КОМПЛЕКСНАЯ СУДЕБНАЯ ПСИХОЛОГО-ПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ЭКСПЕРТИЗА НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ ОБВИНЯЕМЫХ В УГОЛОВНОМ ПРОЦЕССЕ

Установки мирового сообщества к отправлению правосудия по отношению к несовершеннолетним отражены в ряде международных документов (Пекинские правила, Эр-Риядские и Гаванские соглашения). В них подчеркивается необходимость гуманного обращения с юными правонарушителями, применения к ним наказания в виде лишения свободы только в тех случаях, когда этого невозможно избежать. Названные принципы реализуются в большинстве стран Европы и Северной Америки посредством ювенальной юстиции — специальной системы правосудия в отношении несовершеннолетних, основная задача которой состоит не в определении ответственности и наказании подростка за содеянное, а в реинтеграции его в общество и профилактике совершения им правонарушений в будущем. Обязательство создать подобную систему взяла на себя и Россия, однако в настоящее время ее внедрение в нашей стране имеет скорее экспериментальный характер и реализуется лишь в нескольких регионах.

Ювенальная юстиция не имеет унифицированного характера и в разных странах имеет свои особенности. Так, например, различаются верхние и нижние границы привлечения несовершеннолетних к суду за делинквентное поведение и, соответственно, само юридическое понятие несовершеннолетия. Отличаются и принятые в отдельных странах подходы к рассмотрению проблемы делинквентности несовершеннолетних. В одних государствах принята модель, основанная на стремлении обеспечить «социальное благополучие» подростка и фокусирующаяся на его потребностях. В других больше внимания обращается на «справедливость», возможность «возмездия/возмещения и защиту общества». В большинстве случаев эти элементы сочетаются, отражая оптимальные интересы самих юных правонарушителей, их жертв и общественности. Соответствующим образом выстраиваются и потребности суда в компетентном мнении специалистов относительно характеристик самого юного делинквента.

В 2003 г. Советом Европы были приняты новые рекомендации по работе с делинквентностью несовершеннолетних. В них сконцентрировано внимание общественности на необходимости быстрого и последовательного принятия мер по отношению к подростку, нарушившему закон. Такие меры должны в меньшей степени ориентироваться на изоляцию несовершеннолетнего от общества, а больше обеспечивать возможность восстановительных процедур, направленных на смягчение вреда, причиненного виновным потерпевшему. Предлагается в большей степени возлагать ответственность за противоправное поведение подростка на его родителей и включать их в реабилитационную работу, обязывать посещать обучающие мероприятия и специальные курсы. Некоторые пункты принятых Советом Европы рекомендаций имеют непосредственное отношение к характеристикам развития подростков, оценка которых может относиться к компетенции комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы. Так, в пункте 3 рекомендаций говорится: «Способность нести вину должна отражать возраст и зрелость правонарушителя и согласовываться со стадией его развития, а меры уголовного характера следует применять постепенно в соответствии с увеличением индивидуальной ответственности». Если это положение относится скорее к вопросу о том, когда может начинаться уголовная ответственность подростка, то в пункте 5 рекомендаций затрагиваются проблемы зрелости и возрастного развития применительно к возрасту, при котором заканчивается действие ювенальной юстиции и начинается применение законодательства для взрослых. Этот пункт гласит: «С учетом более продолжительного перехода к взрослости молодые взрослые до возраста 21 года должны быть судимы и получать приговоры как несовершеннолетние, а также подвергаться аналогичным мерам, если только суд не примет решение о том, что они так же зрелы и ответственны за свои действия, как и полностью зрелый взрослый». Таким образом, оценка зрелости и особенностей развития несовершеннолетних и молодых взрослых, переступивших за границу несовершеннолетия, является одним из важных вопросов как ювенального судопроизводства, так и в целом политики европейских государств по отношению к подросткам, нарушавшим закон. Еще один важный момент, присутствующий в ряде положений этого документа и имеющий значение для экспертной практики, — постоянная необходимость при принятии решений относительно конкретного несовершеннолетнего оценивать риск совершения им повторных правонарушений в будущем. Подчеркивается потребность в разработке инструментов такой оценки для выбора адекватных по характеру, интенсивности и продолжительности мер воздействия (пункт 7). Подобная оценка требуется, по мнению авторов рекомендаций, во всех случаях, когда решается вопрос о помещении подростка под стражу во время следствия или в закрытое учреждение для реабилитации (пункт 12). Наконец, при помещении в учреждение такого рода оценка риска правонарушений должна сопровождаться оценкой потребностей подростка для выработки плана реинтеграции, подготавливающего его к освобождению. При этом учитываются его потребности в образовании, материальном обеспечении, медицинской помощи, семейном окружении и общении (пункт 13). Все перечисленные варианты получения оценочной информации предполагают мультидисциплинарное взаимодействие специалистов в области социальной работы, педагогов, а также — не в последнюю очередь — психологов и психиатров.

Далее мы рассмотрим, каким образом осуществляется решение экспертных вопросов, которые ставит суд перед психолого-психиатрической экспертизой несовершеннолетних в некоторых странах Европы и Северной Америки.

Правовое регулирование и организация экспертизы несовершеннолетних

Правовые, организационно-методические, научные основы и практика КСППЭ несовершеннолетних в ФРГ представляют для российских специалистов особый интерес. Это связано с общностью традиций двух стран в области психиатрии и отчасти клинической психологии. Более сходны по сравнению с другими европейскими странами те правовые положения, на основании которых проводится экспертиза, а также возникающие экспертные проблемы и трудности. Вместе с тем система комплексной экспертизы в Германии имеет свои существенные отличия и характерные особенности. При ее описании мы будем использовать работы известных немецких авторов (Lempp et al., 1999; Ostendorf, 1999; Schuetze et al., 1999).

Согласно общим правовым постулатам немецкой судебной системы, суд, стремясь к истине и справедливости, исходит из презумпции свободы каждого человека. Конституцией Германии закреплено понимание человека как личности, обладающей способностью к самостоятельному ответственному построению собственной жизни. Свобода тем самым неразрывно связана с ответственностью. В то же время свобода самоопределения и самоконтроля отдельного человека, формировавшегося в неблагоприятных обстоятельствах, находящегося в сложной ситуации, может быть поставлена под сомнение. Для разрешения подобных сомнений суд прибегает к помощи эксперта — «специалиста, который может высказать наиболее компетентное суждение по поводу определенного вопроса или обстоятельства дела в своей профессиональной области» (Lempp et al., 1999).

С одной стороны, эксперт независим от суда и отвечает лишь перед собственной профессиональным сообществом и своей совестью. С другой — суд не обязан некритично принимать выводы эксперта, поскольку ответственность за решение, в конечном счете, лежит на суде. На практике же нередко наблюдается доминирование мнения экспертов, в связи с чем они иногда рассматриваются как «судьи в белом». Адекватность решения во многом зависит от эффективности коммуникации между представителями юстиции и специалистами. Поэтому особые требования предъявляются к понятности и общедоступности языка экспертов, что обеспечивает прозрачность их выводов и, в случае необходимости, возможность проверки результатов.

Эксперт по делу назначается судом или прокуратурой, но работает только в интересах суда и берет на себя обязательство полной открытости перед судом во всем, что касается экспертизы. Судья обязан контролировать деятельность эксперта и отвечает за ее проведение в рамках установленных правил. Принимая заказ на выполнение экспертизы, эксперт становится своего рода помощником судьи, причем в этом отношении с него снимается обязанность хранить врачебную тайну. Проведение частных экспертиз по заказу адвокатов той или иной стороны, как правило, не допускается. В суде такие экспертизы обычно оспариваются, а специалист теряет репутацию эксперта. Исключение составляют случаи, когда по инициативе адвоката рассмотрение дела в суде должно быть возобновлено, а для обоснования требуется проведение экспертного исследования. Заказчиком экспертизы при этом выступает адвокат.

Выбор эксперта для проведения экспертизы в уголовном процессе по делам несовершеннолетних осуществляется в зависимости от поставленных судом вопросов. Если речь идет об определении вменяемости (§ 20 УК ФРГ) или уменьшенной вменяемости (§ 21 УК ФРГ), направлении в психиатрическую или наркологическую больницу, то привлекаются эксперты психиатры и психологи с клиническим опытом. В случаях экспертиз, касающихся уровня развития (§ 3, 32, 105 Ювенального судебного закона ФРГ), в первую очередь обращаются к специалистам в области психологии развития; психиатры здесь, как правило, исключаются. При определении прогноза опасности и санкций (§ 43 ч. 2 Ювенального судебного закона ФРГ) наряду с психологами, специализирующимися в сфере педагогической и социальной психологии, а также психотерапевтами, к экспертизе могут быть привлечены социологи, занимающиеся проблемами преступности, социальные педагоги и социальные работники.

Отказ от выполнения экспертизы может наказываться штрафом. Штрафные санкции на эксперта могут быть также наложены в случае несоблюдения сроков выполнения экспертизы (Ostendorf, 1999).

Проведение экспертизы разделяется на две части: исследовательскую, в рамках которой осуществляется психолого-психиатрическая диагностика, и экспертную, задача которой состоит в ответе на вопросы суда.

При психолого-психиатрическом исследовании проводится опрос самого подэкспертного и его окружения, сбор клинических и клиникопсихологических данных (в том числе получаемых в результате тестирования), а также общий медицинский осмотр несовершеннолетнего. Результаты диагностики оформляются в соответствии с международными классификациями МКБ или DSM и дополняются психодинамическим описанием процесса и условий психического развития.

В процессе исследования могут возникнуть правовые коллизии. Например, при опросе родственников несовершеннолетнего обвиняемого должно соблюдаться их право не свидетельствовать против него. Аналогичным образом сам подросток должен быть проинформирован (и это часто делают адвокаты, которые имеют право присутствовать при проведении экспертизы) о своем праве не раскрывать эксперту сведения, которые могут быть использованы против него, поскольку эксперт обязан предать их гласности на суде. Все это может приводить к недостаточности данных для экспертизы. R. Lempp, G. Schuetze и G. Koehnken (1999) полагают, что одним из решений проблемы могло бы стать проведение психолого-психиатрической диагностики не в режиме экспертного исследования, а в условиях сохранения врачебной тайны. После постановки диагноза можно было бы потребовать у адвоката и его подопечного передачи результатов обследования в суд для последующего проведения экспертизы. Однако и этот путь имеет значительные трудности. Еще одно обстоятельство, способное вызвать конфликт интересов, связано с тем, что обсуждение некоторых важных для экспертизы тем, особенно по делам о сексуальных правонарушениях, может привести к психической травматизации подэкспертного. При этом эксперт не имеет права оказать ему поддерживающую или терапевтическую помощь, поскольку в подобном случае потенциально может быть обвинен в пристрастности. По мнению авторов, коллизия между уголовно-процессуальными и профессиональными обязанностями психиатров и психологов как экспертов в немецкой практике пока не разрешена.

Экспертная часть заключения посвящается исключительно ответам на вопросы суда. Здесь остро стоят вопросы компетенции эксперта. Он ни в коем случае не должен брать на себя функции передачи суду новой информации, имеющей криминалистический характер, а обязан опираться только на материалы дела, которые ему были переданы судом. В некоторых случаях возможно выделение и экспертная оценка нескольких альтернатив, ведущих к различным результатам. Задача суда — выбрать ту версию, которая будет положена в основу его решения. Эксперт в любой момент может попросить отвечающего за экспертизу судью о помощи при работе со сложным материалом или о постановке дополнительных вопросов. В обязанности эксперта входит четкое знание границ своей компетенции и тех случаев, когда он не может ответить на вопрос с достаточной степенью вероятности.

В результате сбора и анализа данных эксперт (эксперты) составляет письменное заключение. Однако в уголовном процессе такое заключение имеет лишь предварительный характер. Окончательная экспертиза проводится только в судебном заседании с учетом всех данных, которые стали известны в процессе судебных слушаний. В связи с этим эксперт должен быть обязательным участником судебного процесса на всем его протяжении.

Анализ и цитирование документальных данных при написании заключения должны быть достаточно подробными, с тем чтобы при повторной экспертизе не возникало необходимости в их новом изучении. Часто при наличии соответствующих симптомов необходимо специализированное обследование головного мозга (ЭЭГ, компьютерная томография), для чего требуется получение разрешения суда и согласия подэкспертного или его законных представителей. Описание психического статуса должно быть как можно более детальным и подробным, дающим полную картину состояния подэкспертного.

Данные психологического исследования преимущественно с использованием стандартизированных тестовых методик используются для объективации и обоснования клинических выводов. Отношение к проективным тестовым методам в экспертной практике более сдержанное, поскольку они не имеют точных статистических оценок. Вместе с тем они могут быть очень полезными при работе с подростками, от которых трудно получить сведения другим путем. Психологическое исследование может проводиться в рамках комплексной экспертизы, заключение которой подписывают вместе психиатр и психолог, либо как дополнительная экспертиза, которую заказывает эксперт-психиатр.

Диагноз в экспертном заключении приводится в соответствии с главой V (F) МКБ-10, но может быть дополнен формулировкой в старом классическом варианте, который более понятен неспециалистам.

