image

Медуллобластомы у детей / С. К. Горелышев, О. А. Медведева [и др.]. - Москва : ГЭОТАР-Медиа, 2020. - 224 с. : ил. - (Серия "Детская нейрохирургия"). - DOI: 10.33029/9704-5425-1-MC-2020-1-208. - ISBN 978-5-9704-5425-1.

Аннотация

В руководстве обобщен опыт НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко по комплексному лечению и обследованию детей с медуллобластомами задней черепной ямки.

В книге описана история лечения медуллобластом, рассмотрены эпидемиология и синдромология, иммуногистохимические и молекулярно-генетические особенности медуллобластом, дана их гистологическая характеристика. Значительное внимание уделено хирургическому и комплексному лечению медуллобластом и возможным осложнениям после лечения.

Издание предназначено нейрохирургам, химиотерапевтам и врачам смежных специальностей.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ И УСЛОВНЫХ ОБОЗНАЧЕНИЙ

- торговое наименование лекарственного средства и/или фармацевтическая субстанция

ρ - лекарственное средство не зарегистрировано в Российской Федерации

АД - артериальное давление

БРВ - безрецидивная выживаемость

БСВ - бессобытийная выживаемость

ВВЭ - венозная воздушная эмболия

ГР - гормон роста

ЗЧЯ - задняя черепная ямка

ИВЛ - искусственная вентиляция легких

КСО - краниоспинальное облучение

КТ - компьютерная томография

ЛТ - лучевая терапия

МБ - медуллобластома

МР - магнитно-резонансный

МРТ - магнитно-резонансная томография

ОВ - общая выживаемость

ППР - преждевременное половое развитие

ПХТ - полихимиотерапия

СОД - суммарная очаговая доза

ТМО - твердая мозговая оболочка

УЗИ - ультразвуковое исследование

ЦНС - центральная нервная система

CCNU - ломустин

IQ (intelligence quotient) - коэффициент интеллекта

PICA (posterior inferior cerebellar artery) - задняя нижняя мозжечковая артерия

SDS (standard deviation score) - коэффициент стандартного отклонения

SHH - ингибиторы Sonic Hedgehog

VCR - винкристин

WNT - сигнальный путь клетки Wingless

АВТОРЫ

Бабелян Степан Самвелович - канд. мед. наук, врач детский онколог НИИ детской онкологии и гематологии ФГБУ «НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина» Минздрава России

Валиахметова Эндже Фаварисовна - врач детский онколог ФГАУ «НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко» Минздрава России

Горелышев Сергей Кириллович - д-р мед. наук, проф., ведущий научный сотрудник, зав. детским нейрохирургическим отделением ФГАУ «НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко» Минздрава России, зав. кафедрой детской нейрохирургии ФГБОУ ДПО «Российская медицинская академия непрерывного профессионального образования» Минздрава России, главный внештатный специалист Минздрава России по детской нейрохирургии

Кроткова Ольга Андреевна - канд. мед. наук, старший научный сотрудник отделения клинической реабилитации ФГАУ «НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко» Минздрава России

Леменева Наталья Владимировна - канд. мед. наук, врач анестезиолог-реаниматолог ФГАУ «НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко» Минздрава России

Лубнин Андрей Юрьевич - д-р мед. наук, проф., ведущий научный сотрудник, зав. отделением анестезиологии и реанимации, врач анестезиолог-реаниматолог ФГАУ «НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко» Минздрава России

Мазеркина Надежда Александровна - д-р мед. наук, проф., ведущий научный сотрудник, врач-эндокринолог ФГАУ «НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко» Минздрава России

Медведева Ольга Александровна - канд. мед. наук, младший научный сотрудник, врач-нейрохирург ФГАУ «НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко» Минздрава России

Менткевич Георгий Людомирович - д-р мед. наук, проф., зам. директора НИИ детской онкологии и гематологии ФГБУ «НМИЦ онкологии им. Н.Н. Блохина» Минздрава России

Нерсесян Марина Владиславовна - д-р мед. наук, доцент, врач-оториноларинголог ФГАУ «НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко» Минздрава России

Пронин Игорь Николаевич - д-р мед. наук, проф., акад. РАН, зам. директора по научной работе, зав. отделением рентгенологических и радиоизотопных методов диагностики, врач-рентгенолог ФГАУ «НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко» Минздрава России

Рыжова Марина Владимировна - д-р мед. наук, проф., ведущий научный сотрудник, зав. патологоанатомическим отделением ФГАУ «НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко» Минздрава России

Савин Иван Анатольевич - д-р мед. наук, проф., ведущий научный сотрудник, зав. отделением реаниматологии и интенсивной терапии, врач анестезиолог-реаниматолог ФГАУ «НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко» Минздрава России

Савченко Ян Вячеславович - врач анестезиолог-реаниматолог ФГАУ «НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко» Минздрава России

Самборский Дмитрий Ярославович - специалист в области трехмерного моделирования ФГАУ «НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко» Минздрава России

Сычев Александр Анатольевич - канд. мед. наук, старший научный сотрудник, врач анестезиолог-реаниматолог ФГАУ «НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко» Минздрава России

Тарасова Екатерина Михайловна - врач детский онколог ФГАУ «НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко» Минздрава России

Трунин Юрий Юрьевич - канд. мед. наук, доцент, старший научный сотрудник, врач-радиолог ФГАУ «НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко» Минздрава России

Холодов Борис Владимирович - канд. мед. наук, врач детский онколог ФГАУ «НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко» Минздрава России

Хухлаева Елена Анатольевна - канд. мед. наук, старший научный сотрудник, врач-невролог ФГАУ «НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко» Минздрава России

Шишкина Людмила Валентиновна - канд. мед. наук, доцент, ведущий научный сотрудник, врач-патологоанатом ФГАУ «НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко» Минздрава России

Щербенко Олег Ильич - д-р мед. наук, проф., врач-радиолог ФГБУ «Российский научный центр рентгенорадиологии» Минздрава России

ВВЕДЕНИЕ

Медуллобластома у детей составляет около 20% всех опухолей головного мозга и, таким образом, является самой распространенной злокачественной опухолью центральной нервной системы в этой возрастной группе [291, 331]. Особенностью медуллобластом является высокая склонность к метастазированию по ликворным путям [195].

Современные протоколы лечения медуллобластом включают хирургическое лечение, лучевую терапию и полихимиотерапию. Совокупность этих методов лечения способствует увеличению общей и безрецидивной выживаемости до 70% и более [240].

В нашей стране внедрение современных протоколов комплексного лечения медуллобластом у детей, включавших, помимо хирургического лечения, лучевую и полихимиотерапию, началось с середины 90-х гг. XX в. [13].

В связи с развитием адъювантной терапии встал вопрос об оптимальной хирургической тактике лечения медуллобластом, учитывая инвазивность их роста по отношению к дну IV желудочка [364].

К сожалению, применение таких видов терапии сопровождается развитием тяжелых отдаленных последствий, обусловленных токсичностью проводимого лечения. В наибольшей степени от лучевой и химиотерапии страдает эндокринная система, также выявляются неврологические и когнитивные нарушения, напрямую влияющие на качество жизни и социальную адаптацию пациентов [102, 145, 219, 265, 278, 283].

В настоящее время проводятся многочисленные исследования генетических мутаций медуллобластом и выявление их прогностического влияния. В 2010 г. было принято решение о выделении на настоящий момент 4 молекулярно-генетических групп медуллобластом, которые различаются не только генетическими мутациями, но и клиническими исходами [152, 229, 325].

ЛИЧНЫЙ ОПЫТ АВТОРОВ

В монографии обобщен опыт НМИЦ нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко по комплексному лечению и обследованию детей с медуллобластомами задней черепной ямки. С 2005 по 2015 г. были прооперированы более 400 больных детского возраста от 3 до 17 лет. Подробный анализ отдаленных результатов проведен у 93 детей, пролеченных по протоколу М-2000, и 30 детей, пролеченных по протоколу МГДН-МБ-2008, в НИИ детской онкологии и гематологии Российского онкологического центра им. Н.Н. Блохина (НИИ ДОГ РОНЦ), что и легло в основу выводов и рекомендаций по лечению этой категории больных.

Глава 1. ИСТОРИЯ ЛЕЧЕНИЯ МЕДУЛЛОБЛАСТОМ

Разработка хирургических методов лечения нарушений задней черепной ямки (ЗЧЯ) в историческом аспекте началась совсем недавно. Изучая историческую литературу, мы видим, что хирурги с давних времен избегали любых операций на ЗЧЯ. Врачи очень быстро поняли, что эта область мозга чрезвычайно чувствительна к любым манипуляциям. Потеря дыхания, внезапная смерть и деформация ствола мозга, все это приводило к быстрой смерти пациента. Фактически операции на ЗЧЯ появились только в начале ХХ в. Хирургические учебники второй половины XIX в. лишь описывают анатомию этой области.

В XXI в. нейрохирурги входят в операционную с гораздо более совершенным и технически более сложным оборудованием, чем то, которое было доступно их коллегам всего 30 лет назад. В 1970-х гг. хирургический микроскоп произвел революцию в оперативных подходах, значительно улучшив визуализацию благодаря хорошему освещению и увеличению, и в результате хирурги смогли работать более безопасно на участках мозга, которые ранее считались недоступными. Глядя в будущее, можно предположить, что в течение следующего десятилетия с развитием компьютерных устройств «практический хирург» может стать реликтом прошлого. Следующее поколение нейрохирургов будет «поставщиками данных», т.е. техниками, которые делают записи в базу данных, а затем сидят и наблюдают за робототехникой, как например, «да Винчи» выполняет хирургическую операцию…​

Первые операции на ЗЧЯ датируются античностью. В раскопках по всему миру обнаруживаются примеры трепанаций черепа, в том числе ЗЧЯ, большая часть которых произошла в результате травмы или другой неизвестной причины. В коллекции James Tait Goodгich’а есть череп, полученный из Перу в 1950-х гг. и найденный на кладбище, датируемом 600 г. до нашей эры. В области ЗЧЯ видна большая трепанация с зажившими краями, указывающими на то, что человек пережил хирургическую процедуру (рис. 1.1).

Единственные упоминания о хирургии ЗЧЯ греко-римской эпохи появляются в трудах Галена Пергамского (130-200 гг. н.э.), жившего на территории современной Турции. В своих трудах по анатомическим процедурам Гален описывает серию вскрытий животных, в которых он обнажил мозжечок и IV желудочек. Исследования проводились на живых животных, что позволило ему связать поражение различных участков дна IV желудочка с нарушениями дыхания, глотания и нарушениями движения в конечностях. Любопытно, что Гален использовал для своих экспериментов доступ через разрез червя мозжечка как наиболее безопасный [108]!

pic 0001
Рис. 1.1. 600 г. до нашей эры. Череп с трепанацией в правой половине задней черепной ямки, причина которой неизвестна. По нижнему краю трепанации видны костные грануляции, свидетельствующие о заживлении, поэтому вполне вероятно, что пациент пережил эту процедуру. Museum of Man collection, San Diego, California (из книги Memet Özek M. et al. «Posterior fossa tumors»)

«Типичный» хирург в начале XV в. был ничем иным как неквалифицированным и малообразованным цирюльником. Этот хирург мог отрезать вам волосы, удалить зуб и вправить грыжу. «Образованный» хирург, усвоивший средневековые догмы, оставался погребенным в догадках и догмах столетних верований, основанных на более ранних греко-римских и более поздних трудах византийских ученых и переводчиков, которые продолжали переводить и повторять ошибки прошлых веков.

По иронии судьбы, именно художники эпохи Возрождения, а затем уже анатомы и хирурги XVI в. начали путь от ошибочных представлений эпохи Средневековья к реальному изучению анатомии человеческого тела. Леонардо да Винчи, Андреас Везалий и другие начали делать вскрытия в попытке понять более реалистичную поверхностную анатомию человека. В результате предыдущие анатомические догмы, многие из которых укоренились со времен греко-римской эпохи, начали медленно исправляться в течение следующих столетий.

Не являясь ни хирургом, ни врачом, Леонардо да Винчи (1452-1519) внес огромный вклад в медицину и хирургию. В анатомических исследованиях Леонардо есть несколько рисунков, которые касаются ЗЧЯ и ее анатомии (рис. 1.2). Его интерес к этим вопросам неясен, так как результаты теоретически не повлияли на его художественные работы. Леонардо также не был хирургом, поэтому не было никакой хирургической выгоды от этих исследований. Тем не менее его пытливый ум дает нам некоторые из самых ранних и в то время наиболее точных представлений о ЗЧЯ и желудочковой системе мозга. К сожалению, великий опус Леонардо по анатомии, который был опубликован в 20 томах, был утерян, и обнаружен лишь в ХХ в. [187]!

Знаковой фигурой XVI в. как в анатомии, так и в хирургии, был итальянский врач и анатом Андреас Везалий (1514-1564). Везалий настаивал на том, что врач-анатомист должен проводить собственные вскрытия животных и людей. В 1543 г., в возрасте 28 лет, Везалий опубликовал свой Magnum opus De Humani Corporis Fabrica в Базеле, Швейцария. Этот том полон оригинальных и проницательных анатомических наблюдений и описаний (рис. 1.3). Везалий был яростным критиком ранних анатомов и их ошибок, в частности трудов Галена. Книга VII (Libri VII) этого великого произведения дает нам подробную анатомическую картину головного мозга и ЗЧЯ, с отличными анатомическими иллюстрациями. По иронии судьбы, на описание черепных нервов сильно повлияла анатомическая нумерация, первоначально предоставленная Галеном Пергамским с 9 черепными нервами, описанными вместо 12 [341].

pic 0002
Рис. 1.2. Самые ранние известные анатомические рисунки желудочков головного мозга: а - впервые демонстрирующие III желудочек, сильвиев водопровод и IV желудочек. Леонардо да Винчи, XV в.; б - изображение мозжечка и IV желудочка

Говоря о нейрохирургии XVI в., нельзя не упомянуть Амбруаза Паре (1510-1590), которого большинство историков считали отцом современной хирургии. Один из его наиболее известных хирургических случаев касался травмы головы, полученной французским монархом Генрихом II. Паре проводил лечение короля, а также присутствовал при его вскрытии. Паре обнаружил, что у Генриха II образовалась гематома в ЗЧЯ. Анализ клинической картины и последующее вскрытие позволили Паре описать клиническую картину сдавления структур ЗЧЯ, которая включала головную боль, затуманенное зрение, рвоту, вялость, слабость и нарушение дыхания [253].

Несмотря на гениальные находки XVI в., современные представления об анатомии человеческого тела были заложены лишь в следующем столетии. Одним из первых ученых, описавших точную анатомию головного мозга, был Thomas Willis (1621-1675), давший имя сосудистому кругу на основании мозга, а также подробно описавший структуры ЗЧЯ и ствола [357]. Еще более подробное описание ЗЧЯ приводится в трудах Humphrey Ridley (1653-1708). Он проводил свои исследования на свежих трупах сразу после повешения, что дало ему возможность особенно тщательно изучить венозные синусы, в том числе поперечный, прямой и циркулярный в области ЗЧЯ (рис. 1.4).

pic 0003
Рис. 1.3. Рисунок ствола мозга, очерчивающего дно IV желудочка, бугорки (colliculi) и нижнюю часть таламуса, - удивительная анатомическая деталь для этого периода! (Андреас Везалий, Magnum opus, 1543)
pic 0004
Рис. 1.4. Анатомия задней черепной ямки по Ridley. Правильно идентифицирован III нерв, но общее количество черепных нервов остается равным девяти (London, 1695)

Первые попытки хирургического лечения заболеваний мозга относятся уже к XVIII в. Они сводились в основном к операциям по поводу черепно-мозговой травмы (удаление гематом и инородных тел) и, редко, абсцессов (Percival Pott, 1714-1788; Lorenz Heister, 1683-1758; Francois Quesnay, 1694-1774). Природа опухолей головного мозга была совершенно неизвестна, они считались «наростами» или «мозговыми грибами».

Одна из первых успешных попыток операций в области ЗЧЯ была предпринята Sauveur Francois Morand в 1768 г. [215]. Он описывает случай, где у монаха развился средний отит, а впоследствии мастоидит и абсцесс ЗЧЯ. Morand произвел трепанацию и удаление инфицированной кости и гноя. Затем он вскрыл твердую мозговую оболочку (ТМО) крестообразным разрезом, после чего смог исследовать полость ЗЧЯ. Ему удалось эвакуировать большой абсцесс мозга, для чего он использовал свой указательный палец как зонд. Morand догадался обработать полость абсцесса спиртом и скипидаром, что явилось самым ранним примером антисептического лечения. Затем в полость гнойника была помещена серебряная трубка, что позволило осуществить непрерывный дренаж. Абсцесс зажил, монах выжил, и Morand не преминул сообщить об этом медицинской общественности.

Первым, кто попытался отделить опухоли головного мозга от других заболеваний, был Giovanni Battista Morgagni (1682-1771), который благодаря своим поразительным исследованиям стал заведующим кафедрой анатомии в Падуе в возрасте 16 лет, но, несмотря на блистательную карьеру, лишь в 79 лет счел возможным взяться за главный труд своей жизни…​ [217].

Понадобилось более 2000 лет, чтобы правильно описать все 12 пар черепно-мозговых нервов, и сделано это было лишь в 1778 г. Samuel Thomas von Soemmering (1755-1830). Детальное описание тройничного нерва было сделано Johann Friedrich Meckel старшим (1724-1774) в его докторской диссертации, его имя получило и углубление тригеминального ганглия - cavum Meckelί.

В XVIII в. появляются цветные атласы головного мозга. Первым опубликовал современную анатомию ЗЧЯ в акварельных рисунках французский анатом Félix Vicq D’Azyr (1748-1794). В предисловии к своей монографии автор особо благодарит своего художника (Alexandre Briceau) за его талант, стойкость и выносливость «неприятных запахов». Мамиллоталамический тракт до сих пор носит его имя [342] (рис. 1.5).

«Хирургия головного мозга стала возможной благодаря трем открытиям девятнадцатого века, а именно обезболиванию, асептике и локализации церебральных функций. Без асептики или антисептики, операция на головном мозге никогда не была бы возможной. С асептикой и без церебральной локализации она не имела бы большого значения. С асептикой и локализацией функций, но без наркоза хирургия была бы возможна, но сильно ограничена. Хотя наркоз уже использовался за четверть века до великого открытия Lίster’а, большого прогресса в нейрохирургии не наблюдалось. Потребовалось еще 17 лет для того, чтобы все три великих открытия соединились вместе и дали возможность развиваться нейрохирургии» (Dandy W.E.).

В начале XIX в. нейрохирургия уже шагнула вперед, но по-прежнему ограничивалась в основном операциями при нейротравме. Для того чтобы операции на ЗЧЯ стали безопасными, должно было произойти еще несколько важных событий.

Прежде всего было замечено, что такие препараты, как закись азота (1844), эфир (1846) и хлороформ (1847), вызывают аналгезию. Трудно переоценить значение этого открытия, особенно для операций на мозге, так как не нужно было больше привязывать больного к операционному столу и спешить во время операции.

pic 0005
Рис. 1.5. Детальное изображение коры мозжечка и ствола мозга (Félix Vicq D’Azyr, 1786)

Риск инфекции заставлял хирургов ограничиваться только экстрадуральными вмешательствами, так как вскрытие ТМО в 95% случаев приводило к смерти пациента в результате менингита и сепсиса. Два хирурга (Oliver Wendell Holmes, 1809-1894 и Ignác Fülöp Semmelweis, 1818-1865) почти одновременно обратили внимание на то, что воспаления во время родов были значительно реже, если их принимали акушерки, которые обычно заходили в комнату с чистыми руками и в белых выстиранных передниках. Хирурги же того времени обычно работали в черных халатах, испачканных кровью и гноем от предыдущего пациента…​ Holmes и Semmelweis первыми предложили мыть руки и одежду перед операцией, а не после, за что были жестоко осмеяны своими коллегами на заседании Королевского общества. И только гениальные открытия Louis Pasteur (1822-1895) и Robert Koch (1843-1910) положили конец этому спору. Вскоре вышла и революционная работа Sir Joseph Lister (1827-1912) «Об эффекте антисептической системы в лечении», после чего частота гнойных осложнений стремительно снизилась.

Другим ключевым достижением XIX в. стало понимание локализации функций в структурах головного мозга. Пионерские работы Paul Broca (1824-1880) впервые показали, что каждая часть мозга имеет свои определенные функции.

Сопоставление локализации опухолей (на вскрытии) и прижизненных симптомов заболевания позволяет многим исследователям понять функциональное значение различных структур ЗЧЯ. К примеру, имеется подробное описание 6-летней девочки (Richard Bright, 1789-1858) с симптомами нарушения глотания, фонации и глазодвигательных функций («когда она спала, то никогда не закрывала левый глаз»). На вскрытии была обнаружена «опухоль ствола мозга с полупрозрачной стромой, через которую проходили пучки белых волокон». С высоты наших знаний мы можем сказать, что имеем точное описание понтинной глиомы.

Несмотря на то что клеточная природа опухолей остается неизвестной, появляются первые атласы опухолей головного мозга. Иллюстрации из атласа Jean Cruveilhier (1791-1874) использовал в своих работах по невриномам и менингиомам Harvey Williams Cushing (рис. 1.6).

pic 0006
Рис. 1.6. Иллюстрации из атласа Jean Cruveilhier (1842), посвященные опухолям ствола и мостомозжечкового угла

Первые попытки хирургического вмешательства на ЗЧЯ появились лишь в конце XIX в. Этому предшествовало изобретение краниотомии с помощью пилки Джигли вместо молотка и долота (1897). К слову, Leonardo Gigli (1863-1908) изобрел этот метод для распилки лонного сочленения во время осложненных родов, но чуть позже сам же предложил его использовать для краниотомии, добавив всем известный проводник!

Одна из первых операций у ребенка была сделана шотландцем по имени William Macewen в 1879 г. Используя «антисептическую трепанацию», он успешно удалил периостальную опухоль правой орбиты. В последующем он прооперировал еще 4 детей с опухолями ЗЧЯ, и только один из них умер.

Sir Victor Alexander Haden Horsley (1857-1916) много сделал для изучения функций мозга с помощью его электростимуляции. Ему же принадлежит изобретение стереотаксической рамы для изучения функций мозжечка у приматов (1897). Пройдет еще 50 лет, прежде чем этот инструмент будет использован на людях. Horsley впервые начал успешно удалять опухоли мозга, однако при опухолях ЗЧЯ он предлагал делать только внутреннюю декомпрессию для уменьшения летальности.

Отцу немецкой нейрохирургии Fedor Krause (1857-1937) принадлежит изобретение супрацеребеллярно-субтенториального доступа (1926) и подходов к мостомозжечковому углу. Несмотря на это, успехи в удалении опухолей ЗЧЯ были скромными: умерли 26 из 31 пациента.

Antony Maxine Nicholas Chipault (1866-1920) был первым французским нейрохирургом, полностью посвятившим себя нейрохирургии. Он же основал первый в мире нейрохирургический журнал - «Travaux de Neurologie Chirur-gicale» (1896).

Thierry de Martel (1875-1940) впервые разработал электродрель, останавливающуюся при достижении ТМО (1926). Он же предложил сидячее положение больного и разработал для этого специальный стул (рис. 1.7).

pic 0007
Рис. 1.7. Сидячее положение больного при операции на задней черепной ямке и специально разработанное для этого кресло (Thierry de Martel, 1926)

Однако, несмотря на все достижения, состояние нейрохирургии в начале XX в. оставляло желать лучшего. Очень интересен обзор Robert H. Wilkins, который на основании данных из Генерального хирургического каталога за 1886-1896 гг., т.е. за 10-летний период после первых успешных операций Horsley, обобщил опыт более 500 хирургов по удалению опухолей головного мозга. Однако уже в следующем десятилетии (1896-1906) ситуация резко изменилась. В каталоге отмечается не более 80 случаев. А с 1906 по 1916 г. лишь несколько хирургов сообщали о попытках удаления опухолей головного мозга - понимание катастрофических последствий такой хирургии пришло очень быстро…​ [356].

Если и существует нейрохирург, внесший важнейший вклад в развитие хирургии опухолей ЗЧЯ, так это, конечно, Harvey W. Cushing (1869-1939) (рис. 1.8)! Он еще в молодом возрасте заинтересовался этой патологией. Нужно понимать, что это было время, когда еще не было стероидов, переливания крови, рентгеновской диагностики, увеличительной оптики, а пациенты поступали в запущенном состоянии с выраженной гидроцефалией…​ И, тем не менее, уже в 1930 г. Cushing публикует специальную статью по хирургическому лечению медуллобластом (МБ) у детей [76]. Констатируя невозможность удаления этих опухолей, он предлагает декомпрессию ЗЧЯ, взятие биопсии, лечение гидроцефалии и…​ применение лучевой терапии (ЛТ)! Вместе с тем при радикальном удалении астроцитом ЗЧЯ летальность составила всего 15%. Cushing впервые отказался от методики выделения опухоли ЗЧЯ при помощи пальца, используя вместо этого специальные препаровалки, а при невозможности радикального удаления предложил внутрикапсулярную резекцию. Кушинг завершил свою карьеру, выполнив 2000-ю операцию и добившись небывалого уровня летальности в 15%.

pic 0008
Рис. 1.8. Harvey W. Cushing (1869-1939) (а) и разработанный им доступ к задней черепной ямке (б)

Параллельно развитию хирургии начались и гистологические исследования опухолей мозга. В 1926 г. выходит первая классификация в соавторстве Cushing и Percival Bailey (1892-1973) «A Classification of the Tumors of the Glioma Group on a Histogenetic basis with a correlated study of prognosis». Ими же в 1925 г. и было предложено название опухоли, которая встречалась исключительно у детей, - medulloblastoma cerebellί.

Дело Cushing продолжил его ученик Walter E. Dandy (1886-1946). Нужно отметить, что Dandy был значительно более радикальным хирургом, чем его учитель, что часто вызывало язвительные дискуссии и публичные споры. Он отрицал метод интракапсулярного удаления опухолей по Cushing, настаивая на тотальном удалении даже несмотря на угрозу неврологических осложнений. Надо отметить, что эта дилемма осталась нерешенной и до наших дней…​ Dandy работал очень много, делая до 6 операций в день, включая выходные. Он впервые предложил послеоперационную интенсивную терапию в специальной палате, особенно для больных с опухолями ЗЧЯ, включавшую в себя контроль электролитов и особое внимание к проходимости дыхательных путей. Он значительно продвинул вперед нейровизуализацию, внедрив вентрикулографию. Dandy умер 19 апреля 1946 г., сделав на ЗЧЯ 2000 операций [77].

В России первое упоминание о детской нейрохирургии встречается в 1852 г. в монографии Д.А. Соколова «Лечение мозговых заболеваний у детей». В 1881 г. Н.В. Склифосовский описывает первое удачное удаление мозговой грыжи у ребенка. В 1896 г. Н.К. Лысенков блестяще защитил докторскую диссертацию «Мозговые грыжи и их лечение» (на 10 наблюдениях!).

В 1907 г. выходит одно из лучших руководств по педиатрии того времени проф. Н.П. Гундобина, где описывается удаление цистицерков головного мозга. В первом советском руководстве по хирургической невропатологии, вышедшем в 1935 г., уже есть небольшой раздел, посвященный «мозговым опухолям» у детей (Поленов А.Л., Никитин М.П., Созон-Ярошевич А.Ю.).

