardiovasc. Dis. 2012. Vol. 2. N. 2. P. 116–122.

  10. Duval X., Selton Suty C., Alla F. еt al. Endocarditis in patients with a permanent pacemaker: a 1-year epidemiological survey on infective endocarditis due to valvular and/or pacemaker infection // Clin. Infect. Dis. 2004. Vol. 39. N. 1. P. 68–74.

  11. Kaye K.S., Schmader K.E., Sawyer R. Surgical site infection in the elderly population // Clin. Infect. Dis. 2004. Vol. 39. N. 12. P. 1835–1841. DOI: https://doi.org/10.1086/425744 Epub 2004 Nov 19. PMID: 15578408.

  12. McGarry S.A., Engemann J.J., Schmader K. et al. Surgical-site infection due to Staphylococcus aureus among elderly patients: mortality, duration of hospitalization, and cost // Infect. Control Hosp. Epidemiol. 2004. Vol. 25. N. 6. P. 461–477.

  13. Hanssen A.D., Rand J.A. Evaluation and treatment of infection at the site of a total hip or knee arthroplasty // Instr. Course Lect. 1999. Vol. 48. P. 111–122.

  14. Fourcade C.B. Aurelie B., SeeG A. et al. Prostethic joint infection in elderly patients // Orthop. Proc. 2018. Vol. 99. Suppl. 22.

  15. Божкова С.А., Тихилов Р.М., Краснова М.В., Рукина А.Н. Ортопедическая имплант-ассоциированная инфекция: ведущие возбудители, локальная резистентность и рекомендации по антибактериальной терапии // Травматология и ортопедия России. 2013. № 4 (70). С. 5–15.

  16. Le J., Dong Z., Jie Liang Zhang K. et al. Surgical site infection following traumatic orthopaedic surgeries in geriatric patients: Incidence and prognostic risk factors // Int. Wound J. 2019. Vol. 17. N. 1. P. 206–213.

  17. Montoya A., Cassone M., Mody L. Infections in nursing homes: epidemiology and prevention programs // Clin. Geriatr. Med. 2016. Vol. 32. N. 3. P. 585–607.

  18. Heudorf U., Boehlcke K., Schade M. Healthcare-associated infections in long-term care facilities (HALT) in Frankfurt am Main, Germany, January to March 2011 // Euro Surveill. 2012. Vol. 17. N. 35. Article ID 20256. PMID: 22958607.

  19. Strausbaugh L.J. Emerging health care-associated infections in the geriatric population // Emerg. Infect. Dis. 2001. Vol. 7. N. 2. P. 268–271.

  20. Childs A., Zullo A.R., Joyce N.R. et al. The burden of respiratory infections among older adults in long-term care: a systematic review // BMC Geriatr. 2019. Vol. 19. N. 1. Abstr. 210.

  21. Smith W.P., Bennett G., Bradley S. et al. Shea/Apic guideline: infection prevention and control in the long-term care facility // Infect. Control Hosp. Epidemiol. 2008. Vol. 29. N. 9. P. 785–814.

  22. Nicolle L.E. Catheter-related urinary tract infection: practical management in the elderly // Drugs Aging. 2014. Vol. 31. N. 1. P. 1–10. DOI: https://doi.org/10.1007/s40266-013-0089-5 PMID: 24288197.

  23. Kemp M., Holt H., Holm A., Kolmos H.J. Elderly patients are at high risk from hospital-acquired infection // Ugeskr. Laeger. 2013. Vol. 18. N. 175. P. 2874–2876.

  24. Magill S., O’Leary Е., Janelle S. et al. Changes in prevalence of health care-associated infections in U.S. hospitals // N. Engl. J. Med. 2018. Vol. 379. P. 1732–1744. DOI: https://doi.org/10.1056/NEJMoa1801550

  25. Pronovost P., Needham D., Berenholtz S. et al. An intervention to decrease catheter-related bloodstream infections in the ICU // N. Engl. J. Med. 2006. Vol. 355. P. 2725–2732.

  26. Vital signs: estimated effects of a coordinated approach for action to reduce antibiotic-resistant infections in health care facilities — United States // MMWR Morb. Mortal. Wkly Rep. 2015. Vol. 64. P. 826–831. URL: http://www.cdc.gov/mmwr/preview/mmwrhtml/mm64e0804a1.htm?s_cid=mm64e0804a1_w

  27. Huang S.S., Septimus E., Kleinman K. et al. Targeted versus universal decolonization to prevent ICU infection // N. Engl. J. Med. 2013. Vol. 368. P. 2255–2265.

  28. Scott R.D. The Direct Medical Costs of Healthcare-Associated Infections in US Hospitals and the Benefits of Prevention. Atlanta: Centers for Disease Control and Prevention, 2009.

  29. Safdar N., Abad C. Educational interventions for prevention of healthcare-associated infection: a systematic review // Crit. Care Med. 2008. Vol. 36. N. 3. P. 933–940.

  30. Stuart R.L., Kotsanas D., Webb B. et al. Prevalence of antimicrobial-resistant organisms in residential aged care facilities // Med. J. Aust. 2011. Vol. 195. N. 9. P. 530–533.

  31. Benoit S.R., Nsa W., Richards C.L. et al. Factors associated with antimicrobial use in nursing homes: a multilevel model // J. Am. Geriatr. Soc. 2008. Vol. 56. N. 11. P. 2039–2044.

  32. Lim C.J., Kwong M., Stuart R.L. et al. Antimicrobial stewardship in residential aged care facilities: need and readiness assessment // BMC Infect. Dis. 2014. Vol. 14. N. 1. Abstr. 410.

  33. Xiang K., Catanzaro J.N., Elayi C. et al. Antibiotic-eluting envelopes to prevent cardiac-implantable electronic device infection: past, present, and future // Cureus. 2021. Vol. 13. N. 2. Article ID e13088. Epub 2021 Feb 2. DOI: https://doi.org/10.7759/cureus.13088

  34. Agodi A., Quattrocchi A., Barchitta M. et al. Risk of surgical site infection in older patients in a cohort survey: targets for quality improvement in antibiotic prophylaxis // Int. Surg. 2015. Vol. 100. N. 3. P. 473–479.

Глава 5. Лихорадка неясного генеза

Термин "лихорадка неясного генеза" (ЛНГ) вошел в клиническую практику после публикации в 1961 г. результатов исследования 100 больных с неясной лихорадкой, среди которых у 90% после тщательного обследования были диагностированы заболевания, различные по этиологии, клиническим проявлениям, прогнозу и лечению [1]. R. Petersdorf и Р. Beeson предложили следующие критерии ЛНГ:

  • температура тела 38,3 °С и выше;

  • длительность лихорадки не менее трех недель (ежедневно или с перерывами);

  • неясность диагноза после недели стационарного обследования (в дальнейшем допускалась возможность амбулаторного обследования).

В последующем статья R. Petersdorf и Р. Beeson дала старт целой серии многочисленных публикаций с анализом больных, отвечающим предложенным критериям ЛНГ, и обсуждением причин лихорадки. Спектр заболеваний, лежащих в основе ЛНГ, достаточно широк и включает болезни, относящиеся к компетенции терапевта, хирурга, онколога, инфекциониста и ряда других специалистов, что свидетельствует о междисциплинарности этой проблемы. Однако до расшифровки истинной природы ЛНГ пациенты, как правило, находятся в общетерапевтических, реже - в специализированных отделениях, куда поступают, в зависимости от характера имеющейся симптоматики, с подозрением на пневмонию, инфекции мочевыводящих путей, ревматические и другие заболевания.

5.1. Этиологическая структура лихорадки неясного генеза

В основе ЛНГ лежат заболевания, которые условно можно разделить на несколько групп:

  • генерализованные или локальные инфекционно-воспалительные процессы;

  • злокачественные опухоли;

  • неинфекционные воспалительные заболевания (ревматические, системные, аутоиммунные заболевания);

  • прочие заболевания, разнообразные по этиологии, патогенезу, течению и прогнозу;

  • у определенной категории больных причину лихорадки расшифровать не удается, несмотря на тщательное обследование с использованием информативных методов.

На рис. 5-1 представлена динамика этиологической структуры причин ЛНГ на протяжении 46 лет.

image
Рис. 5-1. Основные причины лихорадки неясного генеза (1961–2007) [2]

Обращает на себя внимание неуклонное снижение частоты инфекционных причин ЛНГ и увеличение случаев нерасшифрованных причин ЛНГ.

Проблема ЛНГ у больных пожилого и старческого возраста приобретает некоторые особенности, определяющие трудности диагностики и ведения данной категории пациентов. Такими особенностями являются:

  • атипичная или стертая клиническая картина заболеваний, лежащих в основе лихорадки (локальные или генерализованные инфекции, опухоли и др.);

  • неоднозначная трактовка имеющихся наряду с лихорадкой дополнительных клинических признаков и их диагностическая ценность в условиях полиморбидности у гериатрических пациентов (шумы в сердце, мочевой синдром, рентгенологические изменения в легких и др.);

  • декомпенсация на фоне "лихорадочного" заболевания сопутствующей патологии (сердечная недостаточность, артериальная гипертония, сахарный диабет и др.), что утяжеляет состояние больных и требует усиления симптоматической терапии с риском развития побочных эффектов;

  • трудности обследования пожилых из-за тяжести состояния, сопутствующей патологии, негативизма больных и родственников;

  • увеличение сроков пребывания в стационаре в связи с неясностью диагноза, что повышает риск развития госпитальных ятрогений у стариков (внутрибольничные инфекции, падения, медикаментозные осложнения, снижающие приверженность к лечению и др.);

  • оправданная настороженность врачей в отношении онкологических заболеваний в этой возрастной группе больных и недооценка клинических проявлений другой, в частности ревматической, патологии.

На представленном рис. 5-2 распределении случаев ЛНГ среди 121 больного в различных возрастных группах у лиц обоего пола обращает на себя внимание преобладание больных в возрасте 70–79 лет и лиц мужского пола почти во всех возрастных группах.

image
Рис. 5-2. Возрастное и половое распределение больных лихорадкой неясного генеза [3]

5.2. Особенности лихорадки неясного генеза у пациентов пожилого и старческого возраста

На особенности лихорадочных заболеваний в позднем возрасте обратил внимание видный клиницист XIX столетия Жан Мартен Шарко. В своей работе "Лихорадки у стариков", опубликованной в 1875 г., он прозорливо указывал, что "…лихорадки у стариков часто являются проявлением глубокого нагноения (!), воспаления внутренних вен, мочевыводящих и желчных путей. Последние легко возникают в старческом возрасте при наличии желчных камней" [4]. Уже в то время подчеркивались особенности самой лихорадки у стариков - разница между подмышечной и ректальной температурой, время подъема (быстрый, постепенный), плохая переносимость высокой температуры, сопровождающейся спутанностью.

О наличии лихорадки у пожилых можно говорить при постоянной оральной или тимпанической температуре, превышающей 37,2 °С или при ректальной температуре 37,5 °С и выше, а также повышение температуры на 1,3 °С и выше по сравнению с базовой температурой независимо от места ее измерения [5]. В связи с этим представляется оправданным пересмотр величины температуры в качестве одного из критериев ЛНГ (38,3 °С, по критериям P. Beeson и R. Petersdorf) у больных пожилого и старческого возраста. Для определения ситуации как ЛНГ у пожилых предлагается снизить температурный порог ниже 38,3 °С или, по крайней мере, считать в качестве критерия температурный диапазон 37,5–38,3 °С [6], что может повлечь за собой изменение структуры и соотношений различных причин ЛНГ у пожилых и стариков. Однако, несмотря на оправданность изменения критериев ЛНГ у данного возрастного контингента, консенсуса по этому вопросу в настоящее время нет, и поэтому критерии ЛНГ у взрослых остаются одинаковыми для всех возрастов.

Нозологическая структура причин ЛНГ у больных пожилого и старческого возраста существенно не отличается от таковой среди пациентов более молодых возрастных групп. Однако удельный вес заболеваний, проявляющихся ЛНГ, может быть различным в зависимости от возраста, что определяется преобладанием у пожилых одной группы заболеваний (некоторые опухоли, инфекции мочевыводящих путей, ревматическая полимиалгия и др.), и наоборот, более редко встречающейся другой патологией (системная красная волчанка, болезнь Стилла). Утверждение о том, что в основе ЛНГ лежат "обычные заболевания с необычным течением" касается особенно больных пожилого и старческого возраста, о чем постоянно должен помнить врач любой специальности, курирующий поздневозрастной контингент [7]. В табл. 5-1 представлена этиологическая структура причин ЛНГ у больных различных возрастных групп.

Таблица 5-1. Основные причины лихорадки неясного генеза у больных разных возрастных групп [8]
Основные причины лихорадки Пациенты старше 65 лет (204) Пациенты моложе 65 лет (152)

Инфекции

  • туберкулез

  • абсцессы

  • эндокардит

  • вирусная инфекция

72 (35%)

20 (10%)

25 (12%)

14 (7%)

1 (0,5%)

33 (21%)

4 (3%)

6 (4%)

2 (1%)

8 (5%)

Опухолевые заболевания

38 (19%)

8 (5%)

Системные заболевания

57 (28%)

27 (17%)

Как видно, имеющиеся различия в структуре причины ЛНГ в зависимости от возраста касаются в первую очередь преобладания инфекций, в частности туберкулеза, нагноительных заболеваний и инфекционного эндокардита среди больных пожилого и старческого возраста. Кроме того, более частыми причинами ЛНГ у пожилых являются злокачественные опухоли и системные (ревматические) заболевания. В другом исследовании [3] не было выявлено существенного различия в структуре причин ЛНГ у пожилых и молодых, за исключением большей частоты злокачественных опухолей среди больных пожилого возраста (15,7 и 7,2% соответственно).

Среди инфекций, лежащих в основе ЛНГ у пожилых и стариков, одно из ведущих мест занимают различные формы легочного и внелегочного туберкулеза (ТБК) [9]. ТБК легких у больных ЛНГ в возрасте старше 65 лет диагностировался чаще, чем в более молодом возрасте (12 и 2% соответственно), причем среди всех случаев инфекции у пожилых больных ЛНГ доля ТБК составляла 50% [11]. Еще более высокий удельный вес туберкулеза в структуре инфекционных причин ЛНГ (60%) у стариков отмечен в другом исследовании [12]. Среди инфекций у больных ЛНГ наряду с легочным и внелегочным ТБК частыми причинами являются нагноительные заболевания брюшной полости (поддиафрагмальные и внутрипеченочные абсцессы, дивертикулиты), инфекционный эндокардит с поражением интактных и протезированных клапанов, инфекции кровотока (преимущественно у стационарных больных), остеомиелит, апостематозный нефрит.

5.3. Диагностический поиск у пациентов с лихорадкой неясного генеза

При всей сложности выработать универсальный диагностический подход многими авторами предлагаются различные алгоритмы диагностического поиска, построенные с использованием методов обследования, обладающих различной информативностью, специфичностью, доступностью. Все предлагаемые алгоритмы диагностического поиска основаны исключительно на личном опыте каждого из авторов и не имеют достаточной доказательной базы. Более того, каждое из диагностических действий и их последовательность не могут быть уложены в тесные рамки неких стандартов, а должны определяться особенностями клинической ситуации, на выявление которых должен быть нацелен врач, курирующий больных ЛНГ. Сложившееся мнение, что эффективность диагностического поиска при ЛНГ обеспечивается многосторонним всеобъемлющим обследованием пациента, нередко приводит к избыточным, порой лишним диагностическим процедурам, неоправданным затратам, неудобствам для больного, удлинению сроков обследования и даже к еще большему усложнению диагностической ситуации. При такой тактике "ружейного выстрела" недостаточно используются исследования, адекватные для диагностики наиболее вероятных для конкретной ситуации заболеваний, и наоборот, излишне назначаются исследования с целью подтверждения менее вероятных и редких нозологий. Одна из предлагаемых схем диагностического поиска включает несколько условных этапов, на каждом из которых решаются конкретные диагностические задачи (рис. 5-3).

image
Рис. 5-3. Ориентировочная схема диагностического поиска у больных лихорадкой неясного генеза [13]

Первый этап диагностического поиска. Выявление дополнительного признака (признаков). Для выработки оптимального пути расшифровки природы ЛНГ необходимо прежде всего выделить у каждого больного дополнительный признак на основании анамнеза, первичного осмотра и результатов общепринятого (рутинного) лабораторного исследования [14]. Полученные данные (анамнестические, клинические, лабораторные) могут стать ключевыми и определять дальнейшее направление диагностического поиска причины ЛНГ.

При сборе анамнеза важное диагностическое значение могут представлять следующие анамнестические сведения:

  • характер лихорадки (постоянная или периодическая, время лихорадочных пиков и др. );

  • оперативные вмешательства (сроки, вид операции, наличие инородного материала и др. );

  • инвазивные процедуры и исследования, предшествующие возникновению лихорадки (пункции, катетеризации, ангиографии и др .);

  • употребление наркотиков, особенно в/в введение;

  • пребывание в пенетенциарных учреждениях (тюремное заключение );

  • путешествия (пребывание в местах, эндемичных по различным инфекциям);

  • травмы, предшествующие возникновению лихорадки;

  • указания на имеющиеся (перенесенные) заболевания;

  • прием лекарственных препаратов до возникновения лихорадки (антибиотики, цитостатики и др. );

  • семейный анамнез (случаи лихорадки у кровных родственников ).

Недооценка анамнестических сведений или вообще их игнорирование лишает возможности проводить целенаправленный диагностический поиск, что неизбежно увеличивает сроки обследования больных. Поэтому любая, даже кажущаяся незначимой, информация должна приниматься во внимание и получать свое дальнейшее развитие при исключении определенной патологии в соответствующих ситуациях. Это касается в первую очередь исключения инфекций после проведения инвазивных процедур и оперативных вмешательств, остеомиелита у лиц, подвергшихся травмам, туберкулеза среди находившихся в пенетенциарных учреждениях, а также в других случаях ЛНГ с выявленными анамнестическими особенностями.

При клиническом обследовании больных ЛНГ необходимо быть нацеленным на выявление следующих дополнительных клинических признаков:

  • кожные высыпания;

  • суставно-мышечный синдром;

  • лимфаденопатия;

  • гепатоспленомегалия;

  • полисерозит;

  • легочный синдром;

  • сердечно-сосудистая симптоматика;

  • кишечная симптоматика;

  • урогенитальная симптоматика.

Лихорадка может сочетаться с одним или несколькими из вышеуказанных признаков. При этом важно не только выявлять, но и правильно интерпретировать дополнительные клинико-лабораторные признаки, одни из которых могут стать ключевыми в расшифровке природы ЛНГ (диастолический шум по левому краю грудины, болезненная непульсирующая височная артерия, агранулоцитоз и др.), а другие - неспецифичными и не имеющими диагностического значения (тахикардия, головная боль, "лихорадочная" протеинурия).

Среди рутинных лабораторных показателей, которые могут иметь диагностическое значение у больных ЛНГ и определять направление диагностического поиска, следует обращать внимание на наличие панцитопении, гемолитической анемии, абсолютного лимфоцитоза, бластных клеток в крови. Между тем такие изменения в периферической крови, как лейкоцитоз, анемия, увеличение скорости оседания эритроцитов (СОЭ), являются неспецифичными. В биохимическом анализе крови диагностически значимыми показателями могут быть повышение активности трансаминаз, креатинфосфокиназы.

Второй этап диагностического поиска. Предварительная диагностическая гипотеза. Выявление у больного с ЛНГ дополнительных клинико-лабораторных признаков позволяет сузить круг подозреваемых заболеваний и проводить целенаправленный диагностический поиск. Подобная тактика диагностического поиска у больных ЛНГ обозначается некоторыми исследователями как "сфокусированный" подход [15]. При наличии у больного двух дополнительных клинико-лабораторных признаков или более весомость каждого из них для обоснования диагностической гипотезы возрастает. Например, артралгии и миалгии у больных ЛНГ могут носить неспецифический характер, однако в сочетании со значительным увеличением СОЭ дают основание предполагать ревматическую полимиалгию, вероятность которой значительно возрастает у больных пожилого возраста. В то же время сочетание суставно-мышечного синдрома с высокими показателями СОЭ при наличии кожных высыпаний и лимфаденопатии позволяют заподозрить болезнь Стилла у взрослых, в чем может убеждать нейтрофильный лейкоцитоз. В табл. 5-2 приводятся дополнительные клинические и лабораторные признаки, позволяющие высказать диагностическую гипотезу и определять направление диагностического поиска.

Таблица 5-2. Основные диагностически значимые клинические признаки, сочетающиеся с лихорадкой у больных лихорадкой неясного генеза [16]
Клинический признак Диагностическая гипотеза (гипотезы)

Кожные изменения

  • узловая эритема

  • петехии, геморрагии

  • сетчатое ливедо

  • следы инъекций

  • укусы

Саркоидоз.

Инфекционный эндокардит, васкулит.

Узелковый артериит.

Инфекционный эндокардит, искусственные лихорадки.

Инфекции

Болезненность, утолщение, отсутствие пульсации височной артерии

Височный артериит

Увеличение размеров щитовидной железы, болезненность

Подострый тиреоидит

Лимфаденопатия (увеличение размеров лимфоузлов, плотность, болезненность)

Лимфома, системная красная волчанка, болезнь Стилла, саркоидоз, инфекционный мононуклеоз, вирусные инфекции

Спленомегалия

Инфекции, системные заболевания, гемобластозы

Шумы при аускультации сердца

Эндокардит, миксома предсердий

Признаки плеврального выпота

ТБК, системная красная волчанка, опухолевый процесс, тромбоэмболия легочной артерии

Боли в животе.

Поносы

Болезнь Крона.

Неспецифический язвенный колит, псевдомембранозный колит

Увеличение, болезненность яичек

Узелковый артериит

Болезненность, флуктуация предстательной железы

Абсцесс

Суставной синдром (болезненность, припухлость, ограничение подвижности)

Системная красная волчанка, болезнь Стилла, ревматоидный артрит (дебют)

Боли при движении верхнего плечевого пояса

Ревматическая полимиалгия

Отечность, асимметричность, болезненность нижних конечностей

Тромбозы глубоких вен

Анемия + ретикулоцитоз.

Панцитопения.

Тромбоцитоз

Гемолитическая анемия (аутоиммунная), апластическая анемия, острый лейкоз.

Злокачественные опухоли, ревматоидный артрит, неспецифический язвенный колит

Повышение активности аспартатаминотрансферазы, аланинаминотрансферазы.

Повышение активности креатинфосфокиназы

Гепатит (алкогольный аутоиммунный).

Полимиозит

Третий этап диагностического поиска. Назначение наиболее информативных методов обследования. Дальнейшее направление диагностического поиска определяется характером предполагаемого заболевания или группой синдромно-сходных заболеваний, т.е. предварительной диагностической гипотезой. Последняя позволяет обосновать проведение наиболее информативных в данной ситуации диагностических исследований, подтверждающих предварительную гипотезу. Так, предположение о системной красной волчанке требует определения в крови антинуклеарного фактора и антител к дезоксирибонуклеиновой кислоте, при подозрении на инфекционный эндокардит в первую очередь проводят эхокардиографическое и бактериологическое исследование, а для подтверждения предполагаемого первичного рака печени - исследование крови на наличие специфических опухолевых маркеров.

При выборе наиболее информативного метода исследования для подтверждения диагностической гипотезы необходимо учитывать специфичность и чувствительность выбранного теста. Во многих диагностических алгоритмах в перечень рекомендуемых исследований включаются туберкулиновые тесты, на которые обычно возлагаются большие надежды в диагностике туберкулеза. Следует иметь в виду, что туберкулиновые пробы отражают лишь состояние клеточного иммунитета и могут быть отрицательными или невыраженными, особенно у больных с иммунодефицитом (хронический алкоголизм, старческий возраст, глюкокортикоидная терапия и др.). Вместе с тем у больных с гиперергической реакцией организма проба Манту может оказываться резко положительной с наличием даже лимфангоита, что нам приходилось наблюдать у больных с отсутствием активного туберкулеза. Альтернативой туберкулиновым пробам (проба Манту) является Диаскин-тест - внутрикожный диагностический тест, в основе которого лежит комбинация из двух рекомбинантных белков (ESAT6/CFP10), которые отсутствуют у M. bovis бациллы Кальметта–Герена и большинства непатогенных микобактерий, за счет чего тест обладает высокой чувствительностью и специфичностью. Данный тест позволяет четко дифференцировать иммунные реакции, обусловленные инфекцией M. tuberculosis, поствакцинальный иммунитет (бацилла Кальметта–Герена) и неспецифические реакции, возникающие при инфицировании непатогенными микобактериями [17]. В настоящее время за рубежом для диагностики всех видов туберкулеза широко применяется квантифероновый тест, определяющий уровень специфического γ-интерферона в крови. В отличие от кожных туберкулиновых проб, квантифероновый тест обладает высокой специфичностью и чувствительностью, меньшей субъективностью в интерпретации результатов, отсутствием ложноположительных результатов в случаях вакцинации бациллой Кальметта–Герена.

Необходимо стремиться к тому, чтобы каждый больной с ЛНГ подвергался не тотальному, а селективному обследованию в соответствии с клинической ситуацией. Последовательность выполнения различных исследований определяется характером выявленных дополнительных признаков, диагностической информативностью, доступностью, степенью инвазивности и экономичностью метода. Следует отметить, что последовательное использование методов с "нарастающей" сложностью, информативностью и инвазивностью оправдано не всегда. В некоторых ситуациях уже на начальных этапах обследования наиболее информативными могут оказаться инвазивные методы, например биопсия лимфатического узла при неясной лимфаденопатии у больного ЛНГ или лапароскопия при сочетании лихорадки с асцитом. Такой подход считается более рациональным, поскольку сокращает сроки обследования, позволяет избегать лишних диагностических процедур, влекущих за собой различные ятрогенные осложнения, и оказывается в итоге более экономичным.

За последнее десятилетие клиническая практика обогатилась методом позитронно-эмиссионной томографии (ПЭТ), которая стала широко использоваться с диагностической целью у больных ЛНГ [18, 19]. ПЭТ является трехмерным визуализирующим лучевым методом исследования, основанным на способности радиоактивного изотопа накапливаться в тканях, обладающих высокой метаболической активностью (опухолевые и воспалительные очаги). Наиболее часто используемым изотопом является 2-дезокси-2-[фтор-18]-фторо-D-глюкоза, аналог глюкозы, в котором гидроксильная группа замещена фтором-18. ПЭТ позволяет распознать абдоминальные инфекции у больных ЛНГ в 25–69% случаев [18] и оказывает существенную помощь в диагностике васкулитов крупных сосудов. Особое диагностическое значение ПЭТ может приобретать у больных ЛНГ, у которых не удается выявить изменений при проведении других методов исследования. Использование ПЭТ в сочетании с компьютерной томографией (ПЭТ/КТ) повышает диагностическую ценность и чувствительность метода у больных ЛНГ, хотя неспецифичность изменений при инфекциях, опухолях и неинфекционных воспалительных заболеваниях сохраняется. Так, при проведении ПЭТ/КТ у 109 больных ЛНГ изменения на сканограммах были выявлены в 85,4%, причем диагностическое значение эти изменения имели в 52,1% случаев. В итоге метод ПЭТ/КТ оказался диагностическим подспорьем в 65,8% [20]. Данные метаанализа 15 исследований, включавших 595 больных ЛНГ, подтверждают диагностическую ценность метода ПЭТ/КТ, чувствительность которого в расшифровке причин ЛНГ составляла 85% при 95% доверительном интервале 81–88% [21]. Ниже представлены картины КТ/ПЭТ при нагноительных заболеваниях органов брюшной полости и забрюшинного пространства - надпеченочном абсцессе (рис. 5-4) и абсцессе M. iliopsoas (рис. 5-5).

image
Рис. 5-4. Надпеченочный абсцесс (компьютерная/позитронно-эмиссионная томография) [22]
image
Рис. 5-5. Абсцесс m. iliopsoas (компьютерная/позитронно-эмиссионная томография) [22]

ПЭТ имеет следующие преимущества перед КТ и магнитно-резонансной томографией:

  • отсутствие противопоказаний к проведению у больных с наличием металлических имплантатов;

  • отсутствие необходимости в использовании контрастных веществ, что снижает риск осложнений;

  • возможность сканирования всего организма;

  • высокие позитивные и негативные предсказуемые результаты.

Вместе с тем необходимо иметь в виду и некоторые недостатки метода ПЭТ в виде нечеткой анатомической идентификации выявленного патологического процесса, возможности ложноположительных результатов [21] и высокой стоимости этой диагностической процедуры. Впрочем, относительно стоимости метода ПЭТ можно сослаться на исследование, в котором был проведен анализ показателей стоимость/диагностическая эффективность [23]. Показано, что общая стоимость обследования одного больного ЛНГ до выполнения ПЭТ/КТ составляла 11 167 евро, а в случаях более раннего проведения ПЭТ/КТ стоимость была значительно ниже - 5471 евро, что позволяло сократить сроки пребывания больного в стационаре и уменьшить число необязательных диагностических исследований.

При отсутствии нозологического диагноза у больных ЛНГ после проведения комплекса клинико-лабораторных и лучевых исследований может обсуждаться вопрос о применении более инвазивных методов исследования (эндоскопии, пункционные и тканевые биопсии, диагностическая лапаротомия). В одном обстоятельном исследовании оценки диагностического значения инвазивных и неинвазивных методов [24] показано, что при использовании неинвазивных методов диагноз у больных ЛНГ был установлен в 61% случаев, в то время как инвазивные диагностические процедуры (пункционные исследования, биопсия, лапароскопия, лапаротомия) внесли существенный вклад в верификацию причины ЛНГ у 49% пациентов с наличием инфекций, системных заболеваний и опухолей (59, 19 и 100% соответственно). Примечательно, что при биопсии лимфоузла диагноз был верифицирован у 9 из 16 (туберкулез, лимфома), а при трепанобиопсии костного мозга - у 7 из 18 больных. Приведенные данные не позволяют говорить о существенных преимуществах инвазивных методов исследования перед неинвазивными, хотя сохраняют свое диагностическое значение, поскольку остаются единственными при верификации ряда заболеваний. По данным другого исследования [25], инвазивные методы позволили установить причину ЛНГ в 43% случаев, в том числе и при диагностической лапаротомии, после которой диагноз был верифицирован у 15 из 20 больных. В одной из публикаций, в которой обсуждается диагностическое значение лапаротомии [26], сообщается о 17 больных с ЛНГ, у которых во время операции проведены биопсии селезенки, печени, внутрибрюшных и мезентериальных лимфоузлов. После морфологического исследования биоптатов были диагностированы милиарный туберкулез (4 больных) с наличием очагов казеозного некроза в печени, селезенке, лимфоузлах, неходжкинские лимфомы (3), лимфогранулематоз (3), опухоль печени (1), волосатоклеточный лейкоз (1), карциноматоз брюшины (1). Лапаротомия имела диагностическое значение у 3 из 5 больных, у которых по данным ультразвукового исследования (УЗИ) и КТ органов брюшной полости не было выявлено патологических изменений. В диагностике опухолей, лимфом, туберкулеза у больных ЛНГ предпочтение в настоящее время отдается лапароскопии [27]. Показания к диагностической лапароскопии, а в некоторых случаях к лапаротомии у больных ЛНГ при наличии лабораторных признаков активного воспаления должны определяться при совместных обсуждениях таких пациентов с хирургами. Врач-интернист, курирующий больного с ЛНГ, должен проявлять при этом активность и настойчивость, постоянно помня о нередком отсутствии местной симптоматики, которая для хирургов обычно является основным показанием к вмешательству. Кроме того, своевременно проведенная лапаротомия у ряда больных превращается из диагностической в лечебную, когда речь идет о курабельных воспалительных заболеваниях брюшной полости.

Одной из причин, влияющих на частоту случаев неустановленного диагноза у больных ЛНГ, следует считать качество обследования пациентов и адекватность диагностического поиска с использованием информативных методов исследования. Так, было показано, что нозологическая структура причин ЛНГ может меняться в зависимости от уровня обследования больных. При этом с использованием таких методов, как исследование прокальцитонина в крови, сканирование с Ga-67, ПЭТ/КТ, доля больных с нерасшифрованной лихорадкой значительно снижалась за счет увеличения случаев диагностирования злокачественных опухолей и генерализованных инфекций [3]. На рис. 5-6 приводятся данные о частоте использования различных методов в процессе диагностического поиска у больных ЛНГ.

image
Рис. 5-6. Частота использования различных методов исследования у больных лихорадкой неясного генеза [3]

Четвертый этап диагностического поиска. Трактовка результатов обследования и их диагностическое значение. В процессе диагностического поиска при ЛНГ не менее важна правильная интерпретация данных дополнительного обследования, поскольку ошибочная трактовка полученных результатов может, с одной стороны, приводить к неправильной диагностике, а с другой - к дальнейшему усложнению диагностического поиска. Источником ошибок могут быть, в частности, неправильная трактовка данных микробиологического исследования крови (ложноотрицательные результаты у больных сепсисом, ложноположительные результаты при его отсутствии), лучевых и радиоизотопных методов, результатов иммунологических исследований крови (антитела к некоторым инфекционным агентам, опухолевые маркеры) и других методов. При трактовке полученных результатов необходимо учитывать чувствительность, специфичность и диагностическую эффективность метода, хотя чувствительность и специфичность тестов, выполняемых у больных без предположительного диагноза, снижается, и ни один диагностический тест не имеет адекватной чувствительности и специфичности для диагноза при изолированной его оценки у пожилых больных ЛНГ [28]. Необходимо иметь в виду диагностическую информативность, а следовательно, и ценность определенных методов исследования, с учетом реальности как ложноположительных, так и ложноотрицательных результатов. В табл. 5-3 и 5-4 приводятся данные о диагностическом значении различных методов лучевой диагностики и биопсии у больных ЛНГ.

Таблица 5-3. Диагностическая ценность лучевых методов исследования при лихорадке неясного генеза [27]
Метод исследования Помощь в диагностике Ложноположительный результат Чувствительность (ДИ 95%) Специфичность (ДИ 95%)

Рентгенограмма органов грудной клетки

6 (6%)

8 (11%)

60% (26–88%)

87% (77–94%)

КТ органов грудной клетки

9 (20%)

8 (17%)

82% (48–98%)

77% (60–90%)

УЗИ органов брюшной полости

6 (10%)

18 (31%)

86% (42–100%)

65% (50–78%)

КТ органов брюшной полости

12 (20%)

17 (29%)

92% (64–100%)

63% (48–77%)

Таблица 5-4. Диагностическое значение лучевых и инвазивных методов исследования у больных лихорадкой неясного генеза [24]
Методы Чувствительность Специфичность Отрицательная предсказательная ценность Положительная предсказательная ценность

КТ органов грудной клетки

100

65

100

55

УЗИ органов брюшной полости

100

67

100

30

КТ органов брюшной полости

100

44

100

31

Биопсия

85

100

85

100

Обращает на себя внимание относительно высокий процент ложноположительных результатов при проведении УЗИ и КТ органов брюшной полости (31 и 29% соответственно), с чем нередко приходиться сталкиваться в процессе диагностического поиска у больных с ЛНГ.

Особые трудности в расшифровке природы ЛНГ представляют случаи изолированной лихорадки, когда "нелихорадочная" симптоматика бедна и при первичном обследовании не удается выявить дополнительных клинико-лабораторных признаков, позволяющих высказать предварительную гипотезу и определить направление диагностического поиска [29, 30]. В подобных ситуациях дополнительное обследование носит неселективный характер с использованием таких методов, как КТ, ПЭТ, а также инвазивных диагностических исследований (биопсия, лапароскопия, лапаротомия) с учетом известной нозологической структуры ЛНГ.

Диагностический поиск у больных ЛНГ пожилого и старческого возраста имеет свои нюансы, определяемые особенностями заболеваний у гериатрического контингента. Имеется специфика возрастной патологии (более частые опухолевые заболевания, эндокардит, туберкулез, височный артериит и ревматическая полимиалгия), больший риск лекарственных лихорадок в связи c вынужденной полипрагмазией, венозных тромбозов у лежачих больных. Рекомендации для проведения диагностического поиска у пожилых пациентов с наличием ЛНГ могут быть сведены к следующим [31]:

  • подтверждению наличия лихорадки повторными измерениями температуры тела;

  • тщательно собранному анамнезу, физикальному обследованию, общему анализу крови, СОЭ, биохимическому исследованию крови, общему анализу мочи, микробиологическому исследованию крови и мочи, тиреотропного гормона. В особых случаях - исследования крови на ВИЧ, цитомегаловирус, вирус Эпстайна–Барр;

  • отмене всех не жизненно важных лекарств;

  • УЗИ органов брюшной полости;

  • эхокардиографии;

  • исключению туберкулеза;

  • КТ органов грудной клетки и брюшной полости;

  • рассмотрению показаний к биопсии височной артерии, особенно при СОЭ выше 40 мм/ч;

  • исключению тромбоэмболии легочной артерии, особенно у лежачих больных;

  • сцинтиграфии с Ga-67 или In-111;

  • рассмотрению показаний к биопсии печени и костного мозга;

  • рассмотрению показаний к диагностической лапароскопии, лапаротомии.

5.4. Пожилой пациент с лихорадкой неясного генеза - инфекция или опухоль?

В процессе диагностического поиска у больных ЛНГ перед врачами в первую очередь возникает проблема исключения инфекционной природы лихорадки, поскольку это определяет лечебную тактику ведения данной категории пациентов, в частности показания к назначению антибиотиков [32].

У многих врачей еще сохраняется традиция трактовать любую лихорадку, по крайней мере на начальных этапах заболевания, как проявление инфекции, что неизбежно влечет за собой назначение антибиотиков. Так, 80 больных ЛНГ до госпитализации по поводу ЛНГ получали по меньшей мере один курс антибактериальной терапии, в то время как инфекция была верифицирована при дальнейшем обследовании лишь в 52% случаях [33]. По некоторым данным, лихорадка в сочетании с другими признаками чаще наблюдалась при инфекциях, а изолированная лихорадка - при опухолях и системных заболеваниях [34]. Было показано, что предикторами инфекционной природы лихорадки являлись содержание СРБ выше 60 мг/л (ОШ 6,0 при 95% ДИ 2,5–9,8), количество эозинофилов менее 40 клеток/мм3 (ОШ 4,1 при 95% ДИ 2,0–7,3) и уровень ферритина сыворотки ниже 500 мкг/л (ОШ 2,5 при 95% ДИ 1,3–5,2). Чувствительность, специфичность, позитивная и негативная ценность предсказания инфекции при наличии двух указанных факторов и более среди 100 больных ЛНГ составляли 91,4; 92,3; 86,5 и 95,2% соответственно [35].

В поисках надежного лабораторного маркера, позволяющего дифференцировать лихорадку инфекционной и неинфекционной (опухолевой) природы, внимание исследователей и клиницистов с 1990-х гг. было привлечено к прокальцитонину (ПКТ), предшественнику (прогормону) кальцитонина. Последний, как известно, регулирует метаболизм костной ткани и уровень кальция, а также ингибирует резорбцию кости остеокластами. При тяжелой системной инфекции кальцитонин, синтезируемый в норме главным образом C-клетками щитовидной железы, продуцируется экстратиреоидными тканями. Это подтверждается высокими уровнями прогормона при развитии тяжелой инфекции у больных, которые предварительно подвергались тотальной тиреоидэктомии. Во многих исследованиях показано, что сывороточный ПКТ является маркером инфекционного воспаления и может служить дифференциально-диагностическим тестом между инфекционной и неинфекционной лихорадкой. Если в норме ПКТ выявляется в сыворотке в следовых количествах (менее 0,05 нг/мл), то уровень 0,5 нг/мл и выше позволяет отличить инфекционное воспаление от неинфекционного, например при болезни Стилла, системной красной волчанке [36]. В отличие от С-реактивного протеина, уровень ПКТ не повышается при неинфекционных воспалениях. Выявленная связь между результатами микробиологического исследования крови и показателями ПКТ (низкий уровень ПКТ при отсутствии патогена в крови в большинстве случаях) у больных ЛНГ, находящихся в ОРИТ, позволяет расценивать ПКТ как важный маркер системного инфекционного воспаления [37]. Особую диагностическую ценность прокальцитониновый тест приобретает у лихорадочных больных с опухолевыми заболеваниями при принятии решения о назначении АП или цитостатиков. Среди онко-гематологических пациентов с лихорадкой лекарственной и опухолевой природы уровень ПКТ был значительно ниже, чем при инфекционной лихорадке [38]. У опухолевых больных без нейтропении высокие показатели сывороточного ПКТ были предиктором инфекции сепсиса, причем на фоне антибактериальной терапии отмечалось снижение уровня ПКТ, что подтверждало наличие бактериальной инфекции [39].

5.5. Нозокомиальная лихорадка

Дальнейшие многочисленные после сообщения R. Petersdorf и P. Beeson [1] публикации по проблеме ЛНГ показали, что нозологическая структура причин ЛНГ имеет свои особенности в зависимости от клинической ситуации (возраст, пребывание в стационаре, наличие и характер фоновой патологии, иммунокомпетентность больного и др.). С учетом этого было предложено выделять 4 варианта ЛНГ [40]: классический вариант ЛНГ, нозокомиальная лихорадка, лихорадки на фоне нейтропений, лихорадки у больных с ВИЧ-инфекцией. Каждый из этих вариантов имеет особенности нозологической структуры, течения, прогноза и терапии заболеваний, лежащих в основе ЛНГ, что предопределяет направление диагностического поиска и тактику ведения больных. Наибольшее внимание было привлечено к так называемой нозокомиальной лихорадке (НЛ), которая определяется как лихорадка, возникающая у больных более чем через 24 ч после госпитализации в отсутствие очевидных причин лихорадки (инфекция и др.) при поступлении в стационар и лихорадочных эпизодов за 7 дней до госпитализации. Невозможность установить причину лихорадки в течение трех дней госпитализации позволяет квалифицировать ситуацию как "нозокомиальный" вариант ЛНГ [40]. Особое значение проблема НЛ приобретает у больных пожилого и старческого возраста, составляющих основной контингент госпитализированных и являющихся резидентами ДДП. Если обратиться к этимологии термина "нозокомиальный" (nosos - заболевание, comeo - заботиться, охранять), то его использование вполне правомочно для обозначения клинических событий (заболевания, осложнения и др.), возникающих не только среди стационарных больных, но и у лиц, находящихся в ДДП (интернаты, хосписы и др.). С учетом особенностей данной категории пациентов (полиморбидность, вынужденная полипрагмазия, инволюционный иммунодефицит и др.) у них значительно чаще присутствуют факторы риска НЛ (инфекции, опухоли, лекарственные осложнения). Выделение НЛ в особую группу ЛНГ было оправдано в связи с некоторым различием, в отличие от "классических" ЛНГ, в структуре причин лихорадок, обусловленных пребыванием больных в стационаре, риском внутрибольничных инфекций, многочисленными диагностическими исследованиями, в том числе инвазивными, оперативными вмешательствами, массивной лекарственной терапией и другими потенциально ятрогенными факторами [41].

К основным факторам риска НЛ относятся [42]:

  • пребывание в стационаре более 24 ч;

  • пребывание в ОРИТ;

  • наличие назогастрального и эндотрахеального зондов;

  • хирургические операции;

  • наличие мочевого катетера;

  • наличие внутрисосудистых катетеров;

  • медикаментозная терапия (антибиотики, в том числе вызываемые инфекцию Clostridium difficile , другие препараты);

  • пролежни;

  • недержание кала;

  • фоновые заболевания (застойная сердечная недостаточность, цереброваскулярная болезнь, злокачественные опухоли, диабетическая стопа, алкоголизм);

  • тромбозы глубоких вен, тромбоэмболия легочной артерии;

  • трансфузионная терапия;

  • прочие (некалькулезный холецистит, тиреоидит, алкогольная и лекарственная абстиненция, надпочечниковая недостаточность, панкреатит).

Как видно, большинство факторов риска НЛ предрасполагают к развитию инфекций различной локализации. В большинстве анализируемых исследований инфекционная патология является основной причиной НЛ. В обзоре, посвященном частоте, причинам и факторам риска НЛ [43], инфекционная природа НЛ регистрировалась в широком диапазоне - от 37 до 74% случаев. Предикторами бактериальной инфекции у больных НЛ являются наличие сахарного диабета, артериальной гипертензии, пребывание в стационаре более 10 дней до появления лихорадки, максимальная температура выше 38,7 °С, катетеризация мочевого пузыря, лейкоцитоз свыше 10×109 /л при количестве нейтрофилов выше 75%. При этом чем выше максимальные цифры температуры тела и лейкоцитов в крови, тем более вероятна инфекционная этиология НЛ [44]. При анализе НЛ у 66 больных пожилого и старческого возраста [45] у 74% НЛ оказалась проявлением инфекций, среди которых наиболее часто диагностировались инфекции мочевыводящих путей (39,4%), пневмонии (19,6%), бронхиты (6%). Неинфекционная природа НЛ составила 13,5%, а у 12,5% больных причину НЛ верифицировать не удалось.

5.6. Ведение пациентов с лихорадкой неясного генеза

Наличие у больных любого возраста лихорадки традиционно ассоциируется прежде всего с инфекционным процессом и побуждает врачей к назначению антимикробных препаратов еще до получения результатов обследования и верификации инфекционной природы лихорадки. Особенно велико искушение назначать антибиотики при наличии ЛНГ у больных пожилого и старческого возраста с учетом нередко тяжелого состояния, опасения декомпенсации сопутствующих заболеваний и в надежде получения максимально быстрого эффекта в случаях вероятности инфекционно-воспалительного процесса. Между тем следует помнить, что частота инфекционной патологии среди всех причин ЛНГ у больных пожилого и старческого возраста редко превышает 40%. Многие эксперты согласны во мнении, что эмпирическая терапия у больных ЛНГ, особенно на ранних этапах неверифицированной болезни, не рекомендуется [46, 47]. Вполне оправданной считается выжидательная тактика и наблюдение за больными ЛНГ, находящимися в стабильном состоянии, поскольку, по данным катамнеза, в большинстве случаев прогноз пациентов с нерасшифрованной лихорадкой вполне благоприятный [47]. Возможно назначение нестероидных противовоспалительных средств при отсутствии противопоказаний, однако необходимо учитывать риск гепатотоксичности, особенно у пациентов с недиагностированной болезнью Стилла.

Клинический опыт убеждает в постоянном наличии случаев ЛНГ с неверифицированной причиной лихорадки, о чем свидетельствуют литературные публикации, в которых наряду с выявляемыми причинами прочно занимает место рубрика "без диагноза". Нерасшифрованные ЛНГ продолжают оставаться клинической реальностью, несмотря на тщательный диагностический поиск с использованием современных, высокоинформативных методов исследования. Сформировалось мнение, что чем больше времени больной ЛНГ остается без диагноза, тем меньше остается шансов установления причины лихорадки. В одном из обстоятельных анализов 290 больных ЛНГ [48] представлены результаты длительного наблюдения (от 4 мес до 6 лет) за 80 больными ЛНГ, выписанными без диагноза. 63 пациента находились в удовлетворительном состоянии без лихорадки, а у 14 человек лихорадка сохранялась, что наряду с ухудшением состояния явилось показанием для назначения глюкокортикоидов 7 больным. Трое больных ЛНГ с нерасшифрованной причиной умерли от менингококкового менингита, бронхогенного рака и неходжкинской лимфомы через 12 мес, 20 мес и 6 лет соответственно. По мнению авторов, указанные заболевания не могли быть связаны с ЛНГ, с чем можно согласиться лишь в отношении больного с менингитом. В другом исследовании [49] показано, что среди различных признаков у больных ЛНГ с летальным исходом ассоциировались пожилой возраст, наличие опухолевого заболевания, постоянная лихорадка (в отличие от периодической), гепатомегалия, анемия, лейкопения, высокий уровень лактатдегидрогеназы. В то же время указывается на благоприятный прогноз у больных с нерасшифрованной лихорадкой, наблюдающихся по меньшей мере в течение 6 мес.

Основные рекомендации к ведению больных ЛНГ могут быть сведены к следующим:

  • воздерживаться от лечения при стабильном состоянии больного;

  • не назначать глюкокортикоиды при неясности диагноза (нераспознанный туберкулез или нагноительный процесс!);

  • рассмотреть возможность пробной терапии глюкокортикоидами при подозрении на ревматическую полимиалгию и височный артериит, болезнь Стилла у взрослых;

  • рассмотреть возможность пробной антибактериальной терапии при тяжелом состоянии (интоксикация, гемодинамические нарушения, синдром диссеминированного внутрисосудистого свертывания), у больных нейтропенией, при положительном "прокальцитониновом тесте";

  • осуществлять динамическое наблюдение за больным при стабильном состоянии и отсутствии показаний для лечения.

Список литературы

  1. Petersdorf R., Beeson Р. Fever of unknown origin // Medicine (Baltimore). 1961. Vol. 40. P. 1–30.

  2. Horowitz H.W. Fever of unknown origin or fever of too many origins? // N. Engl. J. Med. 2013. Vol. 368. P. 197–199.

  3. Naito T., Mizooka M., Mitsumoto F. et al. Diagnostic workup for fever of unknown origin: a multicenter collaborative retrospective study // BMJ Open. 2013. Vol. 3. N. 12. Article ID e003971.

  4. Charcot J.M. Fievres. Paris, 1875.

  5. Norman D.C., Wong M.B., Yoshikawa T.T. Fever of unknown origin in older persons // Infect. Dis. Clin. North Am. 2007. Vol. 21. N. 4. P. 937–945.

  6. Turkulov V., Brkić S., Sević S. et al. Fever of unknown origin in elderly patients // Srp. Arh. Celok. Lek. 2011. Vol. 139. N. 1-2. P. 64–68.

  7. Zajworoniuk-Wlodarczyk J., Drozdowska J., Pedersen H. et al. Fever of unknown origin in the elderly is a diagnostic challenge // Ugeskr. Laeger. 2013. Vol. 175. N. 47. P. 2857–2860.

  8. Norman D.C. Fever in the elderly // Clin. Infect. Dis. 2000. Vol. 31. P. 148–151.

  9. Tal S., Guller V., Gurevich A. Fever of unknown origin in older adults // Clin. Geriatr. Med. 2007. Vol. 23. N. 3. P. 649–668, viii. DOI: https://doi.org/10.1016/j.cger.2007.03.004 PMID: 17631239.

  10. Zheng M., Lin H., Luo S. et al. Fever of unknown origin in the elderly: nine years experience in China // Trop. Doct. 2008. Vol. 38. N. 4. P. 221–222.

  11. Knockaert D.C., Vanneste L.J., Bobbaers H.J. Fever of unknown origin in elderly patients // J. Am. Geriatr. Soc. 1993. Vol. 41. N. 11. P. 1187–1192.

  12. Önal İ.K., Cankurtaran M., Çakar M. et al. Fever of unknown origin: what is remarkable in the elderly in a developing country? // J. Infect. 2006. Vol. 52. N. 6. P. 399–404.

  13. Дворецкий Л.И. Лихорадка неясного генеза. Вечная клиническая интрига. М.: МЕДпресс-информ, 2016.

  14. Tolia J., Smith L.G. Fever of unknown origin: historical and physical clues to making the diagnosis // Infect. Dis. Clin. North Am. 2007. Vol. 21. N. 4. P. 917–936.

  15. Cunha B.A. Fever of unknown origin: focused diagnostic approach based on clinical clues from the history, physical examination and laboratory tests // Infect. Dis. Clin. North Am. 2007. Vol. 21. N. 4. P. 1137–1187.

  16. Agarwal P.K., Gogia A. Fever of Unknown Origin // J. Assoc. Physicians India. 2004. Vol. 52. P. 314–318.

  17. «Диаскинтест®» — новые возможности идентификации туберкулезной инфекции / Под ред. М.А. Пальцева. М.: Медицина, 2010. 176 с.

  18. Meller J., Sahlmann C.O., Gürocak O. et al. FDG-PET in patients with fever of unknown origin: the importance of diagnosing large vessel vasculitis // Q. J. Nucl. Med. Mol. Imaging. 2009. Vol. 53. N. 1. P. 51–63.

  19. Balink H., Verberne H.J., Bennink R.J. et al. A rationale for the use of F18-FDG PET/CT in fever and inflammation of unknown origin // Int. J. Mol. Imaging. 2012. Vol. 2012. Article ID 165080.

  20. Kim Y.J., Kim S.I., Hong K.W., Kang M.W. Diagnostic value of 18F-FDG PET/CT in patients with fever of unknown origin // Intern. Med. J. 2012. Vol. 42. N. 7. P. 834–837.

  21. Hao R., Yuan L., Kan Y. et al. Diagnostic performance of 18F-FDG PET/CT in patients with fever of unknown origin: a meta-analysis // Nucl. Med. Commun. 2013. Vol. 34. N. 7. P. 682–688.

  22. Macapinlac H.A. Annual Meeting SNM. Toronto, 2009.

  23. Becerra Nakayo E.M., García Vicente A.M., Soriano Castrejón A.M. et al. Analysis of cost-effectiveness in the diagnosis of fever of unknown origin and the role of 18F-FDG PET-CT: a proposal of diagnostic algorithm // Rev. Esp. Med. Nucl. Imagen. Mol. 2012. Vol. 31. N. 4. P. 178186.

  24. Mete B., Vanli E., Yemisen M. et al. The role of invasive and non-invasive procedures in diagnosing fever of unknown origin // Int. J. Med. Sci. 2012. Vol. 9. N. 8. P. 68.

  25. Tabak F., Mert A., Celik A.D. et al. Fever of unknown origin in Turkey // Infection. 2003. Vol. 31. P. 417–420.

  26. Ozaras R., Celik A.D., Zengin K. et al. Is laparotomy necessary in the diagnosis of fever of unknown origin? // Acta Chir. Belg. 2005. Vol. 105. P. 89–92.

  27. Bleeker-Rovers C.P., Vos F.J., de Kleijn E.M. et al. A prospective multicenter study on fever of unknown origin: the yield of a structured diagnostic protocol // Medicine (Baltimore). 2007. Vol. 86. P. 26–38.

  28. Knockaert D.C., Vanderschueren S., Blockmans D. Fever of unknown origin in adults: 40 years on // J. Intern. Med. 2003. Vol. 253. P. 263–275.

  29. Tolia J., Smith L.G. Fever of unknown origin: historical and physical clues to making the diagnosis // Infect. Dis. Clin. North Am. 2007. Vol. 21. N. 4. P. 917–936.

  30. Williams J., Bellamy R. Fever of unknown origin // Clin. Med. 2008. Vol. 8. P. 526–530.

  31. Tal S., Guller V., Gurevich A. Fever of unknown origin in older adults // Clin. Geriatr. Med. 2007. Vol. 23. N. 3. P. 649–668.

  32. Efstathiou S.P., Pefanis A.V., Tsiakou A.G. et al. Fever of unknown origin: discrimination between infectious and non-infectious causes // Eur. J. Intern. Med. 2010. Vol. 21. N. 2. P. 137–143.

  33. Ergönül Ö., Willke A., Azap A., Tekeli E. Revised definition of «fever of unknown origin»: limitations and opportunities // J. Infect. 2005. Vol. 50. N. 1. P. 1–5.

  34. Schafu Ch., Kirsh W. Unklares fieber // Internist. 1994. Vol. 35. N. 4. P. 415–423.

  35. Stamatis P., Angelos V., Aphrodite G. et al. Fever of unknown origin: discrimination between infectious and non-infectious causes // Eur. J. Intern. Med. 2010. Vol. 21. N. 2. P. 137–143.

  36. Chen D.Y., Chen Y.M., Ho W.L. et al. Diagnostic value of procalcitonin for differentiation between bacterial infection and non-infectious inflammation in febrile patients with active adult-onset Still’s disease // Ann. Rheum. Dis. 2009. Vol. 68. N. 6. P. 1074–1075.

  37. Riedel S., Melendez J.H., An A.T. et al. Procalcitonin as a marker for the detection of bacteremia and sepsis in the emergency department // Am. J. Clin. Pathol. 2011. Vol. 135. N. 2. P. 182–189.

  38. Schüttrumpf S., Binder L., Hagemann T. et al. Procalcitonin: a useful discriminator between febrile conditions of different origin in hemato-oncological patients? // Ann. Hematol. 2003. Vol. 82. N. 2. P. 98–103.

  39. Shomali W., Hachem R., Chaftari A.M. et al. Can procalcitonin distinguish infectious fever from tumor-related fever in non-neutropenic cancer patients? // Cancer. 2012. Vol. 118. N. 23. P. 5823–5829.

  40. Durack D.T., Street A.C. Fever of unknown origin — reexamined and redefined // Curr. Clin. Top. Infect. Dis. 1991. Vol. 11. P. 35–51.

  41. Kakarala K., Chen T. Nosocomial fever of unknown origin // Southwest Respir. Crit. Care Chronicles (SWRCCC). 2015. Vol. 3. N. 11. P. 15–18.

  42. Torres A., Gatell J.M., Aznar E. et al. Reintubation increases the risk of nosocomial pneumonia in patients needing mechanical ventilation // Am. J. Respir. Crit. Care Med. 1995. Vol. 152. P. 137–141.

  43. Kaul D.R., Flanders S.A., Beck J.M., Saint S. Brief report: incidence, etiology, risk factors, and outcome of hospital-acquired fever: a systematic, evidence-based review // J. Gen. Intern. Med. 2006. Vol. 21. N. 11. P. 1184–1187.

  44. Arbo M., Fine M.J., Hanusa B.H. et al. Fever of nosocomial origin: etiology, risk factors, and outcomes // Am. J. Med. 1992. Vol. 95. P. 505–512.

  45. Trivalle C., Bouaniche M., Landrin I. et al. Nosocomial febrile illness in the elderly: frequency, causes, and risk factors // Arch. Intern. Med. 1998. Vol. 158. N. 14. P. 1560–1565.

  46. Castillo J.R., Armstrong W.S. Fever of unknown origin in adults // Infect. Med. 2006. Vol. 23. N. 1. P. 6–16.

  47. Bryan C.S., Ahuja D. Fever of unknown origin: is there a role for empiric therapy? // Infect. Dis. Clin. North Am. 2007. Vol. 21. N. 4. P. 1213–1220.

  48. Vanderschueren S., Knockaert D., Peetermans W. et al. Lack of value of the Naproxen test in the differential diagnosis of prolonged Febrile illnesses // Am. J. Med. 2003. Vol. 115. N. 7. P. 572–575.

  49. Vanderschueren S., Eyckmans T., De Munter P., Knockaert D. Mortality in patients presenting with fever of unknown origin // Acta Clin. Belg. 2014. Vol. 69. N. 1. P. 12–16.

Глава 6. Стратегические и тактические вопросы рационального применения антимикробных препаратов у пожилых

6.1. Стратегические вопросы рационального использования антимикробных средств в стационаре

В современных условиях отмечено широкое распространение в стационарах и популяции антибиотикорезистентных штаммов микроорганизмов, в результате чего закономерно наблюдается снижение клинической эффективности большинства антимикробных препаратов при лечении не только нозокомиальных, но и внебольничных инфекций. Особые сложности наблюдаются при лечении пациентов с инфекцией пожилого возраста, так как в связи с частым субклиническим дебютом инфекций и поздней диагностикой антибиотики назначаются с опозданием, что ухудшает прогноз, а также в связи с наличием серьезной коморбидности инфекции протекают тяжелее и быстро осложняются сепсисом и органными нарушениями. В связи с этим крайне важно строго соблюдать стратегические принципы рационального использования антимикробных препаратов в стационаре, которые заключаются в разработке правил (алгоритмов) назначения антибиотиков и реализации мероприятий, направленных на уменьшение нерационального использования антимикробных препаратов. Все это имеет важнейшее значение в глобальной стратегии стационаров по сдерживанию антибиотикорезистентности, которая во многом является ятрогенной проблемой и прямо связана с частотой назначений антибиотиков и структурой их потребления.

Основные принципы рационального применения антимикробных препаратов в стационаре и амбулаторной практике описаны в соответствующих методических рекомендациях [1–2].

6.1.1. Принципы рационального применения антимикробных препаратов в стационарах

Учитывая объективные сложности лечения инфекций у пожилых (тяжесть состояния пациентов, сопутствующие заболевания, часто полимикробный характер инфекции, возможность выделения при нозокомиальных инфекциях возбудителей с множественной устойчивостью к антибактериальным средствам), необходимо выделить следующие принципы рационального применения антибиотиков в стационарах.

  • Антибактериальную терапию следует начинать неотложно при документировании инфекции до получения результатов микробиологического исследования. При тяжелом сепсисе адекватный антибиотик должен быть введен в течение первого часа после установления диагноза, сразу после взятия материала для микробиологического исследования (кровь и другой биологический материал, полученный из локусов, максимально приближенных к предполагаемому очагу инфекции, желательно инвазивным способом).

  • Выбор стартового эмпирического режима терапии должен быть программируемым с учетом вероятного спектра возбудителей (в зависимости от локализации очага инфекции) и их возможной устойчивости (данные локального мониторинга антибиотикорезистентности в стационаре). При некоторых локализациях очага инфекции необходимо учитывать фармакокинетику антибиотиков, т.е. способность проникать и накапливаться в различных тканях и жидкостях организма (спинномозговая жидкость, моча, желчь, кость, клапаны сердца, ЦНС).

  • Первоначальную оценку эффективности терапии проводят через 48–72 ч после начала лечения, ориентируясь на динамику клинического состояния пожилого больного, проявления синдрома системной воспалительной реакции и снижение концентраций прокальцитонина. Если в эти сроки не отмечают положительный эффект, то режим антимикробной терапии следует скорректировать. В более ранние сроки после назначения антибиотика (12–24 ч) оценить эффективность терапии затруднительно, так как максимальное бактерицидное действие препарата (киллинг бактерий) развивается, как правило, через 24–48 ч после начала лечения, и у пожилых может закономерно наблюдаться замедленная динамика показателей системного воспаления.

  • Во время применения антимикробных препаратов необходимо ежедневно контролировать состояние пожилого пациента с целью оценки клинической эффективности лечения, регистрации возможных нежелательных реакций и определения оптимальной продолжительности терапии.

  • Профилактическое применение антибиотиков в послеоперационном периоде (при отсутствии клинических признаков инфекции) или с целью профилактики других нозокомиальных инфекций из-за тяжести состояния пожилого больного и тяжелой коморбидности в большинстве случаев следует признать нерациональным и нежелательным.

Выбор антибактериального препарата может осуществляться на основании установленной этиологии заболевания и уточненной чувствительности возбудителя к антибиотикам - такую терапию определяют как целенаправленную, или этиотропную. В других ситуациях, когда возбудитель неизвестен, препарат назначают эмпирически. В последнем случае при выборе антибиотика учитывают вероятный спектр микроорганизмов, вызывающих инфекцию определенной локализации, и основные тенденции антибиотикорезистентности наиболее вероятных возбудителей. Понятно, что в клинической практике наиболее часто врач вынужден назначать антибактериальный препарат эмпирически, до уточнения этиологии заболевания.

При тяжелых инфекциях принципиально важно назначение уже на первом этапе лечения адекватного режима антибактериальной терапии, что подразумевает применение эмпирической терапии с максимально полным охватом всех потенциальных возбудителей инфекции данной локализации и с учетом риска антибиотикорезистентности. Этот принцип максимальной стартовой эмпирической терапии особенно необходим при лечении таких инфекций, как ИВЛ-ассоциированная пневмония, сепсис или септический шок, так как установлено, что в случае неадекватной или поздно назначенной стартовой терапии достоверно увеличивается риск летального исхода [3–8]; в случае неадекватного выбора стартовой эмпирической терапии нозокомиальной пневмонии при искусственной вентиляцией легких (НПивл ) и тяжелого сепсиса риск летального исхода увеличивается в 2,5–3 раза.

Под адекватной эмпирической антибактериальной терапией следует понимать, что:

  • выбранный режим антимикробной терапии охватывает максимально возможное число потенциальных возбудителей инфекции;

  • при выборе антибактериального препарата следует учитывать риск инфицирования полирезистентными возбудителями ;

  • антибиотик назначен в адекватной дозе с учетом вероятного (или документированного) возбудителя и локализации инфекции;

  • режим антибактериальной терапии не должен способствовать селекции резистентных штаммов бактерий.

6.1.2. Мероприятия по ограничению применения антимикробных препаратов в стационаре

Различные проспективные и ретроспективные эпидемиологические исследования показывают, что нерациональное использование антимикробных препаратов в стационарах достигает 40–70% (назначение не по показаниям или неадекватное применение), причем внедрение программ по рациональному применению антибиотиков в стационаре существенно улучшает эти показатели [9–14].

Необходимо выделить мероприятия, направленные на уменьшение использования антимикробных препаратов в стационаре в целом и на ограничение использования отдельных классов антибиотиков, способствующих селекции антибиотикорезистентных штаммов.

6.1.3. Мероприятия, направленные на уменьшение использования антимикробных препаратов в целом

Административные ограничения отпуска антибиотиков. С этой целью можно использовать в стационаре бланки заказов на получение антимикробных препаратов в аптеке с указанием диагноза инфекции или обязательное письменное обоснование показания для назначения антибиотика в истории болезни.

Ограничение комбинированного назначения антибиотиков, которое должно быть строго регламентировано в рекомендациях по терапии инфекций. Особенно следует обратить внимание на широко распространенную необоснованную практику назначения аминогликозидов с β-лактамными антибиотиками, метронидазола с карбапенемами или ингибиторозащищенными β-лактамами, которые сами обладают высокой антианаэробной активностью, или антифунгальных средств при проведении антибиотикотерапии.

Ограничение продолжительности антибактериальной терапии. Необходимо проводить ежедневный мониторинг эффективности лечения и оценку возможности прекращения терапии. С этой целью целесообразно использовать критерии достаточности антибактериальной терапии, как клинические, так и лабораторные. В большинстве клинических ситуаций обосновано применение антибиотиков в течение 7–8 сут, а при адекватно санированном очаге инфекции эти сроки могут быть меньше.

Административные ограничения профилактического использования антибиотиков. В настоящее время доказана эффективность короткой периоперационной антибиотикопрофилактики инфекций области хирургического вмешательства, причем в большинстве случаев достаточно однократного введения антибиотика до кожного разреза. Пролонгирование антибиотикопрофилактики свыше 24 ч в послеоперационном периоде является нерациональным, за исключением кардиохирургических операций.

Исключение назначения антимикробных препаратов при неинфекционном диагнозе. Лихорадка и лейкоцитоз могут возникать не только при бактериальной инфекции, поэтому назначение антибиотиков без тщательного обследования пациентов и уточнения природы системной воспалительной реакции нецелесообразно. Выделение грибов рода Candida из нестерильных локусов в большинстве случаев является колонизацией и не требует проведения антифунгальной терапии.

Консультация клинического фармаколога во время лечения является важнейшим звеном в уменьшении необоснованного и неадекватного применения антимикробных препаратов. Целесообразно в зависимости от профиля стационара и его возможностей административно установить, в каких ситуациях обязательна консультация клинического фармаколога для определения дальнейшей тактики ведения пациента. Это могут быть следующие клинические ситуации:

  • неэффективность антимикробной терапии (эмпирической, целенаправленной) первой линии;

  • жизнеугрожающие или проблемные для лечения инфекции (сепсис, менингит, инфекционный эндокардит, остеомиелит, антибиотикоассоциированная клостридиальная диарея и др.);

  • выделение у пациента полирезистентных микроорганизмов;

  • необходимость продления сроков антимикробной терапии сверх установленных для данной нозологии (например, внебольничная пневмония или пиелонефрит более 7 дней, перитонит более 10 дней и т.д.);

  • развитие серьезных нежелательных реакций на антимикробные средства.

Контроль (аудит) за назначением антимикробных препаратов и соблюдением рекомендаций по терапии и профилактике (выборочная проверка историй болезни во время пребывания пациента в стационаре, выписанных пациентов).

6.1.4. Мероприятия, направленные на ограничение использования отдельных классов антимикробных препаратов

Формулярный список. Предназначен для ограничения доступности отдельных групп антибиотиков.

Внедрение деэскалационного подхода к назначению антибиотиков при тяжелых инфекциях. Замена антибиотика широкого спектра на препарат с более узким спектром или замена комбинированной терапии на монотерапию после получения результатов бактериологического исследования способствует ослаблению антибиотического прессинга и снижению риска селекции полирезистентных микроорганизмов.

Локальный микробиологический мониторинг. Анализ микробиологических данных (каждые 3 или 6 мес) и на основании этого коррекция рекомендаций по эмпирической антибактериальной терапии нозокомиальных инфекций в отделении - важный компонент в рационализации использования антибиотиков в стационаре для достижения адекватности лечения и ограничения распространения антибиотикорезистентных штаммов.

Рекомендации по антимикробной терапии инфекций. Административное ограничение использования отдельных групп антимикробных препаратов направлено на снижение риска селекции резистентных штаммов. Например, выявлена прямая зависимость между частотой использования цефалоспоринов III поколения и распространением в отделении энтеробактерий (E. сoli , Klebsiella spp. , Proteus spp. ), продуцирующих β-лактамазы расширенного спектра (БЛРС) и устойчивых ко всем цефалоспоринам и другим классам антибиотиков [15–18]. В то же время ограничение использования цефалоспоринов III поколения для эмпирической терапии нозокомиальных инфекций и замещение их пиперациллином/тазобактамом или имипенемом способствовало снижению частоты выделения БЛРС-продуцентов [19–20]. Использование эртапенема, в отличие от цефалоспоринов III поколения, не сопровождается селекцией БЛРС-продуцирующих энтеробактерий [21]. Фактором риска селекции полирезистентной синегнойной палочки является широкое применение антисинегнойных карбапенемов [22–24]. Уменьшение использования этих групп антибиотиков, а также замена антисинегнойных карбапенемов (имипенем, меропенем, дорипенем) на эртапенем приводит к снижению частоты выделения полирезистентной P. аeruginosa и восстановлению ее чувствительности к имипенему [25–26].

6.2. Тактические вопросы рационального применения антимикробных препаратов в стационаре

6.2.1. Обоснование назначения антибактериальных и антифунгальных средств

Показанием для назначения антибиотика является документированная или предполагаемая бактериальная инфекция. Наличие отдельных симптомов системной воспалительной реакции (лихорадка, лейкоцитоз, нейтрофилез, увеличение СОЭ) не всегда является отражением бактериального воспаления и не во всех случаях требует обязательного назначения антибиотика. Выделение условно-патогенных микроорганизмов из нестерильных локусов также не всегда означает инфекционный процесс и требует оценки их клинической значимости. При решении вопроса о характере системной воспалительной реакции и целесообразности назначения антибиотика рекомендуют исследовать уровень в крови биохимических маркеров бактериального воспаления - прокальцитонина и С-реактивного белка: первый характеризуется высокой специфичностью, второй - высокой чувствительностью в диагностике бактериальной инфекции.

При решении вопроса о целесообразности назначения антибиотика необходимо эту концепцию сформулировать в истории болезни.

Риск развития инвазивного микоза на фоне применения антибиотиков у пожилых пациентов без специфических факторов риска (нейтропении на фоне применения цитостатиков, трансплантации кроветворных стволовых клеток, трансплантации печени, легких и пр.) невысок, поэтому рутинная первичная антифунгальная профилактика не рекомендуется. У больных в ОРИТ показанием для первичной антифунгальной профилактики может быть повторная перфорация ЖКТ или инфицированный панкреонекроз. В этих ситуациях целесообразно назначение системных противогрибковых препаратов (флуконазол 400 мг/сут). Назначение для профилактики инвазивного микоза неадсорбируемых полиеновых антибиотиков (нистатина, натамицина и др.) неэффективно и нецелесообразно, так же как и применение флуконазола в суточной дозе менее 400 мг или пероральное назначение кетоконазола.

Эмпирическое назначение противогрибковых препаратов (каспофунгина, анидулафунгина) рекомендовано при рефрактерной к антибактериальным препаратам лихорадке у больных с нейтропенией. У больных в ОРИТ показанием для эмпирической антифунгальной терапии - каспофунгина или анидулафунгина (или флуконазол, если его не применяли профилактически) является сочетание следующих признаков [2, 27–29]:

  • лихорадка неясной этиологии продолжительностью более 4–6 сут, резистентная к адекватной терапии антибактериальными препаратам широкого спектра действия;

  • распространенная (от 2 локусов) колонизация Candida spp. нестерильных локусов;

  • наличие двух факторов и более риска развития инвазивного кандидоза (в/в катетер, хирургическое вмешательство на органах брюшной полости, полное парентеральное питание, применение глюкокортикоидов или иммуносупрессантов).

Выделение Candida spp. и других возбудителей инвазивных микозов из стерильных в норме локусов (кровь, ликвор, биоптат и др.) является показанием для обязательного назначения системных противогрибковых препаратов. В этом случае проводится целенаправленная антифунгальная терапия эхинокандинами (каспофунгин, анидулафунгин) или азолами (вориконазол, флуконазол).

6.2.2. Обоснование выбора антимикробных препаратов при внебольничных и нозокомиальных инфекциях

С целью повышения адекватности антибактериальной терапии следует разработать рекомендации по эмпирическому и целенаправленному выбору антимикробных препаратов. Под адекватной эмпирической антибактериальной терапией конкретного пациента следует понимать, что:

  • выбранный режим антимикробной терапии охватывает всех потенциальных возбудителей инфекции;

  • при выборе антибактериального препарата был учтен риск полирезистентных возбудителей;

  • антибиотик назначен в адекватной дозе с учетом вероятного (или документированного) возбудителя и локализации инфекции.

С учетом сказанного подразумевается, что при назначении адекватной эмпирической терапии с наибольшей вероятностью ожидается достижение клинической и бактериологической эффективности лечения.

Рациональный выбор эмпирического режима антибактериальной терапии невозможен без современных знаний об этиологической структуре инфекций и антибиотикорезистентности возбудителей, которые могут различаться в конкретных клинических ситуациях. В наиболее обобщенной форме выбор эмпирического режима антибактериальной терапии должен быть обоснован с учетом следующих факторов:

  • условия возникновения инфекции: внебольничной или нозокомиальной;

  • локализации инфекции, определяющей наиболее вероятных возбудителей.

Для нозокомиальной инфекции характерен более широкий круг потенциальных возбудителей, характеризующийся, как правило, устойчивостью в той или иной степени к антибактериальным средствам. Этиология нозокомиальных инфекций и уровень устойчивости возбудителей к антибиотикам могут иметь существенные различия в разных стационарах и среди отделений одного стационара. Поэтому адекватно планировать эмпирическую антибактериальную терапию нозокомиальных инфекций можно, только исходя из локальных микробиологических данных о превалирующих возбудителях и их антибиотикорезистентности.

Внебольничные инфекции характеризуются более узким кругом потенциальных возбудителей, при этом их устойчивость к антибиотикам менее выражена и распространена. В этом случае эффективность антибиотиков более предсказуема.

Наряду с этим у ряда пациентов с внебольничными инфекциями имеется более высокий риск развития инфицирования антибиотикорезистентными штаммами. Обычно у таких пациентов можно проследить недавний контакт с медицинскими учреждениями или прием антибиотиков. К факторам риска внебольничных инфекций, вызванных антибиотикорезистентными возбудителями, относят:

  • госпитализацию более 24 часов в течение предшествующих 3 мес;

  • прием антибиотиков по любому поводу в течение предшествующих 3 мес;

  • пребывание в домах длительного ухода (дом престарелых, хоспис);

  • лечение в дневных стационарах поликлиник;

  • лечение гемодиализом.

Тактика антибактериальной терапии таких пациентов сходна с тактикой лечения пациентов с нозокомиальными инфекциями вне ОРИТ.

Таким образом, в рекомендациях по эмпирическому назначению антимикробных препаратов целесообразно пациентов с инфекциями стратифицировать на 4 типа или лечебные группы [2, 30].

Тип I : внебольничные инфекции без факторов риска полирезистентных возбудителей (ПРВ) - энтеробактерии, продуцирующие БЛРС.

Тип II : внебольничные инфекции с факторами риска ПРВ (энтеробактерии, продуцирующие БЛРС и устойчивые к цефалоспоринам, ассоциированная устойчивость к фторхинолонам и аминогликозидам).

Тип IIIa : нозокомиальные инфекции вне ОРИТ у пациентов, не получавших антибиотики в данную госпитализацию, или в ОРИТ менее 5 сут пребывания.

Тип IIIb : нозокомиальные инфекции в ОРИТ, развившиеся после 5 сут пребывания и/или в случае предшествующего применения антибиотиков у пациентов в ОРИТ и вне ОРИТ.

Тип IV : нозокомиальные инфекции с риском инвазивного кандидоза у пациентов IIIb типа (1+2±3):

  • 1) лихорадка более 38 °С более 5 дней на фоне проведения адеватной антибактериальной терапии;

  • 2) наличие двух рисков инвазивного кандидоза и более:

    • наличие центрального венозного катетера;

    • повторные операции на брюшной полости;

    • полное парентеральное питание;

    • применение глюкокортикоидов или цитостатиков.

  • 3) мультилокусная колонизация Candida spp. нестерильных локусов.

Соответственно, рекомендации по выбору эмпирического режима антимикробной терапии должны быть построены с учетом этих типов стратификации. Необходимо учитывать, что данные рекомендации касаются большинства инфекций в стационаре, в том числе абдоминальных, мочевыводящих путей, кожи и мягких тканей, дыхательных путей, и не являются руководством для лечения ряда специфических нозологий, таких как менингит, инфекционный эндокардит, остеомиелит, инфекции имплантатов. Кроме этого, выбор препарата не должен противоречить официально разрешенным показаниям (если у составителей рекомендаций имеется иное мнение, то оно должно быть тщательно обосновано с приведением ссылок на соответствующие документы) и особенностям фармакокинетики/фармакодинамики антибиотика.

6.2.3. Рекомендации по дозированию антимикробных препаратов

Основные режимы дозирования антимикробных препаратов указаны в инструкции по медицинскому применению. В данном документе рекомендованные дозы антибиотика были рассчитаны на основании фармакокинетики и фармакодинамики для чувствительных к антибиотику микроорганизмов. Со временем происходит закономерный процесс снижения чувствительности микроорганизмов к антимикробным препаратам (что отражается в увеличении показателей МПК50 и МПК90 ) и появления устойчивых штаммов, однако рекомендованный режим дозирования не претерпевает коррекции в инструкции.

Пожилой возраст пациента не является обоснованием для изменения дозирования антибиотиков (уменьшения и увеличения дозы). Дозирование антибиотиков у пожилых обусловлено теми же правилами, как у пациентов других возрастных групп.

При повышении минимальных подавляющих концентраций (МПК) микроорганизмов для поддержания клинического эффекта антибиотика на прежнем уровне необходимо увеличить его концентрацию в крови (для антибиотиков с концентрационно-зависимым антимикробным действием) или увеличивать кратность его приема (для антибиотиков с время-зависимым действием). Это объясняет сложившуюся практику назначения некоторых антибиотиков в дозах, превышающих рекомендуемые в медицинской инструкции.

В настоящее время обоснованным является назначение оксациллина в дозе 8–12 г в сутки и цефазолина в дозе 6–8 г в сутки для лечения тяжелых стафилококковых инфекций. Для лечения тяжелых MRSA инфекций возможно (и целесообразно) увеличение суточной дозы ванкомицина до 2,5–3 г (при выделении слабочувствительных к ванкомицину штаммов с МПК >1 мкг/мл) и даптомицина до 8–10 мг/кг в сутки [30]. Более адекватный эффект аминогликозидов прогнозируется при применении гентамицина в дозе 5–7 мг/кг в сутки и амикацина - 20–25 мг/кг в сутки. Аминогликозиды характеризуются концентрационно-зависимым киллингом, поэтому целесообразно суточную дозу аминогликозида вводить внутривенно болюсно однократно [2, 31].

Антимикробное действие β-лактамных антибиотиков является концентрационно-независимым и определяется временем сохранения терапевтических концентраций антибиотика (выше МПК) в течение интервала дозирования. И поэтому при необходимости увеличения суточной дозы β-лактама целесообразно увеличивать кратность введения препарата, а не величину разовой дозы. Оптимизация фармакодинамических показателей достигается также при продленной инфузии β-лактамных антибиотиков. Клинические данные по продленным инфузиям β-лактамов ограниченны, однако фармакодинамические исследования документируют преимущество такого введения антибиотиков при лечении инфекций, вызванных полирезистентными микроорганизмами. При лечении тяжелых инфекций целесообразно β-лактамные антибиотики вводить внутривенно не болюсно, а в течение 2–4-часовой инфузии. Продленные инфузии разрешены в инструкции по медицинскому применению карбапенемов - дорипенема (4-часовая) и меропенема (3-часовая), биапенема (2-часовая), а также некоторых цефалоспоринов - цефепима/сульбактама (2-часовая), цефтазидима/авибактама (2-часовая), цефтолозана/тазобактама (1-часовая), цефтаролина фосамил (1-часовая). Имеются данные, свидетельствующие об эффективности такого введения и других β-лактамов, в частности имипенема, цефтазидима, цефепима, пиперациллин/тазобактама. Более длительные инфузии (свыше 3 ч) нежелательны из-за возможной нестабильности антибиотика в инфузионном растворе.

6.2.4. Путь введения антимикробных препаратов

Введение антибиотиков следует осуществлять в соответствии с официальными инструкциями. Основные пути введения - внутривенный, пероральный. Другие пути введения (интраартериальный, эндолимфатический, внутрибрюшной, эндотрахеальный и др.) не имеют доказанных преимуществ по сравнению с традиционными и не разрешены к применению. У пожилых больных следует по возможности избегать внутримышечного введения антибиотиков из-за риска развития локальной инфекции.

В последние годы также появляются данные об ингаляционном пути введения некоторых антибиотиков, в частности аминогликозидов (тобрамицин) и полимиксина Е (колистиметата натрия). Несмотря на теоретические преимущества подобного подхода (доставка антибиотика к очагу инфекции) и отдельные сообщения об эффективности в отношении полирезистентной P. аeruginosa , требуется получение достоверных доказательств для рекомендаций более широкого клинического применения данного пути введения антибиотиков. В настоящее время обоснованными являются рекомендации сочетать ингаляционное введение аминогликозида или колистиметата натрия с парентеральным введением этих антибиотиков при лечении ИВЛ-ассоциированной пневмонии, вызванной экстремально резистентными грамотрицательными микроорганизмами.

Выбор пути введения антимикробного препарата определяется тяжестью состояния пациента, фармакокинетическими и фармакодинамическими особенностями препарата. При нетяжелых инфекциях возможно пероральное назначение антибиотика. При тяжелом течении заболевания пациенты должны получать антибиотики внутривенно. В дальнейшем у пациентов с клинической эффективностью терапии (при достижении стабильного состояния и нормализации функции ЖКТ) возможно продолжение лечения пероральными лекарственными формами препаратов, обладающих хорошей биодоступностью, - так называемая ступенчатая терапия.

6.2.5. Комбинированное назначение антимикробных препаратов

До настоящего времени вопрос о целесообразности комбинированного применения антибиотиков и определения ситуаций, когда это необходимо, остается дискутабельным. С одной стороны, появление в клинической практике антибиотиков "ультраширокого" спектра (например, карбапенемов, тигециклина), обладающих природной активностью в отношении большинства возбудителей нозокомиальных инфекций, а также клинические данные об отсутствии повышения эффективности терапии при использовании комбинаций антибиотиков (в том числе при тяжелых инфекциях - пневмонии, сепсисе) свидетельствуют в пользу монотерапии. С другой стороны, снижение риска развития резистентности (в экспериментальных исследованиях) у штаммов P. аeruginosa и A. baumannii при проведении комбинированной терапии β-лактамом и аминогликозидом, а также теоретическая возможность синергизма между некоторыми антибиотиками (β-лактам и аминогликозид, β-лактам и фторхинолон, β-лактам и рифампицин, тигециклин и полимиксин) при лечении инфекций, вызванных поли- или панрезистентными микроорганизмами, указывают на потенциальные преимущества комбинированной терапии.

Доказательных данных о преимуществе комбинированной антибактериальной терапии по сравнению с монотерапией при большинстве инфекций, в том числе тяжелых [8], не получено (исключение - тяжелая внебольничная пневмония, при которой показано преимущество комбинации антистрептококкового цефалоспорина III поколения с макролидом по сравнению с монотерапией этими антибиотиками). Следовательно, рутинное использование комбинированных режимов антибактериальной терапии необосновано. В последние годы стали появляться клинические данные, что при инфекциях, вызванных карбапенем-резистентными энтеробактериями и ацинетобактером, более высокая эффективность достигается при комбинированной антибиотикотерапии (карбапенем + полимиксин, тигециклин + карбапенем, полимиксин + тигециклин, тигециклин + фосфомицин) [32].

Комбинации антибиотиков также могут быть обоснованными при определенных механизмах резистентности, например в случае продукции Klebsiella pneumoniae металло-карбапенемазы NDM или двух карбапенемаз NDM + OXA-48. В таких случаях показана эффективность цефтазидима/авибактама + азтреонам, так как азтреонам стабилен к металлокарбапенемазам, а авибактам защищает его от гидролиза другими β-лактамазами (БЛРС, AmpC, KPC) [33]. Такой же подход в перспективе может быть применен для других комбинаций защищенных цефалоспоринов (цефепим/сульбактам) с азтреонамом.

Комбинированное назначение антибиотиков оправдано в тех ситуациях, когда один из вероятных возбудителей определенно не будет чувствителен к рекомендованному режиму терапии (например, MRSA или E. faecium к β-лактамам или фторхинолонам) - в этом случае целесообразно добавление ванкомицина, или линезолида, или даптомицина, или цефтаролина. Комбинации антимикробных препаратов будут обоснованы и в случае выделения панрезистентных штаммов грамотрицательных бактерий (например, P. аeruginosa или A. baumannii ) [31], а также в случае смешанных аэробно-анаэробных инфекций (абдоминальных или малого таза), когда необходимо добавление метронидазола к антибиотикам, не обладающим антианаэробной активностью (аминогликозиды, цефалоспорины, фторхинолоны). Распространенная практика комбинированного назначения метронидазола с карбапенемами или ингибитор-защищенными β-лактамами не имеет смысла, так как указанные антибиотики сами обладают высокой активностью против анаэробов.

У больных с иммунологическими нарушениями, нейтропенией, получающих цитостатическую терапию, всегда целесообразно обсуждать вопрос о комбинированной терапии антибиотиков с антимикотиками.

6.2.6. Критерии и сроки оценки эффективности антибактериальной терапии

Первоначальную оценку эффективности лечения следует проводить в сроки от 48 до 72 ч после начала антибактериальной терапии, ориентируясь на динамику проявлений синдрома системной воспалительной реакции. До этого времени стартовую эмпирическую терапию менять не следует. Исключение составляют случаи быстропрогрессирующего ухудшения состояния пациента или получение результатов микробиологического исследования, требующих коррекции антибактериальной терапии. У тяжелых пациентов, находящихся в ОРИТ, бывает сложно оценить эффективность антибактериальной терапии только по клиническим симптомам; в таких ситуациях оценку динамики инфекционного процесса проводят по суррогатным показателям, таким как респираторный коэффициент (PaO2 /FiO2 ), выраженность полиорганной недостаточности, по интегральным шкалам оценки состояния пациентов (CPIS, SOFA). В качестве информативных показателей адекватности антибактериальной терапии могут быть использованы количественные значения концентрации прокальцитонина и С-реактивного белка.

Коррекцию эмпирического режима антибактериальной терапии следует проводить через 48–72 ч после начала лечения при отсутствии клинического улучшения и/или выделения резистентного к проводимой терапии возбудителя.