Резюмирующая часть заключения состоит из краткого описания основных результатов предшествующего исследования, которые лежат в основе ответов на поставленные судом вопросы. Помимо обоснования ответов эксперт может привести свои сомнения в их однозначности. Кроме того, требуется указать, на каких теоретических основаниях делаются выводы.

Наконец, еще одна тема, которая рассматривается не во всех экспертизах несовершеннолетних в рамках уголовного процесса, но представляется чрезвычайно важной, — это прогноз дальнейшего психосоциального развития несовершеннолетнего правонарушителя. Хотя выводы в подобном случае всегда имеют лишь вероятностный характер, эксперт может высказаться относительно того, какие меры и условия необходимы, чтобы прогноз с большей вероятностью был более благоприятным, а какие обстоятельства могут препятствовать позитивному развитию. Возникающая при этом проблема заключается в том, что эксперт как бы предопределяет решения суда. Однако Ювенальный судебный закон Германии требует, чтобы вопросы ресоциализации рассматривались в качестве первоочередных.

После написания заключения эксперт включается в судебные слушания, где должен дать окончательное заключение устно. Присутствуя в судебных заседаниях на стадии сбора доказательств, эксперт имеет право на допрос свидетелей и задает вопросы после прокурора и адвоката. В принципе, он не оценивает достоверность показаний свидетелей. Однако, например, по просьбе суда эксперт-психолог может сделать заключение о мотивах правонарушения, что, в свою очередь, невозможно без оценки достоверности показаний. Выход из этой дилеммы немецкие авторы (Lempp R. et al., 1999) видят в том, что эксперт может дать альтернативные выводы, из которых суд выбирает что-то одно на основе собственных критериев. Эксперт может попросить участников процесса, с которыми он беседовал в период написания экспертизы, подтвердить данные ими прежде показания. Если же в суде эти показания не подтверждаются, но эксперт продолжает опираться на них при выработке экспертного заключения, то суд допрашивает его по поводу приведенных сведений как свидетеля под присягой. В любом случае действительной считается та экспертиза, которая была устно оглашена в суде, тогда как письменная имеет лишь предварительный характер. Эксперт также подвергается допросу со стороны суда, прокурора, адвоката и обязан обосновать сделанные им выводы.

Оплата экспертизы производится в соответствии с законом о компенсации затрат свидетелям и экспертам. Почасовая оплата учитывает сложность экспертизы по соответствующей шкале от простой до особо сложной. Психиатрическая экспертиза соответствует категориям «сложная» и «особо сложная». Временные затраты на экспертизу оцениваются по средним стандартам. Например, при изучении документов норматив составляет около 60 страниц в час, при записи заключения на диктофон и корректуре текста — примерно 6 страниц в час. Аналогичным образом по существующим стандартам оплачиваются транспортные и прочие расходы, связанные с подготовкой экспертизы и участием в судебном заседании.

Предметные области психолого-психиатрической экспертизы несовершеннолетних

В немецком уголовном законодательстве выделяются следующие возрастные категории, по отношению к которым существуют различные правовые нормы:

Психолого-психиатрическая экспертиза несовершеннолетних в уголовном процессе ФРГ проводится в трех предметных областях:

Рассмотрим особенности каждого из перечисленных вариантов экспертиз.

Определение уголовной ответственности несовершеннолетних

В соответствии с § 3 Ювенального судебного закона несовершеннолетний в возрасте от 14 до 18 лет является уголовно ответственным лишь в том случае, если он во время совершения правонарушения «по своему моральному и умственному развитию достаточно зрел для того, чтобы понимать неправомерность поступка и действовать в соответствии с этим пониманием» (Ostendorf, 1999). H. Ostendorf толкует эту норму следующим образом: только тогда, когда подросток осознает, что делает что-то запретное, и при этом может проявить достаточную способность сопротивления побуждениям к совершению поступка, его можно привлекать к уголовной ответственности. Из сказанного ясно, что немецкий законодатель исходит из презумпции недостаточной способности несовершеннолетнего подростка к осознанному и свободному волевому контролю собственных действий, а сформированность этой способности у конкретного правонарушителя подлежит доказательству.

Если сравнить приведенные положения с нормами российского уголовного закона, то можно отметить, что учет специфики несовершеннолетия проявляется в Уголовном кодексе РФ, главным образом, в том, что для подростков от 14 до 18 лет предусмотрен ряд ограничений в применении уголовного законодательства, а также предполагается использование мер воспитательного характера. В определенном смысле в качестве аналога § 3 Ювенального судебного закона ФРГ может рассматриваться ч. 3 ст. 20 УК РФ. Однако последняя имеет по отношению к немецкой норме «зеркальный» характер, поскольку исходит из представления о наличии у подростка в норме психических предпосылок уголовной ответственности, в то время как доказыванию подлежит их отсутствие или ограничение.

Комментаторы положений § 3 Ювенального судебного закона ФРГ (Ostendorf, 1999) указывают на неопределенность понятия «зрелость» или «зрелость развития». В данном контексте должна определяться зрелость подростка не вообще, а тех конкретных функций, которые обеспечивают предпосылки ответственности, причем ко времени совершения правонарушения. В качестве некоего образца выступает психическое развитие 18-летнего совершеннолетнего, который, в принципе, обладает необходимыми возможностями, позволяющими нести ответственность в уголовном порядке. Возникает также вопрос о нормативах развития для подростков в возрасте 14, 15, 16, 17 лет, однако констатируется отсутствие конкретных норм такого рода.

В § 3 Ювенального судебного закона говорится о моральной и умственной зрелости несовершеннолетнего.

Под моральной зрелостью понимается развитие ценностного сознания, причем различение правильного и неправильного должно опираться на эмоциональную сферу. В то же время умственная зрелость предполагает принятие рациональных решений. Однако чаще противоправные действия совершаются не в силу непонимания их неправильности, а вследствие слабости воли. Поэтому, утверждают немецкие авторы, если подросток в 14–15 лет и может ориентироваться в системе ценностей, этого недостаточно для утверждения, что он может управлять своими действиями, необходима также оценка его способности к торможению собственных импульсов. Аналогичным образом интеллектуальное развитие не предопределяет развитие моральное. При оценке зрелости требуется рассмотрение процесса и факторов социализации, их возможного негативного влияния. В конкретном деле следует тщательно проанализировать, какое место занимают противоправные действия в жизни подростка, насколько они привычны или, напротив, чужды, исходят от детского игрового поведения. Все это имеет значение для определения способности понимать их неправильность.

При проведении диагностического исследования возникает вопрос о методическом арсенале экспертов. Определяя умственное развитие несовершеннолетнего подэкспертного, немецкие специалисты опираются на общее впечатление, анамнестические сведения и результаты тестового обследования подростка. Они рекомендуют использовать как вербальные (немецкая версия теста Векслера), так и невербальные стандартизированные методы (прогрессивные матрицы Равена), а также анализировать интеллектуальный профиль в целом для выявления частичных нарушений умственной деятельности.

Значительно более сложной задачей, с точки зрения немецких авторов, является оценка моральной зрелости. Обычно эксперты ориентируются на концепции морали, разработанные З. Фрейдом, Ж. Пиаже и Л. Колбергом. Особое значение придается переходу с преконвенциональной на конвенциональную стадию развития в соответствии с систематикой Л. Колберга, что проявляется в смене позиций эгоцентризма и целесообразности на необходимость принятия существующего правопорядка. В то же время надежного теста для оценки уровня развития морали не существует. Косвенную информацию эксперты могут получить с помощью известных методик: теста тематической апперцепции (ТАТ) Г. Мюррея, а также теста фрустрационной толерантности С. Розенцвейга.

Решающим аспектом исследования зрелости является оценка способности несовершеннолетнего обвиняемого к волевым действиям. Поведение подростков часто определяется эмоциональными спонтанными проявлениями, воздействием агрессивной рекламы, влиянием приятелей, идеологически окрашенных группировок. Все это затрудняет самостоятельную регуляцию действий подростка.

Сложность в проведении экспертизы подобного рода состоит также в том, что состояние развития несовершеннолетнего должно оцениваться ретроспективно, и специалистам всегда необходимо иметь в виду процесс развития, продолжающегося после совершения правонарушения.

Согласно положениям § 3 Ювенального судебного закона в круг вопросов экспертов входят не все состояния незрелости, а лишь те, что обусловлены задержанным развитием. Если же они связаны с болезненными нарушениями, то действуют положения § 20 и 21 УК ФРГ о невменяемости и ограниченной вменяемости. Таким образом, требуется дальнейший анализ незрелости с точки зрения психопатологических изменений и прогностических оценок. О задержанном развитии может идти речь в тех случаях, когда, по крайней мере потенциально, возможно последующее «дозревание». Необходим очень высокий уровень квалификации эксперта для того, чтобы дифференцировать все эти состояния, так как болезненные нарушения могут сочетаться с задержанным развитием, как, например, при гиперкинетическом синдроме. По мнению G. Schuetze и G. Schmitz, если этиология задержанного развития в конкретном случае неясна, юрист может отнести такой феномен к § 3 Ювенального судебного закона как к норме, предусматривающей менее массивное вмешательство. Если же патология и задержка развития присутствуют примерно в равной степени, то применение § 3 Ювенального судебного закона либо § 20 и 21 Уголовного кодекса ФРГ зависит от решения судьи, который принимает во внимание все обстоятельства дела (Ostendorf, 1999), в том числе тяжесть совершенного общественно опасного деяния и необходимость обеспечения безопасности общества (Schuetze, Schmitz, 1999). F. J. Freisleder (2000) предлагает в подобных спорных случаях иной подход. С его точки зрения, необходимо дать ответы на следующие вопросы:

Как полагает автор, такой подход больше соответствует духу Ювенального судебного закона ФРГ, нацеленного на действенность применяемых к подростку мер.

Применение ювенального законодательства или уголовного законодательства для взрослых по отношению к совершеннолетним «подросткам»

Уголовные дела совершеннолетних «подростков» (от 18 до 21 года) ведутся ювенальной прокуратурой и передаются в ювенальный суд. Эти органы должны определить, следует ли применять по отношению к обвиняемому меры, предусмотренные Ювенальным судебным законом или Уголовным кодексом ФРГ. В соответствии с § 105 Ювенального судебного закона ювенальные санкции применяются к совершеннолетним «подросткам», если «общая оценка личности правонарушителя с учетом условий его жизни позволяет заключить, что он ко времени совершения правонарушения по своему моральному и умственному развитию еще мог быть приравнен к несовершеннолетнему, или по характеру, обстоятельствам или движущим причинам правонарушения речь идет о юношеском проступке».

По отношению к совершеннолетним «подросткам» закон предполагает принципиальное наличие предпосылок уголовной ответственности, а обстоятельства, противоречащие этому, должны доказываться.

Вместе с тем, как утверждает H. Ostendorf (1999), понятие «юношеский проступок» указывает на тип деликта, который не определен ни нормативно, ни научно. В него входят и такие виды нарушений закона, в том числе тяжкие, которые совершают и взрослые. Однако типичные для подростков правонарушения совершаются легкомысленно, под влиянием группы, в результате стремления к самоутверждению.

Аналогичным образом не имеет четкого определения и категория «моральной и умственной зрелости». Нет критериев отграничения уровней зрелости в 17- и 18-летнем возрасте. На практике все больше действует тенденция в случае возникновения сомнений толковать закон в пользу обвиняемого. Так, если в 1954 г. ювенальные санкции применялись лишь к 20,6 % совершеннолетних обвиняемых «подростков», в 1995 г. их доля составила 60,2 %. В случае тяжких правонарушений (убийства, сексуальные деликты) при проведении экспертиз предпосылки § 105 Ювенального судебного закона подтверждаются более чем в 80 % случаев (Ostendorf, 1999).

Тем не менее в случае проведения психолого-психиатрической экспертизы необходимы определенные критерии оценки. После введения в действие Ювенального судебного закона ФРГ в 1953 г. уже в 1955 г. были предложены так называемые «Марбургские руководящие указания» — критерии для оценки зрелости развития. В 1991 г. G. Esser et al. переработали их на основе широкого сравнительного исследования и предложили помимо внешнего впечатления от молодого человека следующий список признаков и альтернатив:

Оценки по этим критериям производятся на основе анамнестических данных, а также результатов обследования, в том числе с помощью психологических тестов. Вместе с тем сделать точный экспертный вывод чрезвычайно сложно даже с опорой на перечисленные критерии, особенно если речь идет о правонарушителе с частичными проявлениями незрелости или о молодых людях из иной культуральной среды.

Еще одна идея, на основе которой предлагается проводить экспертную диагностику незрелости, состоит в том, что совершеннолетних «подростков» следует приравнивать к несовершеннолетним, если у них еще интенсивно идет процесс развития (Walter, 1989). Однако конкретных критериев оценки здесь также не дается.

Дополнительную трудность для экспертов создают также такие обстоятельства, как необходимость проводить оценивание по отношению ко времени совершения правонарушения, а также наличие психических расстройств, что требует разграничения патологического и непатологического задержанного развития.