В 1928 г. создается Нейрохирургическая клиника при Рентгенологическом институте в Москве, где сразу же начинается лечение детей с нейрохирургической патологией, а с 1935 г. для них выделяется 15 коек.

Великая Отечественная война затормозила развитие детской нейроонкологии, однако уже сразу после войны в 1946 г. в Московском институте нейрохирургии под руководством проф. А.А. Арендта открывается первое детское отделение. Благодаря усилиям прекрасного коллектива (проф. Коновалов Ю.В., Першман Р.Е., Хандрикова-Мареева Т.Г., Миронович М.И., Абаимова Н.С., Фаллер Т.О., Ростоцкая В.И., Артарян А.А., Салазкина С.И., Зограбян С.Г., Мунблит Т.Е.) с первых же дней огромное внимание уделяется лечению опухолей головного мозга у детей.

После 1950 г. основная тематика научной работы детского отделения концентрировалась на изучении опухолей головного мозга. Первые операции по поводу опухолей ЗЧЯ у детей выполняются уже с 1948 г. (докторская диссертация Корнянского Г.П.). В 1952-1956 гг. выходит ряд работ, посвященных клинике МБ (Першман Р.Е., Варшавская Д.Я.). Развивается морфологическая диагностика, в 1951 г. обнаружены клетки опухоли в ликворе при МБ мозжечка у детей (Бургман Г.П.), при этом была доказана их жизнеспособность! В 1954 г. Н.С. Плевако публикует первые данные о рентгенотерапии МБ (медиана выживаемости составила при хирургическом лечении 6 мес, а при комбинированной терапии - 3 года). В трудах Т.О. Фаллер (1957) рассматриваются вопросы метастазирования МБ (отмечается, что краниоспинальное метастазирование достигает 40%).

Крайне любопытна история анестезиологического обеспечения у детей. В период 1948-1953 гг. происходит обратный переход от общего наркоза к местной анестезии (с 12% к 92% операций)!

pic 0009
Рис. 1.9. Walter E. Dandy (1886-1946)
pic 0010
Рис. 1.10. Профессор А.А. Арендт (1890-1965)
pic 0011
Рис. 1.11. Профессор В.И. Ростоцкая (1919-2003)

«Во время операции медицинской сестре поручалось не только наблюдение за состоянием пульса, артериального давления, дыхания, но и вменяется в обязанность отвлекать внимание ребенка на интересующие его темы или чтением <…​> В период удаления опухоли у ребенка наступает физиологический сон без наркоза, причина которого пока необъяснима <…​> У нас есть очень умелые "сестры-сказительницы", с помощью которых операция проходит без наркоза абсолютно спокойно» (цит. по Арендт А.А., 1954). И только с внедрением в 1961 г. эндотрахеального наркоза Н.Ф. Николаевой и В.И. Салалыкиным происходит возврат к общей анестезии у детей.

Несмотря на несовершенство методов нейровизуализации, разработанные к 1957 г. вентрикулография с воздухом и майодилом (Копылов М.Б.), а также скрупулезное изучение возможностей краниографии (Полянкер З.Н.) позволяли достаточно точно проводить топическую диагностику опухолей ЗЧЯ у детей.

Таким образом, уже к 1954 г. в Институте нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко АМН СССР только у детей было проведено более 600 успешных операций по поводу опухолей ЗЧЯ [2].

Прогноз при получении диагноза «медуллобластома» до конца XX в. оставался крайне печальным. Но иногда появлялись сообщения о больных с длительным периодом выживания [177, 276]. В связи с этим были предприняты усилия по изучению влияния различных факторов на прогноз выживания пациентов.

pic 0012
Рис. 1.12. Шуточный шарж из архива проф. А.А. Арендта

Является общепризнанным тот факт, что макроскопически полное удаление опухоли ведет к лучшему прогнозу для больного.

Прогресс хирургической техники (использование операционного микроскопа, ультразвукового отсоса), анестезиологии и реаниматологии в значительной степени сказался на снижении операционной смертности и повышении радикальности удаления опухоли. В идеале, чтобы выполнить максимально радикальное удаление опухоли без появления осложнений, эти больные должны оперироваться нейрохирургом, имеющим опыт удаления опухолей ЗЧЯ [29]. Тем не менее только хирургическое удаление является неэффективным в лечении этих больных. В исторической серии Кушинга, опубликованной в 1925 г., из 61 пациента только 28 получили после операции локальное облучение ложа удаленной опухоли и только 1 больной прожил более 3 лет [36].

С середины XX в. лечение МБ с использованием ЛТ претерпевало изменения, которые в последующем отражались на увеличении выживаемости. При облучении только ложа удаленной опухоли 10-летняя выживаемость составляла 5%. Учитывая склонность МБ к диссеминированию по ликворным путям, было принято решение о дополнительном облучении всего длинника спинного мозга, и 10-летняя выживаемость увеличилась до 25%. При краниоспинальном облучении (КСО) с увеличением дозы облучения на ложе удаленной опухоли 10-летняя общая выживаемость (ОВ) достигла 53%. Стало очевидным, что целью облучения является не только ложе удаленной опухоли, но и вся краниоспинальная область от полюса лобных долей до конца спинного мозга [179].

Качественно проведенная ЛТ является краеугольным камнем в лечении медуллобластом. Так, несоблюдение сроков начала ЛТ, сокращение дозы, перерывы в лечении более 2 дней ведут к ухудшению прогноза [40]. Является общепризнанным тот факт, что ЛТ должна начинаться не позже 4-6 нед после операции и продолжаться не более 50 дней, так как дальнейшее пролонгирование облучения ухудшает прогноз [40].

Но ЛТ без системной химиотерапии в дальнейшем приводит к высокому риску развития системных метастазов [323]. До 1990-х гг. послеоперационная краниоспинальная ЛТ с дозами в 36 Гр и бустом на ЗЧЯ до 54-56 Гр подняла 5-летнюю безрецидивную выживаемость (БРВ) и ОВ с 0 до 50-60%. Впоследствии увеличение выживаемости еще на 10-15% было достигнуто за счет химиотерапии [174, 244, 323, 348]. Тем не менее становилось очевидным, что значительное количество выживших страдали от серьезных осложнений, включающих снижение когнитивных функций по 4 единицы коэффициента интеллекта (IQ) в год, потерю слуха, появление вторичных опухолей, нарушение роста и других эндокринных функций, что вело к значительному снижению качества жизни. Таким образом, началась разработка новых стратегий для улучшения выживаемости при сокращении отдаленной токсичности. В первую очередь снижение доз облучения распространялось на пациентов без метастазов и с радикально удаленной опухолью - началось проведение стратификации пациентов на высокую и стандартную группы риска. Были проведены исследования, использующие уменьшенные дозы КСО [220, 236, 240, 278, 326, 329, 348]. Однако выживаемость больных стандартного риска продолжала улучшаться. Возможно, это происходило благодаря совершенствованию стадирования [появление магнитно-резонансной (МР) томографии (МРТ) с лучшим разрешением, оценка клеток в ликворе], что вело к образованию более «чистых» групп «истинно» неметастатических МБ. Благоприятные результаты пятилетней БРВ и ОВ более 80% были получены при облучении в дозе до 24 Гр с бустом на ЗЧЯ до 54-56 Гр [с приемом винкристина (VCR)] и последующей поддерживающей химиотерапией с помощью цисплатина, VCR и либо ломустина (CCNU) («Пакеровский режим»), либо циклофосфамида [182, 245]. Гиперфракционированная радиотерапия в дозе 36 Гр на кранио-спинальную ось и 60 Гр на ЗЧЯ 2 раза в день с последующей химиотерапией оказалась сопоставима по результатам с традиционной схемой.

В настоящее время значительный прорыв в лечении МБ связан с молекулярно-генетическими исследованиями. В 2010 г. в Бостоне на международной конференции впервые было принято решение о выделении 4 молекулярно-генетических групп МБ, которые различаются генетическими мутациями, их путями активации, демографическими показателями, клиническими исходами. Благодаря появлению молекулярно-генетических групп МБ с благоприятным прогнозом стало возможным появление в стратификации пациентов группы низкого риска, для которых международные исследования ставят задачи снижения интенсивности химиотерапии (более короткая и менее токсичная) и снижения доз ЛТ.

Много надежд возлагается на приближающуюся эру таргетной терапии. Эти исследования напрямую зависят от получения точных мышиных моделей различных молекулярно-генетических групп МБ. Впечатляющие результаты применения Sonic Hedgehog (SHH) ингибиторов в лабораторных условиях и у единичных пациентов стимулировали переход к III фазе клинических исследований [34, 207, 229, 288]. Тем не менее на животных моделях выявлена задержка роста в результате воздействия таргетных препаратов, в частности IGFR1-P13, что необходимо сопоставить с аналогичными осложнениями при традиционных методах лечения [127].

За свою 100-летнюю историю лечения МБ перешли из разряда неизлечимых злокачественных заболеваний в группу опухолей, с которыми удалось достичь 80-90% показателей выживаемости, но до сих пор остается много нерешенных вопросов, связанных с лечением самой сложной группы пациентов - высокой группы риска (рис. 1.13).

pic 0013
Рис. 1.13. Эволюция лечения медуллобластом

В эпоху Ренессанса мы, наконец, получили реальные знания об анатомии, такой, какая она существует в жизни, а не как написано в устаревших и неточных греко-римских текстах. XVII в. заложил научные основы в медицине, физиологии и хирургии. XVIII в. принес нам хирургов, которые были более активными и инновационными. XIX в. ознаменовался развитием анестезии, антисептики и нейрофизиологии и первым пониманием патологических основ опухолевых заболеваний. XX в. дал лучшее хирургическое оборудование, стереотаксические устройства, компьютерную и магнитно-резонансную томографию, дальнейшее понимание физиологии и патологии головного мозга, и в частности опухолей ЗЧЯ. XXI в. показал, что дальнейшее развитие может идти только по пути комбинированного лечения с применением стереотаксического облучения, химиотерапии и таргетных препаратов. Нейрохирурги следующего поколения будут одарены цифровыми технологиями и компьютерами. И, тем не менее, у любой хирургии есть предел: никогда не станет возможным тотальное удаление диффузной опухоли ствола или медуллобластомы с инфильтрацией в дно IV желудочка. Дальнейшее развитие нейроонкологии возможно только на пути изучения биологии этих опухолей и создания средств, влияющих на канцерогенез.

Глава 2. ЭПИДЕМИОЛОГИЯ И СИНДРОМОЛОГИЯ

МБ является первичной злокачественной опухолью мозжечка и наиболее распространенной злокачественной опухолью детского возраста, составляя от 12 до 25% всех опухолей центральной нервной системы (ЦНС) у детей, но крайне редко встречается у взрослых, составляя лишь 0,4-1% (рис. 2.1) [98, 131, 195, 279, 291, 334]. Гистологически МБ входит в группу эмбриональных опухолей [196]. Встречается в любом возрасте от внутриутробного до пожилого с пиком между 4 и 8 годами, чаще у мальчиков (1,3/1-2/1) (рис. 2.1) [13, 98, 161, 195, 214, 279, 291, 349].

pic 0014
Рис. 2.1. Кривая возрастного распределения медуллобластом. Собственное наблюдение

Частота возникновения МБ у детей от 0 до 14 лет в Европе составляет 6,5 на 1 млн детей в год [32, 260]. В США ежегодно диагностируется около 540 случаев МБ, что составляет 1,6 случая на 1 млн детей [287].

К факторам риска развития МБ относятся вирусная инфекция во время беременности [100], увеличенная масса тела плода при рождении [139], воздействие сверхнизкочастотных электромагнитных полей, пестицидов [337]. Некоторые исследования выявили достоверную взаимосвязь приема фолиевой кислоты со снижением риска развития эмбриональных опухолей у детей [58, 331].

С повышенным риском возникновения МБ связаны такие синдромы, как синдром Горлина (синдром невоидной базальноклеточной карциномы), синдромы Туркота, Ли-Фраумени, Рубинштейна-Тейби, Луи-Бар (атаксии-телеангиоэктазии). В то же время этиология этой опухоли у большинства больных неизвестна [195, 343]. Диагностика этих синдромов чрезвычайно важна, так как у пациентов повышен риск развития других опухолей; в зоне риска также находятся родственники больных, поэтому такие семьи нуждаются в генетическом консультировании [334].

Генетические мутации в МБ в основном затрагивают такие сигнальные пути, как SHH, Wingless (WNT), Notch.

Синдром Горлина, впервые описанный автором в 1960 г., является аутосомно-доминантным заболеванием, характеризующимся нарушением психомоторного развития и предрасположенностью к базальноклеточным карциномам, кистам челюсти и другим костным аномалиям, рабдомиосаркомам и МБ [7, 73]. Пациенты имеют повышенную склонность к таким аномалиям развития, как изменения ребер, широкий разрез глаз, кальцифицирование дуральной складки, ладонные и подошвенные углубления. Диагностика синдрома Горлина у пациентов с МБ чрезвычайно важна, так как у них значительно повышен риск развития базальноклеточных карцином в поле облучения [334].

При этом синдроме имеется мутация в гене PTCH1 в 9-й хромосоме, который является частью сигнального пути SHH, и потеря функции PTCH в результате мутации нарушает работу SHH-каскада. SHH/PTCH-путь контролирует нормальное развитие наружного зернистого слоя мозжечка [355]. Мутации в этом пути обнаружены в 30% всех спорадических МБ, особенно часто при десмопластическом типе. SUFU (Human Suppressor of Fused) - другой участник SHH-сигнального пути, его мутация также повышает риск развития десмопластической МБ у детей [324]. SHH-каскад - чрезвычайно мощный митоген для клеток наружного зернистого слоя мозжечка, из которых предположительно развиваются МБ [334].

Синдром Ли-Фраумени характеризуется повышенным риском развития таких опухолей, как саркома, рак молочной железы, глиомы, МБ, лейкемия, и связан с мутацией гена-супрессора TP53 в локусе 17р. Ген ТР53 является одним из важнейших генов-супрессоров пролиферации клетки, ответственных за завершение митотического цикла. Любая семья, в которой было несколько случаев развития разных злокачественных опухолей, должна быть обследована на предмет наличия мутации гена TP53 [7, 334].

Синдром Туркота. Сочетание рака прямой кишки с опухолью головного мозга впервые описано Крайлом в 1949 г., на наследственный характер этой взаимосвязи обратил внимание Туркот в 1959 г., с тех пор сочетание опухоли мозга и колоректального полипоза называют синдромом Туркота. Синдром встречается редко, описано около сотни наблюдений [7, 138]. Эти люди имеют повышенную склонность к порокам развития, развитию полипов толстой кишки, которые неизбежно прогрессируют в колоректальную аденокарциному, если кишка не удаляется, и имеют повышенный риск развития МБ и глиобластом.

Синдром связан с мутацией гена АРС, который является ингибитором сигнального пути WNT - другого мощного ЦНС-митогена. APC формирует протеиновый комплекс с β-катенином, и активация WNT-пути ведет к уменьшению деградации β-катенина [330].

Активация Notch-пути ведет к увеличению транскрипторных факторов HES1 и HES5. Экспрессия HES1 связана с плохим прогнозом при МБ [96]. В ксенографических моделях ингибиторы Notch вызывают апоптоз и уменьшение пролиферации клеток [137].

Семейство MYC представляет группу генов, известных как протоонкогены, которые играют основную роль в регулировке клеточного цикла, клеточной пролиферации и дифференциации. Дефекты в экспрессии C-MYC выявлены в карциномах, МБ, 40% из которых показывают гиперэкспрессию C-MYC [147]. Гиперэкспрессия C-MYC в МБ встречается преимущественно в крупноклеточных и анапластических формах и приводит к низкой выживаемости [91, 147]. Нарушения экспрессии N-MYC наблюдаются значительно реже и также связаны с плохим прогнозом (только при SHH), хотя корреляция не так очевидна, как с C-MYC [91].

Тот факт, что различные типы МБ связаны с нарушениями в разных сигнальных путях, свидетельствует о том, что они происходят из различных клеток-предшественников. Двумя наиболее вероятными клетками-предшественниками МБ являются стволовые клетки внешнего зернистого слоя мозжечка (десмопластические) и стволовые клетки желудочкового субэпендимального слоя (классические) [56].

Среди цитогенетических аномалий, встречающихся при МБ, необходимо отметить потерю 17р хромосомы, обнаруживаемой в 50% опухолей. Другой частой находкой является трисомия 17q и 7q хромосом. Изохромосома 17q более распространена в случаях крупноклеточных МБ и может предвещать плохой прогноз. Делеция 9q хромосомы наблюдается в 40% десмопластических МБ, но крайне редко в классических [334]. Тем не менее амплификации генов являются редкой находкой при МБ.

Глава 3. ГИСТОЛОГИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

Медуллобластома получила свое название и была впервые описана Бэйли и Кушингом в 1925 г., когда они предположили, что клетки МБ напоминают клетки развивающейся нервной трубки; спустя 80 лет их теория была подтверждена [36, 292, 354].

Возрастающие знания о гетерогенности МБ привели к разработке клинико-гистологических подгрупп. В 1964 г. Рубинштейн и Норфилд подразделили МБ на две основные категории - «классическую» и «десмопластическую» с переходными формами [288]. Было показано, что пациенты с десмопластическим вариантом МБ имеют лучший прогноз, чем с классическим [64, 293].

Далее произошло подразделение МБ на классические (до 80%), десмопластические (15% у детей и 30-40% у взрослых), анапластические (около 10%), МБ с повышенной нодулярностью (около 3%) и крупноклеточные (около 2%) [117, 195, 254]. Наряду с клиническими факторами для определения прогноза и стратификации все чаще использовались гистологические подтипы. Например, пациенты с крупноклеточными МБ и анаплазией были исключены из группы стандартного риска вследствие плохого прогноза, выявленного в исследованиях [202, 203, 347], в то время как у грудных и маленьких детей десмоплазия и повышенная нодулярность являются прогностически благоприятными факторами [295].

В настоящее время для последующего полноценного гистологического и иммуногистохимического исследования необходимо материал, полученный во время удаления опухоли, фиксировать в 10% нейтральном забуференном формалине в течение 24 ч, после чего обезвоживать в спиртах восходящей концентрации и заливать в парафиновые блоки, в которых материал может храниться длительное время. Для проведения молекулярно-генетического исследования материал необходимо подвергать глубокой заморозке в жидком азоте или заливать в формалин.

По классификации Всемирной организации здравоохранения, МБ относится к Grade IV. Гистологически МБ характеризуются мелкими округлыми синими клетками с высоким ядерно-цитоплазматическим соотношением [254].

По данным световой микроскопии МБ является низкодифференцированной опухолью, состоящей из плотно расположенных нейроэпителиальных клеток с маленькими округлыми ядрами (рис. 3.1). Характерны митотические фигуры, слабо выраженная цитоплазма. К другим типичным признакам относится наличие розеток Хомера-Райта [195].

Распределение МБ по гистологическому типу представлено на диаграмме (см. рис. 3.1), из которой видно, что наиболее часто встречающаяся форма - классическая и составляет примерно 65-85% всех случаев МБ. На втором месте идет анапластическая/крупноклеточная МБ, которая составляет от 10 до 25%, по данным разных авторов. Анапластическая и крупноклеточная МБ имеют очень схожее патоморфологическое строение, поэтому обычно их объединяют в одну группу [117]. Узловатая/десмопластическая МБ и МБ с выраженной нодулярностью составляют 7 и 3% соответственно [203].

pic 0015
Рис. 3.1. Частота встречаемости медуллобластом по гистологическому признаку

Классическая МБ представлена плотно расположенными клетками с высоким ядерно-цитоплазматическим соотношением с округлыми гиперхромными ядрами. Часто определяются розетки Хомера-Райта (рис. 3.2).

Десмопластическая/узловатая МБ представлена выраженными бледными участками, которые являются участками созревания и имеют сниженное ядерно-цитоплазматическое соотношение. Эти участки окружены плотно расположенными митотически активными клетками. МБ с выраженной узловатостью отличается от деcмопластической более выраженной дольковой структурой. Она встречается чаще у младенцев и ассоциируется с лучшим прогнозом. McManamy и соавт. в 2007 г. опубликовали работу, в которой показали, что десмопластическая МБ в 52% случаев встречается у детей младше 3 лет. Схожие результаты показали и другие авторы [110].

Крупноклеточная МБ характеризуется наличием мономорфных клеток с большими круглыми вакуолизированными ядрами. Группы или слои таких клеток чередуются с клетками, которые имеют другую морфологию, выраженный ядерный плеоморфизм. Такая морфологическая картина называется анапластической. Основные гистологические варианты, согласно классификации Всемирной организации здравоохранения 2007 г., представлены на рис. 3.2.

МБ нужно дифференцировать с другой эмбриональной опухолью, которая может возникнуть в мозжечке: атипичная тератоид/рабдоидная опухоль [239]. Атипичная тератоид/рабдоидная опухоль - злокачественная эмбриональная опухоль, которая может содержать поля мелких синих клеток, не отличимых от МБ при световой микроскопии. Анализ крупных фрагментов показывает различную дифференцировку (отсюда часть названия «тератоид») и выявляет крупные рабдоидные клетки с эозинофильной цитоплазмой, содержащие включения (рис. 3.3). Атипичные тератоид/рабдоидные опухоли были мало известны до 1990-х гг. и имеют очень плохой прогноз. Так как атипичная тератоид/рабдоидная опухоль в большинстве случаев встречается у маленьких детей, скорее всего, их ошибочная дифференциальная диагностика с МБ в старых литературных источниках дала основание писать о плохом прогнозе МБ у детей младшего возраста.

pic 0016
Рис. 3.2. Гистологические варианты медуллобластомы: а - классическая медуллобластома: плотно расположенные клетки с высоким ядерно-цитоплазматическим отношением, большим количеством нейрональных розеток Хомера-Райта; б - десмопластическая медуллобластома, отличительной особенностью которой являются бледные островки. Представлена узлами из дифференцированных нейроцитов с низкой митотической активностью, между которыми имеются скопления менее дифференцированных клеток с высокой митотической активностью; в - анапластическая медуллобластома представлена скоплениями плеоморфных, многогранных клеток с очень высокой митотической активностью, участками апоптоза; г - крупноклеточная медуллобластома состоит из крупных клеток с вакуолизированным ядром и выпуклым ядрышком
pic 0017
Рис. 3.3. Дифференциальный диагноз с медуллобластомой: атипичная тератоид/рабдоидная опухоль - крупные рабдоидные клетки с эозинофильной цитоплазмой, содержащие включения

Еще один гистологический вариант опухолей, с которыми необходимо дифференцировать МБ, - эмбриональная опухоль с обильным нейропилем и истинными розетками (ETANTR - embryonal tumor with abundant neuropil and true rosettes) (рис. 3.4).

pic 0018
Рис. 3.4. Дифференциальный диагноз с медуллобластомой: эмбриональная опухоль с обильным нейропилем и истинными розетками (собственные наблюдения)

Глава 4. ИММУНОГИСТОХИМИЧЕСКИЕ И МОЛЕКУЛЯРНО-ГЕНЕТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ МЕДУЛЛОБЛАСТОМ

Для проведения иммуногистохимического исследования производится депарафинизация срезов в серии ксилолов, дегидратация в спиртах восходящей концентрации и ряд дополнительных манипуляций.

В последнее десятилетие было выявлено два десятка молекулярно-биологических факторов прогноза при МБ [18, 227]. Среди прочих факторов было обнаружено, что ядерное накопление β-катенина [92, 282] и экспрессия нейротрофин-рецептора TrkC [127, 128, 294] ассоциируются с благоприятным прогнозом, в то время как в опухолях с амплификацией С-MYC, N-MYC [91, 126, 128, 294, 347] с количественными нарушениями на 17-й хромосоме, p53 мутацией [294], повышенной экспрессией survivin [97], HES1A [96], ErbB2 и ErbB4 [116] прогноз является неблагоприятным [261].

4.1. МОРФОЛОГИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА МЕДУЛЛОБЛАСТОМ

Для верификации диагноза МБ проводится иммуногистохимическое исследование с антителами к синаптофизину, нейронспецифической енолазе, глиофибриллярному кислому белку; для исключения метастатического характера опухоли - к цитокератину 7 и цитокератину 20; для исключения лимфомы - к общему лейкоцитарному антигену, маркеру лимфомных клеток, предшественниц В-клеток CD10 и маркеру В-клеток CD20.

Атипичная тератоид/рабдоидная опухоль может быть дифференцирована от МБ при помощи молекулярных методов, поскольку большинство из них имеет мутацию или делецию гена hSNF5/INI1 (Anti-BAF47) в 22-й хромосоме [43]. В настоящее время «золотым стандартом» является иммуногистохимическое исследование с определением INI1, что вошло в клиническую практику и составляет часть стандартной морфологической работы при выявлении опухоли задней черепной ямки (ЗЧЯ) с гистологической картиной маленьких синих клеток [334].

Все МБ показывают нейрональную дифференцировку (положительную экспрессию синаптофизина и нейронспецифической енолазы), часто определяется очаговая экспрессия GFAP, во всех случаях выявляется тотальная ядерная экспрессия BAF47, что говорит об отсутствии делеции гена INI1 (собственные наблюдения) (рис. 4.1, 4.2).

В 2010 г. в Бостоне на Международной конференции было принято решение о выделении четырех молекулярно-генетических групп МБ, которые различаются демографическими показателями, генетическими мутациями, их путями активации и клиническими исходами: WNT, SHH, группа 3, группа 4 [67, 152, 171, 228, 229, 230, 325, 330] (рис. 4.3).

pic 0019
Рис. 4.1. Ядерная экспрессия ß-catenin в медуллобластоме группы Wingless. Иммуногистохимическое исследование, ×300
pic 0020
Рис. 4.2. Амплификация гена MYC в медуллобластоме группы 3 (группы С). Флуоресцентная гибридизация in situ
pic 0021
Рис. 4.3. Выделение четырех молекулярно-генетических групп медуллобластом по результатам согласительной конференции в Бостоне (2010) [252]

В настоящее время уточненная молекулярно-генетическая классификация МБ стала общепризнанной и включена в последний пересмотр опухолей ЦНС Всемирной организацией здравоохранения (WHO Classification of tumors of central nervous system, 2016) (табл. 4.1) [196].

Таблица 4.1. Современная классификация Всемирной организации здравоохранения, включающая обе классификации медуллобластом - гистологическую и молекулярно-генетическую [196]
Эмбриональные опухоли

Медуллобластома генетически определенная

Медуллобластома с активацией WNT

9475/3

Медуллобластома с активацией SHH и мутацией ТР53

9476/3

Медуллобластома с активацией SHH и диким типом ТР53

9471/3

Медуллобластома не-WNT не-SHH

9477/3

Медуллобластома, группа 3

Медуллобластома, группа 4

Медуллобластома гистологически определенная

Классическая медуллобластома

9470/3

Десмопластическая/крупноклеточная медуллобластома

9471/3

Медуллобластома с повышенной нодулярностью

9471/3

Крупноклеточная анапластическая медуллобластома

9474/3

Медуллобластома без дополнительного уточнения

9470/3

Для распределения МБ по молекулярно-генетическим группам можно проводить иммуногистохимическое исследование методом «четырех антител», предложенным Р.А. Northcott. Для этой цели используются следующие антитела: SFRP1 - маркер SHH-группы, β-catenin - маркер WNT-группы, KCNA1 - маркер группы D и NPR3 - маркер группы C (см. рис. 4.3).