В некоторых клинических ситуациях может наблюдаться более медленное наступление клинического эффекта антибиотиков (к 5–7-му дню); обычно это происходит при локализации инфекции в "труднодоступных" для антибиотика локусах (например, клапаны сердца, кость), или в случае малочувствительных к антибиотику возбудителей, или применения антибиотиков, бактерицидное действие которых развивается медленно (например, ванкомицин).

6.2.7. Продолжительность антибактериальной терапии, критерии прекращения лечения

Окончательную оценку эффективности антибактериальной терапии инфекций и решение о ее достаточности выносят на основании комплексной оценки динамики клинических и лабораторных показателей.

В качестве обоснования прекращения антибактериальной терапии могут быть использованы следующие критерии ее достаточности:

  • нормализация температуры (максимальная температура менее 37,5 °С);

  • положительная динамика основных симптомов инфекции;

  • положительная динамика основных лабораторных показателей (снижение лейкоцитоза, нейтрофилеза, уменьшение сдвига влево);

  • эрадикация возбудителя из крови или других стерильных локусов, уменьшение количества бактерий в нестерильном локусе (аспират трахеи, материал из раны, моча);

  • отсутствие полиорганной недостаточности, связанной с инфекцией;

  • восстановление функции ЖКТ при хирургических абдоминальных инфекциях.

Важную информацию о целесообразности отмены антимикробных препаратов можно получить при исследовании в динамике концентраций прокальцитонина и С-реактивного белка. Нормализация уровня этих показателей (СРБ <24 мг/л, прокальцитонин <0,5 нг/мл) или снижение более 90% исходной величины являются веским аргументов в пользу прекращения антибактериальной терапии.

Следует подчеркнуть, что сохранение отдельных симптомов и признаков инфекции (субфебрильная лихорадка, умеренный лейкоцитоз без сдвига, повышение СОЭ), небольшое количество гнойного трахеального секрета и/или остаточная инфильтрация на рентгенограмме при пневмонии, наличие дренажей в брюшной полости или катетера в мочевых путях не могут служить безусловным обоснованием продолжения антибактериальной терапии или ее замены. Не является также обоснованием продолжения или смены антибактериальной терапии персистирование первоначального возбудителя в малом количестве (102 –103 колониеобразующих единиц/мл) в нестерильном локусе или появление из нестерильного локуса нового микроорганизма при отсутствии клинических признаков инфекции.

В большинстве клинических ситуаций обосновано применение антибиотика в течение 7–8 сут, а при адекватно санированном очаге инфекции эти сроки могут быть меньше. Более длительные сроки антибактериальной терапии могут обсуждаться в следующих клинических ситуациях.

  • Инфекции, вызванные S. aureus с бактериемией, - в этом случае минимальная продолжительность антистафилококковой терапии составляет 14 сут, а при повторном выделении стафилококка из крови или выявлении нового очага инфекции - 28 дней.

  • НПивл, вызванная P. аeruginosa , - обсуждают продление антибактериальной терапии до 10–14 сут.

  • Инфекции в "труднодоступной" для антимикробных препаратов локализации: клапаны сердца, ЦНС, кость, предстательная железа.

  • Сохраняющаяся нейтропения.

  • Инфекции, вызванные поли- и панрезистентными микроорганизмами, - целесообразно достижение их эрадикации с эпидемиологических позиций.

6.2.8. Оригинальные и генерические антимикробные препараты

Все имеющиеся доказательные данные по эффективности и безопасности антимикробной терапии нозокомиальных инфекций были получены при исследовании оригинальных препаратов. До настоящего времени число публикаций результатов адекватно спланированных и качественно проведенных исследований, подтверждающих сопоставимую клиническую и микробиологическую эффективность оригинальных и генерических препаратов, ограниченно. Более того, в последние годы в научной медицинской литературе стали появляться результаты исследований, показывающие различия в терапевтической эффективности оригинальных и генерических антимикробных препаратов при их сопоставимых фармацевтических характеристиках.

В связи с этим при выборе β-лактамов, фторхинолонов, гликопептидов или оксазолидинонов у пациентов с тяжелыми инфекциями в стационаре (тяжелый сепсис/шок) и находящимися в критическом состоянии следует применять оригинальные препараты. В случае получения качественных данных о сопоставимой эффективности (терапевтической эквивалентности) генерических препаратов с оригинальными необходимо отдельно рассмотреть вопрос об их включении в формуляр. Несомненно, что при лечении жизнеугрожающих инфекций фактор стоимости препарата не может превалировать над факторами эффективности и безопасности.

6.2.9. Средства, обладающие антимикробной активностью, но не рекомендуемые для лечения бактериальных инфекций

К таким средствам относится прежде всего антимикробный препарат гидроксиметилхиноксалиндиоксид (Диоксидин ), рекомендованный только для местного применения. Широко практикуемое в стационарах нашей страны внутривенное введение диоксидина для лечения тяжелых генерализованных инфекций следует признать нерациональным и неприемлемым по причине отсутствия доказательных данных о клинической эффективности и потенциальной высокой токсичности. Еще более необоснованным и опасным является системное применение неизученного и токсичного натрия гипохлорита для лечения инфекционных заболеваний.

Комбинированный антибактериальный препарат, имеющий в составе ампициллин и оксациллин, не должен применяться в медицинской практике из-за нерациональной комбинации антибиотиков, к тому же в субтерапевтических дозах.

Ампициллин и оксациллин для перорального применения характеризуются очень низкой биодоступностью, поэтому не могут использоваться для лечения инфекций и должны быть заменены сходными антибиотиками с более высокой биодоступностью (амоксициллин, диклоксациллин).

Применение препарата нитроксолин для лечения мочевых и других инфекций следует признать необоснованным, так как отсутствуют клинические доказательства его эффективности и антимикробной активности.

В настоящее время нецелесообразно включение в больничный формуляр и рекомендации по терапии хлорамфеникола, так как при отсутствии каких-либо преимуществ в антимикробной активности по сравнению с другими антибиотиками препарат характеризуется высокой токсичностью, и возможно развитие при его применении потенциально жизнеугрожающих побочных реакций.

6.2.10. Средства "сопровождения" антимикробной терапии

К средствам, не обладающим антимикробными свойствами, но обычно рекомендуемым к применению вместе с антимикробными препаратами или после курса антибиотикотерапии, относятся пробиотики. Доказательная база эффективности этих лекарственных препаратов по профилактике антибиотикоассоциированного колита или дисбактериоза либо отсутствует, либо противоречива, по крайней мере у взрослых пациентов (исключением могут быть пробиотические препараты, в состав которых входит Saccharomyces boulardii) . Более того, у некоторых категорий пациентов (нейтропения или другие формы иммунодефицита, пациенты после лапаротомии, беременные женщины) эти лекарственные средства могут представлять определенную опасность из-за возможного риска развития тяжелых суперинфекций, вызванных маловирулентными микроорганизмами, входящими в состав этих препаратов.

Некоторые лекарственные средства, не обладающие антимикробной активностью и не относящиеся к пробиотикам, настойчиво позиционируются как препараты, помогающие антибиотикам реализовать их антимикробное действие, улучшающие доставку антибиотика к очагу инфекции. Отношение экспертов к этим препаратам однозначное и категоричное: нет никакой доказательной базы для этих утверждений, безопасность этих препаратов не исследована, применение таких лекарственных средств с указанной целью не рекомендуется.

Список литературы

  1. Стратегия и тактика рационального применения антимикробных средств в амбулаторной практике: Евразийские клинические рекомендации / Под ред. С.В. Яковлева, С.В. Сидоренко, В.В. Рафальского, Т.В. Спичак. М.: Пре100 Принт, 2016. 121 с.

  2. Программа СКАТ (Стратегия Контроля Антимикробной Терапии) при оказании стационарной медицинской помощи. Российские клинические рекомендации / Под ред. С.В. Яковлева, Н.И. Брико, С.В. Сидоренко, Д.Н. Проценко. М.: Перо, 2018. 156 с.

  3. Kollef M.H., Sherman G., Ward S., Fraser V.J. Inadequate antimicrobial treatment of infections: a risk factor for hospital mortality among critically ill patients // Chest. 1999. Vol. 115. N. 2. P. 462–474.

  4. Iregui M., Ward S., Sherman G. et al. Clinical importance of delays in the initiation of appropriate antibiotic treatment for ventilator-associated pneumonia // Chest. 2002. Vol. 122. N. 1. P. 262–268.

  5. Holmbom M., Andersson M., Berg S. et al. Prehospital delay is an important risk factor for mortality in community-acquired bloodstream infection (CA-BSI): a matched case-control study // BMJ Open. 2021. Vol. 11. N. 11. Article ID e052582.

  6. Lindberg O., De Geer L., Chew M.S. Nonadherence to antibiotic guidelines in patients admitted to ICU with sepsis is associated with increased mortality: a registry-based, retrospective cohort study // Eur. J. Anaesthesiol. 2020. Vol. 37. N. 2. P. 113–120.

  7. Wiggers J.B., Sehgal P., Pinto R. et al. The association of adequate empirical treatment and time to recovery from bacteraemic urinary tract infections: a retrospective cohort study // Clin. Microbiol. Infect. 2019. Vol. 25. N. 10. P. 1253–1258.

  8. Klompas M., Rhee C. Antibiotics: it is all about timing, isn’t it? // Curr. Opin. Crit. Care. 2022. Vol. 28. N. 5. P. 513–521.

  9. Owens R.C., Fraser G.L., Stogsdill P. Antimicrobial stewardship programs as a means to optimize antimicrobial use // Pharmacotherapy. 2004. Vol. 24. P. 896–908.

  10. Feucht C.L., Rice L.B. An interventional program to improve antibiotic use // Ann. Pharmacother. 2003. Vol. 37. P. 646–651.

  11. Grov K., Haland E., Waagsbo B. et al. Empirical antimicrobial therapy for bloodstream infections not compliant with guideline was associated with discordant therapy, which predicted poorer outcome even in a low resistance environment // Infect. Dis. (Lond.). 2022. Vol. 54. N. 12. P. 833–845.

  12. Chahine E.B., Cook R.O., Carrion T., Sarkissian R.J. Impact of the antimicrobial stewardship mandate on multidrug-resistant organisms and Clostridioides difficile infection among long-term care facility residents // Sr. Care Pharm. 2022. Vol. 37. N. 8. P. 345–356.

  13. Tinelli M., Tiseo G., Falcone M.; ESCMID Study Group for Infections in the Elderly. Prevention of the spread of multidrug-resistant organisms in nursing homes // Aging Clin. Exp. Res. 2021. Vol. 33. N. 3. P. 679–687.

  14. Rodríguez-Villodres Á., Martín-Gandul C., Peñalva G. et al. Prevalence and risk factors for multidrug-resistant organisms colonization in long-term care facilities around the world: a review // Antibiotics (Basel). 2021. Vol. 10. N. 6. Abstr. 680.

  15. Lautenbach E., Patel J.B., Bilker W.B. et al. Extended-spectrum beta-lactamase-producing Escherichia coli and Klebsiella pneumoniae: risk factors for infection and impact of resistance on outcomes // Clin. Infect. Dis. 2001. Vol. 32. P. 1162–1171.

  16. Lin M.F., Huang M.L., Lai S.H. Risk factors in the acquisition of extended-spectrum beta-lactamase Klebsiella pneumoniae: a case-control study in a district teaching hospital in Taiwan // J. Hosp. Infect. 2003. Vol. 53. P. 39–45.

  17. Zhang M., Qin X., Ding B. et al. Antibiotic exposure during the preceding six months is related to intestinal ESBL-producing enterobacteriaceae carriage in the elderly // Antibiotics (Basel). 2022. Vol. 11. N. 7. Abstr. 953.

  18. Nakai M., Oka K., Watanabe G. et al. Epidemiology and molecular characterization of fecal carriage of third-generation cephalosporin-resistant Enterobacterales among elderly residents in Japan // J. Infect. Chemother. 2022. Vol. 28. N. 4. P. 569–575.

  19. Patterson J.E., Hardin T.C., Kelly C.A. et al. Association of antibiotic utilization measures and control of multiple-drug resistance in Klebsiella pneumonia // Infect. Control Hosp. Epidemiol. 2000. Vol. 21. P. 455–458.

  20. Lesch C.A., Itokazu G.S., Danziger L.H., Weinstein R.A. Multi-hospital analysis of antimicrobial usage and resistance trends // Diagn. Microbiol. Infect. Dis. 2001. Vol. 41. P. 149–154.

  21. DiNubile M.F. et al. Bowel colonization with resistant gram-negative bacilli after antimicrobial therapy of intra-abdominal infections: observations from two randomized comparative clinical trials of ertapenem therapy // Eur. J. Clin. Microbiol. Infect. Dis. 2005. Vol. 24. P. 443–449.

  22. Cao B., Wang H., San H. et al. Risk factors and clinical outcomes of nosocomial multi-drug resistant nosocomial Pseudomonas aeruginosa infections // J. Hosp. Infect. 2004. Vol. 57. N. 2. P. 112–118.

  23. Qin J., Zou C., Tao J. et al. Carbapenem resistant Pseudomonas aeruginosa infections in elderly patients: antimicrobial resistance profiles, risk factors and impact on clinical outcomes // Infect. Drug Resist. 2022. Vol. 15. P. 2301–2314.

  24. Tsao L.H., Hsin C.Y., Liu H.Y. et al. Risk factors for healthcare-associated infection caused by carbapenem-resistant Pseudomonas aeruginosa // J. Microbiol. Immunol. Infect. 2018. Vol. 51. N. 3. P. 359–366.

  25. Goldstein E., Citron D.M., Peraino V. et al. Introduction of ertapenem into a hospital formulary: effect on antimicrobial usage and improved in vitro susceptibility of Pseudomonas aeruginosa // Antimicrob. Agents Chemother. 2009. Vol. 53. N. 12. P. 5122–5126.

  26. Nicolau D.P., Carmeli Y., Crank C.W. et al. Carbapenem stewardship: does ertapenem affect Pseudomonas susceptibility to other carbapenems? A review of the evidence // Int. J. Antimicrob. Agents. 2012. Vol. 39. P. 11–15.

  27. Papadimitriou-Olivgeris M., Spiliopoulou A., Fligou F. et al. Risk factors and predictors of mortality of candidaemia among critically ill patients: role of antifungal prophylaxis in its development and in selection of non-albicans species // Infection. 2017. Vol. 45. N. 5. P. 651–657.

  28. Berg D.M., Slish J.C., Wright M. et al. Current utilization of antifungal agents for intra-abdominal infections categorized by patient risk factors during surgical procedures: a literature review // J. Pharm. Pract. 2022. Jun 15. Article ID 8971900221108716.

  29. Hollenbach E. Invasive candidiasis in the ICU: evidence based and on the edge of evidence // Mycoses. 2008. Vol. 51. Suppl. 2. P. 25–45.

  30. Диагностика и лечение микозов в отделении реанимации и интенсивной терапии. Российские национальные рекомендации. М.: Боргес, 2010. 92 с.

  31. Белобородов В.Б., Голощапов О.В., Гусаров В.Г. и др. Методические рекомендации Российской некоммерческой общественной организации «Ассоциация анестезиологов-реаниматологов», Межрегиональной общественной организации «Альянс клинических химиотерапевтов и микробиологов», Межрегиональной ассоциации по клинической микробиологии и антимикробной химиотерапии (МАКМАХ), общественной организации «Российский Сепсис Форум» «Диагностика и антимикробная терапия инфекций, вызванных полирезистентными штаммами микроорганизмов» (обновление 2022 г.) // Вестник анестезиологии и реаниматологии. 2022. Т. 19. № 2. С. 84–114.

  32. Яковлев С.В., Суворова М.П., Быков А.О. Инфекции, вызванные карбапенеморезистентными энтеробактериями: эпидемиология, клиническое значение и возможности оптимизации антимикробной терапии // Антибиотики и химиотерапия. 2020. Т. 65. № 5-6. С. 41–69.

  33. Яковлев С.В. Клиническая эффективность цефтазидима/авибактама при инфекциях, вызванных карбапенем-резистентными грамотрицательными бактериями // Антибиотики и химиотерапия. 2021. Т. 66. № 7–8. С. 67–82.

Глава 7. Пожилой пациент с острой респираторной вирусной инфекцией

Острые респираторные вирусные инфекции (ОРВИ) занимают первое место в структуре всех инфекционных заболеваний человека и являются одной из самых актуальных медико-социальных проблем. По данным ВОЗ, ежегодно в мире ОРВИ заболевает около миллиарда человек: каждый десятый взрослый и каждый третий ребенок. Заболеваемость ОРВИ в Российской Федерации представлена на рис. 7-1.

image
Рис. 7-1. Заболеваемость острыми инфекциями верхних дыхательных путей множественной и неуточненной локализации в РФ в 2010–2021 гг. [1]

ОРВИ остаются неконтролируемыми инфекциями вследствие высокой контагиозности, широкого спектра возбудителей (рис. 7-2), отсутствия для большинства из них эффективных противовирусных препаратов и вакцинопрофилактики (за исключением вируса гриппа), а также формирующейся резистентности к имеющимся противовирусным препаратам. В пожилом возрасте проблема ОРВИ приобретает особое значение с учетом частой декомпенсации на фоне ОРВИ, имеющейся у пожилых коморбидной патологии, маскирующей ОРВИ и влияющей на течение и прогноз заболевания. Возрастная депрессия врожденного и приобретенного иммунитета (иммуностарение) в сочетании с субклиническим воспалением по мере старения (inflamaging) является одним из факторов, предрасполагающих к более частому и более тяжелому течению острых ОРВИ у пожилых, по сравнению с лицами более молодого возраста.

image
Рис. 7-2. Этиологическая структура острых респираторных вирусных инфекций [2]

7.1. Эпидемиология острых респираторных вирусных инфекций пожилого возраста

Как видно (см. рис. 7-2), более половины случаев ОРВИ вызываются риновирусом, коронавирусом, вирусом гриппа и респираторно-синтициальным вирусом (РСВ). Если исключить случаи этиологически неверифицированных ОРВИ (26%), то указанные вирусы являются причиной заболевания почти у 80% больных ОРВИ. Приведенные данные этиологической структуры ОРВИ касаются случаев ОРВИ у взрослых. Специальные эпидемиологические исследования заболеваемости ОРВИ среди лиц пожилого и старческого возраста малочисленны и не позволяют составить четкое представление по данной эпидемиологической ситуации. Между тем многочисленные данные свидетельствуют о том, что основными причинами заболеваемости ОРВИ и смертности у пожилых является грипп и РСВ-инфекция [3].

При вирусологическом обследовании резидентов ДДП основным этиологическим фактором ОРВИ являлись вирус гриппа А (Н3N2), риновирус человека (рис. 7-3).

image
Рис. 7-3. Идентифицированные вирусы при острой респираторной вирусной инфекции у резидентов домов длительного проживания [4]

Многоцентровое исследование в 16 странах американского континента показало, что средний общий показатель заболевания гриппом с необходимостью госпитализации составляет 90/100 000 среди детей в возрасте до 5 лет, 21/100 000 среди лиц в возрасте 5 лет - 64 года и 141/100 000 среди лиц в возрасте 65 лет и старше. Как видно, показания к госпитализации возникали значительно чаще у пожилых, что свидетельствует о тяжелом течении гриппа у данной возрастной категории. Согласно проведенной оценке, среднее число заболеваний гриппом, требовавших госпитализации в больницы Северной и Южной Америки, составляло ежегодно 772 000 человек [5]. Госпитализация по поводу гриппа и РСВ-инфекции в США составляет 63,5 и 55,3/100 000 человеко-лет соответственно с наиболее частыми госпитализациями среди лиц в возрасте старше 65 лет [6]. Около 50 000 лиц пожилого и старческого возраста ежегодно погибают в США от гриппа и РСВ-инфекции [7], причем бремя РСВ-инфекции является не менее значимым, чем грипп среди больных с высоким риском и пожилых [8]. В США ежегодно 2–10% пожилых людей, проживающих в общинах, инфицируются РСВ и около 11 000 человек умирают от РСВ-инфекции [9]. РСВ-инфекция у пожилых, особенно при наличии коморбидности (кардиоваскулярные заболевания, ХОБЛ, опухолевый процесс), может вызывать тяжелые осложнения с неблагоприятным исходом [10]. Имеется корреляция между развитием РСВ-инфекции и госпитализацией больных пневмонией, ХОБЛ, ХСН и бронхиальной астмой в 10,6; 11,4; 5,4 и 7,2% случаев соответственно [7].

Наряду с вирусами гриппа и РСВ этиологическими агентами ОРВИ у пожилых могут быть риновирусы, метапневмовирусы, коронавирусы, аденовирусы, вирусы парагриппа. Эпидемиологические данные относительно указанных вирусов скудны и фрагментарны, что может объясняться атипичным течением ОРВИ у пожилых, затрудняющим своевременную клиническую и лабораторную диагностику, а также ограниченными возможностями вирусологических исследований в ДДП [11].

Более тяжелое течение ОРВИ у пожилых пациентов наблюдается не только при гриппе и РСВ-инфекции, но и таких распространенных, прогностически благоприятных формах, как риновирусная инфекция. Так, неожиданной оказалась более высокая внутрибольничная летальность у пожилых от риновирусной инфекции, превышающей таковую среди пациентов, больных гриппом [12]. О неблагоприятной прогностической роли коморбидности, свойственной главным образом пожилому и старческому возрасту, свидетельствуют данные российского исследования о нарастающих показателях летальности среди больных гриппом с наличием коморбидности, особенно у лиц с кардиопульмональной патологией (рис. 7-4).

image
Рис. 7-7. Смертность среди больных с факторами риска от гриппа и пневмонии во время сезонного подъема заболеваемости гриппом и острой респираторной вирусной инфекцией [13 в модификации]

7.2. Клинические проявления острых респираторных вирусных инфекций у пожилых

Хотя грипп, как известно, считается одним из осложнений у пожилых больных с наличием коморбидности, диагностика данной инфекции не всегда оказывается простой в связи с трудностями идентификации и правильной трактовки основных признаков гриппа. В подобных ситуациях нередко наблюдаются фатальные исходы заболевания, даже при отсутствии в некоторых случаях развития пневмонии. Хорошо известные локальные и общие признаки ОРВИ могут приобретать определенные особенности у лиц пожилого и старческого возраста. Это касается прежде всего наличия и выраженности лихорадочной реакции ("чем старше, тем холоднее"), характера и причин такого универсального респираторного симптома, как кашель (проявление ОРВИ или обострения сопутствующей ХОБЛ), слезотечение и инъекции сосудов склер (ОРВИ или хронический конъюнктивит). Нередко на фоне ОРВИ, особенно при гриппе, происходит декомпенсация сопутствующей патологии (ХОБЛ, хроническая сердечная недостаточность, сахарный диабет и др.), которая обращает на себя внимание больного и врача, маскируя тем самым неярко выраженные проявления ОРВИ. Клиническими особенностями ОРВИ и гриппа у взрослых, в том числе у лиц пожилого и старческого возраста, являются следующие [14]:

  • постепенное или острое начало болезни;

  • умеренная или слабая интоксикация;

  • субфебрильная температура тела;

  • умеренно выраженная головная боль;

  • миалгия, артралгия, боль в области глазниц (редко);

  • поражение респираторного тракта (ринит, фарингит, ларингит, бронхит);

  • кашель либо лающий, грубый, приступообразный, либо влажный;

  • катаральные проявления (насморк, першение в горле, осиплость голоса);

  • инъекция сосудов склер, век, слезотечение, конъюнктивит.

Клинические особенности гриппа, несколько отличающиеся как по характеру, так и по степени выраженности проявлений, включают:

  • внезапное начало болезни;

  • выраженную интоксикацию;

  • высокую температуру тела;

  • сильную головную боль;

  • миалгию, артралгию, боль в области глазниц (выраженные);

  • выраженную инъекцию сосудов склер;

  • поражение респираторного тракта - преимущественно трахеит;

  • кашель сухой надсадный;

  • невыраженность катаральных проявлений (саднение по ходу трахеи, першение в горле);

  • яркую гиперемию ротоглотки с цианотичным оттенком мягкого нёба.

В табл. 7-1 представлены особенности клинической симптоматики различных ОРВИ.

Таблица 7-1. Клиническая симптоматика острой респираторной вирусной инфекции различной вирусной этиологии
Вирус Клинические симптомы

Вирус гриппа

Выраженная интоксикация, лихорадка, цефалгии, миалгии, запаздывание респираторных симптомов (непродуктивный кашель)

Вирус парагриппа

Непродуктивный мучительный кашель, осиплость голоса

Респираторно-синтициальный вирус

Заложенность носа, ринорея, непродуктивный кашель, одышка, бронхообструкция

Респираторный коронавирус

Острый профузный насморк

Риновирус

Ринорея, заложенность носа, непродуктивный кашель (более половины всех простудных заболеваний у взрослых)

Аденовирус

Интоксикация, боль в горле, непродуктивный кашель, конъюнктивит

Существенную роль в формировании клинических проявлений, течении, прогнозе и лечении ОРВИ у пожилых играет наличие коморбидной патологии (сердечно-сосудистые заболевания ХОБЛ и бронхиальная астма, сахарный диабет, заболевания печени и почек). Коморбидная патология, с одной стороны, отягощает прогноз ОРВИ, а с другой - маскирует вирусную инфекцию, затрудняя ее своевременную диагностику. Летальность при ОРВИ включает острую токсическую смертность в первые дни заболевания, смертность, обусловленную бактериальными осложнениями, главным образом пневмониями (2–3-я неделя заболевания), и отсроченную смертность, связанную с обострениями и осложнениями сопутствующей патологии (сердечная недостаточность, ХОБЛ, сахарный диабет и др.).

Клинические проявления РСВ-инфекции (частая ОРВИ у пожилых) очень вариабельны по своей выраженности - от отсутствия симптомов инфекции до развития тяжелой дыхательной недостаточности и смертельного исхода. Обычно после инкубационного периода в 3–5 дней симптоматические респираторные заболевания начинаются с симптомов обычного насморка. В целом клинические проявления РСВ-инфекции аналогичны таковым при других ОРВИ и включают кашель (>90% эпизодов), заложенность носа и ринорею (22–78%), боль в горле (16–64%), одышку (51–93%). При дифференциальной диагностике с гриппом обращает на себя внимание наличие таких более характерных для РСВ-инфекции симптомов, как ринорея, свистящее дыхание, одышка. В то время как при гриппе респираторная симптоматика менее типична, а преобладают лихорадка >38 °С, миалгии (табл. 7-2). У госпитализированных больных дыхательная недостаточность развивается в 8–13 и 30–50% случаев соответственно [15].

Таблица 7-2. Клинические проявления инфекции респираторно-синтициального вируса и гриппа у пожилых [15]
Клинические симптомы РСВ, % Грипп, %

Кашель

85–95

89

Одышка

51–93

32

Свистящее дыхание

33–90

30

Ринорея

22–78

64

Боли в горле

16–64

64

Миалгии

10–64

70

Лихорадка

48–56

72

7.3. Нозологическая диагностика острых респираторных вирусных инфекций

Поскольку возможности вирусологической диагностики в широком масштабе ограничены за исключением идентификации вирусов гриппа А и В, нозологическая диагностика у больного ОРВИ в реальных условиях осуществляется на основании клинической симптоматики.

Ниже представлены основные нозологические формы ОРВИ с соответствующим кодом Международной классификации болезней, отражающие анатомический уровень поражения и некоторые клинические проявления.

  • J00 Острый назофарингит (насморк).

  • J01 Острый синусит.

  • J02 Острый фарингит.

  • J03 Острый тонзиллит.

  • J04 Острый ларингит и трахеит.

  • J05 Острый обструктивный ларингит (круп) и эпиглоттит.

  • J06 Острые инфекции верхних дыхательных путей множественной и неуточненной локализации.

  • J20 Острый бронхит.

  • J10 Грипп, вызванный идентифицированным вирусом.

  • J11 Грипп. Вирус не идентифицирован.

Каждая из нозологических форм ОРВИ наряду с общими признаками (лихорадка, респираторная симптоматика) имеет свои особенности (ринорея, боли при глотании, дисфония, бронхиальная обструкция и др.).

Лабораторная диагностика ОРВИ реально касается гриппа, в частности дифференциальной диагностики между гриппом А и В. В распоряжении врачей имеется тест-система для определения вируса гриппа А и В (OSOM Influenza A&B Test) для качественного раздельного определения антигенов вируса гриппа типа А и В в образцах назальных мазков. Скорость - результат в течение менее 10 мин. Контроль качества - набор включает 2 дополнительные тест-полоски для проведения контрольных измерений.

7.4. Лечение острых респираторных вирусных инфекций

Лечебная тактика у больных ОРВИ включает этиотропную, патогенетическую и симптоматическую терапию (рис. 7-5).

image
Рис. 7-5. Тактика лечения больных острыми респираторными вирусными инфекциями

Этиотропная терапия ОРВИ представляется проблематичной ввиду огромного количества возбудителей - свыше 142 различных вирусов.

Этиотропная терапия, блокирующая репликацию вируса, т.е. обладающая прямым противовирусным действием, ограничена только одни возбудителем ОРВИ - вирусом гриппа. В группу противовирусных препаратов входят ингибиторы нейраминидазы (осельтамивир, занамивир) и блокаторы М2-каналов вируса [римантадин (Ремантадин ), амантадин]. В Российской Федерации наряду с ингибиторами нейраминидазы и блокаторов М2-каналов вышеуказанными препаратами прямого противовирусного действия зарегистрирован ингибитор гемагглютинина и ингибитор фузии (умифеновир). Осельтамивир и умифеновир обладают доказанной эффективностью, включены в перечни жизненно необходимых и важных ЛП и действующие рекомендации по лечению и профилактике гриппа, утвержденные Минздравом России [16]. Этиотропная терапия показана госпитализированным больным с тяжелым течением гриппа. Противовирусные препараты следует назначать как можно раньше (в первые 48 ч от момента появления симптомов заболевания), без ожидания лабораторной верификации диагноза. Эти рекомендации применимы ко всем группам пациентов, особенно к пожилым людям с различной сопутствующей патологией, склонным к более тяжелому течению заболевания. Преимуществами своевременного назначения противовирусной терапии являются снижение риска развития осложнений, укорочение периода лихорадки и других симптомов, что доказано клинически. Противовирусная терапия показана даже при позднем обращении пациентов за медицинской помощью [14]. При использовании осельтамивира необходимо обращать внимание на функцию почек. С учетом частой коборбидности у пожилых, в частности наличия хронической болезни почек и снижения клиренса креатинина до 10–30 мл/мин, в первый день препарат назначается в полной дозировке (150 мг/сут), а в дальнейшем дозу осельтамивира следует уменьшить до 75 мг/сут.

Патогенетическая терапия ОРВИ осуществляется главным образом путем воздействия на систему интерферонов (ИФН), являющуюся важнейшей составляющей врожденного иммунитета. Система ИФН существенно опережает во времени специфический иммунный ответ, определяя во многом течение и исход вирусных инфекций. Активная вирусная инфекция оказывает неблагоприятный эффект на систему ИФН. Особенно это относится к вирусам гриппа и РСВ, наиболее частым возбудителям ОРВИ у пожилых с тяжелым, нередко прогностически неблагоприятным течением заболевания. Для патогенетической терапии ОРВИ используются препараты человеческого ИФН (природные и рекомбинантные ИФН) и препараты индукторов эндогенного ИФН (природные и синтетические соединения).

Препараты индукторов ИФН имеют перед препаратами ИФН определенные преимущества, которые сводятся к следующим:

  • способности "включать" синтез ИФН в определенных популяциях клеток и органов (определенные преимущества перед поликлональной стимуляцией иммуноцитов интерферонами );

  • возможности аддитивного и даже синергидного эффекта при комбинированном применении с другими противовирусными препаратами;

  • отсутствию опасности усугубления аутоиммунного ответа организма, поскольку синтез ИФН сбалансирован и контролируется механизмами, надежно обеспечивающими защиту организма от избытка ИФН;

  • стимуляции синтеза собственного ИФН, не обладающего антигенностью, в отличие от наиболее широко используемых в настоящее время рекомбинантных ИФН;

  • относительно длительной циркуляции ИФН на терапевтическом уровне после однократного введения препарата (для достижения подобных концентраций при применении экзогенных ИФН требуется многократное введение значительных доз);

  • стимуляции синтеза собственного ИФН, не обладающего антигенностью (в отличие от рекомбинантных ИФН);

  • сбаллансированности синтеза ИФН, обеспечивающей защиту организма от избытка ИФН.

В табл. 7-3 представлена классификация индукторов эндогенного ИФН.

Таблица 7-3. Классификация индукторов эндогенного интерферона [17]
Природные или синтетические Химическая природа Коммерческое название препаратов

Природные

Низкомолекулярные ароматические углеводороды

Тилорон (Амиксин ), меглюмина акридонацетат (Циклоферон ), оксодигидроакридинилацетат натрия (Неовир )

Природные

Полмеры [двуспиральные рибонуклеиновые кислоты (РНК)]

Амплиген , полиадениловая кислота + полиуридиловая кислота (Полудан )

Синтетические

Низкомолекулярные полифенолы

Мегасин

Синтетические

Высокомолекулярные производные полифенолов

Кагоцел

Потенциальные возможности данных средств связаны с образованием в организме человека собственных ИФН в концентрациях, обладающих противовирусной активностью и циркулирующих в течение длительного времени. Индукция выработки собственных ИФН более физиологично, чем использование экзогенного ИФН, угнетающего продукцию собственных ИФН, и характеризуется лучшей переносимостью. Наибольшую популярность среди прочих получили тилорон, меглюмина акридонацетат (Циклоферон ), умифеновир (Арбидол ) и кагоцел, показавшие в ряде клинических исследований значимую профилактическую эффективность [18, 19]. Применение индукторов эндогенного ИФН наиболее актуально у невакцинированных лиц в предэпидемический период, особенно у пациентов с факторами риска развития осложнений (иммуносупрессии, сахарный диабет, сердечно-сосудистые и хронические легочные заболевания).

Антитела к интерферону. Наряду с препаратами ИФН и индукторами эндогенного ИФН в клинической практике используются препараты, способные улучшать взаимодействие ИФН с его рецептором без потенциального риска гиперпродукции эндогенного ИФН. Такими свойствами обладают препараты Эргоферон и Анаферон , представляющие аффинно очищенные антитела к ИФНу в релиз-активной форме. Основой для создания этого инновационного класса противовирусных средств послужили исследования, показавшие, что релиз-активные формы к ИФНу меняют пространственную структуру молекулы ИФН. В результате повышается эффективность связывания его с рецептором, а также увеличивается функциональная активность фагоцитов и других клеток, участвующих в иммунном ответе. Эргоферон содержит также релиз-активные формы к CD-4 и гистамину, оказывая таким образом противовирусное, иммуномодулирующее, противовоспалительное и антигистаминное действие. У пожилых пациентов с ХОБЛ интоксикационные и катаральные симптомы ОРВИ на фоне приема Эргоферона регрессировали на 1–2-е сутки без назначения антибиотиков. Препарат хорошо переносился пациентами, и его прием отлично сочетался с базисной терапией основного заболевания [20].

7.5. Профилактика острых респираторных вирусных инфекций

Среди всех ОРВИ специфическая профилактика в виде вакцинации разработана только в отношении гриппа. В России с 2000 г. заболеваемость гриппом снизилась более чем в 70 раз, что связано в основном с увеличением охвата вакцинацией различных групп населения с 4 до 49% (в 2018 г.). Ежегодная вакцинация лиц из групп риска - лучшая и наиболее эффективная стратегия снижения заболеваемости и смертности от гриппа (рис. 7-6).

image
Рис. 7-6. Эффективность вакцинации против гриппа в 1996–2017 гг. [21]

При сравнительной оценке эффективности вакцинации у лиц с наличием сердечно-сосудистой патологии, находящихся на длительном наблюдении, показано отчетливое преимущество вакцинации на течение заболеваний. Среди вакцинированных отмечено снижение частоты осложнений у больных нефатальным мозговым инсультом, а также сердечно-сосудистых событий, не требующих госпитализаций и госпитализаций по поводу сердечно-сосудистых осложнений по сравнению с невакцинированными пациентами (табл. 7-4).

Другие профилактические мероприятия, снижающие смертность и риск развития осложнений ОРВИ и гриппа, включают наряду с вакцинацией неспецифическую защиту с использованием индукторов ИФН [23, 24], раннюю госпитализацию больных гриппом с прогностически неблагоприятными факторами, своевременное назначение противовирусной и иммуномодулирующей терапии.

Таблица 7-4. Число случаев сердечно-сосудистых событий у вакцинированных и невакцинированных лиц с сердечно-сосудистыми заболеваниями (по данным 3-летнего наблюдения) [22]
Осложнения сердечно-сосудистых заболеваний, ухудшение течения Вакцинированные (n =367) Невакцинированные (n =450) р

Мозговой инсульт (нефатальный)

4

14

0,03*

Инфаркт миокарда (нефатальный)

5

15

0,10

Смерть от сердечно-сосудистых заболеваний

8

11

0,65

Другие сердечно-сосудистые события, не требующие госпитализации

50

82

0,007*

Госпитализация по поводу сердечно-сосудистых заболеваний

38

67

0,006*

Все случаи

98

161

0,0001*

Примечание. * - значимость различий при p <0,01.

Список литературы

  1. О состоянии санитарно-эпидемиологического благополучия населения в Российской Федерации в 2017 году: Государственный доклад. М.: Федеральная служба по надзору в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека, 2018. 268 с.

  2. Зайцев А.А. Вопросы профилактики и симптоматической терапии острых респираторных вирусных инфекций // Медицинский совет. 2012. № 7. С. 66–71.

  3. Elliot A.J., Fleming D.M. Influenza and respiratory syncytial virus in the elderly // Expert Rev. Vaccines. 2008. Vol. 7. N. 2. P. 249–258. DOI: https://doi.org/10.1586/14760584.7.2.249

  4. Masse Sh., Capai L., Falchi A. Epidemiology of respiratory pathogens among elderly nursing home residents with acute respiratory infections in Corsica, France, 2013–2017 // Biomed. Res. Int. 2017. Vol. 2017. Article ID 1423718. DOI: https://doi.org/10.1155/2017/1423718 7

  5. Palekar R.S., Rolfes M.A., Arriola C.S. et al. Burden of influenza-associated respiratory hospitalizations in the Americas, 2010–2015 // PLoS One. 2019. Vol. 14. N. 9. Article ID e0221479.

  6. Zhou H., Thompson W.W., Viboud C.G. et al. Hospitalizations associated with influenza and respiratory syncytial virus in the United States, 19932008 // Clin. Infect. Dis. 2012. Vol. 54. N. 10. P. 1427–1436.

  7. Thompson W.W., Shay D.K., Weintraub E. et al. Mortality associated with influenza and respiratory syncytial virus in the United States // JAMA. 2003. Vol. 289. N. 2. P. 179–186.

  8. Widmer K. et al. Rates of hospitalizations for respiratory syncytial virus, human metapneumovirus, and influenza virus in older adults // J. Infect. Dis. 2012. Vol. 206. P. 56–62. DOI: https://doi.org/10.1093/infdis/jis309

  9. Branche A.R., Falsey A.R. Respiratory syncytial virus infection in older adults: an under-recognized problem // Drugs Aging. 2015. Vol. 32. P. 261–269.

  10. Falsey A.R., Walsh E.E. Respiratory syncytial virus infection in adults // Clin. Microbiol. Rev. 2000. Vol. 13. P. 371–384.

  11. Keipp Talbot Н., Falsey А.R. The diagnosis of viral respiratory disease in older adults // Clin. Infect. Dis. 2010. Vol. 50. N. 5. P. 747–751.

  12. Hung I.F., Zhang A.J., To K.K. et al. Unexpectedly higher morbidity and mortality of hospitalized elderly patients associated with rhinovirus compared with influenza virus respiratory tract infection // Int. J. Mol. Sci. 2017. Vol. 8. N. 2. Abstr. 259. DOI: https://doi.org/10.3390/ijms18020259

  13. Покровский В.И. Семенов Б.В. Инактивированная противогриппозная вакцина защищает от инфаркта и инсульта в период эпидемического подъема гриппа // Вакцинация. 2004. Т. 92. № 4 (34).

  14. Никифоров В.В., Суранова Т.Г., Орлова Н.В. и др. Алгоритмы оказания медицинской помощи больным ОРВИ // Медицинский алфавит. 2019. Т. 2. № 27. С. 6–13.

  15. Branche A.R., Falsey A.R. Respiratory syncytial virus infection in older adults: an under-recognized problem // Drugs Aging. 2015. Vol. 32. P. 261–269.

  16. Федеральные клинические рекомендации «Грипп у взрослых». 2017.

  17. Ершов Ф.И. Антивирусные препараты: Справочник. М.: ГЭОТАР-Медиа, 2006. 312 с.

  18. Фазылов В.Х., Ситников И.Г., Силина Е.В. др. Лечение ОРВИ и гриппа в рутинной клинической практике: результаты многоцентрового международного наблюдательного исследования FLU-EE // Терапевтический архив. 2016. Т. 88. № 11. С. 68–75.

  19. Сологуб Т.В. Цветков В.В. Кагоцел в терапии гриппа и острых респираторных вирусных инфекций: анализ и систематизация данных по результатам доклинических и клинических исследований // Терапевтический архив. 2017. Т. 89. № 8. С. 113–119.

  20. Княжеская Н.П. Новые эффективные методы лечения ОРВИ у пациентов с сопутствующей патологией респираторной системы // Поликлиника. 2012. № 3. С. 92–95.

  21. Из доклада Главного санитарного врача А.Ю. Поповой. Москва, март 2016. Роспотребнадзор, 2017. О ситуации заболеваемости гриппом и ОРВИ в ходе иммунизации населения на 29.11.2017.

  22. Бойцов С.А., Лукьянов М.М., Платонова и др. Оценка эффективности вакцинопрофилактики гриппа по данным проспективного контроля у лиц, находящихся под диспансерным наблюдением по поводу болезней системы кровообращения // Рациональная фармакотерапия в кардиологии. 2016. Т. 12. № 6. С. 703–710.

  23. Будневский А.В., Шурупова А.Д., Кравченко А.Я. и др. Клиническая эффективность профилактики острых респираторных вирусных инфекций у больных хронической сердечной недостаточностью // Терапевтический архив. 2019. Т. 91. № 3. С. 36–41.

  24. Тихонова Е.П., Кузьмина Т.Ю., Калинина Ю.С. Оценка профилактического эффекта индуктора поздних интерферонов в отношении острых респираторных вирусных инфекций у лиц молодого возраста // Лечащий врач. 2018. № 10. С. 28–31.

Глава 8. Новая коронавирусная инфекция COVID-19 у пациентов пожилого и старческого возраста

В начале второго десятилетия XXI в. арсенал современной инфекционной патологии пополнился инфекцией, вызванной новым коронавирусом, выделенным впервые в китайском городе Ухань (провинция Хубэй). ВОЗ определила 11 февраля 2020 г. официальное название болезни, вызванной новым коронавирусом, - COVID-19 (Coronavirus disease 2019). Международный комитет по таксономии вирусов присвоил в этот же день официальное название возбудителю инфекции - SARS-CoV-2.

Заболевание новой коронавирусной инфекции (НКИ) повлекло за собой целый ряд клинических, эпидемиологических, медико-социальных и других проблем. По состоянию на 9 августа 2023 г. в мире зарегистрирован в общей сложности 769 369 823 случай заболевания НКИ в более чем 100 странах мира, из них летальных случаев - 6 954 336 [1]. В табл. 8-1 представлены данные о заболеваемости и смертности от НКИ в 10 странах с числом случаев заболевания, превышающих 20 000 000, зарегистрированных на 9 августа 2023 г.

Таблица 8-1. Заболеваемость и смертность от COVID-19 на 5 августа 2023 г. [1]
Страны Число заболевших Число умерших

CША

103 436 892

1 127 152

Китай

99 300 923

Данные отсутствуют

Индия

44 996 059

531 918

Франция

38 997 490

167 985

Германия

38 437 756

174 979

Бразилия

32 717 062

704 659

Япония

33 803 572

74 694

Республика Корея

33 554 474

35 597

Италия

25 918 253

191 053

Великобритания

24 656 914

228 542

Россия

22 980 206

399 897

8.1. Эпидемиология

Одной из наиболее уязвимых групп населения оказались лица пожилого и старческого возраста, склонные к тяжелому течению заболевания, нередко с фатальным исходом [2]. Летальность от НКИ резко возрастает у больных после 60 лет среди мужчин и женщин (рис. 8-1).

image
Рис. 8-1. Летальность больных COVID-19 в зависимости от возраста [3]

По данным китайских исследователей, летальность от НКИ в общей популяции составляет 2,3%, возрастая до 14,8% среди больных старше 80 лет [4]. Если в США доля жителей старше 65 лет не превышает 17%, то среди всех случаев НКИ данная возрастная категория составляет 31%, а среди госпитализированных, находящихся в ОРИТ и умерших, - 45, 53 и 80% соответственно [5]. В Нидерландах наиболее высокая смертность наблюдалась в возрастной группе 80–89 лет и среди лиц со старческой астенией, находящихся в ДДП. С учетом ограниченного использования ПЦР-тестов в начале пандемии, особенно среди пожилых и стариков, показатели заболеваемости и смертности от НКИ могли быть заниженными. Так, смертность от всех причин среди лиц пожилого и старческого возраста в период первой вспышки НКИ возросла с 1160 до 2400 смертей в неделю, превысив этот показатель на 53% [6]. В Европе смертность от всех причин в 2020 г. возросла с 1 до 18 в неделю и составила 185 287 умерших, среди которых 48% составляли лица в возрасте 85 лет и старше [7]. Есть основания считать, что увеличение общей смертности в период пандемии происходило за счет летальных случаев НКИ, не верифицированной по разным причинам (атипичное течение, отсутствие ПЦР и др.).

В одном из ранних сообщений о 138 случаев COVID-19 в Ухане [8] пациенты, поступившие в ОРИТ, были старше больных, находившихся в обычных отделениях. В другом исследовании из Ухани, включавшем 52 тяжелых больных [9], средний возраст умерших пациентов составил 64,6 года.

8.2. Патогенетические особенности CОVID-19 у пожилых

Одним из факторов повышенной восприимчивости пожилых, особенно находящихся в ДДП, к развитию НКИ может быть повышенная вирусная нагрузка, что свойственно лицам пожилого возраста по отношению к другим вирусам. Так, повышенная вирусная нагрузка респираторных слизистых при гриппе А и В отмечена у детей младше года и у взрослых старше 65 лет по сравнению с другими возрастными группами [10]. Имеются данные об увеличении с возрастом нагрузки назофарингеальных слизистых вирусом SARS-CoV, вызывающим тяжелый респираторный дистресс-синдром [11]. Высокая вирусная нагрузка в образцах смывов задней стенки глотки выявлена при исследовании 26 пожилых больных НКИ [12]. В другом исследовании показано, что более тяжелое течение НКИ и более высокая вирусная нагрузка наблюдаются у больных старшего возраста (средний возраст 56 лет) по сравнению с более молодыми (средний возраст 44 года) [13]. Повышенная вирусная нагрузка у пожилых может быть связана с возрастным снижением клиренса слизистых и угнетением локального иммунитета [14].

В основе тяжелого течения НКИ и повышенной летальности у пожилых больных могут лежать такие процессы, как иммуностарение (снижение эффективности Т-клеточного иммунитета и продукции антител против вируса) в сочетании с субклиническим воспалением (inflammaging). Иммуностарение и субклиническое воспаление - два взаимно обусловленных процесса стареющего организма, оказывают существенное влияние на развитие различной патологии (инфекции, опухоли, аутоиммунные заболевания) в пожилом и старческом возрасте.

Другой особенностью патогенеза НКИ является снижение с возрастом экспрессии ангиотензинпревращающего фермента 2 (АПФ2), конвертирующего ангиотензин II в ангиотензин I. Cнижение продукции АПФ2 может приводить к аккумуляции обладающего провоспалительными свойствами ангиотензина II, локальной активации ренин-ангиотензин-альдостероновой системы (РААС), повышению сосудистой проницаемости и повреждающему действию различных анатомо-физиологических систем, в частности в легочной ткани [15]. Снижение экспрессии АПФ2 с возрастом, доказанное в эксперименте [16] и подтвержденное у больных кардиоваскулярными заболеваниями [17], может ослаблять противовоспалительный эффект АПФ2 и способствовать усилению легочного воспалительного процесса у пожилых с наличием кардиоваскулярной коморбидности. С этих позиций использование ингибиторов АПФ и блокаторов рецепторов ангиотензина у больных кардиоваскулярной патологией могло, казалось бы, способствовать тяжелому течение НКИ, однако убедительных доказательств этого в клинических исследованиях не получено [18, 19]. На рис. 8-2 представлены основные патогенетические механизмы тяжелого течения НКИ у больных пожилого и старческого возраста.

image
Рис. 8-2. Основные патогенетические механизмы тяжелого течения новой коронавирусной инфекции у пожилых [20 в модификации]. ЛК - легочная коморбидность; ЛО - легочные объемы; МЦК - мукоцилиарный клиренс; КВЗ - кардиоваскулярные заболевания; СД - сахарный диабет; АГ - артериальная гипертония; АПФ2 - ангиотензинпревращающий фермент 2; ИЛ-6 - интерлейкин 6; ИФ1 - интерферон типа 1

8.3. Основные проявления новой коронавирусной инфекции

Клиническая симптоматика. Имеющиеся данные о различных клинических аспектах НКИ у лиц пожилого и старческого возраста во многом базируются на крупномасштабном аналитическом обзоре результатов 20 клинических исследований, включающих 4965 больных с подтвержденной НКИ в возрасте старше 60 лет [21]. Основные клинические проявления НКИ у пожилых представлены на рис. 8-3.

image
Рис. 8-3. Клинические симптомы у пожилых больных новой коронавирусной инфекцией (1285 больных в 16 исследованиях) [21]

У большинства пациентов регистрировались лихорадка и кашель (83,6 и 62,7% соответственно), в то время как такие симптомы, как одышка, выделение мокроты, боли в груди, слабость, диарея, отмечались значительно реже (13–25,5%). У больных пожилого и старческого возраста в сравнении с более молодыми лицами чаще отмечались слабость в сочетании с миалгией или без нее, гастроинтестинальные симптомы (тошнота и рвота, боли в животе, диарея), анорексия, головная боль, головокружение и др. [22, 23]. По данным одного многоцентрового ретроспективного исследования, наиболее частыми клиническими симптомами НКИ у больных пожилого и старческого возраста при поступлении в стационар являлись лихорадка (66,7%), кашель (64,8%), слабость (33,3%) [24].

Одним из проявлений НКИ, как и других инфекций у пожилых, может быть общемозговая симптоматика в виде спутанности, сонливости, развития когнитивных расстройств. Среди больных, поступивших в гериатрическое отделение (средний возраст 84 года), у 79% наблюдалась спутанность, а у 32% - падения, в то время как такие симптомы, как кашель и лихорадка, отмечались в 26 и 37% соответственно [25]. У некоторых пожилых больных такие атипичные симптомы, как спутанность, тахикардия, гипотония, слабость, могут быть начальными клиническими появлениями НКИ. Так, по данным французского исследования гериатрических пациентов НКИ (средний возраст 84,7 лет), достоверно чаще, по сравнению с более молодыми пациентами, отмечались падения и астения, а также спутанность и нарушения сознания [26].

Лабораторные показатели . Количественные изменения со стороны показателей периферической крови (гемоглобин, лейкоциты, тромбоциты) и биохимических показателей (мочевина, креатинин, общий белок) не отличаются у больных разных возрастных групп. При анализе лабораторных показателей у 105 больных пожилого и старческого возраста изменения включали лимфопению (31,4%), повышение уровня D-димера (38,1%), снижение содержания альбумина (36,2%), повышение активности лактатдегидрогеназы (41,0%), высокий уровень C-реактивного протеина (79,0%). Показатели протромбинового времени и активированного частичного тромбопластинового времени были удлинены в большей степени у больных старческого возраста [24]. Абсолютное количество лимфоцитов в крови снижается у пожилых в большей степени, чем среди лиц молодого и среднего возраста, а концентрация С-реактивного протеина у гериатрических пациентов значительно выше [27].

Рентгенологические изменения при поражении легких у пожилых больных НКИ во многом сходны с таковыми у больных более молодого возраста и характеризуются преимущественно картиной матового стекла, иногда с признаками консолидации. Обычно наблюдается двустороннее поражение с вовлечением нескольких долей и тенденцией к периферической локализации в средней и нижней долях, причем рентгенологические изменения у пожилых более очевидные, по сравнению с молодыми [22].

Клинические варианты и проявления НКИ включают [28]:

  • ОРВИ (поражение только верхних отделов дыхательных путей);

  • пневмонию без дыхательной недостаточности;

  • острый респираторный дистресс-синдром (пневмония с острой дыхательной недостаточностью);

  • сепсис, септический (инфекционно-токсический) шок;

  • синдром диссеминированного внутрисосудистого свертывания, тромбозы и тромбоэмболии.

8.4. Особенности течения новой коронавирусной инфекции у пациентов пожилого и старческого возраста

В одной из последних версий методических рекомендаций [28] указано: "У пациентов старческого возраста может наблюдаться атипичная картина заболевания без лихорадки и кашля вследствие сниженной реактивности. Симптомы COVID-19 могут быть невыраженными и не соответствовать тяжести заболевания и серьезности прогноза. Атипичные симптомы COVID-19 у пациентов пожилого и старческого возраста включают делирий и бред. Для скрининга делирия рекомендуется использование краткой шкалы оценки спутанности сознания".

Атипичность течения . Одной из особенностей течения НКИ, как, впрочем, и других инфекций у лиц пожилого и старческого возраста, является атипичность клинической симптоматики, что приводит к запоздалой диагностике заболевания. Этому может способствовать отсутствие ПЦР-тестирования у пациентов с атипичной симптоматикой, особенно у находящихся в ДДП, что, в свою очередь, облегчает передачу вируса от больных с неверифицированной НКИ [29]. Факторами риска атипичного течения НКИ у пожилых являются старческая астения и наличие коморбидности, причем декомпенсация коморбидной патологии является одним из проявлений атипичности, поскольку маскирует инфекцию.

Длительность течения НКИ у пожилых изучалась в нескольких исследованиях, по результатам которых наиболее короткое пребывание в стационаре составляло в среднем 4,5 дней (2,7–7,2 дня), а максимально длительная госпитализация достигала 28 дней. Состояние больных при госпитализации варьировало от среднетяжелого до тяжелого, а продолжительность пребывания в стационаре не всегда определялась тяжестью заболевания и ответом на лечение [21]. Длительность времени от появления первых симптомов заболевания до негативного ПЦР-теста колебалась от 14 до 25 дней, составляя в среднем 18 дней, и являлась основанием для выписки больного [24]. При анализе течения НКИ установлено, что у больных старше 70 лет время от появления первых симптомов заболевания до смерти было короче по сравнению с пациентами более молодого возраста (12 и 20 дней соответственно) [30].

Тяжесть течения . У больных старше 65 лет по сравнению с более молодыми отмечается более высокий индекс тяжести поражения легких, вовлечение в процесс большего числа долей легкого, по данным КТ, более частое развитие респираторного дистресс-синдрома [22]. Пекинские исследователи отметили более тяжелое течение заболевания среди пациентов старше 65 лет [31], а по данным другого исследования из Уханя, пожилой возраст являлся фактором риска смерти в стационаре [32]. При анализе течения НКИ у 105 больных пожилого (81%) и старческого (19%) возраста у 69,5% диагностировалась комборбидная патология - артериальная гипертония, диабет, кардиоваскулярные заболевания (43,8; 25,7 и 16,2% соответственно). Тяжелое и крайне тяжелое течение отмечалось у 22,9 и 10,5% больных пожилого и старческого возраста соответственно [24]. Среди 339 больных НКИ тяжелого течения летальный исход был зарегистрирован у 65 (19,2%), причем факторами риска летальности являлись наличие одышки, коморбидность (кардиоваскулярные заболевания, ХОБЛ), острый респираторный дистресс-синдром [33]. При анализе характера и частоты осложнений НКИ у больных старше 70 лет выявлены более частое наличие острого респираторного дистресс-синдрома при госпитализации (53,3 vs 33,2%, р <0,001), острого повреждения почек (11,8 vs 5,3%; р = 0,030), повышенная летальность (28,9 vs 6,5%; р <0,001). Предиктором летальности было насыщение крови кислородом 93% и ниже [34]. По данным метаанализа 46 исследований, включающих 13 624 больных НКИ в возрасте 60 лет и старше, у половины больных заболевание квалифицировалось как тяжелое, у каждого пятого - как критическое, а у каждого десятого наблюдался летальный исход [35]. Приведенные данные свидетельствуют о тяжелом течении заболевания и плохом прогнозе у больных НКИ пожилого и старческого возраста.

Коморбидность. Одной из особенностей течения НКИ у пожилых является частое наличие коморбидной патологии, которая, как правило, отягощает заболевание и ухудшает прогноз больных. При анализе течения и прогноза НКИ показано влияние наличия коморбидности (артериальная гипертония, сахарный диабет, кардиоваскулярные заболевания) на течение инфекционного заболевания (время достижения конечных точек - госпитализация в ОРИТ, ИВЛ, смерть), причем выявлена отчетливая зависимость достижения конечных точек от числа коморбидных заболевания [36].

Основными коморбидными состояниями у пожилых больных НКИ, по данным многих аналитических исследований, являются артериальная гипертония, кардиоваскулярные заболевания, сахарный диабет, хронические легочные заболевания (преимущественно ХОБЛ), гиперхолестеринемия [21]. В табл. 8-2 представлена характеристика коморбидной патологии у больных НКИ в различных возрастных группах.

Таблица 8-2. Коморбидность у больных новой коронавирусной инфекцией в разных возрастных группах [37]
Коморбидность <60 лет (n =2929) >60 лет (n =1359) р

Сахарный диабет

560 (19,1%)

458 (33,7%)

<0,001

Артериальная гипертензия

558 (19,1%)

679 (50%)

<0,001

Заболевания сердца

96 (3,3%)

236 (17,4%)

<0,001

Хроническая обструктивная болезнь легких

104 (3,6%)

135 (9,9%)

<0,001

Хроническая болезнь почек

98 (3,3%)

200 (14,5%)

<0,001

Хронические заболевания печени

86 (2,9%)

21 (1,5%)

0,007

Злокачественные опухоли

57 (2,0%)

27 (2,0%)

0,989

Инсульт

50 (1,7%)

71 (5,2%)

<0,001

Отсутствие коморбидности

1496 (51%)

133 (7%)

<0,001

В одном исследовании указывается на ассоциацию НКИ с применением ингибиторов АПФ и блокаторов рецепторов ангиотензина у больных артериальной гипертонией [38]. По данным другого исследования, более высокая больничная летальность наблюдалась у больных НКИ при наличии кардиоваскулярных заболеваний, ХОБЛ и у курящих, в то время как артериальная гипертония, сахарный диабет и гиперлипидемия не являлись независимыми предикторами летальности [39].

При анализе течения НКИ в группе умерших и выживших больных со средним возрастом 74 года летальность составила 40%. Средний возраст умерших по сравнению с выжившими был выше (80 и 67 лет соответственно). Летальность среди больных менее 65 лет составляла 17%, в то время как в возрастных группах 65–75 лет, 75–85 лет и старше 85 лет наблюдалась у 37, 53 и 62% больных соответственно. Среди умерших преобладали больные со старческой астенией (63 и 37%; р <0,001), кардиоваскулярными заболеваниями (58 и 37%; р <0,001) и хроническими заболеваниями легких (38 и 25%; р <0,03). При множественном регрессионном анализе установлено, что предикторами больничной летальности больных НКИ являются пожилой возраст (ОШ 1,03; р = 0,03), старческая астения (ОШ 5,1; р <0,001) и сниженная скорость клубочковой фильтрации при госпитализации (ОШ 0,98; р = 0,01) [40]. На рис. 8-4 представлена зависимость времени смерти больных НКИ после госпитализации от наличия коморбидности.

image
Рис. 8-4. Время от момента госпитализации до смерти больных в зависимости от коморбидности [41]. КВЗ - кардиоваскулярные заболевания; АГ - артериальная гипертензия; ХОБЛ - хроническая обструктивная болезнь легких; ХПН - хроническая почечная недостаточность

Осложнения у больных НКИ определяют течение и в значительной степени тяжесть заболевания. При анализе осложнений среди 3241 больного наиболее частым оказалось острое почечное повреждение, зарегистрированное у четверти анализируемых пациентов. Частота остальных осложнений не превышала 5% (рис. 8-5). Почечные и печеночные осложнения увеличивают сроки пребывания в стационаре, утяжеляют течение НКИ и повышают риск летальных исходов [42].

image
Рис. 8-5. Осложнения новой коронавирусной инфекции (3241 больной в 9 исследованиях) [42]. ПП - почечное повреждение; ВТИН - вторичные инфекции; ППЧ - повреждение печени; ОРДС - острый респираторный дистресс-синдром; ОИМ - острый инфаркт миокарда; СН - сердечная недостаточность

Механизмы осложнений со стороны почек и печени при НКИ остаются не совсем ясными, хотя в основе подобных осложнений может лежать либо прямое повреждающее действие вируса, либо последствие "цитокинового шторма" [43].

По данным многоцентрового китайского исследования, частота осложнений НКИ среди больных пожилого и старческого возраста составляла 14,1 и 40,0% соответственно (р = 0,0014), а потребность в ИВЛ у пожилых была меньше, чем у стариков (3,5 и 25,5% соответственно, р = 0,006) [24].

Вторичные бактериальные инфекции являются одним из осложнений НКИ. По данным исследования 242 больных НКИ (средний возраст 66 лет), частота бактериальных инфекций составляла 19%, причем средний возраст больных с наличием бактериальной инфекции был выше, чем при ее отсутствии (71,3 и 64,7 лет соответственно). Наиболее частыми были урогенитальные инфекции (57%), основным возбудителем которых являлась Esherichia coli (26%). Инфекции кожи, респираторного и желудочно-кишечного тракта регистрировались в 10,8 и 8% случаев соответственно. У четверти пациентов с бактериальными инфекциями выявлялась бактериемия. Среди больных бактериальной инфекцией чаще возникали показания к ИВЛ (44 vs 17%; р <0001) и отмечалась более высокая смертность (50 vs 15%; р <0001), что свидетельствовало о тяжелом течении заболевания. При мультивариантном регрессионном анализе инфекция мочевыводящих путей определена как независимый фактор внутрибольничной летальности больных НКИ [44]. Основные бактериальные инфекции у больных НКИ представлены на рис. 8-6.

image
Рис. 8-6. Основные бактериальные инфекции у больных новой коронавирусной инфекцией [44]

Прогноз заболевания. Изменения некоторых лабораторных показателей могут иметь прогностическое значение. Так, по данным 4-недельного наблюдения, у пожилых больных с летальным исходом наблюдалось более высокое содержание нейтрофилов, в то время как количество лимфоцитов, моноцитов и тромбоцитов было значительно ниже по сравнению с выжившими пациентами. Кроме того, среди пациентов с летальным исходом наблюдалось значительное удлинение протромбинового времени наряду с высокими показателями креатинина, D-димера, миокардиальных маркеров. В этом же исследовании было показано, что сочетание абсолютной лимфопении, одышки, наличия кардиоваскулярной и легочной коморбидности является предиктором тяжелого течения НКИ [34]. В южнокорейском многоцентровом ретроспективном исследовании оценивали прогностические факторы тяжелого течения НКИ (смерть, тяжелая пневмония с необходимостью ИВЛ) у 340 пожилых больных на момент их поступления в стационар [45]. Летальность составляла 15%, а тяжелая пневмония диагностировалась в 35,2% случаев. Показано, что такие признаки, как нарушение повседневной активности, лихорадка, наличие легочной инфильтрации и повышение показателей СРБ при госпитализации, ассоциировались с тяжелой пневмонией и в значительной степени с летальностью. В одном из редких европейских исследований 404 больных НКИ (средний возраст 85,2 года) предикторами летальности, помимо пожилого возраста, являлись тахикардия, снижение почечной функции, усиление одышки во время пребывания в стационаре. В то же время благоприятными факторами выживания больных были женский пол, высокие показатели оксигенации при поступлении в стационар, более высокое количество тромбоцитов, прием ингибиторов АПФ и блокаторов рецепторов ангиотензина [46]. Полученные в данном исследовании данные о протективной роли ингибиторов АПФ у больных НКИ поддерживают гипотезу некоторых авторов о благоприятном влиянии ингибиторов ренин-ангиотензин-альдостероновой системы (ИРААС) на течение НКИ [47]. Примечательно, что более низкая смертность регистрировалась после поправки на пол, возраст, артериальную гипертонию и другие кардиоваскулярные заболевания, по поводу которых больные получали ИРААС. Поэтому приведенные данные не только не подтверждают предположений о негативном влиянии приема ИРААС у больных НКИ (в частности, повышенной инфицированности и худшем прогнозе), а показали протективную роль ИРААС у больных НКИ.

8.5. Диагностика новой коронавирусной инфекции

Основное значение для этиологической лабораторной диагностики COVID-19 имеет выявление РНК SARS-CoV-2 с помощью метода амплификации нуклеиновых кислот или антигенов коронавируса с помощью иммунохимических методов.

Прямые методы этиологической диагностики . Выявление РНК SARS-CoV-2 с применением метода амплификации нуклеиновых кислот. Выявление антигенов SARS-CoV-2 c применением иммунохроматографических методов.

Непрямые методы этиологической диагностики . Выявление иммуноглобулинов классов А, M, G (IgА, IgM и IgG) к SARS-CoV-2 (в том числе к рецептор-связывающему домену поверхностного гликопротеина S).

Лабораторное обследование на РНК SARS-CoV-2 рекомендуется проводить всем лицам с признаками ОРВИ. Кроме того, возможно проведение лабораторного обследования с использованием теста на определение антигенов SARS-CoV-2 в мазках из носо- и ротоглотки, а также в образцах слюны иммунохимическими методами.

8.6. Ведение пожилых пациентов с новой коронавирусной инфекцией

В серии российских клинических рекомендаций, насчитывающих к августу 2022 г. 16 версий, отсутствуют специальные указания относительно ведения пожилых больных НКИ. Поэтому при ведении данной категории пациентов следует ориентироваться на общие рекомендации для взрослых с учетом особенностей НКИ у пожилых и стариков (атипичность течения, старческая астения, коморбидность и др.), определяющих течение и прогноз заболевания. К особенностям и трудностям ведения пациентов, возникающим с самого начала заболевания, относится своевременность диагностики у больных с атипичными клиническими проявлениями.

Главным подходом к терапии НКИ должно быть упреждающее назначение лечения до развития полного симптомокомплекса жизнеугрожающих состояний, а именно пневмонии, острого респираторного дистресс-синдрома, сепсиса [28]. Лечение НКИ в соответствии с протоколами настоящих рекомендаций проводится в подтвержденных и вероятных случаях заболевания. Основные положения тактики ведения пожилых больных НКИ могут быть сведены к следующим:

  • своевременной диагностике НКИ с учетом атипичных клинических проявлений у пожилых (ПЦР-тесты у пожилых, особенно у пребывающих в ДДП);

  • адекватной оценке характера и выраженности симптоматики (несоответствие выраженности симптомов и тяжести состояния);

  • оценке наличия, характера и тяжести коморбидной патологии (фактор риска тяжелого течения и летальности), а также проводимой фармакотерапии, нередко в рамках полипрагмазии у подобных больных (риск лекарственных взаимодействий с противовирусными препаратами);

  • коррекции коморбидных функциональных нарушений (сердечная недостаточность, декомпенсация диабета и др.);

  • прогностической оценке клинических симптомов НКИ и изменений лабораторных показателей (абсолютная лимфопения, признаки синдрома диссеминированного внутрисосудистого свертывания);

  • антикоагулянтной и антиагрегантной терапии с целью коррекции нарушений гемостаза или профилактики тромботических осложнений;

  • назначению противовирусных препаратов в ранние сроки заболевания;

  • назначению АП при наличии признаков бактериальной инфекции (гнойная мокрота, повышение содержания прокальцитонина);

  • использованию вспомогательной вентиляции у больных с учетом показателей оксигенации крови, наличия коморбидной легочной патологии.

На рис. 8-7 представлены основные методы, используемые при лечении пожилых больных НКИ, по данным различных сообщений.

image
Рис. 8-7. Лечение пожилых больных COVID-19 (данные 9 исследований о 476 больных) [21]. ПВТ - противовирусная терапия; АБТ - антибактериальная терапия; ПИГ - препараты иммуноглобулинов; ГКС - глюкокортикостероиды; ПИНФ - препараты интерферонов; ЛП+РТ - лопинавир и ритонавир; УМФ - умифеновир; ОЗМ - осельтамивир; РБВ - рибавирин

8.6.1. Противовирусные препараты

Согласно российским клиническим рекомендациям [28], для этиотропной терапии НКИ могут быть использованы следующие препараты:

  • фавипиравир;

  • молнупиравир;

  • нирматрелвир + ритонавир;

  • ремдесивир;

  • синтетическая малая интерферирующая рибонуклеиновая кислота (миРНК) [двуцепочечная];

  • умифеновир;

  • интерферон альфа.

Фавипиравир - синтетический противовирусный препарат, селективный ингибитор РНК-полимеразы, активный в отношении РНК-содержащих вирусов. В Российской Федерации зарегистрированы препараты на основе фавипиравира для приема внутрь (таблетированная форма) и для парентерального применения (лиофилизат, концентрат, порошок, использующиеся при приготовлении раствора для инфузий). Фавипиравир в таблетированной форме может применяться как в амбулаторных, так и в стационарных условиях, а фавипиравир для парентерального применения - только в стационаре. В клинических исследованиях был продемонстрирован благоприятный профиль безопасности фавипиравира для парентерального введения и высокая эффективность у пациентов с высоким риском тяжелого течения заболевания, в частности у лиц старше 65 лет с наличием коморбидности (сахарный диабет, ожирение, хронические заболевания сердечно-сосудистой системы). Для пациентов с массой тела <75 кг: по 1600 мг 2 раза в сутки в 1-й день и далее по 600 мг 2 раза в сутки со 2-го по 10-й день (таблетки). Для пациентов с массой тела 75 кг и более: по 1800 мг 2 раза в сутки в 1-й день, далее по 800 мг 2 раза в сутки со 2-го по 10-й день (таблетки). При тяжелом и крайне тяжелом течении НКИ (пневмония, дыхательная недостаточность, острый респираторный дистресс-синдром) используют раствор для инфузий: внутривенно капельно в течение 2 ч по 1600 мг 2 раза в 1-й день терапии, далее по 800 мг 2 раза в день, соответственно со 2-го по 10-й день терапии.

Молнупиравир - низкомолекулярное рибонуклеозидное пролекарство N-гидроксицитидина. Препарат обладает противовирусной активностью в отношении SARS-CoV-2 и других РНК-содержащих вирусов. Молнупиравир применяют у больных легкого и среднетяжелого течения заболевания в дозе 800 мг (четыре капсулы по 200 мг) каждые 12 ч в течение 5 дней.

Нирматрелвир + ритонавир (Паксловид) - ингибитор протеазы SARS-CoV-2-3CL, состоящий из нирматрелвира и низких доз ритонавира, проявляет потенциальную противовирусную активность in vitro в отношении различных вариантов SARS-CoV-2 (COVID-19), включая δ, γ и μ. Препятствует репликации вируса. Применяется по 1 таблетке перорально (внутрь) 2 раза в сутки (каждые 12 ч). Разовая доза составляет 300 мг нирматрелвира + 100 мг ритонавира, а суточная доза - 600 мг нирматрелвира + 200 мг ритонавира. Продолжительность курса лечения - 5 сут. Пероральный прием препарата должен быть начат как можно раньше после постановки диагноза НКИ и/или в течение 5 дней после появления первых симптомов заболевания в популяции взрослых пациентов легкого и среднетяжелого течения, в том числе с высоким риском прогрессирования до тяжелого течения заболевания. Рекомендуется завершение полного 5-дневного курса лечения, даже если после начала терапии пациенту требуется госпитализация в связи с прогрессированием заболевания до тяжелого лечения.

Ремдесивир является противовирусным препаратом прямого действия, который ингибирует РНК-зависимую РНК-полимеразу вируса SARS-CoV-2. Его активный метаболит выступает в качестве аналога аденозинтрифосфата и препятствует действию вирусной РНК-зависимой РНК-полимеразы, вызывая снижение продукции вирусной РНК.

Рекомендуемая доза для взрослых составляет в первый день лечения 200 мг однократно в/в с последующим внутривенным введением 100 мг 1 раз в сутки в течение 5 дней. При отсутствии эффекта длительность лечения может быть увеличена до 10 дней. Применение препарата возможно только в медицинской организации, оказывающей медицинскую помощь в стационарных условиях. Учитывая благоприятный профиль безопасности препарата (частота нежелательных явлений у пациентов, получавших ремдесивир в клинических исследованиях, не отличалась от таковой в группе стандартной терапии), а также данные по его эффективности, ремдесивир может рассматриваться как препарат выбора для пациентов с повышенной активностью трансаминаз на начало лечения. У пожилых больных требуется тщательный мониторинг безопасности.

Синтетическая малая интерферирующая рибонуклеиновая кислота (миРНК) [двуцепочечная] представляет собой комбинированное лекарственное средство, обладающее противовирусным эффектом в отношении SARS-CoV-2, основанным на механизме РНК-интерференции. Препарат миРНК применяется ингаляционно с помощью меш-небулайзера в стационарных условиях в два приема с перерывом 7–8 ч. Разовая доза составляет 1,85 мг, суточная - 3,7 мг. Курс лечения - 14 дней (28 ингаляций). С учетом результатов 2-й фазы клинического исследования миРНК рекомендуется вводить препарат в дозе 5,55 мг/сут, т.е. 3 ингаляции в разовой дозе 1,85 мг с интервалом между ингаляциями 6–7 ч, а курс применения препарата сократить до 7 сут. Препарат противопоказан при повышенной чувствительности к действующему веществу или любому другому компоненту препарата, а также (с учетом отсутствия данных об эффективности и безопасности) при тяжелом течении НКИ, у лиц младше 18 лет и старше 65 лет, при беременности и в периоде грудного вскармливания, при применении системных глюкокортикостероидов на постоянной основе.

Умифеновир относится к ингибиторам слияния (фузии), взаимодействует с гемагглютинином вируса и препятствует слиянию липидной оболочки вируса и клеточных мембран. Препарат назначают в дозе 200 мг 4 раза в сутки в течение первых 7 дней болезни или при положительном результате лабораторного обследования на РНК SARS-CoV-2 или антигены SARS-CoV-2.

Имидазолилэтанамид пентандиовой кислоты на уровне инфицированных клеток активирует факторы врожденного иммунитета, подавляемые вирусными белками; подавляет продукцию ключевых провоспалительных цитокинов (фактора некроза опухоли, ИЛ-1β и ИЛ-6) снижением активности миелопероксидазы. Препарат выпускается в капсулах в дозе 30 и 90 мг. Взрослым назначают по 90 мг 1 раз в день с момента появления первых симптомов заболевания в течение 7 дней. Больным НКИ с наличием сопутствующих заболеваний (болезни дыхательной и сердечно-сосудистой систем, сахарный диабет, ожирение) рекомендуется принимать двойную дозу препарата в первые три дня заболевания, далее продолжить прием в обычной дозировке в течение 2–4 дней.

Рекомбинантный интерферон альфа (ИФН-α) для интраназального введения обладает иммуномодулирующим, противовоспалительным и противовирусным эффектом. Механизм действия основан на предотвращении репликации вирусов, попадающих в организм через дыхательные пути. В соответствии с инструкцией по применению препарата используется в различных лекарственных формах (спрей, капли, раствор, лиофилизат для приготовления раствора, гель или мазь).

Принимая во внимание сходство клинической картины легких форм НКИ с клинической картиной сезонных ОРВИ, до подтверждения этиологического диагноза в схемы терапии следует включать препараты, рекомендуемые для лечения сезонных ОРВИ (интраназальные формы ИФН-α, препараты индукторов ИФН, противовирусные препараты с широким спектром активности, такие как умифеновир).

8.6.2. Моноклональные антитела

Одной из групп лекарственных препаратов в комплексном лечении НКИ являются искусственные моноклональные антитела, направленные против S-белка вируса SARS-CoV-2, который находится на его поверхности и облегчает проникновение вируса в клетки организма. Рекомбинантные моноклональные антитела человека класса IgG1 блокируют взаимодействие S-белка SARS-CoV-2 с АПФ2, что приводит к подавлению инфицирования клеток хозяина и останавливает репликацию вируса. В настоящее время используются однокомпонентные (сотровимаб , регданвимаб ), а также комбинированные (бамланивимаб + этесевимаб ; касиривимаб +имдевимаб ) препараты, которые не зарегистрированы в Российской Федерации. В связи с этим их назначение возможно при наличии препарата в субъекте РФ и решения врачебной комиссии, а также разрешения на временное обращение в условиях чрезвычайной ситуации [28]. Применение моноклональных антител рекомендуется в условиях стационара, в том числе дневного, не позднее 7-го дня от начала заболевания у больных НКИ от легкой до умеренной степени тяжести в ситуациях с высоким риском развития прогрессирования заболевания, к которым относятся:

  • сахарный диабет 1-го и 2-го типа (тяжелого течения) у лиц старше 12 лет;

  • хроническая болезнь почек (4-я стадия, скорость клубочковой фильтрации <30 мл/мин, пациенты на гемодиализе; старше 12 лет);

  • муковисцидоз (старше 12 лет);

  • ХОБЛ тяжелого и крайне тяжелого течения [объем форсированного выдоха (ОФВ1) ≤50%];

  • тяжелая бронхиальная астма (прием системных глюкокортикостероидов, биологических препаратов, старше 12 лет);

  • ожирение 2–3-й степени (индекс массы тела ≥35, старше 65 лет);

  • хроническая сердечная недостаточность 3–4-го функционального класса [по функциональной классификации Нью-Йоркской ассоциации сердца (NYHA), старше 65 лет].

Комбинация моноклональных антител длительного действия (тиксагевимаб + цилгавимаб) может использоваться для лечения COVID-19 у взрослых и детей в возрасте от 12 лет и старше с массой тела не менее 40 кг, имеющих:

  • подтвержденную инфекцию, вызванную SARS-CoV-2 (положительный результат лабораторного исследования на наличие РНК SARS-CoV-2 с применением метода амплификации нуклеиновых кислот или антигенов SARS-CoV-2 c применением иммунохроматографического анализа). Положительный результат лабораторного исследования, зарегистрированный в анамнезе, приемлем, если образец был взят за ≤72 ч до исходного визита;

  • высокий риск развития тяжелой инфекции, вызванной COVID-19, у лиц, не нуждающихся в кислороде.

Препарат следует вводить в максимально короткие сроки при получении положительного теста на вирус SARS-CoV-2 и в течение 7 дней после появления симптомов.

При лечении нетяжелой НКИ можно использовать ингибитор ИЛ-17 нетакимаб (подкожно 60–120 мг, при показаниях повторное введение в дозе 60 мг). Для лечения тяжелого и критического COVID-19 используются антагонисты к рецепторам ИЛ-6 (левилимаб, тоцилизумаб и сарилумаб), блокаторы ИЛ-6 (олокизумаб), а также к ИЛ-1β (канакинумаб).

Левилимаб - антагонист рецептора ИЛ-6 (подкожно 324 мг в виде двух инъекций по 162 мг).

Тоцилизумаб - антагонист рецептора ИЛ-6 (4–8 мг/кг внутривенно однократно). При сохранении лихорадки более 12 ч возможно повторное введение.

Сарилумаб - антагонист рецепторов ИЛ-6 (200 мг или 400 мг п/к или внутривенно).

Олокизумаб - блокатор ИЛ-6 (легкое течение - подкожно 64 мг, при недостаточном эффекте повторное введение через 24 ч; среднетяжелое и тяжелое течение - внутривенно 54–128 мг, при недостаточном эффекте повторное введение через 12 ч; крайне тяжелое течение - внутривенно 128 мг, при недостаточном эффекте повторное введение через 12 ч. Суммарная доза не более 256 мг).

Канакинумаб - блокатор ИЛ-1β (4 мг/кг внутривенно) при невозможности использования или неэффективности тоцилизумаба или сарилумаба).

Анакинра - блокатор ИЛ-1α/ИЛ-1β [200 мг подкожно - однократное введение или 200 мг каждые 12 ч внутривенно или подкожно (суммарная доза 400 мг/сут)] в течение одного дня или 100 мг 1 раз в сутки внутривенно или подкожно 5–7 дней.

При среднетяжелом течении НКИ возможно назначение ингибиторов янус-киназ, среди которых могут использоваться ингибиторы янус-киназ 1,2 (барицитиниб, тофацитиниб) и селективный обратимый ингибитор янус-киназ 1 (упадацитиниб). Барицитиниб (таблетки, 4 мг/сут в течение 7–14 дней); тофацитиниб (таблетки 10 мг 2 раза в сутки в течение 7–14 дней); упадацитиниб (таблетки 15 мг/сут в течение 7–14 дней).

В течение первых 7 дней болезни и/или при положительном результате лабораторного исследования на РНК SARS-CoV-2 и/или антигены SARS-CoV-2 терапия ингибиторами янус-киназ 1,2, антагонистами рецептора ИЛ-6, или блокаторами ИЛ-6, или антагонистом рецептора ИЛ1α/ИЛ1β сочетается с препаратами этиотропного лечения [фавипиравиром, или ремдесивиром, или моноклональными антителами (МАТ) к SARS-CoV-2, или иммуноглобулином человека против COVID-19], а также с антикоагулянтами [28].

Противопоказания для назначения генно-инженерных биологических препаратов (блокаторов янус-киназ, ИЛ-6, антагонистов рецептора ИЛ-6, ИЛ-1):

  • сепсис, подтвержденный патогенами, отличными от COVID-19;

  • гиперчувствительность к любому компоненту препарата;

  • вирусный гепатит В;

  • сопутствующие заболевания, связанные, согласно клиническому решению, с неблагоприятным прогнозом;

  • иммуносупрессивная терапия при трансплантации органов;

  • нейтропения <0,5×109 /л;

  • повышение активности аспартатаминотрансферазы или аланинаминотрансферазы более чем в 5 норм;

  • тромбоцитопения <50×109 /л.

Пожилой и старческий возраст не является противопоказанием для применения генно-инженерных биологических препаратов (ГИБП). Пациентам, получающим иммунодепрессанты после трансплантации органов, ГИБП назначаются по решению врачебной комиссии с коррекцией базовой иммуносупрессивной терапии (отмена цитостатика, увеличение дозы глюкокортикостероидов в 2 раза, снижение дозы ингибиторов кальциневрина до снижения концентрации циклоспорина в сыворотке крови 40–50 нг/мл, такролимуса 1,5–3 нг/мл).

На фоне назначения МАТ к цитокинам и их рецепторам повышается риск развития вторичных оппортунистических инфекций (бактериальных, грибковых, туберкулеза), протекающих атипично, что требует тщательного мониторинга данной категории пациентов.

8.6.3. Препараты иммуноглобулинов

Применение высокоочищенного препарата иммуноглобулина человека против COVID-19 основано на концепции пассивной иммунизации. Действующим началом препарата являются иммуноглобулины класса G (не менее 95%), обладающие активностью антител к SARS-CoV-2, полученные из пула плазмы доноров. После внутривенной инфузии длительность содержания IgG к SARS-CoV-2 в максимальной концентрации варьирует от 25 мин до 6 ч. Период полувыведения IgG к SARS-CoV-2 составляет в среднем 11 сут. Препарат вводится однократно внутривенно капельно без разведения в дозе 1 мл/кг массы тела. Начальная скорость введения - от 0,01 до 0,02 мл/кг массы тела в минуту в течение 30 мин. При хорошей переносимости скорость введения может быть постепенно увеличена максимально до 0,12 мл/кг массы тела в минуту. Введение препарата должно осуществляться только в условиях стационара. Противопоказаниями к применению иммуноглобулина человека против COVID-19 являются повышенная чувствительность к иммуноглобулину человека или к компонентам препарата, наличие в анамнезе аллергических реакций на препараты крови человека, беременность и период грудного вскармливания.

8.6.4. Антибактериальная терапия

Одной из проблем ведения больных НКИ, в том числе лиц пожилого и старческого возраста, является принятие решения о назначении антибактериальной терапии (АТ). По данным ряда исследований, более 90% больных НКИ получают АП в качестве одного из лекарственных средств. За время пандемии НКИ в России произошел значительный рост продажи АП в аптеках и закупок их лечебными учреждениями [48]. Повышенное потребление АП в стационарах в период пандемии отмечено среди пожилых, по данным управления здоровья ветеранов [49].

Анализ показаний к назначению АП пожилым больным НКИ свидетельствует о неадекватности использования АП у данной категории пациентов, часто при отсутствии доказанной бактериальной инфекции. По данным ретроспективного анализа 556 больных с верифицированной НКИ в четырех голландских госпиталях, АП назначались при поступлении в 60% случаях, хотя бактериальная инфекция диагностировалась только у 1,4% пациентов. Приверженность к национальным локальным стандартам эмпирической АТ составляла в среднем 60,3% [5]. Аналогичные результаты о необоснованном назначении АП больным НКИ представлены в другом сообщении, в котором указывается, что АТ применялась у 72% без очевидных показаний, поскольку в большинстве случаев бактериальная инфекция отсутствовала [51]. В одном из исследований АП получали 67% больных НКИ, несмотря на то что у 72% из них не было очевидных признаков бактериальной инфекции [52].

Необоснованная АТ больным НКИ приводит к ряду нежелательных явлений, которые могут значительно ухудшить состояние пожилых пациентов, отягощенных различной коморбидностью, а порой и привести к жизнеугрожающим состояниям. В первых рекомендациях Минздрава России по профилактике, диагностике и лечению НКИ рассматривалась возможность использования гидроксихлорохина в комбинации с азитромицином на основании ранних публикациях немногочисленных клинических наблюдений. Проведенные в последующем исследования не только не подтвердили эффективность такой терапии при НКИ, но и показали опасность данной комбинации в связи неблагоприятными реакциями со стороны сердечно-сосудистой системы. Летальность среди пациентов, получавших АП, была значительно выше, чем у лиц, которым АП не назначались (30 и 5% соответственно, р <0,0001) [52]. Кроме того, среди пожилых пациентов НКИ, которым назначались АП, отмечена более высокая летальность с 5-го по 20-й день по сравнению с больными, не получавшими АП [53].

Современные рекомендации по АТ у больных НКИ базируются на следующих положениях [28]:

  • неэффективности АП по отношению к вирусам, в том числе нового коронавируса SARS-Cov-2;

  • легочный воспалительный процесс в ранние сроки НКИ обусловлен не столько вирусной инфекцией, сколько активацией макрофагальной системы (синдром активации макрофагов), высвобождением провоспалительных цитокинов с развитием "цитокинового шторма" и не отвечает понятию пневмония в общепринятом значении этого термина;

  • ошибочности назначения азитромицина и других макролидных АП больным с нетяжелым течением НКИ в расчете на их иммуномодулирующий эффект;

  • назначение АП больным НКИ оправдано только при наличии клинических (гнойная мокрота) и лабораторных (лейкоцитоз >12,5×109 /л при отсутствии предшествующей глюкокортикоидной терапии, повышение уровня прокальцитонина >0,5 нг/м) признаков бактериальной инфекции;

  • бактериальные инфекции нечасто осложняют течение НКИ и обычно регистрируются при тяжелом течении заболевания;

  • при развитии у больных НКИ нозокомиальной (внутрибольничной) бактериальной пневмонии антибактериальная терапия проводится с учетом тяжести состояния пациента, локальной эпидемиологии антибиотикорезистентности в стационаре/отделении, факторов риска антибиотикорезистентности, результатов микробиологических исследований;

  • подавляющее большинство пациентов с НКИ, особенно при легком и среднетяжелом течении, не нуждаются в назначении АТ. Назначение АП показано только при наличии убедительных признаков присоединения бактериальной инфекции [повышение ПКТ более 0,5 нг/мл, появление гнойной мокроты, лейкоцитоз >12×109 /л (при отсутствии предшествующего применения глюкокортикоидов), повышение числа палочкоядерных нейтрофилов более 10%]. Уровень ПКТ имеет значение в диагностике и прогнозе течения сепсиса: <0,5 мкг/л - низкий риск бактериальной коинфекции и неблагоприятного исхода; >0,5 мкг/л - пациенты с высоким риском, вероятна бактериальная коинфекция. Анализ на ПКТ является дополнительной информацией для ранней оценки риска и исключения бактериальной коинфекции у пациентов с COVID-19. При развитии бактериальной инфекции вне стационара или в первые 48 ч пребывания в стационаре АТ соответствует таковой при внебольничной пневмонии (см. Внебольничная пневмония). У пациентов, не нуждающихся в госпитализации, целесообразно назначение пероральных лекарственных форм. В табл. 8-3 приводятся рекомендации по АТ тяжелой пневмонии у больных НКИ.