Здесь уместно вновь обратиться к рекомендациям Совета Европы по работе с делинквентностью молодежи, которые цитировались ранее. Предлагаемый в них вариант предполагает распространение действия ювенального законодательства на всех без исключения молодых взрослых до возраста 21 года за исключением тех случаев, когда суд примет решение, что «они так же зрелы и ответственны за свои действия, как и полностью зрелый взрослый». Тем самым предполагается выяснение степени зрелости этой категории молодых людей по отношению не к несовершеннолетнему, как это имеет место в немецком законодательстве, а к взрослому человеку как эталону зрелости. Не исключено, что в этой формулировке содержится указание на новый, потенциально возможный в будущем предмет экспертного исследования.

Следует также заметить, что с рассматриваемым положением Ювенального судебного закона ФРГ можно соотнести ст. 96 УК РФ «Применение положений настоящей главы (об уголовной ответственности несовершеннолетних) к лицам в возрасте от восемнадцати до двадцати лет». Вместе с тем в ней говорится, что распространение положений, касающихся несовершеннолетних, на правонарушителей в возрасте 18–20 лет осуществляется судом лишь в исключительных случаях с учетом характера совершенного деяния и личности. Предметом экспертного исследования эти обстоятельства не стали.

Принятие решения о санкциях и мерах по отношению к несовершеннолетнему

В § 17 ч. 2 Ювенального судебного закона ФРГ говорится: «Судья назначает ювенальное наказание, если из-за вредных наклонностей несовершеннолетнего, которые проявились в правонарушении, недостаточно мер воспитательного характера или в силу тяжести вины требуется наказание». В особых случаях для применения этой статьи суд назначает психолого-психиатрическую экспертизу. Она необходима для выяснения обстоятельств не только в ретроспективе, но и в перспективе, так как речь идет о зафиксировавшемся или фиксирующемся неправильном развитии. О тенденциях неблагоприятного формирования и тем самым о вредных наклонностях несовершеннолетнего, по мнению F. Loesel (1995), можно говорить, анализируя следующие аспекты:

С другой стороны, о преходящих нарушениях поведения, и следовательно, против квалификации вредных наклонностей свидетельствуют следующие признаки: менее импульсивный и гибкий темперамент, хорошие когнитивные и социальные способности, эмоционально стабильные семейные связи, самостоятельные интересы и готовность к достижениям, меньшие проблемы в школьном развитии, а также активное совладающее поведение в проблемных и трудных ситуациях.

Проведение судебно-психиатрической экспертизы несовершеннолетних обвиняемых требует высокой квалификации экспертов. Она обеспечивается системой профессиональной подготовки и строгими критериями лицензирования судебной экспертной деятельности. Так, после получения основного медицинского образования претендент должен пройти общую специализацию по психиатрии и психотерапии. Обучение по этой программе длится 5 лет и включает в себя 3 года практики в психиатрическом стационаре, где изучается психиатрия, психотерапия (включая прохождение собственной психотерапии обучающегося), 1 год — в неврологической клинике, а также на выбор — 1 год в судебно-психиатрическом отделении или в детско-подростковой клинике. Сертификация по специальности «Судебная психиатрия» проводится Немецким обществом психиатрии, психотерапии, психосоматики и неврологии (DGPPN). Для специализации в сфере судебной психиатрии необходимо дополнительное обучение в течение 3 лет (либо 2 года при предшествующей годичной практике в судебнопсихиатрическом учреждении). Получение квалификации судебного эксперта предполагает 240 часов теоретического обучения на сертифицированных обществом курсах или конференциях по общим вопросам и отдельным видам экспертизы, проблемам различных видов права, судебной психологии и криминологии. Практическая часть сертификации состоит в представлении претендентом 70 самостоятельно выполненных экспертиз, в том числе 50 — в рамках уголовного и 20 — гражданского процесса. Все экспертизы должны быть проведены под супервизией сертифицированного судебного эксперта психиатра. Один год претендент должен отработать в аккредитованной обществом клинике, специализирующейся на принудительном лечении или стационарной экспертной практике. По данным на 2012 год, в ФРГ работают около 12 тыс. психиатров, сертифицированными судебными психиатрами из них являются около 230 специалистов.

Прежний французский Уголовный кодекс — Кодекс Наполеона (1810) — одним из первых в истории уголовного законодательства исключил уголовную ответственность в отношении лиц, которые совершили деяния, содержащие признаки преступления, в состоянии душевной болезни. В ст. 64 Кодекса говорилось: «Нет ни преступления, ни проступка, если во время совершения деяния обвиняемый был в состоянии безумия». Это положение в уточненной редакции сохраняется и в ст. 122–1 нового Уголовного кодекса Франции (1992): «Не подлежит уголовной ответственности лицо, которое в момент совершения деяния находилось в состоянии психического или нервно-психического расстройства, лишившего его способности осознавать или контролировать свои действия».

Субъектом преступления по действующему Уголовному кодексу Франции признается лицо, достигшее 13-летнего возраста. В соответствии с французским уголовным законодательством, лицо, совершившее противоправные действия, но не достигшее 20 лет, обязательно подвергается судебно-психиатрическому освидетельствованию. К вопросам, рассматриваемым экспертизой, относится исследование вменяемости, невменяемости либо уменьшенной вменяемости обвиняемого. Отдельно эксперту могут быть заданы вопросы, касающиеся «социальной опасности» подэкспертного. Последний вид экспертизы оказывается важным при выборе мер полицейского надзора и социальных программ для ресоциализации при освобождении осужденного лица после отбытия им наказания. Данная экспертиза направлена на оценку «степени риска» совершения новых либо повторных общественно опасных действий.

Следует отметить, что к производству экспертизы во Франции, как правило, привлекается психиатр, имеющий соответствующую медицинскую и экспертно-правовую подготовку. Экспертиза осуществляется в амбулаторном варианте и, чаще всего, непосредственно при нахождении обвиняемого лица в пенитенциарном учреждении (ее аналог — экспертиза, производимая в СИЗО РФ). При судах существует «национальный список экспертов» — наиболее опытных психиатров, которым доверяется производство экспертизы в уголовном процессе, однако отдельно детско-подростковые эксперты психиатры и психологи не выделены.

Традиционно уголовное наказание, применяемое к несовершеннолетним, является менее суровым по сравнению с наказанием взрослых лиц, совершивших аналогичное преступление.

С клинических позиций важным является то обстоятельство, что во Франции регулярно обновляется национальная классификация в области детской психиатрии. Последнее может оказаться значимым при оценке психических и поведенческих расстройств у обвиняемого подростка в суде. Ныне действует CFTMEA-2000 — новая версия французской классификации психических расстройств у детей и подростков.

Авторы CFTMEA-2000, не изменив принципы предыдущей национальной детской психиатрической классификации, привели новую классификацию в соответствии с международными принципами оценок, заложенными в ICD-10. Российским экспертам может быть интересна отдельная глава 3, объединявшая ранее разделы «Личностная патология» и «Эволютивные дисгармонические расстройства и неврозы», которая отныне носит название «Pathologieslimites» («Пограничная патология»). Тем самым авторы новой классификации признали существование расстройств пограничного уровня и выделили психопатологические критерии расстройств, тех из них, которые находятся между неврозами и психотическими состояниями. Примером являются собственно поведенческие расстройства при личностной патологии (кластер 3.1) и шизотипические расстройства (кластер 3.2) — нарушения непсихотического уровня. Другие разделы CFTMEA-2000 соответствуют рубрикам ICD-10 (МКБ-10), касающимся нарушений психологического развития в детском возрасте, при умственной отсталости и проч.

Следует отметить, что в сфере оказания социальной, медицинской помощи (в том числе при экспертизе несовершеннолетних) на практике реально существует недостаточная согласованность действий между системой общественного здравоохранения, полицейскими службами и судебной системой. Большое значение в сегодняшней Франции придается социально-медицинским программам, касающимся политики охраны психического здоровья подрастающего поколения. Это стало особенно актуальным после ряда экстремистских выступлений афрофранцузской части молодежи в 2005–2008 гг. Однако, по имеющимся у нас данным, задержанным и обвиняемым в совершении поджогов имущества и автотранспорта, не достигшим 20 лет, судебно-психиатрическая экспертиза ни разу не назначалась.

Соединенные Штаты Америки имеют ряд специфических культурно-исторических и законодательных демократических традиций. Вся судебная система США отличается по своей специфике от таковой в странах Западной Европы. Так, каждый прокурор и судья из 50 штатов руководствуется в своих правовых решениях и действует согласно своему, принятому внутри штата законодательству. Система законов демократических федеральных округов и независимого штата Колумбия не вступает в противоречие с Федеральным законодательством. Последнее, в свою очередь, не может противоречить Конституции США и Поправкам к ней.

С ответственностью и виной достаточно тесно связано понятие невменяемости в уголовном законодательстве США. Уголовный кодекс США в п. 1 ст. 4.01 определяет невменяемость таким образом: лицо не может отвечать за преступление, во время которого оно вследствие психической болезни или неполноценности в существенной степени лишено способности отдавать отчет своим действиям или согласовывать свое поведение с требованиями закона. Однако до сих пор во многих штатах при решении вопроса о вменяемости суды исходят из английского прецедентного законодательства и, в частности, общеизвестных «правил Мак-Натена», пользуясь при этом и понятием «частичной (уменьшенной) вменяемости».

В США не существует единых правил по назначению и производству судебно-психиатрической либо комплексной СПЭ как взрослым, так и несовершеннолетним. Тем не менее ювенальной судебной практике в США уже более 100 лет. В судах, обеспечивающих защиту прав несовершеннолетних, осуществляется тесное взаимодействие профильных, прошедших специальную учебно-образовательную подготовку специалистов — судьи, прокурора, психиатра, социального работника. Тем самым осуществляется принцип выработки наиболее адекватных пенитенциарных, социально-воспитательных либо лечебно-коррекционных мер, принятых в конкретном штате.

В уголовном процессе всегда учитывается возраст несовершеннолетнего как смягчающее вину обстоятельство. Иногда обвиняемое лицо — подросток — сам либо при поддержке и ходатайстве адвокатов, а также законных представителей (родители, опекуны, педагоги) обращается к судье с просьбой о производстве того или иного экспертного исследования — так называемой «экспертизы защиты». Крайне редко обвиняемое лицо в каком-нибудь штате настаивает на освидетельствовании психиатром. Такого рода экспертиза может быть назначена в том случае, если имеются указания на «психическую болезнь» либо обвиняемое лицо настаивает на том, что совершило правонарушение в состоянии психического расстройства и невменяемости. Иногда речь идет о парафилии, в таких случаях защита и обвиняемый просят освидетельствования у сексолога, а иногда и исследования на «детекторе лжи» в целях выявления сексуальных девиаций для смягчения меры наказания или признания «частично вменяемым».

В основе уголовной ответственности человека лежит, по определению О. Д. Ситковской (1999), «социальная управляемость поведением», иными словами, способность лица учитывать в своих поступках принятые в обществе нормы. Способность эта приобретается в процессе возрастного развития и социализации ребенка и подростка, а ее несформированность определяет невозможность привлечения несовершеннолетнего к уголовной ответственности. Согласно данным возрастной психологии, в норме способность к осознанной саморегуляции формируется у человека к концу подросткового периода, продолжающегося от 11–12 до 14–15 лет. В ее основе лежит главное психологическое новообразование этого возраста — самосознание, становление которого, в свою очередь, определяется развитием абстрактно-логического мышления, рефлексии. Самосознание, включающее в себя и осознанную личностную позицию, формируется в единстве с построением иерархии мотивов и смыслов. Самостоятельная организация поведения субъекта, реализация его личностных установок возможны благодаря развитию волевых процессов. Таким образом, выходя за пределы подросткового возраста, человек при нормальном развитии обладает всеми психологическими структурами, которые позволяют ему сознательно руководить своими действиями. Вероятно, на этом и основывается выбор возраста полной уголовной ответственности, равного 16 годам (ч. 1 ст. 20 УК РФ). Тем не менее законодатель учитывает, что формирование и укрепление соответствующей способности при этом не завершается, а продолжается, по крайней мере, до 18 лет. Поэтому несовершеннолетие само по себе рассматривается как обстоятельство, смягчающее наказание. С другой стороны, способность к осознанной саморегуляции есть и у подростка, но она еще находится в процессе становления. Законодательство предполагает, что с 14 до 16 лет несовершеннолетние привлекаются к уголовной ответственности лишь за наиболее тяжкие и специфические для возраста правонарушения (ч. 2 ст. 20 УК РФ). Кроме того, для подростков характерна естественная возрастная незрелость, что может негативно сказываться на регуляции их поведения. Еще более дефицитарна способность к сознательному руководству своими действиями у несовершеннолетних с аномалиями психического развития. Все эти обстоятельства должны быть приняты во внимание при правовой оценке общественно опасных действий подростков.