Частота встречаемости различных молекулярно-генетических типов МБ, по нашим данным, представлена в табл. 13. WNT-тип встречался у 10% пациентов, SHH - у 30%, 3-й тип - у 25% и 4-й тип - у 35% больных (табл. 4.2).

WNT-группа составляет около 5-10% всех МБ. В результате соматической мутации в гене, кодирующем β-катенин, происходит активация WNT-сигнального пути, что ведет к накоплению его в ядре и последующей транскрипции генов, задействованных в пролиферации; у части больных это может приводить к клиническим проявлениям синдрома Туркота (см. выше). К данной группе чаще всего относятся дети старшего возраста. Гистологически МБ в основном классические и редко метастазируют (см. табл. 4.2). Несмотря на то что не предложено никакой таргетной терапии, прогноз очень хороший с уровнем выживаемости до 90%, что дает в перспективе возможность смягчения адъювантной терапии [21, 92, 104].

SHH-группа. Большинство пациентов SHH-группы имеют соматические мутации в одном из нескольких генов SHH-сигнального пути (PTCH1, SUFU, SMO), что у части больных может приводить к клиническим проявлениям синдрома Горлина (см. выше). Большинство этих опухолей являются десмопластическими или с повышенной нодулярностью, но также встречаются классические формы и наиболее редко крупноклеточные или анапластические. У многих больных отсутствуют метастазы на момент диагностики, а распределение по возрасту имеет два пика - наибольший пик у грудных и детей младшего возраста и второй пик у взрослых больных. Прогноз у маленьких детей SHH-группы с десмопластическими МБ и МБ с повышенной нодулярностью хороший (см. табл. 4.2). Таким образом, эта группа также является кандидатом для снижения интенсивности адъювантной терапии [21, 293, 295]. Вторым методом лечения данной группы больных является применение таргетной терапии с помощью различных ингибиторов SHH сигнального пути (например, LDE-225/Erismodegib [59, 146], GDC-0449/Vismodegib [194]).

3-я группа. Эта группа представлена исключительно у маленьких детей, очень редко у подростков и никогда у взрослых, при этом чаще страдают мальчики, чем девочки. Наиболее агрессивная группа с высокой частотой метастазирования. В этой группе отмечается наихудший прогноз. В то время как выявляются крупноклеточные и анапластические МБ, все же наиболее частым гистологическим типом в этой группе МБ является классический тип. Крайне нестабильный геном с массивными структурными изменениями ДНК. Наиболее характерным молекулярно-генетическим проявлением является MYC-амплификация (см. табл. 4.2) [21, 229]. MYC-сигнальный путь [81] и трансформирующий фактор роста-β-сигнальный путь [325] могут быть будущими кандидатами для фармакологического лечения.

4-я группа наименее изучена. В эту группу входят МБ, возникающие в любом возрасте с или без метастазов и со средним прогнозом. По некоторым данным, у больных с первичным метастатическим поражением наблюдается 70% 5-летняя общая выживаемость (ОВ). Часто отмечается инвазия в ствол мозга. Выявление профилей экспрессии генов и метилирования в будущем позволит разделить эту группу на подгруппы. Наиболее частой хромосомной аберрацией является изохромосома 17q, однако ее прогностическое значение не доказано (см. табл. 4.2) [21].

Использование результатов молекулярных исследований должно основываться на высоком качестве материала опухоли, поскольку биологические характеристики опухолевого образца могут отражать гистологию данного участка опухоли, а не новообразования целиком. Это доказывается рядом исследований, в которых было выявлено биологическое различие между основной опухолью, метастазом и рецидивом [173, 358].

В настоящее время (на сентябрь 2018 г.) различными исследователями выделены дополнительные молекулярно-генетические варианты МБ в каждой из подгрупп, которые имеют свои клинические особенности.

Дальнейшее изучение биологии МБ может быть основано на изучении других биологических уровней, таких как эпигеномные исследования и исследования микроРНК-регуляции [88, 121, 129, 160, 208, 209].

Медуллобластомы представляют собой как минимум четыре группы опухолей, характеризующихся специфическими молекулярно-генетическими нарушениями и имеющих различный прогноз выживаемости.

Таблица 4.2. Сравнительная характеристика подгрупп медуллобластом
Показатель WNT SHH Группа 3 (С) Группа 4 (D)

%

10%

30%

25%

35%

Возраст

Дети и взрослые

Младенцы и взрослые

Младенцы и дети

Дети и взрослые

Мальчики/ девочки

1:3

1:1

3:1

3:1

Преимущественная гистология

Классическая

Десмопластическая/классическая

Классическая/ анапластическая/ крупнокле точная

Классическая

Мутации генов

CTNNB1, DDX3; SMARCA4, CREBBP, TP53

PTCH1+, SUFU, SMO, TERT, IDH1, TP53, KMT2D

SMARCA4, CTDNEP1, KMT2D, KBTBD4

KDM6A; KMT2C

Изменения числа копий

-

MYCN, GLI2

MYC, PVT1, OTX2, GFI1/1b

SNCAIP, MYCN, CDK6, GFI1/1b

Цитогенетика

Моносомия 6

Gain of 3q, 9p, loss of 9q, 10q, 14q, 17p

i17q, loss of 8, 10q, 11, 16p, 17p, gain of 1q, 7, 17q, 18q

i17q, loss of 8, 11p, X, gain of 7q, 18q

Прогноз

Очень хороший

Промежуточный

Плохой

Промежуточный

Частота метастазирования

5-10%

10-15%

40-45%

35-40%

Тип рецидива

Локальный и дистальный

Локальный

Дистальный

Дистальный

Подгруппы

WNT-α (70%) Дети;

моносомия 6 всегда присутствует

SHH-α TP53-мутации; MYCN-амплификация; GLI2-амплификация; прогноз крайне плохой

Group-3α

Младенцы; Мтс в момент диагноза

Group-4α

CDK6-амплификация; потеря 8р; хромосома 7q «gain»;

MYCN-амплификация

WNT-α (30%)

Взрослые; моносомия 6 всегда отсутствует

SHH-ß

Младенцы; Мтс в момент диагноза;

прогноз плохой

Group-3ß

GFI1-активация;

OTX2-амплификация

Group-4ß

SCNAIP-дупликация;

PRDM6-гипер-экспрессия

SHH-γ

Младенцы; геном стабилен, без грубых изменений;

выраженная нодулярность; прогноз значительно лучше

SHH-δ

Взрослые;

TERT-промоторная мутация

Group-3γ

Высокая частота метастазирования; MYC-амплификация;

наихудший прогноз в группе

Group-4γ

CDK6-амплификация;

потеря 8р;

хромосома 7q «gain»;

отсутствие MYCN-амплификации

4.2. КЛИНИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА МОЛЕКУЛЯРНО-ГЕНЕТИЧЕСКИХ ПОДТИПОВ (СОБСТВЕННЫЙ МАТЕРИАЛ)

По нашим данным, все пациенты группы WNT относятся к классическому типу МБ; гендерных различий не определяется; средний возраст составляет 10,6 года (от 6 до 14 лет); метастазы в спинной мозг встречаются исключительно редко, так же как и опухолевые клетки в ликворе (табл. 4.3).

Таблица 4.3. Сравнение различных групп медуллобластом (собственный материал)

Параметр

Группы МБ

WNT

8%

SHH

15%

Группа 3

15%

Группа 4

62%

Тип МБ:

  • классическая

100%

75%

58%

96%

  • десмопластическая

-

17%

-

-

  • крупноклеточная/анапластическая

-

8%

42%

4%

Пол:

  • мужской

50%

58%

75%

73%

  • женский

50%

42%

25%

27%

Метастазы:

  • головной мозг

-

8%

8%

10%

  • спинной мозг

17%

8%

17%

19%

  • головной и спинной мозг

-

-

50%

23%

Без метастазов

83%

83%

25%

48%

Опухолевые клетки в ликворе

17%

17%

17%

17%

75% пациентов SHH-группы относятся к классическому типу, 17% - к десмопластическому, 8% составляют крупноклеточные/анапластические МБ; может наблюдаться небольшое превалирование мальчиков; средний возраст составляет 9,5 года; метастазы выявляются редко (17%), так же как и опухолевые клетки в ликворе (см. табл. 4.3).

В группе 3 к классическому типу относятся опухоли более чем у половины (58%) пациентов, остальные представлены крупноклеточной/анапластической формой МБ; большинство пациентов - мальчики (75%); средний возраст около 8 лет; у большинства пациентов (75%) на момент диагноза имеются метастазы (см. табл. 4.3).

В группе 4 практически все МБ относятся к классическому типу, в единичных случаях встречаются крупноклеточные/анапластические формы; отмечается преобладание мальчиков (73%); средний возраст составляет 9 лет; метастазы по головному и спинному мозгу выявляются почти у 1/2 пациентов (см. табл. 4.3).

Дети более старшего возраста относятся к группе WNT, в то время как дети более младшего возраста - к группе 3 (рис. 4.4).

Таким образом, для пациентов группы WNT характерен классический тип МБ, без разницы по полу, с редкими метастазами. К группе SHH относятся все десмопластические МБ, чаще встречается у мальчиков, редко имеются метастазы. К группе 3 относится наибольшее количество крупноклеточных/ анапластических МБ, также встречаются классические МБ, превалируют у мужского пола, характерно наличие метастазов по головному и спинному мозгу. К группе 4 относится наибольшее количество МБ, чаще классического типа, но встречаются и крупноклеточные/анапластические типы, с большим преобладанием у мальчиков, у половины на момент диагноза выявляются метастазы. Также стоит отметить, что во всех группах опухолевые клетки в ликворе встречаются с одинаковой частотой - 17%.

pic 0022
Рис. 4.4. Распределение по возрасту по разным группам медуллобластом на момент операции

Глава 5. КЛИНИЧЕСКАЯ КАРТИНА И ДИАГНОСТИКА МЕДУЛЛОБЛАСТОМ

У 50-75% больных интервал между первыми симптомами до момента диагностики опухоли составляет ≤3 мес, в диапазоне от нескольких дней до нескольких лет [13, 112, 254]. Наиболее частым клиническим проявлением МБ является синдром повышения внутричерепного давления: выраженные головные боли и рвота (табл. 5.1). Поражение червя мозжечка может приводить к туловищной атаксии и нистагму как первым симптомам. Часто выявляется поражение VI черепных нервов. В редких случаях МБ диагностируется внутриутробно при рутинном ультразвуковом исследовании (УЗИ) [214].

Таблица 5.1. Частота встречаемости симптомов при медуллобластоме в дебюте заболевания (собственные данные)
Первый симптом %

Гиnертензионная симптоматика: головные боли с тошнотой и рвотой

65

Изолированная рвота

21

Шаткость походки

8

Нарушение координации

4

Головокружение

2

Диагностика МБ у грудных детей представляет большие сложности. У них при незаращении швов заболевание манифестирует появлением симптомов повышения внутричерепного давления, включающих рвоту, вялость, задержку развития, потерю приобретенных навыков, раздражительность и потерю аппетита. В клинической картине у детей выявляются макроцефалия, быстрый рост окружности головы, выбухание родничка, расхождение швов, симптом «заходящего солнца» и на поздних стадиях брадикардия и кратковременные апноэ. Большинство симптомов, выявляющихся у маленьких детей с МБ, вторичны и развиваются вследствие повышения внутричерепного давления и формирования окклюзионной гидроцефалии из-за блока на уровне IV желудочка.

У более старших детей часто развивается классическая триада симптомов: головная боль, вялость и рвота. При локальном воздействии опухоли на дно IV желудочка в клинической картине выявляется изолированная рвота [320, 334].

Классически головная боль возникает при пробуждении по утрам и регрессирует после приступа рвоты. Считается, что во время сна появляется гиповентиляция, в результате чего происходит увеличение концентрации в крови рСО2 с последующим расширением сосудов головного мозга, что приводит к повышению интракраниального давления. Утренние головные боли и рвота сопровождаются гипервентиляцией, которая снижает концентрацию диоксида углерода, с последующей вазоконстрикцией, что приводит к уменьшению внутричерепного давления. В большинстве случаев пациенты говорят, что рвота не сопровождалась симптомами тошноты. У многих детей, однако, симптомы представлены не в классическом виде, и в клинической практике выявляется много различных особенностей головных болей и рвоты [334].

Во многих случаях присоединяются признаки отека дисков зрительных нервов и/или паралич VI нервов (вторичный по отношению к развитию гидроцефалии, не связанный с инфильтрацией ствола мозга). У детей старшего возраста возможна постановка диагноза по истории развития заболевания или при неврологическом осмотре, выявляющем мозжечковые симптомы, включающие туловищную атаксию (62-89% пациентов), и/или атаксию в конечностях/дисметрию (44-79%) либо нистагм [13, 254].

Нет никаких определенных клинических признаков или симптомов, которые позволяют дифференцировать МБ от эпендимомы или пилоидной астроцитомы - двух других часто встречающихся у детей опухолей ЗЧЯ. Можно отметить, что дети с эпендимомой часто жалуются на боль в шее, ригидность затылочных мышц и вынужденное положение головы из-за распространения опухоли в большое затылочное отверстие. Пациенты с эпендимомой также чаще жалуются на постоянную изолированную рвоту (не связанную с повышением внутричерепного давления) из-за вовлечения в процесс области postrema ствола мозга (рвотного центра). Клиническая картина со всеми представленными симптомами, в том числе симптомами поражения мозжечка, также соответствует латерально расположенной пилоидной астроцитоме [334].

В редких случаях заболевание может проявиться остро вследствие развившегося кровоизлияния. У всех пациентов с кровоизлиянием в ЗЧЯ должно проводиться обследование для исключения опухоли.

Хотя до 40% детей на момент постановки диагноза имеют спинномозговые метастазы, очень немногие из них предъявляют жалобы в связи с их наличием. Метастазы МБ на ранних этапах болезни протекают субклинически и лишь на поздних стадиях заболевания вызывают неврологические синдромы, соответствующие очагу поражения [111, 334]. Также у детей с интрадуральными, экстрамедуллярными опухолями, особенно если их несколько, необходимо дополнительно обследовать головной мозг для исключения метастазов от первичной опухоли головного мозга [291].

Необходимо подчеркнуть, что обязательными клиническими исследованиями в дооперационном периоде являются неврологический, офтальмологический и отоневрологический осмотры (табл. 5.2).

Таблица 5.2. Частота встречаемости симптомов при медуллобластоме на момент клинического осмотра (собственные данные)
Симптом %

Шаткость походки / невозможность ходить

92

Рвота

88

Головные боли

87

Спонтанный нистагм

69

Нарушение координации

64

Тошнота

47

Ослабление глоточного рефлекса / поперхивание

27

Икота

18

Вынужденное положение головы

14

Головокружение

11

Недостаточность VII нерва

11

Глава 6. НЕЙРОВИЗУАЛИЗАЦИЯ

6.1. СОВРЕМЕННЫЕ МЕТОДЫ НЕЙРОВИЗУАЛИЗАЦИИ

В диагностике МБ чаще всего используются два диагностических метода: КТ и МРТ. При этом в большинстве случаев у детей с МБ в самом начале заболевания в качестве скрининга выполняется КТ головного мозга без контрастного усиления [291]. Прежде всего это обусловлено большей доступностью КТ, чем МРТ, а с другой стороны, быстротой проведения процедуры, часто не требующей седации, опять же по сравнению с МРТ.

В типичных случаях МБ на нативной КТ определяется как объемное образование округлой или овальной формы слабо или умеренно повышенной плотности (рис. 6.2). Края опухоли по данным КТ относительно четкие, часто визуализируется перифокальная зона гиподенсности, представленная перифокальным отеком мозжечка. В большинстве наблюдений на момент первичной КТ-диагностики уже имеются признаки окклюзионной гидроцефалии с перивентрикулярным отеком. Считается, что гиперденсные характеристики опухоли на КТ обусловлены большим количеством близко расположенных друг к другу опухолевых клеток. Это свойство МБ обычно используется для проведения дифференциальной диагностики с эпендимомами и пилоидными астроцитомами ЗЧЯ. Последние обычно изо- или гиподенсны (за исключением присутствия внутриопухолевых кровоизлияний) на нативных КТ-изображениях [334]. Как правило, опухоль располагается по средней линии в черве мозжечка (85%), реже - в гемисферах мозжечка (15%). Кальцинаты в структуре МБ на КТ обнаруживаются не более чем в 5-20% случаев, типично в виде небольших глыбок. В то же время наличие выраженной кальцификации опухолевой ткани не исключает МБ из дифференциального диагноза. Вместе с этим следует отметить, что эпендимомы IV желудочка чаще других (до 40%) демонстрируют наличие петрифицированных фрагментов. Исключение составляют тератоидно-рабдоидные новообразования, где кальцинаты могут визуализироваться до 50% всех случаев. Кроме петрификатов, в строме МБ (реже по ее периферии) могут определяться кистозные участки в виде локальных зон выраженного снижения плотности, приближающейся по своим характеристикам к плотности в боковых желудочках мозга. И опять же, как и с петрификатами, наличие кистозных фрагментов более характерно для пилоидных астроцитом, чем для МБ [13, 291, 334].

При внутривенном контрастировании на КТ в большинстве случаев (до 90%) МБ приобретают повышенную плотность и становятся гиперденсными с различной степенью гетерогенности контрастного усиления (рис. 6.3). Но могут встречаться опухоли со слабой степенью контрастирования (или отмечается парциальное усиление) либо даже совсем не усиливающиеся после внутривенного введения рентгеноконтрастного препарата. Хотя МБ не имеет капсулы, строма опухоли располагается компактно, что отражается на КТ наличием достаточно четких контуров и округлой формы. Тем не менее хирурги должны понимать, что часть МБ, которая не накапливает контрастный препарат, требует особого внимания при анализе КТ-данных и последующем планировании удаления опухоли [334].

На МРТ 80% МБ характеризуются гетерогенно измененным МР-сигналом, от слабо сниженного до умеренно повышенного в Т1-режиме [207]. На томограммах по Т2 опухоль также имеет гетерогенное строение с достаточно сильной вариацией МР-сигнала от гиподо гиперинтенсивного (рис. 6.4-6.6). На сагиттальных МР-томограммах хорошо определяется расположение как верхнего, так и нижнего полюсов опухоли, последний обычно достигает уровня большого затылочного отверстия (рис. 6.5, 6.7). В аксиальной проекции оценивается, насколько широко опухоль заполняет полость желудочка, есть ли вокруг опухоли прослойка ликвора и в каком направлении она наиболее выражена. Иногда в режиме T2 обнаруживаются признаки кровоизлияний в опухоль как участки гипоинтенсивного МР-сигнала (рис. 6.4). Одни авторы отмечают, что при внутривенном введении МР-контрастного препарата в большинстве случаев МБ гетерогенно контрастируются [225], другие - что имеет место достаточно равномерное накопление контрастного вещества в структуре опухоли [40] (рис. 6.7). Вероятнее всего, это в некоторой степени зависит от гистологического строения новообразования. Так, нодулярные формы МБ чаще усиливаются гомогенно, а десмопластические - гетерогенно. Однако в литературе, а также и по нашим данным, нет четкой зависимости контрастного усиления от гистологического подтипа МБ. Более того, следует отметить, что более или менее типичная МРТ-картина МБ обнаруживается лишь у 30% пациентов [225].

Если сравнить информативность КТ и МРТ в визуализации МБ, конечно же, методом выбора следует признать МРТ при использовании как нативной, так и контраст-усиленной серии изображений. При этом МРТ позволяет не только определять особенности анатомической локализации МБ в проекции и за пределами IV желудочка, ее распространение в пределах ЗЧЯ, но также лучше, чем КТ, визуализирует инфильтративный характер роста опухоли с инвазией как ствола, так и гемисфер мозжечка. Хотя последний факт не всегда так очевиден при использовании стандартных диагностических протоколов [13, 334].

Особой информативностью обладает сагиттальная проекция, которая позволяет не только оценить распространенность опухоли по вертикальной оси, но также определить необходимую крутизну наклона головы вперед для обеспечения более благоприятного хирургического доступа к верхним отделам опухоли при прямом оперативном вмешательстве. Важными аспектами предоперационного планирования являются определение места исходного роста опухоли и ее возможные сращения с окружающими тканями.

В настоящее время все первичные пациенты с опухолями ЗЧЯ проходят МРТ-исследование не только головного, но также и спинного мозга с контрастным усилением. Это уже является неким стандартом дооперационного стадирования заболевания [8]. По нашему мнению, выполнение МРТ спинного мозга перед операцией имеет решающее значение, так как при значительной распространенности метастазов агрессивная тактика нецелесообразна [334].

Кроме того, при послеоперационной оценке возможных осложнений или прогрессии опухоли по ходу оболочек предоперационное МР-сканирование спинного мозга становится главным ориентиром в правильной интерпретации диагностических данных.

Лептоменингеальные метастазы значительно чаще встречаются при МБ, чем при эпендимомах или пилоидных астроцитомах. Спинальные метастазы уже могут визуализироваться у 30-40% больных на момент постановки первичного диагноза и наиболее часто встречаются на люмбосакральном и грудном уровнях, лучше определяются в Т1-режиме с контрастным усилением, в сомнительных случаях производится сканирование в режиме Т1 с контрастированием и технологией подавления МР-сигнала от жира. При этом сагиттальное и аксиальное сканирование на всех уровнях позвоночного канала является общепринятым стандартом МР-диагностики [57].

Стоит отметить, что у маленьких детей с опухолью ЗЧЯ и распространенными метастазами необходимо проводить дифдиагностику с атипической тератоид-рабдоидной опухолью [334].

В настоящее время считается, что МРТ с напряженностью магнитного поля 1,5 Т обеспечивает высокое качество и достаточное диагностическое пространственное разрешение для наиболее ранней и эффективной диагностики опухолей головного мозга у детей, и МБ в частности.

Среди других методов и технологий, применяемых в нейровизуализации, следует особо выделить такие, как МР-спектроскопия, позитронно-эмиссионная томография, однофотонная эмиссионная КТ, которые также с успехом могут применяться у пациентов с МБ как с целью первичной диагностики, так и в рамках проведения дифференциальной диагностики рецидива и постоперационных и/или постлучевых изменений в различные сроки после хирургического лечения [39, 258]. Так, МР-спектроскопия позволяет выявить метаболические нарушения, происходящие в ткани МБ. Кроме повышенного уровня холина и сниженного уровня N-ацетиласпартата, что характерно практически для всех злокачественных опухолей головного мозга, для МБ достаточно типичной чертой считается присутствие пика таурина. Некоторые авторы используют эту характеристику при дифференциальной диагностике между МБ и астроцитомой, для которой появление данного пика не описано [216]. На рис. 6.1 представлена характерная картина МР-спектра при МБ.

pic 0023
Рис. 6.1. Магнитно-резонансная спектрограмма при медуллобластоме: Cr - креатин; NAA - N-ацетиласпартат. Видно значительное повышение уровня холина, снижение уровня N-ацетиласпартата, наличие пика таурина (по Mittal P., 2011)

Позитронно-эмиссионная томография, также как и МР-спектроскопия, позволяет оценить метаболические изменения, происходящие в ткани опухоли, исходя из особенностей накопления и распределения различных радиофармацевтических препаратов. Основными радиофармацевтическими препаратами, используемыми в диагностике МБ, являются 18F-фтордезоксиглюкоза и 11С-метионин [339]. Однако, в отличие от взрослых, где указанные технологии общеизвестны и общеприняты, применение позитронно-эмиссионной томографии в первичной диагностике опухолей головного мозга в детском возрасте, в том числе и в визуализации МБ, в силу хорошо известных обстоятельств (лучевая нагрузка, длительность сканирования и др.) ограничено и в большинстве публикаций приводится анализ, как правило, небольших количеств наблюдений [180]. Тем не менее есть исследования, показывающие, что интенсивность накопления радиофармацевтических препаратов на позитронно-эмиссионной томографии при МБ имеет важное прогностическое значение. Так, по данным американских авторов, повышенный уровень накопления 18F-фтордезоксиглюкозы является плохим прогностическим признаком у пациентов с рецидивами МБ. В данной работе было показано, что 2-летняя безрецидивная выживаемость (БРВ) при уровне накопления 18F-фтордезоксиглюкозы >3 составляет 15%, а при уровне накопления <3 - 71% [133].

pic 0024
Рис. 6.2. Пациент Б. Медуллобластома. Компьютерная томограмма без введения контрастного препарата. Опухоль имеет повышенную плотность и гомогенное строение
pic 0025
Рис. 6.3. Пациент С. Медуллобластома. Компьютерная томо грамма с внутривенным кон трастным усилением. От мечается определенная гетерогенность строения опухоли за счет кистозных фрагментов
pic 0026
Рис. 6.4. Пациент Н. Медуллобластома. Магнитно-резо нансная томограмма в режиме T2 визуализирует опухоль IV желудочка с признаками кровоизлияния в опухоль (гипоин тенсивный магнитно-резонансный сигнал)

«Золотым стандартом» нейровизуализации при медуллобластомах является МРТ головного и спинного мозга без и с контрастным усилением, что позволяет оценить расположение опухоли и наличие краниоспинальных метастазов. Сагиттальная проекция дает возможность определить высоту распространения опухоли и необходимую крутизну наклона головы вперед для обеспечения более благоприятного хирургического доступа к верхним отделам опухоли при планировании операционного доступа. При МРТ часто сложно оценить инфильтрацию опухолью дна ромбовидной ямки.

Часть опухоли, которая не накапливает контрастное вещество при КТ и МРТ, требует особого внимания при анализе диагностических данных и подготовке последующего удаления опухоли.

pic 0027
Рис. 6.5. Пациентка Л. Магнитно-резонансная томограмма в режиме Т1 без введения контрастного препарата демонстрирует гипоинтенсивный по отношению к мозгу магнитно-резонансный сигнал от солидной части опухоли
pic 0028
Рис. 6.6. Пациентка Л. Магнитно-резонансная томограмма в режиме T2. Опухоль характеризуется гетерогенным строением и гиперинтенсивным магнитно-резонансным сигналом
pic 0029
Рис. 6.7. Пациентка Л. Магнитно-резонансная томограмма в режиме Т1 с введением контрастного препарата. Определяется интенсивное и достаточно гомогенное накопление контрастного препарата в строме опухоли. Кисты в верхнем полюсе медуллобластомы не контрастируются

6.2. ТОПОГРАФИЯ ОПУХОЛИ

У большинства пациентов опухоль располагается в черве и заполняет IV желудочек (рис. 6.8-6.10).

pic 0030
Рис. 6.8. Пациентка З. Магнитно-резонансная томограмма головного мозга с контрастным усилением в режиме Т1, аксиальный срез. Определяется опухоль червя мозжечка с распространением в IV желудочек
pic 0031
Рис. 6.9. Пациентка З. Магнитно-резонансная томограмма головного мозга с контрастным усилением в режиме Т1, сагиттальный срез. Определяется опухоль червя мозжечка с распространением в IV желудочек
pic 0032
Рис. 6.10. Пациентка З. Магнитно-резонансная томограмма головного мозга с контрастным усилением в режиме Т1, фронтальный срез. Определяется опухоль червя мозжечка с распространением в IV желудочек

Реже опухоль локализуется в черве и гемисфере мозжечка, не проникая в IV желудочек (рис. 6.11), или же в проекции червя мозжечка по средней линии, не распространяясь в полость IV желудочка и минимально инфильтрируя гемисферы (рис. 6.13).