Таблица 8-3. Антибактериальная терапия тяжелой пневмонии больных новой коронавирусной инфекцией, госпитализированных в отделение реанимации и интенсивной терапии [28]
Группы больных Рекомендованный и альтернативный режим АТ

Пациенты без дополнительных факторов риска

Рекомендованный режим

Амоксициллин/клавулановая кислота, или ампициллин/сульбактам, или цефотаксим, или цефтриаксон, или цефтаролин + азитромицин, или кларитромицин.

Альтернативный режим

Амоксициллин/клавулановая кислота, или ампициллин/сульбактам, или цефотаксим, или цефтриаксон, или цефтаролин, или цефотаксим/сульбактам, или цефтриаксон/сульбактам + левофлоксацин, или моксифлоксацин

Пациенты с факторами риска инфицирования пеницилинорезистентным пневмококком

Рекомендованный режим

Цефтаролин, или цефотаксим, или цефтриаксон + моксифлоксацин, или левофлоксацин.

Альтернативный режим

Цефтаролин, или цефотаксим, или цефтриаксон, или цефотаксим/сульбактам, или цефтриаксон/сульбактам + моксифлоксацин, или левофлоксацин

Пациенты с факторами риска инфицирования Р. aeruginosa

Рекомендованный режим

Пиперациллин/тазобактам, или цефепим, или меропенем, или имипенем + ципрофлоксацин, или левофлоксацин, или цефепим/сульбактам

Альтернативный режим

Пиперациллин/тазобактам, или цефепим, или меропенем, или имипенем + ципрофлоксацин, или левофлоксацин, или цефепим/сульбактам + азитромицин, или кларитромицин ± амикацин, или цефепим/сульбактам, или цефтриаксон/сульбактам

Пациенты с факторами инфицирования MRSА

Рекомендованный режим

  1. Амоксициллин/клавулановая кислота, или ампициллин/сульбактам, или цефотаксим, или цефтриаксон, или цефепим + азитромицин, или кларитромицин + линезолид, или ванкомицин.

  2. Цефтаролин + азитромицин или кларитромицин.

Альтернативный режим

  1. Амоксициллин/клавулановая кислота, или ампициллин/сульбактам, или цефотаксим, или цефтриаксон, или цефотаксим/сульбактам, или цефтриаксон/сульбактам + моксифлоксацин, или левофлоксацин + линезолид, или ванкомицин.

  2. Цефтаролин + моксифлоксацин или левофлоксацин

Пациенты с факторами риска инфицирования энтеробактериями (БЛРС)

Рекомендованный режим

Имипенем, или меропенем, или эртапенем, или биапенем, или цефепим/сульбактам, или цефоперазон/сульбактам + азитромицин, или кларитромицин.

Альтернативный режим

Имипенем, или меропенем, или эртапенем + моксифлоксацин, или левофлоксацин

В рамках оказания медицинской помощи необходим мониторинг состояния пациента для выявления признаков ухудшения его клинического состояния. Пациенты, инфицированные SARS-CoV-2, должны получать поддерживающую патогенетическую и симптоматическую терапию. Лечение сопутствующих заболеваний и осложнений осуществляется в соответствии с клиническими рекомендациями, стандартами медицинской помощи по данным заболеваниям [28].

8.7. Пожилой пациент после перенесенной новой коронавирусной инфекции

Анализ течения НКИ и наблюдение за пациентами после негативации диагностических РНК-тестов убедительно показал, что у многих лиц сохраняются клинические проявления, а также возникают новые симптомы в виде системных проявлений или функциональных органных расстройств. Первыми на это обратили внимание сами пациенты, одна из которых в 2020 г. впервые описала свои симптомы, длительно сохраняющиеся после перенесенной НКИ, используя при этом термин "долгий COVID" (Long-COVID). Имеются различные англоязычные термины, отражающие длительность персистенции различных клинических симптомов:

  • post-COVID-19 syndrome - постковидный синдром;

  • long-COVID - долгий COVID;

  • post-acute sequelae of COVID-19 - последствия острой COVID-инфекции;

  • chronic COVID syndrome - хронический COVID-синдром;

  • long-haul-COVID - затянувшийся COVID;

  • post-COVID condition- постковидное состояние (Международная классификация болезней 10-го пересмотра).

По определению ВОЗ, "рost-COVID-19 - это состояние, которое возникает у пациентов с вероятной или подтвержденной инфекцией SARS-CoV-2 через 3 мес от начала первых симптомов COVID-19. Постковидный синдром имеет клинические проявления (утомляемость, одышка, когнитивные нарушения и др.), длится не менее 2 мес и устанавливается при условии отсутствия альтернативного диагноза". На рис. 8-8 представлена классификация постковидных состояний на основании продолжительности наличия клинических проявлений.

image
Рис. 8-8. Классификация постковидного состояния [54]

Клиническая симптоматика постковидного состояния весьма разнообразна и проявляется со стороны различных органов и систем (рис. 8-9).

image
Рис. 8-9. Мультисистемные проявления постковидного синдрома [55]. Сокращения: ПТСР - посттравматическое стрессовое состояние; ИБС - ишемическая болезнь сердца; ИМ - инфаркт миокарда; ИЗЛ - интерстициальные заболевания легких; DLCO - диффузионная способность легких по монооксиду углерода; ПИТ-синдром - синдром "после интенсивной терапии"; ЖКК - желудочно-кишечные кровотечения

На рис. 8-10 представлено соотношение клинических симптомов в острый период заболевания и после перенесенной НКИ.

image
Рис. 8-10. Спектр клинических симптомов у больных в остром периоде новой коронавирусной инфекции и при постковидном синдроме [55]

Среди факторов риска развития постковидного состояния фигурируют пожилой возраст, а также коморбидные состояния, характерные для данного возрастного контингента. У больных в возрасте 65 лет и старше установлен значительно более высокий риск развития почечной недостаточности, тромбоэмболических осложнений, цереброваскулярных заболеваний, диабета 2-го типа, мышечных нарушений, неврологических и психических расстройств [56]. По данным проведенного эпидемиологического исследования, частота постковидного состояния среди лиц пожилого и старческого возраста составляла 9,3%. После 90 дней выздоровления наиболее распространенными симптомами в исследуемой популяции были усталость (8,9%) и кашель (4,3%). Реже наблюдались одышка (1,8%), головокружение (1,4%), миалгия (1,1%), потеря обоняния и вкуса (0,8%), дискомфорт в груди (0,7%). Наличие тревоги и депрессии в исследуемой популяции составляло 7,5 и 12,2% соответственно. После 90 дней выздоровления 66 пациентов (23,6%) сообщили о наличии по крайней мере одного клинического признака, в то время как у 9,3% отмечалось два клинических симптома или более. В то же время данные оценки активности повседневной жизни и инструментальной активности повседневной жизни свидетельствовали о восстановлении базовой функциональной активности у пожилых лиц [57]. На рисунке приводится частота и характер симптомов у пожилых больных после перенесенной НКИ различной степени тяжести (рис. 8-11).

image
Рис. 8-11. Наличие симптомов у пожилых больных (279) через 90 дней после перенесенной новой коронавирусной инфекции различной степени тяжести [57]

Лечение больных с постковидным синдромом. Для постковидного синдрома характерна гетерогенность и мультиорганность симптомов, что требует мультидисциплинарного взаимодействия специалистов в вопросах лечения и реабилитации пациентов. Основные стратегии ведения больных постковидного состояния включают:

  • воздействие на основные (предполагаемые) механизмы при НКИ (эндотелиопатия, воспаление, тромбообразование, микроциркуляторные нарушения);

  • учет факторов риска развития постковидного синдрома;

  • учет патогенеза органных поражений при НКИ;

  • учет наличия исходных органных нарушений (сердечная недостаточность, ХОБЛ, хроническая болезнь почек, сахарный диабет) с целью коррекции предшествующей терапии, инициации терапии в соответствии с текущими рекомендациями.

8.8. Специфическая профилактика новой коронавирусной инфекции

С учетом последствий НКИ для здоровья и качества жизни людей пожилого и старческого возраста, а также имеющихся на текущий момент научных данных по этому вопросу Российская ассоциация геронтологов и гериатров выдвинула основные положения, которые сводятся к следующему [58].

Лица пожилого и старческого возраста являются приоритетной группой для вакцинации против НКИ.

Вакцинация против НКИ должна быть предложена всем лицам пожилого и старческого возраста, а осуществляться после получения информированного согласия и оценки наличия у субъекта установленных противопоказаний.

Пожилой и старческий возраст, наличие множественных хронически заболеваний и гериатрических синдромов не являются сами по себе противопоказаниями для вакцинации. Врач должен оценить пользу и риск вакцинации, взвешивая при этом последствия НКИ для пожилого пациента и доступную информацию о безопасности вакцин.

При решении вопроса о вакцинации/ведении второго компонента вакцины необходимо тщательно оценивать наличие противопоказаний, указанных в инструкции к препарату.

Вакцинация может быть проведена через 2–4 нед после регрессии острого и купирования обострения хронического заболевания. У лиц с нетяжелыми ОРВИ, острыми инфекционными заболеваниями ЖКТ вакцинацию проводят после нормализации температуры.

Для вакцинации граждан старшего возраста может быть использована любая доступная вакцина против COVID-19, зарегистрированная в установленном порядке на территории Российской Федерации и разрешенная к применению у лиц пожилого и старческого возраста.

Вакцинированные пациенты пожилого и старческого возраста должны быть под медицинским наблюдением с целью выявления и регистрации нежелательных эффектов и их своевременного лечения.

Необходимо организовать тщательное медицинское наблюдение и контроль состояния здоровья вакцинированных пациентов пожилого и старческого возраста с целью выявления и регистрации нежелательных эффектов и их своевременного лечения.

Список литературы

  1. Latest News. Learn More about Worldometer’s COVID-19 Data.

  2. Zhang J., Litvinova M., Liang Y. et al. Changes in contact patterns shape the dynamics of the COVID-19 outbreak in China // Science. 2020. Vol. 368. N. 6498. P. 1481–1486.

  3. Centro de Coordinación de Alertas y Emergencias Sanitarias. Actualización n° 103. Enfermedad por el coronavirus (COVID-19). 12.05.2020 (datos consolidados a las 21:00 horas del 11.05.2020) Situación en España. 2020. URL: https://www.mscbs.gob.es/profesionales/saludPublica/ccayes/alertasActual/nCov-China/documentos/Actualizacion_103_COVID-19.pdf

  4. Wu Z., McGoogan J.M. Characteristics of and important lessons from the coronavirus disease 2019 (COVID-19) outbreak in china: summary of a report of 72 314 cases from the Chinese Center for Disease Control and Prevention // JAMA. 2020. DOI: https://doi.org/10.1001/jama.2020.2648

  5. Shahid Z., Kalayanamitra R., McClafferty B. et al. COVID-19 and older adults: what we know // J. Am. Geriatr. Soc. 2020. Vol. 68. N. 5. P. 926–929.

  6. Central Bureau of Statistics. Sterfte in week 17 bij mensen met langdurige zorg 50% hoger dan begin 2020. URL: https://www.cbs.nl/nl-nl/nieuws/2020/19/sterfte-in-week-17-bij-mensen-met-langdurige-zorg-50-hoger-dan-begin-2020 (date of access June 27, 2020).

  7. Vestergaard L.S., Nielsen J., Richter L. et al. Excess all-cause mortality during the COVID-19 pandemic in Europe — preliminary pooled estimates from the EuroMOMO network, March to April 2020 // Euro Surveill. 2020. Vol. 25. N. 26. Article ID 2001214.

  8. Dawei W., Bo H., Chang H. et al. Clinical characteristics of 138 hospitalized patients with 2019 novel coronavirus-infected pneumonia in Wuhan, China // JAMA. 2020. Vol. 323. N. 11. P. 1061–1069.

  9. Yang X., Yu Y., Xu J. et al. Clinical course and outcomes of critically ill patients with SARS-CoV-2 pneumonia in Wuhan, China: a single-centered, retrospective, observational study // Lancet Respir. Med. 2020. Vol. 8. N. 5. P. 475–481.

  10. Granado A., Peci A., McGeer A., Gubbay J.B. Influenza and rhinovirus viral load and disease severity in upper respiratory tract infections // J. Clin. Virol. 2017. Vol. 86. P. 14–19.

  11. Chen W.J., Yang J.Y., Lin J.H. et al. Nasopharyngeal shedding of severe acute respiratory syndrome-associated coronavirus is associated with genetic polymorphisms // Clin. Infect. Dis. 2006. Vol. 4. N. 11. P. 1561–1569.

  12. To K.K., Tsang O.T., Leung W.S. et al. Temporal profiles of viral load in posterior oropharyngeal saliva samples and serum antibody responses during infection by SARS-CoV-2: an observational cohort study // Lancet Infect. Dis. 2020. Vol. 20. N. 5. P. 565–574.

  13. Liu Y., Yan L.M., Wan L. et al. Viral dynamics in mild and severe cases of COVID-19 // Lancet Infect. Dis. 2020. Vol. 20. P. 656–657.

  14. Ho J.C., Chan K.N., Hu W.H. et al. The effect of aging on nasal mucociliary clearance, beat frequency, and ultrastructure of respiratory cilia // Am. J. Respir. Crit. Care Med. 2001. Vol. 163. N. 4. P. 983–988.

  15. Vaduganathan M., Vardeny O., Michel T. et al. Renin-angiotensin-aldosterone system inhibitors in patients with COVID-19 // N. Engl. J. Med. 2020. Vol. 382. N. 17. P. 1653–1659.

  16. Xie X., Chen J., Wang X. et al. Age- and gender-related difference of ACE2 expression in rat lung // Life Sci. 2006. Vol. 78. N. 19. P. 2166–2171.

  17. AlGhatrif M., Cingolani O., Lakatta E.G. The dilemma of coronavirus disease 2019, aging, and cardiovascular disease: insights from cardiovascular aging science // JAMA Cardiol. 2020. Vol. 5. N. 7. P. 747–748.

  18. Mancia G., Rea F., Ludergnani M. et al. Renin-angiotensin-aldosterone system blockers and the risk of COVID-19 // N. Engl. J. Med. 2020. Vol. 382. N. 25. P. 2431–2440.

  19. Reynolds H.R., Adhikari S., Pulgarin C. et al. Renin-angiotensin-aldosterone system inhibitors and risk of COVID-19 // N. Engl. J. Med. 2020. Vol. 382. N. 25. P. 2441–2448.

  20. Smorenberg A., Peters E.J., van Daele P. et al. How does SARS-CoV-2 targets the elderly patients? A review on potential mechanisms increasing disease severity // Eur. J. Intern. Med. 2021. Vol. 83. P. 1–5.

  21. Neumann-Podczaska A., Al-Saad S.R., Karbowski L.M. et al. COVID 19 — clinical picture in the elderly population: a qualitative systematic review // Aging Dis. 2020. Vol. 11. N. 4. P. 988–1008.

  22. Liu K., Chen Y., Lin R. et al. Clinical features of COVID-19 in elderly patients: a comparison with young and middle-aged patients // J. Infect. 2020. Vol. 80. N. 6. P. e14–e18.

  23. Niu S., Tian S., Lou J. et al. Clinical characteristics of older patients infected with COVID-19: a descriptive study // Arch. Gerontol. Geriatr. 2020. Vol. 89. Article ID 104058.

  24. Guo T., Shen Q., Guo W. et al. Clinical characteristics of elderly patients with COVID-19 in Hunan Province, China: a multicenter, retrospective study // Gerontology. 2020. Vol. 66. N. 5. P. 467–475.

  25. Olde Rikkert M.G.M., Vingerhoets, van Geldorp R.W. et al. Atypical clinical picture of COVID-19 in older patients // Ned. Tijdschr. Geneeskd. 2020. Vol. 164. Abstr. D5004.

  26. Annweiler C., Sacco G., Salles N. et al. National French survey of COVID-19 symptoms in people aged 70 and over // Clin. Infect. Dis. 2021. Vol. 72. N. 3. P. 490–494. DOI: https://doi.org/10.1093/cid/ciaa792 PMID: 32556328; PMCID: PMC7337693.

  27. Liu K., Chen Y., Lin R. et al. Clinical features of COVID-19 in elderly patients: a comparison with young and middle-aged patients // J. Infect. 2020. Vol. 80. N. 6. P. e14–e18.

  28. Временные методические рекомендации. Профилактика, диагностика и лечение новой коронавирусной инфекции (COVID-19) МЗ РФ. Версия 16 (18. 08 2022).

  29. D’Adamo H., Yoshikawa T., Ouslander J.G. Coronavirus disease 2019 in geriatrics and long-term care: the ABCDs of COVID-19 // J. Am. Geriatr. Soc. 2020. Vol. 68. N. 5. P. 912–917.

  30. Wang W., Tang J., Wei F. Updated understanding of the outbreak of 2019 novel coronavirus (2019-nCoV) in Wuhan, China // J. Med. Virol. 2020. Vol. 92. N. 4. P. 441–447.

  31. Tian S., Hu N., Lou J. et al. Characteristics of COVID-19 infection in Beijing // J. Infect. 2020. Vol. 80. N. 4. P. 401–406.

  32. Zhou F., Yu T., Du R. et al. Clinical course and risk factors for mortality of adult inpatients with COVID-19 in Wuhan, China: a retrospective cohort study // Lancet. 2020. Vol. 395. N. 10 229. P. 1054–1062.

  33. Wang L., He W., Yu X. et al. Coronavirus disease 2019 in elderly patients: characteristics and prognostic factors based on 4-week follow-up // J. Infect. 2020. Vol. 80. N. 6. P. 639–645.

  34. Gómez-Belda A.B., Fernández-Garcés M., Mateo-Sanchis E. et al. COVID-19 in older adults: What are the differences with younger patients? // Geriatr. Gerontol. Int. 2021. Vol. 21. N. 1. P. 60–65.

  35. Singhal S., Kumar P., Singh S. et al. Clinical features and outcomes of COVID-19 in older adults: a systematic review and meta-analysis // BMC Geriatr. 2021. Vol. 21. Abstr. 321.

  36. Guan W., Liang W., Zhao Y. et al. Comorbidity and its impact on 1590 patients with COVID-19 in China: a nationwide analysis // Eur. Respir. J. 2020. Vol. 55. Article ID 2000547.

  37. Mittal K., Dhar M., Pathania M. et al. Clinical characteristics and outcomes in elderly patients with COVID-19: a single-centre retrospective study // Cureus. 2022. Vol. 14. N. 5. Article ID e25506.

  38. Schiffrin E.L., Flack J.M., Ito S. et al. Hypertension and COVID-19 // Am. J. Hypertens. 2020. Vol. 33. N. 5. P. 373–374.

  39. Mehra M.R., Desai S.S., Kuy S. et al. Cardiovascular disease, drug therapy, and mortality in COVID-19 // N. Engl. J. Med. 2020. Vol. 382. N. 25. P. e102.

  40. Chinnadurai R., Ogedengbe O., Agarwal P. et al. Older age and frailty are the chief predictors of mortality in COVID-19 patients admitted to an acute medical unit in a secondary care setting — a cohort study // BMC Geriatr. 2020. Vol. 20. N. 1. Abstr. 409.

  41. Li Р., Chen L., Liu Z. Clinical features and short-term outcomes of elderly patients with COVID-19 // Int. J. Infect. Dis. 2020. Vol. 97. Abstr. 245.

  42. Vanmassenhove J., Kielstein J., Jörres A., Biesen W.V. Management of patients at risk of acute kidney injury // Lancet. 2017. Vol. 389. N. 10 084. P. 2139–2151.

  43. Naicker S., Yang C.W., Hwang S.J. et al. The Novel Coronavirus 2019 epidemic and kidneys // Kidney Int. 2020. Vol. 97. N. 5. P. 824–828.

  44. Goncalves Mendes Neto A., Lo K.B., Wattoo A. et al. Bacterial infections and patterns of antibiotic use in patients with COVID-19 // J. Med. Virol. 2021. Vol. 93. N. 3. P. 1489–1495. DOI: https://doi.org/10.1002/jmv.26441

  45. Hwang J., Ryu H.S., Kim H.A. et al. Prognostic factors of COVID-19 infection in elderly patients: a multicenter study // J. Clin. Med. 2020. Vol. 9. N. 12. Abstr. 3932.

  46. Mostaza J.M., García-Iglesias F., González-Alegre T. et al. Clinical course and prognostic factors of COVID-19 infection in an elderly hospitalized population // Arch. Gerontol. Geriatr. 2020. Vol. 91. Article ID 104204.

  47. Kuster G.M., Pfister O., Burkard T. et al. SARS-CoV2: should inhibitors of the renin–angiotensin system be withdrawn in patients with COVID-19? // Eur. Heart J. 2020. Vol. 41. N. 19. P. 1801–1803.

  48. Козлов P.C. О применении антибактериальных препаратов у пациентов с новой коронавирусной инфекцией COVID-19. URL: http://antibiotics.ru/index.php?article=2985

  49. Dieringer T.D., Furukawa D., Graber C.J. et al. Inpatient antibiotic utilization in the Veterans’ Health Administration during the coronavirus disease 2019 (COVID-19) pandemic // Infect. Control Hosp. Epidemiol. 2021. Vol. 42. N. 6. P. 751–753.

  50. Karami Z., Knoop B.T., Dofferhoff A.S.M. et al. Few bacterial co-infections but frequent empiric antibiotic use in the early phase of hospitalized patients with COVID-19: results from a multicentre retrospective cohort study in The Netherlands // Infect. Dis. 2020. Vol. 53. N. 2. P. 102–110.

  51. Rawson T.M., Moore L.S.P., Zhu N. et al. Bacterial and fungal coinfection in individuals with coronavirus: a rapid review to support COVID-19 antimicrobial prescribing // Clin. Infect. Dis. 2020. Vol. 71. N. 9. P. 2459–2468.

  52. Goncalves Mendes Neto A., Lo K.B., Wattoo A. et al. Bacterial infections and patterns of antibiotic use in patients with COVID-19 // J. Med. Virol. 202. Vol. 93. N. 3. P. 1489–1495.

  53. Odille G., Girard N., Sanchez S.et al. Should we prescribe antibiotics in older patients presenting COVID-19 pneumonia? // J. Am. Med. Dir. Assoc. 2021. Vol. 22. N. 2. P. 258–259.

  54. COVID-19 rapid guideline: managing the long-term effects of COVID-19. NICE guideline [NG188]. Published: 18 December 2020. Last updated: 11 November 2021.

  55. Михайлова А.С., Белевский А.С. Постковидный синдром: патогенетические механизмы развития одышки и пути их коррекции // Практическая пульмонология. 2021. № 3. С. 3–10.

  56. Bull-Otterson L., Baca S., Saydah S. et al. Post-COVID conditions among adult COVID-19 survivors aged 18–64 and ≥65 years — United States, March 2020–November 2021 // MMWR Morb. Mortal. Wkly Rep. 2022. Vol. 71. P. 713–717.

  57. Sathyamurthy P., Madhavan S., Pandurangan V. Prevalence, pattern and functional outcome of post COVID-19 syndrome in older adults // Cureus. 2021. Vol. 13. N. 8. Article ID e17189.

  58. Ткачева О.Н., Котовская Ю.В., Алексанян Л.А. и др. Согласованная позиция экспертов Российской ассоциации геронтологов и гериатров «Новая коронавирусная инфекция SARS-COV-2 у пациентов пожилого и старческого возраста: особенности профилактики, диагностики и лечения» (основные положения) // Российский журнал гериатрической медицины. 2020. № 4. С. 281–293.

Глава 9. Острый бронхит

Острый бронхит (ОБ) принадлежит к числу наиболее распространенных заболеваний среди детей и взрослых. Ежегодно "эпизод острого бронхита" испытывают около 5% общей популяции, а ежегодная обращаемость пациентов ОБ за врачебной помощью составляет более 10 млн обращений. В европейских странах частота амбулаторных визитов по поводу ОБ превышает 10/1000 населения в год [1]. ОБ чаще регистрируются у детей и лиц старшей возрастной группы, причем после 4 лет заболеваемость ОБ неуклонно возрастает. Так, если частота встречаемости ОБ у детей до 4 лет составляет 55/1000, то начиная с 6-летнего возраста этот показатель неуклонно возрастает с 8/1000 до 41/1000 у лиц старше 74 лет [2].

К сожалению, до настоящего времени отсутствует "золотой стандарт" диагностики внебольничных инфекций нижних дыхательных путей, в том числе и ОБ, что нельзя не учитывать при анализе результатов соответствующих эпидемиологических исследований. Помимо этого, мы располагаем ограниченными сведениями о распространенности нетяжелых клинических форм ОБ, поскольку большинство оценок базируется на анализе обращаемости населения за медицинской помощью. В связи с этим вряд ли должна удивлять "противоречивость" показателей ежегодной заболеваемости ОБ - от 20 до 400%, объясняемая характером обследуемой популяции (дети, посещающие дошкольные учреждения, школьники, военнослужащие, резиденты ДДП и др.) и конкретной эпидемиологической ситуацией, складывающейся в том или ином регионе [3, 4].

Общепринятого определения ОБ не существует. Наиболее приемлемым представляется определение, данное рабочей группой Европейского респираторного общества, согласно которому ОБ - это острое заболевание, развивающееся у пациента в отсутствие хронического заболевания легких, характеризующееся кашлем (продуктивным или непродуктивным), а также другими жалобами или симптомами, указывающими на инфекцию нижних отделов дыхательных путей (отхождение мокроты, одышка, хрипы в легких, дискомфорт или боли в грудной клетке) и не имеющее иного объяснения, как, например, синусит или астма.

Этиология. В большинстве случаев (более 90%) неосложненного ОБ основными этиологическими факторами являются респираторные вирусы, в частности вирусы гриппа А и В, парагриппа, респираторно-синцитиальные вирусы (РС-вирусы коронавирусы), аденовирусы, риновирусы, метапневмовирусы [5, 6, 7].

В ряде случаев причиной развития ОБ становятся такие "атипичные" возбудители, как Chlamydophila (Chlamydia) pneumoniae и Mycoplasma pneumoniae [8]. Этиологическая роль типичных пневмотропных бактериальных возбудителей (Streptococcus pneumoniae, Haemophilus influenzae и др.) в развитии ОБ, по данным многочисленных исследований, минимальна [9]. Наиболее высокий удельный вес бактерий в этиологической структуре ОБ установлен в одном многоцентровом корейском исследовании, охватывающем 291 больного [10]. По данным вирусологического (ПЦР) и культурального бактериологического исследования, у 43,3% больных выделены бактерии, среди которых чаще других идентифицировались Haemophilus influenzae (39) и Streptococcus pneumoniae (30), реже - атипичные микроорганизмы (15,1%). Вирусы были выделены в 36,1% случаев с наиболее частым наличием риновируса, коронавируса (25,8 и 3,8% соответственно). Чисто бактериальная, чисто вирусная и смешанная (вирусно-бактериальная) этиология ОБ регистрировалась в 36,7; 17,2 и 18,9% случаев соответственно. Среди больных с бактериальной этиологией ОБ преобладали лица пожилого возраста.

Особое место в возникновении ОБ занимает Bordetella pertussis , являющаяся этиологическим фактором в 1–6% случаев микробиологически верифицированного ОБ [11].

Клинический диагноз. ОБ базируется на наличии у больного непродолжительного кашля с редким отхождением мокроты, одышки, в ряде случаев признаков бронхиальной обструкции. Клиническая картина ОБ может сопровождаться симптомами ОРВИ (ринит, назофарингит, ларингит и др.), которые часто предшествуют развитию признаков ОБ. У пациентов пожилого возраста с полиморбидностью необходимо исключение другой патологии (обострение ХОБЛ и бронхиальной астмы, сердечная недостаточность, гастроэзофагальная рефлюксная болезнь, тромбоэмболия легочной артерии, синусит и др.). У 10–20% взрослых в основе ОБ лежит коклюш с длительностью кашля 2–3 нед [12], причем отличить клинически коклюшную инфекцию от другой у взрослых, вакцинированных от коклюша в детском возрасте, практически невозможно [13].

Важной диагностической проблемой у пожилых является дифференциальная диагностика между ОБ и нетяжелой внебольничной пневмонией (ВП), особенно на первичном приеме и при решении вопроса о назначении антибактериальной терапии [14]. В подобных ситуациях особое значение в последнее время приобретает экспресс-определение отдельных биомаркеров, в частности С-реактивного белка, с целью дифференциации между вирусными и бактериальной инфекциями [15]. На рис. 9-1 представлена схема алгоритма диагностической и лечебной тактики у больных с остро возникшей респираторной симптоматики в зависимости от содержания СРБ.

image
Рис. 9-1. Диагностическая и лечебная тактика у больных респираторной симптоматикой в зависимости от показателей С-реактивного белка [16]. ИНДП - инфекции нижних дыхательных путей; СРБ - С-реактивный белок; ВП - внебольничная пневмония; ОБ - острый бронхит; АТ - антибактериальная терапия; АП - антибактериальный препарат

1 госпитализация в прошедший год, оральные глюкокортикоиды и другие иммунодепрессанты, ВИЧ/НСV, сахарный диабет 1-го или 2-го типа, хроническая сердечная недостаточность. Возраст ≥80 лет: 1–2 критерия; возраст ≥65 лет: 2–3 критерия.

2 возраст (<3 мес или >75 лет); коморбидность (хроническая сердечная недостаточность, сахарный диабет, хроническая обструктивная болезнь легких, бронхиальная астма, иммунодепрессивные состояния)

АТ . Несмотря на рекомендации экспертов воздерживаться от назначения АП больным ОБ, подавляющее большинство пациентов получают АП, в особенности при наличии сильного и затянувшегося кашля или выраженных симптомов интоксикации [17]. В ходе опроса немедицинского населения Украины о причинах самостоятельного приобретения АП установлено, что в перечень пяти самых распространенных из них, наряду с высокой температурой, простудой и поносом, вошли кашель и бронхит, причем кашель уступал по популярности только высокой температуре и простуде, а бронхит замыкает первую пятерку [2]. Среди ветеранов войн США АП назначались 35,4% больным с острой респираторной симптоматикой, причем у 87,5% из них показаний для назначения АП не было [18]. По данным другого эпидемиологического исследования [19], АП назначались значительно чаще больным ОБ, чем пациентам с обострением хронического бронхита (84 и 53% соответственно), причем при ОБ единственным независимым фактором, определяющим назначения АП, был только возраст. В группе больных, получавших АП, после завершения терапии на 1/3 уменьшилось число пациентов, у которых сохранялся кашель, и в 2 раза реже выслушивались хрипы при аускультации легких. По мнению врачей, улучшение после завершения лечения наступало в 2 раза чаще у пациентов, леченных АП, по сравнению с больными, получавшими плацебо. Все перечисленные различия были статистически значимыми.

При анализе 8 клинических исследований, включавших 750 больных ОБ в возрасте от 8 до 65 лет и выше, показано в целом преимущество АП перед плацебо. Это касалось более быстрых темпов улучшения состояния, исчезновения клинических признаков заболевания, по данным врачебных осмотров, возвращения к прежней активности и труду. В группе больных, получавших АП, чаще регистрировались побочные эффекты (тошнота, головная боль, кожные высыпания, вагиниты). Подчеркивается, что полученные результаты метаанализа могут быть переоценены из-за неоднородности анализированных групп больных и подходов к оценке эффективности лечения [20].

По данным Кохрановского метаанализа 9 клинических исследований, включающих 750 больных ОБ в возрасте от 8 до 65 лет и выше, в том числе и курильщиков, результаты лечения в целом оказались лучше у больных, леченных АП, чем среди лиц, получавших плацебо [21]. Не было выявлено значительного различия в наличии ночного кашля, продуктивного кашля, ограничения активности больных. Преимущества АП было менее очевидным, чем при анализе двух других исследований больных с инфекцией верхних дыхательных путей с продуктивным кашлем. Не было выявлено тенденции к увеличению частоты побочных эффектов в группе больных, леченных АП [ОШ 1,22 (95% ДИ 0,94–1,58].

Дополнительным аргументом в пользу целесообразности АТ у пожилых пациентов ОБ являются результаты эпидемиологических исследований, свидетельствующих о том, что около 5% амбулаторных больных с ОБ пожилого и старческого возраста госпитализируются в стационар и/или погибают в течение месяца с момента появления респираторной симптоматики. Повышенный риск осложнений у пациентов данной возрастной группы позволяет рекомендовать использование АП при ОБ, в особенности при наличии таких сопутствующих заболеваний, как сахарный диабет, злокачественные опухоли, хроническая сердечная недостаточность, неврологические и психические расстройства. В связи с этим заслуживает внимания ретроспективное когортное исследование о риске осложнений, в частности пневмонии, у больных ОБ в зависимости от назначения АП или без их использования. Так, если в возрастных группах 0–4 года, 5–15 лет, 16–64 года частота развития пневмонии у больных ОБ была приблизительно одинаковой в обеих группах, то среди лиц старше 65 лет пневмония развивалась достоверно реже у пациентов, получавших АП по поводу ОБ [22] (рис. 9-2). Поскольку развитие такого осложнения ОБ, как пневмония, считается в клинических исследованиях одним из критериев оценки адекватности и эффективности АП, то полученные результаты о снижении риска пневмонии у пожилых больных ОБ, леченных АП, дают основание рекомендовать АТ при ОБ у данной категории пациентов.

image
Рис. 9-2. Влияние антибактериальной терапии у больных острым бронхитом на развитие пневмонии в разных возрастных группах [22]

Для практического врача важно иметь в виду, что наличие у больного ОБ гнойной мокроты не всегда отражает бактериальную природу заболевания и не может быть основным показанием к назначению АП. Если при хроническом бронхите наличие гнойной мокроты служит важным клиническим ориентиром бактериального воспаления, то у больных ОБ данный признак утрачивает свою специфичность и не является тем самым показанием к назначению АП [23]. В качестве дополнительного лабораторного признака может быть использовано исследование содержания СРБ.

В целях достижения разумного клинического компромисса при принятии решении о назначении АП больным ОБ в последнее время получила распространение концепция отложенного (отсроченного) назначения АП при ОБ. Она заключается в назначении АП (либо выписке рецепта для его приобретения), который больной станет принимать только в случае отсутствия улучшения или ухудшении состояния на фоне лечения без АП в течение 3–7 дней. Следует иметь в виду, что существует категория пациентов, которые сами просят о назначении им АП, вопреки мнению врача об отсутствии неотложной необходимости их приема. Очевидные преимущества отложенного назначение АП при ОБ могут заключаться в следующем [24]:

  • образовании пациентов и включении их в процесс лечения;

  • сокращении использования АП;

  • сокращении числа визитов к врачу;

  • снижении стоимости лечения;

  • уменьшении частоты и риска НЛР;

  • снижении риска антибиотикорезистентности.

Отсроченное назначение АП больным ОБ может быть разумной и гибкой альтернативой жесткому отказу от их использования при данном заболевании. Однако далеко не все врачи общей практики одобряют отсроченное назначение АП [25], резонно опасаясь "пропустить" (вовремя не распознать) у пожилых пациентов тяжелое заболевание, протекающее с невыраженной и нетипичной симптоматикой.

Таким образом, данные с позиций доказательной медицины позволяют считать, что показаниями к назначению АП больным ОБ могут быть следующие [26]:

  • 1) наличие острого кашля у больного старше 80 лет и по крайней мере одного или

  • 2) наличие острого кашля у больного старше 65 лет и по крайней мере двух из нижеследующих условий:

    • госпитализация в течение ≥48 ч за последние 12 мес;

    • прием системных глюкокортикоидов или другой иммуносупрессивной терапии;

    • ВИЧ/синдром приобретенного иммунодефицита человека;

    • сахарный диабет 1-го или 2-го типа;

    • хроническая сердечная недостаточность;

    • печеночная недостаточность;

    • почечная недостаточность;

    • серьезные неврологические расстройства.

  • 3) Обоснованные клинико-анамнестические предположения о "специфическом" возбудителе, в частности о B. рertussis , и подозрении на коклюш.

В приведенных рекомендациях наряду с возрастными показателями отражена коморбидная палитра, характерная для пожилых и являющаяся показанием для назначения АП у данной категории пациентов с ОБ.

Что касается выбора АП при принятии решения о назначении АТ больным ОБ, то по результатам сравнительных клинических исследований не выявлено различий в клинической эффективности (излечение + улучшение) между пенициллинами, цефалоспоринами и макролидами. Отсутствуют также доказательства в пользу преимуществ респираторных фторхинолонов у больных с ОБ. С учетом результатов клинических исследований при приятии решения о назначении АП больным ОБ рекомендуются амоксициллин, цефалоспорины III поколения для приема внутрь (цефиксим), макролиды (азитромицин, кларитромицин) [27].

Выбор макролидов оправдан у больных с подозрением на коклюш (характер и особенности кашля, длительность). При этом назначают азитромицин в течение 3–5 дней, кларитромицин или эритромицин в течение 7 дней. Указанная длительность антибактериальной терапии не уступает более продолжительной (эритромицин в течение 10–14 дней) в частоте эрадикации B. pertussis из носоглотки, но при этом характеризуется меньшей частотой НЛР [28]. На рис. 9-3 представлен алгоритм ведения больных ОБ.

image
Рис. 9-3. Алгоритм ведения больных острым бронхитом [29].

1 лихорадка, озноб, потливость, слабость и др.

2 ринорея, заложенность носа, гиперемия зева, боли при глотании и др.

3 хроническая сердечная недостаточность, почечная недостаточность, печеночная недостаточность, сахарный диабет, серьезные неврологические нарушения, иммунодефицитные заболевания/состояния.

4 Mycoplasma pneumoniae, Chlamydophyla pneumoniae, Bordetella pertussis (бактериальная природа подтверждается менее чем в 10% случаев)

Список литературы

  1. Бабак С.Л. , Острый бронхит в практике врача-терапевта // Справочник поликлинического врача. 2009. № 10. С. 34–38.

  2. Острый бронхит: нужны ли антибиотики? // Здоровье Украины. 2008. № 12. С. 38.

  3. Llor C. Acute bronchitis: aetiology and treatment // Eur. Respir. Monogr. 2013. Vol. 60. P. 1–17.

  4. Macfarlane J., Holmes W., Gard P. et al. Prospective study of the incidence, aetiology and outcome of adult lower respiratory tract illness in the community // Thorax. 2001. Vol. 56. P. 109–114.

  5. Wark P. Bronchitis (acute) // BMJ Clin. Evid. 2015.Vol. 7. P. 1508–1536.

  6. Ott S.R., Rohde G., Lepper P.M. et al. The impact of viruses in lower respiratory tract infections of the adult. Part II: acute bronchitis, acute exacerbated COPD, pneumonia, and influenza // Pneumologie. 2010. Vol. 64. P. 18–27.

  7. Clark T.W., Medina M.J., Batham S. et al. Adults hospitalised with acute respiratory illness rarely have detectable bacteria in the absence of COPD or pneumonia; viral infection predominates in a large prospective UK sample // J. Infect. 2014. Vol. 69. N. 5. P. 507–515.

  8. Macfarlane J., Holmes W., Gard P. et al. Prospective study of the incidence, aetiology and outcome of adult lower respiratory tract illness in the community // Thorax. 2001. Vol. 56. P. 109–114.

  9. Liapikou A., Torres A. The clinical management of lower respiratory tract infections // Expert Rev. Respir. Med. 2016. Vol. 10. P. 441–452.

  10. Park J.Y., Park S., Lee S.H. et al. Microorganisms causing community-acquired acute bronchitis: the role of bacterial infection // PLoS One. 2016. Vol. 11. N. 10. Article ID e0165553.

  11. Masseria C., Krishnarajah G. The estimated incidence of pertussis in people aged 50 years old in the United States, 2006-2010 // BMC Infect. Dis. 2015. Vol. 15. Abstr. 534. DOI: https://doi.org/10.1186/s12879-015-1269-1

  12. Philipson K., Goodyear-Smith F., Grant C.C. et al. When is acute persistent cough in school-age children and adults whooping cough? // Br. J. Gen. Pract. 2013. Vol. 63. N. 613. P. e573–e579.

  13. Gonzales R., Sande M.A. Uncomplicated acute bronchitis // Ann. Intern. Med. 2000. Vol. 133. P. 981–991.

  14. Benninger M., Segreti J. Is it bacterial or viral? Criteria for distinguishing bacterial and viral infections // J. Fam. Pract. 2008. Vol. 57. N. 2. Suppl. P. S5–S11.

  15. Aqassandjan M., Shurin G.V., Ma Y., Shurin M.R. C-reactive protein and lung diseases // Int. J. Biochem. Cell Biol. 2014. Vol. 53. P. 77–88. DOI: https://doi.org/10.1016/j.biocel.2014.05.016

  16. Brink A.J., Van Wyk J., Moodley V.M. et al. The role of appropriate diagnostic testing in acute tract infections: an antibiotic stewardship strategy to minimize diagnostic uncertainty in primary care // S. Afr. Med. J. 2016. Vol. 106. P. 30–37.

  17. Smith S.M., Fahney T., Smucny J., Becker L.A. Antibiotic for acute bronchitis (review) // Cochrane Database Syst. Rev. 2017. Vol. 6. CD000245.

  18. Logan J.L., Yang J., Forrest G. Outpatient antibiotic prescribing in a low-risk veteran population with acute respiratory symptoms // Hosp. Pract. (1995). 2012. Vol. 40. N. 1. P. 75–80.

  19. Bont J. Hak E., Birkhoff C.E. et al. Is co-morbidity taken into account in the antibiotic management of elderly patients with acute bronchitis and COPD exacerbations? // Fam. Pract. 2007. Vol. 24. N. 4. P. 317–322.

  20. Chandran R. Should we prescribe antibiotics for acute bronchitis? // Am. Fam. Physician. 2001. Vol. 64. N. 1. P. 135–138.

  21. Smucny J., Fahey T., Becker L., Glazier R. Antibiotics for acute bronchitis // Cochrane Database Syst. Rev. 2004. Vol. 3. CD000245.

  22. Petersen I., Johnson A.M., Islam A. et al. Protective effect of antibiotics against serious complications of common respiratory tract infections: retrospective cohort study with the UK General Practice Research Database // BMJ. 2007. Vol. 335. N. 7627. Abstr. 982.

  23. Altiner A., Wilm S., Däubener W. et al. Sputum colour for diagnosis of a bacterial infection in patients with acute cough // Scand. J. Prim. Health Care. 2009. Vol. 27. N. 2. P. 70–73.

  24. Davis L., Kennedy S.S., Moore J., Prentice A. Oral contraceptives for pain associated with endometriosis // Cochrane Database Syst. Rev. 2007. Vol. 3. CD001019.

  25. Worrall G., Kettle A., Graham W., Hutchinson J Postdated versus usual delayed antibiotic prescriptions in primary care: Reduction in antibiotic use for acute respiratory infections? // Can. Fam. Physician. 2010. Vol. 56. N. 10. P. 1032–1036.

  26. Tan T., Little P., Stokes T. Antibiotic prescribing for self limiting respiratory tract infections in primary care: summary of NICE guidance // BMJ. 2008. Vol. 337. Abstr. a437.

  27. Anish E.J. Lower respiratory tract infections in adult outpatients // Clin. Fam. Pract. 2004. Vol. 6. N. 1. P. 75–99.

  28. Altunaiji S.M., Kukuruzovic R.H., Curtis N.C. et al. Antibiotics for whooping cough (pertussis) // Cochrane Database Syst. Rev. 2007. Vol. 3. CD004404.

  29. Козлов Р.С., Зырянов С.К., Синопальников А.И. и др. Эмпирическая антибактериальная терапия инфекций дыхательных путей с учетом факторов риска резистентной флоры. Резолюция совета экспертов // Справочник поликлинического врача. 2018. № 1. С. 28–32.

Глава 10. Хроническая обструктивная болезнь легких

По определению Глобальной инициативы по хронической обструктивной болезни легких, "ХОБЛ - заболевание, которое можно предотвратить и лечить, характеризуется персистирующим ограничением воздушного потока в дыхательных путях, которое прогрессирует и ассоциируется с необычным воспалительным ответом на вредные частицы или газы. Обострения и коморбидность усугубляют общую тяжесть состояния пациентов" [1].

10.1. Эпидемиология

ХОБЛ является одной из ведущих причин заболеваемости и смертности в современном обществе.

По данным Глобальной инициативы по хронической обструктивной болезни легких (2019), распространенность ХОБЛ находится на уровне 8,4–15%. При этом смертность от ХОБЛ, по данным ВОЗ, находится на 3-м месте и составляет 43 на 100 тыс. населения с прогнозом роста до 53 на 100 тыс. населения к 2030 г. [1]. Летальность от ХОБЛ занимает 4-е место среди всех причин смерти в общей популяции и постоянно растет [2].

Распространенность ХОБЛ в гериатрической популяции выше, чем в более молодых возрастных группах. Так, среди лиц в возрасте 40–65 лет и старше 65 лет ХОБЛ регистрируется у 9,9 и 14,2% соответственно [3]. Результаты японского эпидемиологического исследования показали, что заболеваемость ХОБЛ среди некурящих, курильщиков в возрасте 50–74 года и лиц старше 75 лет составляла 16, 29 и 37% соответственно [4]. По данным многоцентрового эпидемиологического исследования, ХОБЛ (II–IV стадии) диагностировались в США среди возрастных групп 40–49 лет и старше 70 лет у 1,9 и 19,2% соответственно. Согласно проведенным расчетам, каждое 10-летие происходит двукратный рост распространенности ХОБЛ по мере увеличения возраста [5].

10.2. Инфекция и хроническая обструктивная болезнь легких

Роль инфекции в патогенезе и течении ХОБЛ рассматривается в многочисленных исследованиях с различных позиций. Согласно дефиниции, ХОБЛ является хроническим воспалительным заболеванием, инициирующимся воздействием экологических факторов (пыль, газы и др.). Возникающий при этом воспалительный процесс нарушает систему местной защиты (мукоцилиарный клиренс, гуморальный и клеточный иммунитет), что способствует повышенной колонизации микроорганизмами бронхиальных слизистых. С этого момента инфекция становится важным патогенетическим звеном в течении ХОБЛ и одним из факторов обострений заболевания. В свою очередь, каждое обострение усугубляет воспалительный процесс за счет гиперпродукции провоспалительных цитокинов, энзимов под влиянием продуктов жизнедеятельности микроорганизмов и способствует прогрессированию ХОБЛ (рис. 10-1).

image
Рис. 10-1. Роль инфекции в течении хронической обструктивной болезни легких

В основе обострений ХОБЛ под влиянием инфекции лежит повышенная микробная колонизация бронхиальных слизистых, превышающая "критическую" величину (порог микробной нагрузки) в результате угнетения местного иммунитета (снижение содержания IgA в бронхиальном содержимом) и других факторов. Превышение порога микробной нагрузки приводит к развитию воспалительного процесса бронхиальных слизистых, что манифестируется клиническими признаками обострения заболевания (усиление одышки, кашля, продукции мокроты и др.), дестабилизирует состояние больного и является поводом для обращения к врачу или госпитализации в стационар.

Имеющиеся к настоящему времени исследования свидетельствуют о том, что бактериальная инфекция занимает около 50% в структуре причин обострений заболеваний [6]. По данным многоцентрового исследования [7], в половине образцов мокроты больных обострением ХОБЛ выявлялось с помощью использования ПЦР два бактериальных патогена или более и только у 5% пациентов не удалось выделить микроорганизмы ни культуральным, ни генетическим методом.

Около 30% среди причин обострений ХОБЛ занимают вирусные инфекции. В развитии обострений заболевания показана важная роль риновирусной инфекции, вызывающей повышение уровня нейтрофильной эластазы и коррелирующей с клиническим течением (исходом) заболевания. Вирусные инфекции вызывают увеличение пульмональных Т-клеток, инициируя тем самым воспалительный каскад в дыхательных путях [8]. Современные методы детекции позволяют с большей частотой выявлять вирусы у больных обострением ХОБЛ. Так, французские исследователи, используя метод ПЦР в реальном времени, идентифицировали вирусы в 43% у 26 больных в 53 случаях обострений заболевания. Метапневмовирусы и риновирусы обнаруживались в 15 и 21% случаях соответственно [9], что также подтверждает роль вирусов в развитии обострений ХОБЛ. В связи с этим актуальным является дифференциальная диагностика бактериальных и вирусных обострений заболевания, поскольку наличие вирусной инфекции не может служить показанием к назначению АП у данной категории пациентов.

Приблизительно у 20% больных обострения ХОБЛ не связаны с инфекционными патогенами и возникают вследствие различных причин, среди которых основными являются следующие:

  • ингаляционное воздействие экзогенных факторов (пыль, газы и др.);

  • коморбидность (сердечная недостаточность, нарушения ритма, сахарный диабет, гастроэзофагеальная рефлюксная болезнь, хроническая алкогольная интоксикация, лимфопролиферативные заболевания и др.);

  • аспирации;

  • лекарственная ятрогения (назначение β-блокаторов);

  • неадекватная базисная терапия заболевания;

  • некомплаентность больных.

Инфекционные обострения ХОБЛ . С учетом наличия неинфекционных факторов в развитии обострения ХОБЛ оправданным является выделение инфекционных и неинфекционных обострений, что может определять тактику лечения больных обострением ХОБЛ, в частности принятие решения о назначении АП.

Инфекционное обострение может быть определено как декомпенсация респираторного статуса вследствие превышения порога микробной нагрузки бронхиальной слизистой, проявляющаяся усилением кашля, одышки, увеличением объема отделяемой мокроты и ее гнойности. Подобная редакция дефиниции инфекционного обострения ХОБЛ имеет практическое значение, поскольку ориентирует врача не только в понимании сущности данной патологии (роль инфекции в развитии обострения), но и позволяет обосновать назначение АТ, а также подходы к оценке проводимого лечения. Роль инфекции в развитии обострения ХОБЛ подтверждает связь между количеством микроорганизмов (бактериальная нагрузка) и выраженностью воспаления респираторного тракта. В одном из исследований с использованием защищенной биопсии бронхиальной слизистой у больных во время обострением ХОБЛ частота положительных культур была значительно выше, чем при наступлении ремиссии. Наряду с этим микроорганизмы в количестве >103 колониеобразующих единиц/мл–1 были обнаружены при обострении в 2 раза чаще, а в количестве >104 колониеобразующих единиц/мл–1 в 4 раза чаще по сравнению с периодом ремиссии у этих пациентов [10]. Таким образом, полученные данные позволяют говорить о значении количества микроорганизмов, т.е. степени бактериальной нагрузки в развитии и клинической манифестации обострений ХОБЛ.

Диагностика инфекционного обострения заболевания базируется на критериях, предложенных N. Anthonisen [11], которые остаются незыблемыми клиническими ориентирами в практике врача при ведении данной категории пациентов (табл. 10-1).

Таблица 10-1. Типы обострения хронического бронхита в зависимости от клинической симптоматики [11]
Типы обострения Клинические симптомы обострения хронического бронхита

I

Наличие трех симптомов:

  • yсиление одышки;

  • увеличение количества отделяемой мокроты;

  • увеличение гнойности мокроты

II

Наличие двух из вышеуказанных симптомов c обязательной гнойностью мокроты

III

Наличие одного из вышеуказанных симптомов в сочетании с одним (как минимум) из следующих признаков:

  • инфекция верхних дыхательных путей в течение последних 5 дней;

  • лихорадка, не связанная с другими причинами;

  • нарастание количества сухих свистящих хрипов;

  • усиление кашля;

  • увеличение числа дыханий на 20% по сравнению со стабильным состоянием;

  • увеличение числа сердечных сокращений на 20% по сравнению со стабильным состоянием

Основным клиническим признаком инфекционного обострения ХОБЛ является гнойность мокроты, что позволяет на основании такого визуального признака, как цвет выделяемой мокроты, с высокой долей вероятности определить бактериальный процесс. Показано, что количество микроорганизмов в мокроте желто-зеленого цвета (гнойная мокрота) значительно превышает таковое в светлой мокроте (слизистая мокрота) (рис. 10-2).

image
Рис. 10-2. Цвет мокроты (а) и бактериальная колонизация (б) [12]. а: 1 — слизистая мокрота, 2 — слизисто-гнойная мокрота, 3–4 — гнойная мокрота; б — отсутствие микроорганизмов — наличие микроорганизмов (*p = 0,001 — бактериальная колонизация в слизисто-гнойной и слизистой мокроте, **p <0,0001 — бактериальная колонизация в гнойной в сравнении со слизисто-гнойной и слизистой мокротой)

С целью индивидуализированного подхода к ведению больных обострением заболевания делаются попытки определения фенотипов обострений ХОБЛ и выявления биомаркеров, ассоциированных с клиническими фенотипами обострений [13]. В проспективном обсервационном исследовании, включавшем 145 пациентов с ХОБЛ (средний возраст - 69 лет, стаж курения - 49 пачка/лет), у 86 пациентов за 12 мес наблюдения диагностировано 182 обострения ХОБЛ, классифицированных на несколько фенотипов:

  • обострения, ассоциированные с бактериями (35%);

  • обострения, ассоциированные с эозинофилией мокроты (24%);

  • обострения, ассоциированные с вирусами (30%);

  • маловоспалительные обострения (11%).

Данные фенотипы обострений не различались по клинической картине, но отличались друг от друга по этиологии, характеру и выраженности воспаления в нижних дыхательных путях (рис. 10-3). Обострения, ассоциированные с бактериями, характеризовались увеличением числа нейтрофилов в мокроте и периферической крови, повышением уровня микробной нагрузки. Наиболее значимым биомаркером бактериальных обострений был интерлейкин-1β (ИЛ-1β) мокроты, а лучшим сывороточным биомаркером - СРБ с пороговым значением 10 мг/л (чувствительность - 60%, специфичность - 70%). Наиболее значимым биомаркером при обострениях, ассоциированных с вирусами, оказался хемокин CXCL10 сыворотки крови.

image
Рис. 10-3. Фенотипы обострений хронической обструктивной болезни легких [13]. Адаптировано: С.Н. Авдеев

К числу наиболее доступных и надежных биомаркеров инфекционного обострения ХОБЛ относится СРБ [14]. Показатели CРБ являются наиболее ценным и достоверным признаком наличия бронхиальной инфекции и пневмонии у больных с обострением ХОБЛ по сравнению с другими воспалительными маркерами (лейкоцитозом периферической крови, сывороточными концентрациями ИЛ-6 и фактора некроза опухоли-α). В одном из ранних исследований было показано, что уровень CРБ >10 мг/л выявлялся у всех пациентов с доказанным инфекционным обострением ХОБЛ (средние значения - 103±98 мг/л), причем значительное повышение уровня CРБ наблюдалось при обострениях пневмококковой этиологии (156 мг/л). Показатель сывороточного CРБ коррелировал с лейкоцитозом периферической крови (r = 0,44; p <0,01) и снижался на фоне лечения антибиотиками [15]. Чувствительность и специфичность порогового показателя CРБ ≥16,5 мг/л в диагностике бактериальных обострении ХОБЛ у пожилых больных составили 93 и 93%, а положительная и отрицательная предсказательная ценность - 97 и 82% соответственно. Показатели СРБ у пациентов при отсутствии гнойной мокроты были ниже, чем у больных с продукцией гнойной мокроты 12,1±7,0 vs 34,5±18,8 мг/л (p <0,001) [16].

10.3. Антибактериальная терапия

Один из ключевых вопросов при ведении больных обострением ХОБЛ заключается в принятии решения о назначении АП. Вопрос долгое время звучал отнюдь не риторически, поскольку хорошо известно, что многие обострения ХОБЛ регрессируют на фоне традиционной фармакотерапии (бронхолитики, мукоактивные препараты) либо спонтанно, без назначения АП.

Принятие решения о назначении АП . Основным ориентиром для практического врача при принятии решения о назначении АП больным обострением ХОБЛ являются результаты рандомизированных клинических исследований о преимуществе АП у данной категории пациентов. Результаты серии многочисленных плацебо-контролируемых исследований, проводимых на протяжении нескольких десятилетий, остаются до настоящего времени неоднозначными. Исследования, проведенные в конце ХХ и начале ХХI столетия, показали преимущество АП перед плацебо у больных обострением ХОБЛ [11, 17, 18].

Наиболее значимым явилось исследование N. Anthonisen и соавт. [11], в ходе которого было показано клиническое преимущество АТ перед плацебо при I и II типе обострения заболевания т.е. в клинических ситуациях, наиболее соответствующих инфекционным обострениям ХОБЛ. Напротив, при III типе обострения преимуществ АП перед плацебо обнаружить не удалось. Дополнительные доказательства в пользу применения АП у больных обострением ХОБЛ получены при метаанализе 10 контролируемых клинических исследований [19], продемонстрировавших незначительное, но статистически достоверное превосходство АП по сравнению с плацебо. В более поздних плацебо-контролируемых исследованиях показано преимущество АП перед плацебо в виде снижения летальности и числа неудач лечения обострений ХОБЛ [20]. В одном из выполненных метаанализов, включившем 13 рандомизированных контролируемых исследований, показано, что назначение АП по сравнению с плацебо способствовало меньшему числу неудач лечения [отношение шансов (ОШ) = 0,25] и было ассоциировано с более низкой летальностью (ОШ = 0,20) в группе пациентов с тяжелыми обострениями ХОБЛ, требовавшими госпитализации больных. Однако АТ не снижала число неудач лечения амбулаторных больных с легкими и среднетяжелыми обострениями ХОБЛ [21]. Мультицентровое плацебо-контролируемое рандомизированное исследование включало 318 пациентов ХОБЛ (≥40 лет, ≥10 пачек/лет, ОФВ1 ≥50% и ОФВ1 /форсированная жизненная емкость легких <70%), получавших амоксициллин/клавуланат 500/125 мг 3 раза в сутки или плацебо 3 раза в сутки 8 дней. Первичной конечной точкой считалось клиническое излечение на 9–11 день. Безрецидивный период в группах амоксициллин/клавуланата и плацебо составлял 233 дня и 160 дней соответственно (р <0,005) при наблюдении на протяжении 400 дней [22].

Полученные в вышеприведенных исследованиях доказательства эффективности АП у пациентов с обострением ХОБЛ позволили сформулировать рекомендации к назначению АП в следующих ситуациях:

  • обострение I типа по Anthonisen;

  • обострение II типа по Anthonisen при наличии гнойной мокроты;

  • обострение ХОБЛ с тяжелым течением заболевания (амбулаторные пациенты) или требующее проведения неинвазивной вентиляции легких (госпитализированные пациенты).

В рекомендациях Глобальной инициативы по хронической обструктивной болезни легких-20 преимущество назначения АП при инфекционных обострениях ХОБЛ заключается в уменьшении длительности обострения и госпитализации, снижении случаев неэффективности терапии обострений и риска ранних повторных обострений [1].

Одним из дополнительных показаний к АТ у пожилых больных с обострением ХОБЛ может служить наличие столь характерной для данной возрастной группы коморбидности и имеющийся в связи с этим реальный риск декомпенсации сопутствующей и фоновой патологии. Так, по данным регрессионного анализа 2654 эпизодов респираторных инфекций у больных в возрасте 65 лет и старше, коморбидный фон был основанием для использования АП общепрактикующими врачами Голландии, назначающими АП 84% больных ОБ и 52% больных обострением ХОБЛ [23]. Среди новых подходов к определению показаний к назначению АТ больным обострением ХОБЛ необходимо указать на фенотипирование обострений заболевания и определение уровней биомаркеров бактериальных инфекций [13].

Более детализированные подходы к АТ больных обострением ХОБЛ озвучены в рекомендациях на основе метаанализа 19 исследований с участием 2663 больных обострением ХОБЛ (11 - амбулаторные пациенты, 7 - стационарные пациенты и 1 - пациент ОРИТ) [24]. Заключения и рекомендации базировались на обобщенных результатах исследований с использованием АП, назначаемых в различных дозах. У пациентов с очень тяжелой формой обострения ХОБЛ, нуждающихся в лечении в ОРИТ, назначение АП улучшает состояние больных по сравнению с плацебо (доказательства среднего уровня). У амбулаторных пациентов (с легкими и умеренными обострениями) назначение АП статистически значимо снижают риск неудачи лечения в период от семи дней до одного месяца после начала лечения (доказательства среднего уровня). В абсолютном выражении число неудач лечения тяжелых обострений снижалось с 295 до 212 на 1000 пролеченных пациентов. В то же время у больных с легкими и умеренно выраженными обострениями ХОБЛ сохраняется неопределенность относительно влияния АП на риск неудач лечения, смертность, повторные обострения, качество жизни. При принятии решений о назначении АП следует учитывать такие дополнительные факторы, как антибиотикорезистентность, стоимость лечения и предпочтения пациентов.

Большинство пациентов с обострениями ХОБЛ в амбулаторных условиях получают АП на основе клинических критериев N. Anthonisen [11]. Дополнительное использование в качестве диагностического теста СРБ в первичном звене здравоохранения позволило сократить количество назначений АП на 20% без ущерба для больных и ухудшения клинических исходов обострения. Строгий протокол, допускающий применение АП только у пациентов с клиническими критериями и показателями СРБ ≥20 мг/л, потенциально может снизить частоту неоправданного назначения АП у больных обострением ХОБЛ в амбулаторных условиях почти на 50% [25]. На рис. 10-4 представлен алгоритм принятия решения о назначении АП больным обострением ХОБЛ с учетом клинических признаков (критерии N. Anthonisen) и показателей СРБ.

image
Рис. 10-4. Алгоритм принятия решения о назначении антибактериальных препаратов больным обострением хронической обструктивной болезнью легких [26]

1 Предшествующие острые респираторные вирусные инфекции (<5 дней), усиление кашля и бронхообструкции, лихорадка, не связанная с другими причинами, увеличение частоты дыхания и числа сердечных сокращений на 20% по сравнению с исходными

Выбор АП . После принятия решения о назначении АП перед врачом встает не менее важный вопрос о выборе оптимального АП для конкретного пациента. В известной мере помощь в выборе АП может оказать стратификация пациентов в зависимости от тяжести обострения ХОБЛ. Так, при легком обострении наиболее частыми этиологически значимыми микроорганизмами являются H. influenzae (нетипируемые и некапсулированные формы), S. pneumoniae , M. catarrhalis . При более тяжелых обострениях (выраженная дыхательная недостаточность, декомпенсация сопутствующей патологии и др.), требующих нередко госпитализации в отделения интенсивной терапии, удельный вес вышеназванных микроорганизмов снижается, и увеличивается доля грамотрицательных бактерий, в частности различных видов Enterobacterales , вплоть до P. аeruginosa .

Для удобства выбора адекватного АП предложена стратификации пациентов обострением ХОБЛ, учитывающая тяжесть обострения, необходимость госпитализации и этиологическую вероятность того или иного возбудителя, в том числе и синегнойной палочки [27]. При этом выделяют следующие клинические группы пациентов:

  • больные обострением ХОБЛ с возможностью амбулаторного ведения;

  • больные среднетяжелым и тяжелым обострением заболевания с отсутствием факторов рискаP. аeruginosa ;

  • больные тяжелым обострением ХОБЛ с факторами рискаP. аeruginosa.

Факторами риска инфицирования P. аeruginosa являются недавняя госпитализация, частое применение антибиотиков (4 курса и более за последний год), прием системных и ингаляционных глюкокортикоидов, тяжелые обострения ХОБЛ и выделение P. аeruginosa в период предшествующего обострения или колонизация микроорганизмов в стабильную фазу заболевания [28].

В табл. 10-2 представлен выбор оптимального препарата у больных обострением ХОБЛ в зависимости от различных особенностей обострения (тяжесть, показатели бронхиальной проходимости, наиболее вероятная микробная флора).

Таблица 10-2. Выбор антибактериальных препаратов у больных обострением хронической обструктивной болезни легких [29]
Стратификация больных ОФВ1 (% должных величин) Вероятные возбудители Антибиотики выбора

Нетяжелое течение ХОБЛ без факторов риска [1]

>50

H. influenzae.

M. catarrhalis.

S. pneumoniae.

C. pneumoniae.

M. pneumoniae

Амоксициллин, макролиды (азитромицин, кларитромицин), цефалоспорины III (цефиксим и др.)

Нетяжелое течение ХОБЛ с факторами риска [1]

>50

H. influenzae.

M. catarrhalis.

Пенициллинорезистентные пневмококки

Амоксициллин/клавуланат, респираторные фторхинолоны (левофлоксацин, моксифлоксацин)

Тяжелое течение ХОБЛ

30–50

H. influenzae.

M. catarrhalis.

Пенициллинорезистентные пневмококки.

Enterobacterales

Амоксициллин/клавуланат, респираторные фторхинолоны (левофлоксацин, моксифлоксацин)

Крайне тяжелое течение ХОБЛ

<30%

H. influenzae.

M. сatarrhalis.

Пенициллинорезистентные пневмококки.

Enterobacterales.

P. аeruginosa [2]

Фторхинолоны (ципрофлоксацин), респираторные фторхинолоны (левофлоксацин) ± антисинегнойные β-лактамы

Если для лечения больных в амбулаторных условиях большинство экспертов рекомендуют амоксициллин или макролиды (азитромицин, кларитромицин), то основными АП при среднетяжелых и тяжелых обострениях заболевания у пациентов без факторов риска P. аeruginosa являются защищенные пенициллины (амоксициллин/клавуланат), цефалоспорины II–III поколений, респираторные фторхинолоны. Если же речь идет о пациентах обострением ХОБЛ с высокой вероятностью P. аeruginosa в этиологии обострения (наличие бронхоэктазов), то в этих ситуациях рекомендуется назначение АП с антисинегнойной активностью (ципрофлоксацин, левофлоксацин).

При выборе АП необходимо учитывать уровень региональной антибиотикорезистентности основных возбудителей обострений ХОБЛ, на что указывается в рекомендациях Глобальной инициативы по хронической обструктивной болезни легких последней редакции [1]. Особенно это касается H. influenzaе , ключевого возбудителя обострений ХОБЛ. С учетом низкой активности макролидов по отношению H. influenzaе у больных обострением ХОБЛ их применение может приводить к увеличению антибиотикорезистентности [30]. Поэтому назначение данного класса АП целесообразно ограничивать случаями нетяжелых обострениях ХОБЛ у больных с наличием непереносимости β-лактамных АП.

Оценка эффективности АП. При выборе оптимального АП следует ориентироваться на результаты клинических исследований, оценивающих не только ближайшие, но и отдаленные результаты АТ. При этом основными критериями эффективности назначенного АП является длительность безрецидивного периода, частота и выраженность очередного обострения (необходимость госпитализации, назначения АП, наличие дыхательной недостаточности и др.). Ряд исследований посвящены вопросу об отдаленных результатах АТ больных обострением ХОБЛ и анализу связи между непосредственным бактериологическим эффектом (эрадикация микроорганизма) и отдаленным клиническим результатом (сроки наступления нового обострения ХОБЛ).

В многоцентровом рандомизированном, двойном слепом исследовании в двух параллельных группах исследования сравнивалась клиническая и бактериологическая эффективности моксифлоксацина, амоксициллина, цефуроксима (Цефуроксима аксетил ) и кларитромицина у больных обострением хронического бронхита с акцентом на длительность безрецидивного периода [31]. Клиническая эффективность моксифлоксацина (5 дней) у больных обострением хронического бронхита была достоверно выше, чем АП сравнения (69,7 и 62,1% соответственно), причем преимущество моксифлоксацина перед АП сравнения сохранялось у больных с неблагоприятными прогностическими факторами. Повторные обострения заболевания на протяжении 12 меc наступали достоверно позже у больных, леченных моксифлоксацином (133 и 118 дней соответственно) (рис. 10-5), что, вероятно, было обусловлено более частой эрадикацией возбудителя при применении моксифлоксацина (91,5 и 81,0% соответственно). Потребность в АП при последующем наблюдении была достоверно меньше у больных, получавших моксифлоксацин (9,6 и 15,1% соответственно).

image
Рис. 10-5. Длительность безрецидивного периода у больных хроническим бронхитом после лечения обострений миксифлоксацином и антибактериальными препаратами сравнения [31]

Связь между степенью эрадикации H. influenza (ключевой патоген у больных инфекционным обострением ХОБЛ) и длительностью безрецидивного периода заболевания была показана при исследовании сравнительной эффективности АП группы защищенных аминопенициллинов (амоксициллин/клавуланат) и макролидов (азитромицин, кларитромицин). Эрадикация H. influenza при применении амоксициллин/клавуланата и макролидов достигалась у 92 и 30% больных, в то время как персистенция патогена наблюдалась у 8 и 70% пациентов соответственно. При этом средняя длительность безрецидивного периода у больных, получавших амоксициллин/клавуланат и макролиды, составлял 263 и 165 дней соответственно [32]. Значительно большая клиническая эффективность амоксициллин/клавуланата обусловлена более высокой эрадикационной способностью амоксициллин/клавуланата по сравнению с макролидами. О низкой эрадикационной активности макролидов при обострениях ХОБЛ свидетельствуют данные метаанализа Siempos и соавт., основанного на 19 рандомизированных клинических исследованиях 7405 больных. Бактериологическая эффективность макролидов оказалась достоверно ниже по сравнению с фторхинолонами (ОШ = 0,47; 95% доверительный интервал - 0,31–0,69) [33].

В исследовании сравнительной эффективности левофлоксацина и других АП у больных обострением ХОБЛ показано, что непосредственные эффекты и длительность безрецидивного периода были одинаковы. Однако повторные обострения ХОБЛ у больных, леченных ранее левофлоксацином, были менее выраженные, а необходимость госпитализации была в 2 раза реже, чем у пациентов, получавших другие АП [34]. О длительности безрецидивного периода течения заболевания свидетельствуют данные 6-месячного мониторинга больных обострением ХОБЛ, леченных цефалоспорином III поколения цефиксимом. Непосредственный клинический эффект цефиксима был зарегистрирован у 85% пациентов. Через 6 мес после окончания АТ ремиссия заболевания сохранялась у 84% больных, что позволяло предполагать высокую эрадикационную активность препарата [35].

Таким образом, эффективность АП при обострениях ХОБЛ определяется его эрадикационной способностью. Имеется зависимость между степенью микробной эрадикации и длительностью безрецидивного периода заболевания. При полной эрадикации возбудителя время, требующееся для достижения в последующем количества микроорганизмов выше порога клинической манифестации, оказывается более продолжительным, что обеспечивает длительный безрецидивный период. В случаях неполной эрадикации микроорганизмов назначение АП лишь уменьшает микробную нагрузку ниже порога клинической манифестации, однако ремиссии в этих случаях нестойкие и непродолжительные (рис. 10-6). С учетом вышеизложенного назначение адекватного АП следует расценивать не только как способ купирования текущего, но и профилактику последующих обострений ХОБЛ. АП, уменьшающие бактериальную нагрузку, способствуют регрессии клинических симптомов обострения и увеличивают временной промежуток между обострениями [36]. В случаях отсутствия эрадикации происходит персистенция патогена, селекция антибиотикорезистентных штаммов и рецидивирование воспалительного процесса.

image
Рис. 10-6. Динамика обострений хронической обструктивной болезни легких на фоне антибактериальной терапии с позиций величины бактериальной нагрузки бронхиальных слизистых [37]

Длительность АТ обострений ХОБЛ . В рекомендациях Глобальной инициативы по хронической обструктивной болезни легких (2019) длительность АТ больных обострением ХОБЛ составляет 5–7 дней. Короткие курсы (5 дней) АТ (респираторные фторхинолоны, цефиксим, кларитромицин) обострений ХОБЛ так же эффективны, как и более длительная (7–10 дней) АТ. Частота побочных эффектов ниже при коротких курсах АТ [38]. По результатам рандомизированного двойного слепого многоцентрового исследования, клиническая и бактериологическая эффективность 5-дневного и 7-дневного курсов лечения левофлоксацином (500 мг в сутки однократно) была одинакова вне зависимости от возраста пациента, частоты обострений, наличия сопутствующей патологии сердечно-сосудистой системы [39]. Преимущества коротких курсов АТ (5 дней) перед более длительными (свыше 5 дней) могут заключаться в обеспечении большей комплаентности пациентов, снижении риска селекции антибиотикорезистентных штаммов, меньшей частоте нежелательных побочных эффектов, снижении стоимости лечения.

Факторы риска плохого ответа на АТ больных обострением ХОБЛ:

  • пожилой возраст больных;

  • длительность течения ХОБЛ;

  • количество обострений в течение предыдущего года;

  • частые госпитализации по поводу предыдущих обострений;

  • выраженная бронхиальная обструкция;

  • наличие сопутствующей сердечно-сосудистой патологии;

  • прием системных глюкокортикоидов.

Пожилой и старческий возраст фигурирует как один из прогностических факторов плохого ответа на АП больных обострением ХОБЛ, что находит отражение в различных клинических рекомендациях. При этом необходимо учитывать, что в подобных ситуациях прогностически неблагоприятным является не столько пожилой возраст сам по себе, сколько целый ряд ассоциированных с возрастом факторов, каждый из которых приобретает самостоятельное значение, определяющее тяжесть обострения и ответ больных на АТ. Речь идет о высокой частоте сопутствующей патологии, требующей вынужденной полипрагмазии, которая, в свою очередь, повышает риск лекарственных взаимодействий, в том числе и с АП. Кроме того, пожилой возраст является одним из факторов риска антибиотикорезистентности респираторных патогенов, прежде всего S. рneumoniae . Чаще у пожилых больных возникают побочные нежелательные эффекты на фоне АТ, что не позволяет завершить курс АТ, снижает ее эффективность и негативно сказывается на комплаентности больных. Между тем этиологическая структура возбудителей инфекционных обострений ХОБЛ приблизительно одинакова в различных возрастных группах и включает главным образом H. influenzae, S. pneumoniae, M. catharralis , реже - грамотрицательные микроорганизмы Enterobacterales . У пожилых больных с наличием бронхоэктазов имеется высокий риск колонизации Pseudomonas aeruginosa [40].

Профилактическое назначение АП. Реальная возможность эрадикации респираторных патогенов на фоне назначения АП и обеспечения длительного безрецидивного периода заболевания у больных ХОБЛ позволяют рассматривать АТ не только как способ купирования текущего, но и профилактики последующих обострений ХОБЛ. В связи с этим представляет интерес изучение эффективности профилактического применения АП с целью уменьшения частоты и выраженности обострений ХОБЛ. По данным раннего систематического обзора проведенных плацебо-контролируемых исследований [41], эффективность подобного способа профилактики обострений ХОБЛ является статистически достоверной, но невысокой.

Эффективность интермиттирующего лечения моксифлоксацином с целью предупреждения обострения ХОБЛ изучалась в двойном слепом плацебо-контролируемом исследовании [42]. Больные со стабильной фазой ХОБЛ получали 400 мг моксифлоксацина внутрь в течение 5 дней (573) или плацебо (584). Проведено 6 курсов лечения каждые 8 нед. Клиническая и микробиологическая оценка больных проводилась в динамике на протяжении 48 нед лечения и в последующие 24 нед после окончания. Интермиттирующая пульс-терапия моксифлоксацином снижала частоту новых обострений ХОБЛ на 25% среди всех пациентов и на 45% у больных с наличием гнойной и слизисто-гнойной мокроты до лечения. У леченных моксифлоксацином наблюдалось значительное улучшение качества жизни (по данным опросника (8,2 vs –3,8, p =0,009) по сравнению с плацебо. На фоне лечения не было выявлено случаев резистентности патогенов к моксифлоксацину.

Результаты рандомизированного, плацебо-контролированного исследования эффективности длительного (на протяжении года) приема азитромицина у больных ХОБЛ с высоким риском обострений [43] свидетельствуют о получении целого ряда позитивных эффектов. Так, средняя длительность безрецидивного периода у больных, леченных азитромицином и плацебо, составляла 266 дней (95% доверительный интервал 227–313 дней) и 174 дня (95% доверительный интервал 143–215 дней) соответственно (р <0,001). Средняя частота обострений среди больных, получавших азитромицин и плацебо, составила 1,48 и 1,83 обострений на одного больного в год соответственно (р = 0,01). Кроме того, отмечены лучшие показатели качества жизни больных, получавших азитромицин (по данным специального опросника St. George’s Respiratory Questionnaire) (р = 0,006). По данным одного из метаанализов [44], длительное лечение макролидами (эритромицин, кларитромицин и азитромицин) в 6 исследованиях продолжительностью от 3 до 12 мес приводило к уменьшению частоты обострений ХОБЛ на 37% по сравнению с плацебо. Дополнительно на 21% сократились случаи госпитализации. Назначение макролидов (азитромицина) в режиме длительной терапии по 250 мг/сут или 500 мг каждые 3 сут/нед рекомендуется пациентам с ХОБЛ с бронхоэктазами и частыми гнойными обострениями и наличием бронхоэктазов. Широкое использование макролидов ограничивается риском роста резистентности к ним бактерий и побочными эффектами (снижение слуха, кардиотоксичность).

Результаты одного из последних исследований эффективности профилактического назначения АП у пожилых больных ХОБЛ свидетельствуют, что непрерывное или прерывистое профилактическое применение азитромицина снижает частоту обострений у больных с тяжелой формой ХОБЛ и частыми обострениями. Однако принятие решения о профилактическом назначении азитромицина у пожилых больных ХОБЛ требует индивидуального подхода с учетом пользы и риска (антибиотикорезистентность, нежелательные побочные реакции), согласия больного, стоимости [45].

В метаанализе, включавшем результаты 12 исследований (3405 больных ХОБЛ в возрасте 64–73 года), оценивалась эффективность и безопасность различных АП, применяемых профилактически [46]. У большинства больных имелась умеренно выраженная или тяжелая форма заболевания. Продолжительность испытаний составляла от 12 до 52 нед. Среди профилактически применяемых АП оценивались макролиды (азитромицин и эритромицин), макролиды в сочетании с тетрациклинами (рокситромицин и доксициклин), тетрациклины (доксициклины), хинолоны (моксифлоксацин). Применение макролидов оказалось эффективным (по сравнению с плацебо) в увеличении длительности безрецидивного периода, улучшении качества жизни и не вызывало серьезных нежелательных явлений. Не было выявлено явных преимуществ при использовании хинолонов и тетрациклинов. Устойчивость к АП вызывала озабоченность и не могла быть тщательно оценена в настоящем обзоре. Учитывая компромисс между эффективностью, безопасностью и риском резистентности к АП, профилактическое назначение АП может быть зарезервировано для отдельных пациентов.

10.4. Вакцинация пациентов с хронической обструктивной болезнью легких

Вакцинация против гриппа и пневмококковой инфекции входит в рекомендации лечения ХОБЛ Британского, Американского, Канадского торакальных обществ, Европейского респираторного общества, а также Российского респираторного общества [29]. Целесообразность проведения вакцинации против вирусных и бактериальных инфекций у больных ХОБЛ, в том числе у лиц пожилого возраста, подтверждена в большинстве международных исследований.

Эффективность вакцинации против гриппа у больных ХОБЛ старше 65 лет снижает риск развития пневмонии, частоту госпитализации и смертность на 50–68% [47]. По результатам нескольких рандомизированных клинических исследований эффективности инактивированной противогриппозной вакцины у больных ХОБЛ, отмечено снижение частоты обострений ХОБЛ, преимущественно за счет "поздних" обострений через 3–4 нед после вакцинации [48]. Антипневмококковая вакцинация больных ХОБЛ существенно снижает заболеваемость пневмококковой пневмонией [49]. Применение у 394 больных ХОБЛ конъюгированной пневмококковой 13-валентной вакцины Превенар-13 на протяжении 5 лет способствовало уменьшению степени одышки и стабилизации основных функциональных показателей респираторной системы не только в краткосрочный период, но и на протяжении 5-летнего наблюдения. При вакцинопрофилактике Превенар-13 уменьшается риск неблагоприятных событий у больных ХОБЛ, повышается выживаемость пациентов и снижаются затраты на лечение [50].

Вакцинация против пневмококковой инфекции рекомендована больным ХОБЛ старше 65 лет либо моложе 65 лет с показателями ОФВ1 ниже 40% должного. Применение у больных ХОБЛ комбинированной вакцинации, включающей вакцины против гриппа, пневмококковой и гемофильной (типа b) инфекций, приводит через 6–12 мес после иммунизации к достоверному улучшению показателей ОФВ1 и теста с шестиминутной ходьбой по сравнению со значениями до вакцинации и у невакцинированных больных ХОБЛ. Кроме того, у вакцинированных больных ХОБЛ отмечается достоверное снижение количества обострений заболевания в 3,7 раза и снижение потребности в назначении АП в 4,3 раза по сравнению с показателями до вакцинации [51].

Список литературы

  1. Global Initiative for Chronic Obstructive Lung Disease. Global Strategy for the Diagnosis, Management, and Prevention of Chronic Obstructive Pulmonary Disease. 2020. URL: https://goldcopd.org/

  2. Mannino D.M., Homa D.M., Akinbami L.J. et al. Chronic obstructive pulmonary disease surveillance — United States, 1971–2000 // MMWR Surveill. Summ. 2002. Vol. 51. P. 1–16.

  3. Nicola A., Hanania M.D., Gulshan Sharma M.D., Amir Sharafkhaneh M.D. COPD in the elderly patient // Semin. Respir. Crit. Care Med. 2010. Vol. 31. N. 5. P. 596–606.

  4. Kotaki K., Ikeda H., Fukuda T. et al. Trends in the prevalence of COPD in elderly individuals in an air-polluted city in Japan: a cross-sectional study // Int. J. Chron. Obstruct. Pulmon. Dis. 2019. Vol. 14. P. 791–798.

  5. Buist A.S., McBurnie M.A., Vollmer W.M. et al.; BOLD Colaborative Research Group. International variation in the prevalence of COPD (the BOLD Study); a population-based prevalence study // Lancet. 2007. Vol. 370. P. 741–750.

  6. Sethi S. Infectious etiology of acute exacerbations of chronic bronchitis // Chest. 2000. Vol. 117. P. 380S–385S.

  7. Cosio B.G., Garcia-Nunez M., Monso E. et al. Microbiology of COPD exacerbations at hospital admission: the ECOS study // Eur. Respir. J. 2010. Vol. 36. Suppl. 54. P. 684s.

  8. Mallia P., Message S., Contoli M. et al. Rhinovirus infection induces increases in CD3+ and CD8+ T cells in BAL in COPD patients // Eur. Respir. J. 2010. Vol. 36. Suppl. 54. P. 686s.

  9. Perotin J.M, Andreoletti L., Deslee G. et al. RT-PCR microarray detection of viral respiratory pathogens demonstrated the major role of human metapneumovirus and human rhinovirus in acute exacerbations of COPD in France // Eur. Respir. J. 2010. Vol. 36. Suppl. 54. P. 686s.

  10. Monso E., Ruiz J., Rosell A. et al. Bacterial infection in chronic obstructive pulmonary disease. A study of stable and exacerbated оutpatients using the protected specimen brush // Am. J. Respir. Crit. Care Med. 1995. Vol. 152. P. 1316–1320.

  11. Anthonisen N.R., Manfreda J., Warren C.P. et al. Antibiotic therapy in exacerbations of chronic obstructive pulmonary disease // Ann. Intern. Med. 1987. Vol. 106. P. 196–204.

  12. Murray M.P., Pentland J.L., Turnbull K. et al. Sputum colour: a useful clinical tool in non-cystic fibrosis bronchiectasis // Eur. Respir. J. 2009. Vol. 34. N. 2. P. 361–364. DOI: https://doi.org/10.1183/09031936.00163208 PMID: 19648517.

  13. Bafadhel M., McKenna S., Terry S. et al. Acute exacerbations of chronic obstructive pulmonary disease. Identification of biologic clusters and their biomarkers // Am. J. Respir. Crit. Care Med. 2011. Vol. 184. P. 662–671.

  14. Weis N., Almdal T. C-reactive protein — can it be used as a marker of infection in patients with exacerbation of chronic obstructive pulmonary disease // Eur. J. Intern. Med. 2006. Vol. 17. P. 88–91.

  15. Dev D., Sankaran E.W.R., Cunnife J. et al. Value of C-reactive protein in exacerbation of chronic obstructive pulmonary disease // Respir. Med. 1998. Vol. 92. P. 664–667.

  16. Авдеев С.Н., Баймаканова Г.Е., Зубаирова П.А. Возможности С-реактивного белка в диагностике бактериальной инфекции и пневмонии у больных с обострением хронической обструктивной болезни легких // Уральский медицинский журнал. 2008. № 13. C. 19–24.

  17. Jorgensen A.F., Coolidge J., Pedersen P.A. et al. Amoxicillin in treatment of acute uncomplicated exacerbations of chronic bronchitis: a double-blind, placebo-controlled multicentre study in general practice // Scand. J. Prim. Health Care. 1992. Vol. 10. P. 7–11.

  18. Nouira S., Marghli S., Belghith M. et al. Once daily oral ofloxacin in chronic obstructive pulmonary disease exacerbation requiring mechanical ventilation: a randomised placebo-controlled trial // Lancet. 2001. Vol. 358. P. 2020–2025.

  19. Saint S., Bent S., Vittinghof E., Grady D. Antibiotics in chronic obstructive pulmonary disease exacerbations. A meta-analysis // JAMA. 1995. Vol. 273. P. 957–960.

  20. Ram F., Rodriguez-Roisin R., Granados-Navarrete A. et al. Antibiotics for exacerbations of chronic obstructive pulmonary disease // Cochrane Database Syst. Rev. 2006. Vol. 2. CD004403.

  21. Puhan M., Vollenweider D., Latshang T. et al. Exacerbations of chronic obstructive pulmonary disease: when are antibiotics indicated? A systematic review // Respir. Res. 2007. Vol. 8. Abstr. 30.

  22. Llor C., Moragas A., Hernández S. et al. Efficacy of antibiotic therapy for acute exacerbations of mild to moderate chronic obstructive pulmonary disease // Am. J. Respir. Crit. Care Med. 2012. Vol. 186. P. 716–723.

  23. Bont J., Hak E., Birkhoff C.E. et al. Is co-morbidity taken into account in the antibiotic management of elderly patients with acute bronchitis and COPD exacerbations? // Fam. Pract. 2007. Vol. 24. N. 4. P. 317–322.

  24. Vollenweider D.J., Frei A., Steurer-Stey C.A. et al. Antibiotics for exacerbations of chronic obstructive pulmonary disease // Cochrane Database Syst. Rev. 2018. Vol. 10. CD010257.

  25. Al-Hasan M.N., Al-Jaghbeer M.J. Use of antibiotics in chronic obstructive pulmonary disease: what is their current role in older patients? // Drugs Aging. 2020. Vol. 37. P. 627–633.