История свидетельствует, что несовершеннолетие рассматривалось как обстоятельство, смягчающее ответственность, еще в положениях римского права. Так, в Законе XII таблиц был сформулирован принцип прощения наказания, оправданного несовершеннолетием. Одно из условий такого прощения состояло в том, что совершивший преступление не понимал характера преступного акта. Подобные правовые нормы существовали в течение многих веков в законодательствах различных европейских государств. В дальнейшем это правило стало основой общего для уголовной ответственности несовершеннолетних принципа разумения.

Помимо принципа разумения, в уголовном праве с давних времен существует принцип уголовной безответственности. Смысл его состоит в том, что до достижения определенного возраста человек считается неспособным нести виновную ответственность, так как еще не может действовать осмотрительно и с учетом социальных норм. Однако, согласно некоторым законодательствам (например, английскому), это предположение нуждается в доказывании. Так, если будет установлено, что подросток в возрасте от 10 до 14 лет (возраст уголовной ответственности) действовал умышленно при совершении правонарушения, то он может быть привлечен к уголовной ответственности. В других правовых системах (например, в немецкой), напротив, доказыванию подлежит способность действовать осознанно и произвольно во время совершения противоправных действий у несовершеннолетнего, уже достигшего фиксированного в праве возраста уголовной ответственности, то есть используется принцип разумения. При отсутствии такой способности подросток не несет уголовной ответственности за свои деяния.

Развитие системы ювенальной юстиции в Западной Европе и США привело к тому, что принципы уголовной безответственности и разумения все более утрачивают свое ведущее положение в правоприменительной практике по отношению к несовершеннолетним, уступая место принципу воспитуемости. Согласно этому принципу, приоритетом перед установлением ответственности обладает определение адекватных мер для коррекции и ресоциализации подростка в соответствии с его индивидуальными особенностями психического развития и личности.

В УК РСФСР 1960 г. принцип разумения для несовершеннолетних отсутствовал и был представлен лишь ст. 392 УПК РСФСР, а также постановлением Пленума Верховного Суда СССР № 16 от 3 декабря 1976 г. Согласно этим положениям, при наличии данных, свидетельствующих об «умственной отсталости» несовершеннолетнего обвиняемого или подсудимого, следовало «выяснить степень умственной отсталости», а также то, мог ли несовершеннолетний «полностью сознавать значение своих действий и в какой мере руководить ими». Ответ на поставленные вопросы должна была дать комплексная судебная психолого-психиатрическая экспертиза несовершеннолетних обвиняемых. Связанным с ее проведением методологическим и методическим экспертным проблемам были посвящены многочисленные работы психиатров и психологов. Были разработаны подходы к интерпретации экспертного понятия «умственная отсталость», категорий способности и актуальной возможности несовершеннолетнего «полностью сознавать значение своих действий и руководить ими», теоретические модели и экспертные критерии оценки соответствующих феноменов. Необходимо отметить, что применялась 392 ст. УПК РСФСР только к вменяемым подросткам и была своего рода аналогом ограниченной вменяемости несовершеннолетних. Существенным недостатком данной нормы было то, что она имела процессуальный характер без указания правовых последствий ее использования (на практике, как правило, таким следствием было условное наказание несовершеннолетнего). Кроме того, под экспертное понятие «умственная отсталость» подпадали различные аномалии психического развития независимо от их этиологии. В то же время адекватных мер медицинского характера, необходимых в случае психических нарушений, не исключающих вменяемости, не предусматривалось.

Положение кардинально изменилось с введением нового УК РФ в 1997 г. В нем впервые в статью о возрасте, с которого наступает уголовная ответственность (как уже отмечалось, в 16 лет — полная уголовная ответственность, в 14 — ответственность за наиболее тяжкие преступления), была внесена норма, направленная против объективного вменения вины несовершеннолетним: ч. 3 ст. 20 УК РФ. Она гласит: «Если несовершеннолетний достиг возраста, предусмотренного частями первой или второй настоящей статьи, и вследствие отставания в психическом развитии, не связанного с психическим расстройством, во время совершения общественно опасного деяния не мог в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими, он не подлежит уголовной ответственности». Практическое применение статьи предполагает проведение экспертного исследования.

К сожалению, приведенную формулу статьи нельзя признать удачной. Содержательная трактовка и использование этой нормы в экспертной и судебной практике столкнулись с большими трудностями. Это связано с несколькими обстоятельствами.

Прежде всего, трудности вызывают сходство формулировок ч. 3 ст. 20 УК РФ и других статей, в которых речь идет об уголовной ответственности лиц с психическими расстройствами, и возникающая вследствие этого необходимость найти свободное от противоречий место этой правовой нормы в общем уголовно-правовом и экспертном контексте.

Так, освобождение от уголовной ответственности как следствие дефицита способности лица к осознанному руководству своими действиями сближает ч. 3 ст. 20 со ст. 21 УК РФ «Невменяемость». Не случайно в специальной литературе эта норма часто обозначается словами «возрастная вменяемость», «возрастная невменяемость» и, для того чтобы обозначить отличие от невменяемости, «возрастная невменяемость». Важно, однако, не смешивать и не отождествлять положения и признаки этих статей, так как ключевые диспозиции в них различны.

Аналогию можно проследить и между ч. 3 ст. 20 и ст. 22 УК РФ «Уголовная ответственность лиц с психическим расстройством, не исключающим вменяемости», которая также стала важным нововведением в Уголовный кодекс 1996 г. и фактически представляет собой норму об ограниченной вменяемости лиц всех возрастов. В этих статьях одинаков юридический критерий: они применяются по отношению к лицу, которое «не могло в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими». В то же время следствия этих статей принципиально различны: освобождение от уголовной ответственности (ч. 3 ст. 20 УК РФ) и привлечение к уголовной ответственности с возможностью применения принудительных мер медицинского характера (ст. 22 УК РФ).

Одна из основных проблем применения ч. 3 ст. 20 УК РФ заключается в неясности определения категории «отставание в психическом развитии, не связанное с психическим расстройством», от которого зависит, по отношению к какому контингенту несовершеннолетних статья может быть использована и, соответственно, каким должен быть объект экспертизы.

В попытках преодолеть описанные трудности и противоречия высказывались различные, в том числе взаимоисключающие, точки зрения и предложения, вплоть до отказа от использования статьи до тех пор, пока не будет принята ее новая более адекватная формулировка. Нерешенность важных методологических вопросов приводит к тому, что на практике ч. 3 ст. 20 УК РФ используется по-разному. Нет единства в проведении экспертных исследований. Относительное количество несовершеннолетних, освобожденных от уголовной ответственности на основании этой статьи в отдельных регионах России, отличается в десятки раз, что недопустимо с правовой точки зрения. Один из главных недостатков статьи — отсутствие в ней указаний относительно возможности применения по отношению к несовершеннолетнему каких-либо принудительных мер воспитательного характера. Эта возможность оговорена в Федеральном законе «Об основах системы профилактики безнадзорности и правонарушений несовершеннолетних», предусматривающем направление таких подростков в специальные учебно-воспитательные учреждения закрытого типа. Однако процедура направления сложна, требует много времени, и, насколько нам известно, это положение на практике не выполняется. В связи с этим нам представляется совершенно необходимым введение в дальнейшем в текст статьи дополнений, оговаривающих обязательное применение к подростку-правонарушителю воспитательных и коррекционно-реабилитационных мер.

Все перечисленные недостатки и противоречия ч. 3 ст. 20 УК РФ настолько затрудняют ее использование на практике, что наиболее конструктивным выходом из положения в будущем нам представляется внесение поправок в ее текст. Тем не менее уже сейчас необходимо найти приемлемый вариант использования статьи в ее сегодняшнем виде, а также выработать стандарт проведения экспертного исследования, что дало бы возможность минимизировать трудности и помочь судебно-следственным органам получить объективную информацию о несовершеннолетнем. Прежде всего, следует рассмотреть вопросы об объекте и предмете экспертизы несовершеннолетних в соответствии с ч. 3 ст. 20 УК РФ. Для их решения необходимо конвенциональное соглашение. Формулировки «отставание в психическом развитии, не связанное с психическим расстройством», а также «не мог в полной мере осознавать или руководить» следует понимать не как чисто научные, клинические или психологические категории, а как экспертные юридические понятия. Разумеется, их содержательная трактовка должна базироваться на научных положениях, но в то же время учитывать уголовно-правовые реалии и практические обстоятельства.

В настоящем разделе мы предлагаем подход к трактовке проблем комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы несовершеннолетних обвиняемых, который представляется нам наиболее логичным и непротиворечивым.

Согласно формулировке статьи, экспертиза должна выявить несовершеннолетних с «отставанием в психическом развитии, не связанным с психическим расстройством». Как следует интерпретировать это экспертное понятие?

Большинство специалистов, психиатров и психологов согласны с тем, что под «отставанием в психическом развитии, не связанным с психическим расстройством» следует понимать задержки развития, обусловленные социальными факторами, госпитализмом вследствие соматических заболеваний, сенсорной дефицитарностью. Противоречия в их взглядах касаются возможности либо невозможности сочетания такой задержки развития с иными аномалиями психики.

Некоторые авторы (Кудрявцев, Миньковский, Ситковская, Конышева, 1998), выступающие за «широкий подход» к реализации ч. 3 ст. 20 УК РФ, говорят о том, что статья может быть применена по отношению к подросткам, у которых констатируется смешанная комплексная детерминация психического отставания вследствие воздействия как социальных, так и психопатологических факторов. В подобных случаях предлагается оценить «место каждой из этих причин во взаимодействии», раздельный вклад задержек развития социального генеза и психических аномалий в ограничение способности несовершеннолетнего к сознательной саморегуляции при совершении правонарушения. Однако в реальности система аномального психического развития у подростка представляет собой такой сложный комплекс, обусловленный всей совокупностью условий развития, что подобное разделение и «взвешивание» вклада его отдельных составляющих в регуляцию конкретного поведения, по нашему мнению, невозможно ни теоретически, ни практически. Кроме того, из практики известно, что признаки педагогической и социальной запущенности отмечаются у большинства подростков с психическими аномалиями, совершающих правонарушения. В связи с этим применение ч. 3 ст. 20 УК РФ во всех случаях, когда отставание обусловлено хотя бы частично причинами психолого-педагогического и социального характера, вело бы, с нашей точки зрения, к неоправданно расширительному использованию статьи.

Более последовательным и реализуемым на практике представляется мнение психиатров (В. А. Гурьевой, Е. В. Макушкина) — сторонников подхода, обозначаемого как «узкий», которые полагают, что для корректного использования статьи при констатации непатологических задержек развития должны быть одновременно исключены аномалии болезненного характера, например умственная отсталость, органическое расстройство личности и поведения и т. п. При наличии подобных отклонений в психическом развитии следует применять ст. 21 или ст. 22 УК РФ.

Если обратиться к тому, как решаются аналогичные проблемы за рубежом, то мы увидим, что, например, в законодательстве Германии речь идет об определении зрелости подростка, влияющей на его способность понимать противоправность своих действий и поступать в соответствии с этим пониманием. Нам представляется, что категория зрелости личности несовершеннолетнего или, в нашем случае, — незрелости наиболее точно отражает психологическую составляющую экспертного понятия «отставание в психическом развитии, не связанное с психическим расстройством». При этом в центре внимания должна находиться именно личность несовершеннолетнего как целостная система, регулирующая социально значимое поведение субъекта. Под зрелостью личности понимается уже описанная нами ранее сформированность ее основных структур и функций: иерархической системы мотивов и смыслов, самосознания, способности к целеполаганию, волевых качеств. Незрелость, напротив, предполагает их слабое развитие. Следует особо подчеркнуть, что это положение касается личностной структуры и внутренней личностной позиции несовершеннолетнего независимо от ее содержательных характеристик и социальной ориентации. Таким образом, любое структурирование личности, в том числе ее формирование в социально позитивном или асоциальном направлении либо образование устойчивых дисгармоничных черт и структур, свидетельствует против вывода о незрелости. Необходимо напомнить, что в возрастном плане элементы незрелости для подросткового периода характерны и нормальны, поэтому «отставание в психическом развитии, не связанное с психическим расстройством» значительно чаще может констатироваться у 14–15-летних обвиняемых, чем у несовершеннолетних старших возрастов.

Из сказанного выше можно сделать вывод, каким должен быть объект комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы несовершеннолетних обвиняемых. Из всей совокупности подростков-правонарушителей, направляемых органами следствия и судом на экспертное исследование, экспертиза выделяет личностно незрелых несовершеннолетних без психической патологии, без выраженной и структурированной личностной дисгармоничности, без сложившихся в относительно устойчивую позицию и стереотип поведения асоциальных тенденций.

Отставание в психическом развитии, не связанное с психическим расстройством, в его клинической и психологической интерпретации может рассматриваться и в качестве предмета комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы несовершеннолетних обвиняемых на первой стадии ее проведения. Задачи этого этапа состоят в выявлении признаков такого отставания (личностной незрелости) у несовершеннолетнего подэкспертного и, при их наличии, в определении того, связаны они с психическим расстройством или нет. Решая названные задачи средствами каждой из дисциплин, психологи опираются на представления о психологической норме, психиатры — на модели той или иной клинической картины психического расстройства. В результате комплексной оценки возможны несколько исходов.