В редких случаях опухоль может первично возникать в области мостомоз-жечкового угла (рис. 6.12).

pic 0033
Рис. 6.11. Пациентка Т. Медуллобластома в проекции правой гемисферы мозжечка. Магнитно-резонансная томограмма головного мозга в режиме Т2, аксиальный срез. Опухоль имеет гиперинтенсивный магнитно-резонансный сигнал с кистозным медиальным компонентом
pic 0034
Рис. 6.12. Пациент Щ. Медуллобластомамостомозжечкового угла справа. Компьютерная томограмма головного мозга с контрастным усилением демонстрирует опухоль с большими кистами по периферии солидного узла
pic 0035
Рис. 6.13. Пациент С. Медуллобластома червя мозжечка. Магнитно-резонансная томограммас контрастным усилением демонстрирует многоузловую опухоль с выраженным контрастированием

Необходимо отметить, что требуется очень тщательный анализ данных нейровизуализации, особенно определения соотношения контрастируемой и неконтрастируемой частей новообразования. Для этих целей целесообразно использовать оценку не только Т1- и Т2-МРТ-режимов, но также анализировать изменения, выявляемые в режиме Т2-FLAIR и диффузионно-взвешенных изображений. По нашим данным, в редких случаях на операции выявлялась часть опухоли, которая не визуализировалась на томограммах по Т1 на фоне внутривенного контрастного усиления (рис. 6.14).

pic 0036
Рис. 6.14. Пациент М. Медуллобластома червя мозжечка. Вентральная часть опухоли, выявленная на операции, не контрастируется на магнитно-резонансной томограмме

По отношению к стволу мозга опухоль может располагаться исключительно в полости IV желудочка (рис. 6.15), распространяться в спинномозговой канал, иногда до уровня С3 (рис. 6.16), а также прорастать на вентральную поверхность ствола мозга (рис. 6.17), что накладывает существенный отпечаток на тактику хирургического вмешательства.

pic 0037
Рис. 6.15. Пациент А. Магнитно-резонансная томограмма головного мозга с контрастным усилением в режиме Т1, сагиттальный срез - опухоль в полости IV желудочка с гетерогенным контрастированием
pic 0038
Рис. 6.16. Пациент М. Магнитно-резонансная томограмма головного мозга с контрастным усилением в режиме Т1, сагиттальный срез - определяется распространение опухоли в спинномозговой канал
pic 0039
Рис. 6.17. Пациентка Ш. Магнитно-резонансная томограмма головного мозга в режиме Т2, медиальный срез - определяется распространение опухоли на вентральную поверхность ствола мозга слева

Таким образом, наиболее часто МБ у детей располагаются по средней линии - в черве и IV желудочке (80%), значительно реже - в гемисферах мозжечка, но в исключительно редких случаях могут быть обнаружены в мостомозжечковом углу, что необходимо помнить при дифференциальной диагностике с другими новообразованиями.

Глава 7. ХИРУРГИЧЕСКОЕ ЛЕЧЕНИЕ МЕДУЛЛОБЛАСТОМ

Основными методами лечения детей с МБ на сегодняшний день являются удаление опухоли, лучевая терапия (ЛТ), включающая краниоспинальное облучение (КСО), полихимиотерапия (ПХТ) [334].

Хирургия преследует четыре задачи:

  1. восстановление ликвороциркуляции;

  2. взятие гистологического материала на исследование;

  3. снижение давления опухоли на критические структуры, такие как ствол мозга;

  4. максимально возможную резекцию опухоли с целью циторедукции [200, 334].

Основной задачей хирургического удаления опухоли является максимальная резекция первичной опухоли с минимальным поражением неврологических функций с целью уменьшить объемный эффект, удалить живую опухолевую ткань, установить гистологический диагноз и восстановить ликвороток. Учитывая эффективность адъювантной терапии в настоящее время, полное микрохирургическое удаление должно осуществляться в пределах разумного риска [111].

7.1. ХИРУРГИЧЕСКАЯ АНАТОМИЯ ЗАДНЕЙ ЧЕРЕПНОЙ ЯМКИ

В этом разделе мы отметим только самые основные моменты анатомии ЗЧЯ у детей, более подробно она будет рассматриваться применительно к каждому хирургическому доступу, используемому для удаления опухолей мозжечка и IV желудочка у детей.

Что нужно знать хирургу, планирующему операцию на ЗЧЯ у ребенка?

Прежде всего, кожа. У ребенка она тонкая, но хорошо кровоснабженная, поэтому необходимо очень тщательно останавливать кровотечение, однако избегая коагулировать сосуды близко к поверхности, чтобы не вызвать некроза. Обычно для разреза кожи и подкожной клетчатки используется скальпель, а для мышц и сухожилий - моноток.

В шейной области по средней линии располагается выйная связка - разрез строго по этой линии является наименее травматичным и бескровным. При отклонении разреза в стороны травмируются мышцы шеи (рис. 7.1) и возникает интенсивное кровотечение из поперечной и поверхностных артерий шеи, берущих свое начало непосредственно от подключичной артерии, - кровотечение хоть и не смертельное, но крайне неприятное.

pic 0040
Рис. 7.1. Анатомия верхних отделов шеи в зоне срединного доступа: 1 - остистый отросток шейного позвонка; 2 - выйная связка; 3 - трапециевидная мышца; 4 - ременные мышцы головы и шеи; 5 - мышца, поднимающая лопатку; 6, 7 - полуостистая мышца головы; 8 - полуостистая мышца шеи; 9 - средняя и задняя лестничные мышцы

В области доступа находятся три слоя мышц: верхний слой - трапециевидная и sternocleidomastoideus - крепятся к верхней выйной линии. Второй слой представлен m. semispinalis capitis, m. splenius capitis и m. longissimus capitis, которые крепятся между выйными линиями. И, наконец, третий, самый глубокий слой мышц - inferior superior oblique и rectus capitis posterior et minor - крепятся к нижней выйной линии. Все эти группы мышц при срединном доступе необходимо тщательно отсепаровать от чешуи затылочной кости и развести в стороны (рис. 7.2).

pic 0041
Рис. 7.2. Доступы к задней черепной ямке

Следущий этап - костный. В области чешуи затылочной кости проходят два костных гребня - верхняя и нижняя выйные линии (рис. 7.3). Сразу же необходимо промазать скелетированную поверхность затылочной кости воском, так как в условиях внутричерепной гипертензии здесь находится большое количество венозных выпускников - иногда широких, вызывающих интенсивное венозное кровотечение, а иногда невидимых глазу, но создающих риск воздушной эмболии.

pic 0042
Рис. 7.3. Основные костные анатомические ориентиры затылочной кости

Следующий этап - скелетирование дужки атланта для расширения доступа вниз. У грудных детей ширина скелетирования составляет 0,5-0,7 см в каждую сторону, у более старших - до 1 см. Далее латерально лежит позвоночная артерия, которая проходит в поперечном отростке II шейного позвонка, огибает дужку атланта и перфорирует атланто-окципитальную мембрану, чтобы достичь твердой мозговой оболочки (ТМО). Травмирование позвоночной артерии при резекции задней дужки атланта является смертельным осложнением! (Может помочь лишь немедленная транспортировка больного в эндоваскулярную операционную и попытка ее окклюзии или реконструкции…​)

При использовании латерального доступа (far lateral approach) специально производится мобилизация позвоночной артерии и смещение ее латерально для расширения операционного поля.

При выполнении ретросигмовидного доступа важным ориентиром является точка астерион - место стыка лямбдовидного, теменно-сосцевидного и затылочно-сосцевидного швов (рис. 7.4). Сигмовидный синус находится прямо под этой точкой, поэтому трепанацию нужно делать на полсантиметра ниже!

pic 0043
Рис. 7.4. Точка астерион (asterion) - место стыка теменно-сосцевидного (1), лямбдовидного (2) и затылочно-сосцевидного (3) швов. Дизайн иллюстрации: Дмитрий Самборский. Иллюстрация выполнена на основе «3D Anatomy of the Human Central Nervous System». Authors: David Pitskhelauri, Dmitry Samborskiy. Consulting editor: Alexander Konovalov. http://www.tolikety.com, http://www.3D-neuro.com

Между краем большого затылочного отверстия и дужкой I позвонка находится атланто-окципитальная мембрана, которая обычно вскрывается вместе с подлежащей ТМО.

Далее находится ТМО, при рассечении которой необходимо помнить о наличии в ее дубликатуре крупных венозных коллекторов. Непосредственно под большим затылочным бугром находится синусный сток. В этом месте кость особенно толстая и пронизана многочисленными венозными выпускниками, что необходимо помнить при трепанации. Постоянная промазка воском! Повредить синусный сток при трепанации довольно сложно, однако в этом случае немедленно укладывается тахокомб. Давление в синусах, особенно в сидячем положении, невысокое, поэтому тахокомб быстро прилипает.

Под верхней выйной линией проходит поперечный синус. Его повреждение возможно при разрезе ТМО. Лечение с помощью тахокомба или одноразовых клипсов. Никогда не нужно пытаться использовать коагуляцию при ранении синусов и лакун - края дубликатуры ТМО расходятся еще шире!

Анатомия затылочного синуса имеет две крайности: его соединение с циркулярным синусом в области большого затылочного отверстия варьирует от Т-образного до формы «гусиной лапки». При рассечении ТМО оба этих синуса неизбежно повреждаются, затылочный синус необходимо надежно прошить шелковой нитью, а на циркулярный синус наложить одноразовые клипсы, даже при отсутствии видимого кровотечения (иначе неизбежно возникнет воздушная эмболия).

Одной из важнейших артерий в области ЗЧЯ является задняя нижняя мозжечковая артерия (posterior inferior cerebellar artery - PICA) (рис. 7.5, 7.6). Отходит от позвоночной артерии (реже - от a. basilaris) на уровне перекреста пирамид или у нижнего края оливы.

pic 0044
Рис. 7.5. Артерии задней черепной ямки. Дизайн иллюстрации: Дмитрий Самборский. Иллюстрация выполнена на основе «3D Anatomy of the Human Central Nervous System». Authors: David Pitskhelauri, Dmitry Samborskiy. Consulting editor: Alexander Konovalov. http://www.tolikety.com, http://www.3D-neuro.com

Артерия огибает оливу, поднимается вверх, делает поворот и проходит между корешками языкоглоточного и блуждающего нервов, образуя петли, далее спускается вниз между нижней ножкой мозжечка и внутренней поверхностью миндалины. Затем артерия поворачивается кнаружи и переходит на мозжечок, где расходится на внутреннюю и наружную ветви, первая из которых поднимается вдоль червя, а вторая направляется к нижней поверхности полушария мозжечка. В этом месте при крайней необходимости артерию можно скоагулировать, но перед этим обязательно наложить клипсы! Коагуляция артерии такого диаметра может оказаться недостаточной. Эти дистальные ветви кровоснабжают только мозжечок, и нарушение кровообращения в этой области нежелательно, однако не вызывает грубых неврологических последствий.

pic 0045
Рис. 7.6. Задняя нижняя мозжечковая артерия делает петлю у латеральной части продолговатого мозга и затем входит в опухоль, инфильтрирующую ствол. Интраоперационное фото (прямой эндоскоп). PICA - задне-нижняя мозжечковая артерия

Иногда артерия может образовывать до трех петель, которые легко спутать с дистальными ветвями. Первая петля, направленная выпуклостью вниз, формируется в области борозды между варолиевым мостом и пирамидой, вторая петля, с выпуклостью вверх, - на нижней ножке мозжечка (см. рис. 7.6). В этом месте начинаются ветви, идущие к вентролатеральной поверхности продолговатого мозга (поражение этих ветвей и вызывает развитие синдрома Валленберга-Захарченко). Третья петля, направленная вниз, лежит на внутренней поверхности миндалины - отсюда идут ветви к миндалине, нижней поверхности мозжечка и его ядрам; корешкам языкоглоточного и блуждающего нервов; сосудистому сплетению IV желудочка через его срединную апертуру в виде задней ворсинчатой ветви IV желудочка (r. choroideus ventriculi quarti posterior) (см. рис. 7.6).

Наиболее интенсивно кровоснабжены нижние отделы червя мозжечка, так как здесь проходят ветви ворсинчатой артерии (см. выше). Поэтому никогда не нужно начинать удаление опухоли с этой области - начавшееся кровотечение чревато потерей ориентации и ранением дна IV желудочка!

Теловелярный доступ предполагает смещение миндалины мозжечка латерально от червя и обнажение tela chorioidea, которая находится под нижним парусом мозжечка (velum inferior), - отсюда и название доступа. Эта многослойная пластина (сосудистое сплетение, парус, артерии) может быть коагулирована и рассечена вдоль без особых неврологических последствий, что дает доступ к нижним отделам IV желудочка.

Дно IV желудочка является неприкасаемой областью! Даже небольшая тракция вызывает колебания артериального давления (АД). Связано это с располагающимися в области писчего пера ядер блуждающего и подъязычного нервов. Обнаружить это место довольно просто: дорсальная поверхность спинного мозга заканчивается очень заметной ямкой (obex) - это и есть писчее перо, самая дистальная часть дна IV желудочка (рис. 7.7). Справедливости ради нужно заметить, что умеренная тракция в этой области, хоть и может вызвать кратковременную остановку сердечной деятельности, но обычно проходит без последствий (сердечная деятельность спонтанно восстанавливается через 1-2 мин).

pic 0046
Рис. 7.7. Хирургическая анатомия дна IV желудочка. Дизайн иллюстрации: Дмитрий Самборский. Иллюстрация выполнена на основе «3D Anatomy of the Human Central Nervous System». Authors: David Pitsk-helauri, Dmitry Samborskiy. Consulting editor: Alexander Konovalov. http://www.tolikety.com, http://www.3D-neuro.com

Участки МБ, врастающие в ствол мозга, необходимо оставлять тонким слоем на поверхности дна IV желудочка, особенно это касается области писчего пера и возвышения лицевого нерва в средней части дна, где под тонким слоем мозгового вещества находится петля n. facialis.

Боковую поверхность полости IV желудочка в его средних отделах формируют средние ножки мозжечка. При удалении опухолей полушария мозжечка, часто инфильтрирующих средние ножки, необходимо помнить, что они без видимой границы переходят в ствол мозга, поэтому нужно вовремя остановиться!

Разные ядра мозжечка образовались на разных этапах эволюции. Самым древним считается ядро шатра, относящееся к архицеребеллуму - части мозжечка, связанной с равновесием тела и, соответственно, имеющей связь с ядрами вестибулярного аппарата. Позже появилось шаровидное ядро (палеоцеребеллум), которое получает моторные команды и интерпретирует их в сенсорные сигналы. За счет этого мы способны адаптировать координацию наших действий. Еще позже в эволюции возникли зубчатое ядро и пробковидное, так называемый неоцеребеллум, который, как теперь считается, ответствен за когнитивную функцию, а также осуществление планирования. Каждое действие, которое мы совершаем, должно быть осуществимо в определенный временной интервал - это и достигается за счет возможностей планирования неоцеребеллума. С его поражением в ходе операции связана одна из теорий возникновения мутизма (рис. 7.8).

pic 0047
Рис. 7.8. Структура ядер мозжечка

Опухоли ЗЧЯ у детей редко располагаются чисто в мостомозжечковом углу, однако МБ и эпендимомы часто вторично прорастают в эту область, поэтому необходимо хорошо представлять себе ее анатомию (рис. 7.9-7.11).

Верхняя мозжечковая артерия начинается от верхнего отдела основной (базилярной) артерии перед ее делением на задние мозговые артерии. Артерия идет ниже ствола глазодвигательного нерва, огибает сверху переднюю ножку мозжечка и на уровне четверохолмия, под наметом, делает поворот назад под прямым углом, разветвляясь на верхней поверхности мозжечка. От артерии отходят ветви, которые кровоснабжают нижние холмики четверохолмия, верхние ножки мозжечка, зубчатое ядро мозжечка, верхние отделы червя и полушарий мозжечка.

Эти ветви пересекают край намета мозжечка, и такая их топографическая особенность делает сосуды уязвимыми в отношении их возможной компрессии верхним червем при вклинении мозжечка в заднюю часть тенториального отверстия (обратное вклинение). Результатом такой компрессии являются частичные и даже полные инфаркты коры верхних отделов полушарий и червя мозжечка.

pic 0048
Рис. 7.9. Анатомия мостомозжечкового угла. Схема. Дизайн иллюстрации: Дмитрий Самборский. Иллюстрация выполнена на основе «3D Anatomy of the Human Central Nervous System». Authors: David Pitskhelauri, Dmitry Samborskiy. Consulting editor: Alexander Konovalov. http://www.tolikety.com, http://www.3D-neuro.com
pic 0049
Рис. 7.10. Каудальная группа нервов, VIII нерв, передняя нижняя мозжечковая артерия. Правая сторона (по Черекаеву В.А.). AICA - передне-нижняя мозжечковая артерия
pic 0050
Рис. 7.11. Нервы мостомозжечкового угла. Интраоперационное фото (угловой эндоскоп 45°). Вид сбоку «под ствол» со стороны выворота

Передняя нижняя мозжечковая артерия отходит от начальной части базилярной артерии, проходит по нижнему краю варолиева моста дугой, обращенной выпуклостью вниз. Основной ствол артерии чаще всего располагается кпереди от корешка отводящего нерва, идет кнаружи и проходит между корешками лицевого и преддверно-улиткового нервов (здесь она отдает артерию лабиринта, которая направляется во внутренний слуховой проход и вместе со слуховым нервом проникает во внутреннее ухо). Далее артерия огибает сверху клочок и разветвляется на передненижней поверхности мозжечка. Таким образом, передняя нижняя мозжечковая артерия кровоснабжает внутреннее ухо, корешки лицевого и преддверно-улиткового нервов, среднюю ножку мозжечка, сосудистое сплетение IV желудочка.

Наиболее важной в детской нейрохирургической практике является каудальная группа черепно-мозговых нервов.

Языкоглоточный нерв, IX (n. glossopharyngeus) - смешанный, содержит двигательные, чувствительные, вкусовые и секреторные волокна. Эфферентные волокна языкоглоточного, а также блуждающего и промежуточного нервов выходят из мозга на дне задней латеральной борозды, между нижним оливным ядром и нижней мозжечковой ножкой, затем покидают полость черепа через яремное отверстие.

Поражение языкоглоточного нерва сопровождается двигательными расстройствами (нарушение глотания), которые слабо выражены, так как нарушенная иннервация компенсируется за счет блуждающего нерва; чувствительными расстройствами (анестезия, гипестезия) на соответствующей половине глотки (дужка, задняя стенка, области среднего уха); вкусовыми нарушениями на задней трети одноименной стороны языка; нарушениями выделительной функции околоушной железы, которые компенсируются другими слюнными железами, поэтому обычно больной испытывает лишь незначительную сухость во рту.

Блуждающий нерв, Х (n. vagus) - смешанный, содержит двигательные, чувствительные и вегетативные (парасимпатические) волокна.

Вместе с языкоглоточным и промежуточным нервами, выйдя через яремное отверстие из полости черепа, блуждающий нерв располагается на шее между магистральными сосудами (внутренней сонной артерией и яремной веной), проникает в грудную, а затем в брюшную полость, где обеспечивает парасимпатической иннервацией внутренние органы.

Одностороннее поражение блуждающего нерва вызывает снижение или утрату глоточного и нёбного рефлексов, парез мягкого нёба и дужки на стороне поражения, охриплость голоса (в результате пареза или паралича голосовой связки); язычок (uvula) отклоняется в здоровую сторону.

Двустороннее частичное поражение блуждающего нерва вызывает утрату глоточного и нёбного рефлексов с двух сторон, гнусавый оттенок голоса, попадание в дыхательные пути принимаемой жидкой пищи, а затем выливание ее через нос во время еды в результате пареза или паралича мягкого нёба. Кроме того, наступает дисфония или афония (парез или паралич голосовых связок), дисфагия - нарушение глотания (парез или паралич надгортанника) с попаданием пищи в дыхательные пути, что вызывает поперхивание, кашель, развитие аспирационной пневмонии. Полное двустороннее поражение вегетативных ядер или вегетативных волокон блуждающих нервов несовместимо с жизнью в результате выключения функций сердца и дыхания. Раздражение блуждающих нервов сопровождается нарушением сердечной (брадикардия) и легочной деятельности, диспептическими явлениями (понос, запор, нарушение аппетита, изжога и др.).

Добавочный нерв, Х - двигательный, образован аксонами двигательных нервных клеток его спинномозгового ядра, расположенного в передних рогах верхних пяти шейных сегментов серого вещества спинного мозга и двойного ядра, являющегося каудальным продолжением одноименного ядра IX и Х пар.

Аксоны двух двигательных ядер выходят из вещества мозга двумя корешками. Черепные корешки покидают вещество продолговатого мозга позади нижнего оливарного ядра. Спинномозговые корешки (radices spinales) в виде 6-8 тонких корешков покидают спинной мозг на боковой его поверхности между задними и передними корешками на уровне расположения спинномозгового ядра. Корешки постепенно сливаются между собой, образуют с каждой стороны общий стволик, который через большое затылочное отверстие проникает в полость черепа, где к нему присоединяется черепной корешок. Здесь окончательно сформировавшиеся левый и правый стволики делают внутричерепной поворот и через яремные отверстия покидают полость черепа, где каждый из них, разделившись на определенные веточки, иннервирует грудино-ключично-сосцевидную мышцу и верхние пучки трапециевидной мышцы.

При поражении XI нерва развивается периферический паралич этих мышц: плечо опущено, лопатка смещается кнаружи, больной не может пожать плечом, поднять руку, повернуть голову в здоровую сторону.

Подъязычный нерв, XII (n. hypoglossus) - двигательный, начинается от клеток двигательного ядра, расположенного в глубине одноименного треугольника в нижней части ромбовидной ямки. Аксоны нервных клеток ядра, собравшись в несколько пучков, покидают продолговатый мозг через переднюю латеральную борозду между нижним оливным ядром и пирамидой. Затем пучки, слившись в один ствол, выходят из полости черепа через подъязычный канал и направляются к мышцам языка своей стороны.

Поражение XII нерва вызывает паралич или парез мышц языка, сопровождающийся атрофией, истончением, складчатостью, нередко фибриллярными подергиваниями на пораженной стороне. При одностороннем поражении XII нерва особенно заметно отклонение языка в противоположную сторону при его высовывании из ротовой полости. Это объясняется тем, что подбородочно-язычная мышца здоровой стороны выдвигает язык вперед сильнее, чем эта же мышца пораженной стороны.

Поражение указанного нерва с одной стороны не вызывает заметных нарушений речи, жевания, глотания и др. Двустороннее поражение XII нерва приводит к параличу мышц языка, речевым расстройствам (анартрии, дизартрии), нарушению акта жевания и глотания.

7.2. О ДРЕНАЖАХ И ШУНТИРУЮЩИХ СИСТЕМАХ

Часто при образовании опухоли ЗЧЯ возникает блок на уровне IV желудочка, который препятствует току спинномозговой жидкости и ведет к развитию симптомов внутричерепной гипертензии. В случаях выраженной внутричерепной гипертензии, не корригирующейся медикаментозно, при риске развития окклюзионного приступа, невозможности проведения операции по удалению опухоли больному может быть установлен наружный вентрикулярный дренаж. Установка наружного дренажа должна производиться крайне осторожно, чтобы не вызвать мгновенного истечения большого количества ликвора. Быстрое падение внутричерепного давления может вызвать «обратную» дислокацию структур ЗЧЯ с ущемлением среднего мозга в тенториальном отверстии (рис. 7.12). Производить операцию по удалению опухоли необходимо в течение ближайших дней (лучше на следующий день), чтобы предотвратить возможное инфицирование вентрикулярной системы.

pic 0051
Рис. 7.12. Угроза «обратного» вклинения в тенториальное отверстие

При установке шунтирующей системы также необходимо в кратчайшие сроки произвести удаление опухоли, так как исчезает подушка ликвора, предотвращающая соприкосновение опухоли с дном IV желудочка. Особенно широкая инфильтрация дна происходит у тех больных, которым в дооперационном периоде устанавливалась шунтирующая система в срок более 2 нед до удаления опухоли. Даже за столь короткий промежуток времени мы наблюдали развитие практически тотальной инфильтрации дна IV желудочка, что резко усложняло операцию и повышало риск неблагоприятного исхода.

Категорически не рекомендуется производить люмбальные пункции. Эта процедура лишена какого-либо клинического смысла и может вызвать дислокацию и вклинение ствола мозга в большое затылочное отверстие (рис. 7.13).

pic 0052
Рис. 7.13. Угроза вклинения в большое затылочное отверстие

В начале операции до основного этапа удаления опухоли в операционной под общим наркозом может быть установлен наружный вентрикулярный дренаж для облегчения разреза ТМО, последующего его использования для удаления воздуха из полости боковых желудочков и санации ликвора в первые дни после операции.

7.3. АНЕСТЕЗИОЛОГИЧЕСКОЕ ПОСОБИЕ

Общие принципы анестезиологического обеспечения операции по удалению МБ те же, что и при выполнении других вмешательств на структурах ЗЧЯ [4].

Периоперационная антибиотикопрофилактика. За 30 мин перед разрезом кожи осуществляется однократное введение цефазолина в дозе 50 мг/кг. Тем не менее схема антибиотикопрофилактики должна учитывать микробиологический пейзаж конкретной клинической картины, анамнез текущего заболевания и преморбидное состояние каждого пациента.

При планировании анестезиологического пособия необходимо учитывать следующие факторы.

  1. Общая особенность образований ЗЧЯ - быстрое развитие нарушения оттока ликвора из полости черепа с развитием гипертензионно-гидроцефального синдрома. Нарушение сознания даже в виде небольшого снижения уровня бодрствования является признаком развития угрожающих жизни осложнений (вклинения вещества головного мозга) и требует ускоренного выполнения хирургического вмешательства.

  2. В предоперационном и послеоперационном периоде у детей с объемными образованиями ЗЧЯ встречаются нарушения функции каудальной группы (IX, X, XI и XII пар) черепно-мозговых нервов, клинически проявляющиеся в виде нарушений глотания (вплоть до полного зондового питания), а в тяжелых случаях и нарушений дыхания. Таким образом, на всех этапах лечения у таких пациентов велик риск аспирационного синдрома.