  26. Feldman C., Richards G. Appropriate antibiotic management of bacterial lower respiratory tract infections // F1000 Res. 2018. Vol. 7. Abstr. 1121. DOI: https://doi.org/10.12688/f1000research.14226.1

  27. Celli B.R., MacNee W. et al. Standards for the diagnosis and treatment of patients with COPD: a summary of the ATS/ERS position paper // Eur. Respir. J. 2004. Vol. 23. P. 932–946.

  28. Eller J., Ede A., Schaberg T. et al. Infective exacerbations of chronic bronchitis: relation between bacteriologic etiology and lung function // Chest. 1998. Vol. 113. P. 1542–1548.

  29. Хроническая обструктивная болезнь легких. Клинические рекомендации. МЗ РФ, 2021.

  30. Pettigrew M.M., Tsuji B.T., Gent J.F. et al. Effect of fluoroquinolones and macrolides on eradication and resistance of Haemophilus influenzae in chronic obstructive pulmonary disease // Antimicrob. Agents Chemother. 2016. Vol. 60. N. 7. P. 4151–4158.

  31. Wilson R., Allegra L., Huchon G. et al. Short and long outcomes of moxifloxacin (MXF) compared to standard antibiotic treatment (STD) in acute exacerbations of chronic bronchitis (AECB). The MOSAIC study // Eur. Respir. J. 2003. Vol. 22. Suppl. 45. Abstr. 3559A.

  32. Дворецкий Л.И., Дубровская Н.В., Грудинина С.А. и др. Клинико-микробиологический мониторинг больных с обострением хронического бронхита, леченных антибактериальными препаратами // Терапевтический архив. 2006. № 3. С. 25–35.

  33. Siempos I.I., Dimopoulos G., Korbila I.P. et al. Macrolides, quinolones and amoxicillin/clavulanate for chronic bronchitis: a metaanalysis // Eur. Respir. J. 2007. Vol. 29. P. 1127–1137.

  34. Ruiz-Gonzalez A., Gimenez A., Gomez-Arbones X. et al. Open-label, randomized comparison trial of long-term outcomes of levofloxacin versus standard antibiotic therapy in acute exacerbations of chronic obstructive pulmonary disease // Respirology. 2007. Vol. 12. P. 117–121.

  35. Цой А.Н., Сафонова Е.Н., Гучев И.А. Цефиксим. Клиническая эффективность при обострении нетяжелой хронической обструктивной болезни легких и влияние на развитие рецидивов заболевания // Лечащий врач. 2011. № 1.

  36. Chodosh S. Clinical significance of the infection-free interval in the management of acute bacterial exacerbations of chronic bronchitis // Chest. 2005. Vol. 127. P. 2231–2236.

  37. Miravitlles М. Exacerbations of chronic obstructive pulmonary disease. when are bacteria important? // Eur. Respir. J. 2002. Vol. 20. Suppl. 36. P. 9–19.

  38. El Moussaoui R., Roede B.M., Speelman P. et al. Short-course antibiotic treatment in acute exacerbations of chronic bronchitis and COPD: a meta-analysis of double-blind studies // Thorax. 2008. Vol. 63. P. 415–422.

  39. Masterton R.G., Burley C.J. Randomized, double-blind study comparing 5- and 7-day regimens of oral levofloxacin in patients with acute exacerbation of chronic bronchitis // Int. J. Antimicrob. Agents. 2001. Vol. 18. P. 503–513.

  40. Albertson Т.E. Chan A.L. Antibiotic therapy in elderly patients with acute exacerbation of chronic bronchitis // Expert Rev. Respir. Med. 2009. Vol. 3. N. 5. P. 539–548.

  41. Black P., Staykova T., Chacko E. et al. Prophylactic antibiotic therapy for chronic bronchitis // Cochrane Database Syst. Rev. 2003. Vol. 1. CD004105.

  42. Sethi S., Jones P.W., Theron M.S. et al.; PULSE Study Group. Pulsed moxifloxacin for the prevention of exacerbations of chronic obstructive pulmonary disease: a randomized controlled trial // Respir. Res. 2010. Vol. 11. N. 1. Abstr. 10.

  43. Albert R.K., Connett J., Bailey W.C. et al. Azithromycin for prevention of exacerbations of COPD // N. Engl. J. Med. 2011. Vol. 365. P. 689–698.

  44. Al-Hasan M.N., Al-Jaghbeer M.J. Use of antibiotics in chronic obstructive pulmonary disease: what is their current role in older patients? // Drugs Aging. 2020. Vol. 37. P. 627–633.

  45. Janjua S, Mathioudakis A.G., Fortescue R. et al. Prophylactic antibiotics for adults with chronic obstructive pulmonary disease: a network meta-analysis // Cochrane Database Syst. Rev. 2021. Vol. 1. CD013198.

Глава 11. Внебольничная пневмония

Более 100 лет тому назад известный клиницист Уильям Ослер назвал пневмонию "друг стариков", а не менее известный русский патолог И.В. Давыдовский, будучи непосредственным свидетелем этой "дружбы", дал более зловещую номинацию пневмонии - "могильщик стариков". С тех пор пневмония, сохраняя по-прежнему "тесную дружбу со стариками", является одной из важных медико-социальных проблем в клинической практике.

11.1. Эпидемиология

В разных частях света имеются возрастные различия заболеваемости ВП. Так, если в Европе наименьшую возрастную группу больных ВП составляют дети, а наибольшую - старики, то на африканском континенте эпидемиологическая ситуация диаметрально противоположная (рис. 11-1).

image
Рис. 11-1. Заболеваемость внебольничной пневмонией в различных частях света среди больных разных возрастных групп [1]

ВП представляет серьезную угрозу для лиц пожилого и старческого возраста, на которых лежит основное бремя ВП [2]. Заболеваемость взрослых ВП и смертность от нее неуклонно увеличиваются с возрастом, особенно после 65 лет. В развитых странах почти половину всех госпитализированных составляют пациенты старше 65 лет, среди которых ВП является основной причиной летальности [3]. Среди госпитализировавшихся в испанские стационары 4534 больных ВП доля пациентов в возрасте 65 лет и старше оставалась относительно стабильной (60–70%) на протяжении 25-летнего периода, в то время как госпитализация больных в возрасте 80 лет и старше достоверно возросла (рис. 11-2).

image
Рис. 11-2. Доля больных пожилого и старческого возраста среди 4534 госпитализированных больных внебольничной пневмонией в стационары Испании [4]

В США заболеваемость ВП в возрастных группах 65–69 лет и старше 85 лет составляет 18,2/1000 и 52,3/1000 персоно-лет соответственно. На основании этих показателей сделан расчет, согласно которому ежегодно ВП заболевают 915 900 лиц старческого возраста, а по прогнозу, приблизительно у одного из 20 человек в возрасте 85 лет и старше будут ежегодно регистрироваться новые случаи ВП [5]. С возрастом наблюдается также более тяжелое течение ВП с частым развитием осложнений [6]. По данным большинства эпидемиологических исследований, возраст является одним из основных предикторов летальности у больных ВП [7]. Летальность среди госпитализированных пожилых больных ВП составляет около 30%. При этом показатели госпитальной летальности от ВП почти удваиваются среди больных старше 90 лет по сравнению с возрастной группой 70–74 года [8] (рис. 11-3).

image
Рис. 11-3. Заболеваемость и госпитальная летальность больных внебольничной пневмонией пожилого и старческого возраста [8]

11.2. Патогенетические особенности развития внебольничной пневмонии у пожилых

Основными патогенетическими факторами развития ВП у пожилых являются:

  • орофарингеальная микробная колонизация;

  • нарушения механического очищения дыхательных путей;

  • возрастное снижение мукоцилиарного клиренса дыхательных путей;

  • потеря эластической отдачи легкого;

  • уменьшение силы дыхательных мышц, снижающих эффективность кашлевого рефлекса;

  • нарушения гуморального и клеточного иммунитета;

  • наличие коморбидной патологии и лекарственная терапия сопутствующих заболеваний.

Орофарингеальная колонизация - часто встречающийся феномен у пожилых лиц, госпитализируемых в критических состояниях [9]. Предрасполагающими факторами являются плохая гигиена полости рта, нарушение глотания, повышенная адгезивность грамотрицательной флоры к слизистым, коморбидная патология, лечение антибиотиками.

Снижение мукоцилиарного клиренса по мере старения установлено при исследовании времени клиренса назальных слизистых, частоты биения ресничек и их ультраструктуры. Между временем клиренса назальных слизистых и возрастом выявлялась прямая корреляция, а между частотой биения ресничек и возрастом - обратная. В то же время установлена корреляция между снижением мукоцилиарного клиренса и развитием пневмонии [10].

Возрастная структурно-функциональная инволюция дыхательной системы определяет предрасположенность пожилых к развитию ВП вследствие снижения эластической отдачи легкого, уменьшения силы дыхательных мышц, снижающих эффективность кашлевого рефлекса [11]. Снижение с возрастом эластической отдачи легких (изменения легочной паренхимы, редукция эластической ткани в легких) уменьшает податливость легких, что приводит к увеличению воздушного объема в легких, снижению очистительной функции, увеличению нагрузки на дыхательные мышцы [12].

Коморбидная патология является дополнительным предрасполагающим фактором развития ВП у лиц пожилого и старческого возраста. При этом имеющиеся заболевания могут служить как неблагоприятным легочным фоном (хроническая сердечная недостаточность, ХОБЛ, опухоли легких), так и способствовать развитию пневмонии путем различных патогенетических механизмов (повышенный риск аспирации при различных состояниях, иммунодефицитные состояния у больных сахарным диабетом, злокачественными опухолями, лечение иммунодепрессантами и др.). По данным анализа около 1 млн больных ВП показано, что основными факторами риска заболевания, наряду с пожилым возрастом, мужским полом, курением, является наличие ХОБЛ, бронхиальной астмы, ХСН, сахарного диабета [5].

ВП значительно чаще развивается среди больных с ХСН, являющейся одной из наиболее распространенных коморбидностей при ВП и встречающейся более чем у половины пожилых больных, госпитализируемых с ВП [13]. По данным клинического исследования PARADIGM-HF, среди больных, у которых ВП развивалась после рандомизации, чаще регистрировалась ХСН, сахарный диабет, фибрилляция предсердий, высокий уровень натрийуретического пептида, снижение скорости клубочковой фильтрации [14]. Наличие ХСН способствует заполнению просвета альвеол транссудатом, препятствуя поддержанию нормального микробного клиренса, и увеличивает вероятность развития бактериальной инфекции. Другим коморбидным состоянием у пожилых больных с развитием ВП является ХОБЛ. При наблюдении за большой группой больных ХОБЛ (40 414 пациентов 45 лет и старше) было показано, что частота развития ВП составляла 22,4/1000 персоно-лет, существенно возрастая у лиц старше 65 лет. К независимым факторам риска развития ВП у пациентов ХОБЛ авторы относят возраст старше 65 лет, тяжесть течения ХОБЛ, предшествующие госпитализации по поводу обострений заболевания, хроническую дыхательную недостаточность, требующую проведения длительной кислородотерапии на дому, ХСН, деменцию [15]. В другом исследовании [16], в котором участвовали 596 больных ХОБЛ, заболеваемость ВП у больных оказалась в 2 раза выше, чем у пациентов в общей популяции, и составила 55,5/1000 персоно-лет. К основным патогенетическими факторам развития ВП у больных ХОБЛ относятся:

  • нарушения в системе местной защиты легких, особенно клеточного звена (различные фенотипы активации альвеолярных макрофагов при инфекционном обострении ХОБЛ и развитии ВП);

  • морфофункциональные изменения бронхолегочной системы у больных ХОБЛ (снижение мукоцилиарного клиренса);

  • повышенная микробная колонизация бронхиальных слизистых (частые инфекционные обострения ХОБЛ, наличие бронхоэктазов);

  • применение ингаляционных глюкокортикоидов у больных с тяжелыми формами ХОБЛ.

Различные коморбидные заболевания наряду с применением некоторых лекарственных препаратов у лиц пожилого и старческого возраста способствуют развитию аспирации, причем нередко у данной категории пациентов происходит немая аспирация, что является риском развития аспирационной пневмонии. Факторами риска аспирации считаются цереброваскулярные заболевания (перенесенные острые нарушения мозгового кровообращения, паркинсонизм, судорожные синдромы, деменция), применение седативных или наркотических препаратов, наличие назогастрального зонда, орофарингеальная дисфагия, заболевания пищевода, алиментарный дефицит. Орофарингеальная дисфагия в пожилом и старческом возрасте ассоциируется с развитием ВП почти у 90% больных [17]. Среди больных после перенесенного инсульта ВП диагностируется у 10–30% [18]. На рис. 11-4 представлены основные патогенетические механизмы аспирационной пневмонии.

image
Рис. 11-4. Основные патогенетические механизмы аспирационной пневмонии [19]

Факторами риска развития ВП у пожилых является не только полиморбидность, но и применяемые в связи с этим некоторые лекарственные препараты (иммунодепрессанты, системные и ингаляционные глюкокортикоиды, психотропные, бензодиазапины, ингибиторы протоновой помпы, блокаторы Н2 -рецепторов, тиазолидиндионовые антидиабетические препараты), повышающие склонность к пневмонии путем различных патогенетических механизмов [20].

11.3. Этиология внебольничной пневмонии у пожилых

Точная идентификация возбудителей ВП по-прежнему остается значимой проблемой как для клиницистов, так и для микробиологов, несмотря на широкий спектр диагностических тестов. Установить этиологический диагноз заболевания, по данным разных авторов, не представляется возможным в 40–60% случаев [11], а у лиц старших возрастных групп данный показатель может превышать 70% [8]. Даже в большинстве проспективных исследований, непосредственной целью которых являлась этиологическая верификация инфекций нижних дыхательных путей у лиц пожилого и старческого возраста всеми доступными микробиологическими методами, определенный или предполагаемый возбудитель был идентифицирован менее чем у 60% пациентов [6]. Столь низкий уровень эффективной этиологической диагностики ВП у данной категории больных во многом обусловлен возрастными анатомо-физиологическими особенностями дыхательной системы, угнетением кашлевого рефлекса, препятствующим экспекторации мокроты. Почти у половины пациентов с ВП пожилого и старческого возраста продукция мокроты либо отсутствует, либо получение ее репрезентативного образца оказывается по разным причинам невозможным.

В табл. 11-1 представлены сводные данные этиологической диагностики ВП у лиц пожилого и старческого возраста при положительных результатах микробиологического исследования.

Таблица 11-1. Этиология внебольничной пневмонии у больных пожилого и старческого возраста [1]
Микроорганизмы Частота выделения, %

Streptococcus pneumoniae

10–50

Внутриклеточные микроорганизмы

2–15

Haemophilus influenzae

1–10

Респираторные вирусы

2–20

Pseudomonas aeruginosa

1–15

Staphylococcus aureus

1–7

Полимикробная этиология

2–13

Enterobacterales

1–3

Микробная флора при аспирации

10

Как видно, основным возбудителем ВП у пожилых является S. Pneumoniae, частота которого достигает 50% среди всех выделяемых микроорганизмов. Респираторные вирусы занимают второе по частоте место среди возбудителей ВП [21].

В табл. 11-2 приводятся факторы риска и соответствующие им специфические возбудители ВП.

Таблица 11-2. Факторы риска при специфических возбудителях внебольничной пневмонии у пожилых [1]
Микроорганизмы Факторы риска

Streptococcus pneumoniae

Деменция, судорожный синдром, ХСН, кардиоваскулярные заболевания, ХОБЛ, ВИЧ-инфекция, черная раса, проживание в перенаселенных условиях, курение

S. pneumoniae, резистентный к β-лактамным АП

Прием β-лактамных АП (за 3–6 мес), предшествующие госпитализации (за 3 мес), аспирация, пневмонии в течение последнего года, неинвазивные заболевания, ХОБЛ, возраст >65 лет, посещаемость детских садов

S. pneumoniae, резистентный к макролидам

Прием макролидов (за 1–3 мес), возраст >65 лет, посещение детских садов, недавние госпитализации (за 1–3 мес)

S. pneumoniae, резистентный к фторхинолонам

Предшествующий прием фторхинолонов, пребывание в ДДП, нозокомиальные инфекции, пенициллинорезистентность, ХОБЛ

Staphylococcus aureus

Пожилой и старческий возраст, заболевания легких, предшествующий прием антибиотиков

MRSA

Предшествующие MRSA-инфекции или колонизация, пребывание в ДДП, цереброваскулярные заболевания, сахарный диабет, хроническая почечная недостаточность, госпитализация в течение более 2 сут за последние 90 дней, предшествующая внутривенное введение АП за последние 30 дней

Метициллин-резистентный стафилококк, ассоциированный с ВП (ВП-MRSA)

Вирусная инфекция верхних дыхательных путей, курение, недавняя госпитализация (за 1–3 мес), ХОБЛ

Haemophilus influenzae

ХОБЛ, леченная АП или пероральными глюкокортикоидами за последние 3 мес

Pseudomonas aeruginosa

Легочная коморбидность (главный фактор риска)

Полирезистентная Pseudomonas aeruginosa

Предшествующее лечение АП (за 1 мес)

Примечание. АП - антибактериальные препараты; ХСН - хроническая сердечная недостаточность; ХОБЛ - хроническая обструктивная болезнь легких; ДДП - дома длительного проживания; MRSA - метициллин-резистентный стафилококк.

11.4. Клиническая симптоматика внебольничной пневмонии у пожилых

Пневмонии у лиц пожилого и старческого возраста характеризуются особенностями клинической картины, наклонностью к атипичному, затяжному и более тяжелому течению.

Лихорадка , как один из кардинальных признаков инфекционного процесса, может быть невыраженной или вообще отсутствовать почти у половины пожилых больных внебольничной пневмонией и у 20% пациентов с госпитальной пневмонией. Невыраженность или отсутствие лихорадки при вышеуказанных ситуациях может объясняться более низкой базовой температурой тела у стариков, а также снижением продукции пирогенов или угнетением ответа на эти пирогенны. Такая клиническая особенность пневмонии, с одной стороны, затрудняет своевременную диагностику заболевания, а с другой - считается прогностически неблагоприятным фактором.

Кашель (малопродуктивный или с отделением мокроты), являющийся частым признаком пневмонии, может отсутствовать у ослабленных больных, при угнетении кашлевого рефлекса (инсульт, болезнь Альцгеймера). Нарушения со стороны ЦНС в виде апатии, сонливости, заторможенности, спутанности вплоть до развития сопорозного состояния являются одним из клинических проявлений пневмонии у пожилых. Заболевание также может манифестировать нарушениями психического статуса (делирий, спутанность сознания), частота которых достигает 45% [22]. Эти изменения психического состояния не всегда коррелируют со степенью гипоксии и заставляют врача подозревать нарушения мозгового кровообращения, различные лекарственные или другие интоксикации. В ряде случаев признаками пневмонии у стариков могут быть внезапное снижение физической активности, потеря аппетита, утрата навыков самообслуживания, недержание мочи. Подобные ситуации, возникающие у стариков, проживающих в интернатах, иногда ошибочно трактуются как проявление сенильной деменции.

Одышка. Наиболее сложным в интерпретации жалоб симптомом следует считать одышку. Характерным признаком пневмонии у пожилых является одышка, появление или усиление которой может быть одним из основных проявлений легочного воспаления. В исследованиях оценки клинической значимости данного симптома при его внезапном возникновении у госпитализированных пациентов пожилого и старческого возраста показано, что приблизительно в 50% случаев одышка является проявлением декомпенсации недостаточности кровообращения [23].

Декомпенсации сопутствующих заболеваний в виде нарастания признаков ХСН при наличии кардиальной патологии или дыхательной недостаточности у больных ХОБЛ, декомпенсации сахарного диабета, усугубления неврологической симптоматики при дисциркуляторной энцефалопатии и ряда других нарушений могут выступать на первый план у пожилых больных ВП.

Необъяснимые падения пожилых часто предшествуют появлению легочной или внелегочной симптоматики пневмонии. Однако не всегда ясно, являются ли падения одним из проявлений пневмонии или последняя развивается уже после падения (ушиб легкого). Так или иначе, во всех случаях необъяснимых падений у пожилых следует также иметь в виду и пневмонию как одну из причин падений.

Физикальные признаки пневмонии у пожилых больных могут быть выражены неотчетливо либо вообще отсутствовать. Феномен уплотнения легочной ткани при пневмонии у стариков не всегда достигает степени, достаточной для формирования физикальных признаков воспаления (притупление, бронхиальное дыхание). Часто имеющаяся у пожилых дегидратация, обусловленная различными причинами, ухудшает образование легочного инфильтрата. Кроме того, у пожилых пациентов в связи с различной фоновой патологией (сердечная недостаточность, ХОБЛ, локальные легочные фиброзы и др.) не всегда легко однозначно трактовать выявляемые признаки при перкуссии и аускультации. Наличие недостаточности кровообращения у больных ВП нередко маскирует клиническую картину основного заболевания и затрудняет его своевременную диагностику. Так, типичные проявления недостаточности кровообращения (одышка, утомляемость, тахикардия, хрипы в легких при аускультации, наличие жидкости в плевральной полости) могут быть проявлением ВП.

Атипичность клинических проявлений . Клиническая картина ВП у лиц старших возрастных групп крайне разнообразна и может меняться от классически манифестной до атипично стертой. Так, в метаанализе, включавшем 7 независимых исследований, частота выявления отдельных жалоб у пожилых больных ВП составила: кашель - 49–81%, одышка - 38–82%, лихорадка - 12–76%, экспекторация мокроты - 12–76%, плевральная боль - 9–43%, нарушение психического статуса - 12–45% случаев [22]. В многоцентровом испанском исследовании [24] было показано отсутствие у пожилых больных ВП таких симптомов, как кашель (19%), лихорадка (24%), одышка (30%), выделение мокроты (34%), боль в груди (57%). При этом типичное сочетание кашля, экспекторации мокроты и плевральной боли регистрировалось лишь в 30% случаев, а классическая триада симптомов ВП (лихорадка, кашель, одышка) отмечалась не более чем у трети исследуемых [25]. Необходимо иметь в виду, что при ВП у пожилых больных ВП менее обычными проявлениями являются кашель, боль в грудной клетке, одышка, лихорадка, лейкоцитоз, в то время как более характерны необъяснимые падения, снижение функциональных способностей, ухудшение аппетита, недержание мочи, спутанность сознания [20].

11.5. Диагностика внебольничной пневмонии у пожилых

Диагностика ВП у больных пожилого и старческого возраста имеет свои особенности по сравнению с другими возрастными группами в отношении чувствительности клинических проявлений (легочных и внелегочных), лучевых и лабораторных признаков заболевания. Основные диагностические проблемы диагностики ВП могут быть сведены к различным объективным факторам:

  • более редкому наличию типичных клинических проявлений заболевания (лихорадка, кашель, отделение мокроты);

  • нечеткости описаний характера клинических проявлений на основании жалоб (когнитивные нарушения) или затрудненному вербальному контакту с пациентом (последствия острых нарушений мозгового кровообращения и др.);

  • непостоянному наличию физикальных признаков пневмонии (притупление легочного звука, крепитация, влажные хрипы) при объективном исследовании;

  • преобладанию в клинической картине внелегочных проявлений (общемозговая симптоматики, нарушение поведения, необъяснимые падения, недержание и др.);

  • трудностям дифференциальной диагностики ВП у коморбидных больных, особенно с наличием легочной патологии (ХОБЛ, бронхиальная астма и др.), ХСН и другими заболеваниями, которые декомпенсируются при развитии ВП;

  • наличию фоновых изменений в легких, по данным рентгенологического исследования (легочные фиброзы различной этиологии), или проявлению других, часто встречающихся у пожилых заболеваний (отек легких, тромбоэмболия легочной артерии, опухоли легких);

  • непостоянному наличию изменений традиционных лабораторных показателей (лейкоцитоз, нейтрофильный сдвиг формулы крови).

ВП у больных ХОБЛ. Одной из наиболее диагностически сложных ситуацией у пожилых больных является диагностическая альтернатива "пневмония или инфекционное обострение ХОБЛ?". Диагностические ошибки в подобных ситуациях происходят как в сторону гипер-, так и гиподиагностики ВП. Верификация пневмонии у больных обострением ХОБЛ является практически важной не только с точки зрения конструкции диагноза, но и тактики ведения пациентов. О низком уровне диагностики ВП у больных ХОБЛ свидетельствуют патологоанатомические исследования, по данным которых прижизненная диагностика ВП в стационаре отсутствовала в 34,7% случаев, а среди амбулаторных больных ВП не была выявлена в 82,1% [26]. В одном исследовании [27] анализировалась клиническая симптоматика больных ХОБЛ с наличием ВП и без нее (рис. 11-5).

image
Рис. 11-5. Клиническая симптоматика больных хронической обструктивной болезнью легких в зависимости от наличия или отсутствия внебольничной пневмонии [27]

Как видно, основными симптомами, на которых можно базироваться при дифференциальной диагностике ВП и обострения ХОБЛ, являются озноб, кровохарканье и боли в грудной клетке.

ВП у больных ХСН. Диагностика ВП при наличии ХСН, особенно у лиц пожилого и старческого возраста, неизменно остается одной из диагностических проблем, требующих дифференциальной диагностики при появлении таких симптомов, как одышка и кашель (декомпенсация ХСН, альвеолярный отек легкого), у данной категории пациентов. Около половины больных с наличием ХСН или гипергидратацией в подобных ситуациях получают антибактериальные препараты по поводу ошибочно диагностированной пневмонии [28]. Проблема диагностики ВП на фоне ХСН во многом объясняется общностью типичных симптомов и признаков обоих заболеваний, трудностями дифференцированной оценки их генеза, что и обусловливает ошибки рутинного клинического алгоритма. Так, при сравнительном анализе наиболее распространенных жалоб (кашель, одышка, продукция мокроты) у лиц с подтвержденной ВП и без таковой не было получено статистически значимых различий, а повышение температуры тела выявлялось только в 63% случаев подтвержденной ВП и обычно не превышало субфебрильных цифр [29]. Наиболее часто диагностическая проблема обусловлена ошибочной диагностикой пневмонии у больных декомпенсации ХСН либо наличием пневмонии на фоне имеющейся ХСН. В последнем случае пневмония фигурирует в Международной классификации болезней 10-го пересмотра в рубрике "Пневмония без уточненного возбудителя" (J18) под кодом J18.2 (гипостатическая пневмония неуточненная).

Лучевая диагностика. Трудности клинической диагностики ВП у пожилых сохраняются и при проведении лучевой диагностики. Рентгенологические изменения в легких могут отсутствовать при первом обращении больного (в первые дни заболевания), носить неспецифический характер или обусловлены наличием коморбидной патологии (ХСН, пневмосклероз, опухоли) [19]. При анализе 2706 случаев ВП установлено, что рентгенологические изменения в легких при поступлении больных в стационар выявлялись лишь у трети пациентов, причем больные с отсутствием лучевых признаков пневмонии были старше и с более тяжелым течением заболевания по сравнению с пациентами, у которых пневмония подтверждалась рентгенологически [30]. Среди больных с впервые выявленными двусторонними рентгенологическими изменениями в легких у 54,5% пациентов эти изменения были обусловлены венозным застоем вследствие ХСН, а у 45,5% - некардиогенными (респираторными) причинами, в том числе наличием пневмонии [31]. На рис. 11-6 представлена локализация ВП, развившейся у больных ХСН.

image
Рис. 11-6. Локализация пневмонической инфильтрации при рентгенографии органов грудной полости у пациентов с подтвержденной внебольничной пневмонией в сочетании с хронической сердечной недостаточностью [29]

Как видно, у трети больных наблюдается поражение двух долей и более, а у четверти пациентов пневмония локализуется в нижней доле левого легкого, что составляет 60% всех локализаций пневмонической инфильтрации у больных ХСН.

Рутинное использование рентгенографии в качестве основного метода лучевой диагностики ВП у больных пожилого возраста с сопутствующей ХСН может быть недостаточно информативным. КТ имеет преимущество перед обычной рентгенографией в диагностике ВП у пожилых, поскольку позволяет выявлять лучевые признаки заболевания, отсутствовавшие или вызывающие сомнения в их трактовке при рентгенографическом исследовании [32].

В последние годы появились данные о возможности использования УЗИ легких для выявления легочной консолидации (выполняется по специальному протоколу). Неинвазивность, быстрота выполнения, доступность, отсутствие необходимости в транспортировке больных позволяют рассматривать УЗИ легких как перспективный "прикроватный" метод диагностики пневмонии, который особенно актуален у больных ОРИТ [33].

Лабораторная диагностика. С учетом непостоянного наличия лейкоцитоза в крови у пожилых больных ВП более информативным методом является исследование сывороточных биомаркеров (С-реактивный белок, прокальцитонин, интерлейкины). Наиболее ценным с практической точки зрения является исследование уровня СРБ у пациентов с неопределенным диагнозом ВП (отсутствие воспалительной инфильтрации, характерного анамнеза, жалоб и локальных признаков легочной консолидации). При концентрации СРБ ≥100 мг/л его специфичность в подтверждении диагноза ВП превышает 90%, в то время как при концентрации СРБ <20 мг/л диагноз ВП является маловероятным [34]. Показатели СРБ могут иметь значение при диагностике ВП на фоне ХСН и ХОБЛ. Так, для верификации ВП на фоне сопутствующей ХСН и при пороговом значении >28,5 мг/л чувствительность и специфичность СРБ составляла 85,7 и 91,4% соответственно, а положительная и отрицательная прогностическая значимость - 90,9 и 86,4% соответственно. При этом у 97% пациентов с подтвержденной ВП на фоне ХСН регистрировалось не менее чем двукратное повышение уровня СРБ (средняя - 74,3±55,9 мг/л), хотя концентрация СРБ при системных бактериальных инфекциях обычно превышает 100 мг/л. Возможно, данный факт обусловлен характерной для пожилых лиц дисрегуляцией про- и противовоспалительных медиаторов и нарушением синтеза белка в гепатоцитах. Альтернативным объяснением этого феномена может служить результат стимулирующего влияния ХСН на базальную продукцию СРБ в здоровом организме с последующим истощением его индуцибельной секреции в ответ на воздействие инфекционного агента при развитии ВП [29]. Показатели СРБ коррелируют с тяжестью течения, распространенностью воспалительной инфильтрации и прогнозом при ВП. Отсутствие значимого снижения уровня СРБ на фоне АТ у госпитализированных пациентов с ВП является предиктором более высокой летальности [35].

Количественное исследование другого воспалительного биомаркера - прокальцитонина не продемонстрировало значимых преимуществ при ВП по сравнению с СРБ [36], учитывая высокую стоимость и ограниченную доступность теста в России его рутинное использование не рекомендуется.

11.6. Течение и прогноз внебольничной пневмонии у пожилых

Особенностью течения ВП у пациентов пожилого и старческого возраста является быстрое прогрессирование патологического процесса в легких, развитие осложнений и высокая летальность. По данным испанского исследования, независимыми предикторами 30-дневной летальности больных ВП пожилого и старческого возраста (средний возраст 84,4 года), составляющей 26,3%, являлись возраст старше 90 лет, мультилобарное поражение легких, повышение уровня мочевины в крови, зависимость от посторонней помощи при поступлении в стационар [37]. Риск летальности пожилых больных ВП в ОРИТ возрастал в зависимости от числа факторов риска (рис. 11-7).

image
Рис. 11-7. Летальность (%) больных внебольничной пневмонией в зависимости от числа факторов риска: а - отсутствие факторов риска; б - один фактор риска; в - 2 фактора риска; г - 3–4 фактора риска [37]

В китайском многоцентровом, ретроспективном, обсервационном исследовании, включавшем 3131 больного ВП старше 65 лет, общая и 60-дневная летальность составляли 5,7 и 7,6% соответственно, причем эти показатели были в 3 раза выше среди лиц в возрасте 85 лет и старше по сравнению с возрастной группой 65–74 года, а показатели летальности оказались значительно выше у больных с наличием коморбидности [38]. В табл. 11-3 представлены факторы риска летального исхода больных ВП, среди которых фигурирует не только возраст, но и часто ассоциированные с ним факторы (коморбидность, пребывание в ДДП, тяжесть пневмонии).

Таблица 11-3. Факторы риска летального исхода внебольничной пневмонии [39]
Факторы риска летального исхода Отношение шансов р

Возраст <65/≥65

5,03 (3,34–7,56)

<0,001

Застойная сердечная недостаточность

4,91 (3,56–6,78)

<0,001

Цереброваскулярные заболевания

5,91 (4,25–8,22)

<0,001

Хроническая почечная недостаточность

4,22 (2,86–6,22)

<0,001

Летальность от ВП больных пожилого и старческого возраста составляет 25% и превышает таковую в общей популяции (10%) [40]. В испанском исследовании, включавшем 2049 больных ВП, показано возрастание показателей летальности по мере увеличения возраста (рис. 11-8).

image
Рис. 11-8. 30-дневная летальность у больных внебольничной пневмонией пожилого и старческого возраста [1]

Госпитальная и общая смертность больных ВП в возрастной группе 80 лет и старше была значительно выше (7 и 15% соответственно), чем среди больных моложе 80 лет (2 и 6% соответственно; р <0,001), причем не наблюдалось связи между летальностью и наличием или отсутствием коморбидности [41] (рис. 11-9).

image
Рис. 11-9. Летальность больных внебольничной пневмонией в зависимости от возраста [41]

Более тяжелое течение ВП наблюдается у больных с наличием старческой астении, чем при ее отсутствии (28,65 и 9,41% соответственно, p <0,001). Кроме того, среди больных со старческой астении регистрировалось троекратное повышение летальности в течение года после перенесенной ВП [42].

В клинической практике тяжесть ВП принято оценивать на основании различных шкал, суммирующих показатели "количественной меры болезни".

Шкала CURB-65 (CRB-65):

C - confusion (спутанность);

U - urea (мочевина крови);

R - rate (частота дыхания);

B - blood pressure (систолическое артериальное давление);

65 - возраст 65 лет и старше.

В этой шкале возраст является одним из показателей этой "количественной меры", определяющих тяжесть, а следовательно, прогноз заболевания и тактику ведения пациентов (рис. 11-10). Для удобства и с целью быстрой оценки ситуации используется модификацированная шкала СRB-65 с исключением лабораторного показателя U (мочевина крови) и ориентированная лишь на клинические признаки и возраст.

image
Рис. 11-10. Прогностическая оценка больных внебольничной пневмонией по шкале CRB-65 [43]

Шкала SMART COP:

S — systolic blood pressure;

M — multilobar chest radiography involvement;

A — albumin level;

R — respiratory rate;

T — tachycardia;

C — confusion;

O — oxygenation;

P — pH.

Шкала SMART-COP используется для бальной оценки клинических, лабораторных и инструментальных признаков с целью выявления пациентов ВП, нуждающихся в интенсивной терапии (респираторная поддержка, инфузия вазопрессоров). Существует модифицированный вариант шкалы SMRT-CО, который не требует определения таких параметров, как уровень альбумина, PaO2 и pH артериальной крови [44]. Риск потребности в госпитализации в ОРИТ считается высоким по шкале SMART-COP и SMRT-CO при наличии ≥5 и ≥3 баллов соответственно [45].

11.7. Антибактериальная терапия внебольничной пневмонии у пожилых

Руководящие принципы Американского общества инфекционных болезней и американского торакального общества (IDSA) предполагают, что для определения надлежащего эмпирического лечения ВП можно использовать три критерия: тяжесть пневмонии при поступлении, наличие основного заболевания и возраст [46].

Анализ результатов лечения ВП у пожилых показал, что следование рекомендациям IDSA/Американского торакального общества cпособствует значительному сокращению времени достижения клинической стабильности, укорочению длительности пребывания больных в стационаре и снижению общей смертности по сравнению с лечением, не соответствующим клиническим рекомендациям [47]. Кроме того, при лечении пожилых больных ВП в отделениях общего профиля в соответствии с рекомендациями достигаются более благоприятные показатели стоимость/эффективность [48]. Между тем существует проблема недостаточного следования клиническим рекомендациям по лечению ВП. Так, по данным китайских исследователей, анализировавших качество АТ пожилых больных ВП, 62,1% получают неадекватную АТ. Основной проблемой является избыточная АТ больных в отделениях общего профиля и недостаточная АТ пациентов в ОРИТ, несмотря на наличие национальных клинических рекомендаций. Так, среди больных ВП без факторов риска инфицирования P. аeruginosa , находящихся в отделениях общего профиля, в 52,3% случаях была избыточная АТ [антисинегнойные β-лактамы или комбинация респираторных хинолонов (РХ) с β-лактамами]. В то же время у 71,4% больных ВП, госпитализированных в ОРИТ, проводилась недостаточная АТ, не перекрывающая атипичных возбудителей заболевания, а 74,2% с риском инфицирования P. аeruginosa не получали антисинегнойные АП [38].

Существующие российские национальные рекомендации по лечению ВП у взрослых [34] в целом сохраняют свои принципы для больных пожилого и старческого возраста и могут быть сведены к следующим:

  • выбор места лечения больных (амбулаторное, отделение общего профиля, ОРИТ);

  • выбор оптимального АП;

  • максимально раннее начало АТ;

  • первоначальная оценка эффекта назначенного АП;

  • принятие решения о дальнейшей тактике АТ;

  • продолжительность АТ.

Выбор оптимального АП у больных ВП является ключевым решением в лечении данной категории пациентов. Выбор стартового АП осуществляется эмпирически с учетом клинической ситуации, ориентирующей в отношении спектра потенциальных возбудителей заболевания и риска антибиотикорезистентности (АР). С целью дифференцированного подхода к выбору АП современные национальные клинические рекомендации выделяют две группы пациентов: амбулаторные больные с нетяжелой ВП и госпитализированные больные ВП [34].

Амбулаторные больные нетяжелой ВП. Среди больных нетяжелой ВП, у которых возможно амбулаторное лечение, выделяют две группы в зависимости от наличия или отсутствия коморбидности и факторов риска АР (рис. 11-11).

image
Рис. 11-1. Амбулаторные больные нетяжелой внебольничной пневмонией. Тактика антибактериальной терапии. Сокращения: АР - антибиотикорезистентность; ИЗП - ингибиторозащищенные пенициллины; РХ - респираторные хинолоны

У больных ВП при отсутствии коморбидности и факторов риска АР рекомендуется назначение амоксициллина (препарат первой линии) или макролидов внутрь. В связи с высоким уровнем резистентности S. pneumoniae , ключевого возбудителя ВП, к макролидам, достигающего в Российской Федерации 20–30% [49], эти АП не являются препаратами первой линии в лечении больных ВП. Показания к назначению макролидов больным без сопутствующих заболеваний могут рассматриваться при наличии аллергических реакций на β-лактамные АП, а также высокой вероятности этиологической роли атипичных микроорганизмов (M. pneumoniae, C. pneumoniae ). С учетом высокого уровня устойчивости S. рneumoniae к макролидам следует рассмотреть возможность применения РХ. В ситуациях с известной или предполагаемой микоплазменной этиологией в регионах с высоким уровнем устойчивости M. Pneumoniae к макролидам следует рассмотреть возможность применения доксициклина или РХ.

Другой подход к АТ у больных нетяжелой ВП с наличием сопутствующих заболеваний (ХОБЛ, ХСН, сахарный диабет, хроническая болезнь почек, цирроз печени, хроническая алкогольная интоксикация, наркомания, истощение) и/или риска АР. К факторам риска АР принято относить:

  • прием АП в течение более 2 сут за последние 3 мес;

  • пребывание в ДДП или других учреждений длительного ухода;

  • госпитализации по любому поводу в течение ≥2 сут в предшествующие 90 дней;

  • инфузионную терапию, лечение ран в домашних условиях в предшествующие 30 дней и др.

Больным с наличием коморбидности и факторов риска АР, среди которых преобладают лица пожилого и старческого возраста, в качестве стартовой АТ рекомендуются:

  • амоксициллин/клавуланат или другой ингибиторозащищенный пенициллин (ИЗП);

  • РХ (левофлоксацин, моксифлоксацин, гемифлоксацин) внутрь;

  • цефалоспорин III поколения внутрь (цефдиторен).

Поскольку вероятность этиологической роли грамотрицательных бактерий у данной категории пациентов возрастает, в качестве АП выбора им рекомендуются ИЗП (амоксициллин/клувуланат калия, амоксициллин/сульбактам, ампициллин/сульбактам). Альтернативой является применение РХ (левофлоксацин, моксифлоксацин, гемифлоксацин) или цефдиторена. РХ могут использоваться при неэффективности АП первого ряда. Назначение комбинированной АТ, в частности β-лактамного антибиотика и макролида, у амбулаторных пациентов ВП не рекомендуется, так как до настоящего времени преимущество подобной стратегии в улучшении результатов лечения не доказано. Кроме того, при этом возрастает риск нежелательных лекарственных реакций и селекции АР. Всем АП больным нетяжелой ВП назначаются внутрь.

Госпитализированные больные ВП имеют более тяжелое течение заболевания и стратифицируются в зависимости не только от наличия или отсутствия коморбидности и факторов риска АР, но и от тяжести заболевания, определяющей место лечения (отделение общего профиля или ОРИТ) (рис. 11-12). Если при амбулаторном лечении ВП оптимальным является пероральный прием АП, то у госпитализированных пациентов, у которых подразумевается более тяжелое течение заболевания, рекомендуется начинать терапию с парентерального введения АП (внутримышечного или внутривенного в зависимости от тяжести). Внутривенный путь введения АП при стартовой АТ тяжелой ВП обеспечивает наиболее высокую и предсказуемую биодоступность, не зависящую от полноты и скорости абсорбции АП в желудочно-кишечном тракте. В дальнейшем по мере клинической стабилизации пациента переводят на пероральный прием АП в рамках концепции ступенчатой терапии.

image
Рис. 11-12. Тактика антибактериальной терапии у госпитализированных больных внебольничной пневмонией. ИЗП - ингибиторозащищенные пенициллины; АР - антибиотикорезистентность; РХ - респираторные хинолоны; ЦС III - цефалоспорины III поколения; АГЛ II–III - аминогликозиды II–III поколения

АП выбора у госпитализированных пациентов ВП без коморбидности и факторов риска АР являются ампициллин и ИЗП, а альтернативными АП - РХ. Поскольку наиболее частыми бактериальными возбудителями ВП у данной категории пациентов являются S. рneumoniae и H. influenza , в отношении которых ампициллин сохраняет высокую активность, рутинное назначение АП более широкого спектра пациентам первой группы нецелесообразно. ИЗП могут назначаться больным с низкой приверженностью к терапии ампициллином (4-кратное введение в сутки). РХ рекомендуются пациентам с анамнестическими указаниями на аллергические реакции немедленного типа на β-лактамные АП.

В группе госпитализированных больных с сопутствующими заболеваниями (главным образом лица пожилого и старческого возраста) и факторами риска инфицирования редкими и/или антибиотикорезистентными возбудителями рекомендуется назначение ИЗП, цефалоспоринов III поколения (цефотаксим, цефтриаксон), РХ, а у отдельных категорий пациентов - цефтаролина и эртапенема. Цефтаролин обладает высокой активностью в отношении S. pneumoniae , в том числе изолятов, резистентных к аминопенициллинам, цефтриаксону, макролидам и фторхинолонам, а также действие на MRSA. В связи с этим цефтаролин может иметь определенные преимущества в регионах с высокой распространенностью АР при наличии индивидуальных факторов риска инфицирования полирезистентными возбудителями [50]. У пожилых пациентов с множественной сопутствующей патологией и высоким риском неблагоприятного прогноза, наличием факторов риска аспирации, резидентов ДДП можно ожидать более высокую эффективность при назначении эртапенема [51]. При развитии ВП у пациентов с гриппом предпочтительны препараты с высокой активностью против S. aureus. При метициллинчувствительном S. aureus препаратами выбора являются оксациллин, ИЗП, цефазолин, а альтернативными - РХ и линезолид. У больных с наличием метициллин-резистентного S. aureus в качестве АП выбора рекомендуются РХ и линезолид, а альтернативными АП могут быть ванкомицин, цефтаролин [34]. Рутинное назначение комбинированной АТ при нетяжелой ВП считается нецелесообразным, поскольку преимущества комбинации β-лактамного АП и макролида по сравнению с монотерапией β-лактамными АП не нашли подтверждения в проспективных рандомизированных клинических исследованиях у данной категории пациентов.

Следование клиническим рекомендациям по лечению пожилых больных ВП (комбинация β-лактамов и макролидов или РХ в виде монотерапии) позволяет снизить госпитальную летальность с 17 до 8% (р <0,01), длительность пребывания в стационаре с 10 до 8 дней (р <0,01) и достигнуть стабилизации состояния к 7-му дню лечения с 57 до 71% (р <0,01) [11]. При сравнительном анализе трех режимов АТ у госпитализированных пожилых больных ВП (монотерапия β-лактамами, монотерапия фторхинолонами и комбинация β-лактамов с макролидами) установлена меньшая длительность пребывания в стационаре у больных, получавших монотерапию РХ и комбинированную АТ. Комбинация β-лактамов с макролидами ассоциировалась также со значительным снижением расходов на одного больного по сравнению с режимами монотерапии [52].

Тяжелая ВП у госпитализированных больных. Тяжелая ВП - это особая форма заболевания, характеризующаяся развитием выраженной острой дыхательной недостаточности, как правило, в сочетании с признаками сепсиса и полиорганной недостаточностью. Больные тяжелой ВП нуждаются в неотложной госпитализации в ОРИТ, с учетом быстрого прогрессирования заболевания, частых неудач лечения и высокой летальности [34]. Среди принципов лечения тяжелой ВП ключевое значение имеют как можно раннее начало и адекватный выбор АП для стартовой терапии. Предпочтительной стратегией с точки зрения прогноза является комбинированная АТ. Выбор режима эмпирической АТ у больных тяжелой ВП зависит от наличия факторов риска инфицирования P. аeruginosa и предполагаемой/документированной аспирации.

К факторам риска инфицирования P. аeruginosa относятся длительная терапия системными глюкокортикостероидов в фармакодинамических дозах, муковисцидоз, вторичные бронхоэктазы, недавний прием системных АП.

Факторами риска аспирации являются цереброваскулярные заболевания (перенесенные острые нарушения мозгового кровообращения, паркинсонизм, судорожные синдромы, деменция), применение седативных или наркотических препаратов, наличие назогастрального зонда, орофарингеальная дисфагия, заболевания пищевода, алиментарный дефицит.

Больным тяжелой ВП без факторов риска инфицирования P. аeruginosa и предполагаемой или документированной аспирации рекомендуется комбинация ИЗП и цефалоспорины без антисинегнойной активности или комбинация эртапенема с макролидом. Альтернативой является комбинация РХ с цефотаксимом или цефтриаксоном. Рекомендованные режимы АТ, направленные против наиболее вероятных бактериальных возбудителей (в первую очередь S. pneumoniae и L. pneumophila ), в целом характеризуются сопоставимой эффективностью. При этом выбор конкретного β-лактамного АП может определяться рядом дополнительных факторов [сопутствующие заболевания, наличие препаратов в лечебно-профилактическом учреждении (ЛПУ), затратная эффективность и др.].

У пациентов с наличием факторов риска инфицирования P. аeruginosa рекомендована комбинация β-лактамного АП с антисинегнойной активностью (пиперациллин/тазобактам, меропенем, имипенем) с ципрофлоксацином или левофлоксацином. В качестве альтернативного режима используются антисинегнойные β-лактамы в комбинации с аминогликозидами II–III поколения (амикацин, тобрамицин) и макролидами либо РХ (табл. 11-4).

Таблица 11-4. Эмпирическая антибактериальная терапия больных тяжелой внебольничной пневмонией [34]
Группы больных ВП Режим АТ первого выбора Альтернативный режим АТ

ВП без риска инфицирования P. аeruginosa и аспирации

Цефтриаксон, цефотаксим, цефтаролин, амоксициллин/клавуланат, ампициллин/сульбактам, эртапенем в/в + азитромицин или кларитромицин в/в

Моксифлоксацин, левофлоксацин в/в + цефтриаксон, цефотаксим в/в

ВП c риском инфицирования P. aeruginosa

Пиперациллин/тазобактам, меропенем, имипенем/циластатин + ципрофлоксацин или левофлоксацин

Пиперациллин/тазобактам, меропенем, имипенем/циластатин в/в + азитромицин или кларитромицин в/в или моксифлоксацин (левофлоксацин) в/в ± аминогликозид II–III поколения

ВП с риском или документированной аспирацией

Амоксициллин/клавуланат, ампициллин/сульбактам, пиперациллин/тазобактам, эртапенем, меропенем, имипенем/циластатин в/в

Цефтриаксон, цефотаксим в/в + клиндамицин или метронидазол в/в

АП выбора у пациентов с документированной или предполагаемой аспирацией являются ингибиторозащищенные β-лактамы, карбапенемы. В качестве альтернативы - комбинация цефалоспоринов III поколения без антисинегнойной активности с клиндамицином или метронидазолом. Рутинное назначение препаратов, активных в отношении метициллин-резистентного S. aureus (ванкомицин, линезолид), в режимах эмпирической АТ тяжелой ВП не рекомендуется ввиду ожидаемой низкой распространенности возбудителя в Российской Федерации. У лиц с клиническими симптомами и признаками, свидетельствующими о вероятном инфицировании вирусами гриппа, или находящихся в критическом состоянии в период сезонного повышения заболеваемости гриппом одновременно с АП рекомендуется применение ингибиторов нейраминидазы (осельтамивир, занамивир). При отрицательных результатах исследования респираторных образцов на вирусы гриппа методом ПЦР эмпирическую противовирусную терапию целесообразно отменять.

В табл. 11-5 представлены рекомендации Американского общества инфекционных болезней по тактике АТ пожилых больных ВП с учетом места пребывания и риска инфицирования антибиотикорезистентными микроорганизмами.

Таблица 11-5. Эмпирическая антибактериальная терапия внебольничной пневмонии у пожилых больных, резидентов дома длительного проживания, в зависимости от риска инфицирования полирезистентными микроорганизмами [53]
Основные варианты ВП Проживающие дома. Отсутствие риска инфицирования Enterobacterales , MRSA или P. aeruginosa Резиденты ДДП. Отсутствие риска инфицирования MRSA или Р. аeruginosa Проживающие дома или резиденты ДДП. Наличие риска инфицирования MRSA или P. aeruginosa

Нетяжелая ВП (амбулаторные больные или госпитализированные по другим причинам)

Макролиды [3].

Альтернативный АП - доксициклин, комбинация β-лактама и макролида (при отсутствии резистентности к макролидам)

β-лактамы [4] + макролид или РХ [5]

Учет локальной антибиотикорезистентности у госпитализированных и амбулаторных больных

Нетяжелая ВП (госпитализированные больные в отделениях общего профиля)

β-лактамы [4] + макролиды или РХ

β-лактамы [4] + макролиды или РХ

β-лактамы + макролиды или РХ. Риск инфицирования Р. Aeruginosa - β-лактамы [6] . Риск MRSA - ванкомицин или линезолид или клиндамицин

Тяжелая ВП (госпитализированные больные в ОРИТ)

β-лактамы [6] + макролид или

β-лактамы [6] + РХ

β-лактамы [6] + макролид или

β-лактамы [6] + РХ

β-лактамы [6] + макролид или β-лактамы [6] + РХ в комбинации (или без нее) с ванкомицином или линезолидом

В одном из китайских исследований анализировались факторы риска клинических неудач АТ у 3011 пожилых больных ВП. Независимыми факторами риска клинических неудач, число которых составляло 13,1%, являлись высокий балл по шкале CURB-65, рН <7,3, PaO2 /FiO2 <200 мм Hg, содержание натрия <130 ммоль/л, пневмония, ассоциированная с оказанием медицинской помощи, количество лейкоцитов >10×109 /л, наличие плеврального выпота, ХСН. Клинические неудачи наблюдались чаще у больных, которым назначалась неадекватная АТ [54].

Нежелательные побочные реакции АП у пожилых больных ВП . Одной из особенностей АТ больных пожилого и старческого возраста является повышенный риск нежелательных побочных реакций в связи с полиморбидностью, нарушением фармакокинетики, лекарственными взаимодействиями у данной категории пациентов. Особую тревогу вызвали сообщения о повышенном риске кардиоваскулярных событий и летальности при лечении макролидами (азитромицин), РХ [55, 56].

В крупном метаанализе 33 исследований, включавших 20 779 963 пациента, показано увеличение случаев внезапной и кардиоваскулярной смерти, а также эпизодов желудочковой тахикардии у больных, леченных макролидами (азитромицин, кларитромицин, эритромицин), по сравнению с пациентами, получавшими другие АП. При этом число летальных случаев от общих причин на фоне лечения макролидами не возрастало [57]. По данным исследования роли азитромицина в развитии кардиоваскулярных событий у пожилых больных ВП, леченных азитромицином, установлено увеличение частоты инфаркта миокарда по сравнению с пациентами, получавшими другие АП. При этом общая летальность, частота развития аритмий и сердечной недостаточности была одинаковой при лечении азитромицином и другими АП, а 90-дневная летальность оказалась ниже у больных, леченных азитромицином [58]. При анализе частоты и характера кардиоваскулярных событий на фоне лечения макролидами было обращено внимание на удлинение интервала Q–T на ЭКГ с развитием фатальных нарушений ритма, что послужило необходимостью оценки и учета данного показателя при назначении АП. Результаты одного исследования, инициированного Комитетом по контролю за лекарственными веществами и пищевыми добавками США, о риске удлинения интервала Q–T и последующей желудочковой аритмии у больных, принимающих азитромицин, дали повод к высказыванию о том, что риск желудочковых аритмий и смерти при применении макролидных АП может быть завышен, и потребуется тщательный пересмотр справочников по назначению этой группы АП и предупреждений регулирующих органов [59]. Тем не менее для практикующих врачей остается незыблемой рекомендацией оценка исходных показателей интервала Q–T при решении вопроса о выборе АП у больных ВП. К факторам риска удлинения интервала Q–T на фоне применения макролидов относятся исходное удлинение интервала, эпизоды желудочковых аритмий по типу "пируэт", женский пол, пожилой возраст, наличие кардиальной патологии, гипокалиемия, гипомагнезиемия, брадиаритмии, препараты, удлиняющие интервал Q–T . Риск удлинения интервала Q–T возрастает при сочетании нескольких факторов, что характерно для больных пожилого и старческого возраста. Особую группу риска представляют пожилые женщины с наличием кардиальной патологии, у которых необходимо тщательное мониторирование длительности интервала Q–T [59].

Время назначения АП . Своевременное начало АТ больных ВП пневмонии является одним из факторов, влияющих на конечные результаты лечения. Особенно важным является максимально раннее назначение АП больным пожилого и старческого возраста в связи с более тяжелым течением пневмонии и худшим прогнозом. Показано, что смертность в первые 30 дней среди больных тяжелой пневмоний в возрасте старше 65 лет, у которых АТ была начата в первые 8 ч с момента поступления, была на 15% ниже по сравнению с больными, которым АП назначался в более поздние сроки [60]. В более позднем исследовании отмечено снижение 30-дневной госпитальной летальности и сроков пребывания в стационаре среди пожилых больных, у которых АТ начиналась в течение 4 ч с момента поступления, по сравнению с более поздним началом лечения [61]. Результаты проведенного Британским торакальным обществом по ВП аудита свидетельствуют о том, что 62% больных ВП получают первый АП в течение первых 4 ч от момента диагностики заболевания. Скорректированные показатели 30-дневной госпитальной летальности были ниже у больных ВП с начала АТ до 4 ч по сравнению с более поздним применением АП. Несмотря на установленную связь между временем начала АТ и летальностью, нельзя окончательно утверждать, является ли это причинно-следственной связью или просто одним из показателей качества оказания медицинской помощи больным ВП [62].

Длительность АТ больных ВП зависит от различных факторов (наличие осложнений, сопутствующие заболевания, скорость ответа на лечение и др.). При принятии решения об отмене АП у больных с клиническим улучшением рекомендуется руководствоваться следующими критериями (должны присутствовать все нижеперечисленные) [34]:

  • стойким снижением температуры тела <37,2 °С в течение не менее 48 ч;

  • отсутствием интоксикационного синдрома;

  • частотой дыхания ≤20/мин (у больных без хронической дыхательной недостаточности);

  • отсутствием гнойной мокроты (за исключением пациентов с ее постоянной продукцией);

  • количеством лейкоцитов крови <10×109 /л, нейтрофилов <80%, юных форм <6%.

По рекомендации экспертов Американского торакального общества/IDSA, больные, у которых в ближайшие 48–72 ч достигнуто клиническое улучшение (клиническая стабильность), должны продолжить лечение в общей сложности в течение 5 дней. В случаях предполагаемой или доказанной MRSA- или P. аeruginosa -инфекции АТ следует продолжать в течение 7 дней [63].

В табл. 11-6 представлены основные признаки, не требующие продолжения АТ у больных ВП при достижении клинической стабильности.

Таблица 11-6. Симптомы и признаки, не являющиеся показанием для продолжения антибактериальной терапии [34]
Признак Комментарий

Стойкий субфебрилитет (37,0–37,5 °С)

При отсутствии других признаков бактериальной инфекции может быть проявлением неинфекционного воспаления, постинфекционной астении, а также лекарственной лихорадки

Кашель (при отсутствии гнойной мокроты)

Может наблюдаться в течение 1–2 мес после перенесенной ВП, особенно у курящих и пациентов с ХОБЛ

Крепитация и хрипы при аускультации

Могут наблюдаться в течение 3–4 нед и более после перенесенной ВП и отражают естественное течение заболевания (crepitacio redux )

Сохраняющаяся слабость, потливость

Проявления постинфекционной астении

Наличие остаточных изменений на рентгенограмме (инфильтрация, усиление легочного рисунка)

Могут наблюдаться в течение 1–2 мес после перенесенной ВП

Принципиально важным при решении вопроса об отмене АТ является оценка рентгенологической картины легких на фоне проведенного лечения. Особое значение это приобретает у пожилых больных с медленно разрешающейся пневмонией и различными коморбидными рентгенологическими изменениями легких (сердечная недостаточность, локальные пневмофиброзы и др.). Необходимо иметь в виду, что рентгенологическое разрешение пневмонии наступает позже клинического улучшения или выздоровления. Длительность обратного развития инфильтративных изменений может различаться в широких пределах, но обычно составляет 3–4 нед. Контрольное рентгенологическое исследование в эти сроки позволяет выявить нормальную картину или остаточные изменения в легких в виде локальных участков уплотнения легочной ткани или деформации легочного рисунка. Среди факторов медленного рентгенологического разрешения пневмонии основными являются пожилой и старческий возраст пациента, а также наличие сопутствующих заболеваний. Так, лишь у 30% больных в возрасте старше 50 лет спустя 4 нед от начала лечения наблюдается полное исчезновение пневмонической инфильтрации, в то время как у пациентов молодого и среднего возраста рентгенологическое разрешение в эти сроки наблюдается более чем в 90% случаев [64].

Для обозначения ситуаций, при которых у больных ВП с клиническим улучшением рентгенологически отмечается замедление обратного развития очагово-инфильтративных изменений в легких, превосходящее ожидаемые сроки, принят термин "медленно разрешающаяся пневмония" [65]. Более точное определение с использованием количественных показателей (размеры инфильтрации, сроки разрешения) характеризует медленно разрешающуюся пневмонию как "…медленный регресс рентгенологических изменений у иммунокомпетентных больных, характеризующийся уменьшением размеров пневмонической инфильтрации менее чем на 50% к исходу 2-й недели и неполным разрешением к исходу 4-й недели от начала заболевания при улучшении клинической картины (в частности, достижении апирексии и пр.) на фоне проводимой антибактериальной терапии" [66].

Замедленное разрешение очагово-инфильтративных изменений в легких у больных с отчетливым регрессом клинических симптомов заболевания обычно не рассматривается как фактор риска неблагоприятного исхода пневмонии и в подавляющем большинстве случаев не является показанием для продолжения или повторных курсов АТ. Вместе с тем замедленное рентгенологическое разрешение легочной инфильтрации у пожилых больных ВП требует динамического рентгенологического контроля с целью исключения рака легких и туберкулеза с учетом соответствующих факторов риска (курение, "туберкулезный анамнез" и др.). По данным длительного наблюдения за больными (преимущественно пожилыми курившими/курящими мужчинами), переносившими ВП, в среднем через 297 дней в 9,2% случаев был установлен диагноз рака легкого. Однако только у 27% из них злокачественное новообразование было диагностировано в течение первых 90 дней после выписки из стационара [67]. Эти данные свидетельствуют о том, что рентгенография органов грудной клетки, выполняемая, как правило, на 2–4-й неделе от начала заболевания, оказывается малоинформативной в первичной диагностике опухолевых заболеваний легких, и потому от ее проведения у пациентов с достигнутым клиническим улучшением (выздоровлением) можно отказаться. В российских клинических рекомендациях указано на необходимость проведения контрольного рентгенологического исследования органов грудной клетки в большинстве случаев (рис. 11-13).

image
Рис. 11-13. Схема обследования пациента с медленно разрешающейся (затяжной) пневмонией [34]

11.8. Профилактика внебольничной пневмонии у пожилых

Наиболее эффективными средствами профилактики ВП в настоящее время являются пневмококковые и гриппозные вакцины [34]. С целью специфической профилактики инвазивных пневмококковых инфекций, в том числе пневмококковой ВП с бактериемией у взрослых, используется 23-валентная неконъюгированная вакцина, содержащая очищенные капсулярные полисахаридные антигены 23 серотипов S. pneumoniae и 13-валентная пневмококковая конъюгированная вакцина. Вакцинация пневмококковыми вакцинами рекомендуется всем пациентам с высоким риском развития инвазивных пневмококковых инфекций, к которым относятся [68]:

  • пациенты в возрасте 65 лет и старше;

  • лица с сопутствующими хроническими заболеваниями бронхолегочной (ХОБЛ, бронхиальная астма в сочетании с хроническим бронхитом и эмфиземой, принимающие длительно системные глюкокортикостероиды), сердечно-сосудистой систем (ишемическая болезнь сердца, ХСН, кардиомиопатии и др.), сахарным диабетом, хроническими заболеваниями печени (включая цирроз), хронической болезнью почек, нефротическим синдромом, алкоголизмом, кохлеарными имплантатами, ликвореей, функциональной или органической аспленией (серповидноклеточная анемия, спленэктомия);

  • пациенты с иммунодефицитом (ВИЧ-инфекция, злокачественные новообразования, иммуносупрессивная терапия и др.);

  • лица, проживающие в ДДП и других учреждениях закрытого типа;

  • курильщики.

Лица в возрасте 65 лет и старше, а также иммунокомпрометированные пациенты должны быть первоначально вакцинированы однократно конъюгированной, а затем (через 12 мес) полисахаридной пневмококковой вакциной с последующей ревакцинацией полисахаридной пневмококковой вакциной каждые 5 лет [34].

К иммунокомпрометированным относятся лица с врожденными и приобретенными иммунодефицитами (в том числе ВИЧ-инфекцией и ятрогенными иммунодефицитами); пациенты, страдающие нефротическим синдромом, хронической болезнью почек и требующие диализа; лица с кохлеарными имплантатами (или подлежащие кохлеарной имплантации); ликвореей; пациенты, страдающие гемобластозами и получающие иммуносупрессивную терапию; лица с врожденной или приобретенной (анатомической или функциональной) аспленией; гемоглобинопатиями (в том числе серповидно-клеточной анемией); находящиеся в листе ожидания на трансплантацию органов или после таковой [68].

Одновременная вакцинация пожилых лиц противогриппозной и антипневмококковой вакциной снижала частоту госпитализации больных гриппом и пневмонией. Кроме того, пневмококковая вакцина эффективна не только при инвазивных пневмококковых инфекциях, но также и при других пневмониях [69]. По данным анализа эффективности применения противогриппозной вакцины и комбинации противогриппозной и антипневмококковой вакцины у 3510 резидентов ДДП (средний возраст 84 года), отмечено статистически достоверное снижение общей смертности по сравнению с невакцинированными лицами [70]. При оценке эффективности вакцинации у лиц пожилого и старческого возраста установлено, что антипневмококковая вакцинация снижала заболеваемость ВП, требующей госпитализации больных, не влияя на развитие сепсиса и летальность от ВП. Комбинированное применение противогриппозной и антипневмококковой вакцины предупреждало развитие тяжелых осложнений у больных гриппом и госпитализированных больных ВП [71].

Список литературы

  1. Cillóniz C., Rodríguez-Hurtado D., Torres A. Characteristics and management of community-acquired pneumonia in the era of global aging // Med. Sci. (Basel). 2018. Vol. 6. N. 2. Abstr. 35.

  2. Zagaria М.A.E. Burden of community-acquired pneumonia is borne by older adults // US Pharm. 2020. Vol. 45. N. 4. P. 5–7.

  3. Kelly E., MacRedmond R.E., Cullen G. et al. Community-acquired pneumonia in older patients: does age influence systemic cytokine levels in community-acquired pneumonia? // Respirology. 2009. Vol. 14, N 2. P. 210–216.

  4. Simonetti A.F., Viasus D., Garcia-Vidal C., Carratalà J. Management of community-acquired pneumonia in older adults // Ther. Adv. Infect. Dis. 2014. Vol. 2. N. 1. P. 3–16.

  5. Jackson M.L., Neuzil K.M., Thompson W.W. et al. The burden of community-acquired pneumonia in seniors: results of a population-based study // Clin. Infect. Dis. 2004. Vol. 39. N. 11. P. 1642–1650.

  6. Vila-Corcoles A., Ochoa-Gondar O., Rodriguez-Blanco T. et al. Epidemiology of community-acquired pneumonia in older adults: a population-based study // Respir. Med. 2009. Vol. 103. N. 2. P. 309–316.

  7. Luna C.M., Palma I., Niederman M.S. et al. The impact of age and comorbidities on the mortality of patients of different age groups admitted with community-acquired pneumonia // Ann. Am. Thorac. Soc. 2016. Vol. 13. N. 9. P. 1519–1526.

  8. Kaplan V., Angus D.C., Griffin M.F. et al. Hospitalized community-acquired pneumonia in the elderly: age- and sex-related patterns of care and outcome in the United States // Am. J. Respir. Crit. Care Med. 2002. Vol. 165. N. 6. P. 766–772.

  9. Chang K.H., Liou T.H., Chen C.I. Pathogen colonization in patients with acute cerebral stroke // Disabil. Rehabil. 2013. Vol. 35. N. 8. P. 662–667.

  10. Ho J.C., Chan K.N., Hu W.H. et al. The effect of aging on nasal mucociliary clearance, beat frequency, and ultrastructure of respiratory cilia // Am. J. Respir. Crit. Care Med. 2001. Vol. 163. N. 4. P. 983–988.

  11. Fung H.B., Monteagudo-Chu M.O. Community-acquired pneumonia in the elderly // Am. J. Geriatr. Pharmacother. 2010. Vol. 8. N. 1. P. 47–62.

  12. Donowitz G.R., Cox H.L. Bacterial community-acquired pneumonia in older patients // Clin. Geriatr. Med. 2007. Vol. 23. N. 3. P. 515–534.

  13. Restrepo M.I., Reyes L.F. Pneumonia as a cardiovascular disease // Respirology. 2018. Vol. 23. N. 3. P. 250–259.

  14. McMurray J.J., Packer M., Desai A.S. et al.; PARADIGM-HF Investigators and Committees. Angiotensin-neprilysin inhibition versus enalapril in heart failure // N. Engl. J. Med. 2014. Vol. 371. N. 11. P. 993–1004.

  15. Müllerova H., Chigbo C., Hagan G.W. et al. The natural history of community-acquired pneumonia in COPD patients: a population database analysis // Respir. Med. 2012. Vol. 106. N. 8. P. 1124–1133.

  16. Merino-Sánchez M., Alfageme-Michavila I., Lima-Álvarez J. Prognosis in patients with pneumonia and chronic obstructive pulmonary disease // Arch. Bronconeumol. 2005. Vol. 41. P. 607–611.

  17. Cabre M., Serra-Prat M., Palomera E. Prevalence and prognostic implications of dysphagia in elderly patients with pneumonia // Age Ageing. 2010. Vol. 39. N. 1. P. 39–45.

  18. Westendorp W.F., Nederkoorn P.J., Vermeij J.D. Post-stroke infection: a systematic review and meta-analysis // BMC Neurol. 2011. Vol. 11. Abstr. 110.

  19. Faverio P., Aliberti S., Bellelli G. The management of community-acquired pneumonia in the elderly // Eur. J. Intern. Med. 2014. Vol. 25. P. 312–319.

  20. Chebib N., Cuvelier C., Malézieux-Picard A. et al. Pneumonia prevention in the elderly patients: the other sides // Aging Clin. Exp. Res. 2021. Vol. 33. P. 1091–1100.

  21. Pavia A.T. What is the role of respiratory viruses in community acquired pneumonia; what is the best therapy for influenza and other viral causes of CAP? // Infect. Dis. Clin. North Am. 2013. Vol. 27. N. 1. P. 157–175.

  22. Janssens J.P., Krause K.H. Pneumonia in the very old // Lancet Infect. Dis. 2004. Vol. 4. N. 2. P. 112–124.

  23. Mueller С., Scholer А., Laule-Kilian K. et al. Use of B-type natriuretic peptide in the evaluation and management of acute dyspnea // N. Engl. J. Med. 2004. Vol. 350. N. 7. P. 647–654.

  24. Zalacain R., Torres A., Celis R., J. Blanquer J. et al. Community-acquired pneumonia in the elderly: Spanish multicentre study // Eur. Respir. J. 2003.Vol. 21. P. 294–302.

  25. Kaplan V., Angus D.C. Community-acquired pneumonia in the elderly // Crit. Care. Clin. 2003. Vol. 19. N. 4. P. 729–748.

  26. Черняев А.Л. Диагностические ошибки в пульмонологии // Пульмонология. 2005. № 3. С. 5–11.

  27. Баймаканова Г.Е., Зубаирова П.А., Авдеев С.Н., Чучалин А.Г. Особенности клинической картины и течения внебольничной пневмонии у пациентов с хронической обструктивной болезнью легких // Пульмонология. 2009. № 2. С. 33–41.

  28. Mbadugha U.J., Surani S., Akuffo N., Udeani G. Antimicrobial therapy for pneumonia or fluid overload? // Cureus. 2021. Vol. 13. Article ID. e12719.

  29. Бобылев А.А., Рачина С.А., Авдеев С.Н., Козлов Р.С. Внебольничная пневмония у лиц c хронической сердечной недостаточностью: особенности клинических проявлений и роль сывороточных биомаркеров в диагностике // Пульмонология. 2019. Т. 29. № 4. С. 391–402.

  30. Basi S.K., Marrie T.J., Huang J.Q. et al. Patients admitted to hospital with suspected pneumonia and normal chest radiographs: epidemiology, microbiology, and outcomes // Am. J. Med. 2004. Vol. 117. P. 305–311.

  31. Lee Y.J., Lee J., Park Y.S. et al. Predictors of cardiogenic and non-cardiogenic causes in cases with bilateral chest infiltrates // Tuberc. Respir. Dis. (Seoul). 2013. Vol. 74. N. 1. P. 15–22.

  32. Prendki V., Scheffler M., Huttner B. et al. Low-dose computed tomography for the diagnosis of pneumonia in elderly patients: a prospective, interventional cohort study // Eur. Respir. J. 2018. Vol. 51. N. 5. Article ID 1702375.

  33. Ye X., Xiao H., Chen B. et al. Accuracy of lung ultrasonography versus chest radiography for the diagnosis of adult community-acquired pneumonia: review of the literature and meta-analysis // PLoS One. 2015. Vol. 10. Article ID e0130066.

  34. Чучалин А.Г., Синопальников А.И., Козлов Р.С. и др. Внебольничная пневмония у взрослых. Клинические рекомендации. 2018.

  35. Nouvenne A., Ticinesi A., Folesani G. et al. The association of serum procalcitonin and high-sensitivity C-reactive protein with pneumonia in elderly multimorbid patients with respiratory symptoms: retrospective cohort study // BMC Geriatr. 2016. Vol. 16. Abstr. 16.

  36. Menendez R., Martinez R., Reyes S. et al. Biomarkers improve mortality prediction by prognostic scales in community-acquired pneumonia // Thorax. 2009. Vol. 64. P. 587–591.

  37. Quintero-González D.C., Ocampo J.M., Reyes-Ortiz C.A. Factors associated with lethality from pneumonia in an acute care for the elderly unit: a retrospective cohort // Biomedica. 2020. Vol. 40. N. 4. P. 734–748.

  38. Han X., Zhou F., Li H., Xing X. et al. CAP-China network. Effects of age, comorbidity and adherence to current antimicrobial guidelines on mortality in hospitalized elderly patients with community-acquired pneumonia // BMC Infect. Dis. 2018. Vol. 18. N. 1. Abstr. 192.

  39. Kothe H., Bauer T., Marre R., Suttorp N. et al.; Competence Network for Community-Acquired Pneumonia Study Group. Outcome of community-acquired pneumonia: influence of age, residence status and antimicrobial treatment // Eur. Respir. J. 2008. Vol. 32. N. 1. P. 139–146.

  40. Cillóniz C., Polverino E., Ewig S. et al. Impact of age and comorbidity on cause and outcome in community-acquired pneumonia // Chest. 2013. Vol. 144. P. 999–1007.

  41. Fernández-Sabé N., Carratalà J., Rosón B. et al. Community-acquired pneumonia in very elderly patients: causative organisms, clinical characteristics, and outcomes // Medicine (Baltimore). 2003. Vol. 82. N. 3. P. 159–169.

  42. Luo J., Tang W., Sun Y., Jiang C. Impact of frailty on 30-day and 1-year mortality in hospitalised elderly patients with community-acquired pneumonia: a prospective observational study // BMJ Open. 2020. Vol. 10. N. 10. Article ID e038370.

  43. Lim W.S., van der Eerden M.M., Laing R. et al. Defining community acquired pneumonia severity on presentation to hospital: an international derivation and validation study // Thorax. 2003. Vol. 58. N. 5. P. 377–382.

  44. Charles P.G.P., Wolfe R., Whitby M. et al. SMART-COP: a tool for predicting the need for intensive respiratory or vasopressor support in community-acquired pneumonia // Clin. Infect. Dis. 2008. Vol. 47. P. 375–384.

  45. Frisbee J., Heidel R.E., Rasnake M.S. Adverse outcomes associated with potentially inappropriate antibiotic use in heart failure admissions // Open Forum Infect. Dis. 2019. Vol. 6. N. 6. Abstr. ofz220.

  46. Mandell L.A., Wunderink R.G., Anzueto A. et al. Infectious Diseases Society of America/American Thoracic Society consensus guidelines on the management of community-acquired pneumonia in adults // Clin. Infect. Dis. 2007. Vol. 44. Suppl. 2. P. S27–S72.

  47. Arnold F.W., LaJoie A.S., Brock G.N. et al. Improving outcomes in elderly patients with community-acquired pneumonia by adhering to national guidelines: community-acquired pneumonia organization international cohort study results // Arch. Intern. Med. 2009. Vol. 169, N 16. P. 1515–1524.

  48. Egger M.E., Myers J.A., Arnold F.W. et al. Cost effectiveness of adherence to IDSA/ATS guidelines in elderly patients hospitalized for Community-Aquired Pneumonia // BMC Med. Inform. Decis. Mak. 2016. Vol. 16. Abstr. 34.

  49. Torumkuney D., Mayanskiy N., Edelstein M. et al. Results from the Survey of Antibiotic Resistance (SOAR) 2014-16 in Russia // J. Antimicrob. Chemother. 2018. Vol. 73. Suppl. 5. P. v14–v21.

  50. Carreno J.J., Lodise T.P. Ceftaroline fosamil for the treatment of community-acquired pneumonia: from FOCUS to CAPTURE // Infect. Dis. Ther. 2014. Vol. 3. N. 2. P. 123–123.

  51. Grau S., Lozano V., Valladares A. et al. Antibiotic expected effectiveness and cost under real life microbiology: evaluation of ertapenem and ceftriaxone in the treatment of community-acquired pneumonia for elderly patients in Spain // Clinicoecon. Outcomes Res. 2014. Vol. 6. P. 83–92.

  52. Han X., Chen L., Wang Y., Li H. Cost effectiveness of different initial antimicrobial regimens for elderly community-acquired pneumonia patients in general ward // Infect. Drug Resist. 2021. Vol. 14. P. 1845–1853.

  53. Henig О., Kaye K. Bacterial pneumonia in older adults // Infect. Dis. Clin. North Am. 2017. Vol. 31. N. 4. P. 689–713.

  54. Han X., Liu X., Chen L. et al. CAP-China network. Disease burden and prognostic factors for clinical failure in elderly community acquired pneumonia patients // BMC Infect. Dis. 2020. Vol. 20. N. 1. Abstr. 668.

  55. Rao G.A., Mann J.R., Shoaibi A. et al. Azithromycin and levofloxacin use and increased risk of cardiac arrhythmia and death // Ann. Fam. Med. 2014. Vol. 12. P. 121–127.

  56. Lu Z.K., Yuan J., Li M. et al. Cardiac risks associated with antibiotics: azithromycin and levofloxacin // Expert Opin. Drug Saf. 2015. Vol. 14. N. 2. P. 295–303.

  57. Cheng Y.J., Nie X.Y., Chen X.M. et al. The role of macrolide antibiotics in increasing cardiovascular risk // J. Am. Coll. Cardiol. 2015. Vol. 66. N. 20. P. 2173–2184.

  58. Mortensen E.M., Halm E.A., Pugh M.J. et al. Association of azithromycin with mortality and cardiovascular events among older patients hospitalized with pneumonia // JAMA. 2014. Vol. 311. N. 21. P. 2199–2208.

  59. Trac M.H., McArthur E., Jandoc R. et al. Macrolide antibiotics and the risk of ventricular arrhythmia in older adults // CMAJ. 2016. Vol. 188. N. 7. P. E120–E129.

  60. Meehan T., P Fine M.J., Krumholz H.M. et al. Quality of care process and outcomes in elderly patients with pneumonia // JAMA. 1997. Vol. 278. P. 2080–2084.

  61. Houck P.M., Bratzler D.W., Nsa W. et al. Timing of antibiotic administration and outcomes for medicare patients hospitalized with community-acquired pneumonia // Arch. Intern. Med. 2004. Vol. 164. P. 637–644.

  62. Daniel P., Rodrigo C., Mckeever T.M. et al. Time to first antibiotic and mortality in adults hospitalised with community-acquired pneumonia: a matched-propensity analysis // Thorax. 2016. Vol. 71. P. 568–570.

  63. Metlay J.P., Waterer G.W., Long A.C. et al. Diagnosis and treatment of adults with community-acquired pneumonia. an official clinical practice guideline of the American Thoracic Society and Infectious Diseases Society of America // Am. J. Respir. Crit. Care Med. 2019. Vol. 200. P. e45–e67.

  64. Fein A.M. Pneumonia in the elderly: Overview of diagnostic and therapeutic approaches // Clin. Infect. Dis. 1999. Vol. 28. P. 726–729.

  65. Синопальников А.И., Зайцев А.А. Медленно разрешающаяся/неразрешающаяся внебольничная пневмония // РМЖ. 2009. № 5. С. 361–367.

  66. Kurtland S.H., Winterbauer R.H. Slowly resolving, chronic and recurrent pneumonia // Clin. Chest Med. 1991. Vol. 12. P. 303–318.

  67. Mortensen E.M., Copeland L.A., Pugh M.J. et al. Diagnosis of pulmonary malignancy after hospitalization for pneumonia // Am. J. Med. 2010. Vol. 123. P. 66–71.

  68. Козлов Р.С., Авдеев С.Н., Брико Н.И. и др. Вакцинопрофилактика пневмококковых инфекций у взрослых. Резолюция совета экспертов (Москва, 16 декабря 2017 г.) // Клиническая микробиология и антимикробная химиотерапия. 2018. Т. 20. № 1. С. 5–8.

  69. Christenson В., Hedlund J., Lundbergh P., Ortqvis A. Additive preventive effect of influenza and pneumococcal vaccines in elderly persons // Eur. Respir. J. 2004. Vol. 23. P. 363–368.

  70. Poscia А., Collamati А., Carfì А. et al. Influenza and pneumococcal vaccination in older adults living in nursing home: a survival analysis on the shelter study // Eur. J. Public Health. 2017. Vol. 27. N. 6. P. 1016–1020.

  71. Rose N., Storch J., Mikolajetz A. et al. Preventive effects of influenza and pneumococcal vaccination in the elderly — results from a population-based retrospective cohort study // Hum. Vaccin. Immunother. 2021. Vol. 17. N. 6. P. 1844–1852.

Глава 12. Туберкулез

12.1. Эпидемиология

ТБК занимает ведущее место среди всех инфекционных заболеваний. По данным ВОЗ, одна треть населения планеты (1,7 млн жителей) инфицирована возбудителем ТБК, причем каждую секунду происходит инфицирование одного человека.

Заболеваемость ТБК в различных регионах мира представлена на рис. 12-1.

image
Рис. 12-1. Оценка Всемирной организацией здравоохранения числа новых случаев и рецидивов туберкулеза в регионах Всемирной организации здравоохранения, 2015 г. [1]. ЮВА - Юго-Восточная Азия

В 2019 г. во всем мире было зарегистрировано 10,0 млн человек, заболевших ТБК, причем в последние годы это число медленно сокращается. Смертность от туберкулеза среди ВИЧ-негативных и ВИЧ-позитивных лиц составила 1,2 млн и 208 000 соответственно [2]. В США заболеваемость ТБК в 2020 г. составила 2,2/100 000 населения, что свидетельствует о снижении показателей заболеваемости (2,7/100 000 в 2019 г.) [3]. Заболеваемость ТБК в Российской Федерации в 2018 г. составила 44,4/100 000 населения, а смертность - 5,8/100 000, что свидетельствует о снижении основных эпидемиологических показателей по сравнению с 2009 г. на 46,2 и 65,3% соответственно [4]. Доля ТБК среди причин смертности от инфекционных болезней в России сократилась с 79,1 (2000) до 27,4% (2017). Наряду со стабильным снижением показателей смертности от ТБК наблюдается смещение средних значений уровня смертности в сторону старших возрастных групп населения, достигая максимальных значений в возрастной группе 45 лет и старше [5].

Пожилые и старики относятся к группе высокого риска заболевания ТБК и представляют один из больших источников ТБК-инфекции. Особенно в развитых странах.

В США заболеваемость ТБК возрастает по мере старения, особенно среди мужчин (рис. 12-2).

image
Рис. 12-2. Заболеваемость туберкулезом в зависимости от пола и возраста [6]

По данным китайского комитета контроля болезней, стабильно низкие показатели заболеваемости ТБК в 2010 г. среди лиц до 40 лет увеличиваются более чем в 4 раза в возрасте 75 лет и старше [7]. Данные регистра ТБК в одной из китайских провинций свидетельствуют о возраст-ассоциированном увеличении заболеваемости ТБК мужчин в возрасте 65 лет и старше, превышающей в 2 раза таковую среди более молодых лиц (возраст 15–64 лет) [8]. В Южной Корее показатели заболеваемости ТБК в общей популяции и среди лиц старше 65 лет составляет 98,4/100 000 и 266,0/100 000 населения соответственно [9]. Заболеваемость ТБК у лиц старше 65 лет в США выше по сравнению с молодыми, составляла в 2008 г. 6,4/100 000 и 5,0/100 000 населения соответственно. У пожилых отмечена также более высокая смертность как до начала туберкулостатической терапии (7 и 2% соответственно), так и в процессе лечения (21 и 7% соответственно) [10]. Среди 7163 больных с впервые выявленным в 2020 г. ТБК в некоторых штатах США доля лиц в возрасте 65 лет и старше составляла 26% [11].

Наиболее объективным показателем оценки влияния заболевания на здоровье людей различного возраста является число лет жизни, утраченных с инвалидностью. Примечательно, что значительная доля показателей лет жизни, утраченных с инвалидностью, связанных с ТБК, приходится на пожилых людей (табл. 12-1).

Таблица 12-1. Годы жизни с инвалидностью в связи с туберкулезом среди пожилых [12]
Регионы Все возрасты >50 лет % общего числа >65 лет % общего числа

Глобальные

49 396 246

16 793 978

34,0

6 200 008

12,6

Южная Азия

19 996 683

7 701 170

38,5

2 942 024

14,7

Африка к югу от Сахары

13 690 695

3 345 835

24,4

1 170 486

8,5

Юго-Восточная Азия

9 393 998

3 294 984

35,1

1 156 370

12,3

Восточная и Центральная Азия

2 417 923

1 086 216

44,9

453 316

18,7

Европа

1 520 711

533 921

35,1

125 146

8,2

Латинская Америка и Карибские острова

1 078 652

378 733

35,1

145 101

13,5

Северная Африка и Средний Восток

885 590

237 988

26,9

88 593

10,0

Среди всех умерших от ТБК 57% составляют лица старше 50 лет, причем более половины смертей приходится на людей в возрасте 65 лет и старше. Наибольшая доля смертей от ТБК в возрасте 50 лет и старше наблюдается в странах с высоким уровнем дохода (Австралия - 92% и Западная Европа - 93%), но остается высокой также и в странах со средним и низким уровнем (Восточная Азия - 79%, Латинская Америка - 65%) [12]. Смертность от ТБК у стариков и долгожителей (средний возраст 82 года), по данным одного европейского исследования, составила 21%. Факторами риска летального исхода являлись наличие старческой астении, проживание в ДДП, наличие внелегочного ТБК, сопутствующий рак легкого [13].

12.2. Патогенез и иммунологические аспекты туберкулеза

Еще в 1938 г. русский патолог И.В. Давыдовский писал: "“Старческим” туберкулезом называется такая разновидность реинфекции, которая, возникая в старческом возрасте, характеризуется следующими особенностями: 1) наклонностью к распространенным творожистым лимфаденитам; 2) наклонностью к генерализации и милиарному туберкулезу; 3) относительной частотой экссудативного и альтернативного (некротического) оттенка процесса. Нетрудно видеть, что перечисленные пункты в сущности повторяют очень многое из эпохи первичного туберкулеза; вот почему с последним так принято сопоставлять старческий туберкулез" [14]. Приблизительно 90% доказанных случаев активного ТБК у пожилых и стариков являются следствием реактивации первичной инфекции. С возрастом увеличивается частота рентгенологически определяемых в легких и внутригрудных лимфоузлах туберкулезных очагов. Во времена проводившихся сплошных рентгено-флюорографических обследований подобные изменения у лиц в возрасте 60 лет и старше выявлялись в несколько раз чаще, чем среди более молодых возрастных групп. Это обусловлено, по-видимому, эндогенным инфицированием микобактериями туберкулеза (МБТ), длительно сохраняющими свою жизнеспособность не только в активных, но и в заглохших первичных очагах различной локализации, преимущественно в легких. Эти очаги становятся источником так называемого старческого ТБК, развивающегося при воздействии различных неблагоприятных факторов, фоновых и сопутствующих заболеваний, столь частых у пожилых и способствующих возникновению вторичного иммунодефицита.