В случае если какое-либо отставание в развитии вообще отсутствует, дальнейшие экспертные вопросы в соответствии с ч. 3 ст. 20 УК РФ не возникают.

Если такое отставание имеется, но связано с определенным психическим расстройством, встает вопрос о способности несовершеннолетнего сознательно управлять своим поведением в рамках ст. 21 или 22 УК РФ. Ведущую роль при решении этих вопросов играет психиатр, устанавливающий наличие психической патологии. Однако психолог также может в рамках своей компетенции, прежде всего если речь идет о психическом расстройстве, не исключающем вменяемости, исследовать психологические механизмы ограничения способности к осознанному руководству действиями при совершении правонарушения и сделать выводы комплексной экспертизы более конкретными, обоснованными и надежными.

В случае когда признаки отставания в развитии (личностной незрелости), по мнению экспертов обеих специальностей, не связаны с психическим расстройством, решение дальнейших вопросов экспертизы находится в компетенции психолога.

Из сказанного следует, что экспертиза несовершеннолетних обвиняемых для разрешения проблем, указанных в ч. 3 ст. 20 УК РФ, принципиально должна быть комплексной и не может выполняться экспертом, представляющим лишь одну специальность.

Обратимся теперь к основному интересующему нас варианту: у несовершеннолетнего обвиняемого есть отставание в психическом развитии и оно не связано с психическим расстройством. Сразу же хотелось бы предостеречь от ошибки, которая часто встречается в экспертизах несовершеннолетних и состоит в том, что этот вывод рассматривается в качестве заключительного, а на его основе судебноследственные органы принимают решение о непривлечении подростка к ответственности. В действительности наличие такого отставания в развитии — лишь предпосылка для окончательного вывода, который формулируется психологом на втором этапе экспертного исследования. Предмет экспертизы на данном этапе непосредственно связан с положением ч. 3 ст. 20 УК РФ о невозможности для несовершеннолетнего «в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) или руководить ими». Здесь возникает уже упоминавшееся противоречие со ст. 22 УК РФ, имеющей ту же диспозицию юридического критерия. На практике это может вести к тому, что при одном и том же уровне осознанности и произвольности противоправного поведения подросток с отставанием в психическом развитии, не связанным с психическим расстройством, может не привлекаться к ответственности согласно ч. 3 ст. 20 УК РФ, а несовершеннолетний с психическим расстройством, не исключающим вменяемости (например, с олигофренией в степени дебильности), привлекается к уголовной ответственности с применением принудительных мер медицинского характера. Для того чтобы избежать возникающих проблем, некоторые авторы предлагают иную формулировку предмета экспертизы. По их мнению, при наличии отставания в психическом развитии нужно решать вопрос о соответствии «психологического возраста» подростка его паспортному возрасту. Следует отметить, что аналогичные вопросы очень часто задаются экспертам и на практике. При этом предполагается, что экспертным путем можно установить «несоответствие» между психологическим и календарным возрастами несовершеннолетнего и вследствие этого освободить подростка от уголовной ответственности. Против такого подхода есть ряд принципиальных возражений. О методологической ошибочности постановки вопросов о психологическом возрасте в экспертизе несовершеннолетних обвиняемых уже говорилось в наших публикациях прошлых лет. Приведем наиболее существенные аргументы. Для возрастной психологии общепринятой и принципиальной является трактовка категории психологического возраста не как конкретного прожитого человеком отрезка времени, а как возрастного периода, характеризующегося качественной спецификой — свойственными именно данному периоду психологическими новообразованиями. Этот период применительно к подростковому и юношескому возрастам охватывает несколько лет (напомним: подростковый — от 11–12 до 14–15, юношеский — от 14–15 до 16–17 лет). Соответственно и возрастные нормы существуют не для конкретных календарных возрастов, а по отношению к периоду в целом. Иногда со стороны психиатров и юристов звучат предложения рассчитать конкретные нормы для возрастов, с которых начинается уголовная ответственность. Однако и это невозможно. Возрастные нормы психического развития имеют не количественный, а качественный характер, поэтому выработать определенные «средние показатели» для 14 или 16 лет нельзя. Нормы обусловлены культурно-исторически и изменяются с течением времени, поэтому невозможно создать раз и навсегда заданный эталон нормативного развития. Кроме того, развитие подростка характеризуется неравномерностью и гетерохронностью (разновременностью). Отсюда еще одно типичное свойство норм этого возрастного периода: их широкая вариативность. Она касается развития как различных сфер психики у одного и того же подростка, так и одних и тех же параметров у подростков-ровесников. В подростковом возрасте существует и определенная разница в темпах физического созревания и психического развития между мальчиками и девочками, что также вносит свой вклад в вариации возрастных норм. Если же у подростка отмечается клинически очерченные аномалии психического развития (например, олигофрения), то они имеют такие специфические структурные и качественные особенности, что не могут быть приравнены к нормам ни данного, ни какого-либо иного возрастного периода. Все эти обстоятельства свидетельствуют о непродуктивности подобного подхода к решению экспертных проблем. Главное же возражение против него состоит в том, что он не основан на законе и содержательно не вытекает из ч. 3 ст. 20 УК РФ.

Возвращаясь к формулировке статьи, следует подчеркнуть, что предметом экспертизы на данном этапе должна быть именно возможность несовершеннолетнего сознательно управлять своим поведением при совершении правонарушения. Рассматривая возникающее в этом случае противоречие со ст. 22 УК РФ, О. Д. Ситковская рекомендует устранить в тексте ч. 3 ст. 20 УК РФ слова «не в полной мере» как попавшие в нее по ошибке вопреки намерению ее авторов. Нам также представляется необходимым в этом случае применить «узкий» подход при проведении экспертизы и присоединиться к мнению юриста С. Н. Шишкова о том, что следует ужесточить экспертные критерии и использовать статью лишь в тех случаях, когда ограничение возможности осознания и руководства ими у несовершеннолетнего настолько существенно, что приближается к ее отсутствию. Только так, по нашему мнению, может быть оправдано непривлечение подростка к уголовной ответственности без применения к нему каких-либо мер педагогического воздействия, зафиксированных уголовным законом.

Может возникнуть вопрос, как согласуется вывод психолога о практически полной невозможности несовершеннолетнего сознательно руководить своими действиями вследствие отставания в психическом развитии, не связанного с психическим расстройством, с заключением психиатра о вменяемости подростка, которая предполагает его способность к такому руководству. Сочетание подобных выводов нередко ставит суды в тупик и заставляет назначать повторную экспертизу, призванную «разъяснить» противоречие. Вместе с тем противоречия здесь нет. Психиатром устанавливается отсутствие психических расстройств, которые могли бы лишать подэкспертного способности сознательно руководить своими действиями, то есть одной из причин или предпосылок нарушений или ограничений этой способности. Такие нарушения или существенные ограничения могут быть обусловлены и другими непатологическими причинами: аффективными состояниями, психофизиологическими особенностями при необходимости быстро реагировать на ситуацию или, как в нашем случае, «отставанием в психическом развитии, не связанным с психическим расстройством». Таким образом, вменяемость как отсутствие патологических причин может сочетаться с недостаточностью сознательного руководства действиями, вызванной другими, непатологическими причинами.

Еще одна возникающая в случае использования «узкого» подхода проблема связана с тем, что в сферу действия ч. 3 ст. 20 УК РФ будут попадать лишь немногие случаи, соответствующие описанным «жестким» критериям. Как же следует поступать с многочисленными менее выраженными проявлениями ограничения возможности несовершеннолетнего сознательно руководить своими противоправными действиями? Вполне допустимым вариантом, как нам представляется, было бы перечисление в заключении экспертизы тех особенностей психического развития, которые нашли отражение в поведении несовершеннолетнего при совершении правонарушения, но не дают основания для вывода о том, что он «не мог в полной мере» сознательно и произвольно управлять своим поведением. Это позволило бы одновременно учесть при назначении наказания «уровень психического развития, иные особенности личности» в соответствии со ст. 89 УК РФ и исключить применение ч. 3 ст. 20 УК РФ.

Сказанное выше позволяет определить, какие вопросы при проведении комплексной судебной психолого-психиатрической экспертизы обвиняемых необходимо ставить следствию и суду перед экспертами. Мы предлагаем следующие формулировки, непосредственно вытекающие из текста ч. 3 ст. 20 УК РФ:

Неправильно сформулированные вопросы:

На практике, тем не менее, следствие и суд часто задают экспертам подобные вопросы. Как следует на них отвечать?

При отсутствии существенных аномалий психического развития ответ на первый из приведенных вопросов может звучать следующим образом: «Психическое развитие несовершеннолетнего подэкспертного соответствует нормам его возрастного периода. Установить соответствие психического развития подэкспертного 14 (16) годам не представляется возможным, так как возрастная психология оперирует понятием норм возрастного периода (подростковый период — от 11–12 до 14–15 лет) и не располагает критериями отграничения норм для конкретных календарных возрастов внутри периода».

Если у подростка обнаруживается психическое расстройство с клинически выраженной картиной (например, олигофрения в степени дебильности), то на второй вопрос уместен такой ответ: «Психическое развитие при (далее следует диагноз, установленный экспертом-психиатром, в данном случае — олигофрения) качественно отличается от нормального, поэтому установить соответствие психического развития N каким-либо возрастным нормам не представляется возможным».

Следует подчеркнуть, что приведенные ответы не дают существенной дополнительной информации для практического решения экспертных вопросов. Поэтому эксперту рекомендуется в соответствии с предоставленным ему законом правом поставить перед собой новые экспертные вопросы, адекватные предмету экспертизы.

Установив предметное содержание экспертных вопросов, мы можем обратиться к методологическим и методическим подходам к их решению.

Вначале рассмотрим категорию «отставание в психическом развитии, не связанное с психическим расстройством». В психологическом аспекте, как уже говорилось, ее основное содержание составляет незрелость личности как регулятора социального поведения. Предпосылкой незрелости в ряде случаев может быть интеллектуальная ограниченность, которая обусловлена педагогической запущенностью и потенциально компенсируема. Неразвитость абстрактно-логического мышления затрудняет систематизацию опыта подростка и формирование его самосознания. Однако личностная незрелость может обнаруживаться и у подростков с достаточно развитыми интеллектуальными функциями. Главными ее источниками и признаками служат неструктурированность, неустойчивость, неразвитость мотивов и смыслов несовершеннолетнего. Они проявляются в неустойчивости эмоций и поведения, поверхностности суждений, слабой дифференцированности оценок, ситуативности побуждений и действий, игровом характере интересов и мотивации. Отсутствие устойчивой иерархии мотивов и, соответственно, ее отражения во внутренней позиции не позволяет несовершеннолетнему ставить перед собой долговременные социально опосредованные цели, прогнозировать последствия своих поступков. Несформированность самосознания как рефлексии Я, собственных устремлений и нравственных принципов выражается, в частности, в том, что знаемые социальные нормы не всегда регулируют поведение несовершеннолетнего и легко нарушаются им под воздействием ситуации — собственных сиюминутных побуждений или непосредственного влияния других людей. На последнее обстоятельство — подверженность групповому влиянию — следует обратить особое внимание. Для подростков общение со сверстниками имеет огромное значение. В подростковых группах утверждаются нормы поведения, проигрываются «взрослые» роли, оказывается эмоциональная поддержка и подтверждается значимость каждого. В связи с этим мощным мотивирующим фактором для несовершеннолетнего служит сама принадлежность к референтной группе, а также связанное с ней стремление к подражанию, самоутверждению, которое может в значительной степени определять его поведение, в том числе противоправное.

Таким образом, говоря о зрелости либо незрелости личности подростка-правонарушителя, мы одновременно и прежде всего говорим о сформированности либо несформированности его способности самостоятельно и осознанно регулировать свое поведение в соответствии с социальными нормами.

Очевидно, что для оценки описанных феноменов на эмпирическом материале в рамках экспертизы необходимо всестороннее обследование подростка, включающее в себя изучение материалов уголовного и личного дела, медицинской документации, беседы, психодиагностическое исследование с использованием разнообразного инструментария, а также наблюдение за всеми поведенческими проявлениями подэкспертного в процессе работы. Следует провести детальный анализ всего хода развития подростка, условий его воспитания, учебы, круга общения на основе показаний родителей, учителей, других знающих его людей, привлеченных в качестве свидетелей по делу. Аналогичные сведения должны быть получены и от самого подэкспертного. При этом особое внимание нужно обратить на его описание собственных интересов, мотивов, связанных с учебой, работой, с будущим. Ответ на возникающий вопрос о создавшейся судебно-следственной ситуации и оценке ее перспектив, о самом правонарушении, принятии вины и возможного наказания также позволяет судить о способности несовершеннолетнего к прогнозу, взвешенным решениям, поиску выхода из проблемой ситуации. Одновременно определяется, насколько устойчивы взгляды несовершеннолетнего и его социальная направленность, в частности в какой мере выражены и привычны для него асоциальные тенденции. Последнее свидетельствовало бы о социальной запущенности, но не о личностной незрелости.