Как уже отмечалось, во многих нейрохирургических клиниках дети с патологией ЗЧЯ оперируются в положении сидя (рис. 7.14). Причем возраст ребенка не является ограничением использования данного положения. Но само положение сидя создает целый ряд проблем, наиболее существенные из которых - это постуральные реакции кровообращения, риск развития венозной воздушной эмболии (ВВЭ) и пневмоцефалия в послеоперационном периоде [1].

pic 0053
Рис. 7.14. Ребенок перед операцией на структурах задней черепной ямки в положении сидя. Общий вид со стороны анестезиолога

Венозная воздушная эмболия (ВВЭ) происходит при расположении операционного поля выше уровня сердца. Риск развития воздушной эмболии выше на этапе трепанации черепа - до 90% случаев. Наиболее тяжелые формы ВВЭ наблюдаются при ранении крупных венозных коллекторов при операциях в положении сидя. Ранняя диагностика ВВЭ, а также диагностика субклинических форм эмболии возможна только при использовании прекардиального допплера. Остальные клинические признаки - снижение EtCO2, тахикардия, снижение АД, SpO2 - уже свидетельствуют о начале развития синдрома малого выброса. Только около 50% зарегистрированных случаев ВВЭ сопровождаются системной гипотензией, но даже в отсутствие системной гипотензии сохраняется опасность развития других системных проявлений этого осложнения. Например, повышение давления в правых отделах сердца при наличии дефекта перегородки может привести к парадоксальной ВВЭ с формированием очагов ишемии в головном мозге или миокарде. Явление впервые описано Cohnheim в 1877 г. [70]. Hagan из клиники Mayo после исследования 965 препаратов сердца при аутопсии в 25% случаев обнаружил открытое овальное окно [136].

Клинические проявления ВВЭ у детей и взрослых одинаковы, разница состоит в том, что чем меньше ребенок и соответственно объем циркулирующей крови, тем быстрее разворачивается клиническая картина осложнения. Профилактика и лечение ВВЭ у детей основаны на тех же принципах, что и у взрослых пациентов, оперируемых в положении сидя [14]. Профилактика заключается прежде всего в категорическом отказе от использования закиси азота при малейшем риске ВВЭ, так как ее высокая диффузионная способность быстро приводит к увеличению объема воздушного пузыря. Комплекс мер интенсивной терапии ВВЭ включает:

  • немедленную мануальную компрессию шейных вен, что позволяет одновременно прекратить дальнейшее поступление воздуха в венозную систему и визуализировать в операционной ране источник эмболии;

  • переход на искусственную вентиляцию легких (ИВЛ) 100% кислородом;

  • струйное введение коллоидных растворов;

  • непрямой массаж сердца для «разбивания» и «выдавливания» воздушного пузыря из правых отделов сердца в легочную артерию.

Возможна попытка аспирации воздуха через венозный катетер (по опыту, удается крайне редко, но почему не попробовать?), что требует катетеризации центральной вены с достаточно глубоким, внутрисердечным, расположением хотя бы одного канала венозного катетера [5].

Нарушения гемодинамики. В ходе удаления опухолей ЗЧЯ, особенно стволовой и парастволовой локализации с включением тканей ствола головного мозга, возможно раздражение и даже повреждение стволовых структур с развитием острых выраженных сдвигов системной гемодинамики - тахикардии, брадикардии, вплоть до остановки сердца, артериальной гипо- и гипертензии. Для выявления этих реакций гемодинамики необходим инвазивный мониторинг АД. Развитие, особенно многократное или длительное по времени, центральных реакций - повод для совместного с хирургом обсуждения вопроса об изменении тактики хирургического вмешательства. Некоторые авторы связывают конкретные типы центральных реакций с прогнозом развития послеоперационных неврологических осложнений [6]. Хотя, на наш взгляд, такая взаимосвязь неочевидна.

Все пациенты, оперируемые на структурах ЗЧЯ, относятся к группе высокого риска по развитию послеоперационной тошноты и рвоты [16].

Риск послеоперационной тошноты и рвоты у детей, оперируемых по поводу опухолей ЗЧЯ, является высоким, составляя 72,7%. Поэтому профилактика послеоперационной тошноты и рвоты должна начинаться уже во время операции, например в виде внутривенного введения ондансетрона 0,05 мг/кг и дексаметазона 0,15 мг/кг. Согласно исследованиям, выполненным в Центре нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко, применение ондансетрона в дозе 0,1 мг/кг (максимум 4 мг) на этапе наложения швов на ТМО значительно снижает риск послеоперационной тошноты и рвоты у детей, оперируемых по поводу опухолей ЗЧЯ [16].

Пневмоцефалия в послеоперационном периоде - одна из возможных причин замедленного пробуждения. Высокий риск пневмоцефалии, послеоперационных дыхательных и других весьма серьезных осложнений - веский аргумент для наблюдения ребенка в отделении интенсивной терапии в течение первых суток послеоперационного периода [9].

Осложнения, связанные с положением на животе. При проведении операции в положении лежа на животе риск ВВЭ и послеоперационной пневмоцефалии практически сводится к нулю, но это положение имеет целый ряд своих потенциальных осложнений [317, 344].

Во-первых, при неправильной укладке лица возможны травматическое повреждение глазных яблок, перегибы интубационной трубки, при неправильной укладке лица и тела - формирование повреждения мягких тканей в зонах костных выступов, вплоть до образования пролежней. Эти проблемы можно предотвратить тщательным визуальным и тактильным контролем, а также использованием специальных пластичных «прокладок».

Во-вторых, плоская «укладка» ребенка на живот приводит к механическому сдавлению податливой грудной клетки и живота, увеличению сопротивления на вдохе при вентиляции по объему и к гиповентиляции, особенно при ИВЛ по давлению. Поэтому осуществляется укладка с помещением валиков вдоль тела по бокам, что позволяет грудной клетке и животу ребенка свободно участвовать в акте дыхания. Это особенно важно для младенцев и маленьких детей с преимущественно брюшным типом дыхания. Помещение поперечного валика под живот также нежелательно, так как это не только мешает участию живота в дыхании, но и из-за податливости брюшной стенки нарушает венозный возврат от нижней части тела. Для профилактики случайных перегибов интубационной трубки целесообразно использование армированных трубок [3].

Для осуществления послеоперационного неврологического контроля дети с неосложненным течением анестезии и после операций, проведенных в положении лежа на животе, пробуждаются и экстубируются в палате пробуждения с дальнейшим переводом в нейрохирургическое отделение. Исключение составляют дети с высоким риском развития нарушений дыхания в послеоперационном периоде или с осложненным течением анестезии и операции.

7.4. ПОЛОЖЕНИЕ ПАЦИЕНТА НА СТОЛЕ

Хирургия опухолей ЗЧЯ может проводиться в положении сидя (рис. 7.15), лежа на боку или на животе (рис. 7.16). По мнению многих хирургов, положение сидя имеет много преимуществ, но также имеются недостатки [28, 48, 87, 93, 167, 201, 264, 316, 319]. Во многих статьях рассматриваются методики снижения риска осложнений, сопутствующих сидячему положению [28, 46, 99, 107, 201, 213, 223, 252, 316], преимущества положений сидя и лежа [142, 186, 234].

pic 0054
Рис. 7.15. Положение на операционном столе полусидя с приподнятым головным концом
pic 0055
Рис. 7.16. Положение на операционном столе лежа на животе

Учитывая все вышесказанное о задачах анестезиологического обеспечения больного в различных положениях на операционном столе, можно прийти к выводу, что преимуществами сидячего положения являются более тщательный гемостаз в течение операции, позволяющий хирургу работать в сухом поле, и возможность обильного орошения операционного поля изотоническим раствором натрия хлорида благодаря вытеканию жидкости из раны наружу; более хороший хирургический обзор и лучшая ориентация в анатомических структурах; более легкий доступ к эндотрахеальной трубке, грудной клетке и верхним конечностям для анестезиолога; свободное диафрагмальное дыхание; возможность наблюдать за лицевыми мышцами при интраоперационной стимуляции черепно-мозговых нервов [28, 201, 316, 346]. M. Samii [346] и многие другие хирурги [48] считают, что диссекция и препаровка тканей могут быть произведены значительно лучше в сидячем положении (табл. 7.1).

К осложнениям положения больного сидя относятся: воздушная эмболия, нестабильность АД, включая гипотензию, снижение перфузионного давления во время операции в результате низкого АД и венозного давления, отек языка и подсвязочного пространства. Положение на животе свободно от этих недостатков, однако создает сложности для нейрохирурга при расположении его со стороны головы пациента. Анатомическая картина оказывается «перевернутой», кровь в таком положении затекает в III желудочек. Положение на боку практически не используется, так как при этом крайне трудно определить сагиттальную плоскость структур ЗЧЯ, что ведет к сложностям в ориентации в ране [48, 87, 93, 167, 201, 264, 316, 319].

К осложнениям положения больного лежа на животе относятся травматическое повреждение глазных яблок, перегибы интубационной трубки, при неправильной укладке лица и тела - формирование повреждения мягких тканей в зонах костных выступов.

Таблица 7.1. Сравнительная характеристика положений сидя и лежа на животе
Показатель Положение сидя Положение лежа на животе

Преимущества

Хороший хирургический обзор, работа в сухом поле, более тщательный гемостаз, возможность обильного орошения операционного поля изотоническим раствором натрия хлорида благодаря тому, что жидкости вытекают из раны наружу; отсутствует затекание крови в желудочковую систему; более легкий доступ к эндотрахеальной трубке, грудной клетке и верхним конечностям для анестезиолога

Нет риска воздушной эмболии; простота фиксации головы пациента

Недостатки

Риск воздушной эмболии. Невозможность жесткой фиксации для грудных детей. Нестабильность АД, включая гипотензию, снижение перфузионного давления во время операции в результате низкого АД и венозного давления

Затрудненный хирургический обзор, анатомическая картина оказывается «перевернутой», кровь затекает в III желудочек, затруднен доступ к эндотрахеальной трубке. Возможность травматического повреждения глазных яблок, перегибы интубационной трубки, формирование пролежней мягких тканей в зонах костных выступов

Блестящий разбор этих осложнений выполнен в работах Портера и Линдроса [189, 264].

Сторонники сидячего положения отмечают более низкие уровни летальности и неврологических осложнений, несмотря на повышенный риск воздушной эмболии [48, 142, 186, 234, 264, 271, 346], при этом считают, что риск анестезиологических осложнений может быть сведен к минимуму. Работы из Северной Америки [305] и Европы [149, 186, 192, 234, 300] подтверждают эту точку зрения.

7.5. ПРОФИЛАКТИКА ВОЗДУШНОЙ ЭМБОЛИИ

Основной опасностью в положении сидя является повышенный риск развития воздушной эмболии. Частота воздушной эмболии, по данным разных авторов, составляет от 13,6 до 76% [46, 48, 115, 252, 264]. Указываемая частота воздушной эмболии во многом зависит от чувствительности методов мониторинга и используемых критериев [150].

Как уже отмечалось, ранняя диагностика воздушной эмболии, а также диагностика субклинических форм эмболии возможна только при использовании прекардиального допплера.

В 1988 г. Блэк и соавт. [48] проанализировали осложнения у 570 больных, возникающие в сидячем и лежачем положении. Воздушная эмболия возникла у 45% в сидячем положении против 12% в лежачем, хотя не было особых различий в летальности и неврологическом исходе. Авторы приходят к выводу, что выбор позиции зависит от предпочтений хирурга. Раф и соавт. [271] сравнили исходы в группе детей и взрослых, оперированных в сидячем (n =46) и лежачем (n =214) положении. Они указывают на более высокий процент воздушной эмболии и более длительный послеоперационный период ИВЛ, но лучшую сохранность стволовых функций в положении сидя.

Начальные признаки ВВЭ фиксируются довольно часто, однако гемодинамически значимая воздушная эмболия наблюдается лишь в 2-3% случаев. Источником воздушной эмболии, вероятней всего, являются дренирующие вены опухоли, открывающиеся по мере удаления объемного образования.

Для профилактики воздушной эмболии следует тщательно промазывать воском края краниотомии и выпускники на кости.

При подозрении на воздушную эмболию рекомендуется пережать яремные вены на шее, чтобы легче было определить место венозного кровотечения, а значит, и аспирации воздуха; открытые вены прижигаются биполярной коагуляцией. Опускание головного конца операционного стола при положении пациента сидя происходит только в случаях серьезной гиподинамии кровообращения.

При первых же признаках воздушной эмболии оперирующий хирург срочно производит гемостаз, а затем быстро, но тщательно операционная рана выкладывается предварительно увлажненными ватниками. Ватные тампоны при этом укладываются послойно: сначала в ложе опухоли, после этого удаляются шпатели, затем между гемисферами мозжечка, и, наконец, на поверхность червя и гемисфер. После этого ватниками тщательно закрывается все пространство между краями кожи, а поверх укладывается большая постоянно смачиваемая марлевая салфетка. Таким образом осуществляется «гидравлическое закрытие» раны. На все действия должно уходить не более 1-2 мин.

После регресса признаков воздушной эмболии тампоны послойно убираются с тщательным осмотром всех возможных источников эмболии (в условиях временного мануального сдавления вен шеи): костных выпускников, затылочного и циркулярного синусов, крупных поврежденных вен на поверхности мозжечка, мест возможного обрыва конвекситальных вен (рис. 7.17).

pic 0056
Рис. 7.17. Потенциальная угроза обрыва вен мозжечка, впадающих в прямой синус, с развитием воздушной эмболии

7.6. КРАНИОТОМИЯ

В зависимости от локализации опухоли в ЗЧЯ используют соответствующий доступ и соответствующую доступу краниотомию. В настоящее время предложено достаточно много доступов к ЗЧЯ, однако в детской нейрохирургической практике используются в основном срединный субокципитальный, парамедианный и ретросигмовидный. Остальные доступы - латеральный (far lateral), транскондилярный (transcondyle), антелатеральный трансцервикальный, транспирамидный (transpetrosal), пресигмовидный, субтемпоральный - для удаления МБ используются крайне редко, и на них мы останавливаться не будем.

7.6.1. СРЕДИННАЯ СУБОКЦИПИТАЛЬНАЯ КРАНИОТОМИЯ

При локализации опухоли в области IV желудочка по средней линии используют срединную субокципитальную краниотомию. Голову больного фиксируют строго по средней линии (скоба Мэйфилда или мягкая фиксация у грудных детей) со сгибанием в шейном отделе таким образом, чтобы расстояние между подбородком и вырезкой грудины составляло 2-2,5 см (приблизительно два пальца). Разрез кожи (рис. 7.18) производят в затылочной области по средней линии от точки, расположенной выше большого затылочного бугра на 2-3 см, до уровня поперечного отростка С3 позвонка. Скелетируют чешую затылочной кости, а также заднюю дужку C1-C2 позвонков (рис. 7.19). Трепанацию чешуи затылочной кости производят над большим затылочным отверстием. В настоящее время производится только костно-пластическая краниотомия, резекционная трепанация давно ушла в прошлое [120, 175]. Костно-пластическая трепанация более физиологична, так как восстановление целостности затылочной кости позволяет воссоздать нормальные анатомические взаимоотношения и избежать сращения между ТМО и затылочными мышцами. Резекционную трепанацию используют только при развитии отека мозга в области ЗЧЯ (тяжелое ятрогенное осложнение).

pic 0057
Рис. 7.18. Разрез кожи в затылочной области по средней линии от точки, расположенной выше большого затылочного бугра на 2-3 см, до уровня поперечного отростка С3 позвонка
pic 0058
Рис. 7.19. Срединная субокципитальная краниотомия Дизайн иллюстрации: Дмитрий Самборский. Иллюстрация выполнена на основе «3D Anatomy of the Human Central Nervous System». Authors: David Pitskhelauri, Dmitry Samborskiy. Consulting editor: Alexander Konovalov. http://www.tolikety.com, http://www.3D-neuro.com

Верхняя граница трепанации проходит по нижнему краю поперечных синусов, наружные границы - по условной линии, идущей вертикально через срединные отделы гемисфер мозжечка, нижняя граница - край большого затылочного отверстия. При латерализации опухоли трепанация над гемисферой мозжечка может быть расширена в соответствующую сторону. При распространении опухоли ниже большого затылочного отверстия в спинальном направлении необходимо дополнительно резецировать заднюю полудугу С1 позвонка и остистого отростка С2 позвонка для оптимального подхода к опухоли, а при необходимости и нижележащих позвонков [12, 334] (рис. 7.20-7.35).

pic 0059
Рис. 7.20. Срединный доступ, костно-пластическая трепанация. Верхний край трепанации доходит до нижнего края поперечного синуса. Резецированы задний край большого затылочного отверстия и дужка I позвонка. Дизайн иллюстрации: Дмитрий Самборский. Иллюстрация выполнена на основе «3D Anatomy of the Human Central Nervous System». Authors: David Pitskhelauri, Dmitry Samborskiy. Consulting editor: Alexander Konovalov. http://www.tolikety.com, http://www.3D-neuro.com
pic 0060
Рис. 7.21. Y-образный разрез твердой мозговой оболочки
pic 0061
Рис. 7.22. Твердая мозговая оболочка отведена вверх
pic 0062
Рис. 7.23. Прошивание затылочного синуса шелковой нитью
pic 0063
Рис. 7.24. Край лоскута твердой мозговой оболочки еще раз прошивается шелковой нитью, и все 4 нити фиксируются зажимом на операционной простыне
pic 0064
Рис. 7.25. Наложение одноразовых клипсов на синусы твердой мозговой оболочки перед их разрезом
pic 0065
Рис. 7.26. То же, интраоперационное фото
pic 0066
Рис. 7.27. Вскрытие арахноидальной оболочки с помощью микроножниц или микроскальпеля
pic 0067
Рис. 7.28. То же, интраоперационное фото
pic 0068
Рис. 7.29. Обязательный осмотр соотношения опухоли с дном IV желудочка путем раздвигания миндаликов мозжечка тонкими шпателями: 1, 2 - левый и правый миндалики мозжечка; 3 - червь; 4 - опухоль; 5 - ствол мозга; 6 - левая задняя нижняя мозжечковая артерия
pic 0069
Рис. 7.30. Доступ через отверстие Мажанди. Вид опухоли, заполняющей большую затылочную цистерну. Миндалики мозжечка раздвинуты в стороны, червь приподнят
pic 0070
Рис. 7.31. Доступ через отверстие Мажанди. Вскрытие арахноидальной оболочки над опухолью
pic 0071
Рис. 7.32. Доступ через отверстие Мажанди. Взятие биопсии опухоли
pic 0072
Рис. 7.33. Расширенный червь мозжечка (опухоль червя мозжечка)
pic 0073
Рис. 7.34. Доступ через средние отделы червя
pic 0074
Рис. 7.35. Теловелярный доступ. Каудальная поверхность нижнего паруса мозжечка и tela choro¡dea, которая формирует нижнюю половину крыши IV желудочка. Задняя нижняя мозжечковая артерия смещается латерально. Коагуляция и рассечение сосудистого сплетения и нижнего паруса (желтая линия) дают доступ к дну IV желудочка, вплоть до сильвиева водопровода. Дизайн иллюстрации: Дмитрий Самборский. Иллюстрация выполнена на основе «3D Anatomy of the Human Central Nervous System». Authors: David Pitskhelauri, Dmitry Samborskiy. Consulting editor: Alexander Konovalov. http://www.tolikety.com, http://www.3D-neuro.com

7.6.2. ПАРАМЕДИАННЫЙ ДОСТУП

При локализации опухоли в области гемисферы мозжечка проводят пара-медианный доступ. Голова фиксируется строго по средней линии. Разрез кожи проводят линейно по условной линии, проходящей через центр мозжечка, от уровня большого затылочного бугра и до уровня II позвонка (так же как и при срединном доступе - см. рис. 7.18). Трепанация проводится непосредственно над гемисферой мозжечка от уровня поперечного синуса, с небольшим заходом за среднюю линию, как правило, без вскрытия большого затылочного отверстия. Размер трепанации зависит от размеров опухоли, при необходимости доступ может быть расширен вниз с помощью резекции дужки C1 (рис. 7.36-7.39).

pic 0075
Рис. 7.36. Парамедианный доступ: 1 - дужка C1 позвонка; 2 - поперечный синус; 3 - верхний сагиттальный синус. Дизайн иллюстрации: Дмитрий Самборский. Иллюстрация выполнена на основе «3D Anatomy of the Human Central Nervous System». Authors: David Pitskhelauri, Dmitry Samborskiy. Consulting editor: Alexander Konovalov. http://www.tolikety.com, http://www.3D-neuro.com
pic 0076
Рис. 7.37. Компьютерная томограмма с контрастом. Опухоль правой гемисферы мозжечка
pic 0077
Рис. 7.38. Опухоль правой гемисферы мозжечка. Видна правая гемисфера со сглаженными извилинами
pic 0078
Рис. 7.39. Опухоль правой гемисферы мозжечка. Произведена небольшая резекция коры, установлены тонкие шпатели

7.6.3. РЕТРОСИГМОВИДНЫЙ СУБОКЦИПИТАЛЬНЫЙ ДОСТУП

При локализации опухоли в мостомозжечковом углу используют ретро-сигмовидный субокципитальный доступ. Доступ осуществляют при повороте головы на 30° в сторону локализации опухоли, голова немного наклонена вперед и набок. Производится линейный разрез кожи на 2-2,5 см медиальнее сосцевидного отростка и параллельно сигмовидному синусу (рис. 7.40). Этап отсечения мышц проводят при помощи монополярной коагуляции, что позволяет снизить капиллярное кровотечение. При рассечении мягких тканей может произойти повреждение затылочной артерии, которую коагулируют биполярным пинцетом. Далее производится скелетирование чешуи затылочной кости, что сопровождается вскрытием венозных выпускников, которые необходимо закрыть при помощи воска во избежание воздушной эмболии. Фрезевое отверстие накладывают на 5 мм ниже астериона (точка схождения лямбдовидного, затылочно-сосцевидного, теменно-сосцевидного швов, на стыке трех костей: затылочной, теменной и височной). Проводят костно-пластическую или резекционную трепанацию. Граница резекции кости сверху располагается на уровне прохождения поперечного синуса, латерально на уровне прохождения сигмовидного синуса. Размер трепанационного окна обычно 3×3 см. При вскрытии воздушных ячеек сосцевидного отростка их тщательно промазывают воском или тампонируют кусочком жира либо мышцами для профилактики ликвореи [12] (рис. 7.41).

Выбор хирургического доступа к медуллобластомам ЗЧЯ определяется размером и топографией опухоли: через отверстие Мажанди - при локализации в полости IV желудочка, через червь мозжечка - при больших опухолях червя и IV желудочка, через кору мозжечка - при латерализованных медуллобластомах гемисфер.

pic 0079
Рис. 7.40. Ретросигмовидный доступ. Поворот головы на 30° в сторону локализации опухоли, голова немного наклонена вперед и набок. Производится линейный разрез кожи на 2-2,5 см медиальнее сосцевидного отростка и параллельно сигмовидному синусу
pic 0080
Рис. 7.41. Ретросигмовидный доступ: 1 - сагиттальный синус; 2 - синусный сток; 3 - поперечный синус; 4 - сигмовидный синус; 5 - a. vertebralίs. Дизайн иллюстрации: Дмитрий Самборский. Иллюстрация выполнена на основе «3D Anatomy of the Human Central Nervous System». Authors: David Pitskhelauri, Dmitry Samborskiy. Consulting editor: Alexander Konovalov. http://www.tolikety.com, http://www.3D-neuro.com

7.7. РАЗРЕЗ ТВЕРДОЙ МОЗГОВОЙ ОБОЛОЧКИ И ПОДХОД К ОПУХОЛИ

7.7.1. РАЗРЕЗ ТВЕРДОЙ МОЗГОВОЙ ОБОЛОЧКИ

ТМО при срединном субокципитальном доступе вскрывается Y-образно (см. рис. 7.21) или разрезом другой конфигурации (подковообразно, Х-образно). Вскрытие ТМО должно быть достаточным для доступа к опухоли и комфортного тщательного ушивания. Следует иметь в виду наличие у детей выраженного затылочного синуса, который следует перевязать сразу после разреза ТМО (см. рис. 7.22). После завершения операции перед зашиванием ТМО этот узел с синуса нужно снять, так как иначе не удастся герметично зашить ТМО (на этом этапе ни кровотечения, ни эмболии ожидать не приходится, потому что к этому времени синус тромбируется).

Для остановки кровотечения и предотвращения воздушной эмболии на синус накладываются одноразовые миниклипсы (см. рис. 7.25, 7.26).

Сразу после вскрытия ТМО некоторые хирурги берут ликвор из большой затылочной цистерны на наличие опухолевых клеток [334]. Это необходимо для проведения стадирования перед началом химиолучевого лечения.

После вскрытия ТМО производится рассечение арахноидальной оболочки над опухолью и большим затылочным отверстием, миндалины мозжечка разводятся в стороны и обнажается вход в IV желудочек через отверстие Мажанди.

7.7.2. ПОДХОД ЧЕРЕЗ ОТВЕРСТИЕ МАЖАНДИ

Обычно подход к опухоли через отверстие Мажанди выполняется при расположении опухоли в полости IV желудочка (см. рис. 7.30). Микроножницами и острым крючком вскрывается арахноидальная оболочка, и после этого оба миндалика мозжечка отодвигаются латерально и вверх с помощью ретракторов. PICA осторожно (чтобы не повредить и не сдавить артерию) смещается латерально и постепенно обнажается задненижний полюс опухоли. Такой подход дает адекватный обзор полости IV желудочка, вплоть до сильвиева водопровода, и предотвращает травму червя мозжечка (см. рис. 7.19).

7.7.3. ПОДХОД С РАССЕЧЕНИЕМ ЧЕРВЯ МОЗЖЕЧКА

При больших размерах опухоли, располагающейся в полости IV желудочка или в черве мозжечка, последний расширен и растянут на заднем полюсе опухоли (см. рис. 7.33). В таком случае производится рассечение мозговой ткани в области средней трети червя, и на глубине нескольких миллиметров обычно обнаруживается опухоль (см. рис. 7.34). Рассечение нижнего червя нецелесообразно по двум причинам. Во-первых, это наиболее кровоснабженная область и уже на начальном этапе операции легко получить сильное кровотечение, что чревато кровопотерей и нарушением ориентировки. Во-вторых, по мнению ряда авторов, повреждение нижнего червя связано с развитием мутизма [265].

7.7.4. ТЕЛОВЕЛЯРНЫЙ ПОДХОД

Для выполнения теловелярного доступа оба миндалика мозжечка сдвигаются латерально и вверх с помощью ретракторов, для того чтобы освободить медиальные отделы церебелломедуллярной щели. PICA смещается латерально (при этом необходима осторожность, чтобы не повредить и не сдавить артерию), и постепенно обнажается каудальная поверхность нижнего паруса мозжечка и tela choroidea, которая формирует нижнюю половину крыши IV желудочка. Ножка миндалика, которая соединяет миндалик с гемисферой мозжечка, также смещается латерально. Коагуляция и рассечение сосудистого сплетения дают доступ к дну IV желудочка, вплоть до сильвиева водопровода, а дополнительное рассечение нижнего паруса - доступ к верхней части крыши IV и супралатеральному рецессусу [332] (см. рис. 7.35).

7.7.5. ПОДХОД ЧЕРЕЗ КОРУ МОЗЖЕЧКА

При парамедианном доступе разрез ТМО производят Х-образно. Далее коагулируется кора мозжечка над опухолью и на глубине, которую можно рассчитать по данным дооперационного КТ/МРТ головного мозга; по данным интраоперационного УЗИ обнаруживается опухоль (см. рис. 7.38, 7.39).