Попадающие в организм, обычно воздушно-капельным путем, МБТ локализуются в базальных сегментах нижней и средней долей, язычке или передних сегментах верхней доли - в так называемых сегментах первичной инфекции. Первым клеточным барьером на пути внедрения МБТ являются альвеолярные макрофаги, поглощающие МБТ, которые, попадая в макрофаг, могут сохранять жизнеспособность и даже размножаться. В результате гибели МБТ, а также в ходе активной их жизнедеятельности внутри макрофага последний разрушается, и МБТ оказываются вне клеток. Под воздействием ферментов микобактерий, а также ферментов, высвобождающихся при разрушении макрофагов, происходит тканевая альтерация различной степени выраженности. Активированные макрофаги продуцируют хемотаксические факторы, привлекающие дополнительное количество макрофагов и циркулирующие моноциты, секретирующих, в свою очередь, большое количество протеолитических энзимов, запускающих компоненты воспаления - экссудацию и пролиферацию. Экссудация не имеет признаков специфичности, а особенностью пролиферации является формирование туберкулезной гранулемы. Считается, что макрофаги, фибробласты и другие клетки образуют гранулему с целью поглощения МБТ. Этот процесс осуществляется благодаря выработке клетками различных цитокинов (фактор некроза опухоли-α, ИЛ-2, ИФН-γ), ответственных за возникновение различных клинических симптомов (лихорадка, потливость, кахексия, снижение альбумина в сыворотке и др.). Туберкулезная гранулема формируется в результате клеточно-опосредованной иммунной реакции - гиперчувствительности замедленного типа, в основе которой лежит специфическая сенсибилизация иммунокомпетентных клеток - Т-лимфоцитов (Th1). Сенсибилизированные Т-лимфоциты выделяют ИЛ-2, который повышает способность макрофагов поглощать МБТ и переваривать их. Активированные макрофаги продуцируют ИЛ-1, который, в свою очередь, повышает активность CD4+ клеток и усиливает процессы формирования фиброзных процессов при инволюции туберкулеза. Важную роль в формировании и течении туберкулезного воспаления играют фактор некроза опухоли-α и ИЛ-6.

Патогенетическим фоном развития ТБК у пожилых и стариков являются инволюционный Т-клеточный иммунодефицит, нарушения в системе местной защиты легких, а также иммунодепрессивное влияние часто применяемых у них различных лекарственных препаратов (антибиотики, глюкокортикоиды, цитостатики и др.), сопутствующих заболеваний, несбалансированного питания [15]. При нарушении функции Т-лимфоцитов не происходит обычного ответа на инфекцию, в связи с чем типичная клиническая симптоматика наблюдается не всегда. Так, лихорадочная реакция может быть не выраженной или вообще отсутствовать, ослабляются реакции замедленной гиперчувствительности. Имеющийся Т-клеточный дефицит находит свое отражение в угнетении выраженности кожных реакций на туберкулин вплоть до их негативации, что, в свою очередь, не позволяет в должной мере опираться на туберкулиновые тесты в диагностике ТБК у пожилых.

Не меньшее значение в развитии ТБК у пожилых и стариков приобретает экзогенная суперинфекция в результате длительных или кратковременных контактов стариков на протяжении жизни с бациловыделителями. В пользу этого может свидетельствовать обнаружение в мокроте впервые заболевших пожилых людей лекарственно-устойчивых микобактерий. Данный фактор заболевания ТБК у пожилых становится вполне реальным с учетом современной социально-эпидемиологической ситуации наряду с недостаточным выявлением активного легочного ТБК и бациловыделителей среди пожилых, составляющих основной контингент терапевтических и других нефтизиатрических стационаров.

12.3. Факторы риска туберкулеза у пожилых

Среди многочисленных факторов риска ТБК целый ряд из них приобретает особенно важное значение у лиц пожилого и старческого возраста. ТБК нередко ассоциируется с такими заболеваниями, как сахарный диабет, язвенная болезнь, опухолевые процессы (рак желудка, лимфопролиферативные опухоли и др.), хронический алкоголизм, хроническая обструктивная болезнь легких, и другой патологией, с которой больные направляются в нефтизиатрические стационары. К группе риска следует относить больных после ряда хирургических вмешательств, а также получающих глюкокортикоиды, цитостатики, иммунодепрессанты. На рис. 12-3 приводится сравнительная частота коморбидных состояний, по данным метаанализа опубликованных исследований сравнительного течения ТБК у стариков и молодых (859 больных пожилого и старческого возраста и 1801 пациента молодого и среднего возраста) [16].

image
Рис. 12-3. Данные метаанализа коморбидных состояний у молодых и пожилых больных туберкулезом [16]

В обеих группах преобладал мужской контингент, что может объясняться большей социальной и трудовой активностью мужчин, в том числе среди пожилых, по сравнению с женщинами, что повышает риск инфицирования и заболевания. Такое объяснение согласуется с более высокой частотой положительных туберкулиновых проб у мужчин по сравнению с женщинами. Сопутствующая патология (сердечно-сосудистые заболевания, ХОБЛ, сахарный диабет, операции гастрэктомии, злокачественные опухоли) встречалась достоверно чаще у стариков. В то же время среди молодых с большей частотой наблюдались случаи алкоголизма. Большая частота сопутствующей патологии среди стариков с наличием ТБК не является неожиданностью, так как полиморбидность является более характерной для данного возрастного контингента независимо от наличия или отсутствия ТБК. Остается окончательно неясным, являются ли сопутствующие заболевания (ХОБЛ, сахарный диабет, опухоли) истинными факторами риска развития ТБК или можно говорить лишь о более частом их сочетании с ТБК у лиц пожилого возраста. Что касается курения, иммунодепрессивной терапии, наличия пневмокониозов, достоверных различий в группе стариков и молодых не отмечено. Тем не менее необходима особая настороженность в отношении больных, получающих глюкокортикоидную терапию (ревматоидный артрит, бронхиальная астма, системные васкулиты), особенно имеющих в анамнезе указания на перенесенный ранее ТБК или рентгенологические признаки имевшей место в прошлом туберкулезной инфекции. "Стероидный туберкулез" остается по-прежнему серьезной клинической проблемой. Трудности диагностики стероидного туберкулеза определяются особенностями его клинической картины, высокой частотой гематогенно-диссеминированного или первичного туберкулеза. Нередко клиническую картину ТБК затушевывает основное заболевание, по поводу которого назначается стероидная терапия, и ухудшение состояния расценивается как неэффективность лечения последнего, что в ряде случаев ведет к увеличению дозы стероидов. Пациенты пожилого и старческого возраста, получающие по каким-либо причинам стероидную терапию, и в дальнейшем будут составлять особую группу риска заболевания ТБК в стационарах общего профиля.

12.4. Туберкулез в домах длительного проживания

Одной из форм социальной адаптации пожилых в современном обществе является проживание в специализированных учреждениях - ДДП. Данный контингент престарелых относится к группе риска развития нозокомиальных инфекций, в том числе и ТБК. Старики, находящиеся в интернатах, представляют собой особый контингент высокого риска как реактивации латентного ТБК, так и повторного инфицирования [17]. По некоторым данным, заболеваемость ТБК у резидентов ДДП составляет около 10% всех случаев диагностированного ТБК [18]. В японских учреждениях подобного типа с действующей системой контроля распространенности ТБК показатели заболеваемости среди резидентов и персонала составляли 75,1/100 000 и 24,2/100 000 соответственно, причем заболеваемость была выше в учреждениях с большим числом резидентов [19].

Анализ заболеваемости ТБК в ДДП на протяжении 15-летнего периода показал следующие результаты [20]:

  • среди всех случаев выявленного ТБК у пожилых 9% диагностировался в ДДП;

  • заболеваемость ТБК среди резидентов ДДП и лиц, проживающих в домашних условиях, составляла 23/100 000 и 10,2/100 000 соответственно;

  • среди резидентов ДДП и лиц, проживающих в домашних условиях, у которых был диагностирован ТБК, мужчины составляли 48,9 и 14,1%, а женщины - 14,2 и 7,1% соответственно;

  • ежегодная заболеваемость ТБК на протяжении периода исследования была в 1,5 раза выше у пожилых, чем у лиц в возрасте 21–64 года, и 2,3 раза выше у резидентов ДДП, чем у проживающих в домашних условиях.

Имеются сообщения о вспышках ТБК-инфекции в ДДП среди резидентов и персонала. Так, в одном из ДДП после выявления двух случаев заболевания ТБК всем резидентам и сотрудникам учреждения было проведено обследование (туберкулиновая кожная проба, бактериологическое исследование, рентгенография грудной клетки). Вспышка определялась как два (по крайней мере) эпидемиологически связанных случая с идентичными изолятами генотипа МБТ. Эта вспышка охватывала восемь резидентов и одного сотрудника, у которых был подтвержден ТБК в период с сентября 2011 г. по октябрь 2012 г. На основании специальной оценки латентный и инфекционный периоды составляли 223,6 и 55,9 дней соответственно. У двух резидентов с отрицательными туберкулиновыми пробами диагноз ТБК был подтвержден в результате комплексного обследования. С целью контроля вспышек ТБК в ДДП необходимо наблюдение за резидентами с отрицательными туберкулиновыми тестами с учетом длительного латентного периода ТБК [21].

Проблема ТБК в ограниченных коллективах, в частности в ДДП, приобретает эпидемиологическое значение не только для пациентов, но также и персонала, в связи с чем разработаны и функционируют системы контроля и предупреждения ТБК в подобных учреждениях. C целью своевременного выявления латентной и текущей ТБК-инфекции рекомендованы обязательные обследования резидентов и персонала ДДП с использованием рентгенологических, микробиологических и иммунологических (туберкулиновые пробы, квантифероновый тест) методов [22].

12.5. Легочный туберкулез

ТБК легких является наиболее частой формой заболевания у пожилых. Уровень диагностики ТБК легких в общесоматических стационарах, в том числе терапевтических отделениях различного профиля, в которых преобладают больные пожилого и старческого возраста, остается низким. Наибольший процент ошибок в диагностике ТБК наблюдается именно среди больных пожилого и старческого возраста. Примечательно, что со временем ситуация меняется мало, несмотря на совершенствование лучевых, микробиологических и других методов диагностики ТБК. Так, по данным А.Е. Рабухина [23], среди больных, умерших от ТБК в терапевтических и инфекционных отделениях и не состоявших на учете в противотуберкулезном диспансере (ПТД), 81% составляли больные старше 50 лет. Согласно значительно более поздним данным [24], ТБК в гериатрических госпиталях был диагностирован у 37 из 60 случаев только на аутопсии, причем у трети больных прижизненно ошибочно диагностировались злокачественные опухоли различной локализации. Если учитывать современную повсеместную тенденцию к сокращению патологоанатомических вскрытий, особенно стариков, то есть все основания полагать, что истинная частота нераспознанного ТБК в нефтизиатрических стационарах может быть значительно выше.

По данным анализа 6206 аутопсий, выявлено 35 случаев недиагностированного милиарного ТБК легких (0,56%) у больных средним возрастом 62,2 года. Наиболее частыми ошибочными клиническими диагнозами являлись ХОБЛ (25%) и тромбоэмболия легочной артерии (25%). Клиническая картина милиарного ТБК характеризовалась разнообразной симптоматикой (респираторный дистресс-синдром, сепсис, желудочно-кишечные кровотечения, менингоэнцефалит, а в крови - анемия и тромбоцитопения). Коморбидная патология включала хроническую почечную недостаточность и опухолевые заболевания, на фоне которых милиарный ТБК был основной причиной смерти [25]. Основными причинами трудностей и связанных с ними ошибок диагностики легочного ТБК в позднем возрасте являются следующие:

  • острое и не всегда типичное начало;

  • длительное торпидное течение хронического "старого" процесса под маской других заболеваний органов дыхания;

  • несвоевременное обращение пожилых и стариков к врачам (недостаточное внимание к собственному здоровью);

  • несвоевременное направление пожилых больных врачами общей практики к специалистам-фтизиатрам из-за недостаточной фтизиатрической настороженности;

  • высокая частота сопутствующей синдромно-сходной патологии, затрудняющей своевременную диагностику;

  • декомпенсация фоновой патологии, маскирующей проявления легочного и внелегочного ТБК;

  • трудности обследования пожилых больных из-за тяжести состояния.

Стертое и атипичное течение ТБК. У многих стариков, страдающих ТБК, отсутствуют типичные клинические проявления (кашель, лихорадка, кровохарканье, ночные поты, потеря веса). В то же время ТБК у данной категории пациентов может проявляться нарушениями привычной активности, хронической усталостью, когнитивными нарушениями, снижением аппетита или необъяснимой низкой температурой тела. Повышение температуры до фебрильных цифр среди стариков отмечается реже, чем у лиц более молодого возраста, однако в ряде случаев лихорадочный синдром долгое время может оставаться ведущим в клинической картине заболевания при отсутствии легочной симптоматики. Подобные ситуации неясных лихорадок рождают немало диагностических трудностей, особенно при недостаточно качественной лучевой и микробиологической диагностике. В ряде случаев приходится ориентироваться на эффективность пробной туберкулостатической терапии [26]. В одном из исследований в анализ были включены 1023 пациента: 679 пациентов в возрасте 18–64 лет и 344 пациента в возрасте ≥65 лет. Классические симптомы туберкулеза (кашель, кровохарканье, лихорадка, ночная потливость и потеря веса) были менее распространены среди пожилых пациентов с ТБК легких (р <0,05), однако одышка чаще наблюдалась среди пожилых пациентов (р = 0,001). Время от обращения за медицинской помощью до начала лечения было короче у молодых пациентов по сравнению с пожилыми (3 и 15 дней соответственно - р = 0,001). Независимым предиктором длительного времени до начала лечения в многомерной модели оставался только возраст [ОР 0,98 (95% ДИ 0,98–0,99)] [27]. В одном из исследований особенностей ТБК с наличием МБТ у больных двух возрастных групп (средний возраст 47,25 и 77,15 лет) показано, что у пожилых больных, по сравнению с более молодыми, преобладали общие симптомы (слабость, анорексия, потеря веса), менее часто отмечалось кровохарканье и наличие рентгенологически выявляемых полостей в легких. При этом сроки верификации диагноза не отличались в исследуемых группах [28].

В подавляющем большинстве случаев диагностируют инфильтративные и диссеминированные формы легочного ТБК и значительно реже - очаговые формы заболевания. Одной из особенностей ТБК у пожилых и стариков является относительно высокая частота милиарного ТБК. Данная форма наблюдается не более чем у 4% впервые заболевших, причем более половины всех случаев милиарный ТБК возникает у лиц старше 60 лет. Многие случаи милиарного ТБК, частота которого увеличивается с возрастом, диагностируются лишь на аутопсии. Милиарный ТБК у стариков может манифестироваться одной из двух форм - хроническим гематогенным и так называемым ареактивным. Хронический гематогенный ТБК чаще проявляется рецидивирующими признаками туберкулезной бактериемии, обычно без лихорадки. Классические рентгенологические признаки милиарного поражения выявляются не всегда. У стариков и иммунодепрессивных больных встречаются ареактивные формы милиарного ТБК. При этом возникают многочисленные казеозные очаги, содержащие большое количество размножающихся микобактерий без выраженной гранулематозной реакции. При патологоанатомическом исследовании высока частота выявления казеозной пневмонии у больных инфильтративным, милиарным и фиброзно-кавернозным туберкулезом, что свидетельствует о высокой активности специфического процесса и определяет вероятно тяжесть состояния больных, выраженную интоксикацию и в итоге летальный исход заболевания.

Среди общепрактикующих врачей и интернистов, к которым в первую очередь обращаются пожилые пациенты, представление о ТБК ассоциируется прежде всего с малосимптомным течением. Традиционно остаются стойкими представления о том, что легочный ТБК характеризуется скудными клиническими проявлениями и физикальными данными, невыраженными лабораторными сдвигами, олигобациллярностью. Однако в последнее время значительно чаще встречаются острые манифестации туберкулезного процесса с высокой лихорадкой, выраженной интоксикацией, продуктивным кашлем, одышкой. По разным данным, до 80% больных легочным ТБК имеют острое или подострое течение, в связи с чем большинство таких больных госпитализируются в неспециализированные стационары с подозрением на пневмонию или обострение хронического бронхита. Даже если возникает подозрение на ТБК, то его отвергают на основании отсутствия микобактерий в мокроте (в лучшем случае однократно проведенном), общепринятых рентгенологических признаков, невыраженности или негативности туберкулиновых проб. Не всегда правильно трактуется неэффективность антибактериальной терапии предполагаемого острого легочного воспаления. Отсутствие эффекта обычно влечет за собой смену антибиотика или дополнительное назначение второго препарата, что в большинстве ситуаций оправдано в меньшей степени, чем интенсификация "фтизиатрического поиска". По-видимому, для интернистов следует считать оправданным положение, согласно которому любой легочный инфильтрат требует исключения ТБК. Это положение особенно актуально у лиц пожилого и старческого возраста с факторами риска и при отсутствии эффекта от первоначального антибиотика.

Синдромно-сходная патология . Одним из объективных источников ошибок в диагностике ТБК легких у стариков является часто встречающаяся у них синдромно-сходная патология (сердечная недостаточность, ХОБЛ, опухоли легких и др.). Именно на выявление указанной патологии клиницисты ориентированы в первую очередь из-за ее общеизвестной частоты и большей реальности в данной возрастной группе. Ошибки в расшифровке природы легочных диссеминаций у стариков встречаются довольно часто. Так, из 85 умерших, у которых активный диссеминированный туберкулез легких был верифицирован на аутопсии, у 12 (средний возраст 79,5 лет) прижизненно диагностировался рак легкого. По данным патологоанатомического исследования умерших стариков (средний возраст 84,5 года), которым прижизненно ошибочно ставился диагноз опухолевых заболеваний, наиболее часто выявлялся милиарный ТБК легких [24].

Немалые трудности возникают при дифференциальной диагностике туберкулезных и неспецифических воспалительных заболеваний легких, особенно при наличии сочетанной патологии у пожилых и стариков. Острые и хронические неспецифические заболевания легких регистрировались более чем у трети больных легочным ТБК, причем удельный вес почти в 3,5 раза был выше у лиц с неактивным туберкулезным процессом. Нередко у больных, перенесших ТБК легких (не всегда верифицированный), имеются посттуберкулезные пневмосклеротические (иногда выраженные) изменения, на фоне которых возникают обострения хронического бронхита или пневмонии, приобретающие затяжное течение с возможным абсцедированием. Плохой ответ на антибактериальную терапию дает основание заподозрить рецидив туберкулезного процесса, что требует многократных назначений анализов мокроты на наличие МБТ и тщательного рентгенотомографического исследования.

Несвоевременность обращения пожилых к врачам. Многие пожилые пациенты поздно обращаются к врачам, приписывая ухудшение своего самочувствия возрасту. Среди разнообразного контингента больных многопрофильных больниц, поступающих по поводу как легочных, так и внелегочных проявлений (легочное воспаление, дыхательная недостаточность, лихорадка, интоксикация и др.), нередко по неотложным показаниям, определенную часть составляют пациенты с различными формами легочного туберкулеза. У части больных в процессе диагностического поиска возникает подозрение на ТБК, который удается верифицировать, и больные переводятся в специализированные отделения. В других случаях специфический процесс не распознается, и после некоторого уменьшения (реже полного обратного развития) симптоматики больные выписываются с другими различными ошибочными диагнозами (пневмония, обострение ХОБЛ и др.). Очевидно, что нераспознанный туберкулез у этих больных представляет неблагоприятные клинические и эпидемиологические последствия. Наконец, в ряде случаев вследствие несвоевременности распознавания туберкулеза, отсутствия лечения и тяжести состояния больных, обремененных многими сопутствующими заболеваниями, наступает летальный исход, и легочный туберкулез диагностируется лишь при посмертном исследовании (если таковое проводится). В этих ситуациях диагностика туберкулеза, в том числе и свежих форм в терапевтических или других отделениях многопрофильных больниц, становится уделом терапевтов или других врачей нефтизиатрического профиля.

Тяжесть состояния больных . Трудности своевременного распознавания туберкулеза в пожилом и старческом возрасте усугубляются тяжестью состояния больных в связи с далеко зашедшим легочным процессом, а также декомпенсацией сопутствующих заболеваний (сердечная и дыхательная недостаточность, сахарный диабет и др.), которые нередко выступают на первый план в клинической картине и определяют направление диагностического поиска и методы лечения. Многие больные поступают в стационар в крайне тяжелом состоянии, что не позволяет провести адекватное обследование и обусловливает быстрый летальный исход.

12.6. Внелегочный туберкулез

Многие врачи общей практики традиционно ассоциируют ТБК прежде всего с поражением легких и невольно игнорируют реальность внелегочной локализации. В то же время существуют вполне объективные причины диагностических затруднений, так как специфические клинические признаки туберкулезного поражения внутренних органов отсутствуют, а для верификации предполагаемого внелегочного ТБК необходимо наличие соответствующего морфологического субстрата или микобактерий. На материалах аутопсий нефтизиатрических стационаров показано, что даже в странах с высокой медицинской технологией более половины случаев ТБК различной внелегочной локализации прижизненно не распознаются.

Внелегочный ТБК выявлялся у 15% среди 6,3 млн случаев ТБК, диагностированных в 2016 г. [29]. Показатели распространенности внелегочного ТБК варьируют в широких пределах, что обусловлено различными факторами (отсутствие специфических симптомов, целенаправленность обследования больных, уровень диагностики, верификация процесса и др.). Внелегочные поражения наблюдаются в 17–52% всех случаев ТБК [30]. По другим данным, внелегочный ТБК регистрировался за период 2002–2011 гг. с частотой 3–3,5 случаев на 100 000 населения [31]. В США частота внелегочного ТБК возросла с 15,7 в 1993 г. до 21% в 2006 г. [32].

В одном из опубликованных обзоров по распространенности внелегочного ТБК показано, что среди 255 329 случаев ТБК, диагностированного в США за период 1999–2006 гг., внелегочные поражения выявлялись в 19% случаев, диссеминированные процессы - в 8%. Средний возраст больных внелегочным ТБК составлял 44 года с одинаковым числом мужчин и женщин. Было обнаружено преобладание урогенитального и костно-суставного ТБК среди лиц старше 60 лет [33]. В китайском эпидемиологическом исследовании при анализе 19 279 госпитализированных больных ТБК внелегочные поражения диагностированы у 33,4%. Наиболее частыми формами внелегочного ТБК были костно-суставной ТБК (41,1%), плеврит (26%) (рис. 12-4).

image
Рис. 12-4. Внелегочные локализации туберкулеза [34]

Туберкулезные полисерозиты . Основное место среди полисерозитов туберкулезной этиологии занимают плевриты. В условиях терапевтической клиники, куда направляются практически все больные с плевральным выпотом, верификация туберкулезной природы плеврита требует проведения тщательного диагностического поиска с использованием адекватных лабораторных и инструментальных методов. Все случаи неясных плевральных выпотов требуют исключения ТБК, особенно при отсутствии очевидных признаков сердечной недостаточности или опухолевого процесса, более часто встречающихся у пожилых. Некоторое улучшение состояния больных (нормализация температуры, уменьшение признаков интоксикации) на фоне антибактериальной терапии, особенно при лечении аминогликозидами и фторхинолонами, обладающими противотуберкулезной активностью, не исключают вероятности туберкулезной этиологии плеврита. Важным ориентиром в диагностическом поиске является преобладание лимфоцитов в плевральной жидкости, что в первую очередь заставляет предполагать ТБК при неясных плевральных выпотах. Микобактерии в плевральном выпоте при обычных исследованиях выявляются редко, а процент их выявления повышается при использовании метода цепной полимеразной реакции.

Туберкулезный перикардит диагностируется приблизительно в 4% случаев острого экссудативного и в 6% случаев констриктивного перикардита. Отсутствие специфических клинических, рентгенологических и эхокардиографических признаков туберкулезного перикардита значительно затрудняет его распознавание. Туберкулезную природу перикардита у пожилых следует заподозрить при наличии факторов риска (глюкокортикоидная терапия, хроническая почечная недостаточность, леченная гемодиализом и др.), а также туберкулезного поражения легких, лимфоузлов. Правильный диагноз возможен при выявлении микобактерий в перикардиальном выпоте или по данным гистологического исследования биопсированных участков перикарда. Если при неясных перикардитах и при исключении вирусной его природы, системных и опухолевых заболеваний сохраняется высокая температура, лабораторные признаки активности, не уменьшается или нарастает количество выпота, оправдана пробная туберкулостатическая терапия [35].

Туберкулезный перитонит , в отличие от плевритов и перикардитов, подозревается гораздо реже. Он является чаще всего осложнением первичного ТБК при наличии первичного аффекта в кишечнике, гениталиях у женщин или в забрюшинных лимфоузлах. Кроме того, поражение брюшины может развиваться при гематогенной диссеминации. Известны случаи сочетания туберкулезного перитонита с поражением других серозных оболочек. Поводом для исключения туберкулезного перитонита должны быть неясные абдоминалгии в сочетании с лихорадкой или без нее, а также асциты неясной этиологии, которые в пожилом возрасте реже имеют туберкулезную природу, а у женщин обычно требуют исключения рака яичников. Ключом к правильной диагностике в неясных ситуациях (асцит, лихорадка и др.) могут быть указания на бесплодие у женщин в детородном возрасте (частое следствие перенесенного ТБК маточных труб), кальцинаты в селезенке (следствие ранее перенесенного ТБК). В распознавании ТБК у данной категории пациентов следует придавать большое значение диагностической лапароскопии, позволяющей осмотреть печень, брюшину и при необходимости произвести прицельную биопсию. В целях более широкого использования данного метода исследования необходимо преодоление чрезмерного консерватизма интернистов, обычно не настроенных на прижизненные морфологические исследования, а также более конструктивное взаимодействие их со специалистами хирургического профиля, эндоскопистами, морфологами.

Костно-суставной туберкулез. Наиболее частой локализацией костного ТБК у стариков является позвоночник с вовлечением грудного и поясничного отделов, реже шейных позвонков. При суставном ТБК наиболее часто поражаются крупные суставы (коленный, тазобедренный), однако у стариков могут поражаться лучезапястные, локтевые, плюснефаланговые суставы. Может наблюдаться припухлость и ограничение подвижности. До установления диагноза почти все больные различными формами костно-суставного ТБК находятся в течение некоторого времени (иногда длительно) под наблюдением интернистов, ревматологов, хирургов с такими разнообразными диагнозами, как инфекционно-аллергический артрит, хронический синовит, остеоартроз, посттравматические артропатии, остеохондроз, спондилез и др. Характерно, что на протяжении всего периода наблюдения не высказывается даже подозрения на туберкулезный характер имеющейся патологии. Трудности правильной и своевременной диагностики костно-суставного ТБК у пожилых обусловлены изменением клинического течения туберкулезных артритов, высокой частотой остеоартрозов с развитием реактивных синовитов, недостаточной осведомленностью интернистов, расширением круга нетуберкулезных атропатий затяжного течения (инфекционнные артриты, подагра и др.).

Не меньшие трудности и связанные с ними ошибки возникают при диагностике туберкулезного спондилита. Частым проявлением ТБК инфекции позвоночника являются паравертебральные или "холодные абсцессы". Основными симптомами являются боль в области пораженных позвонков, неврологические нарушения (при далеко зашедших формах). Возможно повышение температуры до субфебрильных цифр, потеря веса, анорексия. Часто при наличии болевого синдрома в сочетании с рентгенологическими изменениями в позвоночнике врачи настойчиво проводят онкологический поиск, нередко обременительный для стариков. При отсутствии данных за опухолевый процесс обычно останавливаются на диагнозах "спондилез", "остеохондроз" и др., не принимая в расчет возможность туберкулезного спондилита. При ретроспективном анализе 23 пожилых больных (70 лет и старше) туберкулезным спондилитом основными клиническими симптомами были локальная боль (83%), лихорадка (30%), неврологические нарушения (57%). У 26% больных показатели СРБ не превышали 1,0 мг/дл. Рентгенологические изменения характеризовались как типичными, так и атипичными изменениями. Туберкулезный спондилит должен быть включен в круг диагностического поиска у пожилых больных с болями в спине [36].

ТБК лимфоузлов представляет одну из частых внелегочных локализаций заболевания и является результатом реактивации микобактерий, оказавшихся в лимфоузле при первичном инфицировании. Различают инфильтративную, казеозную и индуративную формы ТБК периферических лимфоузлов. Среди 60 пожилых больных с наличием периферической лимфаденопатии ТБК лимфоузлов диагностировался по результатам гистологического исследования у 4 человек (7%) [37]. Чаще всего поражаются шейные лимфоузлы, причем возможна как локальная лимфаденопатия (поражение лимфоузлов одной зоны), так и региональная (поражение двух или нескольких смежных зон). Генерализованная лимфаденопатия обычно наблюдается у больных активным легочным или внелегочным ТБК, а также при гематогенных диссеминациях как параспецифический синдром и не связана с непосредственным поражением лимфоузлов. Возрастной фактор не может служить ориентиром в направлении диагностического поиска. Выраженность туберкулиновых проб у больных ТБК лимфоузлов отмечается лишь в половине случаев. Единственным методом верификации диагноза является гистологическое исследование биопсированного лимфоузла. Морфологическая диагностика приобретает особое значение при неясных лимфаденопатиях у больных пожилого и старческого возраста в целях исключения опухолевого процесса, в частности метастазов различных опухолей или лимфопролиферативных заболеваний [38].

Урогенитальный туберкулез является наиболее частой внелегочной локализацией ТБК и включает поражение почек, мочевого пузыря, предстательной железы (у мужчин), тубоовариальный ТБК (у женщин). Поражение почек может осложняться образованием свищей поясничной области в результате прорыва каверн почки в паранефральное пространство. ТБК мочевыводящих путей (лоханки, мочеточники, мочевой пузырь) является всегда вторичным по отношению к ТБК почек.

В некоторых регионах России (Сибирский и Дальневосточный федеральные округа) урогенитальный ТБК составляет 21,3% среди всех внелегочных локализаций ТБК [39]. Заболевание диагностируется не всегда своевременно в связи с отсутствием типичной симптоматики, маскированием коморбидной патологией, главным образом неспецифическими инфекциями мочевыводящих путей. Наиболее часто поражаются почки, причем у 20–30% больных заболевание протекает бессимптомно. Кроме того, возможно поражение мочеточника, мочевого пузыря, предстательной железы, придатков яичка и семенных пузырьков. Симптоматика может проявляться дизурией, частым мочеиспусканием, гематурией. В одной из клиник Пекинского университета наблюдались на протяжении 15-летнего периода 419 больных урогенитальным ТБК. Наиболее частыми клиническими симптомами были дизурические симптомы (65,2%), боли в пояснице (37,9%) и выраженная гематурия (26,3%), общие признаки (38,9%). Гематурия наблюдалась чаще у мужчин (32,2%) и лиц старше 65 лет (45,5%). У пожилых пациентов чаще регистрировался нефролитиаз, а по данным морфологического исследования - нефросклероз (38,5%) и атрофия почечной паренхимы (35,9%) [40]. Диагноз урогенитального ТБК следует заподозрить при наличии измененного осадка мочи, пиурии без бактериурии, гематурии. При прогрессировании возможно образование инфильтратов в малом тазу или мошонке с формированием свищей. Системные признаки заболевания могут отсутствовать.

Туберкулезный менингит составляет 1–5% внелегочных локализаций ТБК. Средний возраст заболевания увеличился за последние 40 лет с 39 до 77 лет. В случаях поздней диагностики заболевание становится фатальным. Наблюдается тенденция к сокращению продолжительности жизни больных туберкулезным менингитом [41]. У пожилых больных туберкулезный менингит возникает в результате реактивации первичных латентных очагов или вследствие отсева инфекции при милиарных формах. В отличие от лиц более молодого возраста, не наблюдается лихорадки, головной боли, спутанности, анорексии. У некоторых отмечаются признаки необъяснимой деменции, без лихорадки и ригидности затылочных мышц. В таких случаях необходимо обязательно исключать менингит. Смертность при ТБК менингите у пожилых остается высокой.

На рис. 12-5 приводится частота легочного и внелегочного ТБК у больных пожилого (более 65 лет) и более молодого возраста (18–64 года).

image
Рис. 12-5. Частота легочного и внелегочных форм туберкулеза у больных разных возрастных групп [42]. ЛТ — легочный туберкулез; ВЛТ — внелегочный туберкулез; ПЛ — плеврит; ВГЛУ — поражение внутригрудных лимфоузлов; ПЛУ — поражение периферических лимфоузлов; ЖКТ — поражение ЖКТ; ЦНС — поражение центральной нервной системы; СП — спондилит; МТ — милиарный туберкулез; * — р <0,01

12.7. Параспецифические синдромы при туберкулезе

Одной из причин диагностических ошибок в распознавании ТБК является наличие при данной инфекции многообразных неспецифических (параспецифических) проявлений, связанных не с развитием специфического туберкулезного воспаления, а с реакциями иммунокомпетентной системы в ответ на туберкулезную инфекцию. Развитие параспецифических реакций наблюдается преимущественно при первичном туберкулезе и гематогенной диссеминации. Морфологическая картина характеризуется лимфогистиоцитарными инфильтратами, фибриноидным некрозом, васкулитами. Важно учитывать, что первичный ТБК может протекать хронически и характеризоваться обызвествлениями в лимфоузлах, что ошибочно расценивается как признак неактивного туберкулеза. Первичный аффект при патологоанатомическом исследовании выявляется не всегда. Спектр параспецифических проявлений при ТБК достаточно разнообразен и может включать следующие клинико-лабораторные синдромы:

  • кожные проявления (узловая эритема);

  • кератоконъюнктивит;

  • суставной синдром (артриты, синовиты);

  • полисерозиты (плевриты, перикардиты, перитониты);

  • нефропатии (гломерулонефрит с нефротическим синдромом, амилоидоз);

  • поражение миокарда (неспецифический миокардит);

  • гематологические синдромы (анемия, лимфаденопатии, лейкемоидные реакции).

Нетрудно представить, что больные с вышеуказанными клинико-лабораторными проявлениями обращаются прежде всего к интернистам или к узким специалистам нефтизиатрического профиля. Среди кожных параспецифических синдромов особое внимание следует обращать на наличие узловой эритемы. Последняя представляет собой кожный васкулит, возникающий не только при ТБК, но также при саркоидозе, ревматической лихорадке, стрептококковых инфекциях, опухолевых процессах, медикаментозных реакциях. Геморрагический васкулит описывался еще в начале ХХ в. как паратуберкулезная пурпура или как "претуберкулезные" проявления латентного внелегочного и милиарного туберкулеза. Суставной синдром считается общеизвестным параспецифическим синдромом при ТБК. Поражение суставов может развиваться постепенно с вовлечением лучезапястных, коленных, голеностопных, суставов кистей. Встречаются также моноартриты, представляющие особые трудности дифференциальной диагностики между туберкулезным и параспецифическим синовитом. Среди различных клинико-лабораторных параспецифических синдромов при ТБК встречаются полисерозиты, поражение почек (амилоидоз, нефротический синдром), изменения в крови (нормохромная анемия, лейкемоидные реакции, тромбоцитоз и др.). Если при моносимптомных параспецифических проявлениях диагностический поиск проводится в направлении определения характера органного поражения (суставы, почки и др.), то в случаях сочетанных проявлений врач обоснованно подозревает системные васкулиты (узелковый артериит, геморрагический васкулит), сепсис и ряд других заболеваний. Все эти пациенты находятся в нефтизиатрических, чаще в терапевтических стационарах, им назначаются антибиотики, как правило, не оказывающие эффекта, или глюкокортикоиды, усиливающие активность туберкулезного процесса. Своевременное и правильное распознавание параспецифических проявлений при ТБК требует необходимости клинической интеграции интернистов, фтизиатров и других специалистов, знания ими многих смежных вопросов клиники и патологии.

12.8. Диагностика туберкулеза

Проблема ТБК в пожилом и старческом возрасте усугубляется еще и тем, что клинические признаки заболевания у стариков не являются специфичными, а главное, могут затушевываться коморбидной патологией. Вследствие этого потенциально курабельное заболевание не всегда распознается своевременно, а нередко выявляется лишь при патологоанатомическом исследовании. Наиболее частыми ситуациями, вызывающими объективные трудности своевременного распознавания ТБК у пожилых как в общеврачебной практике, так и среди специалистов, являются следующие:

  • рефрактерные к лечению и затяжные пневмонии;

  • неясные плевральные выпоты;

  • неясные рентгенологически выявляемые изменения в легких с наличием респираторной симптоматики или без нее;

  • иммунодепрессивный фон (сахарный диабет, лечение стероидами, цитостатиками);

  • лихорадки неясного генеза;

  • алиментарная недостаточность;

  • больные с множественной гериатрической патологией.

Правильная диагностика легочного ТБК в условиях многопрофильных больниц и в гериатрических стационарах во многом определяется своевременностью и обоснованностью подозрения на туберкулезный характер процесса. Основными диагностическими методами распознавания туберкулеза считаются лучевые методы, микробиологическое исследование мокроты и других биологических жидкостей (моча, плевральный выпот и др.), прижизненное морфологическое исследование органов и тканей (лимфоузлы, синовиальная оболочка и др.), туберкулинодиагностика, молекулярно-генетические методы, иммунодиагностика.

Лучевая диагностика . Важная роль в диагностике туберкулеза легких принадлежит рентгенологическому исследованию, его техническим возможностям, квалификации врача-рентгенолога. Однако надежды общепрактикующих врачей на рентгенологический метод диагностики ТБК не всегда оправдываются, а непререкаемая вера в заключение рентгенолога в ряде случаев служит источником диагностических ошибок. Отчасти это может быть обусловлено недостаточно квалифицированным рентгенологическим исследованием, которое зачастую ограничивается обзорной рентгенограммой или флюорограммой в одной проекции. Рентгенологическое дообследование (боковой снимок, томограмма) затягивает диагностический процесс, откладывает начало специфической терапии и тем самым ухудшает прогноз. В то же время следует учитывать пределы лучевой диагностики и некоторые особенности рентгенологической картины ТБК легких у данной возрастной категории. Такие типичные рентгенологические признаки ТБК легких, как очаговые и полостные образования, картина "дерево в почках", встречаются реже у пожилых больных, для которых более характерны атипичные проявления в виде консолидации [43]. Дополнительные трудности трактовки имеющихся изменений в легких пожилых пациентов заключаются в том, что специфический процесс развивается на фоне различной выраженности инволютивных изменений и сопутствующей патологии (пневмосклероз, эмфизема, застойные изменения в легких, пневмокониозы и др.). Особенно трудно распознаются изменения, характерные для милиарного ТБК легких. Все вышеуказанное, вероятно, обусловливает нередкую ошибочную трактовку рентгенологических данных и позднюю диагностику ТБК, в том числе и специалистами-консультантами. С учетом такого уровня диагностики ТБК у больных, находящихся в нефтизиатрических отделениях, становятся очевидными эпидемиологические последствия нераспознавания туберкулезного процесса в легких.

Микробиологическое исследование мокроты остается на сегодняшний день ключевым методом верификации ТБК легких, хотя существует целый ряд объективных и субъективных факторов (отсутствие мокроты, трудности откашливания и сбора мокроты, лабораторные погрешности на всех этапах исследования, олиго- или абациллярные формы и др.). Нередко допускаются ошибки в сборе мокроты, часто в лабораторию доставляется материал носоглотки, что не всегда правильно трактуется врачами-лаборантами и является источником ложноотрицательных результатов. Важную роль играет квалификация врача-лаборанта, осуществляющего бактериоскопию мокроты, что отражается на ложноотрицательных результатах исследования. Кроме того, известно, что с увеличением кратности исследования мокроты диагностическая ценность данного метода повышается. Примечательно, что при повторных исследованиях мокроты, проводимых в специализированных лабораториях, выявлялись МБТ, "отсутствовавшие" ранее. С учетом этого приобретает особую актуальность более широкая осведомленность врачей интернистов о диагностическом значении исследования мокроты и создание у них высокой мотивации более широкого и правильного использования данного метода. У всех больных с легочной симптоматикой или при наличии рентгенологических изменений, подозрительных на ТБК, при отсутствии лечения противотуберкулезными препаратами необходимо исследование мокроты с помощью бактериоскопии и культуральных методов. При невозможности собрать мокроту следует использовать более инвазивные методы (бронхоскопия для получения бронхиального лаважа и биопсии слизистой бронхов), что особенно показано у больных в возрасте 65 лет и старше.

Молекулярно-генетические методы диагностики . Метод ПЦР относится к молекулярно-генетическим методам, позволяющим добиться значительного увеличения (амплификации) малых концентраций определенных (специфичных) фрагментов нуклеиновой кислоты (дезоксирибонуклеиновой/РНК) возбудителя в биологическом материале (пробе) и подтвердить наличие этиологического агента в материале даже при его незначительном количестве. Метод ПЦР облегчает выявление МБТ. В то же время использование данного метода в связи с его высокой чувствительностью может давать ложноположительные результаты при деструктивных нетуберкулезных процессах вследствие попадания МБТ из старых туберкулезных очагов, расположенных в зоне деструкции.

Иммунодиагностика ТБК , выполняемая с целью выявления сенсибилизации организма (инфицирования) к МБТ, включает специфические диагностические кожные тесты с применением аллергена туберкулезного, а также аллергена туберкулезного рекомбинантного и/или тесты определения высвобождения γ-интерферона.

Внутрикожный тест с туберкулином (проба Манту) у взрослых оказывается часто ложноположительным, в связи с чем от него постепенно отказываются и используют вместо туберкулина (продукта жизнедеятельности МБТ) аллерген туберкулезный рекомбинантный в стандартном разведении (Диаскин-тест). Препарат Диаскин-тест содержит два антигена (CFP-10, ESAT-6), присутствующие в вирулентных штаммах МБТ и отсутствующие в вакцинном штамме бациллы Кальметта–Герена. Действие препарата основано на выявлении клеточного иммунного ответа на специфические для МБТ антигены. Диаскин-тест, в отличие от туберкулина, обладает более высокой чувствительностью и специфичностью и приобретает определенные диагностические преимущества у лиц пожилого и старческого возраста.

Другие иммунологические тесты диагностики ТБК относятся к так называемым к IGRA-тестам (interferon gamma release assay), основанным на определении в крови количества сенсибилизированных Т-лимфоцитов, выделяющих γ-интерферон в ответ на стимуляцию антигенами туберкулезных микобактерий ESAT-6 и CFP-10 (SPOT-тест) или непосредственном определении γ-интерферона, секретируемого сенсибилизированными Т-лимфоцитами при стимуляции теми же антигенами [квантифероновый тест (КФТ)]. Указанные антигены отсутствуют в вакцинных штаммах M. Bovis БЦЖ и у большинства нетуберкулезных микобактерий (за исключением Kansasii M., Szulagai M., Marinum M.), что определяет высокую специфичность результатов КФТ.

При изучении диагностического значения туберкулиновых тестов установлено, что у 30 больных пожилого возраста кожная туберкулиновая проба и КФТ были положительные в 27 и 77% соответственно. В то же время среди 100 молодых пациентов с активным ТБК положительные кожные тесты и КФТ регистрировались чаще (70 и 87% соответственно). У пяти пожилых пациентов КФТ оценивался как сомнительный, что могло быть связано с имеющейся лимфопенией. Полученные результаты свидетельствуют о большей диагностической ценности КФТ у пожилых по сравнению с кожными туберкулиновыми пробами. При этом следует учитывать абсолютное количество лимфоцитов в крови [44]. Неопределенный или сомнительный результат КФТ может быть связан с недостаточной функциональной активностью Т-лимфоцитов и требует повторного исследования через 2–4 нед. У пожилых больных возможен ложноотрицательный КФТ, связанный с иммунодефицитом в рамках процесса иммуностарения, приемом лекарственных препаратов, блокирующих выработку γ-интерферона (глюкокортикоиды), снижающих количество лимфоцитов (цитостатики).

В одном исследовании анализировались факторы, влияющие на результаты КФТ. Средний возраст у лиц с отрицательным КФТ составлял 63 года, в то время как среди больных с положительным КФТ - почти в 2 раза ниже (35 лет). Достоверно чаще отрицательный КФТ регистрировался при поражении лимфоузлов по сравнению с ТБК легких у больных, получающих иммунодепрессанты, при высоких показателях СРБ, низком абсолютном количестве лимфоцитов в крови [45].

Трудности своевременного распознавания туберкулеза в пожилом и старческом возрасте зачастую обусловлены тяжестью состояния больных нередко в связи с далеко зашедшим процессом, а также декомпенсацией сопутствующих заболеваний (сердечная недостаточность, ХОБЛ, сахарный диабет и др.). Последние часто выступают на первый план в клинической картине заболевания и танатогенезе.

Врач должен заподозрить туберкулез у пожилых и стариков с наличием ЛНГ при следующих ситуациях:

  • указания на туберкулез (легочный или внелегочный) в анамнезе;

  • наличие признаков перенесенного легочного, костно-суставного туберкулеза и других его форм (метатуберкулезный пневмосклероз, кальцинаты в лимфоузлах, селезенке и др.);

  • резистентность лихорадки к антибактериальной терапии нетуберкулостатическими препаратами (нередко несколькими);

  • несоответствие между высокой лихорадкой и относительно удовлетворительным состоянием больных;

  • ЛНГ у больных сахарным диабетом, хроническим лимфолейкозом на фоне длительной глюкокортикоидной терапии, хронической алкогольной интоксикации;

  • ЛНГ у стариков, проживающих в интернатах;

  • отсутствие, по данным обследования, других очевидных причин ЛНГ.

Согласно клиническим рекомендациям [4] диагноз ТБК у взрослых всех возрастов формируется поэтапно на основании имеющихся клинико-лабораторно-инструментальных данных и может представляться в виде следующих вариантов по степени диагностической вероятности:

  • вероятный - имеются клинические признаки, подозрительные на ТБК, и положительная проба с туберкулезным аллергеном (рекомбинантным) или другие положительные тесты с высвобождением γ-интерферона;

  • установленный - имеются клинико-рентгенологические признаки заболевания, но отсутствует бактериовыделение и гистологическое подтверждение диагноза;

  • верифицированный - наряду с клинико-лабораторными и рентгенологическими признаками ТБК идентифицированы МБТ любым микробиологическим и молекулярно-генетическим методом и/или получены результаты гистологического исследования, указывающие на наличие туберкулезной гранулемы в пораженном органе.

12.9. Лечение пожилых пациентов с туберкулезом

Химиотерапия ТБК, в том числе у пожилых больных, включает две фазы: интенсивной терапии и продолжения лечения (долечивания). Целью первой фазы является эрадикация многочисленной и наиболее быстро размножающейся внеклеточной фракции популяции МБТ, уменьшение инфильтративных и деструктивных изменений в легких, предотвращение лекарственной устойчивости. Вторая фаза лечения предусматривает воздействие химиопрепаратов на оставшуюся, менее многочисленную фракцию МБТ, локализующихся внутриклеточно или в очагах казеоза, дальнейшую регрессию туберкулезного процесса.

Лекарственные препараты, применяемые при химиотерапии туберкулеза, подразделяют на две группы:

  • 1) противотуберкулезные препараты первого ряда (основные, препараты для лечения туберкулеза, вызванного лекарственно чувствительными микобактериями): изониазид, рифампицин, рифабутин, рифапентин, пиразинамид, этамбутол, стрептомицин;

  • 2) противотуберкулезные препараты второго ряда (резервные, препараты для лечения туберкулеза с множественной лекарственной устойчивостью МБТ): бедаквилин, линезолид, левофлоксацин, моксифлоксацин, спарфлоксацин, деламанид, канамицин, амикацин, капреомицин, (имипенем + [циластатин]), меропенем, циклосерин, теризидон, протионамид, этионамид, аминосалициловая кислота, тиоуреидоиминометилпиридиния перхлорат. При этом приоритетными препаратами для включения в схемы терапии являются бедаквилин, линезолид, лекарственные препараты группы фторхинолонов, а также циклосерин или теризидон [4].

Химиотерапия ТБК осуществляется с помощью противотуберкулезных препаратов, которые по рекомендации ВОЗ разделены на три группы по очередности их включения в режим химиотерапии при выявлении МБТ с множественной лекарственной устойчивостью или устойчивостью к рифампицину [46].

К группе А (приоритетной по очередности включения в схему лечения) отнесены левофлоксацин/моксифлоксацин, бедаквилин и линезолид, к группе В (включение во вторую очередь) - клофазимин и циклосерин/теризидон, к группе С (при невозможности использования препаратов групп A и B) - этамбутол, деламанид, пиразинамид, имипенем-циластатин, меропенем, амикацин (стрептомицин), этионамид/протионамид, аминосалициловая кислота. При назначении учитывают лекарственную чувствительность возбудителя, переносимость препаратов пациентом и наличие сопутствующей патологии. Оптимальным считается назначение не менее 4 препаратов в составе схемы лечения с длительностью интенсивной фазы 6–7 мес.

Выбранная комбинация противотуберкулезных препаратов и длительность их применения на каждом этапе лечения обозначается как режим химиотерапии. В лечении ТБК используется пять режимов химиотерапии, которые назначаются на основании индивидуальных результатов определения лекарственной устойчивости возбудителя: I/III - при лекарственной чувствительности, II - при монорезистентности к Н или полирезистентности, IV - при множественной лекарственной устойчивости (МЛУ) с лекарственной чувствительностью к фторхинолонам, V - при МЛУ с лекарственной устойчивостью к фторхинолонам или при их отсутствии на основании результатов оценки риска МЛУ.

Выбор того или иного режима химиотерапии определяется клинической ситуацией, проводившимся ранее лечением, наличием лекарственной устойчивости МБТ, сопутствующей патологией и переносимостью препаратов, приверженностью к лечению, что подробно описано в Российских клинических рекомендациях [4]. Продолжительность первой фазы лечения должна быть не менее 6 мес и зависит прежде всего от длительности бактериовыделения. Сроки химиотерапии во вторую фазу могут быть различными и определяться конкретной ситуацией. Минимальная продолжительность противотуберкулезной химиотерапии составляет не менее 18 мес. Лечение и контроль терапии больных ТБК, в том числе лиц пожилого и старческого возраста, должны осуществляться фтизиатрами в соответствии с клиническими рекомендациями.

12.10. Проблемы химиотерапии пожилых пациентов с туберкулезом

Проведение туберкулостатической терапии у больных пожилого возраста сопряжено с целым рядом проблем, требующих решения:

  • длительности лечения;

  • высокого риска нежелательных лекарственных реакций;

  • вынужденной полипрагмазии в связи с полиморбидностью;

  • низкого комплаенса;

  • высокого риска лекарственных взаимодействий;

  • нарушения фармакокинетики лекарственных (туберкулостатических) препаратов.

Высокий риск развития НЛР на фоне противотуберкулезной терапии у пожилых и стариков требует особо тщательного мониторирования переносимости химиотерапии с целью раннего выявления НЛР и своевременного их купирования. Особенности фармакокинетики в пожилом возрасте, инволютивные изменения со стороны печени и почек вносят определенные коррективы в тактику противотуберкулезной терапии у данной категории пациентов. Основной причиной недостаточной эффективности лечения ТБК у пожилых является плохая переносимость и высокая частота НЛР (до 30–75%). В связи с гепатотоксичностью и нефротоксичностью некоторых препаратов необходима оценка функционального состояния печени и почек с учетом возрастных нарушений. При лечении изониазидом рекомендуется тщательная оценка функционального состояния печени до назначения препарата, а также лабораторный контроль на протяжении лечения. Повышение активности аминотрансфераз в 5 раз по сравнению с нормой или наличие клинических признаков гепатита требует быстрой отмены изониазида, а также других гепатотоксичных препаратов (рифампицин). По мере купирования признаков печеночного поражения препараты могут быть назначены вновь в меньшей дозе, которая при возможности может быть постепенно увеличена. Рецидив гепатита требует отмены препаратов и выбора другого режима химиотерапии. При использовании аминогликозидов необходим контроль за функциональным состоянием почек. У больных с наличием почечной недостаточности доза указанных препаратов должна быть уменьшена с учетом клиренса креатинина.

Проведен ретроспективный анализ частоты, спектра, тяжести и факторов риска НЛР при реализации режимов химиотерапии согласно рекомендациям ВОЗ 2019 г. у 122 больных туберкулезом органов дыхания с МЛУ и широкой лекарственной устойчивостью в рамках программного применения новых противотуберкулезных препаратов.

Частота НЛР составила 64,8% (95% ДИ 55,9–72,7%), преобладали гастроинтестинальные, сердечно-сосудистые и аллергические реакции, фактором риска являлось наличие сопутствующей патологии (ОШ = 6,44, 95% ДИ 1,91–21,76). Хеликобактериоз (НР) 3–4-й степени тяжести отмечены у 24,6% (95% ДИ 17,8–33,0%), с преобладанием нейро-, ото- и гепатотоксических реакций, факторами риска являлись женский пол (ОШ = 3,15, 95% ДИ 1,32–7,53) и осложнения химиотерапии в анамнезе (ОШ = 3,50, 95% ДИ 1,49–8,70). Отмена минимум одного противотуберкулезного препарата в связи с НР потребовалась у 26,2% (95% ДИ 19,2–34,7%), любого из препаратов группы А в течение первых 6 мес химиотерапии - у 13,9% (95% ДИ 8,8–21,3%) пациентов [47]. На рис. 12-6 представлен характер НЛР, по поводу которых проводилась отмена противотуберкулезных препаратов.

image
Рис. 12-6. Спектр нежелательных лекарственных реакций, потребовавших отмены как минимум одного противотуберкулезного препарата (в % общего числа пациентов) [47]

Необходимость длительного лечения значительно снижает комплаентность, особенно у пожилых больных (нарушения памяти, снижение зрения, затрудняющие правильный прием большого количества медикаментов). В условиях старческой полиморбидности и связанной с ней полипрагмазией возрастает риск НЛР в связи с нарушением элиминации лекарственных препаратов, в том числе и туберкулостатических, с одной стороны, и повышенным риском лекарственных взаимодействий - с другой. В то же время возникновение НЛР часто ведет к отмене туберкулостатиков или перерывам в лечении, что наряду со снижением комплаенса снижает эффективность туберкулостатической терапии (рис. 12-7).

image
Рис. 12-7. Основные проблемы при туберкулостатической химиотерапии пожилых больных

Список литературы

  1. Global Tuberculosis Report 2016. WHO.

  2. Global Tuberculosis Report 2020. WHO.

  3. Weekly 2021. Vol. 70. N. 12. P. 409–414.

  4. Туберкулез у взрослых. Клинические рекомендации. МЗ РФ, 2020.

  5. Цыбикова Э.Б., Cон И.М., Владимиров А.В. Смертность от туберкулеза и ВИЧ-инфекции в России // Туберкулез и болезни легких. 2020. Т. 98. № 6. С. 15–21.

  6. Zevallos М., Justman J.E. Tuberculosis in the elderly // Clin. Geriatr. Med. 2003. Vol. 19. P. 121– 138.

  7. Xia Y., Jiang S. Control CCfD. The 5th Nationwide TB Prevalence Survey in China. Lille, France, 2011.

  8. Abuaku B., Tan H., Li X. et al. Treatment default and death among tuberculosis patients in Hunan, China // Scand. J. Infect. Dis. 2010. Vol. 42. P. 281–287.

  9. Annual Report on the Notified Tuberculosis Patients in Korea. Seoul: Korean Center for Disease Control and Prevention, Korean Institute for Tuberculosis, 2010.

  10. Pratt R.H., Winston C.A., Kammerer J.S., Armstrong L.R. Tuberculosis in older adults in the United States, 1993–2008 // J. Am. Geriatr. Soc. 2011. Vol. 59. P. 851–857.

  11. Gardner Toren K., Spitters C., Pecha M. et al. Tuberculosis in older adults: Seattle and King County, Washington // Clin. Infect. Dis. 2020. Vol. 70. N. 6. P. 1202–1207.

  12. Global Burden of Disease. Institute for Health Metrics and Evaluation, 2014. URL: http://www.healthdata.org/gbd

  13. Afonso M., Filipa F., Carvalho J. et al. Tuberculosis in the very elderly — clinical presentation and treatment outcomes // Eur. Respir. J. 2018. Vol. 52. Abstr. PA2723.

  14. Давыдовский И.В. Патологическая анатомия и патогенез болезней. М.-Л.,1938. 189 с.

  15. Negin J., Abimbola S., Marais B. Tuberculosis among older adults — time to take notice // Int. J. Infect. Dis. 2015. Vol. 32. P. 135–137.

  16. Perez-Guzman C., Vargas M.H., Torres-Cruz A., Villarreal-Velarde H. Does aging modify pulmonary tuberculosis? A meta-analytical review // Chest. 1999. Vol. 116. N. 4. P. 961–967.

  17. Khalil N.J., Kryzanowski J.A., Mercer N.J. et l. Tuberculosis outbreak in a long-term care facility // Can. J. Public Health. 2013. Vol. 104. N. 1. P. e28–e32.

  18. Yeh Y.P. Prospects for advancing TB control efforts through targeted testing and treatment of latent TB infection in Taiwan // The Fifteenth Nationwide Symposium of Taiwan Society of Pulmonary and Critical Care Medicine. Taiwan: Taiwan Society of Pulmonary and Critical Care Medicine, 2012.

  19. Shimouchi A., Koda S., Ochiai H. Survey on nosocomial infection of tuberculosis in nursing homes for elderly in Osaka City // Kekkaku. 2007. Vol. 82. N. 3. P. 179–184.

  20. Hochberg N.,Horsburgh R. Prevention of tuberculosis in older adults in the United States: obstacles and opportunities // Clin. Infect. Dis. 2013. Vol. 56. N. 9. P. 1240–1247.

  21. Lai C.C., Hsieh Y.C., Yeh Y.P. et al. A pulmonary tuberculosis outbreak in a long-term care facility // Epidemiol. Infect. 2016. Vol. 144. N. 7. P. 1455–1462.

  22. Thrupp L., Bradley S., Smith P. et al.; SHEA Long-Term-Care Committee. Tuberculosis prevention and control in long-term-care facilities for older adults // Infect. Control Hosp. Epidemiol. 2004. Vol. 25. N. 12. P. 1097–1108.

  23. Рабухин А.Е. Туберкулез вчера и сегодня // Терапевтический архив. 1978. № 3. С. 3–10.

  24. MacGee W. The frequency of unsuspected tuberculosis found post mortem in a geriatric population // Z. Gerontol. 1989. Vol. 22. N. 6. P. 311–314.

  25. Savic I., Trifunovic-Skodric V., Mitrovic D. Clinically unrecognized miliary tuberculosis: an autopsy study // Ann. Saudi Med. 2016. Vol. 36. N. 1. P. 42–50.

  26. Onal I.K., Cankurtaran M., Cakar M. et al. Fever of unknown origin: what is remarkable in the elderly in a developing country? // J. Infect. 2006. Vol. 52. N. 6. P. 399–404.

  27. Abbara A., Collin S.M., Kon O.M. et al. Time to diagnosis of tuberculosis is greater in older patients: a retrospective cohort review // ERJ Open. Res. 2019. Vol. 5. Article ID 00228-2018.

  28. Ho Lam Nguyen. Characteristics of younger versus elderly patients with pulmonary tuberculosis diagnosed at respiratory department // Eur. Respir. J. 2020. Vol. 56. Abstr. 517.

  29. World Health Organization. Global Tuberculosis Report 2017. Geneva, 2017.

  30. Mazza-Stalder J., Nicod L., Janssens J.P. La tuberculose extrapulmonaire [Extrapulmonary tuberculosis] // Rev. Mal. Respir. 2012. Vol. 29. N. 4. P. 566–578.

  31. Kulchavenya E. Extrapulmonary tuberculosis: are statistical reports accurate? // Ther. Adv. Infect. Dis. 2014. Vol. 2. N. 2. P. 61–70.

  32. Peto H.M., Pratt R.H., Harrington T.A. et al. Epidemiology of extrapulmonary tuberculosis in the United States, 1993–2006 // Clin. Infect. Dis. 2009. Vol. 49. N. 9. P. 1350–1357.

  33. García-Rodríguez J.F., Álvarez-Díaz H., Lorenzo-García M.V. et al. Extrapulmonary tuberculosis: epidemiology and risk factors // Enferm. Infecc. Microbiol. Clin. 2011. Vol. 29. N. 7. P. 502–509.

  34. Pang Y., An J., Shu W. et al. Epidemiology of еxtrapulmonary еuberculosis among inpatients, China, 2008–2017 // Emerg. Infect. Dis. 2019. Vol. 25. N. 3. P. 457–464.

  35. Syed F.F., Mayosi B.M. A modern approach to tuberculous pericarditis // Prog. Cardiovasc. Dis. 2007. Vol. 50. N. 3. P. 218–236.

  36. Maeda Y., Izawa K., Nabeshima T., Yonenobu K. Tuberculous spondylitis in elderly Japanese patients // J. Orthop. Sci. 2008. Vol. 13. N. 1. P. 16–20.

  37. Kushtagi А., Husain K.W., Kumar R. Spectrum of diseases presenting with lymphadenopathy in elderly: fine needle aspiration cytology of 60 cases // IP Arch. Cytol. Histopathol. Res. 2018. Vol. 3. N. 2. P. 65–68.

  38. Kato T., Kimura Y., Sawabe M. et al. Cervical tuberculous lymphadenitis in the elderly: comparative diagnostic findings // J. Laryngol. Otol. 2009. Vol. 123. N. 12. P. 1343–1347.

  39. Кульчавеня Е.В., Мерганов М.М., Шарипов Ф.Р. Эпидемиология внелегочного туберкулеза в регионах с высокой заболеваемостью // Туберкулез и болезни легких. 2020. Т. 98. № 7. С. 37–43.

  40. Cao Y., Fan Y., Chen Y. et al. Gross hematuria is more common in male and older patients with renal tuberculosis in china: a single-center 15-year clinical experience // Urol. Int. 2017. Vol. 99. P. 290–296.

  41. García-Caballero A., Navarro-San Francisco C., Martínez-García L. et al. Forty years of tuberculous meningitis: the new face of an old enemy // J. Infect. Dis. 2020. Vol. 99. P. 62–68.

  42. Abbara A., Collin S.M., Kon O.M. et al. Time to diagnosis of tuberculosis is greater in older patients: a retrospective cohort review // ERJ Open Res. 2019. Vol. 5. Article ID 00228-2018.

  43. Yong Soo Kwon, Su Young Chi, In Jae Oh et al. Clinical characteristics and treatment outcomes of tuberculosis in the elderly: a case control study // BMC Infect. Dis. 2013. Vol. 13. Abstr. 121.

  44. Yoshihiro К., Keiji М., Shinich Y. et al. Clinical utility of the QuantiFERON TB-2G test for elderly patients with active tuberculosis // Chest. 2008. Vol. 133. N. 5. P. 1196–1202.

  45. Azghay M., Olivier Bouchaud O., Frederic Mechaı F. et al. Utility of QuantiFERON-TB Gold In-Tube assay in adult, pulmonary and extrapulmonary, active tuberculosis diagnosis // Int. J. Infect. Dis. 2016. Vol. 44. P. 25–30.

  46. World Health Organization. WHO Consolidated Guidelines on Drug-Resistant Tuberculosis Treatment. WHO/CDS/TB/2019.3. Geneva: World Health Organization, 2019. URL: https://www.who.int/tb/publications/2019/consolidated-guidelines-drug-resistant-TB treatment/en/ (date of access March 29, 2019).

  47. Иванова Д.А., Борисов С.Е., Родина О.В. и др. Безопасность режимов лечения больных туберкулезом с множественной лекарственной устойчивостью возбудителя согласно новым рекомендациям ВОЗ 2019 г. // Туберкулез и болезни легких. 2020. Т. 98. № 1. С. 5–15.

Глава 13. Сепсис у пожилых

Взгляды на сепсис постоянно изменяются и детализируются. Современные представления о сепсисе впервые приведены в 1992 г., когда был достигнут первый консенсус по проблеме определения и диагностики сепсиса [1]. Согласно консенсусу 1992 г., сепсис рассматривался как патологический процесс, осложняющий течение клинически и/или бактериологически доказанных заболеваний инфекционный природы. Основным содержанием этого процесса является неконтролируемый выброс эндогенных медиаторов воспаления с последующим развитием органно-системных повреждений, в том числе на удалении от очага. Развитие пиемических очагов - один из клинических вариантов течения сепсиса, определяемый характером микрофлоры, что, однако, не является его обязательным критерием. То же относится и к бактериемии. Локализованная инфекция, сепсис, тяжелый сепсис и полиорганная недостаточность - это звенья одной цепи в реакции организма на воспаление вследствие микробной инвазии. Тяжелый сепсис и септический шок составляют существенную часть синдрома системной воспалительной реакции (ССВР) организма на инфекцию и являются следствием прогрессирования системного воспаления с развитием нарушения функций систем и органов.

В 2016 г. взгляды на сепсис претерпели существенное изменение, что нашло отражение в документе Surviving Sepsis Campaign [2–3]. Новая концепция сепсиса была названа "Сепсис-3". В последующих документах эксперты подтвердили свою новую позицию и детализировали произведенную модификацию [4]. Данная концепция Сепсис-3 поддерживается и российскими специалистами [5]. В этом разделе будут приведены основные положения новой концепции сепсиса, разработанные на основании консенсуса отечественных и зарубежных экспертов [4–5].

Особенно актуальна проблема сепсиса в гериатрии. Более 60% всех случаев сепсиса диагностируется у пациентов старше 65 лет, причем риск летального исхода при сепсисе у пожилых в несколько раз выше по сравнению с более молодыми пациентами [6–10]. Смертность при сепсисе оценивается на уровне 27% в отделениях общего профиля и 42% в ОРИТ. В целом летальность при сепсисе с органной дисфункцией составляет 20–40%, а при септическом шоке - от 40 до 80% [11]. Частота развития сепсиса в зависимости от возраста пациентов представлена на рис. 13-1 [12].

image
Рис. 13-1. Количество и частота случаев тяжелого сепсиса среди пациентов различных возрастных групп [12]

13.1. Определение

Сепсис - это патологический процесс, в основе которого лежит реакция макроорганизма в виде генерализованного (системного) воспаления на инфекцию различной этиологии (бактериальную, грибковую, вирусную), приводящая к остро возникающей органной дисфункции (или полиорганной недостаточности).

Септический шок - наиболее тяжелый вариант течения сепсиса, характеризующийся выраженными циркуляторными, клеточными, метаболическими нарушениями, которые проявляются артериальной гипотензией и повышением лактата в артериальной крови более 2 ммоль/л, несмотря на адекватную инфузионную терапию, и требующий введения вазопрессоров для поддержания среднего артериального давления 65 мм рт.ст. и выше при отсутствии признаков гиповолемии.

Бактериемия - выделение микроорганизмов из крови. Является одним из возможных, но не обязательных проявлений сепсиса. Обнаружение микроорганизмов в кровотоке у пациентов без клинико-лабораторных подтверждений ССВР должно расцениваться как транзиторная бактериемия, не связанная с сепсисом.

ССВР - системный ответ макроорганизма на воздействие различных агентов (микробы, травма, операция, аллергия и др.). Наличие ССВР не говорит о сепсисе; наличие ССВР может свидетельствовать о возможности наличия очага инфекции и опасности развития сепсиса.

Критерии ССВР и сепсиса приведены в табл. 13-1.

Таблица 13-1. Определение синдрома системной воспалительной реакции и сепсиса [4–5]
Патологический процесс Критерии

Синдром системной воспалительной реакции - ССВР (SIRS)

Два следующих признака или более:

  • температура >38 или <36 °С;

  • частота сердечных сокращений >90 в минуту;

  • частота дыхания >20 в минуту или PaCO2 <32 мм рт.ст.;

  • лейкоциты >12×109 /л или <4×109 /л или >10% незрелых нейтрофилов

Сепсис

Остро возникшая органная дисфункция (2 органа и более) в ответ на инфекцию (с ССВР или без); критерии органной дисфункции приведены в табл. 13-2

Септический шок

Вариант течения сепсиса, проявляющийся:

  • артериальной гипотензией;

  • повышением лактама в крови >2 ммоль/л, несмотря на адекватную инфузионную терапию, и требующий введения вазопрессоров для поддержания среднего ≥ артериального давления 65 мм рт.ст. при отсутствии признаков гиповолемии

Бактериемия - выделение микроорганизмов из крови - является одним из возможных, но не обязательных проявлений сепсиса. Отсутствие бактериемии не должно исключить возможность диагноза при наличии обозначенных выше критериев сепсиса. Даже при самом скрупулезном соблюдении техники забора крови и использовании современных микробиологических технологий даже у самых тяжелых больных частота выявления бактериемии, как правило, не превышает 45%. Обнаружение микроорганизмов в кровотоке у лиц без клинико-лабораторных подтверждений синдрома системного воспаления может расцениваться как транзиторная бактериемия и не быть обусловлена септическим процессом. Однако микробиологические исследования, в том числе крови, при строгом соблюдении техники ее забора и транспортировки являются обязательным компонентом диагностического поиска даже при подозрении о возможном сепсисе. Стойкая гипертермия, озноб, гипотермия, лейкоцитоз, признаки полиорганной дисфункции - категорические показания для микробиологического исследования крови [5].

Критерии органной дисфункции приведены в табл. 13-2. Оценку выраженности и динамики полиорганной недостаточности при сепсисе целесообразно проводить по шкале SOFA (Sepsis-related Organ Failure Assessment), имеющей высокую чувствительность при минимуме оцениваемых параметров (табл. 13-3). Значения по шкале SOFA ≥2 баллов документируют диагноз "полиорганная недостаточность". Нулевое значение по шкале SOFA указывает на отсутствие органной дисфункции.

Таблица 13-2. Критерии органной дисфункции при сепсисе
Система/орган Клинико-лабораторные признаки

Дыхательная система

Частота дыхания >24 в минуту.

Респираторный индекс (PaO2 /FiO2 ) ≤250 или SaO2 <90%.

Острый респираторный дистресс синдром или необходимость проведения ИВЛ

Почки

Диурез <0,5 мл/кг за 1 ч при адекватном восполнении объема циркулирующей крови или <80 мл за 4 ч.

Креатинин крови >176 мкмоль/л или скорость клубочковой фильтрации <80 мл/мин

Сердечно-сосудистая система

Систолическое артериальное давление ≤90 мм рт.ст. или среднее артериальное давление ≤70 мм рт.ст. в течение как минимум 1 ч, несмотря на коррекцию гиповолемии.

Нарушения ритма сердца и сократимости

Печень

Желтуха.

Увеличение билирубина >20 мкмоль/л в течение 2 дней, или

увеличение аспартатаминотрансферазы, аланинаминотрансферазы >2 норм, и/или

гипоальбуминемия

Свертывающая система

Тромбоциты <100×109 /л или

уменьшение тромбоцитов на 50% исходного значения в течение 3 дней.

Кровотечения или внутрисосудистые тромбозы

Метаболическая дисфункция

pH ≤7,3.

Дефицит оснований ≥5,0 мЭк/л.

Лактат плазмы >2 ммоль/л

ЦНС

Оценка по шкале Глазго менее 14 баллов

Таблица 13-3. Шкала SOFA (Sepsis-related Organ Failure Assessment)

Оценка

Показатель

Баллы

1

2

3

4

Оксигенация

PaO2 /FiO2

<400

<300

<200

<100

Коагуляция

Тромбоциты, ×109

<150

<100

<50

<20

Печень

Билирубин, мкмоль/л

20–32

33–101

102–204

>204

Сердечно-сосудистая система

Гипотензия, степень инотропной поддержки

Среднее артериальное давление <70

Допамин ≤5** или добутамин (любая доза)

Допамин >5** или эпинефрин (Адреналин )/ норэпинефрин (Норадреналин ) ≤0,1

Допамин >5** или эпинефрин (Адреналин )/ норэпинефрин (Норадреналин ) >0,1

ЦНС

Показатель по шкале Глазго

13–14

10–12

6–9

<6

Почки

Креатинин (мкмоль/л) или олигурия

110–170

171–299

300–440 или <500 мл/сут

>440 или <220 мл/сут

Примечание. ** - доза в мг/кг в мин не менее 1 ч.

13.2. Этиология сепсиса

Возбудителями сепсиса могут быть бактерии и грибы, причем на долю первых приходится >95% случаев. В настоящее время в большинстве многопрофильных медицинских учреждений частота грамположительного и грамотрицательного сепсиса приблизительно одинакова. Однако в ОРИТ в последние годы превалируют грамотрицательные возбудители в этиологии сепсиса. Кроме того, имеются возрастные различия в этиологии сепсиса: если у пациентов молодого и среднего возраста преобладают грамположительные микроорганизмы, то у пожилых - грамотрицательные [6–7, 9]. У пожилых сепсис достоверно чаще вызывается грамотрицательными бактериями (относительный рис. 1-31, 95% доверительный интервал 1,27–1,35) по сравнению с более молодыми пациентами, а также источником сепсиса чаще становятся дыхательная система (относительный рис. 1-29) и урогентальный тракт (относительный рис. 1-38) [13]. Пневмония была наиболее частой причиной сепсиса у пожилых в этом исследовании. У лиц пожилого возраста достаточно часто наблюдается орофарингеальная колонизация грамотрицательными бактериями, что, наряду с возрастным снижением кашлевого рефлекса и мукоцилиарного клиренса, ведет к повышенному риску развития бронхолегочных грамотрицательных инфекций и сепсиса [8, 14].

Существует определенная взаимосвязь между локализацией очага инфекции и характером микрофлоры, запускающей инфекционно-воспалительный процесс (табл. 13-4). Немаловажное значение, определяющее этиологию сепсиса, имеет факт участия в септическом процессе кишечника. Нарушение микроциркуляции ведет к патологической проницаемости слизистой оболочки, что сопровождается транслокацией бактерий и их эндотоксинов в портальную систему, а затем - в систему общей циркуляции.

Таблица 13-4. Предположительная этиология сепсиса у пожилых в зависимости от локализации первичного очага
Локализация первичного очага Наиболее вероятные возбудители

Легкие (внебольничная пневмония)

Streptococcus pneumoniae.

Staphylococcus aureus.

Klebsiella pneumoniae

Легкие (нозокомиальная пневмония, развившаяся вне ОРИТ)

Staphylococcus aureus

Легкие (нозокомиальная пневмония, развившаяся в ОРИТ)

Enterobacterales (Klebsiella spp., E. coli, P. mirabilis).

Pseudomonas aeruginosa.

Acinetobacter spp.

Stenotrophomonas maltophilia

Брюшная полость

Enterobacterales Bacteroides spp.

Enterococcus spp.

Streptococcus spp.

Candida spp.

Кожа и мягкие ткани

S. aureus.

S. pyogenes.

Enterobacterales.

Clostridium spp.

Почки

Enterobacterales.

P. aeruginosa.

Enterococcus spp.

Ротоглотка

Streptococcus spp.

Staphylococcus spp.

Анаэробы

После спленэктомии

Streptococcus pneumoniae.

Haemophilus influenzae

Внутривенный катетер

Staphylococcus epidermidis.

Staphylococcus aureus.

Реже- Enterococcus spp., Candida spp.

Увеличение продолжительности жизни лиц, перенесших критические состояния, популярность схем комбинированной антибиотикотерапии и новые препараты широкого спектра обусловили появление в последние годы прежде редко встречавшихся микроорганизмов, таких как Enterococcus faecium , Stenotrophomonas maltophilia , Flavobacterium spp . В отделениях трансплантологии и онкологии не является исключением сепсис, вызванный грибами (обычно Candida spp .).

13.3. Диагностика сепсиса

Необходимо тщательно контролировать пожилых пациентов с инфекцией с целью выявления клинических признаков системной воспалительной реакции. Причем следует помнить, что у пожилых пациентов сепсис может протекать без лихорадки или сопровождаться только субфебрилитетом [1, 6–7]. В одном исследовании показано, что лихорадка при бактериемии отсутствовала у 13% пожилых пациентов и только у 4% пациентов моложе 65 лет (р <0,01) [15]. В другом исследовании половина пожилых пациентов с сепсисом имела только умеренную гипертермию (температура <38,3 °С) [16].

У больных пожилого возраста инфекция и сепсис часто могут проявляться только неспецифическими симптомами, такими как спутанность сознания, слабость, анорексия, недержание мочи, падения [7, 13]. В исследовании T. Iberti с соавт. [17] было показано, что частота и выраженность тахикардии и гипоксемии у пожилых пациентов с сепсисом была достоверно ниже по сравнению с пациентами среднего возраста, а наиболее частыми ранними проявлениями сепсиса у пожилых были одышка и нарушение сознания. Нарушение сознания или симптомы энцефалопатии наблюдались у большинства пожилых пациентов с сепсисом [7, 18]. Клинические проявления и течение бактериемии и сепсиса у пациентов пожилого возраста, выявленные в нескольких исследованиях, представлены в табл. 13-5. Атипичные проявления сепсиса у пожилых могут затруднять своевременную диагностику заболевания, не редки случаи, когда развитие септического шока было первым проявлением инфекции у пациента [8–9, 24].

Таблица 13-5. Клинические проявления сепсиса и бактериемии у больных пожилого возраста
Категория пациентов/источник Сепсис у пожилых [19] Бактериемия у пациентов гериатрического отделения [20] Бактериемия у пациентов в доме престарелых [21] Ангиогенные инфекции у пожилых [22] Внебольничная бактериемия у пожилых [23]

Метод исследования и популяция

Ретроспективное; 44 пациента

Ретроспективное; 50 пациентов

Ретроспективное; 42 эпизода

Ретроспективное; 100 эпизодов в больнице

Проспективное; 121 пациент в стационаре

Лихорадка

88%

60%

95%

Т >38,3 °C = 65%

T 37,2–38,3 °C = 25%

47%

Нарушение сознания

16%

36%

43% - заторможенность, ступор;

2% - делирий

52%

21%

Тошнота и рвота

40%

Нет данных

25%

Нет данных

30%

Ознобы

28%

Нет данных

25%

34%

35%

Боли в животе

28%

14%

17%

Нет данных

Нет данных

Источник

Нет данных.

Высокая частота камней при острой жировой дистрофии печени (ОЖП) (15%)

Урогенитальный тракт 50%.

Пневмония 22%.

Суставы 10%.

Целлюлит 8%.

Желчные пути 8%.

Эндокардит 4%.

Трофические язвы 4%.

Неустановленный 20%

Урогенитальный тракт 60%.

Пневмония 7%.

Кожа и мягкие ткани 7%.

Раны 5%.

Кости/суставы 2%.

Неустановленный 22%

Урогенитальный тракт 27%.

Пневмония 12%.

Абдоминальный 16%.

Внутрисосудистые катетеры 9%.

Кожа и мягкие ткани 6%.

Эндокардит 3%.

Шунты 3%.

Множественный 3%.

Неустановленный 21%

Урогенитальный тракт 32%.

Пневмония 18%.

Неустановленный 26%

Летальность

33%

24%

21%

40%

38%

Диагностика сепсиса основывается на выявлении очага инфекции и/или бактериемии и клинико-лабораторных признаках ССВР. Оценка тяжести сепсиса проводится на основании выявления наличии и выраженности симптомов органной дисфункции, гипоперфузии органов и септического шока.

Учитывая наиболее частые источники сепсиса у пожилых (легкие, мочеполовая система, брюшная полость), при выявлении у пожилого пациента ССВР, и/или спутанности сознания, и/или другой неясной неврологической симптоматики необходим следующий диагностический минимум обследования.

  • Рентгенография или КТ органов грудной клетки.

  • УЗИ органов брюшной полости, почек.

  • КТ брюшной полости и почек, желательно с контрастированием.

  • Общий анализ крови.

  • С-реактивный белок, прокальцитонин.

  • Анализ мочи.

  • Микробиологическое исследование крови и мочи.

13.3.1. Микробиологическая диагностика сепсиса

Микробиологическая диагностика сепсиса является определяющей в выборе адекватных режимов антибактериальной терапии. Антибактериальная терапия, направленная на известного возбудителя, обеспечивает значительно больший клинический эффект, чем эмпирическая, направленная на широкий круг вероятных возбудителей. Именно поэтому микробиологической диагностике сепсиса следует уделять не меньше внимания, чем вопросам выбора режима терапии [5, 25].

Микробиологическая диагностика сепсиса предполагает исследование вероятного(ых) очага(ов) инфекции и периферической крови. Если из предполагаемого очага инфекции и из периферической крови выделяется один и тот же микроорганизм, его этиологическую роль в развитии сепсиса следует считать доказанной.

При выделении различных возбудителей из очага инфекции и периферической крови необходимо оценивать этиологическую значимость каждого из них. Например, в случае сепсиса, развившегося на фоне поздней нозокомиальной пневмонии, при выделении из дыхательных путей P. аeruginosa в высоком титре, а из периферической крови - коагулазонегативного стафилококка, последний, скорее всего, следует расценивать как контаминирующий микроорганизм.

Эффективность микробиологической диагностики полностью зависит от правильности взятия и транспортировки патологического материала. Основными требованиями при этом являются максимальное приближение к очагу инфекции, предотвращение контаминации материала посторонней микрофлорой и пролиферации микроорганизмов во время транспортировки и хранения до начала микробиологического исследования. Перечисленные требования удается соблюсти в наибольшей степени при использовании специально разработанных приспособлений промышленного производства (специальные иглы или системы для взятия крови, совместимые с транспортными средами, контейнерами и т.д.).

Использование приготовленных в лаборатории питательных сред для гемокультуры, ватных тампонов для забора материала, а также различного рода подручных средств (посуда из-под пищевых продуктов) должно быть исключено. Конкретные протоколы взятия и транспортировки патологического материала должны быть согласованы с микробиологической службой учреждения и строго выполняться.

Особо важное значение в диагностике сепсиса имеет исследование периферической крови. Наилучшие результаты удается получить при использовании сред промышленного производства (флаконов) в сочетании с автоматическими анализаторами роста бактерий. Однако необходимо иметь в виду, что бактериемия - присутствие микроорганизма в системном кровотоке не является патогномоничным признаком сепсиса. Обнаружение микроорганизмов даже при наличии факторов риска, но без клинико-лабораторных подтверждений синдрома системного воспалительного ответа должно расцениваться не как сепсис, а как транзиторная бактериемия. Ее возникновение описано после лечебных и диагностических манипуляций, таких как бронхо- и фиброгастроскопия, колоноскопия.

При соблюдении строгих требований к правильному взятию материала и использовании современных микробиологических методик положительная гемокультура при сепсисе наблюдается более чем в 50% случаев [25]. При выделении типичных патогенов, таких как Staphylococcus aureus, Klebsiella pneumoniae, Pseudomonas aeruginosa , грибы рода Candida , для постановки диагноза, как правило, достаточно одного положительного результата. Однако при выделении микроорганизмов, являющихся кожными сапрофитами и способных контаминировать образец (Staphylococcus epidermidis , другие коагулазонегативные стафилококки, дифтероиды, Bacillus cereus , Corynebacterium spp. ), для подтверждения истинной бактериемии требуется две положительные гемокультуры. Современные автоматические методы исследования гемокультуры позволяют зафиксировать рост микроорганизмов в течение 6–8 ч инкубации (до 24 ч), что позволяет еще через 24–48 ч получить точную идентификацию возбудителя [25].

Для проведения адекватного микробиологического исследования крови следует строго соблюдать следующие правила [25].

  1. Кровь для исследования необходимо забирать до назначения антибиотиков. Если больной уже получает антибактериальную терапию, то кровь следует забирать непосредственно перед очередным введением препарата. Ряд коммерческих сред для исследования крови имеют в своем составе сорбенты антибактериальных препаратов, что повышает их чувствительность.

  2. Стандартом исследования крови на стерильность является взятие материала из двух периферических вен с интервалом до 30 мин, при этом из каждой вены кровь необходимо отбирать в два флакона (со средами для выделения аэробов и анаэробов). Однако в последнее время целесообразность исследования на анаэробы подвергается сомнению из-за неудовлетворительного соотношения "стоимость–эффективность". При высокой стоимости расходных материалов для исследования частота выделения анаэробов крайне низка. На практике при ограниченных финансовых возможностях достаточно ограничиться взятием крови в один флакон для исследования аэробов. При наличии подозрений на грибковую этиологию необходимо использовать специальные среды для выделения грибов. При подозрении на грибковый сепсис количество взятой крови на исследование должно быть не менее 60 мл (6 флаконов по 10 мл).

Показано, что большее количество проб не имеет преимуществ в плане частоты выявления возбудителей. Взятие крови на высоте лихорадки не повышает чувствительности метода. Имеются рекомендации по забору крови за два часа до достижения пика лихорадки, однако это выполнимо только у тех пациентов, у которых подъем температуры имеет устойчивую периодичность.

  1. Кровь для исследования необходимо отбирать из периферической вены. Не показано преимуществ забора крови из артерии.

Не допускается взятие крови из катетера! Исключением являются случаи подозрения на катетер-ассоциированный сепсис. В этом случае целью исследования является оценка степени контаминации микробами внутренней поверхности катетера и взятие крови из катетера будет адекватным поставленной цели исследования. Для этого следует провести одновременное количественное бактериологическое исследование крови, полученной из интактной периферической вены и из подозрительного катетера. Если из обоих образцов выделяется один и тот же микроорганизм, то катетер, по всей видимости, является источником сепсиса. Чувствительность данного метода диагностики составляет более 80%, а специфичность достигает 100%.

  1. Взятие крови из периферической вены следует проводить с тщательным соблюдением асептики. Кожу в месте венепункции дважды обрабатывают раствором йода или повидон-йода концентрическими движениями от центра к периферии в течение минимум 1 мин. Непосредственно перед забором кожу обрабатывают 70% спиртом. При проведении венепункции оператор использует стерильные перчатки и стерильный сухой шприц. Каждую пробу (около 10 мл крови или в объеме, рекомендованном инструкцией производителя флаконов) отбирают в отдельный шприц. Крышку каждого флакона со средой перед прокалыванием иглой для инокуляции крови из шприца обрабатывают спиртом. В некоторых системах для посева крови используются специальные магистрали, позволяющие производить взятие крови из вены без помощи шприца - самотеком, под присасывающим действием вакуума во флаконе с питательной средой. Эти системы имеют преимущество, так как исключают один из этапов манипуляции, потенциально повышающий вероятность контаминации, - использование шприца.

Тщательная обработка кожи, крышки флакона и использование коммерческих систем для взятия крови с переходником позволяют снизить степень контаминации образцов до 3% и менее [26].

13.4. Интенсивная терапия сепсиса

Эффективная интенсивная терапия сепсиса возможна только при условии полноценной хирургической санации очага инфекции и адекватной антимикробной терапии. Неадекватная стартовая антимикробная терапия - независимый фактор риска летального исхода у больных с сепсисом. Вместе с тем поддержание жизни больного, предотвращение и устранение органной дисфункции невозможны без проведения адекватной и своевременной интенсивной терапии сепсиса и септического шока [4–5].

Интенсивная терапия сепсиса включает несколько равнозначных обязательных компонентов [4–5, 10, 27–28]:

  • адекватную хирургическую санацию очага инфекции;

  • адекватную и раннюю антимикробную терапию;

  • инфузионную терапию;

  • инотропную поддержку;

  • респираторную поддержку;

  • нутритивную поддержку;

  • иммунозаместительную терапию;

  • профилактику тромбоза глубоких вен и тромбоэмболии легочной артерии;

  • профилактику образования стресс-язв ЖКТ;

  • контроль гликемии.

13.4.1. Антимикробная терапия сепсиса

Антимикробные средства являются важнейшим компонентом комплексной терапии сепсиса. В последние годы были получены убедительные данные, что ранняя, адекватная эмпирическая антибактериальная терапия сепсиса приводит к снижению летальности и частоты осложнений [29–32]. Серия ретроспективных исследований позволяет также заключить, что адекватная антибактериальная терапия снижает летальность при сепсисе, вызванном грамотрицательными микроорганизмами, грамположительными микроорганизмами и грибами [30–32].

Учитывая данные об улучшении исходов заболевания при ранней адекватной антибактериальной терапии, антибиотики при сепсисе должны назначаться неотложно после уточнения нозологического диагноза и до получения результатов бактериологического исследования (эмпирическая терапия). После получения результатов бактериологического исследования режим антибактериальной терапии может быть изменен с учетом выделенной микрофлоры и ее антибиотикочувствительности.

Эмпирический выбор антибактериальных препаратов диктует необходимость применения уже на первом этапе лечения, антибиотики с достаточно широким спектром активности, иногда в комбинации, учитывая обширный перечень потенциальных возбудителей с различной чувствительностью. При локализации первичного очага в брюшной полости и ротоглотке следует также подразумевать участие в инфекционном процессе анаэробных микроорганизмов. Более определенное суждение об этиологии сепсиса возможно в случаях бактериемии после спленэктомии и катетер-ассоциированной бактериемии.