Патопсихологическое исследование, направленное на определение особенностей памяти, внимания, мышления, общей осведомленности, практической ориентации подростка, дает информацию о его интеллектуальных возможностях, а также о способности к самостоятельной организации интеллектуальной деятельности. Получаемые с его помощью данные имеют также первостепенное значение для отграничения личностной незрелости, обусловленной социальными и возрастными причинами, от аномалий психического развития, имеющих биологическую природу и клиническую выраженность. Последние проявляются в типичных для того или иного нарушения патопсихологических симптомокомплексах. Для психодиагностического исследования личностных характеристик несовершеннолетнего используется комплекс опросных, самооценочных и проективных методик. В наших исследованиях наиболее информативными оказались такие из них, как самооценка (по Дембо–Рубинштейн), тест Розенцвейга, цветовой тест отношений, рисунок человека, пробы на внушаемость, обсуждение ситуаций, связанных с моральными и правовыми проблемами. Результаты выполнения этих методик позволяют оценить способность подростка ориентироваться в проблемных социальных ситуациях, дифференцированность оценок и самооценок, характер отношений и эмоциональной идентификации с окружающими, особенности мотивации и моральных суждений. Кроме того, на основе ответов подэкспертного можно сделать вывод о его эмоциональной устойчивости в конфликтах, склонности к необдуманным ситуативным реакциям, конформности, внушаемости, несамостоятельности.

Интеграция данных, полученных из различных источников и имеющих преимущественно качественный характер, дает возможность оценить характер и степень незрелости личности, ее причинную обусловленность для ответа на вопрос, имеется ли у подростка «отставание в психическом развитии, не связанное с психическим расстройством», а также указать, в чем именно оно выражается. Одновременно мы получаем ответ на вопрос о том, насколько развита у подэкспертного способность к осознанному руководству своими действиями в соответствии с социальными нормами.

Если в результате комплексного исследования установлено, что у подростка имеются признаки отставания в психическом развитии, не связанного с психическим расстройством, то следующей задачей экспертизы становится решение вопроса, можно ли сделать вывод о том, что вследствие этого отставания во время совершения общественно опасного деяния он не мог «в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий (бездействия) либо руководить ими». В психологическом плане это экспертное понятие может быть интерпретировано как возможность либо невозможность несовершеннолетнего сознательно и произвольно регулировать свое поведение при совершении правонарушения. Такая возможность представляет собой конкретную ситуационную реализацию присущей подростку потенциальной способности к сознательной саморегуляции с учетом социальных норм, о которой говорилось ранее. Рассмотрим, в чем состоит процесс личностной регуляции конкретных действий человека.

Любое действие представляет собой результат взаимодействия личности и ситуации. Первый этап этого процесса — восприятие человеком ситуации. При этом когнитивные компоненты восприятия связаны с мотивационными, благодаря чему воспринимаемое субъектом как бы фильтруется его мотивационной системой и всегда имеет субъективную смысловую окраску. Так производится первичная оценка ситуации с точки зрения мотивов человека. Однако целостное восприятие содержит в себе информацию не только о предметах потребностей человека, но и о препятствиях на пути к их достижению, которые делают ситуацию проблемной для субъекта. Препятствия или преграды могут быть внешними или внутренними. К внешним относятся физические обстоятельства, стоящие на пути к реализации мотива, а также социальные нормы, которые подросток хотя и знает, но не считает обязательными для себя, стремясь обойти их и избежать при этом санкций и наказания. Внутренние преграды составляют собственные мотивы несовершеннолетнего. Они могут выражать как его мотивацию, связанную с другими видами деятельности, так и усвоенные, перенесенные во внутренний план взгляды других людей, групповые или общечеловеческие социальные нормы, а также представление о самом себе, самосознание, индивидуальные нравственные ценности. Чем более развита личность человека, тем более полимотивированным является его поведение и тем более обобщены и в то же время индивидуальны регулирующие его поведение нормы, тем более развито его самосознание. От характера преград зависят тип проблемной ситуации и ее переживания субъектом. Если в случае внешних преград можно говорить о состоянии фрустрации, то при наличии внутренних преград человек переживает состояние внутреннего конфликта, который может в крайнем выражении переходить в кризис всей мотивационносмысловой системы. Эмоциональная реакция подростка на ситуацию и характер переживаний служат первичным индикатором его оценок и осмысления происходящего.

В соответствии с пониманием ситуации и системой мотивов и смыслов человека строится, по выражению А. Н. Бернштейна, образ потребного будущего как своего рода «задающий элемент» системы регуляции. Он может выступать на разных уровнях обобщенности в качестве «эскиза будущего», мотива-цели или конкретного результата действия. Формирование такого образа позволяет перейти к следующему этапу регуляции: принятию решения, или целеполаганию. Этот этап включает в себя прогнозирование, оценку и выбор конечного варианта целей и средств их достижения.

Прогнозирование означает определение возможностей, удовлетворяющих потребности подростка, и вероятных последствий их реализации в условиях данной ситуации и существующих ограничений. Прогноз тесно связан с оценкой: прогностические гипотезы сравниваются с желаемым результатом. Здесь оценка, как и на предыдущем этапе, в значительной степени имеет смысловой характер, но должна включать в себя и собственно рациональные компоненты. Критерием такой оценки является соответствие, во-первых, прогнозируемых результатов и последствий с образом потребного будущего и всей смысловой системой, включая самосознание человека, а с другой — средств реализации с объективной системой ограничений, то есть с ситуационными условиями, социальными нормами и т. п. Подобная оценка ведет к выбору или отвержению гипотетической цели и в конечном итоге к принятию решения о цели действий и средствах ее достижения. На этом завершается этап целеполагания и начинается стадия целедостижения.

Этап исполнения, или целедостижения, включает в себя планирование действий, их контроль и коррекцию. На основе прогноза определяется конкретный план достижения цели. Далее следует выполнение действий в соответствии с планом. Промежуточные и окончательный результаты действий вновь проходят описанные выше внутренние механизмы регуляции деятельности. Оцениванию теперь подлежат отклонения от плана действий либо изменения внешних условий, а сама оценка выступает в роли внутреннего контроля действий. Изменения операционального состава, тактики или даже стратегии действий, вплоть до отказа от намеченной цели, если этого требуют обстоятельства, выполняются в качестве коррекции действий. Такова общая теоретическая схема осознанной и произвольной регуляции поведения человека. Если соотнести понятия «осознание» и «руководство» с ее этапами, то первое включает в себя смысловое восприятие ситуации и целеполагание, а второе — целедостижение, или исполнение решения. Однако в более широком смысле категория «руководить своими действиями» охватывает весь процесс описанной регуляции. Этапы и стадии схемы регуляции можно использовать в качестве ориентиров при экспертном анализе возможностей подростков-правонарушителей сознательно руководить своими противоправными действиями.

Между тем далеко не каждый поведенческий акт подвергается человеком подобной детальной проработке. В значительной степени поведение регулируется привычными правилами, в рамках которых не требуется постоянного принятия решений. Необходимость осознанного и волевого решения возникает преимущественно тогда, когда происходит отход от социальных стандартов, например в новой непривычной обстановке или в ситуации нарушения принятых норм и правил. В связи с этим психологическое исследование следует направлять на поиск субъективных проблем и переживаний, возникавших у подростков в ситуации правонарушения, а также на анализ способов их решения.

Следует подчеркнуть, что в экспертном заключении психолога, помимо описания личности подростка с признаками незрелости, обязательно должен быть отражен анализ осознанности и произвольности совершенных им противоправных действий, для чего используется описанная теоретическая схема, а также указаны конкретные признаки, которые свидетельствуют о недостаточности регулятивных возможностей.

Опыт экспертной работы прошлых лет позволяет нам определить наиболее типичные варианты ограничения возможности несовершеннолетнего обвиняемого сознательно и произвольно регулировать свои противоправные действия. Каждый из них имеет соответствующие корреляты в особенностях развития личности подростков.

Вначале необходимо выделить два принципиально различных типа совершения таких действий: индивидуальные и групповые правонарушения.

При индивидуальных противоправных действиях следует определить направленность мотивации подростка: на конкретный результат или на сам процесс действий.

При ориентации на процесс действий мотивация имеет, как правило, игровой характер, и, как в приведенном примере, регуляция ущербна из-за недостаточного осмысления ситуации, прогноза и оценки последствий собственных действий несовершеннолетнего. Сама реализация действий может производить впечатление последовательной и упорядоченной. Однако она подчиняется игровому плану, и нарушенным оказывается прежде всего звено целеполагания, которое определяет порочность всей системы руководства действиями.

При направленности подростка на результат действий возможны, по крайней мере, два варианта ограничения возможностей саморегуляции.

В первом случае оно проявляется в непосредственных действиях, направленных на немедленное достижение результата независимо от объективных и субъективных условий. При этом действия не опосредованы процессом целеполагания, отсутствуют адекватные прогноз и оценка, сознательный выбор того или иного вида поведения. Нет и целедостижения, упорядоченного планом, контролем и коррекцией. Такие правонарушения совершаются подростками с неустойчивостью эмоций и поведения, склонными к реализации ситуативных побуждений.

Второй, более редкий, вариант ограничения проявляется в том, что, когда ситуация предъявляет к личностно незрелому подростку повышенные требования, в силу ограниченного опыта и специфических личностных особенностей он не может найти адекватного средства для достижения субъективно значимой цели. При этом искажается его оценка как самой ситуации, так и собственных действий, направленных на решение проблемы.

Варианты ограничения осознанного руководства своими действиями у подростка, совершающего правонарушение в группе, очень различны. Ранее уже говорилось о значении общения со сверстниками в этом возрасте. Эксперту-психологу важно оценить не только личностные особенности несовершеннолетнего (лидерские тенденции или, напротив, конформность, внушаемость, склонность к имитации), но и его место в группе, состав группы и динамику взаимодействия в ней. Воздействие других на подростка может варьировать от простого присутствия (как это было в нашем примере) или демонстрации образцов поведения, которым несовершеннолетний подражает, до прямого внушения и принуждения к совершению тех или иных противоправных действий. За незрелого подростка с несформированной мотивационно-смысловой системой функции целеполагания, выбора целей и средств их достижения выполняют другие. Таким образом, он в значительной степени является не субъектом собственного поведения, а объектом чужого влияния, не обладающим самостоятельной волей. Это свойственно конформным внушаемым подросткам, испытывающим потребность в групповой принадлежности.

Группа органических психических расстройств является самой полиморфной и представляет собой достаточно широкий спектр как состояний, причинно связанных с дисфункцией и повреждением мозга вследствие первичного церебрального заболевания, которое может быть текущим и резидуальным, так и заболеваний, вторично поражающих мозг (эндокринные, соматические заболевания, токсическое воздействие и т. д.). В МКБ-10 они рассматриваются в рубрике F00–07. В детско-подростковом возрасте эта группа психических расстройств является самой распространенной. Это подтверждается и статистическими сведениями, согласно которым они занимают лидирующую позицию среди психических расстройств данной возрастной категории (Чуркин, Творогова, 2009). Среди диагностических заключений, выносимых при освидетельствовании несовершеннолетних в государственных судебно-психиатрических учреждениях страны, ОРЛ является одним из наиболее распространенных и составляет около 53 % из всех нозологических форм (Мохонько, Муганцева, 2012).

В соответствии с МКБ-10 ОРЛ определяется набором критериев, при этом для его диагностики достаточно лишь двух позиций. Взрослый и подростковый контингент подпадает под единый диагностический подход и категориальный «инструмент» оценки. Однако, учитывая возрастные темпы развития, перенесенные многообразные экзогенные воздействия, дисгармонию пубертатного периода, к постановке диагноза ОРЛ следует подходить с особой тщательностью и осторожностью. Несформированность и уязвимость мозговых структур, повышенная реактивность к воздействию внешних факторов, незрелость и поврежденное развитие психических функций способствуют формированию многокомпонентной клинико-психопатологической структуры, имеющей особые характеристики в пубертатном возрасте (Гурьева, Семке, Гиндикин, 1974; Макушкин, 2007, 2009).

Проведенное исследование (Булатова, 2010–2012) было направлено на разработку диагностических критериев, выявление клиникодинамических и психологических особенностей и уточнение критериев психолого-психиатрической оценки ОРЛ у подростков.

Объектом изучения стали 80 несовершеннолетних мужского пола, совершивших различные правонарушения и проходивших стационарную судебную КСППЭ в ФГБУ «ГНЦССП им. В. П. Сербского» Минздрава России. Клиническая квалификация ОРЛ проводилась в соответствии с диагностическими критериями МКБ-10 (F07.0; F07.08; F07.80; F07.88). Средний возраст подэкспертных в период совершения правонарушения составил 15 ± 0,79 года, на момент экспертного освидетельствования — 16 ± 0,88 года.

Использовались клинико-психопатологический, клинико-динамический, экспериментально-психологический и статистический методы. Также учитывались результаты неврологического и эндокринологического обследований, параклинических данных (электроэнцефалография, эхоэнцефалография, реоэнцефалография, краниография, исследование глазного дна).