7.7.6. ПОДХОД ЛАТЕРАЛЬНО ОТ ГЕМИСФЕРЫ

При ретросигмовидном доступе осуществляют полулунный разрез ТМО основанием, обращенным в сторону сигмовидного синуса (рис. 7.42). Для релаксации мозжечка используют вскрытие большой затылочной цистерны и аспирацию ликвора. Затем при помощи постепенной тракции мозжечка входят в мостомозжечковую цистерну. Арахноидальная мембрана вскрывается микроножницами, ликвор аспирируется. Далее осуществляется подход к опухоли (рис. 7.43).

pic 0081
Рис. 7.42. Ретросигмовидный доступ слева. Разрез твердой мозговой оболочки. Видна гемисфера мозжечка
pic 0082
Рис. 7.43. Ретросигмовидный доступ слева. Гемисфера мозжечка отведена медиально, видна бульбарная группа нервов
Таблица 7.2. Топография опухоли и хирургические доступы
image

7.8. УДАЛЕНИЕ ОПУХОЛИ

В настоящее время удаление опухолей ЗЧЯ производится только с использованием операционного микроскопа, микроинструментов, биполярной коагуляции, также используются ультразвуковой аспиратор и нейрофизиологический мониторинг.

Во время операции после вскрытия ТМО хирург может выявить распространение опухоли через отверстие Мажанди. Опухоль по цвету обычно имеет различные оттенки серого: серо-розовая, серо-желтая, серо-синяя, иногда с участками некрозов. У части пациентов можно выявить следы кровоизлияний в опухоль и даже гематомы.

На первый взгляд, опухоль может иметь четкую границу с нормальными тканями мозжечка, однако найти плоскость для диссекции иногда бывает затруднительно ввиду инфильтративного роста опухоли. Во время операции можно увидеть небольших размеров метастазы, которые имеют вид белого налета, похожего на сахарную глазурь. МБ часто имеет богатое кровоснабжение из PICA [334], которые делают петлю, проходя рядом друг с другом по средней линии, после чего отклоняются кзади и латерально. Ход PICA необходимо проследить до резекции латеральных отделов опухоли с обеих сторон, так как они часто вовлечены в артериальную систему самой опухоли.

Сначала опухоль удаляется изнутри для увеличения рабочего пространства - проводится «дебалкинг». Первоначально удаляются дорсальная часть опухоли и верхний узел, тампонирующий устье сильвиева водопровода. В данной области дно IV желудочка, как правило, не инфильтрировано опухолью, что позволяет безопасно удалить эту часть опухоли и обнаружить верхние отделы дна IV желудочка (рис. 7.44). Таким образом, достигнув краниальной части опухоли и верхних отделов IV желудочка, высвобождается ликвор. После этого начинается удаление вентральной части опухоли по направлению сверху вниз (рис. 7.45), что позволяет подойти к месту наиболее вероятной инфильтрации дна в максимально комфортных условиях после удаления основного объема опухоли.

pic 0084
Рис. 7.44. Удаление опухоли IV желудочка. В области сильвиева водопровода дно IV желудочка, как правило, не инфильтрировано опухолью
pic 0085
Рис. 7.45. Удаление узла опухоли, прилежащей к средней части дна IV желудочка

Опухоль удаляется до границы с нормальной тканью мозжечка. Самым важным является наиболее ранняя визуализация дна IV желудочка для того, чтобы резекция опухоли не внедрилась вглубь ствола мозга.

Техника удаления зависит от локализации и степени васкуляризации опухоли. Строма МБ является гетерогенной. Участки, представленные рыхлой малососудистой массой, хорошо удаляются обычным отсосом. Чаще всего это верхние фрагменты, прилежащие к верхнему червю и сильвиеву водопроводу. Наиболее плотные (а часто хрящевидные) и интенсивно кровоснабженные участки располагаются в нижних отделах опухоли, прилежащих к нижнему червю и обеим PICA. Их приходится удалять биполярной коагуляцией, микроножницами и обычным отсосом, так как ультразвуковой аспиратор в сосудистой части опухоли работает плохо (рис. 7.46-7.48).

Наиболее ответственным является удаление фрагментов, прилежащих к дну IV желудочка, так как часто опухоль здесь инфильтрирует ствол мозга (рис. 7.49, 7.50). Инфильтрация дна наблюдается примерно у 60% всех больных (причем чаще его левой половины). Особенно широкая инфильтрация дна происходит у тех больных, которым в дооперационном периоде устанавливалась шунтирующая система в срок более 2 нед до удаления опухоли. Даже за столь короткий промежуток времени мы наблюдали развитие практически тотальной инфильтрации дна IV желудочка, что резко усложняло операцию и повышало риск неблагоприятного исхода. Необходимо отметить, что МРТ дает точную картину локализации опухоли по отношению к окружающим мозговым структурам, однако не дает информации об инфильтрации опухолью дна IV желудочка.

pic 0086
Рис. 7.46. Одновременное использование ультразвукового аспиратора и обычного отсоса при удалении опухоли IV желудочка
pic 0087
Рис. 7.47. Узел опухоли, покрытый тонкой капсулой, имеет четкую границу с окружающими структурами (редко встречается при медуллобластомах)
pic 0088
Рис. 7.48. Полное удаление опухоли из полости IV желудочка (дно не инфильтрировано)
pic 0089
Рис. 7.49. Инфильтрация опухолью нижней части дна IV желудочка: 1 - задняя нижняя мозжечковая артерия; 2 - опухоль; 3 - область писчего пера; 4 - спинной мозг
pic 0090
Рис. 7.50. Зона инфильтрации в правой половине дна III желудочка: 1 - дно IV желудочка; 2 - тонкая полоска остатков опухоли

Ни в коем случае нельзя использовать тракцию опухоли с помощью окончатого пинцета, наиболее безопасным инструментом является ультразвуковой аспиратор на мощности 40-60%. При удалении опухоли, врастающей в ствол мозга, целесообразно держать ультразвуковой аспиратор не перпендикулярно к стволу мозга, а по касательной к остатку опухоли на нем. При этом категорически запрещается удаление опухоли глубже поверхности ствола мозга, так как это чревато серьезными неврологическими последствиями - двустороннее поражение VI, VII нервов и еще более тяжелые последствия [334]. В зоне инфильтрации необходимо оставлять тонкую розовую полоску опухоли толщиной несколько миллиметров (рис. 7.51, 7.52).

pic 0091
Рис. 7.51. Тонкая полоска розовой опухолевой ткани около 2 мм толщиной в области инфильтрации правой половины дна IV желудочка
pic 0092
Рис. 7.52. Инфильтрация левой половины дна IV желудочка. Тонкая полоска опухолевой ткани не подлежит удалению

Одним из косвенных признаков удаления опухоли вблизи дна IV желудочка могут быть гемодинамические нарушения, быстро проходящие после прекращения манипуляций.

Самым опасным является участок опухоли, инфильтрирующий дно ромбовидной ямки в области писчего пера. При малейшей тракции может возникнуть внезапная остановка сердечной деятельности. Если при этом не произошло механического повреждения стволовых структур, сердечная деятельность восстанавливается самостоятельно в течение 1 мин.

Радикальность удаления МБ является одним из критериев стратификации пациентов на группы риска. С одной стороны, максимальная резекция опухоли служит одним из критериев благоприятного прогноза, с другой стороны, при инфильтрации ствола головного мозга попытка полностью удалить опухоль может привести к тяжелым неврологическим нарушениям. Тактика оставления минимально возможного слоя опухоли, «припаянного» или инфильтрирующего дно IV желудочка, во избежание осложнений является общепризнанной [13].

Задачей хирургического лечения является максимально-возможное безопасное удаление опухоли. Оставление тонкого слоя опухоли на дне IV желудочка не ухудшает прогноза, но предотвращает развитие неврологических осложнений.

Также для минимизации риска развития неврологического дефицита после операции при удалении опухоли мостомозжечкового угла необходимо использовать нейрофизиологический мониторинг черепных нервов, особенно важна идентификация лицевого и бульбарной группы нервов.

Гемостаз осуществляется при помощи биполярной коагуляции и гемостатических материалов. При проведении гемостаза крайне важно предотвратить повреждение самой PICA, ограничившись коагуляцией и пересечением только питающих опухоль ветвей. Нет необходимости выкладывания гемостатическим материалом всей раневой поверхности. ТМО ушивается герметично. Наложение швов на мышцы производят в 2-3 слоя, чтобы избежать послеоперационной ликвореи [12].

Альтернативный путь удаления МБ, начиная с нижнего полюса опухоли, используется реже и только в случаях небольших опухолей, когда имеется хороший обзор неизмененных каудальных участков ствола мозга еще до начала удаления опухоли. В таком случае чаще всего используется теловелярный доступ или подход через отверстие Мажанди.

Одной из наиболее сложных для удаления является также часть опухоли, располагающаяся на вентролатеральной части продолговатого мозга. В этой области опухоль может быть пронизана перфорирующими ветвями PICA и a. basilaris, а также обрастать корешки IX, X, XI и XII нервов (рис. 7.53-7.55). В большинстве случаев небольшой участок опухоли в этой области разумно оставить неудаленным, так как риск кровотечения из ветвей a. basilaris и повреждения черепно-мозговых нервов выше риска рецидива после комбинированной терапии.

pic 0093
Рис. 7.53. Узел опухоли на вентролатеральной поверхности продолговатого мозга. Видны a. vertebralίs sίn и корешки XI и XII нервов
pic 0094
Рис. 7.54. Узел опухоли на вентролатеральной поверхности продолговатого мозга. Видны a. vertebralίs dex (1) и корешки XI и XII нервов (2)
pic 0095
Рис. 7.55. Интраоперационное фото удаления узла опухоли из правого мостомозжечкового угла (а): черепно-мозговые нервы IX, X, XI справа (2), распластанные на капсуле опухоли; 1 - ствол мозга; б - схематическое изображение артерий и нервов мостомозжечкового угла справа. Дизайн иллюстрации (б): Дмитрий Самборский. Иллюстрация выполнена на основе «3D Anatomy of the Human Central Nervous System». Authors: David Pitskhelauri, Dmitry Samborskiy. Consulting editor: Alexander Konovalov. http://www.tolikety.com, http://www.3D-neuro.com
pic 0096
Рис. 7.56. Интраоперационное фото после удаления опухоли верхнего червя мозжечка (а); вены субтенториального пространства: 1 - намет мозжечка; 2 - прецентральная вена; 3 - базальные вены; б - схематическое изображение артерий верхних отделов мозжечка: Gv - вена Галена; PCv - прецентральная вена мозжечка; Bv - базальные вены; IOv - внутренняя затылочная вена; Va - медиальная ветвь верхней артерии мозжечка; ICv - внутренняя вена мозга

В некоторых случаях опухоль имеет узел, спускающийся по дорсальной поверхности продолговатого мозга до уровня C2 -позвонка. Здесь необходимо обращать особое внимание на расположение задней нижней мозжечковой артерии (см. рис. 7.6), ветви которой часто включены в ткань опухоли.

При удалении опухоли из области верхнего червя нужно обращать особое внимание на возможность повреждения прентральной вены мозжечка, вены Галена и базальных вен мозга. В большинстве случаев они отграничены арахноидальной оболочкой, однако при операции по поводу рецидива опухоли они могут быть скрыты в рубцовой ткани (рис. 7.56). Аналогично нужно помнить и о проходящих здесь же ветвях верхней мозжечковой артерии (рис. 7.57).

pic 0097
Рис. 7.57. Интраоперационное фото после удаления опухоли IV желудочка (а); артерии верхних отделов мозжечка: 1 - ветви верхней мозжечковой артерии; 2 - остатки верхнего червя после удаления опухоли; б - схематическое изображение артерий верхних отделов мозжечка. Дизайн иллюстрации (б): Дмитрий Самборский. Иллюстрация выполнена на основе «3D Anatomy of the Human Central Nervous System». Authors: David Pitskhelauri, Dmitry Samborskiy. Consulting editor: Alexander Konovalov. http://www.tolikety.com, http://www.3D-neuro.com

В случаях когда опухоль располагается исключительно в тканях червя и гемисфер мозжечка, имеется возможность сохранения целостности крыши IV желудочка. Тем не менее существует риск оставить фрагменты опухоли, инфильтрирующие эти структуры.

При удалении опухоли мостомозжечкового угла необходимо использовать нейрофизиологический мониторинг черепных нервов, в том числе идентификацию лицевого нерва.

7.9. УШИВАНИЕ ОПЕРАЦИОННОЙ РАНЫ

ТМО ушивается герметично. Для стягивания краев ТМО используются узловые швы, накладываемые «елочкой» (рис. 7.58). Для дополнительной герметизации используется абсорбирующий материал для закрытия ран. Наложение швов на мышцы производят в 2-3 слоя, чтобы избежать послеоперационной ликвореи.

pic 0098
Рис. 7.58. Наложение узловых швов на твердую мозговую оболочку «елочкой», чередуя стороны по направлению от верхнего угла к нижнему
pic 0099
Рис. 7.59. Срединный доступ, костнопластическая трепанация: костный лоскут фиксирован шелковыми швами

7.10. ОЦЕНКА РАДИКАЛЬНОСТИ УДАЛЕНИЯ ОПУХОЛИ

Радикальность операции необходимо оценивать по интраоперационным данным и данным послеоперационных снимков (КТ/МРТ головного мозга без и с контрастным усилением).

Радикальным удалением считается ситуация, когда интраоперационно и по данным послеоперационной МРТ не выявляется остатков опухоли (рис. 7.60).

Субтотальным считается удаление, когда интраоперационно и по данным МРТ на одном из срезов максимальная площадь остатка опухоли не превышает 1,5 см2 (рис. 7.61). Очень важным является тот факт, что в эту группу попадают все больные, у которых был оставлен тонкий слой опухоли, инфильтрирующий дно IV желудочка (см. рис. 7.50-7.52). Онкологический прогноз у таких больных не хуже, чем при радикальном удалении!

pic 0100
Рис. 7.60. Радикальное удаление. Остатков опухоли не визуализируется
pic 0101
Рис. 7.61. Радикальное удаление. Размер остатков менее 1,5 см2

Остаток опухоли более 1,5 см2 считается частичным удалением опухоли (рис. 7.62, 7.63).

pic 0102
Рис. 7.62. Остатки опухоли более 1,5 см2
pic 0103
Рис. 7.63. Остатки опухоли более 1,5 см2

Является общепризнанным тот факт, что макроскопически полное или субтотальное удаление ведет к лучшему прогнозу у больных. В идеале, чтобы выполнить максимально радикальное удаление опухоли без осложнений, эти больные должны оперироваться нейрохирургом, имеющим опыт удаления опухолей ЗЧЯ и специализирующимся в детской нейрохирургии [29].

Прогресс хирургической техники (использование микроскопа, ультразвукового отсоса), анестезиологии и реаниматологии в значительной степени сказался на снижении операционной смертности, а также на повышении радикальности удаления опухоли (табл. 7.3).

Таблица 7.3. Радикальность и операционная летальность
Автор Год(ы) Количество больных, человек Операционная смертность, %

Cushing H.

До 1930

60

32

Алексеева В.С.

До 1959

65

12

Park T.

1950-1973

75

20

Hirsch J.

1964-1976

57

10,5

Raimondi A.

1966-1977

51

8

Park T.

1973-1980

60

0

Jenkin D.

1977-1987

77

0

Озеров С.С. (НИИНХ им. Н.Н. Бурденко)

1993-1998

101

5

Медведева О.А. (НИИНХ им. Н.Н. Бурденко)

2005-2007

91

0

7.11. ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ЭНДОСКОПИЧЕСКОЙ АССИСТЕНЦИИ

7.11.1. ВВЕДЕНИЕ

Эндоскопические действия могут выполняться в двух принципиально различных средах - водной и воздушной (табл. 7.4).

Манипуляции в водной среде относятся к так называемой вентрикулярной эндоскопии, для этой цели обычно используются 1-2-канальные жесткие или гибкие эндоскопы и набор традиционных эндоскопических инструментов, предназначенных для работы через рабочий канал эндоскопа. Таким образом выполняется тривентрикулостомия, септостомия, фенестрация арахноидальных кист, биопсия опухолей, аспирация кистозных опухолей (краниофарингиом) и иногда удаление небольших опухолей.

pic 0104
Рис. 7.64. Renato J. Galzio, профессор кафедры нейрохирургии медицинского факультета Университета L’Aquila и заведующий отделением нейрохирургии Госпиталя San Salvatore в городе L’Aquila (Italy)
pic 0105
Рис. 7.65. Axel Perneczky, профессор, доктор медицины (1945-2009)
Таблица 7.4. Эндоскопические манипуляции в водной и воздушной среде
Водная среда Воздушная среда

Вентрикулярная эндоскопия:

  • 1-2-канальный эндоскоп;

  • эндоскопические инструменты.

Тривентрикулостомия. Септостомия.

Фенестрация арахноидальных кист. Биопсия опухоли. Аспирация опухолевых кист. Удаление опухоли

Микрохирургия с эндоскопической ассистенцией:

  • ассистентский эндоскоп;

  • микроскоп;

  • обычные микроинструменты

Key-hole микрохирургия или эндоскопически-контролируемая микрохирургия:

  • ассистентский эндоскоп и традиционные или специальные микроинструменты;

  • 2-канальный вентрикулярный эндоскоп и эндоскопические инструменты

Манипуляции, выполняемые в воздушной среде, относятся к области эндоскопической ассистенции и выполняются с помощью специальных ассистентских эндоскопов обычными микроинструментами с обзором через микроскоп и эндоскоп (endoscope-assisted microsurgery) (рис. 7.66).

pic 0106
Рис. 7.66. Микрохирургия с эндоскопической ассистенцией. Использование микроскопа параллельно с эндоскопом
pic 0107
Рис. 7.67. Key-hole microsurgery. Манипуляции обычными микроинструментами под контролем эндоскопа

Другой разновидностью нейроэндоскопии в воздушной среде является Key-hole microsurgery (хирургия через небольшую трепанацию - «замочную скважину»). Для этой цели используются ассистентский эндоскоп и специальные «пара»-эндоскопические инструменты, сконструированные для работы в глубоком канале узкого операционного поля. Другое название этого метода - «эндоскопически-контролируемая микрохирургия». Вторым вариантом является использование эндоскопа с двумя рабочими каналами и набора обычных эндоскопических инструментов (для работы через эндоскоп) (см. рис. 7.66).

Основные принципы микрохирургической ассистенции, а также специальный набор инструментов были разработаны профессором Renato Galzio в 1995 г. (см. рис. 7.64). Вторым основоположником эндоскопической ассистенции считается Axel Perneczky, который в 2008 г. выпустил очень подробную монографию «Keyhole approaches in neurosurgery», раскрывающую основные принципы этого метода (см. рис. 7.65).

7.11.2. БАЗОВЫЙ НАБОР ИНСТРУМЕНТОВ

В базовый набор для эндоскопической ассистенции (рис. 7.68) прежде всего входит эндоскоп специальной конструкции: он имеет короткую и тонкую рабочую часть (12 см), которая представляет собой только оптический канал и световод. За счет широких линз и мощного световода (в отличие от традиционных эндоскопов) данная модель дает прекрасный вид операционного поля.

Камера крепится под углом 45°, это специально сделано, чтобы не мешать работе с микроскопом.

Главной отличительной чертой ассистентского эндоскопа является наличие угловой оптики. Наиболее часто используются углы 30° и 45°, однако существуют модели и на 75°, и даже 110°. Необходимо отметить, что все модели выпускаются с оптикой, обращенной под углом вверх (+) и вниз (-) от оси эндоскопа, а также модели с прямой оптикой (0°).

Еще одна немаловажная деталь - специальная трубка, надевающаяся поверх рабочей части эндоскопа (clear vision) для промывки оптики эндоскопа (эндоскоп работает в воздушной среде и поэтому постоянно загрязняется кровью и запотевает!). Промывка осуществляется в ручном или автоматическом режиме специальной электропомпой.

Разумеется, необходимо и устройство фиксации эндоскопа (механическое или пневматическое), для того чтобы зафиксировать эндоскоп в углу операционной раны и освободить обе руки нейрохирурга.

7.11.3. ОСНАЩЕНИЕ ОПЕРАЦИОННОЙ

При использовании эндоскопической ассистенции необходимо продумать взаимное расположение различного оборудования. Самой важной частью является монитор, передающий изображение с камеры эндоскопа. Он должен быть расположен максимально близко к нейрохирургу перед его глазами, так, чтобы ему не приходилось поворачивать голову при смене обзора с микроскопа на эндоскоп. В некоторых современных моделях микроскопов (ZEISS KINEVO) изображение с эндоскопа выводится непосредственно в поле зрения окуляров микроскопа. Если во время операции используется безрамная нейронавигация, то ее изображение можно вывести на монитор эндоскопа. Монитор, транслирующий изображение с камеры микроскопа, может располагаться в любом месте, но так, чтобы он хорошо был виден операционной медсестре (рис. 7.69).

pic 0108
Рис. 7.68. Базовый набор для эндоскопической ассистенции по Galzio
pic 0109
Рис. 7.69. Расположение мониторов эндоскопа, нейронавигации и микроскопа в операционной: 1 - вид эндоскопа; 2 - вид микроскопа

Платформа жесткой фиксации эндоскопа обычно крепится к левой рельсе операционного стола, и штанга располагается слева и снизу от рук хирурга. За управление механизмом жесткой фиксации обычно отвечает ассистент.

7.11.4. ОБЩИЕ ПРИНЦИПЫ ЭНДОСКОПИЧЕСКОЙ АССИСТЕНЦИИ

Итак, основными задачами эндоскопической ассистенции является: посмотреть «за угол», посмотреть «в замочную скважину» и…​ что-нибудь там сделать!

При этом операционный микроскоп обеспечивает хороший обзор на всех уровнях операционной раны, хорошее увеличение и освещение операционного поля на различной глубине; обеспечивает подход (микрохирургический доступ) и позволяет контролировать расположение эндоскопа в ране.

Эндоскоп позволяет видеть глубоко расположенные в операционном поле или за его пределами анатомические структуры (в том числе невидимые через операционный микроскоп), дает великолепное освещение и увеличение глубинных отделов операционной раны.

Существуют три основных этапа использования эндоскопа во время микрохирургической операции.

Первоначальный осмотр. Осмотр патологического очага и анатомических структур, прилежащих к нему (границы опухоли с окружающими тканями, питающие сосуды и т.п.). Для этого можно использовать незафиксированный эндоскоп (free-hand) (рис. 7.70).

Интраоперационные действия. Во-первых, это контроль хирургических манипуляций, предотвращение повреждений анатомических структур в процессе удаления опухоли за счет лучшей визуализации и освещения. В это время необходимо использовать жесткую фиксацию, для того чтобы освободить руки хирурга. Обычно эндоскоп с угловой оптикой (0°, ± 30°, ± 45°) фиксируется в углу операционной раны, чтобы не мешать работе микрохирургическими инструментами (рис. 7.71).

pic 0110
Рис. 7.70. Использование нефиксированного эндоскопа для первоначального обзора и финальной инспекции операционного поля. Левая рука хирурга опирается на край трепанации и регулирует движение эндоскопа
pic 0111
Рис. 7.71. Эндоскоп фиксирован в операционной ране с помощью механического фиксатора. Обе руки хирурга участвуют в хирургических манипуляциях. Микроскоп находится в обычном положении

Заключительный осмотр. В конце операции производится осмотр операционного поля в области удаленного образования для оценки радикальности удаления, наличия сгустков крови, проходимости ликворных путей и т.п. В этом случае удобнее использовать незакрепленный эндоскоп.

По нашему опыту, в детской нейрохирургической практике показания к использованию эндоскопической ассистенции могут быть следующими.

  • Хиазмально-селлярная область (субфронтальный доступ): осмотр супраселлярной области; удаление гигантских супраселлярных кист краниофарингиом; удаление эндоселлярной части опухоли; выявление базальных фистул; удаление гематом из III и из задних рогов боковых желудочков.

  • Хиазмально-селлярная область (птериональный доступ): осмотр ретро-хиазмального пространства через оптико-каротидный треугольник.

  • Хиазмально-селлярная область (доступ через ЗЧЯ): перфорация ретро-селлярных кист краниофарингиом.

  • Область III желудочка (транскаллезный/транскортикальный доступ): осмотр боковых желудочков и отверстия Монро; осмотр передних отделов III желудочка и удаление опухоли, расположенной в переднем отделе III желудочка; осмотр задних отделов III желудочка, определение водопровода мозга и крыши III желудочка, удаление опухоли; осмотр ипсилатеральной части III желудочка, удаление опухоли.

  • Боковые желудочки: осмотр бокового желудочка, определение, по возможности, переднего и заднего полюса опухоли; осмотр переднего рога бокового желудочка; выявление сосуда, питающего опухоль; удаление опухоли; удаление гематомы из заднего рога бокового желудочка.

  • IV желудочек: осмотр IV желудочка перед удалением опухоли (вид через большую цистерну); определение взаимосвязи верхнего полюса опухоли с дном IV желудочка; удаление опухоли из латеральных карманов IV желудочка.

  • Другое: осмотр субдурального пространства; осмотр полостей кистозных опухолей.

Сразу хочется оговориться, что эти показания исходят только из нашего опыта; понимая основные принципы эндоскопической ассистенции, каждый нейрохирург может (и должен!) выработать свои собственные показания, которые облегчат ему жизнь.

7.11.5. МЕТОДИКА ЭНДОСКОПИЧЕСКОЙ АССИСТЕНЦИИ ПРИ ОПУХОЛЯХ ЗАДНЕЙ ЧЕРЕПНОЙ ЯМКИ У ДЕТЕЙ

Осмотр области червя мозжечка для контроля радикальности удаления.

Очень часто при использовании доступа через отверстие Мажанди область под червем мозжечка остается недоступной прямому обзору через микроскоп. Инфильтративная опухоль типа МБ не может быть «вывихнута» из этой области, так как не имеет капсулы. В результате либо приходится сильно травмировать нижний червь мозжечка, либо появляется вероятность оставить здесь фрагмент опухоли, что сразу переводит больного в высокую группу риска по протоколу комбинированного лечения. Использование эндоскопа с угловой оптикой +30 или +45° (направленной вверх) позволяет тщательно осмотреть эту область в конце операции и избежать подобных осложнений (рис. 7.72, 7.73).

Другая возможность использования эндоскопической ассистенции заключается в доступе к латеральным отделам опухоли. Дело в том, что при больших опухолях мозжечка при использовании срединного подхода бывает крайне затруднительно не только адекватно удалить латеральные части опухоли, но даже осмотреть. В этой ситуации приходится либо травмировать гемисферы мозжечка за счет избыточной тракции, либо использовать другой доступ. Использование же углового эндоскопа, зафиксированного в углу раны, дает возможность хорошо осмотреть наиболее латеральные части опухоли. Удаление производится только под контролем эндоскопа (глядя на экран) с использованием ультразвукового аспиратора, коагуляции, отсоса. Микроскоп при этом остается в своем естественном положении и служит для контроля положения эндоскопа в ране.

Необходимо помнить, что при введении в рану углового эндоскопа его поле зрения повернуто в сторону, поэтому возникает риск травмировать по пути важные мозговые структуры. Эндоскопы с оптикой 45° и более вообще «не видят дорогу перед собой», поэтому введение и фиксация эндоскопа всегда производятся под контролем операционного микроскопа.