Так как максимально раннее применение адекватной антибактериальной терапии снижает риск летального исхода, фактор эффективности должен доминировать над фактором стоимости .

Таким образом, рекомендации по выбору эмпирического режима терапии сепсиса должны базироваться на основе следующих основных факторов.

  • Спектр предполагаемых возбудителей в зависимости от локализации первичного очага (см. табл. 13-4).

  • Условия возникновения сепсиса - внебольничный или нозокомиальный.

  • Уровень резистентности нозокомиальных возбудителей по данным микробиологического мониторинга [7].

  • Тяжесть инфекции, оцененная по наличию полиорганной недостаточности или шкале APACHE II.

В приведенных ниже программах терапии антибактериальные препараты ранжированы на два уровня - средства 1-й линии (оптимальные) и средства 2-й линии (альтернативные средства).

Средства 1-й линии - режимы антибактериальной терапии, применение которых, с позиций доказательной медицины и по мнению экспертов, позволяет с наиболее высокой вероятностью достичь клинического эффекта. При этом также учитывался принцип разумной достаточности, т.е. по возможности в качестве средств выбора рекомендовались антибиотики с более узким спектром антимикробной активности.

К альтернативным отнесены антибактериальные средства, эффективность которых при данной патологии также установлена, но рекомендуются они во вторую очередь по различным причинам (стоимость, переносимость, уровень устойчивости) и назначаются при недоступности или непереносимости средств 1-й линии.

В ряду рекомендуемых режимов терапии препараты указаны в алфавитном порядке при предполагаемой равнозначной эффективности, в противном случае это отмечается в комментариях.

13.4.2. Сепсис с неустановленным очагом инфекции (табл. 13-6)

Таблица 13-6. Выбор антибиотиков при сепсисе с неустановленным первичным очагом
Характеристика пациентов Антибиотики 1-й линии Антибиотики 2-й линии

Внебольничный сепсис без риска полирезистентных возбудителей [тип стратификации Стратегии контроля антимикробной терапии (СКАТ I)]

Ампициллин/сульбактам.

Цефотаксим.

Цефтриаксон

Ципрофлоксацин.

Левофлоксацин

Внебольничный сепсис с риском полирезистентных возбудителей (тип стратификации СКАТ II)

Цефотаксим/сульбактам.

Цефепим/сульбактам.

Эртапенем

Пиперациллин/тазобактам

Нозокомиальный сепсис вне ОРИТ без предшествующих антибиотиков (тип стратификации СКАТ IIIa)

Цефепим/сульбактам.

Цефоперазон/сульбактам.

Эртапенем

Пиперациллин/тазобактам.

Карбапенемы II группы*

Нозокомиальный сепсис в ОРИТ или предшествующие антибиотики (тип стратификации СКАТ IIIb)

Карбапенемы II группы* ± тигециклин

Полимиксин. Цефтазидим/авибактам (при риске MRSA добавить линезолид или ванкомицин)

Нозокомиальный сепсис в ОРИТ (тип стратификации СКАТ IIIb) с факторами риска продуцентов карбапенемаз**

Цефтазидим/авибактам ± азтреонам

Полимиксин + тигециклин.

Полимиксин + фосфомицин

*биапенем, дорипенем, имипенем, меропенем.

**предшествующая терапия карбапенемами, высокий уровень устойчивости в отделении к карбапенемам, частые госпитализации.

Рациональный выбор режима антибактериальной терапии сепсиса определяется не только локализацией источника (очага) инфекции, но и условиями возникновения инфекции (внебольничная или нозокомиальная). Если есть основания предположить внебольничный характер инфекции, то препаратами выбора могут быть цефалоспорины III поколения (цефотаксим, цефтриаксон) или фторхинолоны. Среди последних преимущество имеют препараты нового поколения (левофлоксацин, моксифлоксацин), обладающие более высокой активностью против грамположительных бактерий. Допустимо также использование цефалоспоринов II поколения или защищенных аминопенициллинов (амоксициллин/клавуланат, ампициллин/сульбактам, амоксициллин/сульбактам) в возможной комбинации с аминогликозидами (гентамицин, нетилмицин). Учитывая высокую вероятность абдоминальных источников инфекции, цефалоспорины и левофлоксацин целесообразно комбинировать с метронидазолом. При тяжелом внебольничном сепсисе с полиорганной недостаточностью и в критическом состоянии пациента (APACHE II более 15 баллов) наиболее эффективным будет режим терапии с максимальным широким спектром - эртапенем или ингибиторозащищенные β-лактамы - цефотаксим/сульбактам, цефепим/сульбактам, пиперациллин/тазобактам.

При выборе адекватного режима терапии нозокомиального сепсиса следует планировать не только охват всех потенциальных возбудителей, но и возможность участия в инфекционном процессе полирезистентных госпитальных штаммов микроорганизмов. Необходимо учитывать широкое распространение в медицинских учреждениях нашей страны (особенно многопрофильных скоропомощных стационарах, отделениях реанимации и интенсивной терапии) энтеробактерий (Klebsiella spp., E.coli ) - продуцентов β-лактамаз расширенного спектра (что сопровождается снижением эффективности цефалоспоринов и часто аминогликозидов и фторхинолонов), а также карбапенемаз (снижение эффективности карбапенемов), синегнойной палочки, устойчивой к гентамицину, ципрофлоксацину, ингибиторозащищенным β-лактамам.

В случае неэффективности указанных режимов терапии следует оценить целесообразность дополнительного назначения ванкомицина или линезолида, а также системных антимикотиков (флуконазол, эхинокандин).

13.4.3. Сепсис с установленным первичным очагом инфекции

Программы эмпирической антибактериальной терапии сепсиса существенно не отличаются от подходов терапии инфекций той локализации, где локализуется первичной очаг генерализованной инфекции (табл. 13-7). В то же время при сепсисе с полиорганной недостаточностью и септическом шоке под адекватной антибактериальной терапией мы понимаем использование максимально эффективного антибиотика уже на первом этапе эмпирической терапии, учитывая крайне неблагоприятный прогноз и возможность быстрого прогрессирования процесса до септического шока.

Таблица 13-7. Выбор антибиотиков при сепсисе с установленным первичным очагом
Локализация первичного очага Характер сепсиса Средства 1-го ряда Альтернативные средства

Брюшная полость

Внебольничный

Ампициллин/сульбактам ± аминогликозид.

Цефотаксим + метронидазол.

Цефтриаксон + метронидазол

Моксифлоксацин.

Левофлоксацин + метронидазол.

Эртапенем.

Цефотаксим/сульбактам.

Цефепим/сульбактам

Нозокомиальный

Цефоперазон/сульбактам.

Цефепим/сульбактам.

Эртапенем.

Пиперациллин/тазобактам

Биапенем.

Дорипенем.

Имипенем.

Меропенем.

Тигециклин

Легкие

Внебольничная пневмония тяжелого течения

Левофлоксацин.

Моксифлоксацин.

Цефтаролин

Цефотаксим + кларитромицин.

Цефтриаксон + кларитромицин

Нозокомиальная пневмония вне ОРИТ

Цефепим/сульбактам.

Эртапенем

Биапенем.

Дорипенем.

Имипенем.

Меропенем

Нозокомиальная пневмония в ОРИТ1

Биапенем.

Дорипенем.

Имипенем.

Меропенем.

Цефепим/сульбактам (все ± тигециклин)

Цефтазидим/авибактам.

Полимиксин ± тигециклин

Кожа, мягкие ткани, кости

Внебольничный

Амоксициллин/ клавуланат.

Ампициллин/ сульбактам.

Оксациллин. Цефазолин.

Цефтаролин (все ± клиндамицин)

Имипенем.

Меропенем.

Моксифлоксацин.

Цефепим.

Цефепим/сульбактам (все ± клиндамицин)

Внебольничный после укусов

Амоксициллин/ клавуланат.

Ампициллин/сульбактам

Доксициклин.

Моксифлоксацин

Некротические инфекции - фасциит, мионекроз

Меропенем + клиндамицин

Цефепим + клиндамицин.

Линезолид

На фоне трофических нарушений

Предложить однозначные рекомендации по лечению данной группы инфекций не представляется возможным в связи с крайним разнообразием клинических форм и этиологии.

Для выбора режима антибактериальной терапии необходима консультация специалистов по антибактериальной терапии

Нозокомиальный [8]

Цефепим/сульбактам.

Имипенем.

Меропенем

Тигециклин

Почки

Внебольничный

Эртапенем.

Цефотаксим/сульбактам.

Фосфомицин

Левофлоксацин.

Ципрофлоксацин.

Амикацин.

Цефотаксим.

Цефепим.

Цефепим/сульбактам

Нозокомиальный [9]

Биапенем.

Дорипенем.

Имипенем.

Меропенем.

Цефепим/сульбактам.

Фосфомицин

Полимиксин.

Колистин.

Амикацин

После спленэктомии

-

Цефотаксим.

Цефтриаксон

Имипенем.

Левофлоксацин.

Меропенем.

Цефепим

ЦНС

Внебольничные инфекции, в том числе открытые травмы черепа и позвоночника

Цефепим.

Цефтриаксон

Меропенем

Нозокомиальные инфекции [10]

Меропенем

Полимиксин + тигециклин

Катетер-ассоциированный

-

Оксациллин.

Цефазолин.

Цефтаролин

Даптомицин.

Ванкомицин

13.4.4. Целенаправленная терапия сепсиса

При выделении из крови или первичного очага инфекции этиологически значимого микроорганизма появляется возможность проведения этиотропной терапии с учетом чувствительности, что существенно повышает процент успеха лечения (табл. 13-8).

Таблица 13-8. Рекомендации по целенаправленной терапии сепсиса
Микроорганизмы Средства 1-го ряда Альтернативные средства

Грамположительные микроорганизмы

Staphylococcus aureus,

Staphylococcus epidermidis оксациллино-чувствительные штаммы

Оксациллин.

Цефазолин

Ампициллин/сульбактам.

Цефтаролин.

Левофлоксацин.

Моксифлоксацин.

Клиндамицин

Staphylococcus aureus,

Staphylococcus epidermidis

оксациллино-резистентные штаммы

Ванкомицин.

Линезолид

Цефтаролин.

Даптомицин

Streptococcus viridans

Ампициллин.

Бензилпенициллин

Ванкомицин.

Цефотаксим.

Цефтриаксон

Streptococcus pneumoniae

Цефотаксим.

Цефтриаксон.

Цефепим.

Цефтаролин

Ампициллин.

Ванкомицин.

Имипенем.

Левофлоксацин.

Меропенем.

Моксифлоксацин

Enterococcus faecalis

Ампициллин ± гентамицин

Ванкомицин ± гентамицин.

Линезолид

Enterococcus faecium

Линезолид

Ванкомицин + гентамицин.

Тигециклин

Грамотрицательные

E. coli, P. mirabilis, K. pneumoniae , не продуцирующие β-лактамазы

Ампициллин/сульбактам.

Цефотаксим.

Цефтриаксон.

Цефепим

Имипенем.

Меропенем.

Левофлоксацин.

Ципрофлоксацин

E. coli, P. mirabilis, K. pneumoniae , продуцирующие β-лактамазы расширенного спектра и устойчивые к цефалоспоринам

Карбапенем

Цефотаксим/сульбактам.

Цефепим/сульбактам.

Цефоперазон/сульбактам.

Тигециклин

K. pneumoniae , продуцирующая карбапенемазы и устойчивая к карбапенемам

Цефтазидим/авибактам ± азтреонам.

Полимиксин + тигециклин

Цефепим/сульбактам + азтреонам.

Полимиксин + фосфомицин

Acinetobacter baumannii

Тигециклин + полимиксин

Цефотаксим/сульбактам, цефепим/сульбактам или цефоперазон/сульбактам + тигециклин (все в повышенной дозе)

P. aeruginosa

Цефтазидим ± амикацин.

Цефепим ± амикацин

Биапенем.

Имипенем.

Дорипенем.

Меропенем.

Пиперациллин/тазобактам.

Полимиксин (все ± амикацин или ципрофлоксацин)

Burkholderia cepacia

Меропенем

Цефтазидим

Stenotrophomonas maltophilia

Ко-тримоксазол

Тигециклин

Candida albicans

Флуконазол

Анидулафунгин.

Каспофунгин

Candida crusei, Candida glabrata, Candida auris

Анидулафунгин.

Каспофунгин

Вориконазол

Примечание. ОР - оксациллинорезистентные штаммы.1 левофлоксацин, моксифлоксацин, офлоксацин, пефлоксацин, ципрофлоксацин.

Среди грамотрицательных бактерий в этиологии внутрибольничного сепсиса преобладают энтеробактерии (Enterobacterales ). Наибольшие проблемы возникают при выделении штаммов энтеробактерий, характеризующихся множественной резистентностью, причем частота таких штаммов в стационаре в последние годы существенно увеличилась.

Основным механизмом резистентности Klebsiella pneumoniae (а также E. сoli, P. mirabilis ) к β-лактамам является продукция БЛРС, гидролизующих незащищенные пенициллины, цефалоспорины I–IV поколения. Клинически важным является документированный факт снижения клинической эффективности цефалоспоринов, а также фторхинолонов и аминогликозидов при выделении штаммов-продуцентов БЛРС. Наиболее надежным режимом терапии сепсиса, вызванного Klebsiella spp. , в настоящее время следует признать назначение карбапенемов на раннем этапе лечения. При уросепсисе или абдоминальном сепсисе в качестве альтернативы возможно назначение цефепима/сульбактама или цефоперазон/сульбактама.

Другим важным механизмом резистентности грамотрицательных бактерий является индуцибельная гиперпродукция хромосомных β-лактамаз класса С, гидролизующие защищенные пенициллины и цефалоспорины I–III поколения. Данный механизм резистентности характерен для Enterobacter spp., Citrobacter freundii, Serratia marcescens, P. vulgaris, P. rettgeri . В отношении этих микроорганизмов сохраняют надежную активность цефепим и карбапенемы.

Большие сложности возникают при проведении антибактериальной терапии сепсиса, вызванного Klebsiella pneumoniae , продуцирующей карбапенемазы. Наиболее надежные рекомендации по терапии можно дать, только зная тип карбапенемазы. Так, в случае карбапенемазы класса А (KPC) или D (OXA-48) оптимальным режимом терапии будет цефтазидим/авибактам; в случае OXA-48 также может быть эффективна комбинация цефепима/сульбактама с азтреонамом или тигециклина с полимиксином. При металло-карбапенемазы класса В (NDM) наиболее надежный эффект ожидается при комбинированном назначении антибиотиков: цефтазидим/авибактам + азтреонам, или цефепим/сульбактама + азтреонам, или полимиксин + биапенем, или полимиксин + тигециклин.

Анаэробные микроорганизмы имеют клиническое значение не при всех формах сепсиса, а главным образом при локализации первичного очага в брюшной полости (преимущественно грамотрицательные - Bacteroides spp. ) или мягких тканях (Clostridium spp. и др.). В этих случаях оправдано назначение режимов антибактериальной терапии с антианаэробной активностью. Некоторые антибиотики широкого спектра проявляют высокую активность в отношении анаэробных микроорганизмов (защищенные β-лактамы, карбапенемы) и могут применяться в режиме монотерапии. Цефалоспорины, аминогликозиды и фторхинолоны (кроме моксифлоксацина) клинически значимой активностью против анаэробов не обладают, поэтому должны сочетаться с антианаэробными препаратами - метронидазолом или линкозамидами (клиндамицин, линкомицин). В последние годы клиническое значение линкозамидов как антианаэробных антибиотиков снижается из-за широкого распространения устойчивости Bacteroides spp. Клиндамицин сохраняет значение в схемах терапии инфекций мягких тканей (особенно некротизирующие инфекции), при которых существенна роль клостридиальной флоры (сохраняется хорошая чувствительность к клиндамицину, который также подавляет продукцию бактериями токсинов), а также остеомиелита с учетом хорошего проникновения препарата в костную ткань. В остальных случаях при смешанных инфекциях в качестве антианаэробного препарата предпочтительнее использовать метронидазол.

Грибковый сепсис относится к наиболее тяжелым формам заболевания с высоким уровнем летальности (50% и выше). Под грибковым сепсисом обычно подразумевается кандидемия и острый диссеминированный кандидоз. Кандидемией называется однократное выделение Candida spp. при посеве крови, полученной в период подъема температуры тела >38 °С или при наличии других признаков системной воспалительной реакции. Под острым диссеминированным кандидозом понимается сочетание кандидемии с культуральными или гистологическими признаками поражения глубоких тканей или выделение Candida spp. из двух стерильных в норме локусов и более.

К сожалению, возможности адекватной терапии грибкового сепсиса ограничены в настоящее время двумя группами препаратов - азолы (флуконазол и вориконазол) и эхинокандины (каспофунгин, анидулафунгин, микафунгин), причем эхинокандины превосходят по эффективности флуконазол. Для практических целей важно иметь представление о родовой принадлежности кандид, так как некоторые из них (C. glabrata , C. krusei, C. auris ) могут быть резистентны к азолам (флуконазол), однако остаются чувствительными к каспофунгину и анидулафунгину.

Применение антибактериальной терапии не означает необходимости одновременного назначения противогрибковых препаратов с целью профилактики инфекции, вызванной грибами. Применение антимикотиков для первичной профилактики инвазивного кандидоза рекомендуется только для пациентов с высоким риском возникновения этого осложнения, в частности у хирургических пациентов с повторной перфорацией кишечника.

13.4.5. Продолжительность антибактериальной терапии

Антибактериальная терапия сепсиса проводится до достижения стойкой положительной динамики состояния пациента и исчезновения основных симптомов инфекции. В связи с отсутствием патогномоничных признаков бактериальной инфекции абсолютные критерии прекращения антибактериальной терапии установить сложно. Обычно вопрос о прекращении антибиотикотерапии решается индивидуально на основании комплексной оценки динамики состояния пациента. В общем виде критерии достаточности антибактериальной терапии сепсиса могут быть представлены следующим образом:

  • положительной динамикой основных симптомов инфекции;

  • отсутствием признаков системной воспалительной реакции;

  • нормализацией функции желудочно-кишечного тракта;

  • нормализацией количества лейкоцитов в крови и лейкоцитарной формулы;

  • отрицательной гемокультурой.

Сохранение только одного признака бактериальной инфекции (лихорадка или лейкоцитоз) не является абсолютным показанием для продолжения антибактериальной терапии. Изолированная субфебрильная лихорадка (максимальная дневная температура в пределах 37,9 °С) без ознобов и изменений в периферической крови может быть проявлением постинфекционной астении или небактериального воспаления после оперативного вмешательства и не требует продолжения антибактериальной терапии. Так же как и сохранение умеренного лейкоцитоза (9–12×109 /л) при отсутствии сдвига влево и других признаков бактериальной инфекции.

Обычные сроки антибактериальной терапии хирургических инфекций различной локализации (кожи и мягких тканей, перитонит, НПивл ) составляют от 5 до 10 дней. Более длительная антибиотикотерапия нежелательна из-за развития возможных осложнений лечения, риска селекции резистентных штаммов и развития суперинфекции.

При отсутствии стойкого клинико-лабораторного ответа на адекватную антибактериальную терапию в течение 5–7 дней необходимо проведение дополнительного обследования (УЗИ, КТ и др.) для выявления осложнений или очага инфекции другой локализации.

В определенных клинических ситуациях требуются более длительные режимы антибактериальной терапии. Обычно это рекомендуется для инфекций, локализующихся в органах и тканях, в которых терапевтические концентрации антибиотиков трудно достижимы, следовательно, имеется более высокий риск персистирования возбудителей и рецидивов инфекции. Это относится прежде всего к остеомиелиту, инфекционному эндокардиту, вторичному гнойному менингиту. Кроме того, при инфекциях, вызванных S. aureus , обычно также рекомендуют более длительные курсы антибактериальной терапии - 2–4 нед. Разработанные рекомендации по антибактериальной терапии сепсиса относятся к наиболее характерным и часто встречающимся в хирургической практике внебольничным и нозокомиальным бактериальным инфекциям. Вместе с тем некоторые сложные клинические ситуации не рассматриваются в настоящих рекомендациях, так как с трудом поддаются стандартизации. В этом случае вопрос о тактике лечения следует решать совместно со специалистом по антимикробной химиотерапии.

Список литературы

  1. Bone R.C., Balk R.A., Cerra F.B. et al. Definitions for sepsis and organ failure and guidelines for the use of innovative therapies in sepsis. The ACCP/SCCM Consensus Conference Committee. American College of Chest Physicians/Society of Critical Care Medicine // Chest. 1992. Vol. 101. P. 1644–1655.

  2. Rhodes A., Evans L.E., Alhazzani W. et al. Surviving sepsis campaign: international guidelines for management of sepsis and septic shock: 2016 // Intensive Care Med. 2017. Vol. 43. N. 3. P. 304–377.

  3. Singer M., Deutschman C.S., Seymour C.W. et al. The Third international consensus definitions for sepsis and septic shock (Sepsis-3) // JAMA. 2016. Vol. 315. N. 8. P. 801–810.

  4. Evans L., Rhodes A., Alhazzani W. et al. Surviving sepsis campaign: international guidelines for management of sepsis and septic shock 2021 // Intensive Care Med. 2021. Vol. 47. N. 11. P. 1181–1247.

  5. Сепсис: классификация, клинико-диагностическая концепция и лечение / Под ред. Б.Р. Гельфанда. 4-е изд., доп. и перераб. М.: Медицинское информационное агентство, 2017. 408 с.

  6. Liang S.Y. Sepsis and other infectious disease emergencies in the elderly // Emerg. Med. Clin. North Am. 2016. Vol. 34. N. 3. P. 501–522.

  7. Rowe T.A., McKoy J.M. Sepsis in older adults // Infect. Dis. Clin. North Am. 2017. Vol. 31. N. 4. P. 731–742.

  8. Lineberry C., Stein D.E. Infection, sepsis, and immune function in the older adult receiving critical care // Crit. Care Nurs. Clin. North Am. 2014. Vol. 26. N. 1. P. 47–60.

  9. Clifford K.M., Dy-Boarman E.A., Haase K.K. et al. Challenges with diagnosing and managing sepsis in older adults // Expert Rev. Anti Infect Ther. 2016. Vol. 14. N. 2. P. 231–241.

  10. Gavelli F., Castello L.M., Avanzi G.C. Management of sepsis and septic shock in the emergency department // Intern. Emerg. Med. 2021. Vol. 16. N. 6. P. 1649–1661.

  11. Global Report on the Epidemiology and Burden of Sepsis. Geneva: WHO, 2020.

  12. Angus D.C., Linde-Zwirble W.T., Lidicker J. et al. Epidemiology of severe sepsis in the United States: analysis of incidence, outcome, and associated costs of care // Crit. Care Med. 2001. Vol. 29. P. 1303–1310.

  13. Martin G.S., Mannino D.M., Moss M. Effect of age on the development ant outcome with sepsis // Am. J. Respir. Crit. Care Med. 2003. Vol. 167. Abstr. A837.

  14. Valenti W.M., Trudell R.G., Bently D.W. Factors predisposing to oropharyngeal colonization with gram-negative bacilli in the aged // N. Engl. J. Med. 1978. Vol. 298. P. 1108–1111.

  15. Gleckman R., Hibert D. Afebrile bacteriemia: a phenomenon in geriatric patients // JAMA. 1982. Vol. 248. P. 1478–1481.

  16. Castle S.C., Norman D.C., Yeh M. et al. Fever response in elderly nursing home residents: are the older truly colder? // J. Am. Geriatr. Soc. 1991. Vol. 39. P. 853–857.

  17. Iberti T.J., Bone R.C., Balk R. et al. Are the criteria used to determine sepsis applicable for patients >75 years of age? // Crit. Care Med. 1993. Vol. 21. P. S130.

  18. Ely E.W., Angus D.C., Williams M.D. et al. Drotrecogin alfa (activated) treatment of older patients with severe sepsis // Clin. Infect. Dis 2003. Vol. 37. P. 187–195.

  19. Madden J.W., Croker J.R., Beynon C.P. Septicemia in the elderly // Postgrad. Med. J. 1981. Vol. 57. P. 502–509.

  20. Windsor A.C. Bacteraemia in a geriatric unit // Gerontology. 1983. Vol. 29. P. 125–130.

  21. Rudman D., Hontanosas A., Cohen Z. et al. Clinical correlates of bacteremia in a Veterans Administration extended care facility // J. Am. Geriatr. Soc. 1988. Vol. 36. P. 726–732.

  22. Meyers B.R., Sherman E., Mendelson M.H. et al. Bloodstreem infections in the elderly // Am. J. Med. 1989. Vol. 86. P. 379–386.

  23. Whitelow D.A., Rayner B.L., Willcox P.A. Community-acquired bacteremia in the elderly: a prospective study of 121 cases // J. Am. Geriatr. Soc. 1992. Vol. 40. P. 996–1000.

  24. Chassagne P., Perol M.B., Trivalle C. et al. Is presentation of bacteremia in the elderly the same as in younger patients? // Am. J. Med. 1996. Vol. 100. P. 65–70.

  25. Сидоренко С.В., Яковлев С.В. Инфекции в интенсивной терапии. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Бионика, 2003. 208 с.

  26. Smith-Elekes S. et al. Microbiological diagnostics of sepsis // Infect. Dis. Clin. North Am. 1993. Vol. 7. P. 221–227.

  27. Dellinger R.P., Carlet J.M., Masur H. et al. Surviving Sepsis Campaign guidelines for management of severe sepsis and septic shock // Crit. Care Med. 2004. Vol. 32. P. 858–873.

  28. Girard T.D., Opal S.M., Ely E.W. Insights into severe sepsis in older patients: from epidemiology to evidence-based management // Clin. Infect. Dis. 2005. Vol. 40. P. 719–727.

  29. Niederman M.S., Baron R.M., Bouadma L. et al. Initial antimicrobial management of sepsis // Crit. Care. 2021. Vol. 25. N. 1. Abstr. 307.

  30. Coopersmith C.M., De Backer D., Deutschman C.S. et al. Surviving sepsis campaign: research priorities for sepsis and septic shock // Intensive Care Med. 2018. Vol. 44. N. 9. P. 1400–1426.

  31. Purcarea A., Sovaila S. Sepsis, a 2020 review for the internist // Rom. J. Intern. Med. 2020. Vol. 58. N. 3. P. 129–137.

  32. Funk D.J., Kumar A. Antimicrobial therapy for life-threatening infections: speed is life // Crit. Care Clin. 2011. Vol. 27. N. 1. P. 53–76.

Глава 14. Инфекционный эндокардит

Научное понимание и медикаментозное лечение ИЭ значительно эволюционировали с XIX в., но это заболевание по-прежнему ассоциируется с высокой заболеваемостью и смертностью [1–2]. Снижение заболеваемости ревматической лихорадкой и увеличение числа дегенеративных пороков сердца изменили эпидемиологию ИЭ [3]. Распространенность этих патологий, а также увеличение продолжительности жизни и более широкое использование клапанных протезов, кардиостимуляторов и имплантируемых устройств - все это способствовало увеличению случаев ИЭ среди пожилых людей [1, 4–6]. То же самое относится к росту эпизодов инфекций мочевыводящих путей и заболеваний желчных путей; эти инфекции часто сопровождаются бактериемией, которая может привести к повреждению сердечных клапанов и вызвать ИЭ [1–3]. В период с 1986 по 2018 г. средний возраст больных с ИЭ, не связанным с наркоманией, увеличился в среднем с 43,4 до 60,8 лет, при этом доля больных в возрасте ≥65 лет увеличилась за эти годы в 8 раз - с 7,4 до 60,8%; среди пожилых преобладали мужчины [7] с наиболее частой локализацией на аортальном и митральном клапанах.

В нескольких исследованиях были проанализированы различия в ИЭ в зависимости от возраста людей [1–3, 7–10]. У пожилых ИЭ часто протекает на начальном этапе малосимптомно, атипично и может дебютировать с декомпенсацией основного заболевания, но сопровождается более высокой смертностью, большей распространенностью таких микроорганизмов, как Enterococcus spp ., коагулазонегативные стафилококки, и меньшей встречаемостью золотистого стафилококка [3, 9, 10–11]. Высокая частота нозокомиальных инфекций у пожилых (инфекции мочевыводящих путей, катетер-ассоциированные ангиогенные инфекции и др.) является одним из факторов риска развития ИЭ и дает основание выделять нозокомиальный [1].

Постарение ИЭ - установленный факт. Однако врачи общей практики и прежде всего интернисты недостаточно осведомлены об этом, в результате чего ИЭ не включается в круг диагностического поиска в соответствующих клинических ситуациях у пожилых, а больным не проводится целенаправленного исследования. Многие больные с неясными лихорадками, анемиями трактуются не всегда правильно, а катамнез у этих пациентов не прослеживается. В результате врач не получает информации, которая могла бы обогатить его клинический опыт и оказывала бы влияние на уже сформировавшиеся прежние представления.

Факторами риска развития ИЭ у пожилых и стариков могут быть также более частое наличие у них атеросклеротических клапанных поражений, инфаркта миокарда (постинфарктный ИЭ), опухолей сердца. Развивающийся с возрастом инволюционный иммунодефицит (главным образом в системе Т-клеточного иммунитета), а также наличие ряда заболеваний, вызывающих иммунодепрессию (сахарный диабет, лимфопролиферативные и другие злокачественные опухоли), вносят свой вклад в развитие ИЭ.

14.1. Этиология инфекционного эндокардита

Как было сказано ранее, у пожилых в этиологии ИЭ чаще встречаются энтерококки и коагулазонегативные стафилококки, однако причиной могут быть и другие характерные для эндокардита возбудители. В этиологии ИЭ традиционно доминируют грамположительные микроорганизмы (>90%).

Среди грамположительных микроорганизмов следует выделить три группы бактерий.

  • Стафилококки: Staphylococcus aureus и коагулазонегативные стафилококки (S. еpidermidis, S. saprophyticus ).

  • Стрептококки: Streptococcus bovis и группа зеленящих (viridans) стрептококков, которая представлена S. mitis, S. sanguis, S. mutans, S. salivarius, <i>S. vestibularis, S. oralis </i>.

  • Энтерококки: Enterococcus faecalis и E. faecium .

Грамотрицательные возбудители при ИЭ встречаются редко (5–7%) и представлены двумя группами бактерий.

  • Группа HACEK: Haemophilus spр. Aggregatibacter sрp. Cardiobacterium hominis, Eikenella corrodens и Kingella spp .

  • Bartonella spp. (B. henselae и B. vinsonii ) и Pasteurella multocida .

Грамотрицательные бактерии порядка Enterobacterales (Escherichia coli, Klebsiella pneumoniae, Proteus spp. ) и Pseudomonas aeruginosa крайне редко являются причиной ИЭ, могут наблюдаться при нозокомиальном ИЭ у пожилых пациентов с тяжелой коморбидностью.

К характерным, но не частым возбудителям ИЭ относятся и атипичные микроорганизмы:

  • Coxiella burnetii ;

  • Mycoplasma pneumoniae ;

  • Chlamydia spp.

Редкими возбудителями ИЭ являются дрожжевые грибы - Candida spp ., чаще у больных с иммуносупрессией и протезированными клапанами сердца.

Этиология ИЭ зависит от локализации первичного очага инфекции и предрасполагающих факторов (табл. 14-1).

Таблица 14-1. Вероятная этиология инфекционного эндокардита
Первичный источник и клиническая ситуация Наиболее характерные возбудители

Плохая гигиена полости рта, стоматологические манипуляции, гингивит, болезни периодонта

Streptococcus group viridans .

Микробы группы HACEK

Заболевания кишечника, в том числе опухоли, сахарный диабет

Streptococcus bovis.

Enterococcus spp.

Инфекция кожи и мягких тканей (фурункул, пиодермия, целлюлит, инфицированные пролежни и трофические язвы и др.)

Staphylococcus aureus

В/в наркомания, пирсинг

Staphylococcus aureus, реже Enterococcus spp.

Центральный венозный катетер

Staphylococcus aureus.

Коагулазонегативные стафилококки

Инфекции мочевыводящих путей

Enterococcus spp.

Протезированные клапаны, имплантированный кардиостимулятор, кардиовектор-дефибриллятор

Staphylococcus aureus.

Коагулазонегативные стафилококки

Врожденный или приобретенный порок сердца

Streptococcus group viridans

Контакт с контаминированным молоком или инфицированными домашними или дикими животными; работа с кожей и шерстью животных; укус иксодовым клещом

Coxiella burnetii

Собака или кошка (или другие домашние животные) - контакт или укус; бездомные люди, вши

Bartonella, Pasteurella, Chlamydia, Mycoplasma

Стоматологические манипуляции и заболевания периодонта у пожилых являются источником бактериемии с такой же частотой, как и среди более молодых [3, 6]. Основным этиологически фактором ИЭ при этом являются стрептококки группы viridans . Стафилококки (золотистый и коагулазонегативные) являются этиологическим фактором ИЭ у больных с наличием внутривенных катетеров, с наличием предшествующей кожной инфекции, а также при ИЭ, ассоциированном с протезированными клапанами и имплантированными внутрисердечными девайсами. Кроме того, стафилококковую этиологию ИЭ следует предполагать в случае первичного поражения трикуспидального клапана. У больных с инфекцией мочевыводящих путей или желудочно-кишечного тракта основными возбудителями ИЭ обычно являются энтерококки.

Streptococcus bovis является причиной ИЭ при различных заболеваниях желудочно-кишечного тракта, особенно при раке толстой кишки, причем признаки поражения кишечника часто отсутствуют. С учетом этого необходимо тщательное исследование кишечника при выявлении данного возбудителя у больных ИЭ.

Следует отметить, что по мере совершенствования микробиологической техники возрастает частота выделения некоторых возбудителей, составлявших часть "культуронегативных" ИЭ. К таким возбудителям относятся микроорганизмы группы HACEK, Bartonella spp., Pasteurella spp.

14.2. Клиническая картина инфекционного эндокардита

Клинические проявления ИЭ можно разделить на три группы.

  • Стойкая лихорадка выше 38 °С с ознобами; в начале заболевания лихорадка часто прекращается на фоне применения антибиотиков, но затем, через 1–2 нед после отмены, вновь рецидивирует. В последующем лихорадка становится стойкой, несмотря на назначение антибиотиков. Следует отметить, что у пожилых ИЭ чаще по сравнению с молодыми пациентами протекает без лихорадки или только с субфебрильными цифрами гипертермии [7–8].

  • Неспецифические симптомы, связанные с персистирующей инфекцией: утомляемость, миалгии, артралгии, мышечная слабость, ночная потливость, анорексия, потеря веса, спленомегалия, анемия; анемия при ИЭ чаще наблюдается у пожилых [8], относится к категории анемии хронических состояний и является гипо- или нормохромной.

  • Сосудистые феномены [12–13]: геморрагическая или пехиальная сыпь на конечностях (рис. 14-1), микотическая аневризма, артериальные септические эмболии в конечности (рис. 14-2), позвоночник с развитием эпидурита или спондилодисцита, внутричерепное кровоизлияние, кровоизлияние в конъюнктиву (рис. 14-3), симптом Женевье (рис. 14-4), осколочные подногтевые кровоизлияния, септическая пневмония (рис. 14-5).

  • Иммунологические феномены [12–13]: узелки Ослера на конечностях (рис. 14-6), пятна Рота в конъюнктиве (рис. 14-7), гломерулонефрит.

  • Аускультативные признаки: появление шума в области выслушивания клапанов сердца или изменение характера шума, связанное с новой клапанной регургитацией у больных с протезированными клапанами.

image
Рис. 14-1. а, б — диффузная петехиальная сыпь у пациента со стафилококковым (S. aureus) эндокардитом. Тщательный осмотр петехий может выявить некоторые поражения с пустулезным центром, которые почти всегда дают положительный результат при окрашивании по Граму [Essential Atlas of Infectious Diseases. Third edition/Editor Gerald L. Mandell. Current Medicine Ltd, 2004]; б — петехиальная сыпь со слиянием и образованием подкожных геморрагий у больного со стафилококковым (S. aureus) инфекционным эндокардитом. Собственное наблюдение
image
Рис. 14-2. Артериальные септические эмболии в конечности с развитием подкожного абсцесса на стопе (а) и некроза фаланги пятого пальца кисти (б). [Infectious Diseases/ Editors Donald Armstrong, Jonathan Cohen. MOSBY Harcout Publishers Ltd, London, 2000. Volume 1]
image
Рис. 14-3. Кровоизлияние в конъюнктиву при стафилококковом инфекционном эндокардите. [Essential Atlas of Infectious Diseases Third edition/Editor Gerald L. Mandell. Current Medicine Ltd, 2004]
image
Рис. 14-4. Симптом Женевье (Janeway) у пациента со стафилококковым (S. aureus) эндокардитом. Повреждения Женевье, как правило, безболезненные, плоские и иногда геморрагические, как в этом случае. Эмболического происхождения с образованием микроабсцессов в дерме, они почти патогномоничны для S. aureus эндокардита. [Essential Atlas of Infectious Diseases. Third edition/Editor Gerald L. Mandell. Current Medicine Ltd, 2004]
image
Рис. 14-5. Септическая пневмония у больного 68 лет со стафилококковым инфекционным эндокардитом. Несколько очагов слабой интенсивности в правом и левом легком. Собственное наблюдение
image
Рис. 14-6. Узелки Ослера (Osler) у больного инфекционным эндокардитом. Эти поражения обычно возникают на пальцах рук или ног и являются болезненными и исчезающими. Вероятно, они опосредованы иммунопатологическими факторами: a — Essential Atlas of Infectious Diseases. Third edition/Editor Gerald L. Mandell. Current Medicine Ltd, 2004; б — Infectious Diseases/Editors Donald Armstrong, Jonathan Cohen. MOSBY Harcout Publishers Ltd, London, 2000. Vol. 1
image
Рис. 14-7. Пятна Рота при инфекционном эндокардите. Эти поражения неясного патогенеза обычно характеризуются центральной прозрачной областью, окруженной кровоизлиянием. [Essential Atlas of Infectious Diseases. Third edition / Editor Gerald L. Mandell. Current Medicine Ltd, 2004]

14.3. Факторы риска инфекционного эндокардита

Диагностику ИЭ следует проводить во всех случаях появления указанных выше симптомов или ЛНГ, особенно при наличии факторов риска. К факторам риска ИЭ относятся [14–17]:

  • врожденные пороки сердца (кроме дефекта межпредсердной перегородки);

  • приобретенные пороки сердца различного генеза, включая атеросклеротические у пожилых больных;

  • пролапс митрального клапана с регургитацией;

  • протезированный клапан сердца;

  • гипертрофическая кардиомиопатия;

  • внутрисердечные девайсы - кардиостимулятор, кардиовектор-дефибриллятор;

  • внутрисосудистые катетеры;

  • внутривенные наркоманы;

  • ИЭ в анамнезе.

14.4. Диагностика инфекционного эндокардита у пожилых

Трудности своевременного распознавания ИЭ, известные со времен Ослера, остаются актуальной проблемой современной клиники. Диагностика ИЭ в позднем возрасте по ряду причин представляет еще большие сложности и сопряжена с более высоким процентом ошибок. Можно выделить основные причины ошибочной или запоздалой диагностики ИЭ у пожилых [18–19]:

  • ориентировка врачей на преимущественную заболеваемость ИЭ в молодом возрасте;

  • моносимптомный дебют заболевания (лихорадка, анемия, инсульт, инфаркт селезенки, спондилодисцит и др.);

  • высокая частота фоновой патологии клапанов сердца в результате атеросклеротического поражения;

  • высокая частота сопутствующей сердечной и внесердечной патологии, мимикрирующие ИЭ, например декомпенсация хронической сердечной недостаточности, усиление дыхательной недостаточности у больного ХОБЛ и др.;

  • маски различных заболеваний, типичных для пожилого и старческого возраста;

  • трудности обследования больных (тяжелая сердечная патология и сопутствующие заболевания).

Очевидны трудности диагностики ИЭ на фоне имеющихся предшествующих клапанных поражений, чаще атеросклеротического генеза. Фиброз и кальциноз створок клапанов у больных с ишемической болезнью сердца затрудняет визуализацию вегетаций при эхокардиографическом исследовании, так как является источником самостоятельных эхосигналов. Трудности трактовки эхокардиографических данных могут быть причиной как гипо-, так и гипердиагностики ИЭ. Последняя чаще всего обусловлена миксоматозной дегенерацией створок при пролапсе митрального клапана, атеросклеротическим поражением клапанов и подклапанных структур, узелками на створках как проявление неинфекционного тромбэндокардита (опухоли, сахарный диабет, системные васкулиты) [8, 18].

Для пожилых больных при ИЭ наиболее характерно поражение митрального и аортального клапанов, что наблюдается примерно с одинаковой частотой; поражение трикуспидального клапана встречается значительно реже по сравнению с более молодыми пациентами [7–8, 18].

Ошибки в диагностике ИЭ у больных пожилого и старческого возраста отмечаются приблизительно в половине случаев [18]. Среди ошибочных диагнозов, с которыми больные обычно направляются на госпитализацию, наиболее часто фигурируют нарушение мозгового кровообращения, застойная сердечная недостаточность, пневмония, боль в животе, опухоль неустановленной локализации, дегенеративные заболевания позвоночника. Следует отметить, что возраст больных и "возрастная структура" различных заболеваний накладывают свой отпечаток на трактовку некоторых признаков при ИЭ. Так, если нарушение мозгового кровообращения у больных молодого и среднего возраста заставляет подозревать в том числе и ИЭ, то у пожилых и стариков аналогичная ситуация практически однозначно трактуется как следствие сосудистой патологии.

Редким проявлением ИЭ может быть инфаркт миокарда, развитие которого обычно ассоциируют с коронарным тромбозом на фоне атеросклеротического поражения. При ИЭ инфаркт миокарда носит эмболический характер и связан с попаданием в мелкие и крупные ветви коронарных артерий тромботических частиц с клапанных вегетаций аортального, реже митрального клапанов. Эти инфаркты могут не отличаться от таковых при ишемической болезни сердца, но чаще протекают без выраженной болевой симптоматики и проявляются нарастающей сердечной недостаточностью. У больных с сопутствующей ишемической болезнью сердца правильная трактовка эмболических инфарктов при ИЭ представляет особые трудности.

Различные психические нарушения, напоминающие сенильную деменцию, могут преобладать в клинической картине у стариков, задерживая тем самым своевременную диагностику истинного заболевания. Значительно чаще у пожилых и стариков встречается спутанность, которая сама по себе является универсальным клиническим признаком, возникающим при различных инфекциях, травмах, лекарственной терапии и др. Неправильная трактовка спутанности или несвоевременное распознавание ее основной причины, в том числе и инфекционной патологии, значительно ухудшает прогноз и результаты лечения.

Лихорадка остается одним из частых клинических проявлений ИЭ у больных различных возрастных групп, хотя среди пожилых больных, по некоторым данным, частота "безлихорадочного" ИЭ выше по сравнению с более молодыми группами [1, 8]. Врач любого профиля должен помнить, что ИЭ является одной из причин так называемых ЛНГ, особенно у больных пожилого и старческого возраста [18], причем на протяжении определенного срока лихорадка может быть основным или единственным проявлением заболевания. Трудности диагностики в этих ситуациях усугубляются еще и тем, что отсутствие признаков поражения сердца, в том числе аускультативных, а также других проявлений ИЭ при наличии таких неспецифических лабораторных синдромов, как анемия, увеличение СОЭ, не дают оснований подозревать ИЭ и определять нужное направление диагностического поиска. У пожилых пациентов с ЛНГ аускультативные признаки клапанного поражения могут не определяться при отсутствии формирования порока сердца, а также тех участков эндокарда, над которыми имеется рубцовая ткань после перенесенного инфаркта миокарда. Кроме того, сложно дифференцировать при аускультации поражение клапанов при ИЭ с клапанным поражением атеросклеротического генеза. При наличии ЛНГ у пожилого пациента следует заподозрить ИЭ при развитии инсульта, рецидивирующей тромбоэмболии легочной артерии, декомпенсации хронической сердечной недостаточности неясного генеза, снижении уровня гемоглобина в крови при отсутствии признаков кровотечения [19].

С целью своевременной диагностики ИЭ у больных пожилого и старческого возраста и с учетом особенностей течения заболевания были предложены ключевые признаки [20], к которым относятся следующие:

  • лихорадка в сочетании с необъяснимой сердечной недостаточностью;

  • лихорадка в сочетании с цереброваскулярными проявлениями (инсульт, абсцессы головного мозга);

  • лихорадка и необъяснимая почечная недостаточность;

  • лихорадка и боль в спине;

  • необъяснимая потеря веса и анемия;

  • необъяснимая боль в спине;

  • новый сердечный шум;

  • ЛНГ у больных с внутрисосудистыми катетерами;

  • необъяснимая гипотония;

  • спутанность сознания.

Каждый из указанных признаков может быть изолированным или сочетаться друг с другом. Необходимо подчеркнуть, что лихорадка наблюдается не у всех больных пожилого и старческого возраста. Поэтому наличие необъяснимой сердечной или почечной недостаточности, цереброваскулярных нарушений, болей в спине самих по себе должно служить поводом заподозрить ИЭ у пожилых и определить направление диагностического поиска.

Результаты микробиологических исследований крови, на которые клиницисты возлагают большие надежды, приблизительно у 20–30% больных оказываются отрицательными. Причинами ИЭ с отрицательной гемокультурой (Culture-negative endocarditis) могут быть [18, 21]:

  • предшествующее применение антибиотиков для "лечения" ЛНГ в поликлинике или стационаре;

  • назначение антибиотика при установленном диагнозе ИЭ до взятия крови на микробиологическое исследование;

  • отсутствие активной инфекции, т.е. наличие вегетаций на клапанах (тромбоэндокардит), отражающих перенесенный ранее ИЭ;

  • некультивируемые возбудители ИЭ, т.е. не выявляемые классическими микробиологическими методами, для диагностики которых требуется проведение серологических методов или ПЦР (Coxiella burnetii , Mycoplasma spp. , Chlamydia spp. );

  • медленно растущие микроорганизмы, выделение которых требует большее время (7–14 дней) по сравнению с обычными микробами, их рост может быть зафиксирован в течение 1–5 дней (группа HACEK).

Современные молекулярные методы диагностики, активно внедряемые в последние годы в работу микробиологической лаборатории, повышают вероятность этиологической диагностики ИЭ за счет выявления трудно культивируемых микробов. К таким методам, например, относится времяпролетная масс-спектрометрия (MALDI-TOF MS). Кроме того, повышает вероятность выделения возбудителя ИЭ увеличение количества исследуемых гемокультур (6–8 флаконов крови в день по сравнению со стандартными 2–4 флаконами).

Существенную помощь в диагностике современного ИЭ оказывает эхокардиографическое исследование, однако данный метод имеет также свои пределы и дает у ряда пожилых больных отрицательные результаты [1]. Возможность регистрации вегетаций при ИЭ тесно связана с длительностью лихорадки и особенностями микробной флоры. При острых формах заболевания, вызванного S. аureus , вегетации могут быть обнаружены уже на 6–7-й день, а при затяжных вариантах, стрептококковых или энтерококковых - не ранее 2 нед. Наиболее патогномоничный признак - сочетание вегетаций с признаками нарушения целостности створок и развитием недостаточности клапанов, чего не наблюдается при небактериальных тромбоэндокардитах (злокачественные опухоли, сахарный диабет, терминальные состояния и др.) [19–20]. Трудности визуализации при эхокардиографии могут быть связаны с наличием сопутствующей эмфиземы легких, столь частой патологии в пожилом и старческом возрасте. Эхокардиографическое исследование должно проводиться с использованием максимального количества точек обзора. Помимо трансторакальной целесообразно проводить чреспищеводную эхокардиографию, которая повышает частоту выявления вегетаций. В качестве скрининга можно использовать трансторакальную эхокардиографию, но при отсутствии изменений на клапанах целесообразно провести чреспищеводную эхокардиографию.

Для диагностики ИЭ целесообразно использовать критерии Duke в последней модификации, которые приняты в большинстве стран мира [15, 17, 22–23]. Критерии Duke диагностики ИЭ представлены в табл. 14-2.

Таблица 14-2. Критерии Duke инфекционного эндокардита [15, 17, 22–23]
Большие (Major) критерии Малые (Minor) критерии
  1. Положительная гемокультура - выделение типичного микроорганизма в 2 пробах крови и более при отсутствии первичного локуса инфекции:

    • Streptococcus bovis ;

    • Viridans Streptococci (S. mitis, S. sanguis, S. mutans, S. salivarius, S. vestibularis, S. oralis) ;

    • Staphylococcus aureus (в том числе при наличии первичного локуса);

    • микроорганизмы группы HACEK (Haemophilus spp. Aggregatibacter spp. Cardiobacterium hominis, Eikenella corrodens, and Kingella spp.) ;

    • Enterococcus faecalis , внебольничный штамм;

    • Coxiella burnetii - однократное выделение из крови или положительный серологический тест - антитела IgG в титре ≥1:800

  1. Наличие факторов риска ИЭ, в/в наркотики.

  2. Лихорадка, температура >38 °С (+ ознобы).

  3. Сосудистые феномены:

    • артериальные (септические) эмболии в конечности, селезенку, почки, головной мозг;

    • септическая пневмония;

    • микотическая аневризма;

    • внутричерепное кровоизлияние;

    • кровоизлияние в конъюнктиву;

    • геморрагическая или петехиальная сыпь на конечностях, симптом Женевье.

  4. Иммунологические проявления:

    • узелки Ослера;

    • пятна Рота;

    • гломерулонефрит;

    • ревматоидный фактор.

  5. Положительная гемокультура, не отвечающая большим критериям (за исключением однократного выделения S. еpidermidis ), или положительный серологический тест на Bartonella spp., Mycoplasma spp., Chlamydia spp.

  1. Эхокардиографические признаки поражения эндокарда:

    • дополнительные образования на клапанах или имплантатах;

    • вегетации;

    • абсцесс в подклапанных структурах или перфорация створки клапана;

    • новая клапанная регургитация;

    • нарушение функции протезированного клапана

Критерии диагноза инфекционного эндокардита

Определенный ИЭ:

  • 2 больших критерия;

  • 1 большой критерий и 3 малых критерия;

  • 5 малых критериев.

Возможный ИЭ:

  • 1 большой критерий и 1 малый критерий;

  • 3 малых критерия

Следует подчеркнуть, что диагноз ИЭ правомерен при отсутствии больших критериев. Это крайне важно, так как уже отмечено выше, что не во всех случаях возбудителей ИЭ можно выделить из крови, и вегетации на клапанах не всегда представляется возможным визуализировать. Это также важно для медицинских организаций, не имеющих собственной микробиологической лаборатории и возможности осуществить чреспищеводную эхокардиографию.

В случае документированного диагноза ИЭ тактика ясна - немедленное начало адекватной антибактериальной терапии и решение вопроса о хирургическом лечении.

В случае возможного ИЭ необходимо дальнейшее обследование пациента для верификации диагноза. При отсутствии других альтернатив инфекционному диагнозу, наличии стойких признаков бактериального воспаления (СРБ, прокальцитонин) и исключении других локусов инфекции тактически верным решением будет проведение курса антибактериальной терапии по программе лечения ИЭ. При наличии факторов риска ИЭ при возможном диагнозе ИЭ мы настоятельно рекомендуем проведение антибактериальной терапии по программе лечения ИЭ.

Необходимо прокомментировать микробиологическую диагностику ИЭ и различия между первым большим критерием и пятым малым критерием Duke. В официальных критериях Duke указано, что диагностической значимостью обладают типичные микробы, выделенные в двух пробах крови. Однако необходимо отметить, что выделение типичных микробов, указанных в п. 1 больших критериев, даже в одной пробе крови можно расценивать как достоверный результат при условии соблюдения всех правил взятия образца крови. Особенно это относится к S. aureus , S. bovis , S. viridans , которые не являются кожной сапрофитной микрофлорой. Другие микроорганизмы, указанные в п. 5 малых критериев, потенциально включают любых микробов, однако следует учитывать, что грамотрицательные микроорганизмы крайне редко вызывают ИЭ (<3%). Среди грамотрицательных микроорганизмов в качестве возможных возбудителей ИЭ следует расценивать некоторых представителей порядка Enterobacterales (Escherichia coli, Klebsiella pneumoniae при условии, что источником эндокардита являются почки или кишечник), Pseudomonas aeruginosa (при условии, что источник инфекции - инфекции кожи и мягких тканей, пирсинг, легкие); наряду с этим такие грамотрицательные бактерии, как Proteus spp. , Enterobacter spp. , Serratia spp. , Acinetobacter baumannii , Stenotrophomonas maltophilia , вряд ли могут быть признаны в качестве возбудителей ИЭ. Грибы (Candida spp. ) могут быть потенциальными возбудителями ИЭ, но у пациентов с иммунодефицитом и/или тяжелой коморбидностью.

14.5. Лечение инфекционного эндокардита

Лечение ИЭ включает медикаментозную терапию (антимикробные препараты, противовоспалительные препараты, коррекция полиорганной недостаточности при развитии сепсиса), профилактику тромбоэмболических осложнений и хирургическое лечение.

Антибиотики для лечения ИЭ назначают эмпирически (до выделения возбудителя из крови) или целенаправленно (после уточнения этиологического диагноза), в виде монотерапии и комбинированной терапии. Важно помнить, что не все антибиотики могут назначаться для лечения больных с ИЭ, даже в случае чувствительности к ним in vitro возбудителя. Для лечения ИЭ более эффективны антибиотики, обладающие бактерицидным действием, а в случае ИЭ протезированных клапанов или ИЭ, связанном с внутрисердечными девайсами, необходимо в комбинированную терапию включать антибиотики, проявляющие активность против микробов в биопленке [24]. К антибиотикам с преимущественно бактерицидным действием на прокариотическую клетку, относятся β-лактамы (пенициллины, цефалоспорины, карбапенемы), аминогликозиды, гликопептиды (ванкомицин, тейкопланин), липопептиды (даптомицин). К антибиотикам, проявляющим активность против микробов в биопленке, относятся даптомицин, рифампицин, тетрациклины и тигециклин, в меньшей степени - фторхинолоны, линезолид, ванкомицин; среди антифунгальных препаратов такой активностью обладают эхинокандины (каспофунгин, анидулафунгин).

В последние годы в принципе достигнут консенсус по тактике антибактериальной терапии ИЭ в плане выбора антибиотика, их комбинированного применения и длительности терапии [8, 17, 22–23, 25–29]. В настоящем издании мы предлагаем программы эмпирической и целенаправленной антибактериальной терапии ИЭ на основе данных рекомендаций, но с учетом определенных локальных особенностей. К таким относятся доступность антибиотиков в медицинской практике, малые возможности рутинного определения МПК в клинике и терапевтического лекарственного мониторинга. Следует отметить, что рекомендации по антибактериальной терапии ИЭ у пожилых и более молодых пациентов существенно не отличаются. Необходимо только учитывать возрастные ограничения на применение некоторых антибиотиков из-за более высокого риска развития побочных эффектов и возрастных изменений фармакокинетики.

Рекомендации по эмпирической терапии ИЭ представлены в табл. 14-3. Выбор антибиотика для эмпирической терапии определяется прежде всего анализом предполагаемого возбудителя с учетом клинической ситуации и наличия факторов риска [30]. При неустановленном возбудителе ИЭ длительность антибактериальной терапии должна составлять от 4 до 6 нед.

Таблица 14-3. Эмпирическая терапия инфекционного эндокардита у пожилых пациентов
Вероятный возбудитель Факторы риска Антибиотики 1-й линии Антибиотики 2-й линии

Staphylococcus aureus

Стафилококковые инфекции кожи и мягких тканей.

Поражение трикуспидального клапана.

Инфицированный центральный венозный катетер.

Внутрисердечные девайсы.

В/в наркомания.

Пирсинг

Оксациллин в/в в дозе 2 г 4–6 раз в сутки.

Цефазолин в/в в дозе 2 г 3–4 раза в сутки.

При наличии в/с девайсов:

Даптомицин в/в в дозе 6–10 мг/кг 1 раз в сутки ± рифампицин в/в в дозе 300–450 мг 2 раз в сутки

Даптомицин в/в в дозе 6–10 мг/кг 1 раз в сутки.

Цефтаролин в/в в дозе 0,6 г 3 раза в сутки.

Цефепим в/в в дозе 2 г 3 раза в сутки

Стрептококки (S. bovis, viridans Streptococci )

Заболевания полости рта.

Порок сердца.

Поражение митрального и/или аортального клапана

Ампициллин в/в в дозе 2 г 4–6 раз в сутки.

Цефтриаксон в/в в дозе 2 г 2 раза в сутки

Цефотаксим в/в в дозе 2 г 4–6 раз в сутки.

Цефепим в/в в дозе 2 г 3 раза в сутки

Энтерококки (E. faecalis )

Заболевания кишечника инфекция мочевых путей и простатит

Ампициллин в/в в дозе 2 г 4–6 раз в сутки ± гентамицин в/в в дозе 5 мг/кг 1 раз в сутки

Ванкомицин в/в в дозе 1 г 2 раза в сутки

Стафилококк или энтерококк

Протезированный клапан сердца.

Пожилые пациенты с тяжелой коморбидностью

Ампициллин/сульбактам в/в в дозе 3 г 3–4 раза в сутки

Даптомицин в/в в дозе 6–10 мг/кг 1 раз в сутки.

Ванкомицин в/в в дозе 1 г 2 раза в сутки

Микробы группы HACEK*

Плохая гигиена полости рта.

Болезни периодонта

Цефтриаксон в/в в дозе 2 г 2 раза в сутки

Цефотаксим в/в в дозе 2 г 4–6 раз в сутки. Цефепим в/в в дозе 2 г 3 раза в сутки

Coxiella burnetii

Контакт с контаминированным молоком или инфицированными домашними или дикими животными.

Работа с кожей и шерстью животных.

Укус иксодовым клещом

Доксициклин в/в в дозе 100 мг 2 раза в сутки

Ципрофлоксацин в/в в дозе 400 мг 3 раза в сутки

Bartonella spp., Pasteurella maltocida

Укус кошки, собаки

Ампициллин/ сульбактам в/в в дозе 3 г 3–4 раза в сутки + гентамицин в/в в дозе 5 мг/кг 1 раз в сутки или доксициклин в/в в дозе 100 мг 2 раза в сутки

Цефтриаксон в/в в дозе 2 г 2 раза в сутки + гентамицин в/в в дозе 5 мг/кг 1 раз в сутки или доксициклин в/в в дозе 100 мг 2 раза в сутки

Не известен

Отсутствуют

Ампициллин/ сульбактам в/в в дозе 3 г 3–4 раза в сутки + Ванкомицин в/в в дозе 1 г 2 раза в сутки

Цефазолин в/в в дозе 2 г 3–4 раза в сутки + Ванкомицин в/в в дозе 1 г 2 раза в сутки.

Имипенем в/в в дозе 1 г 4 раза в сутки + Ванкомицин в/в в дозе 1 г 2 раза в сутки.

Даптомицин в/в в дозе 6–10 мг/кг 1 раз в сутки

Примечание. * - Haemophilus spp. Aggregatibacter spp. Cardiobacterium hominis, Eikenella corrodens и Kingella spp.

Целенаправленная антибактериальная терапия ИЭ основана на знании возбудителя и его чувствительности к антибактериальным препаратам. Однако не все антибиотики, к которым возбудитель проявляет чувствительность in vitro , обладают надежной эффективностью in vivo . Данные различия могут быть связаны с фармакокинетикой антибиотика (степенью пенетрации в клапаны сердца), степенью его бактерицидности, силой природной активности и способностью подавлять микробы в составе биопленки. Рекомендации по целенаправленной антибактериальной терапии ИЭ представлены в табл. 14-4 [17, 23, 30–31].

Таблица 14-4. Целенаправленная терапия при документированном возбудителе инфекционного эндокардита
Возбудитель Антибиотики 1-й линии Антибиотики 2-й линии Длительность терапии

Staphylococcus aureus, CNS [11] - чувствительные к оксациллину (метициллину, цефокситину)

Оксациллин в/в в дозе 2 г 4–6 раз в сутки.

Цефазолин в/в в дозе 2 г 3–4 раза в сутки.

При недостаточном эффекте к лечению добавить гентамицин или рифампицин

Даптомицин в/в в дозе 6–10 мг/кг 1 раз в сутки.

Цефтаролин в/в в дозе 0,6 г 3 раза в сутки.

Цефепим в/в в дозе 2 г 3 раза в сутки.

При недостаточном эффекте к лечению добавить гентамицин или рифампицин

4–6 нед

Staphylococcus aureus, CNS [11] - устойчивые к оксациллину (метициллину, цефокситину) - MRSA, MRCNS

При МПК ванкомицина <2 мг/л Ванкомицин в/в в дозе 1 г 2 раза в сутки ± гентамицин в/в в дозе 5 мг/кг 1 раз в сутки или рифампицин в/в в дозе 300–450 мг 2 раза в сутки.

При МПК ванкомицина ≥2 мг/л.

Даптомицин в/в в дозе 6–10 мг/кг 1 раз в сутки ± гентамицин в/в в дозе 5 мг/кг 1 раз в сутки или рифампицин в/в в дозе 300–450 мг 2 раза в сутки

Даптомицин в/в в дозе 6–10 мг/кг 1 раз в сутки.

Цефтаролин в/в в дозе 0,6 г 3 раза в сутки (оба ± линезолид 0,6 г 2 раза в сутки или тигециклин в/в 50 мг 2 раза в сутки [12])

4–6 нед

Стрептококки (S. bovis, viridans Streptococci)

Цефтриаксон в/в в дозе 2 г 2 раза в сутки

Ампициллин в/в в дозе 2 г 4–6 раз в сутки.

При аллергии на β-лактамы.

Ванкомицин в/в в дозе 1 г 2 раза в сутки

4 нед

Enterococcus faecalis

Ампициллин в/в в дозе 2 г 4–6 раз в сутки + гентамицин в/в в дозе 5 мг/кг 1 раз в сутки

Ванкомицин в/в в дозе 1 г 2 раза в сутки ± гентамицин в/в в дозе 5 мг/кг 1 раз в сутки

6 нед

Enterococcus faecium

При чувствительности к ванкомицину.

Ванкомицин в/в в дозе 1 г 2 раза в сутки ± гентамицин в/в в дозе 5 мг/кг 1 раз в сутки.

При устойчивости к ванкомицину Даптомицин в/в в дозе 8–10 мг/кг 1 раз в сутки

Даптомицин в/в в дозе 8–10 мг/кг 1 раз в сутки + линезолид 0,6 г 2 раза в сутки или тигециклин в/в 50 мг 2 раза в сутки [12]

6 нед

Микробы группы HACEK: Haemophilus spp. Aggregatibacter spp. Cardiobacterium hominis, Eikenella corrodens and Kingella spp.

Цефтриаксон в/в в дозе 2 г 2 раза в сутки ± гентамицин в/в в дозе 5 мг/кг 1 раз в сутки

Ампициллин в/в в дозе 2 г 4–6 раз в сутки ± гентамицин в/в в дозе 5 мг/кг 1 раз в сутки.

При аллергии на β-лактамы.

Ципрофлоксацин в/в в дозе 400 мг 2 раза в сутки

4 нед

Coxiella burnetii

Доксициклин в/в в дозе 100 мг 2 раза в сутки

Ципрофлоксацин в/в в дозе 400 мг 3 раза в сутки

4 нед

Bartonella spp.

Доксициклин в/в в дозе 100 мг 2 раза в сутки ± гентамицин в/в в дозе 5 мг/кг 1 раз в сутки

Кларитромицин в/в в дозе 500 мг 2 раза в сутки + гентамицин в/в в дозе 5 мг/кг 1 раз в сутки

4 нед

Pasteurella maltocida

Ампициллин в/в в дозе 2 г 4–6 раз в сутки + гентамицин в/в в дозе 5 мг/кг 1 раз в сутки

Цефтриаксон в/в в дозе 2 г 2 раза в сутки + гентамицин в/в в дозе 5 мг/кг 1 раз в сутки

4 нед

Chlamydia spp., Mycoplasma spp.

Доксициклин в/в в дозе 100 мг 2 раза в сутки

Левофлоксацин в/в в дозе 500 мг 2 раза в сутки

4 нед

Escherichia coli, Klebsiella pneumoniae

Чувствительные к цефалоспоринам.

Цефтриаксон в/в в дозе 2 г 2 раза в сутки.

Цефепим в/в в дозе 2 г 3 раза в сутки.

Цефепим/сульбактам в/в в дозе 4 г 2 раза в сутки

Устойчивые к цефалоспоринам - продукция БЛРС [13].

Имипенем в/в в дозе 1 г 3–4 раза в сутки.

Биапенем в/в в дозе 0,6 г 2–3 раза в сутки

4 нед

Pseudomonas aeruginosa

Чувствительная к цефалоспоринам

Цефтазидим в/в в дозе 2 г 3 раза в сутки, или цефепим в/в в дозе 2 г 3 раза в сутки, или цефепим/сульбактам в/в в дозе 4 г 2 раза в сутки (все + амикацин в/в в дозе 20 мг/кг 1 раз в сутки)

Устойчивая к β-лактамам

Не продуцирует карбапенемазу - Цефтолозан/тазобактам в/в в дозе 3 г 3 раза в сутки ± амикацин в/в в дозе 20 мг/кг 1 раз в сутки.

2. Продуцирует карбапенемазу класса В - цефтазидим/авибактам в/в в дозе 2,5 г 3 раза в сутки + азтреонам в/в в дозе 2 г 3 раза в сутки или биапенем в/в в дозе 0,6 г 3 раза в сутки + полимиксин в/в в дозе 100 мг 2 раза в сутки

Candida albicans, C. parapsilosis, C. tropicalis

Флуконазол в/в в дозе 400 мг 1 раз в сутки [14]

Каспофунгин в/в в дозе 50 мг 1 раз в сутки [15]

6–8 нед

Candida crusei, C. glabrata, C. auris

Каспофунгин в/в в дозе 50 мг 1 раз в сутки или Анидулафунгин в/в 200 мг, затем по 100 мг 1 раз в сутки

Вориконазол в/в в дозе 400 мг (6 мг/кг) 2 р/сут в первый день, затем по 200 мг 2 р/сут + Каспофунгин или Анидулафунгин

6–8 нед

Хирургическое лечение занимает важное место в лечении ИЭ, причем в последние годы утвердилась более агрессивная хирургическая тактика, подразумевающая раннее оперативное лечение без предварительного "пролечивания" антибиотиками [22–23]. Однако у пожилых больных показания к оперативному лечению могут быть ограничены из-за возможной серьезной коморбидности. Общепринятыми показаниями к оперативному лечению являются рефрактерная сердечная недостаточность, неконтролируемая инфекция (персистирующая бактериемия на фоне адекватной антибактериальной терапии при исключении экстракардиальных очагов инфекции), грибковая этиология заболевания, наличие клапанных или миокардиальных абсцессов. Крупные вегетации на створках не считаются обязательным показанием к хирургическому лечению при отсутствии клапанной деструкции. Вопрос об оперативном лечении в этих случаях может быть решен после стабилизации состояния больного и в случае успешного контроля за инфекционным процессом. Следует помнить, что развившиеся осложнения ИЭ (артериальные септические тромбоэмболии, инфекция ЦНС) являются не противопоказанием, а дополнительным показанием к проведению хирургического лечения.

Наряду с антимикробной терапией в комплекс лечения ИЭ у пожилых с учетом инволюционного иммунодефицита следует включать препараты, активирующие Т-клеточный иммунитет (экстракт тимуса), а также препараты иммуноглобулинов для в/в введения, содержащие IgG и IgA. Более оправдано назначение вышеуказанных препаратов после исследования иммунного статуса пациентов. При наличии признаков васкулита, других системных проявлений может быть показано применение глюкокортикоидов на фоне антибактериальной терапии [18].

Среди трудностей ведения пожилых больных ИЭ следует указать на лихорадку, возникающую после временного эффекта на фоне продолжающейся антибактериальной терапии. Причинами лихорадки на фоне лечения больных ИЭ могут быть [18]:

  • недостаточный эффект антибактериальной терапии;

  • флебиты при длительном нахождении внутрисосудистых катетеров;

  • наличие внесердечных очагов инфекции, чаще при стафилококковом ИЭ (остеомиелит, эпидурит, спондилодисцит, внутрибрюшные абсцессы, септическая пневмония);

  • суперинфекция нозокомиальными штаммами бактерий - пневмония, инфекция мочевыводящих путей;

  • суперинфекция Clostridioides difficile - антибиотикоассоциированная диарея, псевдомембранозный колит;

  • "лекарственная" лихорадка;

  • иммунокомплексный васкулит.

С учетом клинической ситуации и вероятности каждой из вышеуказанных причин необходима соответствующая коррекция (замена или временная отмена антибиотиков, выявление внесердечных очагов инфекции, назначение глюкокортикоидов и др.).

Следует также подчеркнуть, что после назначения адекватной антибактериальной терапии для лечения ИЭ клинический эффект в виде снижения лихорадки и уменьшения интоксикации может быть отсроченным, не на второй или третий день терапии, как при лечении большинства инфекций, а через 5 или даже 7 дней. Это связано, во-первых, с более длительным временем, которое требуется, чтобы в плохо васкуляризированных клапанах сердца создались терапевтические концентрации антибиотика, а во-вторых, с менее чувствительными формами бактерий, например так называемыми толерантными штаммами стафилококков либо сложностями воздействия большинства антибиотиков на микробы в форме биопленок, что характерно для протезированных клапанов сердца или внутрисердечных девайсах. При отсутствии адекватного ответа на антибактериальную терапию в течение 5 дней тактически оправдано усиление терапии гентамицином, а затем рифампицином.

Неблагоприятными прогностическими факторами при ИЭ считаются возраст, длительность заболевания до начала лечения, локализация и распространенность клапанного поражения, наличие миокардиальных абсцессов, развитие сердечной и почечной недостаточности, тромбоэмболический синдром, а также выделение из крови полирезистентного возбудителя или грибов. Отсюда становится понятным худший прогноз у пожилых и стариков с ИЭ. Летальность среди пожилых с ИЭ составляет 1,5–2 раза выше по сравнению с более молодыми пациентами [1, 3, 6, 9]. Кроме вышеуказанных факторов, существенное влияние на плохой прогноз у больных пожилого и старческого возраста оказывает поздняя диагностика, а следовательно, и отсроченное начало лечения ИЭ в данной возрастной группе.

Список литературы

  1. Ursi M.P., Durante Mangoni E., Rajani R. et al. Infective endocarditis in the elderly: diagnostic and treatment options // Drugs Aging. 2019. Vol. 36. P. 115–124.

  2. Bin Abdulhak A.A., Baddour L.M., Erwin P.J. et al. Global and regional burden of infective endocarditis, 1990–2010 // Glob. Heart. 2014. Vol. 9. P. 131–143.

  3. Menchi-Elanzi M., Ramos-Rincón J.M., Merino-Lucas E. et al. Infective endocarditis in elderly and very elderly patients // Aging Clin. Exp. Res. 2020. Vol. 32. N. 7. P. 1383–1388.

  4. Coffey S., Cox B., Williams M.J. Lack of progress in valvular heart disease in the pre-transcatheter aortic valve replacement era: increasing deaths and minimal change in mortality rate over the past three decades // Am. Heart J. 2014. Vol. 167. P. 562–567.

  5. Slipczuk L., Codolosa J.N., Davila C.D. et al. Infective endocarditis epidemiology over five decades: a systematic review // PLoS One. 2013. Vol. 8. Article ID e82665.

  6. Peled N., Pitlik S., Livni G. et al. Impact of age on clinical features and outcome of infective endocarditis // Eur. J. Clin. Microbiol. Infect. Dis. 2006. Vol. 25. P. 473–447.

  7. Чипигина Н.С., Карпова Н.Ю., Аничков Д.А., Кондратьева Т.Б. Инфекционный эндокардит у пожилых: сравнительный анализ клиники, течения и исходов // Рациональная фармакотерапия в кардиологии. 2020. Т. 16. № 2. С. 166–174.

  8. Forestier E., Fraisse T., Roubaud-Baudron C. et al. Managing infective endocarditis in the elderly: new issues for an old disease // Clin. Interv. Aging. 2016. Vol. 11. P. 1199–1206.

  9. Durante-Mangoni E., Bradley S., Selton-Suty C. et al. Current features of infective endocarditis in elderly patients: results of the international collaboration on endocarditis prospective cohort study // Arch. Intern. Med. 2008. Vol. 168. P. 2095–2103.

  10. Armiñanzas C., Fariñas-Alvarez C., Zarauza J. et al. Role of age and comorbidities in mortality of patients with infective endocarditis // Eur. J. Intern. Med. 2019. Vol. 64. P. 63–71.

  11. López J., Revilla A., Vilacosta I. et al. Age-dependent profile of left-sided infective endocarditis: a 3-center experience // Circulation. 2010. Vol. 121. P. 892–897.

  12. Essential Atlas of Infectious Diseases. 3rd ed. / Ed. G.L. Mandell. Philadelphia: Current Medicine Group, 2004.

  13. Infectious Diseases / Eds D. Armstrong, J. Cohen. London: Mosby, 2000. Vol. 1.

  14. Pierce D., Calkins B.C., Thornton K. Infectious endocarditis: diagnosis and treatment // Am. Fam. Physician. 2012. Vol. 85. N. 10. P. 981–986.

  15. Cahill T.J., Baddour L.M., Habib G. et al. Challenges in infective endocarditis // J. Am. Coll. Cardiol. 2017. Vol. 69. N. 3. P. 325–344.

  16. Mzoughi K., Zairi I., Ben Hamida S. et al. Trends in infective endocarditis // Tunis. Med. 2017. Vol. 95. N. 4. P. 290–296.

  17. Baddour L.M., Wilson W.R., Bayer A.S. et al.; American Heart Association Committee on Rheumatic Fever, Endocarditis, and Kawasaki Disease of the Council on Cardiovascular Disease in the Young, Council on Clinical Cardiology, Council on Cardiovascular Surgery and Anesthesia, and Stroke Council. Infective endocarditis in adults: diagnosis, antimicrobial therapy, and management of complications: a scientific statement for healthcare professionals from the American Heart Association // Circulation. 2015. Vol. 132. N. 15. P. 1435–1486.

  18. Дворецкий Л.И., Яковлев С.В. Пожилой больной и инфекция: Руководство для врачей. М.: ГЭОТАР-Медиа, 2008. 368 с.

  19. Дворецкий Л.И. Лихорадка неясного генеза. Вечная клиническая интрига. М.: МЕДпресс-информ, 2016. 176 с.

  20. Gantz N.M. Geriatric endocarditis: avoiding the trend toward mismanagement // Geriatrics. 1991. Vol. 46. N. 4. P. 66–68.

  21. Яковлев С.В., Щека Д.В., Суворова М.П. и др. Инфекционный эндокардит стафилококковой этиологии: клиническое течение и антибактериальная терапия // Антибиотики и химиотерапия. 2009. Т. 54. № 5-6. С. 59–64.

  22. Şimşek-Yavuz S., Akar A.R., Aydoğdu S. et al. Diagnosis, treatment and prevention of infective endocarditis: Turkish consensus report-2019 // Turk. Kardiyol. Dern. Ars. 2020. Vol. 48. N. 2. P. 187–226. (in English).

  23. Nakatani S., Ohara T., Ashihara K. et al.; Japanese Circulation Society Joint Working Group. JCS 2017 guideline on prevention and treatment of infective endocarditis // Circ. J. 2019. Vol. 83. N. 8. P. 1767–1809.

  24. Программа СКАТ (Стратегия Контроля Антимикробной Терапии) при оказании стационарной медицинской помощи. Российские клинические рекомендации / Под ред. С.В. Яковлева, Н.И. Брико, С.В. Сидоренко, Д.Н. Проценко. М.: Перо, 2018. 156 с.

  25. Chambers H.F., Bayer A.S. Native-valve infective endocarditis // N. Engl. J. Med. 2020. Vol. 383. N. 6. P. 567–576.

  26. Chopra T., Kaatz G.W. Treatment strategies for infective endocarditis // Expert Opin. Pharmacother. 2010. Vol. 11. N. 3. P. 345–360.

  27. Cuervo G., Escrihuela-Vidal F., Gudiol C., Carratalà J. Current challenges in the management of infective endocarditis // Front. Med. (Lausanne). 2021. Vol. 8. Article ID 641243.

  28. Martí-Carvajal A.J., Dayer M., Conterno L.O. et al. A comparison of different antibiotic regimens for the treatment of infective endocarditis // Cochrane Database Syst. Rev. 2020. Vol. 5. N. 5. CD009880.

  29. Tackling G., Lala V. Endocarditis antibiotic regimens. 2022 Apr 14 // StatPearls [Electronic resource]. Treasure Island, FL: StatPearls Publishing, 2022 Jan. PMID: 31194319.

  30. Схемы лечения. Инфекции / С.В. Яковлев. 2-е изд., испр. и доп. М.: Литтерра, 2020. 256 с.

  31. Белобородов В.Б. Инфекционный эндокардит // Рациональная антимикробная терапия: Руководство для практикующих врачей / Под ред. С.В. Яковлева. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Литтерра, 2015. С. 711–716. (Серия «Рациональная фармакотерапия).

Глава 15. Инфекции мочевыводящих путей у пожилых

Инфекции мочевыводящих путей относятся к числу наиболее распространенных инфекционных заболеваний у человека и широко встречаются как в амбулаторной практике, так и у больных в стационаре.

В структуре госпитальных инфекций на долю инфекций мочевыводящих путей приходится около 20% [1].

С возрастом частота инфекций мочевыводящих путей закономерно увеличивается [2–5]. Этому способствуют предрасполагающие факторы, которые в той или иной степени присутствуют у каждого пожилого человека (табл. 15-1) [2, 6–8].

Таблица 15-1. Патогенетические факторы, предрасполагающие к развитию инфекций мочевыводящих путей у пожилых

Нарушения уродинамики

  • Рефлюксы (пузырно-мочеточниковый, мочеточниково-лоханочный).

  • Дисфункция мочевого пузыря (сахарный диабет, заболевания поясничного отдела позвоночника).

  • Аденома предстательной железы.

  • Опухоли мочеполовой системы.

  • Мочекаменная болезнь

Снижение иммунитета и метаболические нарушения

  • Лечение цитостатиками и преднизолоном.

  • Сахарный диабет.

  • Подагра.

  • Инволютивный остеопороз с гиперкальциемией и гиперкальциурией.

  • Инволютивные (неспецифические) иммунодефициты

Нарушения почечной гемодинамики

  • Атеросклероз почечных артерий.

  • Артериальная гипертензия.

  • Сердечная недостаточность.

  • Диабетическая ангиопатия

Инструментальные методы исследования мочевыводящих путей

  • Катетеризация мочевого пузыря.

  • Введение рентгеноконтрастных средств

Инфекции другой локализации

  • Холецистит/холангит.

  • Гинекологическая инфекция (аднексит, сальпингит, эндометрит, вагинит).

  • Остеомиелит

Другие факторы

  • Наличие эпицистостомы.

  • Выпадение матки.

  • Длительная иммобилизация.

  • Недержание мочи.

  • Операции на мочеполовых органах

Инфекции мочевыводящих путей (МВП) могут протекать с преимущественным вовлечением в патологический процесс того или иного органа (пиелонефрит, цистит, простатит, уретрит), или с вовлечением разных органов, или без четких признаков вовлечения в процесс почек и других отделов мочевых путей - в этом случае говорят об инфекции мочевыводящих путей. Данный термин представляется наиболее правильным, так как при любом локальном воспалении в инфекционный процесс в системе мочеотделения в той или иной степени вовлекаются все структуры мочевыводящих путей.

Пиелонефрит и инфекции МВП могут быть как самостоятельными заболеваниями, так и осложнять течение различных заболеваний (мочекаменная болезнь, аденома предстательной железы, заболевания женских половых органов, опухоли мочеполовой системы, сахарный диабет) или возникать как послеоперационные осложнения. По условиям возникновения заболевания выделяют неосложненные и осложненные инфекции МВП (рис. 15-1) [9–10].

image
Рис. 15-1. Классификация инфекций мочевыводящих путей

Неосложненные инфекции возникают при отсутствии структурных изменений в почках и МВП у больных без серьезных сопутствующих заболеваний; они, как правило, наблюдаются у женщин в амбулаторной практике.

Осложненные инфекции возникают у больных с различными обструктивными уропатиями (мочекаменная болезнь, аномалии развития почек, стриктуры мочеточника или уретры, доброкачественная гиперплазия предстательной железы и др.), на фоне катетеризации мочевого пузыря, а также у больных с сопутствующей патологией (сахарный диабет, иммуносупрессивная терапия и др.) [9]. У пожилых пациентов инфекции МВП, как правило, относятся к категории осложненных [2, 8].

Особое место занимает старческий пиелонефрит - основная проблема гериатрической нефрологической клиники. Его частота нарастает с каждым десятилетием жизни людей пожилого возраста, достигая на десятом десятилетии 45% у мужчин и 40% у женщин [2].

Важной в практическом отношении является проблема взаимоотношений бактериурии и пиелонефрита. Пиелонефриту обычно сопутствует или предшествует бактериурия. Она отсутствует в тех случаях, когда имеется непроходимость соответствующего мочеточника или выключенный гнойный очаг в почке. Наличие бактериурии еще не означает, что имеется пиелонефрит или что он разовьется [11].

Частота бактериурии увеличивается с возрастом: у молодых женщин ее частота составляет 2–5%, а у женщин старше 65 лет - 5–10%; Для мужчин молодого и среднего возраста бактериурия не характерна, но у лиц старше 65 лет составляет 5% и выше. Наиболее высокая частота бактериурии отмечается у пожилых женщин и мужчин в домах престарелых - соответственно 25–50 и 15–40% [11–14].

Особенности инфекций МВП у больных пожилого возраста обусловлены сниженной реактивностью, в том числе нарушениями иммунитета и системы свертывания крови, множеством фоновых заболеваний, которые способствуют развитию мочевых инфекций и их поддерживают. К ним относятся аденома предстательной железы, выпадение половых органов и прямой кишки, сахарный диабет, мочекаменная болезнь. Наряду с этим снижение личной гигиены приводит к колонизации нижних отделов МВП кишечными микроорганизмами. В то же время нередко бактериурия и лейкоцитурия могут быть обусловлены неправильным сбором мочи, что приводит к гипердиагностике инфекций мочевыводящих путей в пожилом возрасте.

Клиническая картина пиелонефрита в пожилом возрасте во многом зависит от фона, на котором развивается эта инфекция. При этом особый отпечаток оказывает выраженность общедистрофических процессов, старческой (или обусловленной фоновой патологией) кахексии. На фоне кахексии клиническая картина даже гнойного и апостематозного пиелонефрита может быть скудной и проявляться лишь незначительными изменениями в анализах мочи. Заболевание может протекать с появлением характерного интоксикационного синдрома преимущественно с мозговой симптоматикой - внезапной потерей ориентировки в пространстве и во времени, нарушением равновесия, падениями, недержанием кала и мочи. Указанная неспецифическая симптоматика нередко является поводом для обращения за медицинской помощью. Важно помнить о внезапности возникновения этих проявлений и не расценивать их как морантические. Возможно развитие также выраженной и трудно объяснимой анемии. Это направляет обычно диагностический поиск в сторону онкологической патологии. Вместе с тем обострения хронического пиелонефрита у пожилых могут протекать и в классическом варианте с ознобами, болевым синдромом, выраженной лихорадкой и снижением функции почек [6].

Трудности диагностики пиелонефрита у пожилых приводят к тому, что заболевание не диагностируется в 13% случаев, а гипердиагностика наблюдается примерно в 10%. Не диагностируется пиелонефрит чаще у мужчин седьмого десятилетия жизни, особенно в отягощенных онкологической патологией случаях. Гипердиагностика чаще допускается у женщин восьмого и девятого десятилетия жизни.

Течение старческого пиелонефрита непредсказуемо. Иногда длительно отмечается относительно благополучное состояние пациента при наличии выраженных нарушений уродинамики, в других случаях отмечается фатальность течения под влиянием, казалось бы, второстепенных факторов (например, при одновременном запоре), на фоне незначительных нарушений уродинамики [6, 15].

С практических позиций антибактериальной терапии среди инфекций МВП целесообразно выделять пиелонефрит и инфекции нижних отделов МВП (цистит, простатит), а также бессимптомную бактериурию. По условиям возникновения инфекции следует выделять внебольничные и госпитальные инфекции МВП, а также инфекции мочевыводящих путей при наличии мочевого катетера.

15.1. Диагностика инфекций мочевыводящих путей

Клиническая диагностика инфекций МВП не представляет особых сложностей. На основании клинических и лабораторных признаков в большинстве случаев возможно установление точного диагноза (табл. 15-2). Этиологическая диагностика основывается на выделении микроорганизмов из мочи с количественным анализом и выявления пиурии.

Таблица 15-2. Диагностика инфекций мочевыводящих путей
Симптомы Бессимптомная бактериурия Негонококковый уретрит Острый цистит Хронический простатит Пиелонефрит

Лихорадка >38 °С

0

0

0

0

+

Ознобы

0

0

0

0

+

Дизурия

0

+

+

±

±

Боли в пояснице

0

0

0

0

+

Боли внизу живота

0

0

±

±

0

Выделения из уретры

0

+

0

0

0

Лейкоцитоз

0

0

0

0

+

Лейкоцитурия

0

+1

+

+2

+

Гематурия

0

0

±

0

±

Цилиндрурия

0

0

0

0

±

Бактериурия

+ (≥105 )

± [16] (>102 )

± (≥103 )

± [17] (≥103 )

+ (≥104 )

В зависимости от локализации инфекции применяются разные количественные критерии диагностики инфекции. Так, диагноз бессимптомной бактериурии возможен при выявлении в двух пробах мочи, полученных с интервалом 2–5 дней, бактериурии ≥105 колониеобразующих единиц/мл при отсутствии клинических и лабораторных признаков инфекции. В то же время для постановки диагноза пиелонефрита (при наличии соответствующей клиники) достаточно уровня бактериурии ≥104 колониеобразующих единиц/мл, а для диагностики острого цистита достаточны меньшие количественные значения бактериурии (103 колониеобразующих единиц/мл) [10].

Вторым важным критерием диагностики инфекций МВП является пиурия, наличие которой у взрослых тесно коррелирует с инфекций МВП. В то же время следует выделять клинические ситуации, в которых при наличии пиурии в общем анализе мочи не определяются бактерии микроскопически или при микробиологическом исследовании (табл. 15-3), что часто встречается у пожилых пациентов. Эти ситуации требуют проведения дополнительного исследования.

Таблица 15-3. Причины пиурии без бактериурии
Атипичные микроорганизмы Неинфекционные заболевания

Микобактерии.

Грибы.

Clamydia trachomatis.

Neisseria gonorrhoeae.

Herpes simplex virus

Камни.

Травма.

Опухоль.

Гломерулонефрит.

Вагинальная контаминация.

Лечение циклофосфамидом

Культуральное исследование мочи (посев на питательные среды, выделение чистой культуры возбудителя и определение его чувствительности к препаратам) желательно проводить у всех пациентов в стационаре; в амбулаторной практике при клинике цистита микробиологическая диагностика необязательна при неосложненной инфекции и крайне желательна при осложненной или рецидивирующей инфекции или в случае неэффективности антибиотика первой линии терапии. При подозрении на бактериемию (высокая лихорадка, ознобы), а также в отделении интенсивной терапии обязательно исследование гемокультуры.

Необходимым условием достоверности результатов бактериологического исследования является правильность взятия мочи и крови. Мочу для проведения микробиологического исследования следует собирать до начала антибактериальной терапии . Если больной получает антибактериальные препараты, их следует отменить за 2–3 дня до исследования.