Клиническая структура ОРЛ в подростковом возрасте отличается синдромальной незавершенностью и выраженным клиническим полиморфизмом. Формирование подобной гетерогенной структуры расстройства обусловлено воздействием разнообразных экзогенноорганических факторов, особенностями нарушенного онтогенетического развития и собственно психоэндокринным патопластическим влиянием пубертатного периода (Ковалев, 1995; Макушкин, 2002; Гиндикин, 2007).

Необходимо отметить, что классические варианты психоорганического синдрома, используемые для описания и оценки ОРЛ в отношении взрослого контингента (апатический, амнестический, дементный, эпилептический, органический бредовой синдром, органические галлюцинозы), в подростковом возрасте практически не встречаются. В пубертатном периоде клинические признаки психоорганического синдрома чаще всего представлены фасадными психопатоподобными и поведенческими расстройствами, являющимися следствием нарушенного психического развития, которые в совокупности с воздействием ряда органических факторов определяют многокомпонентную и гетерогенную структуру психопатологических проявлений ОРЛ (Гиндикин, 2007).

Этиопатогенетические закономерности развития органических психических расстройств включают наследственную отягощенность по органическим поражениям головного мозга, расстройствам личности и алкоголизму, которые предрасполагают к перинатальной патологии, развитию резидуально-органических, дизонтогенетических нарушений по типу «поврежденного развития» в виде парциальных задержек (Сухарева, 1955), обуславливают раннюю (дошкольную и препубертатную) манифестацию аффективных, поведенческих и когнитивных расстройств.

Для систематизации клинических проявлений, а также удобства диагностической квалификации и уточнения экспертных критериев ОРЛ у несовершеннолетних М. В. Булатовой (2012) выделены основные и дополнительные регистры психопатологических симптомокомплексов. Так, к основным регистрам патологических нарушений при ОРЛ у несовершеннолетних отнесены: личностный, органический и дизонтогенетический. К дополнительным — возрастной (подростковый), психопатологический, психоэндокринный, неврологический, а также патопсихологический.

Личностный регистр включает: психопатологические личностные нарушения, поведенческие девиации, расстройства сферы влечений.

Для органических личностных расстройств у несовершеннолетних характерны эксплозивные формы реагирования, поведенческие нарушения в виде делинквентной и криминальной активности, химические (злоупотребление алкогольными напитками, токсическими и наркотическими веществами) и нехимические (гемблинг, интернетзависимость) формы зависимости, сексуальные девиации (Макушкин, 2009; Rutter, 1985; Mansour, Daoud, Mountjoy, 2001).

К органическому регистру относятся когнитивные, аффективные, церебрастенические, гиперкинетические и пароксизмальные расстройства.

Когнитивные расстройства выявляются практически у половины подростков (46,25 %), совершивших правонарушения. Аффективная симптоматика представлена дисфорическими, дистимическими и субдепрессивными нарушениями. У подростков с гиперкинетическими расстройствами в анамнезе объективно установлен органический фактор, а также нарушения интеллекта, аномалии развития и сопутствующая неврологическая патология. Среди пароксизмальной симптоматики наиболее часто встречаются синкопальные состояния, парасомнии (первичный энурез, сомнамбулизм, сомнилоквия — сноговорение), простые и сложные парциальные, а также генерализованные пароксизмы (Ковалев, 1995; Grafman, Schwab, Warden еt al., 1996).

В дизонтогенетический регистр входят разнообразные нарушения в виде задержки развития (8,75 %), а также вариантов задержанного (28,75 %), поврежденного (38,75 %) и дисгармонического развития (23,75 %), предопределяющие многообразие клинических проявлений органических психических расстройств в пубертатном периоде.

Подростковые психопатологические синдромы представлены сверхценными образованиями (8,75 %), синдромом патологического фантазирования (10 %) и дисморфофобическими переживаниями (2,5 %).

Психоэндокринные нарушения в структуре органических психических расстройств в подростковом возрасте проявляются гипоталамо-гипофизарными дисфункциями, включающими: вегетативные нарушения, эндокринные расстройства (ожирение, гинекомастия, гипогонадизм, патология щитовидной железы, гиперпролактинемия и др.), которые, как правило, сопровождаются нарушениями сексуального поведения и эмоциональной сферы (32,5 %).

Неврологический регистр объединяет синдром дизонтогенеза (дизэмбриогенеза), включающий малые аномалии развития (дизонтогенетические стигмы) и признаки незрелости с динамическими нарушениями высших корковых функций, а также общемозговые и очаговые симптомы и симптомокомплексы. К последним относятся гипертензионно-гидроцефальный синдром и синдром вегетативной дисфункции, из очаговых симптомов и синдромов наиболее часто встречаются зрачковые и глазодвигательные, псевдобульбарные, пирамидные и экстрапирамидные нарушения. На электроэнцефалограмме чаще отмечаются диффузные общемозговые нарушения биоэлектрической активности мозга, которые выражаются в снижении лабильности и слабой реактивности мозговых структур по органическому типу, порой признаки снижения порога судорожной готовности с акцентом в височных отделах.

При экспериментально-психологическом исследовании подростков с ОРЛ, как правило, отмечается органический патопсихологический симптомокомплекс, включающий в разной степени выраженности нарушения познавательной деятельности. В операциональной сфере мышления это проявляется низким уровнем обобщения с опорой на наглядные, поверхностные признаки объектов, конкретно-ситуационными сочетаниями, трудностями оперирования абстрактными категориями, конкретностью ассоциаций и их низким семантическим уровнем, слабым пониманием условного смысла, трудностями установления логических связей. Динамика мыслительной деятельности характеризуется снижением темпа, ригидностью и инертностью мышления, обстоятельностью суждений, невысокой активностью и колебаниями внимания, трудностями длительного сосредоточения, истощаемостью психических процессов. Ослабление мнестических функций выражается в сниженном объеме непосредственного произвольного запоминания, затрудненности опосредованного и смыслового запоминания. В качестве типичных эмоциональных нарушений выступают неустойчивость эмоций, возбудимость, импульсивность в сочетании с трудностями волевого контроля поведения (Кудрявцев, Сафуанов, 1989).

Таким образом, к критериям диагностики ОРЛ в подростковом возрасте могут быть отнесены следующие характеристики:

Динамика ОРЛ в подростковом возрасте имеет 3 варианта течения.

Прогредиентное течение определяется усложнением клинических симптомов с переходом от более легких к более тяжелым регистрам поражения. Такому неблагоприятному течению органической патологии способствуют массивные эзогенные воздействия, приводящие к поврежденному развитию с последующим формированием выраженных когнитивных расстройств, эксплозивной личностной структуры, присоединением дисфорических аффективных состояний, расстройств сферы влечений и пароксизмальных компонентов.

Регредиентное течение характеризуется относительно благоприятной клинической динамикой с нивелировкой ранних энцефалопатических нарушений в пубертатном периоде, преобладанием в клинической картине дизонтогенетических маркеров в форме задержанного развития с незрелостью личностной структуры, познавательной деятельности, эмоционально-волевой регуляции.

Периодическое течение проявляется ундулирующим, волнообразным течением с возникновением декомпенсаций органической патологии в форме психопатоподобных состояний, находящихся в прямой зависимости от травматических и психогенных факторов.

Сложность психопатологической картины ОРЛ, ее сочетание с выраженными когнитивными расстройствами, пароксизмальными проявлениями, клинико-дизонтогенетическими симптомами обуславливают необходимость проведения дифференциального диагноза с исключением признаков формирующегося расстройства личности, легких и умеренных форм умственной отсталости, эпилепсии, возрастной личностной незрелости (Личко, 1977; Ковалев, 1995; Шостакович, 2006; Гурьева, 2007).

От формирующихся расстройств личности ОРЛ позволяют дифференцировать следующие особенности: отсутствие присущей психопатиям закономерности очерченного становления личностных психопатологических структур, наличие психоорганических расстройств и сопутствующих неврологических симптомов.

Дифференциальный диагноз между ОРЛ и умственной отсталостью в подростковом возрасте основывается на констатации следующих особенностей мыслительной деятельности. Интеллектуальные нарушения при олигофрении отражают общее недоразвитие когнитивной сферы, мыслительных процессов и предпосылок интеллекта (памяти, внимания, восприятия и т. п.), в отличие от парциальности нарушений в случае ОРЛ. При ОРЛ особенности мыслительных процессов обусловлены в большей степени трудностями организации произвольной деятельности, истощаемостью и эмоционально-волевыми нарушениями. У подростков с ОРЛ, если их сравнивать со сверстниками с умственной отсталостью, потенциальные способности выше актуальных, более развита способность переносить полученные знания на новый материал (обучаемость). В отличие от тотального недоразвития, присущего умственно отсталым несовершеннолетним, для подростков с ОРЛ характерна неравномерность процесса психического созревания.

При проведении дифференциальной диагностики ОРЛ с эпилептической болезнью учитываются следующие характеристики: отсутствие клинико-динамической картины эпилептической болезни с нарастанием частоты и полиморфизма пароксизмальных явлений, отсутствие специфических эпилептических изменений личности в виде выраженной ригидности и инертности, сочетающихся с полярностью аффекта, а также особенностей ЭЭГ-картины, характерных для эпилепсии (Абрамович, 1965; Зыков, 2009).

Разграничение ОРЛ от возрастной личностной незрелости проводится с учетом следующих параметров: отставание в развитии является составной частью синдрома парциального психического инфантилизма в гетерогенной структуре верифицируемого психического расстройства (ОРЛ); замедление темпа развития подтверждается наличием массивных экзогенно-органических воздействий. Собственно возрастная личностная незрелость не имеет клинической структуры и подлежит психологической оценке. При проведении такой оценки следует учитывать ряд дифференцирующих особенностей. У подростков с личностной незрелостью, как правило, выше темп деятельности, в меньшей степени выражены трудности врабатываемости, не наблюдаются явления ригидности, инертности и истощаемости мыслительных процессов. Кроме того, ассоциативная сфера шире, качество образных и вербальных ассоциаций — выше. В содержательном плане следует обратить внимание на частую встречаемость ассоциаций, отражающих незрелость мотивационно-смысловой сферы. Личностная незрелость проявляется в характере интересов, зачастую имеющих игровой характер, в зависимости поведения от ситуационных внешних и внутренних факторов, во внушаемости и ориентации на значимых других, прежде всего, сверстников. При ОРЛ в меньшей степени характерна живость эмоций. При этом на общем более уплощенном эмоциональном фоне, у подростков с ОРЛ резче проявляются аффективные колебания.

Для квалификации ОРЛ важную роль играет экспериментальнопсихологическое исследование (ЭПИ). Оно является обязательным и проводится медицинским психологом учреждения (отделения).

При психологической диагностике целесообразно использовать следующую последовательность:

Первый этап — анализ истории развития несовершеннолетнего. На этой стадии проводится психологический анализ материалов уголовного дела и медицинской документации.

Второй этап — оценка актуального состояния подростка. Вначале следует использовать наблюдение и диалоговые методы (беседа). Для поддержания мотивации на обследование последние могут применяться в достаточно широком диапазоне и сочетаться с вербальным поощрением со стороны экспериментатора.

В ходе клинической беседы не только уточняются и расширяются данные, полученные на предыдущем этапе, но и выявляется субъективный взгляд несовершеннолетнего на различные значимые события его жизни.

В начале беседы целесообразно стимулировать подростка к самостоятельному рассказу, деликатно направляя его в нужное русло. Для этого следует коснуться актуальных интересов и предпочтений обследуемого. Вопросы необходимо задавать по возможности в простой и доступной форме, приближенной к лексике подростка. Необходимо избегать критических замечаний и оценочных комментариев. Указанные моменты позволяют снизить психическое напряжение, способствуют формированию доверительного контакта и помогают избежать реакций негативизма, которые проявляются у подростков с ОРЛ в ситуации обследования достаточно часто.

В отличие от беседы, проводимой со взрослым пациентом, в которой сведения, как правило, собираются от прошлого к настоящему, при работе с подростками целесообразно применять обратный вариант. Учитывая недостаточную сформированность абстрактного мышления данной категории обследуемых, следует чаще предлагать приводить конкретные примеры.

Третий этап — собственно ЭПИ. Его основными задачами являются:

Для решения этих задач использование только методик, основанных на количественной оценке результатов, и стандартизированных психометрических тестов, например теста Векслера, недостаточно, а зачастую и непродуктивно. Более информативным представляется качественный анализ деятельности подэкспертного с помощью патопсихологических методик. При дифференциальной диагностике ОРЛ значимыми являются следующие аспекты: организация интеллектуальной деятельности, включающая в себя особенности ориентировки, прогноза, реализации и контроля действий; мотивационные, волевые и эмоциональные аспекты деятельности; динамические характеристики (темп, работоспособность и др.). Эти особенности могут быть зафиксированы при выполнении любых заданий независимо от того, на исследование какой сферы психической деятельности они направлены.

ОРЛ необходимо дифференцировать от легких форм умственной отсталости. Поэтому для определения потенциальных способностей и зоны ближайшего развития подростка при проведении ЭПИ следует провести оценку познавательной деятельности в условиях внешней организации и использовать элементы обучающего эксперимента.