Еще одним показанием является осмотр верхних участков опухоли и их взаимоотношения с дном IV желудочка. Очень часто МБ врастают в ствол мозга на большом протяжении, и заранее знать место инфильтрации крайне важно, для того чтобы не травмировать ствол при удалении опухоли. Для этой цели используется угловая оптика -30 или -45° (обращенная вниз). Использование фиксированного эндоскопа также позволяет безопасно удалять опухоль в таких местах, которые обычно недоступны прямому обзору операционного микроскопа.

pic 0112
Рис. 7.72. Осмотр области червя мозжечка при доступе через отверстие Мажанди. Схема
pic 0113
Рис. 7.73. На снимке видна внутренняя поверхность червя мозжечка бело-розового цвета (без признаков остатков опухоли). Внизу - белая поверхность дна IV желудочка

Эндоскопическая ассистенция позволяет удалить опухоль из невидимых участков операционного поля, дает лучшую освещенность, снижает риск травмирования жизненно-важных структур.

Кроме этого, имеется возможность осмотреть область сильвиева водопровода, проксимальных отделов IV желудочка, верхнего паруса мозжечка (рис. 7.78), область бокового выворота (где наиболее часто происходит инфильтрация дна) и при фиксированном эндоскопе очень аккуратно произвести удаление опухоли, не травмируя ствол (рис. 7.79), а также субтенториальное пространство на предмет остатков опухоли, обрыва верхних вен мозжечка (создающее угрозу воздушной эмболии), области тенториальной вырезки и охватывающей цистерны, базальных вен (рис. 7.80).

pic 0114
Рис. 7.74. Осмотр наиболее латеральных отделов опухоли в гемисфере мозжечка с помощью эндоскопа с угловой оптикой
pic 0115
Рис. 7.75. Фиксированный эндоскоп дает возможность удалять опухоль из этой области с помощью ультразвукового аспиратора
pic 0116
Рис. 7.76. Осмотр верхнего полюса опухоли в полости IV желудочка. Схема
pic 0117
Рис. 7.77. Видна опухоль, врастающая в ствол мозга (слева) возле отверстия сильвиева водопровода
pic 0118
Рис. 7.78. Область сильвиева водопровода, проксимальные отделы IV желудочка, верхний парус мозжечка (1) и верхние ножки мозжечка (2)
pic 0119
Рис. 7.79. Область бокового выворота (1), видны зона инфильтрации опухолью дна IV желудочка (2) и еще не удаленные участки медуллобластомы (3)
pic 0120
Рис. 7.80. Субтенториальное пространство после удаления большой опухоли мозжечка: 1 - намет мозжечка; 2 - тенториальная вырезка; 3 - базальные вены; 4 - остатки верхнего червя

7.12. НЕЙРОНАВИГАЦИЯ ПРИ ОПУХОЛЯХ ЗАДНЕЙ ЧЕРЕПНОЙ ЯМКИ

Оптоэлектронная нейронавигация давно доказала свою эффективность при удалении новообразований супратенториальной локализации [235], однако редко используется для операций на ЗЧЯ. Проблемы могут возникать в полусидячем положении больного из-за трудностей регистрации и быстрого возникновения смещения мозга (brain-shift) в результате дислокации мозжечка под силой тяжести и потери спинномозговой жидкости. Тем не менее опто-электронная навигация имеет определенные преимущества и в полусидячем положении - при планировании латерального субокципитального подхода, в хирургии каверном ствола мозга, в лечении невралгии тройничного нерва и др. [65, 113, 114, 268, 365].

Электромагнитная навигация была введена в нейрохирургии более 10 лет назад, но, в отличие от оптоэлектронной навигации, получила широкое признание только недавно. Она имеет определенные преимущества перед опто-электронной навигацией: в частности, отсутствуют проблемы с необходимостью прямой видимости антенны.

7.12.1. ПОКАЗАНИЯ

Показаниями для применения нейронавигации являются небольшие и глубоко расположенные опухоли в гемисфере мозжечка, в области ножек мозжечка или близко к стволу мозга, рецидивирующие опухоли, окруженные рубцовыми тканями [65, 268], каверномы ствола мозга (для определения места пиального разреза) и др.

В этих случаях нейронавигация позволяет выбрать оптимальный хирургический подход, обеспечить надлежащий угол наклона головы пациента и спланировать оптимальную траекторию для минимизации травмы мозга (рис. 7.81, 7.82).

pic 0121
Рис. 7.81. Небольшие глубинные опухоли парастволовой локализации (а) и расположенные глубоко в гемисфере мозжечка (б) являются показанием для использования нейронавигации
pic 0122
Рис. 7.82. Нейронавигация позволяет выбрать оптимальный доступ к опухолям, расположенным в глубине гемисферы мозжечка

7.12.2. ОСОБЕННОСТИ РЕГИСТРАЦИИ В ПОЛУСИДЯЧЕМ ПОЛОЖЕНИИ

Динамическая референсная рамка крепится лейкопластырем ко лбу чуть выше брови, но не слишком близко к месту фиксации скобы Мэйфилда. Катушка передатчика прикрепляется к столу сбоку от головы больного (рис. 7.83). Регистрация точек проводится на поверхности лица и головы пациента, а также дополнительно над затылком и в субокципитальной области с двух сторон в положении лежа без скобы Мэйфилда. Точность регистрации проверяется в точках козелка, брегмы и переносицы, а кроме этого, в лобной и теменной областях (сагиттальные и корональные швы), по костным маркерам в затылочной и субокципитальной областях (сосцевидный отросток и inion) после сгибания головы.

pic 0123
Рис. 7.83. Динамическая референсная рамка крепится лейкопластырем в лобной области, но не слишком близко к месту фиксации скобы Мэйфилда. Катушка передатчика прикрепляется к столу сбоку от головы больного

Показано, что точность навигации выше в лицевой и лобной областях (средняя ошибка составляет 0,9 мм) и снижается по направлению к затылочной области (для целей, расположенных на 60, 100 и 150 мм от лицевой поверхности, ошибка составляет 2,0; 3,0 и 4,5 мм соответственно) [304].

Навигация в полусидячем положении особенно сложна из-за дополнительного воздействия силы тяжести и смещения полушарий мозжечка вниз после открытия ТМО и истечения ликвора из большой затылочной цистерны. Тем не менее срединные анатомические структуры, такие как ствол головного мозга, фиксированы по отношению к основанию черепа, поэтому смещение этих структур (brain shift) является минимальным.

После завершения регистрации голову пациента фиксируют в скобе Мэйфилда, проявляя особую осторожность, чтобы не сместить динамическую референсную рамку. Положение пациента изменяется с лежачего на сидячее для доступа к ЗЧЯ. Передающая катушка вновь крепится к операционному столу таким образом, чтобы она обнаруживала динамическую референсную рамку.

Нейронавигация позволяет выбрать оптимальный угол наклона головы пациента как для полного обзора патологического процесса, так и для удобного положения хирурга без чрезмерного сгибания шеи пациента (рис. 7.84).

pic 0124
Рис. 7.84. Нейронавигация позволяет выбрать оптимальный угол наклона головы пациента как для полного обзора патологического процесса, так и для удобного положения хирурга без чрезмерного сгибания шеи пациента

7.12.3. ИСПОЛЬЗОВАНИЕ В ХОДЕ ОПЕРАЦИИ

Нейронавигация позволяет еще на этапе трепанации идентифицировать венозные синусы и отметить их на коже или кости, чтобы предотвратить их травматизацию во время краниотомии. Особенно навигация полезна при латеральной субокципитальной краниотомии для выявления анатомии сигмовидного синуса и увеличения безопасности этого подхода [8, 9].

С учетом данных нейронавигации легко определить наилучший подход к патологическому очагу, выбирая между супрацеребеллярным, трансцеребеллярным или теловелярным доступом.

Стилет навигации ЭМ можно легко выдвинуть в любое узкое и глубокое анатомическое пространство, такое как шишковидная область или средний мозг, благодаря его тонкости и длине.

Глава 8. ОСЛОЖНЕНИЯ ХИРУРГИЧЕСКОГО ЛЕЧЕНИЯ

Осложнения хирургического лечения можно условно разделить на интраоперационные и послеоперационные, развивающиеся в ближайшем и отдаленном периодах.

8.1. ИНТРАОПЕРАЦИОННЫЕ ФАКТОРЫ РИСКА

Кровотечение из стромы опухоли возникает практически во всех случаях в силу высокой васкуляризации МБ. Быстрое удаление основной части опухоли с последующим гемостазом при переходе к микрохирургической препаровке в опасных областях предотвращает гемодинамически значимую кровопотерю. В наших наблюдениях кровопотеря во всех случаях не превышала 1 объем циркулирующей крови, что не вызывало нарушений гемокоагуляции.

Артериальное кровотечение и вынужденная коагуляция ветвей PICA может происходить в тех случаях, когда ветви PICA включены в ткань опухоли. В этом случае производится их коагуляция выше «петли» и места отхождения стволовых ветвей и неврологических последствий не имеет.

Воздушная эмболия. Возникает в результате пониженного венозного давления в открытых венозных выпускниках и при несвоевременном купировании несет риск падения АД и неэффективности сердечной деятельности. Предотвращается тщательным венозным гемостазом на всех этапах операции, лечится «гидравлической тампонадой» раны и поиском источника.

Невозможность удаления фрагмента опухоли на вентральной поверхности ствола мозга. Данная ситуация возникает в тех случаях, когда опухоль распространяется на вентральную часть ствола мозга, плотно срастается с черепно-мозговыми нервами, инфильтрирует мост и получает интенсивное кровоснабжение из ветвей базилярной артерии. В этих случаях имеется риск кровоизлияния в остатки опухоли с нарастанием неврологической симптоматики и формированием гематомы в ложе удаленной опухоли. Предотвращается максимально возможным удалением опухоли с учетом разумного риска.

Гемодинамические нарушения во время операции связаны с тракцией бульбарных отделов ствола в процессе удаления опухоли. Обычно не имеют неврологических последствий. В редких случаях может возникать кратковременная остановка сердечной деятельности (до 30 с) в момент удаления опухоли из области писчего пера. Восстановление сердечной деятельности происходит спонтанно и не имеет неврологических и соматических последствий.

Инфильтрация опухолью дна IV желудочка. В случаях глубокой инфильтрации дна у ряда пациентов может быть отмечено нарастание неврологической симптоматики, вероятно, за счет кровоизлияния в остатки или травмирования дорсальных отделов в момент удаления опухоли. Также является одной из возможных причин возникновения мутизма.

Рассечение нижнего червя чревато сильным артериальным кровотечением и риском возникновения мутизма. Желательно избегать, по крайней мере в начале удаления опухоли.

Обрыв мозжечковых и конвекситальных вен может происходить в результате быстрого сброса ликвора и регресса гидроцефалии. Венозное кровотечение при этом возникает чрезвычайно редко (в силу низкого венозного давления в сидячем положении), а воздушная эмболия - часто (в силу тех же причин). Частично можно предотвратить установкой наружного дренажа перед началом трепанации.

Пневмоцефалия возникает при попадании воздуха в полость желудочков мозга и субдуральное пространство конвекситальной области. Особенно часто происходит при наличии шунтирующей системы. Предотвратить невозможно, спонтанно регрессирует в течение нескольких недель после операции, вызывая умеренные головные боли и ощущение «бульканья» в голове. Пневмоцефалия той или иной степени выраженности наблюдается у всех пациентов после операций в положении сидя.

Кровотечение из затылочного и циркулярного синуса может возникать при их гипертрофии и требует их немедленной перевязки или клипирования.

Прогресс хирургической техники (использование микроскопа, ультразвукового отсоса), анестезиологии и реаниматологии в значительной степени сказался на снижении операционной смертности, а также на повышении радикальности удаления опухоли. Уже начиная с 70-80-х гг. прошлого века послеоперационная летальность в большинстве исследований отсутствует. Не наблюдалась она и в нашем исследовании (табл. 8.1).

Таблица 8.1. Операционная летальность
Автор Годы Количество больных, человек Операционная смертность, %

Cushing H.

До 1930

60

32

Алексеева В.С.

До 1959

65

12

Park T.

1950-1973

75

20

Hirsch J.

1964-1976

57

10,5

Raimondi A.

1966-1977

51

8

Park T.

1973-1980

60

0

Jenkin D.

1977-1987

77

0

Озеров С.С.

1993-1998

101

5

Наше исследование

2005-2007

85

0

Интересно сравнить современные данные с аналогичным исследованием, проведенном в Институте нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко С.С. Озеровым (2000). За прошедшие 15 лет полностью исчезла как интра-, так и послеоперационная летальность (5 vs 0%), в 5 раз снизилось количество тяжелых интраоперационных осложнений (гематом) - c 9 до 2% [13].

8.2. ПОСЛЕОПЕРАЦИОННЫЕ ОСЛОЖНЕНИЯ

Ликворея и/или возникновение подкожных скоплений ликвора в затылочной области. В некоторой мере связано с негерметичным ушиванием ТМО и мягких тканей, но основная причина - сохраняющееся повышение ликворного давления в результате арезорбтивной гидроцефалии или блока ликвора при частичном удалении опухоли либо при наличии метастазов.

Инфицирование ликворных путей, проявляющееся в послеоперационном периоде признаками менингита (повышение цитоза, белка, лактата). Антибиотикопрофилактика, соблюдение всех правил асептики и обязательные люмбальные пункции как минимум на 3-й и 7-й день после операции.

Субдуральная гематома возникает при обрыве конвекситальных вен (см. выше). Как правило, требует дренирования в послеоперационном периоде.

Эпидуральная гематома может возникнуть при установке системы жесткой фиксации при прокалывании оболочечной артерии шипом системы Мейнфилда, особенно у детей младшего возраста. Предотвращается использованием систем мягкой фиксации или обматыванием головы ребенка лейкопластырем в местах жесткой фиксации. В некоторых случаях требует проведения ревизии, ушивания раны.

Конвекситальные гигромы появляются как следствие быстрого регресса гидроцефалии и «западения» мозга. В некоторой мере предотвращаются установкой наружного дренажа в начале операции. При отсутствии дислокационных явлений, признаков повышения внутричерепного давления и отсутствии прогрессирования показано наблюдение.

Гематома в ложе удаленной опухоли - одно из самых грозных осложнений операций на ЗЧЯ. Обычно возникает из остатков неудаленной опухоли, имеющей интенсивное кровоснабжение. Если невозможно радикальное удаление, то остатки опухоли необходимо тщательно прокоагулировать и закрыть гемо-статической марлей, а лучше - гемостатической ватой (типа Surgicel fibrillar). Плотные материалы типа Taсhoсomb использовать не рекомендуется, так как они создают своеобразную «крышку», под которой может продолжаться артериальное кровотечение в строму оставшейся опухоли. Требует экстренной ревизии, так как нарушает ликвороотток и вызывает компрессию ствола мозга.

8.3. ГИДРОЦЕФАЛИЯ

Еще одним осложнением, развивающимся в послеоперационном периоде, является арезорбтивная гидроцефалия. Здесь мы не рассматриваем случаи окклюзионной гидроцефалии, персистирующей после операции в результате частичного удаления опухоли. У большого количества пациентов с опухолью ЗЧЯ в клинической картине до операции присутствуют симптомы окклюзионной гидроцефалии. В большинстве случаев дооперационная шунтирующая операция не является необходимой, так как введение глюкокортикоидов снижает внутричерепное давление до уровня, достаточного для выполнения хирургической операции на следующий день [334]. В случаях декомпенсации (сопор, брадикардия, нарушение дыхания) достаточно установки наружного вентрикулярного дренажа. Дооперационная установка вентрикуло-перитонеального шунта не является лучшим методом, так как теряется контроль над количеством и темпом выведения ликвора из полости желудочков за пределы черепа, а также может способствовать распространению опухолевых клеток в брюшную полость. Тем не менее нужно отметить, что многократное упоминание в литературе возможности метастазирования опухоли по шунту в брюшную полость нами обнаружено не было.

Тривентрикулостомия используется в некоторых центрах в качестве альтернативного метода лечения гидроцефалии [334]. В этом случае хирургическое лечение проводится в 2 этапа: 1-й - разрешение окклюзионной гидроцефалии с помощью эндоскопической тривентрикулостомии [42], 2-й этап - хирургическое удаление опухоли спустя 2-3 дня. Однако из-за масс-эффекта в ЗЧЯ пространство между основной артерией и блюменбаховым скатом может быть недостаточным для выполнения данной процедуры.

Другие считают, что контроль окклюзионной гидроцефалии может быть достигнут высокими дозами глюкокортикоидов до операции. Кроме этого, следует отметить, что многие дети нуждаются в коррекции водно-электролитного баланса в связи с длительной рвотой [334].

В настоящее время нет консенсуса относительно оптимального лечения послеоперационной гидроцефалии у больных с МБ. По данным литературы, 25-50% пациентов требуют установки шунта вскоре после операции из-за продолжающейся гидроцефалии, несмотря на разблокирование ликворных пространств [40, 334]. В данном случае, очевидно, речь идет об арезорбтивной гидроцефалии, возникающей в результате наличия крови в ликворе после операции, или может быть связано с краниоспинальным метастазированием. По нашему опыту, шунтирующая операция необходима лишь у 10% больных, и мы считаем, что ради этого ставить всем больным шунт до операции нецелесообразно.

В большинстве случаев дооперационная шунтирующая операция не является необходимой, достаточно установки наружного вентрикулярного дренажа с последующим удалением опухоли.

Глава 9. ПРИНЦИПЫ ИНТЕНСИВНОЙ ТЕРАПИИ

9.1. ПОСТУПЛЕНИЕ РЕБЕНКА В ПАЛАТУ ПРОБУЖДЕНИЯ ИЛИ В ОТДЕЛЕНИЕ ИНТЕНСИВНОЙ ТЕРАПИИ

После операции ребенок транспортируется в отделение реанимации или палату пробуждения операционного блока, будучи интубированным, где продолжается ИВЛ. В отделении интенсивной терапии после подключения ребенка к аппарату ИВЛ и возобновления мониторинга жизненно важных показателей нейрохирург и анестезиолог передают реаниматологу информацию о ходе операции, наличии осложнений, течении анестезии, применявшихся лекарственных средствах, а также подробное описание дооперационного неврологического статуса ребенка (уровень сознания, очаговые неврологические симптомы). Важно, чтобы врач-реаниматолог получил полную информацию об операции, так как это будет способствовать своевременному распознаванию послеоперационных осложнений и позволит правильно спланировать лечебный и диагностический процессы.

9.2. ПОЛОЖЕНИЕ В КРОВАТИ

С целью снижения внутричерепного давления и профилактики аспирационных осложнений головной конец кровати должен быть приподнят на 30°. Следует помнить, что пневмоцефалия и гипердренирование ликвора при наличии наружного вентрикулярного дренажа могут вызывать головную боль, тошноту и рвоту. Поэтому манипуляции с головным концом кровати у пациентов с пневмоцефалией и наружным вентрикулярным дренажем должны быть осторожными, с соответствующими изменениями положения ликворосборника, тщательным контролем переносимости пациентом этой манипуляции [237].

Для того чтобы при восстановлении спонтанной двигательной активности избежать случайного удаления интубационной трубки, венозных, мочевого катетеров, желудочного зонда или устройств для мониторинга, руки ребенка должны быть фиксированы до момента восстановления контакта или плановой экстубации. Венозные и артериальные катетеры, а также желудочный зонд и мочевой катетер не должны удаляться до стабилизации состояния пациента, перевода его на самостоятельное дыхание и исключения осложнений нейрохирургического вмешательства.

9.3. ИСКУССТВЕННАЯ ВЕНТИЛЯЦИЯ ЛЕГКИХ

В отделении реанимации параметры ИВЛ первоначально устанавливаются в зависимости от возраста, антропометрических данных ребенка (табл. 9.1) и с учетом информации от анестезиолога об интраоперационных настройках аппарата ИВЛ. После получения анализа кислотно-основного состояния артериальной крови при необходимости корректируются параметры ИВЛ для обеспечения нормовентиляции (Sp O2≈94-100%, etCO2≈35-45 мм рт.ст.).

Таблица 9.1. Параметры искусственной вентиляции легких в зависимости от возраста ребенка
Показатель Новорожденный 1 год 5 лет 12 лет 15 лет >18 лет

Дыхательный объем, мл

20

78

130

260

360

500

Частота дыхательных движений, в мин

36

24

20

16

14

12

МВ, мл/мин

450

1368

1620

2480

3066

4200

9.4. МОНИТОРИНГ

При поступлении из операционной оценивается неврологический статус ребенка с акцентом на выявление возможного дефицита черепных нервов. Как правило, сразу при поступлении неврологический статус ребенка отражает остаточное действие седации и миорелаксации. В дальнейшем эффект седативных препаратов прекращается, и в течение 30-90 мин появляется динамика общемозговой и очаговой неврологической симптоматики. До восстановления сознания и принятия решения об экстубации или продлении ИВЛ неврологический статус, прежде всего динамика сегментарных стволовых структур, должен оцениваться не реже чем каждые 30 мин. При отсутствии восстановления бодрствования в течение 1-2 ч после операции, появлении дополнительной по сравнению с дооперационным статусом симптоматики повреждения ствола незамедлительно выполняется контрольная спиральная КТ головного мозга, результаты исследования анализирует лечащий или дежурный нейрохирург. В первые сутки после операции после восстановления устойчивого бодрствования, экстубации пациента и стабилизации его витальных функций и гомеостатических параметров неврологический осмотр может осуществляться реже, каждые 4-6 ч.

Мониторинг витальных функций. В отделении реанимации проводится мониторинг витальных функций: пульсоксиметрия, капнография, частота сердечных сокращений, АД, температура тела. У всех детей во время пребывания в отделении реанимации каждые 1-3 ч оценивается баланс введенной жидкости и выделенной мочи.

Лабораторные анализы. У всех пациентов после поступления в отделение интенсивной терапии должны быть оценены уровень гемоглобина, количество тромбоцитов, концентрации электролитов (натрий, калий) и глюкозы. При большой кровопотере или клинических проявлениях коагулопатии должна быть исследована система гемостаза.

9.5. МЕДИКАМЕНТОЗНАЯ ТЕРАПИЯ

Медикаментозная терапия в отделении реанимации и интенсивной терапии направлена на борьбу с отеком головного мозга, поддержание нормоволемии и нормальной гидратации ребенка, обезболивание, профилактику стресс-язв, послеоперационной тошноты и рвоты, поддержание в норме гемодинамических показателей.

9.5.1. ПРОТИВООТЕЧНАЯ ТЕРАПИЯ ГЛЮКОКОРТИКОИДАМИ (ДЕКСАМЕТАЗОНОМ)

Большинству пациентов после удаления опухолей ЗЧЯ необходимо назначение дексаметазона для снижения выраженности вазогенного отека, связанного с опухолью и проведенным оперативным вмешательством. Стандартная доза составляет 0,15-0,25 мг/кг в сутки, разделенных на 4 приема, но может быть повышена до 1 мг/кг в сутки при выраженном отеке структур ЗЧЯ.

Как правило, курс дексаметазона не превышает 3-5 сут. Снижение дозы дексаметазона и его отмена осуществляются в течение 24-72 ч.

9.5.2. ИНФУЗИОННАЯ ТЕРАПИЯ

Сразу после поступления в отделение реанимации ребенку должна быть продолжена инфузионная терапия исходя из суточной базовой потребности с равномерной скоростью возмещения [30] сбалансированными натрийсодержащими растворами без декстрозы (Глюкозы) (Na - 135-154 ммоль/л) [315]. Необходимо учитывать волемический статус пациента при поступлении, а также компенсировать дополнительные потери жидкости (по наружному вентрикулярному дренажу, с рвотными массами), происходящие во время нахождения пациента в отделении реанимации. Уровень гемоглобина крови должен быть не ниже 8 г/л (табл. 9.2, 9.3).

Таблица 9.2. Базовая суточная потребность детей в жидкости
Масса тела ребенка, кг Суточная потребность

<10

100 мл/кг

10-20

1000 мл + 50 мл на каждый 1 кг свыше 10

20-30

1500 мл + 25 мл на каждый 1 кг свыше 20

Таблица 9.3. Скорость введения сбалансированных растворов для замещения базовой потребности
Масса тела ребенка, кг Скорость введения сбалансированного раствора

3-10

4 мл/кг в час

11-20

40 мл/ч + 2 мл/кг в час на каждый 1 кг свыше 10

>20

60 мл/ч + 1 мл/кг в час на каждый 1 кг свыше 20

9.5.3. ПРОФИЛАКТИКА СТРЕСС-ЯЗВ ЖЕЛУДОЧНО-КИШЕЧНОГО ТРАКТА

Оптимальным средством профилактики осложнений со стороны желудочно-кишечного тракта является раннее начало энтерального питания. Как правило, кормление детей начинается в первые сутки после операции после стабилизации неврологического статуса и при стабильных показателях гемодинамики (при недоступности перорального пути - через зонд). Для профилактики стресс-язв желудочно-кишечного тракта необходимо назначение ингибиторов протонной помпы (омепразол) в дозе 0,2-3,5 мг/кг в сутки, разделенной на 2 приема.

9.5.4. ОБЕЗБОЛИВАНИЕ

С целью обезболивания используются в основном ненаркотические (парацетамол - 15 мг/кг, максимальная суточная доза 60 мг/кг; ибупрофен - 5-10 мг/кг каждые 6 ч) и слабые наркотические (у детей старше 1 года: трамадол 1-2 мг/кг, максимальная суточная доза 4-8 мг/кг) анальгетики. Редко после нейрохирургических вмешательств возникает необходимость в наркотических анальгетиках: морфин, фентанил (последний только у детей, находящихся на ИВЛ).

9.5.5. ПОСЛЕОПЕРАЦИОННАЯ ТОШНОТА И РВОТА

Послеоперационная тошнота и рвота - частое явление после операции на структурах ЗЧЯ, частота данного осложнения у детей достигает 76% [226]. Препаратами первого ряда для профилактики этого явления являются блокаторы 5НТ3-рецепторов серотонина (ондансетрон). Ондансетрон у пациентов массой <40 кг вводится в дозе 0,1 мг/кг, с массой >40 кг - в дозе 4 мг. Ондансетрон вводится при окончании анестезии. Дексаметазон для профилактики вводится в дозе 0,15 мг/кг. Метоклопрамид может быть использован как препарат второй линии. Следует помнить, что при пневмоцефалии возвышенное положение головного конца кровати может способствовать развитию тошноты и рвоты (из-за отрицательного внутричерепного давления), в этой ситуации горизонтальное положение ребенка бывает предпочтительным. Потери жидкости со рвотой необходимо возмещать посредством внутривенной инфузии.

9.5.6. НАРУШЕНИЯ ГЕМОДИНАМИЧЕСКИХ ПОКАЗАТЕЛЕЙ В ПОСЛЕОПЕРАЦИОННОМ ПЕРИОДЕ

Нарушения гемодинамических показателей в послеоперационном периоде возникают относительно редко, так как у детей, как правило, имеется нормальный преморбидный фон и отсутствуют заболевания сердечно-сосудистой системы.

Тахикардия. У детей, особенно младшего возраста, поддержание адекватного сердечного выброса возможно в основном за счет увеличения частоты сердечных сокращений. Соответственно, тахикардия у детей является механизмом, направленным на компенсацию патологических состояний, связанных с периоперационным периодом (гиповолемия, анемия, снижение тонуса сосудистого русла в ответ на применение анестетиков). Еще одним фактором, приводящим к тахикардии, является реакция на боль. Таким образом, при развитии синусовой тахикардии не рекомендуется применять препараты, уменьшающие частоту сердечных сокращений, в том числе β-блокаторы. Прежде всего следует выявить причины, вызывающие тахикардию, и устранить их.