15.2. Этиология инфекций мочевыводящих путей

К уропатогенным микроорганизмам, вызывающим более 90% всех инфекций МВП, относятся бактерии порядка Enterobacterales (наиболее часто E. сoli , несколько реже K. pneumoniae , P. mirabilis ), Enterococcus spp. , Staphylococcus saprophyticus . При наличии постоянного или временного мочевого катетера возрастает значение P. аeruginosa . В то же время такие микроорганизмы, как S. еpidermidis , Gardnerella vaginalis , дифтероиды, лактобациллы, анаэробы, практически не вызывают инфекции МВП, хотя также колонизуют прямую кишку, влагалище и кожные покровы. По нашим данным [16–17], этиология инфекций МВП может различаться в зависимости от остроты процесса и условий возникновения заболевания - вне стационара и в стационаре (табл. 15-4).

Таблица 15-4. Микроорганизмы, вызывающие инфекции мочевыводящих путей (в %)

Микроорганизмы

Амбулаторные больные

Стационарные больные

Острая инфекция

Обострение хронической

Отделения общего профиля

Реанимация

E.coli

90

75

42

24

Proteus spp.

5

8

6

5

Klebsiella/Enterobacter

<1

6

15

16

Enterococcus spp.

<1

3

15

23

Staphylococcus spp.

<1

3

7

5

Pseudomonas aeruginosa

<1

<1

7

17

Другие грамотрицательные

5

5

8

10

Острые инфекции МВП у амбулаторных больных (цистит, пиелонефрит) практически исключительно вызываются кишечной палочкой, в то же время при хронической инфекции возрастает значение других энтеробактерий. В стационаре этиологическая значимость кишечной палочки снижается за счет других энтеробактерий и энтерококков, а в отделениях реанимации и интенсивной терапии существенная роль в этиологии инфекций принадлежит P. аeruginosa .

Следует подчеркнуть, что внебольничные инфекции МВП в амбулаторной практике и стационаре в подавляющем большинстве случаев вызываются одним микроорганизмом - кишечной палочкой, поэтому определяющим в выборе антибиотика являются его природная активность против E. сoli и уровень приобретенной резистентности в популяции. В то же время при госпитальных инфекциях возрастает значение других уропатогенных микроорганизмов с непредсказуемым уровнем резистентности (который определяется локальными эпидемиологическими данными). Существенных возрастных различий в этиологии инфекций МВП нет, за исключением энтерококков, которые чаще выделяются у пациентов пожилого возраста.

В этиологии инфекций нижних отделов урогенитального тракта определенное значение имеют атипичные микроорганизмы (Chlamydia trachomatis , Ureaplasma urealyticum ), что необходимо учитывать при назначении антибактериального препарата. Условно этиологическая роль различных уропатогенов представлена в табл. 15-5.

Таблица 15-5. Значение микроорганизмов в этиологии урогенитальных инфекций различной локализации
Урогенитальные инфекции Доминирующие возбудители

Внебольничные инфекции: острый цистит, острый и хронический пиелонефрит, бессимптомная бактериурия

Escherichia coli, реже Enterococcus spp.

Нозокомиальные инфекции мочевыводящих путей

Enterobacterales (E. coli, K.pneumoniae, Proteus spp., Enterobacter spp., Citrobacter spp., Serratia spp. )

Enterococcus faecalis, E. faecium.

Staphylococcus saprophyticus

Нозокомиальные инфекции в реанимации

Те же + Pseudomonas aeruginosa

Негонококковый уретрит

Escherichia coli, Chlamydia trachomatis

Бактериальный простатит

Определенно:

Enterobacterales.

Enterococcus faecalis.

Возможно:

Chlamydia trachomatis, Mycoplasma genitalium

Таким образом, определяющим фактором возможности применения антибиотика при урогенитальных инфекциях является его активность против доминирующих возбудителей:

  • внебольничных инфекций: E. сoli;

  • госпитальных инфекций: E. сoli и другие энтеробактерии, энтерококки, S. saprophyticus , в реанимации + P. aeruginosa;

  • негонококкового уретрита: атипичные микроорганизмы;

  • бактериального простатита: энтеробактерии, энтерококки, возможно атипичные микроорганизмы.

Проблема антибиотикорезистентности в последние годы стала крайне актуальной, носит глобальный характер и имеет не только медицинское, но и социальное, экономическое значение. Недавно опубликованы результаты проспективного исследования, проведенного во всех регионах мира в 2019 г., в котором установлено, что от инфекций, вызванных антибиотикоустойчивыми возбудителями, ежегодно умирают 4,95 млн человек, при этом в 1,27 млн случаев смерть была непосредственно обусловлена антимикробной резистентностью [18]. Особый интерес представляет тот факт, что наибольшее количество смертей, обусловленных антимикробной резистентностью, среди всех патогенов связано с Escherichia coli , которая, как известно, является главным возбудителем инфекций МВП - около 800 000 смертей ежегодно. В другом недавно проведенном многоцентровом исследовании [19] показано, что ежегодное количество смертей при инфекциях МВП, вызванных полирезистентными возбудителями, составляет 260 000, из них 64 890 смертей непосредственно обусловлены антимикробной резистентностью; при этом наибольшее количество смертей связано с E. сoli , устойчивой к цефалоспоринам и фторхинолонам.

В последние годы во многих регионах мира стала актуальной проблема устойчивости внебольничных уропатогенных штаммов E. сoli к различным антибиотикам, прежде всего ампициллину, цефалоспоринам I поколения, ко-тримоксазолу, нефторированным хинолонам и фторхинолонам. Наибольшее значение антимикробная резистентность имеет при нозокомиальных инфекциях, однако в последние годы в России чаще стали регистрироваться устойчивые микроорганизмы у пациентов с внебольничными инфекциями МВП, в частности E. сoli и Klebsiella pneumoniae , продуцирующие БЛРС и устойчивые к цефалоспоринам, а также эти же микробы, устойчивые к фторхинолонам [20]. В частности, продукция БЛРС среди внебольничных штаммов E. сoli с 2011 по 2018 г. увеличилась с 8,5 до 27%.

Основная причина глобального роста антибиотикорезистентности в популяции среди возбудителей наиболее частых инфекций, в том числе инфекций МВП, связана с чрезмерным и нерациональным использованием антибиотиков. Закономерная связь между частотой назначения антибиотиков и уровнем резистентности не вызывает сомнения. В недавно проведенном метаанализе было показано, что отношение шансов развития антимикробной резистентности (Odds ratio) у уропатогенной E. сoli в течение 1 мес после применения антибиотика по поводу инфекции МВП составляет 4,40 (95% ДИ 3,78–5,12) по сравнению с лечением без антибиотиков; в некоторых случаях персистирование устойчивых бактерий сохраняется от 6 до 12 мес [21].

Природная активность антибиотиков в отношении наиболее актуальных возбудителей инфекций МВП различается. Если в отношении E. сoli природная активность всех рекомендованных антибиотиков примерно одинакова (нитрофураны = фосфомицин = фторхинолоны = цефалоспорины III–IV поколения), то в отношении Enterococcus faecalis некоторые антибиотики обладают крайне низкой природной активностью или не действуют вообще. В частности, энтерококки природно устойчивы к цефалоспориновым антибиотикам. У фосфомицина трометамола природная активность против E. faecalis крайне низкая и, по данным Европейской организации по микробиологическому тестированию EUCAST, МПК фосфомицина, в отношении практически всех штаммов энтерококков находятся в диапазоне нечувствительности, т.е. выше 4 мг/л со значением МПК50 32 мг/л, в то время для нитрофурантоина 98% значений МПК находится в диапазоне чувствительности - менее эпидемиологического порога отсечения 32 мг/л [22]. Среди фторхинолонов высокой природной антиэнтерококковой активностью характеризуется левофлоксацин, а слабой - ципрофлоксацин.

Актуальные данные по текущей резистентности E. сoli к антимикробным препаратам представлены на рис. 15-2 [20, 23]. Наименьшее количество резистентных уропатогенных штаммов E. сoli наблюдается к двум антибиотикам - нитрофурантоину и фосфомицину, что обосновывает их включение в средства первой линии терапии. Для этих двух антибиотиков уровень устойчивости составляет <5%, что считается очень хорошим показателем, особенно по сравнению с другими антибиотиками: устойчивость кишечной палочки к цефиксиму составляет от 17 до 31%, что выглядит тревожным сигналом для антибиотика второй линии терапии, учитывая, что популяционный эпидемиологический порог отсечения (максимальный уровень устойчивости, при котором антибиотик может быть рекомендован для эмпирической терапии в амбулаторной практике) составляет 20%.

image
Рис. 15-2. Устойчивость к антибиотикам внебольничных штаммов уропатогенной Escherichia coli, выделенной у больных с неосложненными и осложненными инфекциями мочевыводящих путей в России: исследования ДАРМИС 2017–2018 гг. [20] и RESOURSE 2017 г. [23]

Разноречивые данные получены в двух исследованиях для амоксициллина/клавуланата (разброс устойчивости от 12 до 43%), но это не столь важно, так как он в настоящее время не рекомендуется для лечения цистита. Устойчивость кишечной палочки к фторхинолонам и ко-тримоксазолу в России превышает 20%, что объясняет исключение этих антибиотиков из рекомендаций по лечению цистита; в рекомендациях по лечению пиелонефрита и простатита фторхинолоны остаются антибиотиками первой линии из-за особенностей фармакокинетики и хорошей пенетрации в ткани почки и предстательной железы.

Нами проведен анализ динамики устойчивости E. сoli в России к различным антибиотикам на основании исследований, проведенных в 1998–2017 гг. [23]. В течение указанного времени устойчивость кишечной палочки к фторхинолонам увеличилась с 2 до 36%, также в несколько раз увеличилась устойчивость к цефалоспоринам и амоксициллину/клавуланату. Стабильно низкие цифры устойчивости сохраняются только к нитрофуранам и фосфомицину.

15.3. Характеристика основных групп антибактериальных препаратов в отношении наиболее частых возбудителей урогенитальных инфекций

15.3.1. β-лактамные антибиотики

Пенициллины природные : бензилпенициллин, феноксиметилпенициллин.

К этим препаратам чувствительны только некоторые грамположительные бактерии; кишечная палочка и другие грамотрицательные микроорганизмы устойчивы. Поэтому назначение природных пенициллинов при урологических инфекциях не обосновано.

Пенициллиназостабильные пенициллины : оксациллин, диклоксациллин.

Эти препараты также активны только в отношении грамположительных бактерий, поэтому не должны назначаться при урологических инфекциях.

Аминопенициллины : ампициллин, амоксициллин.

Аминопенициллины характеризуются природной активностью в отношении некоторых грамотрицательных бактерий - E. сoli , Proteus mirabilis , а также энтерококков. Большинство штаммов стафилококков устойчиво. В последние годы в европейских странах и России отмечен рост устойчивости внебольничных штаммов E. сoli к аминопенициллинам, достигающий 30% и выше, что исключает применение этих препаратов при уроинфекциях.

Аминопенициллины в комбинации с ингибиторами β-лактамаз: амоксициллин/клавуланат, ампициллин/сульбактам .

Спектр природной активности этих антибиотиков сходен с незащищенными аминопенициллинами, в то же время ингибиторы β-лактамаз защищают последние от гидролиза β-лактамазами, которые продуцируются стафилококками и грамотрицательными бактериями. В результате уровень резистентности E. сoli к защищенным пенициллинам невысокий. Кроме того, следует отметить, что если в отношении кишечной палочки природная активность защищенных пенициллинов высокая, то в отношении других энтеробактерий - низкая. В то же время следует подчеркнуть, что в некоторых регионах России [20] отмечено увеличение процента устойчивых штаммов кишечной палочки к защищенным аминопенициллинам, поэтому эти препараты уже не считаются оптимальными средствами для эмпирической терапии внебольничных урогенитальных инфекций и могут назначаться только в случае документированной чувствительности к ним грамотрицательных возбудителей или в случае выделения Enterococcus faecalis , в отношении которого пенициллины характеризуются высокой активностью. Защищенные аминопенициллины, как и другие группы полусинтетических пенициллинов, плохо проникают в ткань предстательной железы, поэтому не должны назначаться для лечения бактериального простатита даже в случае чувствительности к ним возбудителей in vitro .

Цефалоспорины I поколения : цефазолин, цефалексин.

Проявляют хорошую активность в отношении грамположительных бактерий, в то же время слабо действуют на E. сoli , в отношении других энтеробактерий практически неактивны. Теоретически пероральные препараты (цефалексин и цефадроксил) могут назначаться при остром цистите, но их применение ограничено ввиду наличия гораздо более эффективных антибиотиков.

Цефалоспорины II поколения : цефуроксим (Цефуроксима аксетил ), цефаклор.

Пероральный цефуроксим (Цефуроксима аксетил) и цефаклор проявляют природную активность в отношении внебольничных возбудителей уроинфекций: по спектру активности и уровню резистентности сходны с амоксициллин/клавуланатом, за исключением E. Faecalis . По активности против кишечной палочки и уровню приобретенной устойчивости уступают фторхинолонам и пероральным цефалоспоринам III поколения, поэтому не рассматриваются как средства выбора для лечения уроинфекций.

Цефалоспорины III поколения : парентеральные - цефотаксим, цефтриаксон, цефтазидим, цефоперазон; пероральные - цефиксим, цефтибутен.

Проявляют высокую активность против грамотрицательных микроорганизмов - основных возбудителей уроинфекций; два препарата (цефтазидим и цефоперазон) активны также в отношении P. аeruginosa . При псевдомонадных уроинфекциях цефтазидим предпочтительнее цефоперазона, так как достигает более высоких концентраций в моче.

Парентеральные цефалоспорины III поколения должны исключительно назначаться в стационаре (в амбулаторной практике не имеют преимуществ по сравнению с пероральными препаратами).

Пероральные цефалоспорины III поколения могут применяться в амбулаторной практике при лечении различных неосложненных и осложненных урогенитальных инфекций. В связи с тем что уровень устойчивости E. сoli в нашей стране к цефиксиму увеличился в последние годы и составляет 15–20%, в настоящее время эти антибиотики позиционируются как препараты 2-й линии терапии цистита и 1-й линии при пиелонефрите [9–10]. При лечении госпитализированных пациентов с пиелонефритом без факторов риска резистентных возбудителей (I тип стратификацит СКАТ) возможно назначение цефотаксима или цефтриаксона, у пациентов с риском резистентных возбудителей (II тип стратификации СКАТ) обосновано назначение защищенных цефалоспоринов - цефотаксима/сульбактама.

Цефалоспорины III поколения (как и другие цефалоспорины) плохо проникают в ткань предстательной железы, поэтому не должны назначаться для лечения бактериального простатита даже в случае чувствительности к ним возбудителей in vitro .

Цефалоспорины IV поколения : цефепим.

Спектр активности сходен с антисинегнойными цефалоспоринами III поколения, однако к цефепиму отмечается меньший уровень устойчивости госпитальных штаммов грамотрицательных бактерий. Ввиду наличия высокой активности против P. аeruginosa цефепим может применяться для лечения тяжелых уроинфекций как в урологических отделениях, так и в ОРИТ. Защищенный цефалоспорин IV поколения цефепим/сульбактам является препаратом 1-й линии при нозокомиальных инфекциях МВП.

Карбапенемы : имипенем, меропенем.

Активны в отношении практически всех возбудителей урологических инфекций, к этим препаратам отмечается наименьший уровень устойчивости госпитальных штаммов Enterobacterales . Карбапенемы следует назначать при тяжелых урологических инфекциях, в случае выделения мультирезистентных грамотрицательных возбудителей, в случае госпитального уросепсиса. Как и другие β-лактамы, карбапенемы плохо проникают в ткань предстательной железы.

15.3.2. Антибактериальные средства других классов

Аминогликозиды : гентамицин, тобрамицин, нетилмицин, амикацин.

Препараты проявляют высокую природную активность против грамотрицательных бактерий, в меньшей степени - стафилококков и не действуют на энтерококки. В отношении P. аeruginosa наиболее активен тобрамицин, хотя с учетом приобретенной резистентности предпочтительнее амикацин. В последние годы отмечается рост устойчивости госпитальных штаммов энтеробактерий к аминогликозидам (к гентамицину и тобрамицину в большей степени, чем к нетилмицину и амикацину). Применение аминогликозидов при уроинфекциях лимитирует также их потенциальная нефротоксичность. В стационаре аминогликозиды могут назначаться для лечения уроинфекций, однако следует учитывать, что в настоящее время есть более безопасные препараты (цефалоспорины III–IV поколения, фторхинолоны). Назначение аминогликозидов в амбулаторной практике неоправдано.

Макролиды : эритромицин, рокситромицин, кларитромицин, азитромицин.

Грамотрицательные бактерии обладают природной устойчивостью к макролидам, поэтому их назначение при инфекциях мочевыводящих путей бессмысленно. Единственное показание для назначения макролидных антибиотиков в урологической практике - негонококковый уретрит, в этиологии которого доминирующее значение имеют атипичные микроорганизмы (в основном Chlamydia trachomatis ). Против этих микроорганизмы клинически неактивны β-лактамы и многие другие антибиотики. Для лечения уретрита из макролидов предпочтение отдается азитромицину, хотя клиническая эффективность показана и для других препаратов.

Линкозамиды : линкомицин, клиндамицин.

Линкозамиды не действуют на грамотрицательные бактерии, поэтому не должны назначаться при урогенитальных инфекциях.

Тетрациклины : доксициклин.

Доксициклин обладает хорошей природной активностью против кишечной палочки и некоторых энтеробактерий, но неактивен против синегнойной палочки и энтерококков. Обладает наиболее высокой среди всех антибиотиков природной активностью против атипичных микроорганизмов. В настоящее время значение доксициклина при урогенитальных инфекциях ограничено ввиду наличия более эффективных и безопасных антибиотиков. Доксициклин применяется при лечении негонококкового уретрита, при котором до настоящего времени рассматривается как препарат выбора, и при бактериальном простатите, где рассматривается как альтернатива фторхинолонам.

Нефторированные хинолоны : налидиксовая кислота, пипемидовая кислота.

Хинолоны проявляют исключительную активность в отношении грамотрицательных микроорганизмов и до появления фторированных хинолонов рассматривались как средства выбора при многих инфекциях мочевыводящих путей. В настоящее время их значение в медицинской практике ограничено в связи с ростом устойчивости уропатогенных штаммов E. сoli >20%, назначение этих препаратов при инфекциях МВП не обосновано.

Фторхинолоны I поколения : ципрофлоксацин, офлоксацин, ломефлоксацин, норфлоксацин.

Проявляют высокую природную активность против Enterobacterales , коагулазонегативных стафилококков и умеренную - против E. faecalis , P. aeruginosa , C. trachomatis , M. genitalium . Среди ранних фторхинолонов наибольшую активность против грамотрицательных бактерий (включая ) проявляет ципрофлоксацин, против атипичных микроорганизмов - офлоксацин. Уровень приобретенной резистентности внебольничных штаммов Enterobacterales к фторхинолонам превышает 20%, а нозокомиальных штаммов может быть существенно выше (>50%). Фторхинолоны (за исключением норфлоксацина) характеризуются хорошим проникновением в ткани, причем концентрации там могут превышать сывороточные. Фторхинолоны - одни из немногих антибактериальных препаратов, которые проникают в ткань предстательной железы, достигая там концентраций, превышающих значения МПК основных возбудителей простатита.

Фторхинолоны могут применяться при всех типах уроинфекций, однако их широкое назначение при легких инфекциях в амбулаторной практике (острый цистит, бессимптомная бактериурия) нерационально, так как риск токсичности при их применении выше по сравнению с другими рекомендуемыми антибиотиками, к тому же они могут способствовать селекции устойчивых штаммов в популяции.

Фторхинолоны II поколения : левофлоксацин, моксифлоксацин.

Эти препараты обладают сходной с ранними фторхинолонами активностью против грамотрицательных бактерий и более высокой активностью против грамположительных бактерий (из уропатогенов это главным образом E. faecalis и S. saprophyticus ) и атипичных микроорганизмов. Однако эти антибиотики существенно различаются по фармакокинетике: левофлоксацин выводится с мочой в неизмененном виде и создает высокий уровень концентраций, а моксифлоксацин в основном метаболизирует в печени и не создает в моче терапевтических концентраций, поэтому не показан для лечения мочевых инфекций. Левофлоксацин в настоящее время рекомендуется для лечения внебольничного пиелонефрита и простатита.

Нитрофураны : нитрофурантоин, фуразидин.

Эти препараты обладают широким спектром действия в отношении большинства уропатогенов, исключая P. аeruginosa . К достоинствам этих препаратов следует отнести невысокий уровень устойчивости внебольничных штаммов E. coli , хорошую клиническую эффективность при нетяжелых внебольничных уроинфекциях и невысокую стоимость. К недостаткам - низкие тканевые концентрации, что ограничивает их использование при пиелонефрите.

Из препаратов этой группы предпочтительнее использование калиевой соли фуразидина в комплексе с магния карбонатом [фуразидин (Фурамаг )], который характеризуется более высокой биодоступностью при приеме внутрь и более высокими мочевыми концентрациями, а также лучшей переносимостью по сравнению с фурагином.

15.3.3. Антибактериальные препараты других групп

Хлорамфеникол . Активен в отношении всех возбудителей уроинфекций, кроме P. аeruginosa . Однако препарат высокотоксичен, что ограничивает его использование в настоящее время ввиду наличия большого количества более безопасных средств. Применение хлорамфеникола при уроинфекциях возможно только в качестве средства глубокого резерва.

Ко-тримоксазол . Проявляет активность против Enterobacterales и стафилококков; P. аeruginosa и E. faecalis устойчивы. В последние годы в нашей стране отмечен рост устойчивости внебольничных и госпитальных штаммов E. сoli и других энтеробактерий к ко-тримоксазолу. Кроме того, препарат может вызвать серьезные, иногда жизнеопасные побочные эффекты. Указанные свойства лимитируют широкое применение ко-тримоксазола при уроинфекциях.

Нитроксолин . Значение этого препарата при уроинфекциях ограничено отсутствием достоверной информации об его клинической эффективности и уровне резистентности к нему уропатогенов. В настоящее время применение нитроксолина при уроинфекциях следует признать нерациональным ввиду наличия большого количества антибиотиков с доказанной эффективностью.

Фосфомицин . Характеризуется высокой активностью против E. сoli и других энтеробактерий. Хорошо себя зарекомендовал в клинической практике при лечении острого цистита при приеме внутрь ввиду высокой надежности и удобства лечения (3 г однократно внутрь). В парентеральной форме его назначение обосновано у госпитализированных пациентов с пиелонефритом и II или IIIa типом стратификации СКАТ.

Ванкомицин, линезолид, рифампицин . Эти антибиотики проявляют исключительную активность только против грамположительных бактерий, поэтому их применение при уроинфекциях ограничено только документированными случаями инфекций, вызванных устойчивыми микроорганизмами, прежде всего оксациллинрезистентными стафилококками или ампициллинрезистентными энтерококками.

Наиболее изученным препаратом является ванкомицин, однако не следует забывать о его потенциальной нефротоксичности, в связи с чем профилактические мероприятия являются обязательными (коррекция гиповолемия и сердечной недостаточности, контроль диуреза и сывороточного креатинина, расчет дозирования с учетом клиренса креатинина).

Контролируемых исследований рифампицина при инфекциях, вызванных метициллин-резистентными стафилококками, нет, однако клинический опыт свидетельствует об его достаточной надежности, правда, необходима обязательная комбинация с ципрофлоксацином или ко-тримоксазолом.

Перспективным препаратом является линезолид, выпускающийся в пероральной лекарственной форме, что делает лечение более удобным. Кроме того, линезолид сохраняет активность против штаммов энтерококков, устойчивых к ванкомицину.

Таким образом, при урологических инфекциях возможно применение достаточно большого количества антибактериальных препаратов, однако знание их антимикробной активности и особенностей фармакокинетики позволяет осуществлять их дифференцированное назначение при различных условиях возникновения заболеваний и локализации инфекции. Схематично спектр антимикробной активности антибактериальных препаратов при различных урологических инфекциях приведен в табл. 15-6, 15-7.

Таблица 15-6. Активность β-лактамных антибиотиков против основных возбудителей урологических инфекций (с учетом приобретенной резистентности)

Антибиотики

Микроорганизмы

грамотрицательные

грамположительные

E. coli

другие энтеробактерии

P. aeruginosa

E. faecalis

S. saprophyticus

Пенициллины природные

+

Оксациллин

±

Аминопенициллины

+ ингибитор β-лактамаз

±

+

±

+

+

±

Цефалоспорины I поколения

±

±

Цефалоспорины II поколения

+

±

±

Цефалоспорины III поколения

  • цефотаксим, цефтриаксон

  • цефтазидим, цефоперазон

  • цефоперазон/сульбактам

  • цефепим/сульбактам

  • цефиксим

+

+

+

+

+

+

+

+

+

+

+

+

+

+

±

±

±

+

Карбапенемы

+

+

+

+

±

Примечание. + - Препарат характеризуется хорошей природной активностью, уровень приобретенной резистентности не высокий. ± - Препарат характеризуется умеренной природной активностью, уровень резистентности может варьировать. – - Препарат не обладает природной активностью в отношении данного микроорганизма.

Таблица 15-7. Активность антибиотиков разных классов против основных возбудителей урологических инфекций (с учетом приобретенной резистентности)

Антибиотики

Микроорганизмы

грамотрицательные

грамположительные

E. coli

другие энтеробактерии

Pseudomonas aeruginosa

E. faecalis

S. saprophyticus

Аминогликозиды

  • гентамицин

  • тобрамицин

  • амикацин, нетилмицин

+

+

+

±

±

+

±

±

+

±

±

±

±

Макролиды

±

±

Линкозамиды

+

Доксициклин

+

±

±

Хлорамфеникол

+

±

±

±

Ванкомицин

+

+

Линезолид

+

+

Рифампицин

±

+

Фузидовая кислота (Фузидиевая кислота )

±

+

Фосфомицин

+

+

±

±

Нефторированные хинолоны

+

+

Фторхинолоны I поколения

+

+

±

±

+

Фторхинолоны II поколения

+

+

±

+

+

Нитрофураны

+

±

+

+

Ко-тримоксазол

+

±

+

Нитроксолин

±

±

Метронидазол

Примечание. Обозначения, как в табл. 15-6.

В заключение приведена схема выбора антибиотиков при инфекциях МВП с позиции стратификации по риску резистентных возбудителей - СКАТ (см. раздел "Стратегические и тактические вопросы рационального применения антимикробных препаратов у пожилых").

Острый и рецидивирующий цистит

  • Антибиотики первой линии .

    • Нитрофураны - нитрофурантоин, фуразидин.

    • Фосфомицин (Фосфомицин трометамол ).

  • Антибиотики второй линии .

    • Пероральные цефалоспорины III поколения (цефиксим, цефтибутен).

Внебольничный пиелонефрит (острый или обострение хронического)

  • Риск резистентных возбудителей отсутствует - I тип СКАТ .

    • Цефотаксим, цефтриаксон.

    • Ципрофлоксацин, левофлоксацин.

  • Есть риск резистентных возбудителей - II тип СКАТ .

    • Цефотаксим/сульбактам.

    • Цефепим/сульбактам.

    • Эртапенем.

    • Фосфомицин.

    • Гентамицин.

Нозокомиальные инфекции МВП - пиелонефрит, катетер-ассоциированный цистит

  • СКАТ IIIa: Вне ОРИТ, без предшествующих антибиотиков .

    • Цефотаксим/сульбактам.

    • Цефепим/сульбактам.

    • Эртапенем.

    • Фосфомицин.

    • Пиперациллин/тазобактам.

    • Амикацин.

  • СКАТ IIIb: в ОРИТ и/или предшествующие антибиотики .

    • Цефепим/сульбактам ± амикацин.

    • Меропенем.

    • Имипенем.

    • Биапенем.

    • Фосфомицин.

    • Полимиксин В или колистин.

Бактериальный простатит

  • Риск резистентных возбудителей отсутствует - I тип СКАТ.

    • Ципрофлоксацин, левофлоксацин.

    • Ко-тримоксазол.

    • Доксициклин.

  • Есть риск резистентных возбудителей - II тип СКАТ.

    • Ципрофлоксацин + карбапенем.

    • Ципрофлоксацин + фосфомицин.

    • Доксициклин + карбапенем.

Особые клинические ситуации (мультирезистентные грамположительные возбудители) .

  • ОксациллинорезистентныйS. saprophyticus - ванкомицин, линезолид.

  • E.faecalis, устойчивый к ампициллину - ванкомицин, линезолид.

Рекомендации по целенаправленной терапии инфекций мочевыводящих путей у пожилых, вызванных полирезистентными возбудителями, представлены в табл. 15-8. Подробные рекомендации и алгоритмы терапии представлены в опубликованной нами ранее работе [17].

Таблица 15-8. Выбор антибактериальных препаратов при наиболее частых или проблемных возбудителях госпитальных инфекций мочевыводящих путей
Микроорганизмы Препараты 1-й линии Препараты 2-й линии

Escherichia coli, Klebsiella pneumoniae, Proteus mirabilia без продукции БЛРС и чувствительные к цефалоспоринам III поколения

Цефалоспорины III–IV поколения: цефотаксим, цефтриаксон, цефепим, цефиксим; Нитрофураны; фосфомицин (Фосфомицина трометамол )

Фторхинолоны.

Цефепим/сульбактам.

Цефотаксим/сульбактам.

Карбапенемы

Escherichia coli, Klebsiella pneumoniae, Proteus mirabilia с продукцией БЛРС и устойчивые к цефалоспоринам III–IV поколения

Цефепим/сульбактам.

Цефотаксим/сульбактам.

Фосфомицин в/в.

Эртапенем

Имипенем.

Меропенем.

Дорипенем.

Биапенем

Klebsiella spp. - продукция карбапенемаз и устойчивость к карбапенемам: нет данных о типе карбапенемазы

Цефтазидим/авибактам + азтреонам.

Полимиксин.

Колистин в/в

Цефепим/сульбактам + азтреонам ± полимиксин.

Фосфомицин + полимиксин

Klebsiella spp. - продукция карбапенемаз и устойчивость к карбапенемам: карбапенемаза документирована

OXA-48:

Цефтазидим/авибактам.

NDM:

Полимиксин + биапенем.

KPC:

Цефтазидим/авибактам

OXA-48:

Цефепим/сульбактам + азтреонам.

Полимиксин ± фосфомицин.

NDM:

Цефтазидим/авибактам + азтреонам.

Цефепим/сульбактам + азтреонам ± полимиксин.

KPC:

Полимиксин + фосфомицин ± тигециклин

Acinetobacter spp.

Полимиксин + тигециклин

Полимиксин + сульбактам [18]

P. aeruginosa - чувствительная к β-лактамам

Цефтазидим.

Цефепим

Меропенем.

Имипенем.

Дорипенем.

Биапенем

P. aeruginosa - устойчивая к карбапенемам

Цефтолозан/тазобактам.

Цефтазидим/авибактам

Полимиксин

E. faecalis

Ампициллин.

Нитрофураны

Линезолид.

Ванкомицин.

Линезолид

E. faecium

Ванкомицин

Линезолид

Staphylococcus spp.

Метициллин-чувствительный

Оксациллин.

Цефазолин.

Ампициллин/сульбактам

Имипенем. Меропенем

Staphylococcus spp.

Метициллин-резистентный

Ванкомицин.

Линезолид

Ко-тримоксазол.

Моксифлоксацин

При осложненных инфекциях мочевыводящих путей эффективность лечения зависит не только от адекватной антибактериальной терапии. Лечение пиелонефрита должно быть комплексным, включающим следующие обязательные мероприятия: устранение причин, вызывающих нарушение пассажа мочи или почечного кровообращения (артериального или венозного); антибактериальную терапию (эмпирическая и этиотропная); лечение нарушений коагуляции; симптоматическую терапию; профилактику рецидивов и обострений.

Восстановление оттока мочи достигается прежде всего применением того или иного метода хирургического вмешательства. Нередко после подобных операций удается сравнительно легко получить стойкую ремиссию заболевания без длительной антибактериальной терапии. Без восстановления пассажа мочи применение антибиотиков обычно не дает устойчивого эффекта.

В тяжелых случаях, при развитии гнойного пиелонефрита и клинической картины уросепсиса на фоне остроты инфекционного процесса (особенно осложненного острой почечной недостаточностью) проводится терапия коагуляционных нарушений и коррекция гиповолемии.

15.3.4. Продолжительность антибактериальной терапии

При неосложненных инфекциях мочевыводящих путей (острый цистит у женщин) показана эффективность коротких курсов терапии [β-лактамы и нитрофураны - 5 дней, фосфомицин (Фосфомицина троматамол ) - 1 доза]. При осложненных инфекциях требуются более длительные курсы лечения - от 7 до 14 дней. В двойном слепом рандомизированном исследовании было показано, что 7-дневный курс лечения острых неосложненных мочевых инфекций у пожилых женщин не превосходит по эффективности и эрадикации возбудителя 3-дневный курс лечения, частота рецидивов инфекции в сравниваемых группах также не различалась [24]. В то же время имеются данные, что короткие курсы лечения неосложненных мочевых инфекций у пожилых менее эффективны, чем 7-дневные [25–26]. При бактериальном простатите надежная эрадикация возбудителей и стабильный клинический эффект могут быть достигнуты при продолжительных курсах лечения фторхинолонами или ко-тримоксазолом (3–4 нед).

15.3.5. Бессимптомная бактериурия

Выявление бактериурии ≥105 колониеобразующих единиц/мл в двух последовательных порциях мочи при отсутствии клинических и лабораторных признаков мочевой инфекции называется бессимптомной бактериурией. Как было отмечено ранее, бессимптомная бактериурия является частой клинической ситуацией у пациентов старших возрастных групп, составляя от 5% у мужчин до 10% у женщин, а у лиц в домах престарелых может наблюдаться в 25–50%. По данным американского общества инфекционных болезней (IDSA), распространенность бессимптомной бактериурии у женщин старше 70 лет составляет 11–16%, у мужчин - 4–19%; у пациентов с временным мочевым катетером частота составляет 9–23%, с постоянным мочевым катетером - 100% [27–28].

У женщин при бессимптомной бактериурии наиболее часто выделяется E. сoli , тогда как для мужчин наиболее характерно выделение Proteus mirabilis .

Штаммы кишечной палочки, высеваемые при бессимптомной бактериурии у женщин, характеризуются меньшей вирулентностью, чем штаммы E. сoli , выделенные от пациенток, страдающих клинически выраженными инфекциями мочевыводящих путей. Другие представители Enterobacterales (такие как Klebsiella pneumoniae ), а также ряд других микроорганизмов, включающих коагулазонегативные стафилококки, Enterococcus spp ., стрептококки группы В и Gardnerella vaginalis , являются тоже довольно распространенными в данной ситуации микроорганизмами.

Для мужчин при бессимптомной бактериурии, наряду с Proteus mirabilis , характерны также коагулазонегативные стафилококки и Enterococcus spp .

У мужчин и женщин при наличии постоянного катетера обычно отмечается полимикробная бактериурия. Наиболее часто в этих случаях высеваются Pseudomonas aeruginosa и уреазо-продуцирующие микроорганизмы, такие как P. mirabilis , Providencia stuartii и Morganella morganii .

Бессимптомная бактериурия, даже длительно сохраняющаяся и постоянная, не сопровождается ухудшением прогноза, качества жизни, сокращением продолжительности жизни, не приводит к развитию почечной недостаточности [7, 11]. В подавляющем большинстве случаев бессимптомная бактериурия у пожилых не требует проведения антибиотикотерапии, более того, она нежелательна, так как польза от ее проведения сомнительна, а риск осложнений и селекции антибиотикорезистентных штаммов бактерий реален [13].

В рекомендациях IDSA [13] по ведению пациентов с бессимптомной бактериурией указывается, что не всем лицам с бессимптомной бактериурией показано обследование и дальнейшее лечение. Особо подчеркивается, что не показано рутинное лечение бессимптомной бактериурии у пожилых. Так, не рекомендуется проводить обследование и лечение бессимптомной бактериурии у следующих категорий пожилых пациентов:

  • женщин в постменопаузе;

  • пациентов с сахарным диабетом;

  • пожилых, живущих дома;

  • госпитализированных пожилых пациентов;

  • пациентов с повреждением спинного мозга;

  • пациентов с постоянным мочевым катетером.

Рекомендовано проводить скрининг для выявления бактериурии и лечение перед выполнением трансуретральной резекции предстательной железы.

  • Следует определить наличие бактериурии и в зависимости от полученных результатов решать вопрос о целесообразности проведения антимикробной терапии перед оперативным вмешательством.

  • Антимикробная терапия должна начинаться незадолго до операции.

  • Продолжать проведение антимикробной терапии после вмешательства на предстательной железе не следует, за исключением тех случаев, когда катетер остается in situ .

Рекомендуется проводить скрининг и лечение бессимптомной бактериурии перед другими урологическими процедурами, во время выполнения которых ожидается кровотечение из слизистой оболочки. В тех случаях, когда катетер-ассоциированная бактериурия у женщин продолжается спустя 48 ч после удаления катетера, проведение антимикробной терапии является оправданным. Для пациентов с трансплантированной почкой или другими трансплантированными объемными органами никаких рекомендаций за или против проведения скрининга или лечения бессимптомной бактериурии не имеется [13].

Таким образом, в рекомендациях IDSA четко указываются две категории пожилых пациентов, лечение бессимптомной бактериурии у которых оправдано. Это мужчины перед операцией трансуретральной резекции предстательной железы и пациенты с сохраняющейся бактериурией после удаления мочевого катетера. В этих случаях целесообразно назначение коротким курсом (3–5 дней) фторхинолона (ципрофлоксацин, офлоксацин, норфлоксацин) или нитрофурана [фуразидин (Фурагин , Фурамаг )].

15.4. Профилактика рецидивов и повторных инфекций

При частых обострениях пиелонефрита общепринятым подходом является назначение ежемесячных профилактических курсов (1–2 нед) антибактериальных препаратов. Однако к профилактическому применению антибактериальных средств при пиелонефрите следует относиться крайне осторожно. В настоящее время нет достоверных данных, свидетельствующих об эффективности и целесообразности профилактических курсов антибактериальных препаратов при пиелонефрите. Кроме того, следует учитывать, что профилактическое применение антибиотиков способствует селекции устойчивых штаммов микроорганизмов. Тем более следует признать необоснованным профилактическое назначение антибиотиков у больных пожилого возраста и у пациентов с постоянным мочевым катетером, так как риск осложнений терапии существенно превышает потенциальную пользу.

Гораздо более оправданы немедикаментозные мероприятия по профилактике обострений пиелонефрита, которые включают адекватный питьевой режим - 1,2–1,5 л ежедневно (осторожно у больных с нарушенной функцией сердца), применение фитотерапии. К последней, хотя и не существует достоверных доказательств в ее эффективности, следует относиться благожелательно, так как она по крайней мере способствует улучшению мочевыведения и не приводит к развитию серьезных нежелательных явлений. В частности, есть рекомендации по длительному профилактическому применению препаратов золототысячника травы + любистока лекарственного корней + розмарина обыкновенного листьев (Канефрон Н ) и Уроваксон [9–10]. Данные об эффективности препаратов клюквы противоречивы, и они не включены в современные рекомендации, однако вреда от их профилактического приема однозначно не будет.

Список литературы

  1. Яковлев С.В., Суворова М.П. , Белобородов В.Б. и др. Распространенность и клиническое значение нозокомиальных инфекций в лечебных учреждениях России: исследование ЭРГИНИ // Антибиотики и химиотерапия. 2016. Т. 61. № 5–6. С. 32–42.

  2. Rodriguez-Mañas L. Urinary tract infections in the elderly: a review of disease characteristics and current treatment options // Drugs Context. 2020. Vol. 9. Article ID 2020-4-13.

  3. Guglietta A. Recurrent urinary tract infections in women: risk factors, etiology, pathogenesis and prophylaxis // Future Microbiol. 2017. Vol. 12. P. 239–246.

  4. Medina M., Castillo-Pino E. An introduction to the epidemiology and burden of urinary tract infections // Ther. Adv. Urol. 2019. Vol. 11. Article ID 1756287219832172.

  5. Jung C., Brubaker L. The etiology and management of recurrent urinary tract infections in postmenopausal women // Climacteric. 2019. Vol. 22. N. 3. P. 242–249.

  6. Ćosić I., Ćosić V. [Complicated urinary tract infections in the elderly] // Acta Med. Croatica. 2016. Vol. 70. N. 4-5. P. 249–255.

  7. Detweiler K., Mayers D., Fletcher S.G. Bacteruria and urinary tract infections in the elderly // Urol. Clin. North Am. 2015. Vol. 42. N. 4. P. 561–568.

  8. Mody L., Juthani-Mehta M. Urinary tract infections in older women: a clinical review // JAMA. 2014. Vol. 311. N. 8. P. 844–854.

  9. Цистит бактериальный у взрослых. Клинические рекомендации. Министерство здравоохранения РФ. URL: https://cr.minzdrav.gov.ru/

  10. Bonkat G., Bartoletti R., Bruyère F., Cai T. et al. EAU guidelines on urological infections 2022. European Association of Urology. ISBN 978-94-92671-13-4. URL: https://uroweb.org/guideline/urological-infections/

  11. Nicolle L.E. Asymptomatic bacteriuria in the elderly // Infect. Dis. Clin. Notrh Am. 1997. Vol. 11. P. 647–662.

  12. Luu T., Albarillo F.S. Asymptomatic bacteriuria: prevalence, diagnosis, management, and current antimicrobial stewardship implementations // Am. J. Med. 2022. Vol. 135. N. 8. P. e236–e244.

  13. Nicolle L.E., Gupta K., Bradley S.F. et al. Clinical practice guideline for the management of asymptomatic bacteriuria: 2019 Update by the Infectious Diseases Society of America // Clin. Infect. Dis. 2019. Vol. 68. N. 10. P. 1611–1615.

  14. Colgan R., Jaffe G.A., Nicolle L.E. Asymptomatic bacteriuria // Am. Fam. Physician. 2020. Vol. 102. N. 2. P. 99–104.

  15. Nicolle L.E. Urinary tract infections in the older adult // Clin. Geriatr. Med. 2016. Vol. 32. N. 3. P. 523–538.

  16. Яковлев С.В. Разработка программ рациональной антибактериальной терапии внебольничных и госпитальных инфекций: дис. … д-ра мед. наук. М., 1999.

  17. Яковлев С.В., Суворова М.П. Нозокомиальные инфекции мочевыводящих путей // Урология. 2016. № 3. Прил. С. 45–64.

  18. Antimicrobial Resistance Collaborators. Global burden of bacterial antimicrobial resistance in 2019: a systematic analysis // Lancet. 2022. Vol. 399. N. 10 325. P. 629–655. DOI: https://doi.org/10.1016/S0140-6736(21)02724-0

  19. Li X., Fan H., Zi H. et al. Global and regional burden of bacterial antimicrobial resistance in urinary tract infections in 2019 // J. Clin. Med. 2022. Vol. 11. N. 10. Abstr. 2817. DOI: https://doi.org/10.3390/jcm11102817

  20. Палагин И.С., Сухорукова М.В., Дехнич А.В. и др. Антибиотикорезистентность возбудителей внебольничных инфекций мочевыводящих путей в России: результаты многоцентрового исследования «ДАРМИС-2018» // Клиническая микробиология и антимикробная химиотерапия. 2019. Т. 21. № 2. С. 134–146.

  21. Costelloe C., Metcalfe C., Lovering A. et al. Effect of antibiotic prescribing in primary care on antimicrobial resistance in individual patients: systematic review and meta-analysis // BMJ. 2010. Vol. 340. Abstr. c2096. DOI: https://doi.org/10.1136/bmj.c2096

  22. EUCAST. URL: https://www.eucast.org/mic_distributions_and_ecoffs/

  23. Rafalskiy V., Pushkar D., Yakovlev S. et al. Distribution and antibiotic resistance profile of key Gram-negative bacteria that cause community-onset urinary tract infections in the Russian Federation: RESOURCE multicentre surveillance 2017 study // J. Glob. Antimicrob. Resist. 2020. Vol. 21. P. 188–194.

  24. Vogel T., Verreault R., Gourdeau M. et al. Optimal duration of antibiotic therapy for uncomplicated urinary tract infection in older women : a double-blind randomized controlled trial // Can. Med. Assoc. J. 2004. Vol. 170. N. 4. P. 469–473.

  25. Gleckman R., Crowley M., Natsios G.A. Therapy for recurrent invasive urinary tract infections in men // N. Engl. J. Med. 1991. Vol. 301. P. 878–880.

  26. Yoshikawa T.T., Norman D.C. Antibiotic therapy: what to consider when treating geriatric patients // Hosp. Formul. 1993. Vol. 28. P. 754–768.

  27. Nicolle L.E., Bradley S., Colgan R. et al. Infectious Diseases Society of America guidelines for the diagnosis and treatment of asymptomatic bacteriuria in adults // Clin. Infect. Dis. 2005. Vol. 40. P. 643–654.

  28. Luu T., Albarillo F.S. Asymptomatic bacteriuria: prevalence, diagnosis, management, and current antimicrobial stewardship implementations // Am. J. Med. 2022. Vol. 135. N. 8. P. e236–e244.

Глава 16. Абдоминальные инфекции

К абдоминальным инфекциям относятся заболевания различной этиологии (чаще бактериальной), локализующиеся в брюшной полости и характеризующиеся ограниченным или распространенным процессом [1].

К ограниченным или локализованным инфекциям относятся:

  • острый деструктивный холецистит и холангит;

  • абсцесс печени;

  • дивертикулит;

  • острый деструктивный аппендицит без перитонита.

К распространенным или осложненным инфекциям относятся:

  • перитонит;

  • интраабдоминальный абсцесс;

  • инфицированный панкреонекроз.

Наиболее частой формой абдоминальной инфекции является перитонит, как правило, вторичный, развившийся на фоне перфорации внутренних органов, деструктивного холецистита или аппендицита, панкреонекроза; в эту же группу относят и послеоперационный перитонит.

Перитонит относится к тяжелым инфекциям с неудовлетворительным прогнозом: летальность при перитоните составляет от 3,5% (при проникающих ранениях брюшной полости и раннем оперативном лечении) до 60% при абдоминальном сепсисе с полиорганной недостаточностью [1–2].

Клинически важной особенностью абдоминальных инфекций, во многом определяющей неудовлетворительный прогноз, является быстрое развитие генерализованной реакции макроорганизма в ответ на инфекционный процесс, которая обусловлена действием бактериальных эндо- и экзотоксинов и различных медиаторов воспаления. Поэтому распространенный перитонит часто определяют как абдоминальный сепсис [1].

В связи с увеличением доли пожилых людей в экономически развитых странах интраабдоминальные инфекции становятся важной медицинской проблемой в гериатрии. Дивертикулы толстой кишки являются наиболее характерной проблемой стареющего населения земного шара, возникновение которых связывают с возрастными изменениями стенки кишки и низким потреблением клетчатки в цивилизованных странах [2–5]. Частота дивертикулов толстой кишки увеличивается с 5% у 40-летних людей до 65% у лиц пожилого возраста [3]. У 10–25% пациентов, страдающих дивертикулезом, развиваются симптомы дивертикулита [4, 7].

Диагностика абдоминальных инфекций у пожилых представляет определенные сложности в связи с частым малосимптомным течением заболевания; в некоторых случаях наблюдается атипичная симптоматика, которая может проявляться в декомпенсации фоновой патологии, например прогрессировании сердечной недостаточности, ишемической болезни сердца, ХОБЛ. Иногда первые манифестации интраабдоминальных инфекций характеризуются симптоматикой со стороны ЦНС, нарушением сознания. Часто наблюдаемое отсутствие лихорадки и лейкоцитоза затрудняет диагностику и сопровождается отсрочкой хирургического вмешательства и назначения антибиотиков. В результате летальность при перитоните и абдоминальном сепсисе у пожилых существенно выше по сравнению с пациентами молодого и среднего возраста [2].

Наиболее частые формы интраабдоминальной патологии приведены в табл. 16-1. Холецистит, дивертикулит, кишечная непроходимость (с перитонитом или без) - наиболее характерные причины интраабдоминальных инфекций в пожилом возрасте. Эти же заболевания были наиболее частыми причинами абдоминального сепсиса в пожилом возрасте (табл. 16-2).

Таблица 16-1. Причины острой патологии брюшной полости у 6317 пациентов моложе 50 лет и 2406 пациентов старше 50 лет [11, в модификации]
Заболевания Пациенты ≤50 лет, % Пациенты >50 лет, %

Неспецифические боли в животе

39,5

15,7

Аппендицит

32,0

15,2

Холецистит

6,3

20,9

Кишечная непроходимость

2,5

12,3

Панкреатит

1,6

7,3

Дивертикулит

<0,1

5,5

Рак

<0,1

4,1

Ишемия кишечника

<0,1

2,3

Таблица 16-2. Причины абдоминального сепсиса у пациентов различных возрастных групп [8]
Заболевания Пациенты >65 лет (%) Пациенты ≤65 лет (%)

Аппендицит

28

61

Дивертикулит

28

6

Холецистит

12

2

Холангит

12

8

Интраабдоминальный абсцесс

9

14

Рак толстой кишки, мезентериальная ишемия

~11

~9

Этиология абдоминальных инфекций принципиально не различается в зависимости от первичной локализации инфекционного очага. В большей степени различия в этиологии определяются условием возникновения инфекции - внебольничная или нозокомиальная. Поэтому подходы к антибактериальной терапии будут рассмотрены на примере перитонита.

16.1. Этиологическая структура перитонита

Перитонит является инфекционным заболеванием преимущественно полимикробной этиологии. При всех типах перитонита доминирующими этиологическими агентами являются грамотрицательные бактерии (в основном Enterobacterales ), как правило, в сочетании с анаэробными микроорганизмами (Bacteroides fragilis, Bacteroides spp., Fusobacterium spp., Clostridium spp. ). Реже выделяются стафилококки.

Энтерококки часто выделяются в ассоциации с другими бактериями из перитонеальной жидкости у больных с перитонитом, однако их этиологическая роль остается неясной. Имеются данные, что исходы внебольничного перитонита не зависят от того, будет назначенный антибактериальный препарат обладать антиэнтерококковой активностью или нет [9, 12]. В то же время приводятся данные, что энтерококки имеют клиническое значение при третичном перитоните, формировании межкишечных абсцессов; энтерококки чаще выделяются при более тяжелом течении заболевания [12–14].

Pseudomonas aeruginosa редко является первичным этиологическим агентом при вторичном перитоните вследствие перфорации органа, однако ее значение существенно возрастает при послеоперационных перитонитах, а также при тяжелых гнойно-некротических формах деструктивного панкреатита, особенно у больных, получавших антибиотики широкого спектра.

У больных с вторичным распространенным перитонитом, развившимся вследствие деструкции или перфорации органа, в качестве этиологических агентов выступает собственная условно-патогенная микрофлора, колонизирующая тонкую и толстую кишку. В этом случае серьезных проблем с резистентностью микроорганизмов, как правило, не наблюдается [1, 4]. В то же время при послеоперационных перитонитах инфекцию могут вызывать госпитальные штаммы микроорганизмов со сложными механизмами резистентности. Сходная ситуация наблюдается и у больных с гнойно-воспалительными осложнениями панкреонекроза, так как это заболевание обычно развивается у иммуноскомпрометированных больных, и в этих случаях обычно проводятся повторные лапаротомии [1].

В большинстве случаев вторичного перитонита из брюшной полости выделяется несколько микроорганизмов. По данным Finegold [15], у больных с перитонитом выделялось в среднем 4,5 микроорганизмов, из них 2 аэробных и 2,5 анаэробных. В других исследованиях более чем в 90% случаев перитонита выделены аэробно-анаэробные ассоциации микроорганизмов [1, 4]; при перитоните, развившемся вследствие перфорации толстой кишки, в среднем у каждого пациента было выделено 9,4 анаэробных микроорганизма. При перитоните наиболее частыми патогенами были E. coli и Bacteroides fragilis , далее следовали Bacteroides spp., Fusobacterium spp., Clostridium spp ., различные Enterobacterales, Enterococcus spp., Peptostreptococcus spp., Eubacterium spp . В то же время при перитоните, развившемся после абдоминальных операций у больных, получавших антибиотики широкого спектра, наиболее частыми этиологическими агентами были мультирезистентные штаммы Enterobacter spp., Serratia spp., Enterococcus spp., Pseudomonas aeruginosa, Acinetobacter spp ., а также грибы [10, 16].

Широкий спектр потенциальных возбудителей вторичного перитонита приведен в табл. 16-3. В этиологии вторичного перитонита можно выделить два типа возбудителей.

Таблица 16-3. Этиологическая структура вторичного перитонита

Возбудители

Характеристика

Микроорганизмы

Аэробные

Анаэробные

Типичные

Эндогенная микрофлора кишечника - естественный уровень антибиотикорезистентности

Escherichia coli.

Enterobacterales.

Streptococcus spp.

Enterococcus spp.

Bacteroides fragilis.

Bacteroides spp.

Clostridium spp.

Fusobacterium spp.

Peptostreptococcus spp.

Особые*

Госпитальная микрофлора - высокий уровень антибиотикорезистентности

Pseudomonas aeruginosa.

Staphylococcus spp. (метициллин-резистентные).

Acinetobacter spp.

Грибы Candida

Примечание. * - Факторы риска: послеоперационный период, предшествующие антибиотики широкого спектра.

При внебольничном перитоните вследствие деструкции и перфорации органа этиологическим агентом является собственная нормальная микрофлора кишечника с естественным (невысоким) уровнем антибиотикорезистентности, причем, как правило, это ассоциации аэробных и анаэробных бактерий. Среди первых наиболее частым возбудителем является E. сoli , среди анаэробов - B. fragilis .

При госпитальном (нозокомиальном) перитоните , развившемся после абдоминальных операций, превалируют также грамотрицательные энтеробактерии и анаэробы, однако в этом случае возрастает значение госпитальных штаммов с более высоким уровнем антибиотикорезистентности. Наконец, у пациентов, получавших антибиотики широкого спектра, происходит элиминация чувствительной микрофлоры и ее замещение мультирезистентными госпитальными штаммами, такими как P. аeruginosa , метициллин-резистентные стафилококки, грибы.

Таким образом, можно выделить наиболее важные отличительные черты интраабдоминальных инфекций.

  • Полиэтиологичность - широкий круг потенциальных возбудителей.

  • Полимикробная этиология - в большинстве случаев удается выделить два микроорганизма и более.

  • Ассоциация аэробных и анаэробных микроорганизмов.

  • Сложности клинической оценки результатов микробиологического исследования (установления ведущего возбудителя).

Исходя из указанных особенностей, можно привести наиболее важные рекомендации по микробиологической диагностике и тактике антибактериальной терапии перитонита.

  • Микробиологическая диагностика вторичного перитонита имеет ограниченное значение:

    • при внебольничном перитоните - при возможности;

    • при нозокомиальном перитоните - обязательна.

  • Эмпирическая антибактериальная терапия перитонита является доминирующей.

  • Программу антибактериальной терапии следует планировать с учетом:

    • условий возникновения заболевания:

      • внебольничного перитонита;

      • нозокомиального перитонита;

    • наличия факторов риска полирезистентных возбудителей.

Ниже приведены рекомендации по микробиологической диагностике перитонита.

Рекомендации по микробиологической диагностике вторичного перитонита

  • Внебольничный перитонит.

    • Микробиологическая диагностика не обязательна.

      • При необходимости следует проводить забор интраоперационного или пункционного материала.

  • Нозокомиальный (послеоперационный перитонит).

    • Микробиологическая диагностика желательна.

      • Адекватное суждение о возбудителях можно получить только при исследовании интраоперационного материала и гемокультуры.

      • Исследование отделяемого из дренажей малоинформативно.

      • При наличии открытой раны брюшной полости следует исследовать биопсийный материал (более информативен, чем исследование аспирата или забор материала тампоном).

    • В рутинной клинической практике выделение анаэробов нецелесообразно с фармакоэкономических позиций.

16.2. Антибактериальная терапия перитонита

Лечение перитонита включает различные равноценные компоненты, направленные на санацию очагов инфекции, предотвращение транслокации бактерий, уменьшение выраженности системной воспалительной реакции, коррекций нарушений гомеостаза и синдрома диссеминированного внутрисосудистого свертывания, поддержание гемодинамики и детоксикацию. Одним из важнейших компонентов комплексной терапии является рациональная антибактериальная терапия, подразумевающая своевременное назначение эффективных антибиотиков в адекватных дозах [1].

Следует подчеркнуть, что антибактериальная терапия, не подменяя хирургическую санацию и другие компоненты медикаментозной терапии, существенно влияет на эффективность лечения перитонита. По данным D. Wittmann [17], проанализировавшего результаты лечения перитонита с 1901 по 1980 г., вклад антибактериальной терапии в общее снижение летальности при этом заболевании за 80 лет составляет не менее 20%. Многочисленные исследования показывают, что ранняя адекватная антибактериальная терапия улучшает прогноз при вторичном бактериальном перитоните; задержка в назначении адекватного режима терапии (после получения результатов бактериологического исследования) приводит к замедленному выздоровлению и повышению летальности [2, 8, 9].

Приведенные данные свидетельствуют, что своевременная и адекватная с первого этапа антибиотикотерапия определяет не только дальнейший прогноз при разлитом перитоните, но и имеет существенное экономическое значение для медицинских учреждений. Таким образом, антибактериальная терапия при перитоните должна быть стандартизирована.

Определяющим фактором при выборе антибактериального препарата для лечения перитонита является его антимикробная активность в отношении наиболее важных возбудителей перитонита. Условно, на основании приведенных выше данных по этиологической структуре перитонита "достаточность" спектра активности антибиотика может быть обозначена следующим образом:

  • внебольничный перитонит:

    • E. сoli + анаэробы;

  • госпитальный (послеоперационный) перитонит:

    • Enterobacterales + анаэробы;

  • госпитальный перитонит с предшествующими антибиотиками широкого спектра:

    • Enterobacterales + Enterococcus spp . + анаэробы.

Адекватный режим антибактериальной терапии перитонита должен обязательно охватывать анаэробные микроорганизмы. Ниже приведен перечень антибактериальных препаратов, обладающих активностью против анаэробных бактерий, а в табл. 16-4 - спектр природной активности антибиотиков против различных анаэробов.

Наиболее широким спектром антианаэробной активности обладают защищенные β-лактамы, карбапенемы и хлорамфеникол, однако последний препарат не может быть рекомендован для широкого использования при интраабдоминальных инфекциях вследствие токсичности. Метронидазол также обладает широким антианаэробным спектром, но может назначаться только в комбинации, так как не действует на аэробные микроорганизмы. К линкозамидам в последние годы отмечен рост устойчивости среди анаэробных бактерий, прежде всего Bacteroides spp . К природным и аминопенициллинам (бензилпенициллин, ампициллин) большинство госпитальных штаммов грамотрицательных анаэробных микроорганизмов в настоящее время устойчиво.

Таблица 16-4. Природная активность антибактериальных средств в отношении анаэробных бактерий
Микроорганизмы Пенициллин ИЗБЛ Карбапенемы Линкозамиды Метронидазол Хлорамфеникол

Bacteroides fragilis group

+

+++

+++

++

+++

++

Fusobacterium spp.

+++

+++

+++

++

+++

++

Prevotella spp.

+

+++

+++

++

+++

++

Clostridium perfringens

+++

+++

+++

+++

+++

+++

Clostridium spp.

+++

+++

+++

++

+++

+++

Peptostreptococcus spp.

+++

+++

+++

+++

++

+++

Actinomyces spp.

+++

+++

+++

+++

+

+++

Примечание. ИЗБЛ - защищенные β-лактамы (пиперациллин/тазобактам, цефотаксим/сульбактам, цефепим/сульбактам, цефоперазон/сульбактам). Активность: + - минимальная; ++ - умеренная; +++ - высокая.

Антибактериальные средства, активные в отношении анаэробных бактерий:

  • Пенициллины природные и полусинтетические

    • Бензилпенициллин.

    • Ампициллин.

  • Защищенные β-лактамы

    • Амоксициллин/клавуланат.

    • Ампициллин/сульбактам.

    • Пиперациллин/тазобактам.

    • Цефотаксим/сульбактам.

    • Цефепим/сульбактам.

    • Цефоперазон/сульбактам.

  • Карбапенемы

    • Биапенем.

    • Дорипенем.

    • Имипенем.

    • Меропенем.

    • Эртапенем.

  • Линкозамиды

    • Линкомицин.

    • Клиндамицин.

  • Другие группы

    • Метронидазол.

    • Хлорамфеникол.

Следует отметить, что не все ингибиторозащищенные цефалоспорины обладают активностью против анаэробных микроорганизмов. Так, перечисленные выше защищенные цефалоспорины обладают такой активностью, а цефтазидим/авибактам - нет, поэтому в случае его назначения при перитоните следует добавить метронидазол.

В табл. 16-5 приведен спектр активности антибактериальных препаратов в отношении наиболее важных возбудителей перитонита. Наиболее широким спектром, охватывающим практически всех этиологически значимых возбудителей перитонита, характеризуются карбапенемы (имипенем, меропенем, биапенем), защищенные антипсевдомонадные пенициллины (пиперациллин/тазобактам) и защищенные цефалоспорины (цефоперазон/сульбактам, цефотаксим/сульбактам, цефепим/сульбактам). Однако для защищенных пенициллинов в настоящее время имеются определенные проблемы, связанные с ростом частоты устойчивых госпитальных штаммов, прежде всего P. аeruginosa и некоторых энтеробактерий - Enterobacter spp., Serratia spp., Citrobacter spp ., продуцирующих хромосомные β-лактамазы класса С (АмрС), в отношении которых неактивны ингибиторы β-лактамаз.

Таблица 16-5. Активность антибактериальных препаратов широкого спектра в отношении наиболее значимых возбудителей вторичного перитонита (с учетом приобретенной резистентности)
Антибиотики E. coli [19] Другие Enterobacterales [20] P. aeruginosa Enterococci B. fragilis

Ампициллин

+/r

0

0

+

+/R

Амоксициллин/клавуланат

+

+/r-R

0

+

+

Ампициллин/сульбактам

+

+/r-R

0

+

+

Пиперациллин/тазобактам

+

+/r-R

+/r-R

+

+

Цефотаксим/сульбактам

+

+/r-R

0

0

+

Цефепим/сульбактам

+

+/r

+/r

0

+

Цефоперазон/сульбактам

+

+/r

+/r

0

+

Цефтазидим/авибактам

+

+

+/r

0

0

Цефазолин

+/r

0

0

0

0

Цефуроксим

+/r

+/R

0

0

0

Цефотаксим, цефтриаксон

+/r

+/r-R

0

0

0

Цефтазидим, цефоперазон

+/r

+/r-R

+/r

0

0

Цефепим

+/r

+/r-R

+/r

0

0

Меропенем

+

+/r

+/r

+

+

Имипенем

+

+/r

+/r

+

+

Биапенем

+

+/r

+/r

+

+

Эртапенем

+

+/r

0

+

+

Гентамицин

+/r

+/R

+/R

0 [21]

0

Амикацин

+

+/r

+/r-R

0

0

Ципрофлоксацин

+/r

+/r-R

+/r-R

0

0

Левофлоксацин

+/r

+/r-R

+/r-R

+/r

0

Моксифлоксацин

+/r

+/r-R

+/r-R

+/r

+

Клиндамицин

0

0

0

0

+/r

Ингибиторозащищенные аминопенициллины (амоксициллин/клавуланат, ампициллин/сульбактам) характеризуются достаточно высокой активностью против большинства возбудителей внебольничного перитонита и поэтому также могут использоваться в режиме монотерапии.

Все цефалоспорины и ранние фторхинолоны не обладают клинически значимой антианаэробной активностью, поэтому требуют комбинированного назначения с метронидазолом или линкозамидами. Возможность применения новых фторхинолонов при интраабдоминальных инфекциях не изучена в контролируемых клинических исследованиях, хотя определенные перспективы имеются у моксифлоксацина, который обладает клинически значимой активностью против анаэробов.

На основании изложенных выше требований к антибактериальным средствам на схеме приведены рекомендации по эмпирическому выбору режима терапии вторичного перитонита. Следует отметить, что широко рекомендовавшийся раннее режим стартовой терапии внебольничного перитонита линкомицин (клиндамицин) + гентамицин в настоящее время требует пересмотра из-за высокого уровня устойчивости грамотрицательных бактерий к гентамицину и ростом устойчивости грамотрицательных анаэробных бактерий к линкозамидам. Режимы монотерапии возможны при применении защищенных β-лактамов (главным образом при внебольничной инфекции) и карбапенемов (табл. 16-6) [20–22].

Таблица 16-6. Программа антибактериальной терапии вторичного распространенного перитонита и других форм абдоминальной инфекции [20–22]
Формы заболевания Наиболее значимые возбудители 1-я линия 2-я линия

Внебольничный перитонит

Пациенты I типа стратификации СКАТ без риска ПРВ

E. coli , реже другие Enterobacterales Bacteroides spp.

Ампициллин/сульбактам.

Цефалоспорин III–IV + метронидазол (клиндамицин)

Ципрофлоксацин + метронидазол.

Моксифлоксацин.

Цефуроксим + метронидазол ± аминогликозид

Пациенты II типа стратификации СКАТ с риском ПРВ (БЛРС)

E. coli , реже другие Enterobacterales Bacteroides spp.

Цефепим/сульбактам.

Цефотаксим/сульбактам.

Эртапенем

Пиперациллин/тазобактам.

Тигециклин.

Ампициллин/сульбактам + амикацин

Нозокомиальный перитонит (послеоперационный)

Пациенты IIIa типа стратификации СКАТ без предшествующих антибиотиков

Enterobacterales Bacteroides spp.

Цефепим/сульбактам.

Цефоперазон/сульбактам.

Эртапенем.

Пиперациллин/тазобактам

Имипенем.

Меропенем.

Биапенем.

Тигециклин

Пациенты IIIв типа стратификации СКАТ: предшествующие антибиотики и/или нахождение в ОРИТ >4 сут ± факторы риска P. aeruginosa [22]

Те же + Enterococcus spp. P. aeruginosa

Меропенем.

Имипенем.

Биапенем.

Цефоперазон/сульбактам + амикацин.

Цефепим/сульбактам + амикацин

Пиперациллин/тазобактам + амикацин.

Цефтазидим/авибактам.

Цефтолозан/тазобактам.

Полимиксин.

Тигециклин + амикацин

Панкреатит острый деструктивный (инфицированный панкреонекроз)

Пациенты I типа стратификации СКАТ без риска ПРВ

Enterobacterales.

Bacteroides spp.

Enterococcus spp.

Staphylococcus spp.

Clostridium spp.

Ампициллин/сульбактам ± амикацин

Ципрофлоксацин + метронидазол.

Моксифлоксацин.

Цефалоспорин III–IV + метронидазол

Пациенты II типа стратификации СКАТ с риском ПРВ (БЛРС)

Enterobacterales.

Bacteroides spp.

Enterococcus spp.

Staphylococcus spp.

Clostridium spp.

Цефепим/сульбактам.

Цефоперазон/сульбактам.

Эртапенем.

Пиперациллин/тазобактам

Имипенем.

Меропенем.

Биапенем.

Тигециклин

Пациенты IIIa типа стратификации СКАТ без предшествующих антибиотиков, после оперативного вмешательства

Enterobacterales.

Bacteroides spp.

Enterococcus spp.

Staphylococcus spp.

Clostridium spp.

P. aeruginosa

Цефепим/сульбактам.

Цефоперазон/сульбактам.

Тигециклин.

Все ± амикацин

Имипенем.

Меропенем.

Биапенем.

Пиперациллин/тазобактам + амикацин.

Полимиксин + тигециклин

Пациенты IIIв типа стратификации СКАТ: предшествующие антибиотики и/или нахождение в ОРИТ >4 сут

Enterobacterales.

Bacteroides spp.

Enterococcus spp.

Staphylococcus spp.

Clostridium spp.

P. aeruginosa

Candida spp.

Целенаправленная антибактериальная терапия по результатам микробиологического исследования или эмпирическая по данным локального микробиологического мониторинга. Следует ежедневно оценивать риск инвазивного кандидоза

Холангит и холецистит

Пациенты I типа стратификации СКАТ без риска ПРВ

E. coli , реже другие Enterobacterales Enterococcus spp.

Ампициллин/сульбактам

Ципрофлоксацин + метронидазол.

Моксифлоксацин.

Цефалоспорин III–IV + метронидазол

Пациенты II типа стратификации СКАТ с риском ПРВ (БЛРС)

E. coli , реже другие.

Enterobacterales

Enterococcus spp.

Цефепим/сульбактам.

Цефоперазон/сульбактам

Имипенем.

Меропенем.

Биапенем.

Тигециклин

Примечание. ПРВ - полирезистентные возбудители.

При госпитальном перитоните в случае выделения особых микроорганизмов к выбранному режиму антибактериальной терапии должны быть присоединены следующие антибиотики.

  • Staphylococcus aureus , устойчивый к метициллину (оксациллину):

    • ванкомицин или линезолид или тейкопланин.

  • Enterococcus faecalis , устойчивый к ампициллину, или E. faecium :

    • ванкомицин или линезолид или тигециклин.

  • Pseudomonas aeruginosa :

    • амикацин к антипсевдомонадному β-лактаму (имипенем, меропенем, биапенем, дорипенем, цефепим, цефепим/сульбактам, цефтазидим);

    • антипсевдомонадный β-лактам или амикацин к ципрофлоксацину (левофлоксацину).

  • Грибы Candida albicans :

    • флуконазол или каспофунгин:

      • Candida krusei, C. glabrata, C. auris :

        • каспофунгин или анидулафунгин.

При других формах интраабдоминальных инфекций (острый холецистит, холангит, интраабдоминальный абсцесс, острый деструктивный аппендицит) принципиальных различий в выборе режима антибактериальной терапии нет.

При проведении антибиотикотерапии перитонита, осложненного сепсисом с явлениями полиорганной недостаточности, режим дозирования антибиотиков у пожилых пациентов следует корректировать с учетом функции экскреторных органов.

Особая тактика применения антибактериальных препаратов должна быть в случае острого деструктивного панкреатита. При этом заболевании высок риск инфицирования поджелудочной железы, в результате чего прогноз существенно ухудшается. В настоящее время взвешенные рекомендации по применению антибиотиков при панкреонекрозе могут быть сформулированы следующим образом [18].

  • В связи с высоким риском инфицирования профилактическое назначение антибиотиков при остром деструктивном пакреатите является обоснованным при появлении ССВР или повышении маркеров бактериального воспаления (прокальцитонин >0,5 нг/мл, С-реактивный белок >100 мг/л).

  • Наиболее обоснованным с позиций доказательной медицины является применение с этой целью ингибиторозащищенных цефалоспоринов (цефепим/сульбактам, цефоперазон/сульбактам) в режиме монотерапии, или комбинации цефепима, амикацина и метронидазола, или ампициллина/сульбактама и амикацина.

  • Наиболее высокие терапевтические концентрации в ткани поджелудочной железы достигаются при применении фторхинолонов, однако убедительных доказательств их клинической эффективности в профилактике инфекции при панкреонекрозе нет. В одном исследовании показано, что пефлоксацин уступает имипенему в профилактике развития пакреатической инфекции [19].

  • Единого мнения о роли селективной деконтаминации кишечника в профилактике инфекции при деструктивном панкреатите в настоящее время нет. Существенное снижение частоты инфицирования и летальности было показано только при сочетании селективной деконтаминации кишечника и системных антибиотиков. Наряду со сложностью проведения адекватной селективной деконтаминации кишечника следует учитывать реальную возможность селекции резистентных штаммов бактерий и их распространения в стационаре.

  • Наиболее надежным режимом антибактериальной терапии при инфицированном панкреонекрозе являются карбапенемы (меропенем, имипенем), а при риске полирезистентных нозокомиальных возбудителей в комбинации с тигециклином.

  • Учитывая, что в этиологической структуре инфицированного панкреонекроза грибы рода Candida составляют, по различным данным, от 5 до 20% [1, 4, 12], присоединение системного антимикотика (флуконазол или эхинокандин) должно всегда обсуждаться в случае неэффективности адекватного режима антибактериальной терапии и адекватного хирургического лечения.

Список литературы

  1. Абакумов М.М., Бабаянц А.В., Багненко С.Ф. и др. Абдоминальная хирургическая инфекция: Российские национальные рекомендации / Под ред. Б.Р. Гельфанда, А.И. Кириенко, Н.Н. Хачатрян. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Медицинское информационное агентство, 2018. 168 с.

  2. Campbell B.S., Wilson S.E. Intraabdominal infections // Infectious Diseases in the Aging: a Clinical Handbook / Eds T.T. Yoshikawa, D.C. Norman. Totowa, New Jersey: Humana Press, 2001P. 91–98.

  3. Painter N.S., Burkitt D.P. Diverticular disease of the colon, a 20th century problem // Clin. Gastroenterol. 1975. Vol. 4. P. 3–21.

  4. Fugazzola P., Ceresoli M., Coccolini F. et al. The WSES/SICG/ACOI/SICUT/AcEMC/SIFIPAC guidelines for diagnosis and treatment of acute left colonic diverticulitis in the elderly // World J. Emerg. Surg. 2022. Vol. 17. N. 1. P. 5.

  5. Cirocchi R., Nascimbeni R., Binda G.A. et al. Surgical treatment of acute complicated diverticulitis in the elderly // Minerva Chir. 2019. Vol. 74. N. 6. P. 465–471.

  6. McGloughlan G.J., Anderson I.D., Grand I.S. et al. Outcome of patients with abdominal sepsis treated in an intensive care unit // Br. J. Surg. 1995. Vol. 82. P. 524–529.

  7. Wan D., Krisko T. Diverticulosis, diverticulitis, and diverticular bleeding // Clin. Geriatr. Med. 2021. Vol. 37. N. 1. P. 141–154.

  8. Podnos Y.D., Jimenez J.C., Wilson S.E. Intra-abdominal sepsis in elderly persons // Clin. Infect. Dis. 2002. Vol. 35. P. 62–68.

  9. Solomkin J.S. Evaluating evidence and grading recommendations: the SIS/IDSA guidelines for the treatment of complicated intra-abdominal infections // Surg. Infect. (Larchmt.). 2010. Vol. 11. N. 3. P. 269–274.

  10. Sartelli M., Catena F., Abu-Zidan F.M. et al. Management of intra-abdominal infections: recommendations by the WSES 2016 consensus conference // World J. Emerg. Surg. 2017. Vol. 12. P. 22.

  11. Telfer S., Fenyo G., Holt P.R. et al. Acute abdominal pain in patients over 50 yr of age // Scand. J. Gastroenterol. 1988. Vol. 2. Suppl. 144. P. 47–50.

  12. Solomkin J.S., Mazuski J.E., Baron E.J. et al. Guidelines for the selection of anti-infective agents for complicated intra-abdominal infections // Clin. Infect. Dis. 2003. Vol. 37. P. 997–1005.

  13. Zhang J., Yu W.Q., Chen W. et al. Systematic review and meta-analysis of the efficacy of appropriate empiric anti-enterococcal therapy for intra-abdominal infection // Surg. Infect. (Larchmt.). 2021. Vol. 22. N. 2. P. 131–143.

  14. Luo X., Li L., Xuan J. et al. Risk factors for enterococcal intra-abdominal infections and outcomes in intensive care unit patients // Surg. Infect. (Larchmt.). 2021. Vol. 22. N. 8. P. 845–853.

  15. Finegold S.M. Abdominal and perineal infections // Anaerobic Bacteria in Human Disease / ed. S.M. Finegold. New York: Academic Press, 1977. P. 257–313.

  16. Einav S., Zimmerman F.S., Tankel J., Leone M. Management of the patient with the open abdomen // Curr. Opin. Crit. Care. 2021. Vol. 27. N. 6. P. 726–732.

  17. Wittmann D.H., Bergstein J.M., Franzides C.T. Calculated empiric antimicrobial therapy for mixed surgical infections // Infection. 1991. Vol. 19. Suppl. 6. P. 345–350.

  18. Яковлев С.В. Применение антибактериальных препаратов при остром деструктивном панкреатите // Анналы хирургической гепатологии. 2008. Т. 13. № 1. С. 29–33.

  19. Bassi C., Falconi M., Talamini G. et al. Controlled clinical trial of pefloxacin versus imipenem in severe acute pancreatitis // Gastroenterology. 1998. Vol. 115. P. 1513–1517.

  20. Цветков Д.С. Абдоминальная хирургическая инфекция // Рациональная антимикробная терапия: Руководство для практикующих врачей / Под ред. С.В. Яковлева. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Литтерра, 2015 (Серия «Рациональная фармакотерапия). С. 677–688.

  21. Схемы лечения. Инфекции / С.В. Яковлев. 2-е изд., испр. и доп. М.: Литтерра, 2020. 256 с.

  22. Программа СКАТ (Стратегия Контроля Антимикробной Терапии) при оказании стационарной медицинской помощи. Российские клинические рекомендации / Под ред. С.В. Яковлева, Н.И. Брико, С.В. Сидоренко, Д.Н. Проценко. М.: Перо, 2018. 156 с.

Глава 17. Антибиотикоассоциированная диарея и псевдомембранозный колит, вызванные Clostridioides difficile

В последние два десятилетия отмечено значительное увеличение частоты и тяжести течения инфекции, вызванной Clostridioides (ранее Clostridium )difficile . Это инфекция толстой кишки, которая часто принимает генерализованное течение с развитием явлений сепсиса с возможным исходом в септический шок. В настоящее время антибиотикоассоциированная клостридиальная диарея (АКД) является ведущей причиной нозокомиальных диарей [1–2], хотя в последние годы увеличилось количество таких инфекций, возникающих вне стационара, в том числе среди пациентов, не имевших контактов с медицинскими учреждениями и даже не принимавших антибактериальные препараты [3]. Течение АКД имеет разнообразные проявления от легких форм водянистой диареи до тяжелого течения с развитием токсического мегаколона и/или псевдомембранозного колита. В последних случаях риск летального исхода существенно возрастает, достигая 22% и в некоторых случаях 37% [3].

Летальность при АКД у амбулаторных пациентов в среднем составляет 3,2%, а у госпитализированных существенно выше - 13,3% [4]. Особую актуальность проблема АКД имеет у пожилых пациентов. 70–80% АКД наблюдается у пациентов старше 65 лет [5]. Более того, 90% всех летальных исходов при АКД приходится на пациентов старших возрастных групп [4]. У пожилых больных рецидив инфекции наблюдается примерно в 25% случаев, что существенно выше по сравнению с более молодыми пациентами [4, 6].

АКД в настоящее время имеет огромное медицинское, социальное и экономическое значение. Развитие АКД приводит к увеличению сроков стационарного лечения в среднем на 2 нед [7] с увеличением стоимости лечения до 14 000 евро на 1 пациента [7]. Суммарные затраты на лечение АКД в Европе оцениваются на уровне 3 млрд евро ежегодно [7, 8]. Данные по распространенности АКД в России отсутствуют. По данным исследования ЭРГИНИ, по распространенности нозокомиальных инфекций в стационарах России частота документированной диареи, вызванной Clostridium difficile , составила 1% среди всех нозокомиальных инфекций [9].

17.1. Эпидемиология

В последние два десятилетия частота АКД постоянно возрастает, главным образом в Северной Америке и Европе, в меньшей степени в Азии. Частота АКД в США составляет около 8,75 случаев на 1000 госпитализаций, в то время как в странах Азии от 1,7 до 2,7/1000 госпитализаций [10, 11].

В 2003 г. отмечено появление нового высоковирулентного штамма C. difficile , обусловившего эпидемическую вспышку заболевания в Северной Америке и некоторых европейских странах [12]. Данный штамм относится к Северо-Американскому пульс-типу 1 (North American Pulse Field type 1) - NAP1 и риботипу 027, по данным ПЦР риботипирования, и несет мутацию в токсин-ингибирующем гене tcdC, что привело к увеличению продукции токсинов А и В, а также бинарного токсина. В результате увеличения вирулентности клона BI/NAP1/027 наблюдается существенное увеличение заболеваемости АКД, а также летальности и риска рецидива заболевания [12, 13]. Именно риботип 027 ассоциируется с внебольничными случаями АКД: с 1998 до 2009 г. частота госпитализаций в стационары США с первичным диагнозом "инфекция, вызванная Clostridium difficile " увеличилась с 25 200 до 110 600, достигнув плато с 2008 по 2009 г. [10]. Аналогично с риботипом 027 в Северной Америке риботип 078 начал регистрироваться в Европе с 2005 г. и также ассоциируется с тяжелым течением заболевания и внебольничными случаями, в том числе вызывает инфекции в молодом возрасте [14].

Распространение различных риботипов C. difficile представлено в табл. 17-1.

Таблица 17-1. Распространение риботипов Closdridioides difficile в разных регионах мира [11]
Риботип Распространение

027

США, Канада, Европа (Нидерланды, Германия, Ирландия), Чили, несколько сообщений из Восточной Азии

078

Европа (Испания, Германия, Франция)

017

Китай, Корея, Северная Европа (Нидерланды, Шотландия), Япония

018

Япония, Корея

014

США, Испания, Франция, Япония, Китай, Корея

001

Китай, Япония, Корея, Испания, Германия, Шотландия

002

Япония, Корея, Гонконг

17.2. Микробиология

Closdridioides difficile - грамположительный спорообразующий облигатный анаэробный микроорганизм, являющийся компонентом нормальной микрофлоры человека, а также домашних и диких животных. Толстую кишку человека колонизуют как токсигенные, так и нетоксигенные штаммы C. difficile , но только первые способны вызвать заболевание у человека.

Этиологическое значение C.difficile в развитии АКД и псевдомембранозного колита установлено в 1978 г. Патогенность микроорганизма связана с наличием одного или двух токсинов, обуславливающих диарею, - А и В. Все токсигенные штаммы C. difficile содержат токсин В, некоторые - токсин В + А [15]. Некоторые токсигенные штаммы C. difficile имеют также третий патогенный токсин, так называемый бинарный токсин, который ассоциируется с высокой вирулентностью и сильным цитотоксическим действием, а также высоким уровнем устойчивости к фторхинолонам [15–17].

C. difficile обнаруживается в кишечнике у 60–70% новорожденных и детей первого года жизни [18], а также у 5% здоровых взрослых; у госпитализированных пациентов C. difficile выявляется существенно чаще - в 20–30% [19]. Факторами защиты макроорганизма от инфекции, вызванной токсин-продуцирующими штаммами C. difficile , являются колонизационная резистентность кишечной микрофлоры и иммуноглобулины. Антибиотики нарушают кишечную микробиоту и колонизационную резистентность, в результате появляется ниша для колонизации толстой кишки токсигенными штаммами C. difficile [19]. В частности, показано, что уменьшение количества некоторых бактерий в толстой кишке (Bacteroides spp. и Firmicutes phyla ) под влиянием антибиотиков является способствующим фактором развития диареи, вызванной C. difficile [20], особенно у пожилых [21]. Уровень сывороточного антитоксин А иммуноглобулина G определяет риск развития диареи и летального исхода у госпитализированных пациентов, колонизованных C. difficile [22].

Патогенез диареи и колита обусловлен цитотоксическим повреждающим действием токсинов C. difficile , в результате происходит повреждение митохондрий (снижение концентрации аденозинтрифосфата, повышение концентрации свободных радикалов) и разрушение цитоскелета кишечного эпителия (разрыв межклеточных перемычек, гликозилирование Rho-белков) [22, 23]. В результате данных повреждений происходит гибель клеток кишечного эпителия с нарушением барьерной функции кишки, выработка провоспалительных цитокинов и хемотаксис нейтрофилов с развитием гиперсекреции жидкости в просвет кишки и системной воспалительной реакции.

17.3. Факторы риска

К наиболее значимым факторам риска инфекции C. difficile относится антибиотикотерапия (табл. 17-2). В исследованиях с адекватным контролем показано, что относительный риск АКД на фоне антибиотиков увеличивается в 2,86–6,92 раза [24].

Таблица 17-2. Факторы риска возникновения и рецидива диареи и колита, вызванного Closdridioides difficile [4–5]

Факторы риска

Лекарственные препараты

  • Антибиотики высокого риска (фторхинолоны, цефалоспорины III поколения, линкозамиды).

  • Длительность антибактериальной терапии.

  • Ингибиторы протонной помпы.

  • Противоопухолевые препараты

Возраст

  • >65 лет

Оказание медицинской помощи

  • Длительность госпитализации.

  • Нахождение в ОРИТ.

  • Предшествующая госпитализация.

  • Резиденты домов престарелых

Состояние макроорганизма

  • Тяжесть основного заболевания.

  • Коморбидность.

  • Хроническая болезнь почек.

  • Воспалительные заболевания кишечника

Инфекция C. difficile

  • Ранее перенесенная C. difficile диарея или колит

Установлено, что антибиотики широкого спектра и с антианаэробной активностью в большей степени увеличивают риск АКД по сравнению с антибиотиками узкого спектра без антианаэробной активности. В наибольшей степени риск АКД возрастает при назначении линкозамидов, фторхинолонов и цефалоспоринов III поколения (цефотаксим, цефтриаксон, цефтазидим). Другие антибиотики (ингибиторозащищенные β-лактамы, карбапенемы, макролиды, аминогликозиды, тетрациклины) в меньшей степени способствуют развитию АКД. Необходимо подчеркнуть, что АКД может развиться на фоне применения любого антибактериального препарата, включая метронидазол или ванкомицин [24]. Длительные (более 10 дней) и повторные курсы антибиотикотерапии также увеличивают риск АКД.

Применение антибиотиков является важнейшим, но не обязательным условием развития диареи и псевдомембранозного колита, вызванного C. difficile . В одном клиническом исследовании 24% пациентов с инфекцией C. difficile не получали антибиотики и 9% пациентов получали антибиотики 3 дня и менее [25]. В то же время следует отметить, что 75% этих пациентов были либо госпитализированы, либо имели непосредственный контакт с человеком, страдавшим диареей, и имели другие факторы риска инфекции C. difficile .

Цитостатические средства также ассоциируются с АКД [24], в наибольшей степени доксорубицин, циклофосфамид, цисплатин, хлорамбуцил, фторурацил, метотрексат. Возможный механизм связан как с нарушением кишечной микрофлоры, вызываемым цитостатиками, так и с их повреждающим действием на кишечный эпителий, приводящим к некрозу клеток и развитию мукозита. Кроме того, повышение риска развития АКД наблюдается при применении ингибиторов протонной помпы (относительный риск составляет от 1,69 до 2,05), в меньшей степени на фоне других антисекреторных препаратов.

Существенно повышают риск развития АКД наличие сопутствующих заболеваний кишечника (прежде всего неспецифического язвенного колита и болезни Крона) и операции на органах ЖКТ [15, 24, 25].

Среди других значимых факторов риска АКД следует выделить пожилой возраст, коморбидность, длительную госпитализацию, питание через назогастральный зонд, а также нахождение в палате с пациентом, имеющим манифестную форму инфекции C. difficile .

17.4. Клинические признаки и симптомы

Клинические проявления инфекции C. difficile достаточно разнообразны: от практически бессимптомного носительства или легкой водянистой диареи до тяжелого псевдомембранозного колита, токсического мегаколона, тяжелого сепсиса, септического шока. В одном исследовании показано, что у 5% пациентов с документированной инфекций C. difficile заболевание дебютировало с симптомов острого живота, потребовавшего лапаротомии, при этом у 2 из 5 пациентов до этого не отмечено диареи [24]. Особенно характерно проявление инфекции C. difficile в виде острого живота без диареи у послеоперационных пациентов.