Уровень интеллектуального развития. Анализируются общий уровень осведомленности и ориентированности подростка, а также сформированность психических процессов, обеспечивающих интеллектуальную деятельность (памяти, внимания и восприятия) и различных аспектов мыслительной деятельности.

Проведение ЭПИ целесообразно также начинать с клинической беседы, в ходе которой выявляется общий уровень познавательной деятельности подростка. Для этого, во-первых, необходимо определить, насколько хорошо он ориентирован в различных бытовых и вопросах. Целесообразно выяснить не только то, какими социальными навыками он владеет, но и смоделировать ряд проблемных ситуаций. Это позволит определить потенциальные способности обследуемого.

Во-вторых, следует задать вопросы, касающиеся общей осведомленности подростка. Также выполняются пробы на сформированность автоматизированных навыков: чтения, счета, письма.

При психологической квалификации ОРЛ необходимо применять следующий минимальный набор экспериментальных методик, исследующих основные сферы психической деятельности:

Внимание и динамика сенсомоторных реакций: пробы «Отсчитывание», таблицы Шульте, счет по Крепелину, таблицы Горбова — не менее одной методики.

Непосредственное механическое запоминание: 10 слов либо запоминание искусственных (несмысловых) звукосочетаний — не менее одной методики.

Смысловая память: запоминание простого рассказа (текста) — не менее одного рассказа.

Опосредованное запоминание: пиктограммы, опосредованное запоминание по Леонтьеву — не менее одной методики.

Ассоциативная сфера: пиктограммы, ответные, свободные и тематические ассоциации — не менее одной методики.

Операциональная сфера мышления: исключение предметов, сравнение понятий, исключение понятий, классификация предметов, простые и сложные аналогии, антонимы — не менее двух методик.

Способность к пониманию условных смыслов: интерпретация метафор и пословиц — предлагается не менее 3 метафор и 5 пословиц.

Вербально-логическое мышление — серии последовательных картинок, сюжетные картины, проба Эббингауза, пробы на чувствительность к логическим противоречиям — не менее одной методики.

Конструктивный праксис — кубики Кооса, куб Линка — не менее одной методики.

Индивидуально-психологические особенности. Анализируются особенности мотивационной, смысловой, эмоциональной и волевой сфер. Необходимо применять следующий минимальный набор экспериментальных методов (не менее одной методики каждого класса):

Стандартизированные опросники: индивидуально типологический опросник (подростковый вариант), подростковый диагностический опросник (ПДО).

Методики субъективного шкалирования: цветовой тест отношения (ЦТО), шкалы самооценки Дембо–Рубинштейн.

Проективные методики: тест фрустрационной толерантности С. Розенцвейга, тест руки Э. Вагнера, рисуночные методики (рисунок человека; человек, дом, дерево; рисунок несуществующего животного).

Экспертная оценка ОРЛ в подростковом возрасте базируется на общих принципах производства СПЭ несовершеннолетних и ее комплексных видов. Системность экспертной оценки включает анализ динамики состояния, синдромальной клинической структуры органического поражения, регистра неврологических расстройств, личностных, поведенческих, интеллектуальных, аффективных и волевых нарушений. Неоднородность клинической структуры ОРЛ в подростковом возрасте коррелирует и с пониманием допустимых экспертных решений: от «вменяемости», «ограниченной вменяемости» до оценки в пользу «невменяемости» несовершеннолетнего.

Описание клинико-экспертных моделей ОРЛ у несовершеннолетних проводилось в соответствии с многоосевой классификационной системой психических расстройств, используемой для детско-подросткового возраста. Анализ следует проводить по следующим осям:

Модель психоорганического/церебрастенического расстройства. Ось ведущей психопатологической симптоматики представлена церебрастеническим вариантом психоорганического синдрома. К сопутствующим (необлигатным) клиническим проявлениям отнесены: психопатоподобные расстройства в рамках эмоционально неустойчивого и эксплозивного типов личностного реагирования, поведенческие девиации, расстройства влечений с моноактивностью и формирующейся компульсивностью за счет достаточного ресурса когнитивных способностей. Дизонтогенетические признаки не являются ведущими в клинической картине психопатологических нарушений, они определены дисгармоническим развитием, обуславливающим формирование диссоциальных личностных расстройств с преобладанием агрессивных форм поведения. Среди особенностей неврологической картины отмечен синдром вегетативных нарушений, связанный с незрелостью срединных структур головного мозга, эндокринными влияниями, последствием экзогенных воздействий. При проведении ЭЭГ регистрируются дисфункции срединных структур, лежащие в основе эмоциональной неустойчивости, поведенческих девиаций, нарушений концентрации внимания, утомляемости и истощаемости психических процессов. Органические, дизонтогенетические, психопатоподобные, поведенческие нарушения предопределяют асоциальное развитие с формированием однотипного паттерна криминального поведения (повторные кражи, разбойные нападения и т. д.), при этом сдерживающим механизмом являются коррекционные и социально-педагогические мероприятия.

Состояния, относящиеся к данной клинической модели, в основном подпадают под экспертную оценку о способности подростка осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими в период совершения правонарушения (решение в рамках «вменяемости»). Отсутствие признаков незрелости, сохранные когнитивные функции обеспечивают правильную оценку сложившейся ситуации и целенаправленность поведения в период совершения противоправных действий. Развитию криминальной активности, как правило, способствует асоциальная личностная направленность с готовностью к нарушению правовых запретов.

Возможны также и экспертные заключения об ограничении способности подростка в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими в период совершения правонарушения (решение в рамках «ограниченной вменяемости» — ст. 22 УК РФ). Сочетание провоцирующих ситуационных воздействий, эмоционально неустойчивой личностной структуры (раздражительность, возбудимость, конфликтность), низкого уровня компенсаторных возможностей (астенические состояния, усугубляющиеся предшествующими периоду правонарушения инфекциями, интоксикациями, физическими нагрузками) может привести к развитию у подростка в период совершения правонарушения дисфорической реакции непсихотического уровня. Она проявляется злобностью, застойностью аффекта, частичным сужением сознания, крайне агрессивным поведением, ограничением волевой саморегуляции.

Ограничение волевого контроля определяется совокупностью следующих факторов:

Модель органической парциальной психической незрелости. Ось ведущей психопатологии определена синдромом парциального психического инфантилизма, включающего следующие признаки: когнитивные дисфункции, полиморфные нестойкие расстройства влечений по типу экспериментирования с различными объектами и способами реализации побуждений, аффективная незрелость (эмоциональная лабильность, повышенная возбудимость), внушаемость, подчиняемость, поведенческие девиации. К сопутствующим клиническим признакам относятся: синдром непатологического фантазирования, синдром сверхценных образований. Дизонтогенетические особенности представлены задержанным развитием. Под воздействием комплекса перинатальных и постнатальных факторов, начиная с ранних этапов развития ребенка, происходит замедление темпов психического созревания. Оно проявляется в отставании развития речи, отсроченном становлении психомоторных функций, нарушении усвоения школьных навыков. Основное место в неврологической картине отводится дизонтогенетической и мелкоочаговой симптоматике, соотносимой с региструемыми на ЭЭГ общемозговыми (диффузными) и условноэпилептиформными изменениями мультифокальной локализации. Незрелость и дефицит нравственных эталонов, интериоризация посредством усвоения норм референтной, чаще всего асоциальной, группы влекут за собой социальную дезадаптацию подростка.

Подросткам с парциальной личностной незрелостью, подпадающим под ст. 22 УК РФ, в качестве меры медицинского характера рекомендуется амбулаторное принудительное наблюдение и лечение у психиатра, соединенное с исполнением наказания.

Модель олигофреноподобной структуры. В клинической картине на первый план выступают интеллектуально-мнестические (псевдоолигофренические) расстройства. Также отмечаются аффективные нарушения, эксплозивные личностные черты, поведенческие девиации с доминированием криминальных агрессивно-насильственных форм, расстройства влечений импульсивного типа. К сопутствующим клиническим проявлениям относятся: синдром патологического фантазирования, расстройства органического спектра (гипердинамические, пароксизмальные состояния), эндокринные нарушения (отставание соматоэндокринного развития и гипоталамо-гипофизарные дисфункции). У таких подростков часто выявляется сложная картина дизонтогенетических проявлений, когда на разных возрастных этапах преобладают признаки задержки, замедления либо повреждения темпов развития.

Данная модель представляет наибольшую сложность как в диагностическом, так и в экспертном плане. Высока вероятность ошибочной диагностики умственной отсталости, тем более что на ранних этапах развития таким детям, как правило, специалисты квалифицируют олигофрению. Вместе с тем, катамнез показывает, что в силу естественной физиологической динамики созревания, адекватных коррекционных воздействий когнитивная дефицитарность с возрастом несколько нивелируется, экспертами уже не отмечаются тотальность и стабильность нарушений, характерных для умственной отсталости. Неврологические нарушения при данной модели носят полиморфный характер, проявляющийся общемозговыми и различными очаговыми нарушениями. На ЭЭГ часто выявляются признаки эпилептиформной активности с преобладающей локализацией в височных отделах, что обуславливает эксплозивные формы реагирования, агрессивность, импульсивность поступков. Отмечается выраженная социальная дезадаптация, обусловленная неструктурированностью мотивов и смыслов, несогласованностью целей со средствами их осуществления, фиксированными и негибкими способами реагирования в различных социальных ситуациях, зависимостью поведения от внешних обстоятельств и собственных непосредственных побуждений при несформированности опосредованности деятельности.

Подэкспертные при данной клинической модели чаще подпадают под экспертное решение о неспособности осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими в период совершения правонарушения («невменяемость», ст. 21 УК РФ).

Критерии экспертной оценки также должны включать в себя два экспертных критерия:

Таким образом, заключение о «невменяемости» подростка с ОРЛ определяется как прогредиентностью заболевания, так и совокупностью медицинского (нарушения интеллекта, выраженные аффективные расстройства, дисфории и импульсивность) и юридического (дефицитарность интеллекта, недоступность целостной оценки ситуации, отсутствие критики и прогноза, выраженные эмоционально-волевые нарушения) критериев.

Основанием для рекомендации подростку с ОРЛ принудительного лечения в психиатрическом стационаре специализированного типа с интенсивным наблюдением являются выраженность эмоциональноволевых нарушений с высоким риском импульсивных ауто- и гетероагрессивных действий, представляющих особую опасность, склонность к грубым нарушениям режима с попытками к побегам, организации групповых беспорядков, а также повторность ООД, тяжесть совершенного деяния, неэффективные результаты медико-педагогической и социальной коррекции при оказании специализированной помощи в прошлом. При этом учитываются наличие тенденции к асоциальному образу жизни, социализированным расстройствам, зависимости от алкоголя и других ПАВ, склонность к группированию и повторным нарушениям внутрибольничного режима. Принудительное лечение в психиатрическом стационаре общего типа рекомендуется при менее выраженных клинических проявлениях ОРЛ с минимальным риском общественной опасности, вместе с тем отсутствие критического отношения к своему состоянию и содеянному не позволяет осуществлять медицинские меры в амбулаторных условиях.

Таким образом, поэтапный алгоритм при экспертной оценке психического состояния несовершеннолетних с ОРЛ включает следующие составляющие:

Подобная структура изложения экспертного заключения позволит повысить доказательность экспертных выводов без смещения главного акцента в обосновании на выявление и подтверждение наличия органического субстрата. В подростковой практике такой алгоритм дает возможность избегать уязвимых стереотипов оценки ОРЛ «по совокупности», «по степени выраженности расстройства», «в соответствии с динамикой», которые ранее достаточно часто использовались в судебно-психиатрической практике при освидетельствовании несовершеннолетних.

Одними из наиболее сложных и объективно крайне трудно доказуемых вопросов судебной психиатрии является проблема оценки кратковременно протекающих аффективных реакций патологического (психотическое расстройство) и непатологического уровня (аффект).

Комплексное изучение всех стационарных экспертных заключений СПЭ и КСППЭ в отношении несовершеннолетних обвиняемых в ФГБУ «ГНЦССП им. В. П. Сербского» Минздрава России за последние 15 лет позволяет отметить еще большую редкость этих состояний у подростков. При этом примерное соотношение транзиторных (кратковременных) аффективных патологических расстройств психической деятельности и собственно аффекта составляет 10 : 1.

В современной судебно-психиатрической экспертной практике при исследовании транзиторных аффективных состояний непсихотического (аффект) и психотического уровня обоснованно востребованы компетенция эксперта-психолога и судебно-психиатрического эксперта. По мере совершенствования прикладных научных знаний было выявлено, что аффективные реакции могут быть следствием воздействия какого-либо психогенного фактора, они могут также сопровождать посттравматические стрессовые расстройства или включаться в структуру диссоциативных нарушений (Meyer, 1981).

В целом судебно-психиатрическая оценка патологических и непатологических реакций в подростковом возрасте в момент совершения ООД обязательно требует учета многих факторов: возрастных и личностных особенностей несовершеннолетнего, влияния психотравмирующей ситуации, выраженности дизонтогенетической и органической и иной «патологической почвы», глубины изменения сознания, степени дезорганизации психической деятельности и поведенческой дизрегуляции, пр.