Наиболее частыми клиническими проявлениями острой инфекции C. difficile являются водянистая диарея (неоформленный стул >3 раз в сутки), общие проявления интоксикации (слабость, анорексия, тошнота), умеренная лихорадка, лейкоцитоз со сдвигом влево, повышение СРБ, напряжение и вздутие живота, боли и спазмы в животе; кровянистая диарея наблюдается реже (5–10%) [11, 24]. При появлении данной симптоматики у госпитализированного пациента, получающего или получавшего антибиотики и имеющего один или несколько других факторов риска, следует прежде всего заподозрить АКД и провести соответствующее обследование.

Критериями тяжелого течения АКД являются выраженный лейкоцитоз (>15×109 /л), явления острого почечного повреждения (увеличение сывороточного креатинина в 1,5 раза и более от исходного уровня), сывороточный альбумин <30 г/л, электролитные нарушения. Не выявлено корреляции между частотой диареи и тяжестью/прогнозом заболевания. Критериями крайне тяжелого и осложненного течения АКД являются гипотензия или шок, нарушение сознания, диагностированный токсический мегаколон или псевдомембранозный колит, острый живот, лактат сыворотки >2,2 ммоль/л, полиорганная недостаточность (острая дыхательная недостаточность и/или острый респираторный дистресс-синдром, острая сердечно-сосудистая недостаточность, острая печеночная недостаточность, острая почечная недостаточность, геморрагический синдром) [11, 26] (табл. 17-3).

Таблица 17-3. Критерии тяжести антибиотикоассоциированной диареи, вызванной Clostridium difficile [11, 26; в модификации]
Степень тяжести Клинические признаки Лабораторные признаки

Легкая или умеренная

Диарея + клинические признаки и симптомы, не отвечающие критериями тяжелого или осложненного течения заболевания

Лейкоцитоз <15×109 /л.

Увеличение креатинина <1,5 раз от исходного значения

Тяжелая

Нарушение сознания.

Выраженные боли, вздутие живота.

Отеки

Лейкоцитоз >15×109 /л.

Увеличение креатинина >1,5 раз от исходного значения.

Гипонатриемия.

Гипокалиемия.

Альбумин <30 г/л

Тяжелая, осложненное течение

Гипотензия или шок.

Токсический мегаколон.

Псевдомембранозный колит.

Острый живот (перфорация кишки, перитонит, кровотечение), полиорганная недостаточность (более одного органа): острая печеночная недостаточность, острая дыхательная недостаточность, и/или острый респираторный дистресс-синдром, и/или потребность в ИВЛ, геморрагический синдром

Как при тяжелой степени + лактат сыворотки >2,2 ммоль/л.

Альбумин <25 ммоль/л

17.5. Диагностика

В настоящее время опубликовано два основополагающих документа по диагностике и лечению АКД - практические рекомендации общества инфекционных болезней Америки (IDSA) 2017 г. [27] и Европейского общества клинической микробиологии и инфекционных болезней (ESCMID) 2021 г. [28].

  1. Радиологическая диагностика . Изменения при рентгенологическом исследовании брюшной полости с контрастированием могут быть неспецифическими. В ряде случаев определяется дилатация толстой кишки, отечная кишка с участками утолщения кишечной стенки. При ирригоскопии могут выявляться дефекты наполнения, соответствующие расположению псевдомембран. При компьютерной томографии в 39% не выявляются патологические изменения, но может наблюдаться утолщение стенки толстой кишки до 10–15 мм (диффузное или локальное), увеличение объема кишки. В ряде случаев может определяться асцит, неравномерность стенки кишки. Эксперты из American College of Radiology рекомендуют проведение диагностической КТ брюшной полости при подозрении на псевдомембранозный колит, токсический мегаколон, интраабдоминальные осложнения (перфорация кишки) [29].

  2. Эндоскопическая диагностика . Колоноскопию или ректосигмоидоскопию следует проводить при подозрении на псевдомембранозный колит. Поскольку в большинстве случаев в патологический процесс вовлекаются дистальные отделы толстой кишки, проведение последнего метода оказывается достаточным. Выявляемые при эндоскопии, патологические изменения разнообразны и зависят от степени поражения и стадии инфекции и варьируют от умеренной гиперемии и отечности слизистой оболочки до мегаколона с формированием псевдомембран. В типичных случаях эндоскопическая картина при псевдомембранозном колите представлена очаговыми изменениями в виде небольших (от 2 до 10 мм в диаметре) бело-желтых возвышающихся бляшек (псевдомембран), располагающихся на нормальной или гиперемированной слизистой оболочке толстой кишки, имеющих тенденцию к слиянию при прогрессировании процесса. Псевдомембраны выявляются при эндоскопическом исследовании у 14–25% пациентов с легким течением заболевания и у 87% - с тяжелым. Псевдомембраны при гистологическом исследовании состоят из эпителиального детрита, фибрина, слизи и нейтрофилов [25–28].

  3. Лабораторная диагностика . Долгое время "золотым стандартом" диагностики инфекции, вызванной C. difficile , были цитотоксический тест и культуральное исследование. Однако относительная трудоемкость и, главное, длительность исследования (48–72 ч) являются серьезными ограничениями в клинической практике для рутинной диагностики АКД.

В последнее время наиболее широкое распространение получили иммуноферментный экспресс-метод (иммуноферментный анализ) диагностики токсинов А или токсинов А + В C. difficile , который доступен в различных вариантах - плашечный, индивидуальный, автоматизированный, а также метод иммуноферментного анализа определения глютаматдегидрогеназы C. difficile , пригодный для скрининга пациентов с инфекцией. Иммуноферментный анализ немного уступает в чувствительности цитотоксическому тесту (около 75%), но демонстрирует отличную специфичность (95–98%) [24, 27, 28, 30, 31], что в совокупности с невысокой стоимостью и быстротой (2–3 ч) делает его оптимальным для скрининга и рутинной диагностики АКД в лечебных учреждениях. В настоящее время в России доступны индивидуальные иммунохроматографические тесты детекции токсинов А и В нескольких производителей.

В качестве эталонного метода лабораторной диагностики АКД может рассматриваться ПЦР в реальном времени, характеризующийся наиболее высокой чувствительностью и специфичностью (93 и 97%), высокой скоростью определения (около 1 ч), а также позволяющий определять не только токсины А и В, но и бинарный токсин, что актуально в последние годы [27, 31]. ДНК-диагностика токсинов C. difficile доступна в России (система GeneXpert® , Cepheid).

Материалом для лабораторной диагностики инфекции C. difficile являются образцы свежего кала. Минимальное количество материала составляет 5 мл, оптимальное - 15–20 мл. Полученные образцы должны транспортироваться в герметичных пластиковых или стеклянных контейнерах.

Исследование кала на токсины C. difficile или детекцию глютаматдегидрогеназы следует проводить всем пациентам в стационаре, у которых отмечено развитие диареи, вне зависимости от того, получали они антибиотики или нет. Кроме того, обосновано проведение скрининга на C. difficile у пациентов без диареи, но с наличием абдоминальных симптомов (боли в животе, метеоризм), а также у пациентов, у которых на фоне адекватной антибактериальной терапии отмечено нарастание ССВР и повышение маркеров бактериального воспаления.

В случае отрицательного результата иммуноферментного анализа на токсины А и ВC. difficile и сохранения клинической симптоматики, характерной для АКД, возможно проведение повторного тестирования более чувствительным методом ПЦР, а при недоступности последнего целесообразно рассмотреть вопрос о проведении эмпирической превентивной антибиотикотерапии [21, 24].

17.6. Междисциплинарное взаимодействие при ведении пациентов с инфекцией C. difficile

Риск развития АКД наблюдается у пациентов, находящихся на лечении в различных отделениях медицинской организации. Для адекватного обследования и определения оптимальной тактики лечения пациента при подозрении на развитие АКД или документированной C. difficile инфекции необходимо тесное взаимодействие лечащего врача с клиническим фармакологом и гастроэнтерологом; при подозрении на внутрибрюшные осложнения (перфорация, кишечная непроходимость, кровотечение, токсический мегаколон) необходимо динамическое наблюдение пациента с участием хирурга. Обо всех случаях документированной инфекции, вызванной C. difficile , необходимо в кратчайшие сроки информировать госпитального эпидемиолога для определения мер профилактики распространения инфекции.

17.7. Лечение

При развитии и документации АКД необходимо отменить системные антибиотики (если это возможно), так как они провоцируют селекцию токсин-продуцирующих штаммов C. difficile и увеличивают риск рецидива АКД [27, 28]. При необходимости продолжить системную антибиотикотерапию для лечения основной инфекции целесообразно заменить антибиотик и назначить препарат, в меньшей степени провоцирующий селекцию токсин-продуцирующих штаммов C. difficile (см. табл. 17-2).

Целесообразно избегать назначения препаратов, снижающих перистальтику кишечника, - лоперамид и др., которые могут маскировать симптомы заболевания и ускорять развитие токсического мегаколона [27].

Для лечения АКД и псевдомембранозного колита в настоящее время используются антибактериальные препараты, пробиотики, биотерапевтические средства. На различных стадиях клинического изучения находятся иммуноглобулины, внутрикишечные токсиннейтрализующие средства, бактериальные средства, моноклональные антитела, вакцины, бактериофаги. Значение новых исследуемых подходов к лечению АКД в настоящее время оценить сложно, так как теоретические предпосылки и обоснования имеются достаточные, но предварительные результаты клинических плацебо-контролируемых исследований неоднозначны или отрицательны.

17.7.1. Антибактериальная терапия

Наиболее взвешенные рекомендации по антибактериальной терапии АКД представлены в клинических рекомендациях IDSA & SHEA и ESCMID [27, 28] (табл. 17-4). Препаратом 1-й линии для лечения АКД являются ванкомицин [27, 28, 31–34]. Метронидазол является антибиотиком 2-й линии и назначается в комбинации с ванкомицином при недостаточной эффективности стартовой терапии или рецидиве заболевания. Рекомендации по лечения АКД приведены в табл. 17-4.

Таблица 17-4. Лечение диареи и колита, вызванного Closdridioides difficile
Форма и тяжесть заболевания Антибиотики Длительность терапии

Нетяжелая диарея и колит, первый эпизод

Ванкомицин внутрь в дозе 250 или 500 мг 4 раза в сутки

10 дней

Тяжелая диарея и колит, первый эпизод или неэффективность терапии 1-й линии

Ванкомицин внутрь в дозе 500 мг 4 раза в сутки + метронидазол в/в в дозе 500 мг 3 раза в сутки

10–14 дней

Рецидив инфекции

Ванкомицин внутрь в дозе 500 мг 4 раза в сутки + метронидазол в/в в дозе 500 мг 4 раза в сутки

14–21 день

Среди альтернативных антибактериальных средств, доступных в настоящее время, но не включенных в рекомендации по лечению АКД, следует отметить тейкопланин, бацитрацин, рифаксимин, тигециклин, нитазоксанид . Эффективность этих антибиотиков показана в клинических исследованиях, но по эффективности они не превосходили ванкомицин или метронидазол [35].

К новым антибиотикам для лечения АКД и колита относятся фидаксомицин , рамопланин и рифалазил , но эти препараты в настоящее время не зарегистрированы в Российской Федерации. Рамопланин - неабсорбируемый антибиотик широкого спектра класса гликолиподепсипептидов. Его отличительной особенностью является активность in vitro не только в отношении вегетативный, но и споровых форм C. difficile . В настоящее время проводится III фаза клинических исследований препарата. Рифалазил - абсорбируемый антибиотик класса рифамицинов. В экспериментальных исследованиях показано, что на фоне рифалазила , в отличие от ванкомицина, после излечения не наблюдается рецидивов клостридиальной инфекции. Планируются клинические исследования препарата. Фидаксомицин одобрен для применения в США и ЕС для лечения АКД и колита как первого эпизода, так и рецидива. Он относится к макроциклическим антибиотикам, действующим на бактериальную РНК-полимеразу, характеризуется высокой природной активностью против C. difficile ; штаммы C. difficile , устойчивые к метронидазолу и ванкомицину, обычно сохраняют чувствительность к фидаксомицину [35]. В двух рандомизированных исследованиях показана одинаковая эффективность фидаксомицина и ванкомицина при лечении первого эпизода и первого рецидива C. difficile -ассоциированной диареи и колита, однако частота рецидивов клостридиальной инфекции при применении фидаксомицина была достоверно ниже (15,4%) по сравнению с ванкомицином (25,3%) [36, 37]. Следует подчеркнуть высокую эффективность фидаксомицина в случае АКД, вызванной наиболее вирулентным штаммом C. difficile - BI/NAP1/027.

17.7.2. Трансплантация фекальной микробиоты

При втором и последующих рецидивах АКД эффективность антибиотиков закономерно снижается. При тяжелом течении АКД и колите, частом рецидивировании заболевания активно обсуждается трансплантация фекальной микробиоты. В многочисленных исследованиях показана эффективность этого метода лечения АКД, причем при рецидивирующем течении эффективность трансплантации фекальной микробиоты превосходит эффективность антибиотиков [38]. Инфузия донорских фекалий через зонд в двенадцатиперстную кишку сопровождается высокой эффективностью (до 90%) при рецидивирующей АКД [39]. В апреле 2013 г. Комитет по контролю за лекарственными веществами и пищевыми добавками США определил трансплантат фекальной микробиоты в качестве биологического продукта и препарата для лечения АКД [41]. Трансплантация фекальной микробиоты приводится в рекомендациях IDSA как метод лечения рецидивирующей АКД [27]. Метод лечения АКД с помощью трансплантации фекальной микробиоты в настоящее время не разрешен в России.

17.7.3. Пробиотики

Значение пробиотиков в лечении и профилактике АКД дискутабельно и не имеет однозначного трактования. В некоторых исследованиях показана эффективность пробиотиков в лечении и профилактике АКД, в других не выявлено различий в эффективности пробиотиков и плацебо [24]. Кроме того, разноречивы данные метаанализов, учитывая большую разнородность работ как по методологии проведении исследования, так и по составу используемых пробиотиков. В одном метаанализе 63 рандомизированных контролируемых исследований относительный риск развития антибиотикоассоциированной диареи на фоне пробиотиков составил 0,58 (95% ДИ: 0,50–0,68, р <0,001), количество пациентов, которых необходимо пролечить, чтобы получить эффект, составил 13 [40], а при анализе 14 исследований по снижению риска развития АКД показано, что риск инфекции на фоне пробиотиков составил 0,29 (95% ДИ: 0,17–0,48, р <0,001, количество пациентов, которых необходимых пролечить, чтобы получить эффект, = 25). В то же время во многих исследованиях не показана эффективность пробиотиков в лечении и профилактики рецидивов АКД. Более того, имеются данные об увеличении риска тяжелых осложнений при применении пробиотиков у пациентов с факторами риска, в частности с центральным венозным катетером, нейтропенией, повторными лапаротомиями и иммунодефицитом. К таким осложнениям относятся фунгемия, бактериемия, эндокардит, отмеченные на фоне лечения пробиотиками, в состав которых входят лактобактерии и/или бифидобактерии [24].

Наибольшее теоретическое обоснование и положительные клинические данные в профилактике и лечении АКД имеются для пробиотиков, содержащих Saccharomyces boulardii, обладающих способностью нейтрализовывать токсин А C. difficile . Однако на фоне этих пробиотиков также возможен риск осложнений [24]. Таким образом, пробиотики, содержащие сахаромицеты, могут быть назначены (наряду с антибиотиками) для лечения АКД, а также с целью ее профилактики в группе риска, однако они противопоказаны у пациентов с тяжелым течением АКД, токсическим мегаколоном, мукозитом, нейтропенией, иммунодефицитом.

17.7.4. Мониторинг адекватности лечения

После начала лечения и до достижения стойкого клинического эффекта необходимо тщательное наблюдение за состоянием пациента (уровень сознания, термометрия, артериальное давление, частота сердечных сокращений, пальпация и аускультация живота) и ежедневный контроль частоты стула и его характера; лабораторные показатели, включающие лейкоциты и формулу, С-реактивный белок, прокальцитонин, креатинин, альбумин, электролиты, в первые дни лечения должны мониторироваться ежедневно.

Критериями эффективности антибактериальной терапии АКД являются:

  • клиническое улучшение самочувствия пациента в первые 2 дня лечения (уменьшение интоксикации, снижение лихорадки, уменьшение частоты жидкого стула, уменьшение болей в животе и метеоризма);

  • отсутствие прогрессирования системной воспалительной реакции в первые 2 дня лечения (лейкоциты, формула, уровень С-реактивного белка, прокальцитонина), отсутствие прогрессирования острой почечной недостаточности;

  • прекращение диареи (частота стула <3 раз в сутки) в течение 3–6 дней лечения;

  • нормализация показателей системной воспалительной реакции в течение 3–8 дней лечения.

17.8. Профилактика

Профилактическое пероральное назначение метронидазола или ванкомицина при применении системных антибиотиков широкого спектра для профилактики развития АКД не рекомендуется даже у пациентов группы высокого риска развития данной инфекции [27, 28]. Осторожное отношение к профилактическому использованию антибиотиков для снижения риска АКД обусловлено опасением экологически неблагоприятных воздействий и развитием сопутствующего ущерба (collateral damage) в виде селекции высокорезистентных штаммов бактерий в кишечнике, прежде всего ванкомицин-резистентных энтерококков [23].

Хотя эффективность пробиотиков в профилактике АКД дискутабельна, некоторые эксперты допускают их профилактическое назначение у пациентов в группе высокого риска, учитывая хорошую переносимость этих препаратов и невысокий риск сопутствующего ущерба [11].

Другие мероприятия по профилактике развития АКД и ограничению распространения в отделении токсигенных штаммов C. difficile должны быть обязательно реализованы в отделении [27, 41].

  • Ограничение контактной передачи:

    • мытье рук, использование кожных антисептиков (A-II) [24];

    • перчатки (A-I);

    • одноразовые халаты, изоляция пациента (B-III).

  • Регулярная уборка помещения, дезинфекция палат и оборудования (B-II), включая фонендоскопы, термометры, клавиатуру и мышь компьютеров, мобильные телефоны.

  • Одноразовые термометры (B-II).

  • Использование раствора гипохлорида натрия в разведении 1:10 для дезинфекции внешней среды, время экспозиции около 10 мин (B-II).

  • Обучение медицинских работников, родственников пациента мерам предосторожности при контакте с больным (B-III).

При увеличении частоты АКД в ЛПУ рекомендовано ограничение использования некоторых групп антибактериальных препаратов - линкозамидов, фторхинолонов, цефтриаксона [41].

Перспективы профилактики АКД связаны с разработкой вакцины, а также биологических препаратов, содержащих нетоксигенные штаммы C. difficile .

17.9. Заключение

Антибиотикоассоциированная диарея и псевдомембранозный колит, вызванные токсин-продуцирующими штаммами C. difficile , представляют актуальную проблему современной медицины, причем заболеваемость этой инфекцией и атрибутивная летальность постоянно увеличиваются. Особенно эта проблема актуальна у пожилых пациентов, у которых при госпитализации наблюдается более высокий риск ее развития, тяжелого течения и смерти. География АКД в последние годы расширяется, и наряду с "традиционными" для клостридиальной инфекции странами Западного полушария (Северная Америка, Европа) увеличение заболеваемости наблюдается в странах Азии, и также в России. Особую озабоченность вызывает глобальное распространение особо вирулентных штаммов C. difficile - BI/NAP1/027 и риботип 078, при которых наблюдается высокая летальность, частые рецидивы и осложнения в виде псевдомембранозного колита, токсического мегаколона, полиорганной недостаточности и токсического шока. Оптимальные режимы лечения АКД, особенно ее осложненных форм, в настоящее не разработаны, о чем косвенно свидетельствует высокий уровень рецидивов инфекции при любых режимах терапии. Особые перспективы в лечении тяжелых и рецидивирующих форм АКД связаны с официальной регистрацией принципиально нового метода лечения АКД - трансплантацией фекальной микробиоты.

Список литературы

  1. Dubberke E.R., Schaefer E., Reske K. et al. Attributable inpatient costs of recurrent Clostridium difficile infection // Infect. Control Hosp. Epidemiol. 2009. Vol. 30. N. 1. P. 57–66.

  2. Mendo-Lopez R., Villafuerte-Gálvez J., White N. et al. Recent developments in the management of recurrent Clostridioides difficile infection // Anaerobe. 2020. Vol. 62. P. 102–108.

  3. Bouza E. Consequences of Clostridium difficile infection: understanding the healthcare burden // Clin. Microbiol. Infect. 2012. Vol. 18. Suppl. 6. P. 5–12.

  4. Oksi J., Anttila V.J., Mattila E. Treatment of Clostridioides (Clostridium) difficile infection // Ann. Med. 2020. Vol. 52. N. 1-2. P. 12–20.

  5. Asempa T.E., Nicolau D.P. Clostridium difficile infection in the elderly: an update on management // Clin. Interv. Aging. 2017. Vol. 12. P. 1799–1809.

  6. Keller J.M., Surawicz C.M. Clostridium difficile infection in the elderly // Clin. Geriatr. Med. 2014. Vol. 30. N. 1. P. 79–93.

  7. Eckmann C., Wasserman M., Latif F. et al. Increased hospital length of stay attributable to Clostridium difficile infection in patients with four comorbidities: an analysis of hospital episode statistics in four European countries // Eur. J. Health Econ. 2013. Vol. 14. P. 835–846.

  8. Magalini S., Pepe G., Panunzi S. et al. An economic evaluation of Clostridium difficile infection in an Italy hospital // Eur. Rev. Med. Pharmocol. Sci. 2012. Vol. 16. P. 2136–2141.

  9. Яковлев С.В., Суворова М.П. , Белобородов В.Б. и др. Распространенность и клиническое значение нозокомиальных инфекций в лечебных учреждениях России: исследование ЭРГИНИ // Антибиотики и химиотерапия. 2016. Т. 61. № 5–6. С. 32–42.

  10. US National Library of Medicine National Institutes of Healyh. Clostridium difficile infections in hospital stays, 2009: Statistical brief #124 [Electronic resource]. Bethesda: National Center for biotechnology Information, US. National Library of Medicine, 2006. URL: http://www.ncbi.nlm.nih.gov/pubmed/22574332

  11. Burke K.E., Lamont J.T. Clostridium difficile infection: a worldwide disease // Gut Liver. 2014. Vol. 8. N. 1. P. 1–6.

  12. MacCannell D.R., Louie T.J., Gregson D.B. et al. Molecular analysis of Clostridium difficile PCR ribotype 027 isolates from Eastern and western Canada // J. Clin. Microbiol. 2006. Vol. 44. P. 2147–2152.

  13. McDonald L.C., Killgore G.E., Thompson A et al. An epidemic, toxin gene-variant strain of Clostridium difficile // N. Engl. J. Med. 2005. Vol. 353. P. 2433–2441.

  14. Goorhuis A., Bakker D., Corver J. et al. Emergence of Clostridium difficile infection due to a new hypervirulent strain, polymerase chain reaction ribotype 078 // Clin. Infect. Dis. 2008. Vol. 47. P. 1162–1170.

  15. Kelly C.P., LaMont J.T. Clostridium difficile: more difficult than ever // N. Engl. J. Med. 2008. Vol. 359. P. 1932–1940.

  16. Warny M., Pepin J., Fang A. et al. Toxin production by an emerging strain of Clostridium difficile associated with outbreaks of severe disease in North America and Europe // Lancet. 2005. Vol. 366. N. 9491. P. 1079–1084.

  17. Curry S.R., Marsh J.W., Muto C.A. et al. tcdC genotypes associated with severe TcdC truncation in an epidemic clone and other strains of Clostridium difficile // J. Clin. Microbiol. 2007. Vol. 45. N. 1. P. 215–221.

  18. Jangi S., Lamont J.T. Asymptomatic colonization by Clostridium difficile in infants: implications for disease in later life // J. Pediatr. Gastroenterol. Nutr. 2010. Vol. 51. P. 2–7.

  19. Johnson S. Recurrent Clostridium difficile infection: risk factors, treatments, and outcomes // J. Infect. 2009. Vol. 58. P. 403–410.

  20. Chang J.Y., Antonopoulos D.A., Kalra A. et al. Decreased diversity of the fecal microbiome in recurrent Clostridium difficile-associated diarrhea // J. Infect. Dis. 2008. Vol. 197. P. 435–438.

  21. Bermejo Boixareu C., Tutor-Ureta P., Ramos Martínez A. Actualización sobre infección por Clostridium difficile en el paciente mayor [Updated review of Clostridium difficile infection in elderly] // Rev. Esp. Geriatr. Gerontol. 2020. Vol. 55. N. 4. P. 225–235.

  22. Solomon K., Martin A.J., O’Donoghue C. et al. Mortality in patiebts with Clostridium difficile infection correlates with host proinflammatory and humoral immune responces // J. Med. Microbiol. 2013. Vol. 62. Pt 9. P. 1453–1460.

  23. Vedantam G., Clark A., Chu M. et al. Clostridium difficile infection: toxins and non-toxin virulence factors, and their contributions to disease establishment and host response // Gut Microbes. 2012. Vol. 3. P. 121–134.

  24. Oldfield E.C., Oldfield III E.C., Johnson D.A. Clinical update for the diagnosis and treatment of pseudomembranous colitis caused by C. difficile infection // World J. Gastrointest. Pharmacol. Ther. 2014. Vol. 5. N. 1. P. 1–26.

  25. Centers for Disease Control and Prevention (CDC). Severe C. difficile-associated disease in populations previously at low risk-four states, 2005 // MMWR Morb. Mortal. Wkly Rep. 2005. Vol. 54. P. 1201–1205.

  26. Surawicz C.M., Brandt L.J., Binion D.G. et al. Guidelines for diagnosis, treatment, and prevention of Clostridium difficile infection // Am. J. Gastroenterol. 2013. Vol. 108. P. 478–498.

  27. McDonald L.C., Gerding D.N., Johnson S. et al. Clinical practice guidelines for Clostridium difficile infection in adults and children: 2017 update by the Infectious Diseases Society of America (IDSA) and Society for Healthcare Epidemiology of America (SHEA) // Clin. Infect. Dis. 2018. Vol. 66. N. 7. P. e1–e48.

  28. van Prehn J., Reigadas E., Vogelzang E.H. et al.; Guideline Committee of the European Study Group on Clostridioides difficile. European Society of Clinical Microbiology and Infectious Diseases: 2021 update on the treatment guidance document for Clostridioides difficile infection in adults // Clin. Microbiol. Infect. 2021. Vol. 27. Suppl. 2. P. S1–S21.

  29. Grant T.H., Rosen M.P., Fidler J.L. et al.; for the Expert Panel on Gastrointestinal Imaging. ACR Appropriateness Criteria: acute abdominal pain and fever or suspected abdominal abscess [Online publication]. Reston, Va: American College of Radiology (ACR), 2008.

  30. Wilcox M.H. Overcoming barriers to effective recognition and diagnosis of Clostridium difficile infection // Clin. Microbiol. Infect 2012. Vol. 18. Suppl. 6. P. 13–20.

  31. Longo D.L. Clostridium difficile infection // N. Engl. J. Med. 2015. Vol. 372. P. 1539–1548.

  32. Kee V.R. Clostridium difficile infection in older adults: a review and update on its management // Am. J. Geriatr. Pharmacother. 2012. Vol. 10. N. 1. P. 14–24.

  33. Mounsey A., Lacy Smith K., Reddy V.C., Nickolich S. Clostridioides difficile infection: update on management // Am. Fam. Physician. 2020. Vol. 101. N. 3. P. 168–175.

  34. Ooijevaar R.E., van Beurden Y.H., Terveer E.M. et al. Update of treatment algorithms for Clostridium difficile infection // Clin. Microbiol. Infect. 2018. Vol. 24. N. 5. P. 452–462.

  35. Gerding D.N., Johnson S. Management of Clostridium difficile infection: thinking inside and outside the box // Clin. Infect. Dis. 2010. Vol. 51. N. 11. P. 1306–1313.

  36. Louie T.J., Miller M.A., Mullane K.M. et al. Fidaxomicin versus vancomycin for Clostridium difficile infection // N. Engl. J. Med. 2011. Vol. 364. N. 5. P. 422–431.

  37. Mullane K.M., Miller M.A., Weiss K. et al. Efficacy of fidaxomicin versus vancomycin as therapy for C. difficile infection in individuals taking concomitant antibiotics for other concurrent infections // Clin. Infect. Dis. 2011. Vol. 53. N. 5. P. 440–447.

  38. Van Nood E., Vrieze A., Nieuwdorp M. et al. Duodenal infusion of donor feces for recurrent Clostridium difficile // N. Engl. J. Med. 2013. Vol. 368. P. 407–415.

  39. Burke K.E., Lamont J.T. Fecal transplantation for recurrent Clostridium difficile infection in older adults: a review // Am. J. Geriatr. Soc. 2013. Vol. 61. P. 1394–1398.

  40. Hempel S., Newberry S.J., Maher A.R. Probiotics for the prevention and treatment of antibiotic-associated diarrhea: a systematic review and meta-analysis // JAMA. 2012. Vol. 307. P. 1959–1969.

  41. McNulty C., Logan M., Donald I.P. et al. Succesfull control of Clostridium difficile infection in an elderly care unit through use of a restrictive antibiotic policy // J. Antimicrob. Chemother. 1997. Vol. 40. N. 5. P. 707–711.

Глава 18. Инфекции костей и суставов

18.1. Остеомиелит

Остеомиелит (ОМ) - инфекционно-воспалительное заболевание, поражающее все слои кости: костный мозг, компактную и губчатую часть кости, надкостницу.

Современные аспекты этиологии, диагностики и лечения остеомиелита, в том числе у лиц пожилого возраста, отражены в нескольких руководствах [1–2] и клинических рекомендациях [3]. Эти положения обсуждаются в настоящем разделе.

18.1.1. Классификация

По этиологическому принципу выделяют:

  • неспецифический ОМ (вызывается условно-патогенными бактериями, реже - грибами);

  • специфический ОМ (туберкулезный, лепрозный, сифилитический, бруцеллезный).

По клинико-патогенетическому принципу выделяют:

  • гематогенный ОМ;

  • оМ позвоночника;

  • вторичный ОМ у пациентов без сосудистых поражений (включает травматический, огнестрельный, возникающий в результате перехода на кость гнойного воспаления с окружающих тканей);

  • вторичный ОМ у пациентов с поражениями сосудов.

По клиническому течению выделяют две формы: острую, продолжительностью до 2–4 нед, и хроническую , возникающую как исход острого ОМ со второго–третьего месяца от начала заболевания.

18.1.2. Эпидемиология

Гематогенный остеомиелит (ГОМ) встречается преимущественно у детей и подростков (90%), чаще у мальчиков. Возрастная структура заболеваемости ГОМ выглядит следующим образом: дети до 5 лет - 20–30%, от 5 до 14 лет - 70–75%. За последние 15–20 лет отмечено двукратное увеличение среднего возраста пациентов с ГОМ и доли лиц старше 50 лет. Вторичный ОМ у пациентов без сосудистых поражений чаще отмечается у лиц в возрасте 20–50 лет, а у пациентов с поражениями сосудов - старше 50 лет. Хронический ОМ чаще возникает после негематогенного ОМ.

Первично-хронические формы ОМ в данной главе не рассматриваются.

18.1.3. Этиология

Полимикробная этиология отмечается у 30–40% пациентов.

Гематогенный остеомиелит

  • S. аureus - 40–60%.

  • S. еpidermidis - менее 5%.

  • Грамотрицательные бактерии (E. сoli, Klebsiella spp. и др.) - 10–15% (группы риска: хроническая почечная недостаточность, сахарный диабет, неопластические процессы, при алкоголизме).

  • P. аeruginosa - преимущественно у героиновых наркоманов.

  • Анаэробные возбудители нетипичны для ГОМ, однако при бактериемии, вызванной Bacteroides spp ., эти микробы могут поражать кости в месте перелома.

  • Нетуберкулезные микобактерии - редко, в основном поражают позвонки. Грибы (чаще Candida spp .) - вялое течение с преимущественным поражением мелких костей, позвонков.

Остеомиелит позвоночника

  • S. аureus .

  • Грамотрицательные аэробы - 30%.

  • P. аeruginosa - преимущественно у наркоманов.

Вторичный остеомиелит у пациентов без сосудистых поражений

При ОМ травматического и огнестрельного происхождения спектр микробов, проникающих в рану в момент ее нанесения, зависит от условий и места событий, а на этапах оказания медицинской помощи (во время операции, перевязок) нередко происходит вторичное микробное загрязнение раны экзогенной и эндогенной микрофлорой.

Преобладают грамотрицательные аэробные бактерии и стафилококки, клостридиальная инфекция встречается как осложнение открытой травмы.

Группу риска составляют больные с диссеминированной грибковой инфекцией.

Остеомиелит с прилегающих очагов инфекции

  • S. аureus - преимущественно при ОМ трубчатых костей, тазобедренного сустава, позвонков, часто в ассоциации с другими возбудителями.

  • S. еpidermidis - при протезировании суставов.

  • Enterobacterales - при ОМ нижней челюсти, костей таза, мелких костей.

  • P. аeruginosa - при колотых ранах.

  • Pasterella multocida - при укусах кошек, собак.

  • Анаэробы - роль не изучена, зафиксированы при ОМ костей черепа, лица, нижней челюсти, поясничной области (особенно при пролежнях), кисти при укусах человеком, таза после внутрибрюшинных абсцессов.

Вторичный остеомиелит у пациентов с поражениями сосудов

Преобладают стафилококки, стрептококки, энтеробактерии, анаэробы (до 1/3 случаев).

Хронический остеомиелит

Преобладают S. aureus и грамотрицательные аэробные бактерии.

Отмечается увеличение частоты смешанных инфекций, включая аэробно-анаэробные микробные ассоциации.

18.1.4. Патогенез

ГОМ возникает в результате проникновения микроорганизмов в костномозговой канал из первичного очага (фурункул, карбункул, панариций, флегмона, абсцесс, рожистое воспаление, инфицированная рана, кариозные зубы, тонзиллит, хронический воспалительный процесс в придаточных полостях носа и уха) гематогенным путем.

Не всегда первичный источник инфекции столь очевиден. Гной распространяется по пронизывающим кость сосудистым каналам наружу и вовлекает в процесс надкостницу. В эти же сроки (1,5–3 нед) появляются рентгенологические признаки распада кости. Пенетрация возбудителя через надкостницу ведет к развитию абсцессов мягких тканей с образованием свища. Тромбоз кровеносных сосудов, питающих кость, вызывает некроз и секвестрацию (отторжение) костной ткани, что через 1–2 мес после начала воспаления завершается образованием так называемой секвестральной коробки, окружающей участок отторгающейся кости.

К развитию ГОМ могут приводить серповидно-клеточная анемия (наиболее частый возбудитель ГОМ - сальмонелла), а также внутривенные инфузии и гемодиализ.

Поражаются преимущественно длинные трубчатые кости (бедренная и большеберцовая), реже - плоские (кости таза, верхняя челюсть) и короткие (кости стопы).

ОМ позвоночника у взрослых обычно носит гематогенный характер, но может быть следствием травмы или развиться из прилегающего очага инфекции, возникшего после операции на межпозвоночном диске. В дополнение к артериальному распространению инфекции возможно ретроградное ее попадание в тела позвонков из мочевого тракта или малого таза за счет связи между тазовыми венами и венозной системой позвоночного столба (сплетение Ботсона). Инфекция распространяется на соседние позвонки через венозные сети. Распространение инфекции в заднем направлении может привести к развитию эпи- или субдуральных абсцессов, а в переднем направлении - паравертебральных, медиастинальных, заглоточных, поддиафрагмальных, ретроперитонеальных или подвздошных абсцессов.

Вторичный ОМ у пациентов без сосудистых поражений возникает в результате внедрения патогена непосредственно в кость при травме или из прилежащих очагов инфекции. Предрасполагающие факторы:

  • открытые переломы костей;

  • хирургические операции на костях (внутрикостная фиксация при переломах);

  • хронические инфекции мягких тканей.

Вторичный ОМ у пациентов с поражениями сосудов (в мелких костях стопы).

Предрасполагающие факторы:

  • гипоперфузия тканей (при диабетической ангиопатии, тяжелом атеросклерозе и васкулитах);

  • мелкие травмы стопы;

  • инфекции ногтевого ложа;

  • целлюлит;

  • трофические язвы.

Хронический ОМ характеризуется сочетанием гнойной инфекции, некроза костной ткани с образованием "секвестральной коробки" и поражения прилежащих мягких тканей. Любой ОМ может перейти в хронический.

18.1.5. Клиническая картина

ГОМ имеет 3 формы течения: токсическую, септикопиемическую и местноочаговую.

Токсическая форма характеризуется внезапным началом и молниеносным развитием заболевания, крайне тяжелым течением с преобладанием общих септических проявлений (потерей сознания и адинамией), а также лихорадкой.

Клинические проявления со стороны костей и мягких тканей не успевают сформироваться, так как большинство пациентов погибает к исходу 1–3 сут. Для пациентов пожилого возраста такой вариант течения не характерен.

Септикопиемическая форма наблюдается у 40% пациентов: начало острое с внезапным резким ознобом и температурой до 39 °С и выше (ремиттирующий характер).

Преобладают общие симптомы интоксикации и признаки тяжелого септического состояния. Наблюдается выраженный лейкоцитоз с резким сдвигом формулы влево (появление юных форм лейкоцитов) и анемия. Скоро в пораженной конечности появляется острая боль, сопровождающаяся рефлекторным сокращением мышц (полусогнутое положение). В последующие 1–2 сут появляются признаки воспаления мягких тканей. К исходу второго дня формируется субпериостальный абсцесс, на 5–7 сут в области поражения появляется флуктуация (межмышечная флегмона) через 12–15 дней.

Местноочаговая форма отличается более легким началом и стабильным течением заболевания. При этом местные воспалительные явления преобладают над общими симптомами, воспалительный процесс не всегда разрешается нагноением, а рентгенологическая картина может запаздывать. Пожалуй, это самая частая форма течения ОМ в пожилом возрасте.

ОМ позвоночника имеет следующие симптомы : постоянная, тупая боль в спине, судороги в паравертебральных мышцах и болезненность тела пораженного позвонка. Течение болезни вялое.

Вторичный ОМ у пациентов без сосудистых поражений во многих случаях диагностируется поздно. Отмечаются лихорадка, признаки воспаления мягких тканей в области поражения кости, боль в трубчатых костях, а также гнойные выделения из раны или свища.

Вторичный ОМ у пациентов с поражениями сосудов характеризуется наличием воспаления мягких тканей, целлюлита или длительно не заживающих язв. Отмечены диабетические осложнения: невропатия, ослабление или отсутствие артериальной пульсации в конечности, патологическое изменение кожи и ногтей, ретинопатия и нефропатия.

Хронический ОМ часто протекает без лихорадки и других общих проявлений, а местные симптомы выражены слабо, за исключением свищей.

18.1.6. Диагностика

  • Клинический анализ крови.

  • Посев крови в аэробных и анаэробных условиях (гемокультура при ГОМ).

  • Рентгенологические признаки (при ГОМ появляются не ранее 10–15-го дня). При негематогенных ОМ рентгенодиагностика не всегда информативна, при хронической форме ОМ рентгенограммы сравнивают в динамике для выявления новых или прогрессирующих старых изменений.

  • Сканирование с радиоактивным технецием при ГОМ - наиболее точный и быстрый (не позднее 24 ч от начала заболевания) метод определения поражения кости, но не всегда доступный.

  • КТ и магнитно-резонансная томография (при хроническом ОМ).

  • Гистологическое исследование и посев гноя или крови, полученные из костномозгового канала под давлением путем пункции кости на всем протяжении.

  • Исследование суставной жидкости (цитологический анализ, химический состав, бактериоскопия мазков, посев с определением чувствительности к антибиотикам).

  • Допплерография и ангиография.

  • Контрастная фистулография.

  • Исследование аспирата из кости на аэробные и анаэробные бактерии, микобактерии туберкулеза и грибы.

Открытая биопсия кости или позвонка в случае, когда пациенту невозможно провести аспирацию материала иглой, проводится при отсутствии эффекта антимикробной терапии и для дифференциальной диагностики.

У пациентов с поражениями сосудов процедуры взятия костного материала связаны с риском развития некроза кости и его контаминации микрофлорой пораженных мягких тканей. Материалы из дренажа или свищей не исследуют.

18.1.7. Дифференциальный диагноз

Проводится при туберкулезе (рентгенография грудной клетки, кожные туберкулиновые пробы), а также при опухоли Эвинга и метастазах опухоли в кость (гистологическое исследование биопсийного материала).

18.1.8. Лечение

Лечение должно быть комплексным - хирургические методы дополняются антимикробной терапией.

Принципы применения антибиотиков при ОМ.

  • Парентеральное введение препаратов в высоких дозах (концентрация их в кости должна превышать МПК для возбудителя).

  • Уровень антибиотика в пораженной кости должен быть выше МПК возбудителя (проникновение препарата в кость зависит от степени ее васкуляризации).

  • Не все антибиотики хорошо проникают в костную ткань. Антибиотики, при применении которых терапевтические концентрации (выше МПК возбудителя) антибиотика в костной ткани достижимы: клиндамицин, линкомицин, тетрациклины, фторхинолоны, рифампицин.

  • Монотерапия, за исключением обоснованных показаний (например, синегнойная инфекция), или малочувствительные возбудители.

  • Смена антибиотика при отсутствии положительной динамики в течение 4–5 сут, так как при ОМ эффект антибактериальной терапии может быть отсроченным из-за плохой пенетрации антибиотиков в костную ткань.

  • Ступенчатая терапия (чаще фторхинолонами в высоких дозах) при отсутствии противопоказаний [25] и установленном возбудителе (его сохраняют для мониторинга бактерицидной активности сыворотки крови).

  • Сроки лечения при острой форме ОМ - 4–6 нед, при хронической форме ОМ - не менее 3 мес (до 9–12 мес).

18.1.9. Рекомендации по антибактериальной терапии остеомиелита

Гематогенный остеомиелит (включая остеомиелит позвоночника)

Антибиотики 1-й линии

  • Оксациллин в/в в дозе 2 г 4–6 раз в сутки + клиндамицин в/в в дозе 600 мг 3 раза в сутки или рифампицин в/в в дозе 300–450 мг 2 раза в сутки.

  • Цефазолин в/в в дозе 2 г 3 раза в сутки + клиндамицин в/в в дозе 600 мг 3 раза в сутки или рифампицин в/в в дозе 300–450 мг 2 раза в сутки.

  • Клиндамицин в/в в дозе 600 мг 3 раза в сутки.

Антибиотики 2-й линии

  • Линкомицин в/в в дозе 600 мг 3–4 раза в сутки.

  • Моксифлоксацин в/в в дозе 400 мг 1 раз в сутки.

  • Линезолид в/в в дозе 600 мг/2 раза в сутки.

  • После стабилизации состояния пациента и снижения выраженности системной воспалительной реакции целесообразно долечивание пероральными антибиотиками.

  • Вместо оксациллина и цефазолина возможно назначение цефалексина внутрь в дозе 500 мг 3 раза в сутки или клиндамицина внутрь в дозе 300 мг 3 раза в сутки.

  • Дозы моксифлоксацина, линезолида, рифампицина при в/в введении и приеме внутрь одинаковые.

При кандидозной инфекции

  • Флуконазол в/в 0,8 г первая доза, затем 0,4 г 1 раз в сутки.

  • Каспофунгин в/в 0,07 г первая доза, затем 0,05 г 1 раз в сутки.

Лечение хронического остеомиелита

  • Антибиотики назначают на основе результатов бактериологических исследований.

  • При туберкулезной этиологии процесса проводят специфическую противотуберкулезную терапию, а по показаниям - хирургическое лечение.

  • При грибковой этиологии ОМ проводят противогрибковую терапию.

18.1.10. Антибактериальная терапия острого или хронического остеомиелита при установленной этиологии

S. aureus или коагулазонегативные стафилококки, устойчивые к оксациллину/метициллину (MRSA, MRSE, MRCNS)

  • Даптомицин в/в 6 мг/кг 1 раз в сутки.

  • Цефтаролин в/в 0,6 г 3 раза в сутки.

  • Линезолид в/в или внутрь по 0,6 г 2 раза в сутки.

  • Ванкомицин может назначаться только в случае MRSA с МПК <2 мкг/мл: 1 г (или 15 мг/кг) 2 раза в сутки.

Длительность лечения от 4–6 нед (острый) до 3–9 мес (хронический).

S. aureus, чувствительный к оксациллину/метициллину

  • Оксациллин в/в по 2 г 4–6 раз в сутки.

  • Цефазолин в/в по 2 г 3 раза в сутки.

  • Клиндамицин в/в по 600 мг 3 раза в сутки или внутрь по 300–450 мг 3 раза в сутки.

  • Линкомицин в/в по 0,6 г 3 раза в сутки или внутрь по 0,5 г 3 раза в сутки.

Длительность терапии от 4–6 нед (острый) до 3–9 мес (хронический). После стабилизации пациента возможна ступенчатая терапия - переход с в/в на пероральное лечение. С этой целью можно использовать пероральные антистафилококковые лекарственные средства: цефалексин по 0,5 г 3–4 раза в сутки, или цефуроксима аксетил по 0,5 г 2 раза в сутки, или левофлоксацин по 0,5 г 2 раза в сутки, или линкомицин по 0,5 г 3 раза в сутки, или клиндамицин 0,3–0,45 г 3 раза в сутки.

E. coli и другие энтеробактерии

  • Цефтриаксон в/в или в/м по 2 г 2 раза в сутки или цефотаксим в/в или в/м по 2 г 4 раза в сутки с переходом на цефиксим внутрь по 0,4 г 1 раз в сутки.

  • Левофлоксацин в/в или внутрь по 0,5 г 2 раза в сутки или моксифлоксацин в/в или внутрь по 0,4 г 1 раз в сутки.

Длительность терапии от 4–6 нед (острый) до 3 мес (хронический).

P. aeruginosa - терапия с учетом чувствительности (антибиотики расположены в порядке предпочтительного выбора)

  • Ципрофлоксацин в/в по 0,4 г 2–3 раза в сутки с переходом на прием внутрь по 0,75 г 2 раза в сутки.

  • Левофлоксацин в/в или внутрь по 0,5 г 2 раза в сутки.

  • Цефтазидим в/в или в/м по 2 г 3 раза в сутки ± амикацин в/в или в/м по 1 г 1 раз в сутки или гентамицин в/в или в/м по 5 мг/кг 1 раз в сутки.

  • Цефепим в/в или в/м по 2 г 2 раза в сутки ± амикацин в/в или в/м по 1 г 1 раз в сутки или гентамицин в/в или в/м по 5 мг/кг 1 раз в сутки.

  • Цефепим/сульбактам в/в 4 г 2 раза в сутки ± амикацин в/в или в/м по 1 г 1 раз в сутки или гентамицин в/в или в/м по 5 мг/кг 1 раз в сутки.

  • Пиперациллин/тазобактам в/в по 4,5 г 3 раза в сутки ± амикацин в/в или в/м по 1 г 1 раз в сутки или гентамицин в/в или в/м по 5 мг/кг 1 раз в сутки.

  • Дорипенем в/в по 0,5 г 3 раза в сутки ± амикацин в/в или в/м по 1 г 1 раз в сутки или гентамицин в/в или в/м по 5 мг/кг 1 раз в сутки.

  • Меропенем в/в по 0,5 г 4 раза в сутки или 1 г 3 раза в сутки ± амикацин в/в или в/м по 1 г 1 раз в сутки или гентамицин в/в или в/м по 5 мг/кг 1 раз в сутки.

Длительность терапии от 4–6 нед (острый) до 3 мес (хронический). Большая продолжительность антибактериальной терапии остеомиелита обоснована данными клинических исследований [4].

Для проведения ступенчатой терапии (переход на пероральное долечивание) возможно использование только антипсевдомонадных фторхинолонов (ципрофлоксацин, левофлоксацин). Пероральные β-лактамы с антисинегнойной активностью в клинической практике недоступны.

18.1.11. Оценка эффективности лечения

Выздоровление сопровождается исчезновением субъективных и объективных признаков заболевания к концу длительного (минимум год) лечения.

О неэффективности лечения свидетельствуют:

  • наличие незаживающего свища или рецидивы свищей;

  • сохранение общих признаков инфекции (ознобы, лихорадка, потеря веса тела, боль в пораженной кости);

  • прогрессирование инфекции костной ткани.

Прогноз при ГОМ обычно благоприятный. При адекватной длительной парентеральной антимикробной терапии рецидивы возникают у 2% пациентов, а при лечении менее 3 нед - в 19% случаев. При ОМ позвоночника постепенное выздоровление отмечается у 82–91% пациентов. При негематогенных формах ОМ лечение менее успешно, чем при ГОМ, а частота рецидивов достигает 40–50%. Недостаточность периферических сосудов ухудшает прогноз, а пациенты многократно госпитализируются в связи с рецидивами заболевания.

18.2. Инфекционный артрит

Современные аспекты этиологии, диагностики и лечения инфекционного артрита, в том числе у лиц пожилого возраста, отражены в нескольких руководствах [1–2] и обсуждаются в настоящем разделе.

18.2.1. Классификация

По клиническому течению выделяют острый и хронический артрит.

18.2.2. Этиология

Если у молодых пациентов острый гнойный артрит в большинстве случаев является гонококковым, чаще встречается у женщин (более 75%), то у пациентов пожилого возраста характерна другая этиология заболевания, вызванная условно-патогенной микрофлорой:

  • S. aureus (в 90% случаев - на фоне ревматоидного артрита);

  • стрептококки группы G и В;

  • грамотрицательные бактерии (при онкологических заболеваниях, применении иммунодепрессантов, у наркоманов, при сопутствующем неинфекционном заболевании суставов), S. marcescens и Pseudomonas spp. нередко вызывают нозокомиальную инфекцию сустава;

  • анаэробы (инфекции протезированного сустава, при сахарном диабете, ревматоидном артрите);

  • P. multocida (после укуса кошки и собаки);

  • вирусы;

  • хламидии.

Хронический инфекционный артрит часто имеет туберкулезную этиологию либо обусловливается атипичными микобактериями или грибами.

18.2.3. Патогенез

Инфекция распространяется гематогенным путем, при хирургической и иной травме. Предрасположены пациенты, страдающие ревматоидным артритом или другими хроническими воспалительными заболеваниями суставов, серповидно-клеточной анемией, иммунодефицитами, а также наркоманы и люди с искусственным суставом.

Поражается один или сразу несколько суставов, особенно при стафилококковой и гонококковой инфекции, а потенциально при любой бактериемии.

18.2.4. Клиническая картина

Основные признаки острого гнойного артрита:

  • лихорадка (90–95%) и озноб (25%);

  • отечность сустава;

  • болезненность при пальпации, боль и ограничение объема движений (не менее 15°) вплоть до утраты функции сустава;

  • при инфекции тазобедренного сустава - жалобы на боль при ходьбе.

18.2.5. Диагностика

  • Клинический анализ крови (лейкоцитоз, нейтрофилез, ускорение СОЭ).

  • Пункционная аспирация внутрисуставной жидкости (мутная жидкость с повышенным содержанием лейкоцитов до 20 000 клеток в 1 мкл с преобладанием полиморфноядерных лейкоцитов, содержание белка повышено >10 г/л, содержание глюкозы снижено <40 г/л).

  • Бактериоскопия мазка пункционной жидкости.

  • Посев жидкости в аэробных и анаэробных условиях.

  • Посев крови.

  • Рентгенологические исследования (на ранней стадии выявляют лишь изменения в мягких тканях, а изменения в костных структурах через 10–14 дней).

  • КТ и магнитно-резонансная томография (диагностика инфекции межпозвоночных дисков).

  • Туберкулиновые кожные пробы и другие методы выявления туберкулеза (у пациентов с медленно развивающимся моноартритом, сопровождающимся изменениями на рентгенограмме и отрицательным результатом при рутинном посеве внутрисуставной жидкости).

  • Биопсия суставной ткани для посева и гистологического исследования (при неопределенном, хроническом течении процесса и безрезультатном исследовании внутрисуставной жидкости).

18.2.6. Дифференциальный диагноз

Необходима дифференциация со следующими заболеваниями:

  • кристаллическими артритами (по наличию в суставной жидкости кристаллов урата натрия, пирофосфата и оксалата кальция);

  • ревматоидным артритом;

  • ревматическим артритом;

  • гонококковым артритом (мигрирующие артралгии, тендовагинит в области лучезапястного и голеностопного суставов, кожная сыпь);

  • артритами больших и мелких суставов, вызванными вирусами натуральной и вакцинальной краснухи, кори, эпидемического паротита, Эпштейн–Барр (при инфекционном мононуклеозе), гепатита В, гриппа, аденовирусами, парвовирусом (при инфекционной эритеме);

  • туберкулезным и грибковым артритами (микробиологическое исследование внутрисуставной жидкости);

  • постинфекционным реактивным артритом, вызванным шигеллами, сальмонеллами, кампилобактерами и иерсиниями;

  • болезнью Лайма (укус клеща в анамнезе, характерные повреждения кожи с длительно мигрирующей эритемой и гриппоподобной симптоматикой);

  • реактивным артритом (возбудитель - C. trachomatis, Y. enterocolitica, асимметричное поражение крестцово-подвздошных сочленений и крупных суставов нижних конечностей; уретрит, конъюнктивит, ирит, безболезненные язвы слизистой щек, кератоз подошв);

  • анкилозирующим спондилитом (чаще - у мужчин; характерны поражение позвоночника и аксиальная локализация артрита периферических суставов);

  • псориатическим артритом (асимметричное деформирующее поражение дистальных межфаланговых суставов, типичные изменения кожи и ногтей).

Появление сыпи описано при стрептококковом и менингококковом артритах.

18.2.7. Лечение

Тактика заключается в проведении антимикробной терапии, симптоматическом лечении, дренаже внутрисуставной жидкости и физиотерапии. Антибиотики сначала выбирают исходя из данных о предположительной этиологии заболевания в определенной возрастной группе, а в дальнейшем - в соответствии с результатами определения чувствительности выделенного возбудителя к антимикробным препаратам.

Антибактериальная терапия гнойного артрита у пациентов пожилого возраста

  • Оксациллин в/в в дозе 2 г 4–6 раз в сутки + цефтриаксон в/в в дозе 2 г 1 раз в сутки или ципрофлоксацин в/в в дозе 400 мг 2 раза в сутки.

  • Цефазолин в/в в дозе 2 г 3 раза в сутки + ципрофлоксацин в/в в дозе 400 мг 2 раза в сутки.

  • При аллергии на β-лактамы: клиндамицин в/в в дозе 600 мг 3 раза в сутки + ципрофлоксацин в/в в дозе 400 мг 2 раза в сутки.

Лечение хронического инфекционного артрита

Необходимо проведение специфической противотуберкулезной или противогрибковой терапии.

Немедикаментозное лечение включает снижение весовой нагрузки на сустав, но иммобилизация сустава должна быть ограничена пределами симптоматики.

Показаниями к оперативному вмешательству (вскрытие сустава) являются:

  • медленный ответ на антимикробную терапию;

  • неэффективность повторных аспираций внутрисуставной жидкости иглой или невозможность дренирования сустава;

  • инфекция протезированного сустава;

  • прогрессирование заболевания и некроз хрящевой ткани;

  • инфекция, вызванная грамотрицательными аэробными бактериями.

18.3. Инфекция протезированного сустава

Инфекция протезированного тазобедренного сустава - острая или хроническая инфекция, возникающая вследствие контаминации операционного поля во время операции или распространенная гематогенным путем. Инфекция имплантата развивается в 1–5% случаев в различные сроки после операции, наиболее часто в течение первого года.

Основная доказательная база по диагностике, этиологии и терапии инфекции протезированного сустава, в том числе возрастные аспекты заболевания, представлена в рекомендациях (Guidelines) [5–6] и нескольких фундаментальных систематических обзорах [7–9].

18.3.1. Этиология [10]

Ведущая флора:

  • стафилококки - S. аureus и коагулазонегативные (40–50%);

  • α-гемолитические стрептококки, стрептококки групп А, В, G (9–15%);

  • энтерококки (7%);

  • грамотрицательные аэробные бактерии (10–25%);

  • анаэробы (5–10%).

Редко встречаются Corynebacteria, Propionobacteria, Bacillus spp., Mycobacteria , грибы.

18.3.2. Патогенез

Острая (местная) форма развивается при контаминации раны во время операции или вследствие распространения контактным путем из инфицированной кожи, подкожных тканей, мышц или послеоперационной гематомы. Ее распознают в течение первых 6 мес после операции, хотя она может проявиться уже в первые дни и недели.

Гематогенная форма связана с инфицированием имплантата через кровь, наиболее часто после бактериемии S. aureus , развившейся вследствие стоматологических вмешательств или инвазивных диагностических методов или операций в урогенитальной области или ЖКТ.

Хронические формы инфекции имплантированных суставов связаны с формированием микробных биопленок на цементе или искусственном суставе.

18.3.3. Клиническая картина

Инфекцию протезированного тазобедренного сустава трудно диагностировать по нескольким причинам. Общие симптомы и признаки воспаления обычно отсутствуют, хроническая инфекция прогрессирует медленно, и симптомы, позволяющие поставить диагноз, появляются нескоро. Ведущий симптом - боль в суставе, возрастающая при его активности, но пассивные движения могут осуществляться в полном объеме. Осложняет диагностику и нестабильность сустава при физикальном и рентгенологическом обследовании.

18.3.4. Диагностика

Необходимо выделить возбудитель из материала, полученного из области операции. Поскольку отличить хирургическую инфекцию мягких тканей от инфекции протезированного тазобедренного сустава трудно, для установления окончательного диагноза необходимы результаты исследования крови, аспирированной из полости искусственного сустава жидкости и/или кости в области соединения цемента с протезом.

18.3.5. Клинические рекомендации [11]

Выполняется одноэтапная артропластика, во время которой инфицированные участки иссекают, удаляют загрязнения из операционной области и немедленно устанавливают новый протез. Есть другой вариант: хирургическим путем удаляются все инородные тела, загрязненные участки кости и мягких тканей, после чего минимум 4 нед проводят парентеральную антимикробную терапию. Реконструкцию протеза выполняют, в зависимости от характера инфекции, через 3 мес или через год.

В настоящее время все чаще применяют более щадящую тактику лечения: хирургическое дренирование с сохранением имплантата + агрессивная антимикробная терапия (эффективна в 20–36%). Такая тактика более эффективна при развитии инфекции в ранние сроки после операции (в течение первого месяца) и при наличии симптомов инфекции менее 1 мес. Эффективность антибиотикотерапии существенно выше при установленной этиологии заболевания.

Антибактериальная терапия инфекции имплантата сустава - эмпирическая терапия

  • Даптомицин в/в по 6 мг/кг 1 раз в сутки ± цефепим в/в по 2 г 2 раза в сутки или левофлоксацин в/в или внутрь по 0,5 г 2 раза в сутки.

  • Линезолид в/в или внутрь по 0,6 г 2 раза в сутки ± цефепим в/в по 2 г 2 раза в сутки или левофлоксацин в/в или внутрь по 0,5 г 2 раза в сутки.

  • Цефтаролин в/в по 0,6 г 2–3 раза в сутки ± рифампицин в/в или внутрь по 0,3 г 2 раза в сутки.

  • Ванкомицин в/в по 1 г (или 15 мг/кг) 2 раза в сутки + рифампицин в/в или внутрь по 0,3 г 2 раза в сутки + цефепим в/в по 2 г 2 раза в сутки или левофлоксацин в/в или внутрь по 0,5 г 2 раза в сутки.

  • Длительность терапии 4–6 нед.

Антибактериальная терапия инфекции имплантата сустава при установленной этиологии.

S. аureus или коагулазонегативные стафилококки, устойчивые к оксациллину/метициллину (MRSA, MRSE, MRCNS)

  • Даптомицин в/в по 6 мг/кг 1 раз в сутки.

  • Цефтаролин в/в по 0,6 г 2–3 раза в сутки ± рифампицин в/в или внутрь по 300 мг 2 раза в сутки.

  • Линезолид в/в или внутрь по 0,6 г 2 раза в сутки.

  • Ванкомицин может назначаться только в случае MRSA с МПК <1 мкг/мл: 1 г (или 15 мг/кг) 2 раза в сутки ± рифампицин в/в или внутрь по 300 мг 2 раза в сутки.

Длительность лечения 6 нед в случае MRSA и 4 нед в случае коагулазонегативных стафилококков.

S. aureus, чувствительный к оксациллину/метициллину

  • Оксациллин в/в по 2 г 4 раза в сутки + рифампицин в/в или внутрь по 300 мг 2 раза в сутки.

  • Цефазолин в/в по 2 г 3–4 раза в сутки + рифампицин в/в или внутрь по 300 мг 2 раза в сутки.

  • Клиндамицин в/в или внутрь по 0,3–0,6 г 3–4 раза в сутки + рифампицин в/в или внутрь по 300 мг 2 раза в сутки.

  • Линкомицин в/в по 0,6 г 3 раза в сутки или внутрь по 0,5 г 3 раза в сутки + рифампицин в/в или внутрь по 300 мг 2 раза в сутки.

Длительность терапии 6 нед. После стабилизации пациента возможна ступенчатая терапия - переход с в/в на пероральное лечение. С этой целью можно использовать пероральные антистафилококковые лекарственные средства: цефалексин по 0,5 г 3–4 раза в сутки, или цефуроксима аксетил по 0,5 г 2 раза в сутки, или левофлоксацин по 0,5 г 2 раза в сутки, или моксифлоксацин по 0,4 г 1 раз в сутки.

E. faecalis, чувствительный к ампициллину

  • Ампициллин в/в по 2 г 4 раза в сутки с переходом на амоксициллин внутрь по 1 г 3–4 раза в сутки.

  • Левофлоксацин в/в или внутрь по 0,5 г 2 раза в сутки или моксифлоксацин в/в или внутрь 0,4 г 1 раз в сутки.

Длительность терапии - 6 нед.

E. faecalis, устойчивый к ампициллину или E. faecium

  • Линезолид в/в или внутрь 0,6 г 2 раза в сутки.

  • Тедизолид в/в или внутрь 0,2 г 1 раз в сутки.

  • Тигециклин в/в в дозе 100 мг, затем по 50 мг 2 раза в сутки.

  • Ванкомицин в/в 1 г (или 15 мг/кг) 2 раза в сутки + рифампицин в/в или внутрь 0,3 г 2 раза в сутки.

Длительность терапии - 6 нед.

Streptococcus spp.

  • Ампициллин в/в 2 г 3–4 раза в сутки с переходом на амоксициллин внутрь 1 г 3 раза в сутки.

  • Цефтриаксон в/в или в/м 2 г 1 раз в сутки или цефотаксим в/в или в/м 2 г 3 раза в сутки с переходом на амоксициллин внутрь 1 г 3 раза в сутки или цефиксим внутрь 0,4 г 1 р/сут.

Оценка эффективности лечения

Клиническое выздоровление оценивают через 10–14 нед после завершения антимикробной терапии и определяют как полное исчезновение клинико-лабораторных и рентгенологических признаков воспаления.

Список литературы

  1. McCue J.D. Osteomyelitis and septic arthritis // Infectious Diseases in the Aging: a Clinical Handbook / Eds T.T. Yoshikawa, D.C. Norman. Totowa, New Jersey: Humana Press, 2001. P. 125–138.

  2. Яковлев С.В. Инфекции костей и суставов // Рациональная антимикробная терапия: руководство для практикующих врачей / Под ред. С.В. Яковлева. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Литтерра, 2015 (Серия «Рациональная фармакотерапия). С. 689–702.

  3. Berbari E.F., Kanj S.S., Kowalski T.J. et al.; Infectious Diseases Society of America. 2015 Infectious Diseases Society of America (IDSA) clinical practice guidelines for the diagnosis and treatment of native vertebral osteomyelitis in adults // Clin. Infect. Dis. 2015. Vol. 61. N. 6. P. e26–e46.

  4. Huang C.Y., Hsieh R.W., Yen H.T. et al. Short- versus long-course antibiotics in osteomyelitis: A systematic review and meta-analysis // Int. J. Antimicrob. Agents. 2019. Vol. 53. N. 3. P. 246–260.

  5. Minassian A.M., Osmon D.R., Berendt A.R. Clinical guidelines in the management of prosthetic joint infection // J. Antimicrob. Chemother. 2014. Vol. 69. Suppl. 1. P. i29–i35.

  6. Osmon D.R., Berbari E.F., Berendt A.R. et al.; Infectious Diseases Society of America. Diagnosis and management of prosthetic joint infection: clinical practice guidelines by the Infectious Diseases Society of America // Clin. Infect. Dis. 2013. Vol. 56. N. 1. P. e1–e25.

  7. Beam E., Osmon D. Prosthetic joint infection update // Infect. Dis. Clin. North Am. 2018. Vol. 32. N. 4. P. 843–859.

  8. Gomez-Urena E.O., Tande A.J., Osmon D.R., Berbari E.F. Diagnosis of prosthetic joint infection: cultures, biomarker and criteria // Infect. Dis. Clin. North Am. 2017. Vol. 31. N 2. P. 219–235.

  9. Tande A.J., Palraj B.R., Osmon D.R. et al. Clinical presentation, risk factors, and outcomes of hematogenous prosthetic joint infection in patients with Staphylococcus aureus bacteremia // Am. J. Med. 2016. Vol. 129. N. 2. P. 221.e11–e20.

  10. Osmon D.R. Microbiology and antimicrobial challenges of prosthetic joint infection // J. Am. Acad. Orthop. Surg. 2017. Vol. 25. Suppl. 1. P. S17–S19.

  11. Tande A.J., Gomez-Urena E.O., Berbari E.F., Osmon D.R. Management of prosthetic joint infection // Infect. Dis. Clin. North Am. 2017. Vol. 31. N. 2. P. 237–252.

Глава 19. Вторичный гнойный бактериальный менингит в пожилом возрасте

Бактериальный менингит не является частым инфекционным заболеванием у пожилых, однако сопровождается высокой летальностью. Диагноз менингита у пожилых, как правило, ставится в более поздние сроки по сравнению с молодыми из-за скудности клинических проявлений заболевания, сходной клинической картины с другими заболеваниями ЦНС, которые более часты у этой категории пациентов, а также отсутствием должной настороженности врачей. Ранняя диагностика бактериального менингита в пожилом возрасте имеет принципиальное значение, так как только своевременно начатое лечение дает шансы на выздоровление пациента.

19.1. Этиология

Эпидемиологические исследования свидетельствуют об увеличении частоты бактериального менингита у пожилых, прежде всего обусловленного такими микроорганизмами, как Streptococcus pneumoniae , Streptococcus agalactiae, Listeria monocytogenes , а также грамотрицательными бактериями, прежде всего Escherichia coli, Klebsiella pneumoniae, Proteus spp., Pseudomonas aeruginosa . В то же время вирусные менингиты более характерны для молодых пациентов.

В большом эпидемиологическом исследовании, проведенном в 1995 г. в разных штатах США, было показано, что ведущим возбудителем менингита у пациентов старше 60 лет был S. pneumoniae , на долю которого приходилось 70% всех случаев заболевания, при этом летальность составила 21% [1, 2]. Вторым по частоте возбудителем была Listeria monocytogenes (25%) с уровнем летальности 15%. На долю трех других микроорганизмов - Haemophilus influenzae, Neisseria meningitides , стрептококки группы В - в сумме приходилось 6%. Авторы отмечают, что частота менингита у пожилых, вызванного этими микроорганизмами, не претерпела существенных изменений по сравнению с данными 10-летней давности, в то время как частота бактериального менингита в раннем детском возрасте снизилась на 87%, по всей видимости, из-за широкой вакцинации против H. influenzae . Другие эпидемиологические данные по бактериальному менингиту в пожилом возрасте приведены в табл. 19-1.

Таблица 19-1. Эпидемиология бактериального менингита у пожилых [1]

Микроорганизмы

Исследования

Wenger et al. [4]

Schlech et al. [5]

Schuchat et al. [6]

Частота [26]

Летальность

Частота [26]

Летальность

Частота [26]

Летальность

S. pneumoniae

1,5

31

0,5

54

1,9

20

L. monocytogenes

0,5

0,1

41

0,6

H. influenzae

0,2

0,09

24

0,07

N. meningitidis

0,1

0,2

29

0,1

Стрептококки группы В

0,2

51

0,02

23

0,1

18

Особенностью бактериального менингита в пожилом возрасте является существенная этиологическая роль Listeria monocytogenes , в отличие от пациентов молодого и среднего возраста [7, 8].

19.2. Клинические признаки и диагностика

Типичные симптомы менингита включают лихорадку, головную боль, нарушение сознания, фотофобию и напряжение шейных мышц. Однако в двух исследованиях приводятся данные, что лихорадка и ригидность мышц наблюдались менее чем у 60% пожилых больных с бактериальным менингитом [1, 9].

Встречаемость наиболее типичных симптомов менингита у пожилых приведена в табл. 19-2.

Таблица 19-2. Частота симптомов менингита у пожилых [1, 9, 10]
Симптомы Частота, %

Лихорадка

59–100

Нарушение сознания

57–96

Головная боль

21–81

Ригидность затылочных мышц

57–92

Лихорадка и нарушение сознания являются наиболее частыми симптомами менингита. В то же время пожилые часто госпитализируются с этими симптомами. Такие инфекционные заболевания у пожилых, как пневмония, мочевая инфекция, часто сопровождаются нарушением сознания, вплоть до сопора или комы. Кроме того, неинфекционные заболевания в период обострения могут сопровождаться нарушением сознания в пожилом возрасте. Во всех случаях госпитализации пожилого пациента с нарушенным сознанием требуется обследование для исключения менингита, так как тактика антибактериальной терапии в этом случае отличается. В сложных диагностических случаях необходимо проводить люмбальную пункцию для исключения менингита, в то же время интерпретация результатов исследования может быть затруднена, если пациент уже получал антибиотики по поводу мочевой или бронхолегочной инфекции.

Пациенты с вероятным диагнозом бактериального менингита должны быть обследованы для исключения первичного очага инфекции, прежде всего пневмонии, синусита, реже - остеомиелита позвоночника, эпидурального абсцесса, эндокардита.

Основным методом диагностики менингита (нозологической и этиологической) является люмбальная пункция [11]. Полученный материал следует направить в клиническую и микробиологическую лаборатории, где исследуется клеточный состав (лейкоциты, эритроциты), содержание глюкозы и белка, проводится окраска по Граму и посев на питательные среды для выделения чистой культуры. Дифференциальные признаки бактериального менингита при исследовании спинномозговой жидкости приведены в табл. 19-3. В настоящее время считается, что повышенный уровень С-реактивного белка и прокальцитонина в крови является чувствительным признаком бактериальной инфекции, и эти методы могут быть использованы в разграничении инфекций ЦНС бактериальной и вирусной этиологии [12, 13].

Таблица 19-3. Дифференциальный диагноз бактериального менингита при исследовании спинномозговой жидкости [1, 12]

Показатели

Нормальная спинномозговая жидкость

Менингит

острый бактериальный

вирусный

туберкулезный

Давление

6–20 мм H2 O

Обычно повышено

Нормальное или умеренно повышено

Обычно повышено

Лейкоциты (в мм3 )

0–5 (около 85% лимфоцитов)

От 200 до >60 000, превалируют нейтрофилы

5-200, редко до 1000, превалируют лимфоциты (в первые несколько дней может быть повышено количество нейтрофилов)

25–100, реже до 500, превалируют лимфоциты

Белок (мг/дл)

18–45

100–500, в редких случаях >1000

Обычно в норме или увеличен до 100

Обычно 100–200

Глюкоза (мг/дл)

45–80 или 0,6 от концентрации в крови

5–40 или <0,3 от концентрации в крови

Обычно в норме

Обычно снижена

Окраска по Граму

Нет бактерий

Грам(+) или Грам(−) микроорганизмы1

Нет микроорганизмов

В 25% определяются кислотостабильные бактерии

1 Результаты окраска по Граму:

Грам(+) диплококки - Streptococcus pneumoniae.

Грам(+) кокки цепочки - Streptococcus agalactiae.

Грам(+) кокки скопления - Staphylococcus aureus.

Грам(+) палочки - Listeria monocytogenes.

Грам(–) диплококки - Neisseria meningitidis.

Грам(–) палочки - Haemophilus influenzae, Enterobacterales (E. coli и др.), Pseudomonas aeruginosa.

Этиологическая диагностика бактериальных менингитов является определяющим фактором успешной терапии. Микроскопия и микробиологическое исследование спинномозговой жидкости необходимо обязательно проводить у всех больных с подозрением на менингит [13].

Взятие ликвора для микробиологического исследования осуществляют следующим способом. После тщательной обработки кожи в месте люмбальной пункции с помощью стерильной иглы забирают 2 мл спинномозговой жидкости и помещают ее в стерильный контейнер. Пробы в лабораторию доставляют немедленно (в течение 5–10 мин). Задержка в доставке биоматериала в лабораторию более 30 мин может отрицательно повлиять на чувствительность метода. Информативным методом является окраска материала по Граму и определение наличия бактерий в спинномозговой жидкости и их вид (грамположительные или грамотрицательные), что может оказать помощь в ориентировочной оценке этиологии заболевания и выборе стартовой терапии; в настоящее время доступна также молекулярная диагностика возбудителя в спинномозговой жидкости (ПЦР).

Кроме традиционных методов микроскопии и выделения чистых культур, в настоящее время доступны экспресс-методы, позволяющие в течение 1 ч выявить ведущих возбудителей менингита. К таким методам относится реакция латекс-агглютинации.

В некоторых случаях бактериального менингита могут отмечаться атипичные результаты исследования спинномозговой жидкости с преобладанием лимфоцитов над лейкоцитами, а также отсутствием бактериальной флоры при окраске по Граму. Такие результаты могут наблюдаться при менингите, вызванном L. monocytogenes , при котором положительные результаты окраски по Граму отмечаются менее чем в 1/3 случаев [11].

Дифференциальный диагноз при лихорадке и менингеальных симптомах у пожилых должен также исключить такие заболевания, как абсцесс мозга, энцефалит, субдуральная эмпиема и эпидуральный абсцесс [13].

19.3. Антибактериальная терапия

Антибиотики следует назначать неотложно при установлении диагноза бактериального менингита. Промедление в назначении антибактериальной терапии на несколько часов сопровождается ухудшением прогноза заболевания. Установлено, что риск неблагоприятного исхода существенно возрастает при отсутствии стерилизации ликвора в течение >24 ч после начала заболевания [12]. Антибиотики назначаются эмпирически до получения результатов окраски спинномозговой жидкости по Граму или бактериологического исследования (после получения результатов может быть осуществлена коррекция режима терапии).

С учетом вероятной этиологии бактериального менингита препаратами выбора стартовой эмпирической терапии менингита у пожилых являются парентеральные цефалоспорины III поколения без антипсевдомонадной активности (обладающие высокой активностью против пневмококков, стрептококков, менингококков, гемофильной палочки, кишечной палочки) в сочетании с ампициллином (активен против листерий):

  • Цефтриаксон в/в по 2 г с интервалом 12 ч или цефотаксим в/в по 2 г с интервалом 4 ч + ампициллин в/в по 2 с интервалом 4 ч.

При неэффективности стартовой терапии (и отсутствии результатов бактериологического исследования) цефалоспорин следует заменить на меропенем (активен против пневмококков, стафилококков, стрептококков, гемофильной палочки и сильнее цефалоспоринов действует на грамотрицательные бактерии), причем меропенем применяется без ампициллина, так как обладает самостоятельной высокой активностью против L. monocytogenes . К меропенему обоснованно добавить в схему терапии линезолида (активен против метициллин-резистентных стафилококков и пенициллин-резистентных пневмококков):

  • меропенем в/в по 2 г с интервалом 3 ч ± линезолид в/в по 0,6 г с интервалом 12 ч [27].

В случае посттравматического или послеоперационного менингита (ведущий возбудитель - S. аureus ) оптимальным препаратом, наиболее полно перекрывающим спектр потенциальных возбудителей, является цефепим или меропенем; при неэффективности к режиму монотерапии следует добавить линезолид. Альтернативным режимом является комбинация цефтриаксона с ванкомицином, а при высоком риске P. аeruginosa вместо цефтриаксона следует использовать цефтазидим или цефепим.

Рекомендованные режимы этиотропной терапии бактериального менингита у пожилых представлены в табл. 19-4 [12, 14, 15]. Выбор антибактериальных препаратов для лечения менингита в большой степени определяется способностью антибиотика проникать через гематоэнцефалический барьер, что во многом определяет его эффективность при этой инфекции (табл. 19-5) [16].

Таблица 19-4. Рекомендации по этиотропной терапии бактериального менингита у пожилых
Микроорганизмы Антибиотики 1-й линии Антибиотики 2-й линии Длительность терапии, дни

Грамположительные

Streptococcus pneumoniae

Бензилпенициллин.

Цефтриаксон

Цефепим.

Цефотаксим.

Ванкомицин

10–14

Streptococcus pneumoniae PR (МПК ≥2 мкг/мл)

Цефтаролин + ванкомицин

Меропенем.

Линезолид

10–14

Streptococcus agalactiae

Цефтриаксон

Бензилпенициллин.

Цефотаксим.

Ванкомицин

14–21

Staphylococcus aureus MS

Оксациллин

Линезолид.

Меропенем

14–21

MRSA

Линезолид

Ванкомицин + рифампицин

14–21

Listeria monocytogenes

Ампициллин ± гентамицин

Меропенем.

Ко-тримоксазол

≥21

Enterococcus faecalis

Ампициллин + гентамицин

Ванкомицин.

Линезолид

14–21

Enterococcus faecium

Линезолид

Ванкомицин + гентамицин

14–21

Грамотрицательные

Neisseria meningitides

Бензилпенициллин

Ампициллин.

Цефтриаксон.

Цефотаксим.

Меропенем.

Хлорамфеникол

7

Haemophilus influenzae

Цефтриаксон.

Цефотаксим

Цефепим.

Меропенем

7

Enterobacterales (E. coli и др.)

Меропенем

Цефепим.

Цефтриаксон

21

Pseudomonas aeruginosa

Цефепим.

Цефтазидим

Меропенем.

Ципрофлоксацин.

Полимиксин В

21

Примечание. PR - пенициллинорезистентный. MS - метициллиночувствительный.

Таблица 19-5. Проникновение антибиотиков в спинномозговую жидкость [16]
Хорошее [28] Хорошее только при воспалении [29] Плохое [30]

Ко-тримоксазол.

Линезолид.

Метронидазол.

Рифампицин.

Хлорамфеникол

Ампициллин.

Бензилпенициллин.

Доксициклин.

Меропенем.

Оксациллин.

Тигециклин.

Цефалоспорины III–IV поколения:

  • цефепим;

  • цефотаксим;

  • цефтазидим;

  • цефтриаксон.

Ципрофлоксацин

Азитромицин.

Амикацин.

Ванкомицин.

Гентамицин.

Даптомицин.

Кларитромицин.

Клиндамицин.

Колистин.

Полимиксин.

Тейкопланин.

Фузидин .

Цефазолин.

Цефоперазон.

Цефуроксим.

Эритромицин

В связи с проблемой проникновения многих антибиотиков через гематоэнцефалический барьер принципиальным является вопрос адекватности режима дозирования препаратов (табл. 19-6), причем для антибактериальных препаратов с плохим проникновением в спинномозговую жидкость рекомендуется, наряду с системным введением, дополнительное внутрижелудочковое или интратекальное введение (табл. 19-7).

Таблица 19-6. Режимы дозирования антибактериальных препаратов при менингите [12–14, 16]
Антибиотик Суточная доза Интервал между введениями, ч

Амикацин

15 мг/кг [31]

24

Ампициллин

12 г

4

Бензилпенициллин

24–36 млн ед.

2–4

Ванкомицин

30–45 мг/кг [31]

8–12

Гентамицин

7 мг/кг [31]

24

Ко-тримоксазол

10–20 мг/кг [32]

6–12

Линезолид

1200 мг

12

Меропенем

6 г

8

Оксациллин

12 г

4

Полимиксин В [31]

200–300 мг

12

Рифампицин

600–900 мг

12

Тигециклин [31]

200 мг (первая доза двойная)

12

Хлорамфеникол

4–6 г

6

Цефепим

6 г

8

Цефотаксим

12 г

4

Цефтазидим

6 г

8

Цефтриаксон

4 г

12

Ципрофлоксацин

1200 мг

8

Таблица 19-7. Дозы антибиотиков для внутрижелудочкового или интратекального введения [12–14]
Антибиотик Суточная доза, мг

Ванкомицин

5–20 [33]

Гентамицин

4–8

Тобрамицин

5–20

Амикацин

30

Полимиксин

5–10

Список литературы

  1. Choi C. Bacterial meningitis // Infectious Diseases in the Aging: a Clinical Handbook / Eds T.T. Yoshikawa, D.C. Norman. Totowa, New Jersey: Humana Press, 2001. P. 113–124.

  2. Miller L.G., Choi C. Meningitis in older patients: how to diagnose and treat a deadly infection // Geriatrics. 1997. Vol. 52. N. 8. P. 43–44, 47–50, 55.

  3. Schlech W.F., Ward J.I., Band J.D. et al. Bacterial meningitis in the United States, 1978 through 1981: the national bacterial meningitis surveillance study // JAMA. 1985. Vol. 253. P. 1749–1754.

  4. Wenger J.D., Hightower A.W., Facklam R.R. et al. Bacterial meningitis in the United States, 1986: report of a multistate surveillance study // J. Infect. Dis. 1990. Vol. 162. P. 1316–1323.

  5. Schlech W.F., Ward J.I., Band J.D. et al. Bacterial meningitis in the United States, 1978 through 1981: the national bacterial meningitis surveillance study // JAMA. 1985. Vol. 253. P. 1749–1754.

  6. Schuchat A., Robinson K., Wenger J.D. et al. Bacterial meningitis in the United States in 1995 // N. Engl. J. Med. 1997. Vol. 337. P. 970–976.

  7. Pagliano P., Ascione T., Boccia G. et al. Listeria monocytogenes meningitis in the elderly: epidemiological, clinical and therapeutic findings // Infez. Med. 2016. Vol. 24. N. 2. P. 105–111.

  8. Pagliano P., Arslan F., Ascione T. Epidemiology and treatment of the commonest form of listeriosis: meningitis and bacteraemia // Infez. Med. 2017. Vol. 25. N. 3. P. 210–216.

  9. Choi C. Bacterial meningitis // Clin. Geriatr. Med. 1992. Vol. 8. P. 889–902.

  10. Behrman R.E., Meyers B.R., Mendelson M.H. et al. Central nervous system infections in the elderly // Arch. Intern. Med. 1989. Vol. 149. P. 1596–1599.

  11. Fishman R.A. CSF findings in diseases of the nervous system // Cerebrospinal Fluid in Diseases of the Nervous System. 2nd ed. / Ed. R.A. Fishman. Philadelphia: W.B. Saunders, 1992. P. 253–343.

  12. Tunkel A.R., Hasbun R., Bhimraj A. et al. 2017 Infectious Diseases Society of America’s clinical practice guidelines for healthcare-associated ventriculitis and meningitis // Clin. Infect. Dis. 2017. Vol. 64. N. 6. P. e34–e65.

  13. Davis L.E. Acute bacterial meningitis // Continuum (Minneap., Minn.). 2018. Vol. 24. N. 5. Neuroinfectious Disease. P. 1264–1283.

  14. Схемы лечения. Инфекции / С.В. Яковлев. 2-е изд., испр. и доп. М.: Литтерра, 2020. 256 с.

  15. Программа СКАТ (Стратегия Контроля Антимикробной Терапии) при оказании стационарной медицинской помощи. Российские клинические рекомендации / Под ред. С.В. Яковлева, Н.И. Брико, С.В. Сидоренко, Д.Н. Проценко. М.: Перо, 2018. 156 с.

  16. Яковлев С.В., Яковлев В.П. Современная антимикробная терапия в таблицах // Consilium Medicum. 2009. Т. 11. № 4. С. 4–82.


1. О состоянии санитарно-эпидемиологического благополучия населения в Российской Федерации в 2021 году: Государственный доклад. - М.: Федеральная служба по надзору в сфере защиты прав потребителей и благополучия человека, 2022. - 299 с.
1. Факторы риска отсутствия эффекта: возраст 65 лет, прием антибиотиков в течение последних 4–6 нед, частые обострения (в год), сопутствующие сердечно-сосудистые заболевания, ОФВ1 -объем форсированного выдоха за первую секунду.
2. К предикторам инфекции P. аeruginosa относятся частые курсы антибиотиков (>4 за год), ОФВ <30%, выделение P. аeruginosa в предыдущие обострения, колонизация P. aeruginosa, частые курсы системных глюкокортикоидов (>10 мг преднизолона в последние 2 нед), наличие бронхоэктазов.
3. Азитромицин, кларитромицин.
4. Амоксицилин в высокой дозе, амоксициллин/клавуланат. При аллергических реакциях на β-лактамы — респираторные фторхинолоны.
5. Левофлоксацин (750 мг), моксифлоксацин.
6. β-Лактамы с антисинегнойной активностью - пиперациллин/тазобактам, цефепим, карбапенемы (учет локальной чувствительности P. аeruginosa ). При аллергических реакциях на β-лактамы - азтреонам + респираторный фторхинолон.
7. Все рекомендации по антибактериальной терапии нозокомиального сепсиса без учета локального уровня антибиотикорезистентности будут иметь условный характер.
8. fn001,При высоком риске MRSA целесообразно присоединение ванкомицина или линезолида к любому режиму терапии; линезолид характеризуется лучшим проникновением в ткань легких и ЦНС.
9. Пациенты с апостематозным пиелонефритом должны получать антибактериальную терапию по программе нозокомиального пиелонефрита.
10. fn001
11. CNS - коагулазонегативные стафилококки (S. epidermidis, S. aprophyticus, S. haemolyticus, S. capitis ).
12. Первая доза 100 мг;
13. БЛРС - β-лактамазы расширенного спектра.
14. Первая доза 800 мг;
15. Первая доза 70 мг.
16. Преимущественно в первой порции при трехстаканной пробе.
17. В простатическом секрете и третьей порции мочи после массажа простаты.
18. В лекарственной форме ампициллин/сульбактам, цефотаксим/сульбактам, цефепим/сульбактам.
19. преимущественно внебольничные штаммы;
20. преимущественно госпитальные штаммы;
21. минимальная природная активность, но проявляют синергизм с пенициллинами; /r — часть штаммов может быть устойчива (5–20%); /R — многие штаммы устойчивы (>20%); /r-R — устойчивость варьирует в различных стационарах от умеренной до высокой.
22. Нахождение в ОРИТ, сахарный диабет, лечение глюкокортикоидами или цитостатиками.
23. Распространение в ОРИТ стационаров США в 1990-е гг. ванкомицин-резистентных энтерококков связывают с широким и бесконтрольным применением перорального ванкомицина для профилактики развития АКД.
24. Мытье рук с мылом более эффективно в предотвращении переноса споровых форм C. difficile по сравнению с антисептиками, которые эффективны только в отношении вегетативных форм.
25. Эпилепсия, судороги, другие поражения центральной нервной системы, удлинение интервала Q–T на электрокардиографии, цирроз печени.
26. Заболеваемость — частота случаев на 100 000 населения.
27. Линезолид существенно лучше ванкомицина проникает через гематоэнцефалический барьер, поэтому может иметь преимущество.
28. Обычно достигаются терапевтические концентрации в спинномозговой жидкости (выше МПК возбудителя).
29. Достижение терапевтических концентраций только при максимальных дозах.
30. Терапевтические концентрации при системном назначении не достигаются.
31. Дополнительно вводится интратекально.
32. Доза по триметоприму.
33. В большинстве исследований применялись дозы 10 и 20 мг.