Артериальная гипотензия может привести к снижению перфузии головного мозга и последующей ишемии, поэтому требует незамедлительной коррекции в соответствии с ее причинами. Причины артериальной гипотензии у детей после удаления опухоли ЗЧЯ включают гиповолемию, кровопотерю, эффекты общих анестетиков. Гиповолемия первоначально у детей проявляется тахикардией, при выраженном уменьшении объема циркулирующей крови возникает снижение АД. Чаще всего причиной тяжелой гиповолемии, которая сопровождается снижением АД у ребенка, является некомпенсированная кровопотеря. Реже причинами гиповолемии могут быть потери жидкости при гипертермии, обильной рвоте, при гипердренировании ликвора по наружному вентрикулярному дренажу. Мониторинг волемического статуса можно производить, используя различные статические и динамические показатели преднагрузки. В ряде случаев для поддержания адекватного церебрального перфузионного давления используют симпатомиметики. На данный момент наиболее часто применяемым препаратом является норэпинефрин (Норадреналин), который титруют в дозе 0,01-3 мкг/кг в минуту. При использовании вазопрессорных препаратов необходимо контролировать состояние периферической микроциркуляции.

Артериальная гипертензия. Манипуляции на стволе мозга могут приводить к его повреждению и отеку, последующее раздражение сосудодвигательного центра - к активации симпатической нервной системы и развитию артериальной гипертензии. Высокое АД в раннем послеоперационном периоде может способствовать кровоизлиянию в области хирургического вмешательства.

В течение 24 ч после операции необходимо строго поддерживать показатели системной гемодинамики в пределах возрастных норм [22] (табл. 9.4). Артериальная гипотензия может привести к ишемии ткани мозга в зоне операции, где мозговой кровоток будет компрометирован, а артериальная гипертензия, особенно в течение первых 4 ч после операции, - к формированию гематомы в ложе удаленной опухоли.

Таблица 9.4. Нормальные показатели сердечно-сосудистой системы (Half K.S., 1990)
Возраст, годы Частота сердечных сокращений, в мин АДсист., мм рт.ст. АДдиаст., мм рт.ст. АДсред., мм рт.ст.

1-3

100-160

85-105

53-66

65

4-11

80-120

95-108

55-66

67

12-18

80-120

97-120

57-70

70

Для коррекции артериальной гипертензии первоначально исключают влияние болевых стимулов и беспокойства, контролируют адекватность ИВЛ или спонтанного дыхания. С гипотензивной целью у детей используют антагонисты кальция (никардипин 1-3 мкг/кг в минуту). Необходимо помнить, что устойчивая артериальная гипертензия в сочетании с замедленным пробуждением после операции может служить проявлением гематомы в зоне оперативного вмешательства или компрессии ствола в результате отека структур ЗЧЯ. При отсутствии указаний хирурга на трудности с гемостазом умеренная артериальная гипертензия (<15% возрастной нормы) не требует специального лечения, так как это компенсаторная реакция с целью поддержания перфузии головного мозга в условиях отека.

9.6. ДЫХАТЕЛЬНЫЕ НАРУШЕНИЯ

Можно выделить несколько основных причин, которые приводят к развитию дыхательной недостаточности у детей после удаления опухолей ЗЧЯ.

  1. Нарушение центральных механизмов регуляции дыхания после операций по удалению МБ встречается редко. Основные причины: повреждение дыхательного центра, низкий уровень сознания, эффекты препаратов для общей анестезии. Основные проявления - изменение ритма и глубины дыхания: периоды апноэ, частое поверхностное дыхание, патологические типы дыхания. Лечение заключается в проведении ИВЛ в принудительном режиме до момента восстановления нормальных механизмов регуляции. У таких пациентов экстубация трахеи должна выполняться только после восстановления нормального респираторного драйва и адекватной вентиляции в спонтанном режиме ИВЛ (CPAP+/-PSV) в течение не менее 30 мин.

  2. Нарушение проходимости верхних дыхательных путей. Основные причины: постинтубационный отек гортани и бульбарные нарушения.

    Постинтубационный отек подсвязочного пространства гортани является частым осложнением интубации трахеи у детей младше 5-летнего возраста. Профилактика: использование эндотрахеальных трубок без герметизирующей манжеты; при использовании таковых - поддержание давления в манжете на минимально достаточном уровне. Лечение: ингаляции эпинефрина (Адреналина) (0,5 мл 0,1% раствора на 1 кг, не более 5 мл), дексаметазона (до 0,6 мг/кг первая доза, затем 0,15 мг на 1 кг каждые 6 ч внутривенно или внутримышечно) [315].

    Бульбарные нарушения после удаления МБ развиваются редко. При выраженных нарушениях может происходить обструкция верхних дыхательных путей за счет западения корня языка, скопления секрета (слюна, мокрота) в ротоглотке, гортани и трахее (из-за нарушений акта глотания и снижения кашлевого рефлекса). У каждого ребенка перед экстубацией трахеи необходимо либо исключить, либо выявить и оценить выраженность бульбарных нарушений. Для этого оценивается способность открыть рот (возможен весь спектр нарушений, от тризма до вялого отвисания нижней челюсти), проглотить скапливающуюся во рту слюну, количество слюны во рту и ротоглотке (при выраженных бульбарных нарушениях происходит истечение слюны изо рта), реакция больного на интубационную трубку (может полностью отсутствовать), кашлевой рефлекс на санацию трахеи. При выраженных бульбарных нарушениях пациент не реагирует на интубационную трубку, слюна вытекает обильно из ротовой полости, отсутствуют глотательные движения и самое главное - не вызывается кашель, даже при санации трахеобронхиального дерева катетером. При наличии таких бульбарных нарушений экстубация стремительно приведет к аспирации и нарушению дыхания. Поэтому для протекции дыхательных путей либо пролонгируется интубация, либо выполняется трахеостомия. Как правило, всех детей с бульбарными нарушениями, особенно младше 5 лет, пробно экстубируют на 2-3-и сутки. Затем, оценив выраженность бульбарных нарушений при свободной от интубационной трубы ротовой полости, принимают решение о трахеостомии или пролонгируют интубацию еще на 3-5 сут. В большинстве наблюдений к 7-10-м суткам после операции ребенок либо экстубирован, либо трахеостомирован.

    Трахеостомия позволит ребенка с выраженными бульбарными нарушениями безопасно перевести на самостоятельное дыхание, а затем в нейрохирургическое отделение, начать реабилитацию глотания и занятия с логопедом [20].

  3. Нарушение функции легких. Основные причины: массивная воздушная эмболия (раннее осложнение) и аспирационная пневмония (позднее осложнение).

9.7. ВОЗБУЖДЕНИЕ

Часто в послеоперационном периоде у детей развивается психомоторное возбуждение. Во-первых, необходимо исключить болевой синдром. Во-вторых, следует удалить медицинские устройства, в которых нет необходимости (мочевой катетер, желудочный зонд, артериальные канюли и др.). В-третьих, как только будет позволять состояние ребенка, пригласить родителей. В большинстве случаев создание комфортной атмосферы, устранение болевых раздражителей и наличие рядом родителей бывают достаточными для купирования плача и возбуждения. Только при неэффективности этих мер возможно использование седативных лекарственных средств. Чаще всего у детей используют бензодиазепины (диазепам, мидазолам). При наличии продуктивной симптоматики (бред, галлюцинации) возможно использование нейролептиков.

Профилактика тромбоэмболии у детей младшего возраста не показана. Риск тромбоэмболии начинает появляться после 9-10 лет.

Глава 10. СТАДИРОВАНИЕ

Прогноз при установлении диагноза МБ до конца XX в. оставался крайне печальным. Иногда появлялись сообщения о больных с длительным периодом выживания [178, 277]. Начиная с середины XX столетия результаты лечения МБ характеризовались растущим числом выживших в отдаленном периоде в результате постепенного наращивания интенсивности терапии, зачастую ценой существенного ухудшения качества жизни [274]. В последние два десятилетия накопленные знания о клинических факторах риска, стадиях заболевания и стратификация пациентов на различные группы риска позволили проводить контролируемую деэскалацию интенсивности терапии.

Для стадирования заболевания используется модифицированная шкала C.H. Chang [63, 111] (табл. 10.1). В течение последнего десятилетия было доказано, что Т-компонент этой классификации не имеет прогностической роли и более не употребляется, при этом М-компонент является наиболее важным для распределения больных по группам риска. В настоящее время для стадирования пациентов проводятся краниоспинальная МРТ и исследование ликвора на опухолевые клетки. Ранее для выявления метастазирования использовалась миелография [82].

Таблица 10.1. Стадирование медуллобластом по шкале Chang
Стадия Характер опухоли

Т1

Опухоль <3 см в диаметре

Т2

Опухоль >3 см в диаметре

Т3а

Опухоль >3 см в диаметре и распространяющаяся в сильвиев водопровод или отверстие Люшки

Т3b

Опухоль >3 см в диаметре с инфильтрацией дна IV желудочка и ствола мозга

Т4

Опухоль >3 см в диаметре, прорастающая в III желудочек через водопровод или ниже большого затылочного отверстия

М0

Метастазов нет

42%[1]

М1

Наличие опухолевых клеток в ликворе

9%

М2

Интракраниальное распространение опухоли за пределами первичной локализации (в гемисфере мозжечка, по субарахноидальным пространствам, по оболочкам и желудочковой системе головного мозга)

20%

48%

М3

Распространение опухоли по спинальному субарахноидальному пространству

34%

М4

Экстраневральные метастазы

0%

В настоящее время выявлен целый ряд факторов, позитивно и негативно влияющих на прогноз заболевания (табл. 10.2), среди которых твердо установленными на настоящий момент являются: метастазы на момент диагностики заболевания, размер остаточной опухоли, возраст ребенка, гистология опухоли [195, 364].

Таблица 10.2. Установленные факторы риска, влияющие на прогноз
Параметры Аббревиатура Объяснение Прогноз Исследователи

Клинические параметры

Возраст

<

Разделение детей по границе 3-5 лет

-

Packer, 2003 [243]

Размер остаточной опухоли

S0

Нет остаточной опухоли

+

Zeltzer, 1999 [364]

Lannering, 2012 [182]

S1

Остаток опухоли ≤1,5 см2

+

S2

Остаток опухоли >1,5 см2

-

S3

Остаток опухоли инфильтрирует ствол мозга

-

S4

Остаток опухоли в полости ЗЧЯ

-

М-стадия

М0

Нет метастазов

+

Zeltzer, 1999 [364]

Kortmann, 2000 [174]

Taylor, 2005 [328]

М1

«Микроскопические метастазы» (опухолевые клетки в ликворе)

±

М2

Макроскопические интракраниальные метастазы

-

М3

Макроскопические спинальные метастазы

-

М4

Экстраневральные метастазы

-

Биологические параметры

Гистология

CMB

Классическая МБ

±

Rutkowski, 2005 [293]

Von Bueren, 2011 [345]

Rutkowski, 2010 [295]

Leary, 2011 [185]

DMB

Десмопластическая МБ

+

MBEN

МБ с повышенной нодулярностью

±

LCMB

Крупноклеточная МБ

-

AMB

Анапластическая МБ

-

Молекулярные группы

WNT

WNT-сигнальный путь

+

Northcott, 2011 [229]

Taylor, 2012 [325]

Kool, 2012 [170]

SHH

SHH-сигнальный путь

±

3

Photoreceptor/GABAergic

-

4

Neuronal/Glutamatergic

±

Молекулярные маркеры

myc

Амплификация

-

Von Hoff, 2010 [347]

Ryan, 2012 [297]

17q+

Наличие мутации

-

Pfister, 2009 [261]

ß-катенин

Ядерное накопление соответствует WNT-группе

+

Ellison, 2005 [92]

TrkC

Высокий уровень матричной РНК

+

Grotzer, 2000 [127]

10.1. ФАКТОРЫ РИСКА НЕБЛАГОПРИЯТНОГО ПРОГНОЗА

Вне зависимости от тех или иных факторов, влияющих на прогноз, выживаемость при МБ в настоящее время значительно выросла и составляет, по разным данным, от 70 до 88% (см. рис. 11.2, 11.3).

Тем не менее имеется целый ряд условий, значительно меняющих прогноз заболевания. Рассмотрим наиболее важные.

10.1.1. РАДИКАЛЬНОСТЬ УДАЛЕНИЯ ОПУХОЛИ

Радикальным удалением считается ситуация, когда интраоперационно и по данным послеоперационной МРТ не выявляется остатков опухоли. Субтотальным считается удаление, когда по интраоперационной оценке и по данным МРТ на одном из срезов максимальная площадь остатка опухоли не превышает 1,5 см2. Остальные случаи относятся к группе частичного удаления [243]. Данный критерий является эмпирическим значением, подтвержденным в многочисленных статистических исследованиях [182].

Субтотальное удаление медуллобластомы (остаток опухоли менее 1,5 см2) при инфильтративном росте опухоли по отношению к стволу головного мозга не ухудшает онкологического прогноза, но значительно снижает риск развития тяжелых неврологических осложнений.

Контрольное послеоперационное МРТ-исследование для оценки радикальности должно производиться только в интервале 24-72 ч после операции. Это связано с тем, что в послеоперационном периоде происходит накопление гемосидерина в зоне оперативного вмешательства и развитие глиоза мозговой ткани, и это значительно затрудняет оценку радикальности [243]. В первые 48 ч после операции гематоэнцефалический барьер поврежден в наименьшей степени и накопление контрастного вещества неопухолевой тканью минимально. Предполагается, что ткань, накапливающая контраст в первые 48 ч, является опухолью, в то время как после 48 ч это может быть как опухоль, так и травмированная мозговая ткань [13].

В случаях существенных остатков опухоли, особенно у больных с отсутствием метастазов, целесообразно обсуждать возможность повторной (second look) операции, которая может быть выполнена либо сразу после первичной операции, либо в ходе дальнейшего лечения.

Для корректной оценки размера остаточной опухоли необходимо проводить МРТ с контрастом в интервале 24-48 ч после операции.

По нашим данным, имеется достоверная разница <0,006) в выживаемости между пациентами с радикально удаленной опухолью и с остатком опухоли более 1,5 см2. При радикальном удалении опухоли прогноз лучше, чем при нерадикальном: 5-летняя БРВ у пациентов с радикально удаленной опухолью составляет 85%, у пациентов с остатками опухоли более 1,5 см2 - 43-59%. Аналогичные данные получены и в другом протоколе МГДН-МБ-2008: 79 и 43% соответственно (рис. 10.1).

pic 0125
Рис. 10.1. Зависимость безрецидивной выживаемости от радикальности удаления опухоли. Group 1 - радикальное удаление, Group 2 - остаток опухоли более 1,5 см2 (Log-rank test p =0,00 636): а - протокол М-2000; б - протокол МГДН-МБ-2008

Таким образом, видно, что радикальность удаления оказывает существенное влияние на отдаленную выживаемость больных.

Вместе с тем при анализе радикальности удаления опухоли напрашивается еще один важнейший для хирургии вывод: выживаемость больных не меняется при любых остатках опухоли менее 1,5 см2! Таким образом, стремление к тотальному удалению опухоли при ее врастании в дно IV желудочка не ведет к улучшению онкологического прогноза, но вызывает многочисленные неврологические осложнения.

10.1.2. ВЛИЯНИЕ МЕТАСТАЗОВ НА ОТДАЛЕННУЮ ВЫЖИВАЕМОСТЬ БОЛЬНЫХ

Стадирование в зависимости от наличия метастазов на момент постановки диагноза имеет принципиальное значение, что было доказано в многочисленных исследованиях. Начатое в 70-х гг. прошлого века мультицентровое исследование CCSG-942 показало более высокие показатели пятилетней БРВ у детей без метастазов (М0) - 59%, что существенно превышало этот показатель у детей с инициальными метастазами - 36% [95]. В исследовании HIT'88/'89 5-летняя БРВ у детей со стадией М2/М3 составила 27%, что достоверно ниже, чем 51% у детей с М0/М1.

В исследованиях HIT'88/'89 и HIT-SKK'87 среди 124 детей не было ни одного со стадией М4, а в исследовании HIT'91 был зарегистрирован только 1 ребенок с М4 из более чем 200 детей. Среди 169 включенных в исследование CCG-921 детей у 2 были обнаружены метастазы в костный мозг во время инициальной диагностики [364]. Так же как и во всех остальных исследованиях, посвященных опухолям мозга у детей, стадия М4 встречалась очень редко, прогностическое значение экстраневральных метастазов до сих пор четко не определено.

По данным Института нейрохирургии, метастазы только по головному мозгу (М2) выявлялись у 20% пациентов, метастазы только по спинному мозгу (М3) - у 34%, метастазы по головному и спинному мозгу -у 48% пациентов.

Таким образом, уже на момент операции метастазы имеются почти у половины больных.

Оценка послеоперационных снимков МРТ спинного мозга является сложной и ненадежной, поскольку интраоперационные затеки крови в спинальное арахноидальное пространство, а также изменения МРТ, связанные с люмбальными пункциями, в ряде случаев трудно дифференцировать от метастазов после операции на протяжении 2 нед. Таким образом, МРТ спинного мозга для обнаружения метастазов идеально выполнять до операции или в первые 48 ч после операции [40, 111]. На сегодняшний день «золотым стандартом» диагностики опухолей ЗЧЯ у детей для точного стадирования заболевания является проведение МРТ головного и спинного мозга без и с контрастным усилением до хирургического лечения (рис. 10.2). Это исключает гипердиагностику спинального метастазирования, что нередко происходит при выполнении МРТ спинного мозга после операции [53].

Значимость исследования ликвора на опухолевые клетки остается противоречивой. В исследовании CCG 921 у пациентов со стадией М2-4 вероятность 5-летней выживаемости составляла 40%, в то время как у больных с М1 - около 70% [364]. При этом различия в выживаемости пациентов со стадией М0 и М1 не были достоверными (p =0,15), что могло объясняться небольшим числом больных со стадией М1. В исследовании HIT'91 изучение ликвора было проведено лишь у 59% пациентов с МБ; клетки опухоли были обнаружены у 19% больных вне стадии М2/М3 и у 33% больных со стадией М2/М3. Как и в пилотном исследовании HIT'88/'89, не было получено достоверных различий в вероятности выживаемости у больных с М0 и М1 стадиями.

pic 0126
Рис. 10.2. Метастазы по спинному мозгу и субарахноидальному пространству задней черепной ямки. Магнитно-резонансная томограмма Т1 с контрастом

Если все же принимается решение об учете этого показателя в дальнейшем планировании адъювантной терапии, это исследование должно проводиться не ранее 14-го дня после операции. Исследование ликвора на опухолевые клетки в первые 14 сут может приводить к ложноположительным результатам в результате наличия хирургического детрита. Оптимальным временем для исследования ликвора является период между 14-м днем после операции и началом адъювантной терапии (не позднее 28-го дня). Более информативным является ликвор из люмбального субарахноидального пространства, чем вентрикулярный [105].

По данным протокола М-2000, у пациентов с наличием метастазов выживаемость достоверно ниже, чем у пациентов без метастазов. 5-летняя БРВ у пациентов со стадией М0 составляет 89%, со стадией М2-3 - 61% (рис. 10.3).

Аналогичные данные получены и в другом протоколе (МГДН-МБ-2008): 5-летняя БРВ у пациентов со стадией М0 составляет 70%, со стадией М1-3 - 67% (рис. 10.4).

pic 0127
Рис. 10.3. Зависимость безрецидивной выживаемости от наличия метастазов. Group 0 - стадия М0, Group 1 - стадия М2-3. Протокол М-2000. Gehan’s Wilcoxon Test p =0,034
pic 0128
Рис. 10.4. Зависимость безрецидивной выживаемости от наличия метастазов: синяя линия - стадия М0, зеленая линия - стадия М1-3. Протокол МГДН-МБ-2008

Нет однозначного соответствия наличия клеток в ликворе макроскопическим метастазам (по данным МРТ). Из числа пациентов с наличием метастазов (стадия М2-3) лишь у 30% выявляются опухолевые клетки в ликворе, а у 70% их нет. Необходимо понимать, что из-за риска вклинения далеко не у всех пациентов возможно исследование ликвора на опухолевые клетки.

Достоверной разницы БРВ между стадиями М0 и М1 не выявлено (Logrank testp =0,42568). 5-летняя БРВ у пациентов с М0 стадией составляет 89%, с М1 стадией 75% (рис. 10.5).

pic 0129
Рис. 10.5. Зависимость безрецидивной выживаемости от наличия опухолевых клеток в ликворе. Group 1 - опухолевые клетки в ликворе не выявлены, Group 2 - выявлены опухолевые клетки в ликворе (Log-rank test p =0,42568)

Таким образом, достоверно известно, что наличие метастазов в головной и/или спинной мозг на момент операции (стадия М2-3) значительно ухудшает прогноз заболевания. При этом выявлено, что наличие опухолевых клеток в ликворе (стадия М1) как маркер метастазирования не имеет достоверной значимости.

Для оценки метастазирования «золотым стандартом» является проведение МРТ головного и спинного мозга с контрастным усилением до хирургического лечения (или в первые 48 ч после операции).

Оптимальным временем для исследования люмбального ликвора на опухолевые клетки является период между 14-м днем после операции и началом адъювантной терапии (не позднее 28-го дня).

10.1.3. СВЯЗЬ МЕЖДУ ГИСТОЛОГИЧЕСКИМИ И МОЛЕКУЛЯРНО-ГЕНЕТИЧЕСКИМИ ГРУППАМИ МЕДУЛЛОБЛАСТОМ И ПРОГНОЗОМ ЗАБОЛЕВАНИЯ

Одним из важных факторов прогноза, безусловно, является гистология опухоли (рис. 10.6).

Гистологический вариант МБ играет большую роль в прогнозе заболевания; так, по данным немецкой группы по изучению опухолей головного мозга, 5-летняя ОВ в группе десмопластических МБ у детей младшей возрастной группы достоверно выше, чем в группе классических МБ (95 и 41% соответственно) [293]. Более того, при сравнении прогноза классической МБ и анапластической/крупноклеточной МБ получена достоверная разница в 5-летней ОВ - 73 и 57% соответственно [202, 203]. По данным итальянских авторов, в группе детей с МБ в зависимости от гистологического варианта были получены следующие результаты: 5-летняя БРВ в группе с десмопластической МБ составила 82,4%, классической МБ - 78,1%, а в группе с анапластической/крупноклеточной МБ - лишь 44,4% [198, 199].

По нашим данным, наилучшая выживаемость определяется у больных с десмопластической формой опухоли (100%), хуже показатели для больных с классической формой (77%), наиболее низкая выживаемость наблюдалась у пациентов с крупноклеточными МБ (62%). Этот критерий используется в ряде современных протоколов для стратификации; например, пациенты с крупноклеточными МБ и анаплазией исключаются из группы стандартного риска вследствие плохого прогноза.

Однако наиболее многообещающими в дальнейшем развитии нейроонкологии являются исследования, направленные на изучение молекулярно-биологических особенностей опухолей.

Повышенная экспрессия ERBB2, которая встречается в 80% случаев МБ у детей, ассоциируется с худшей выживаемостью [49, 50]. В исследовании Gajjar и соавт., в котором была предпринята попытка установить связь между повышенной экспрессией ERBB2 у пациентов с МБ, получивших лечение по программе SJMB 96, и 5-летней БРВ, выявлена достоверная разница в БРВ у пациентов с ERBB2-негативной и ERBB2-позитивной МБ, 75 и 42% соответственно [106].

Амплификация генов семейства MYC, в частности C-MYC, также ассоциируется с более плохим прогнозом, что чаще встречается при анапластической/ крупноклеточной МБ [55]. Пациенты с амплификацией C-MYC в сочетании с повышенной экспрессией таких генов, как LDHB и CCNB1, имеют более плохой прогноз в сравнении с теми, у которых имеется только амплификация гена C-MYC: 18 и 57% соответственно. Тем не менее изолированная гиперэкспрессия LDHB и CCNB1 не влияет на выживаемость [79, 117].

Повышенная экспрессия trkC, рецептора гена нейротрофина, который стимулирует апоптоз клеток МБ, ассоциируется с лучшим прогнозом [127, 287].

Дети с МБ, экспрессирующей β-катенин, также имеют достоверно более лучшую ОВ и бессобытийную выживаемость (БСВ) по сравнению с β-катенин-отрицательной МБ. Так, в исследовании британских ученых из группы UKCCSG у детей с МБ, включенных в программу PNET 3, выявлена достоверная зависимость БРВ от наличия экспрессии β-катенина. В группе пациентов, у которых имелась экспрессия β-катенина, 5-летняя БРВ была значительно выше: 88,9 против 59,5% соответственно [92].

Также на выживаемость пациентов с МБ влияют такие хромосомные аномалии, как делеция или дупликация длинного плеча 6-й хромосомы, делеция 17-й хромосомы и изохромосома 17 (i17q) [41, 261]. Наиболее частой хромосомной аномалией при МБ является изохромосома 17q и делеция 17p, которая встречается примерно в 30-40% случаев [44, 124]. Наличие изохромосомы 17q ассоциируется с плохим прогнозом [250]. С другой стороны, определение моносомии 6 ассоциируется с более благоприятным исходом [170, 261].

Проанализировав молекулярные, биологические и иммунологические изменения при МБ, мировое сообщество пришло к единому консенсусу и разделило МБ на четыре молекулярные подгруппы: WNT, SHH, Group 3 и Group 4, которые имеют очевидные различия не только в биологических характеристиках, но и в прогнозе заболевания и выживаемости [229, 325].

pic 0130
Рис. 10.6. Зависимость безрецидивной выживаемости от гистологического типа медуллобластом. Group 0 - десмопластическая, Group 1 - классическая, Group 2 - крупноклеточная (p =0,041)
pic 0131
Рис. 10.7. Зависимость безрецидивной выживаемости от молекулярно-генетических групп медуллобластом (p =0,045)

Благодаря этим исследованиям ранее гомогенные группы опухолей разбиваются на подтипы, имеющие совершенно различный прогноз. В 2010 г. было принято решение о выделении на настоящий момент четырех молекулярно-генетических групп МБ, которые различаются генетическими мутациями, путями активации пролиферации и клиническими исходами: WNT, SHH, группа 3, группа 4 [67, 152, 171, 229, 325, 330].

Наилучший прогноз выявлен в группе WNT (5-БРВ = 100%). К данной группе относятся дети в основном старшего возраста. Опухоли представлены классическим вариантом и редко метастазируют. В самых современных исследованиях (SIOP 2013) данные больные впервые выделяются в группу низкого риска с более мягким режимом адъювантной терапии, что должно в перспективе значительно снизить частоту эндокринных и нейропсихологических нарушений.

Выживаемость в группе SSH составляет 75% (5-БРВ). Большинство этих опухолей представлено десмопластическим и классическим вариантами, у многих больных отсутствуют метастазы на момент диагностики. В перспективе эта группа также является кандидатом для снижения интенсивности адъювантной терапии [293, 295], а также для применения таргетной терапии с помощью различных ингибиторов SHH-сигнального пути (например, LDE-225/Erismodegib [59, 146], GDC-0449/Vismodegib [194]).

Наихудшие показатели выживаемости в группе 3 («С») (5-БРВ = 44%). В нее входят дети в основном младшего возраста, в большинстве своем мальчики. МБ представлены в основном крупноклеточными и классическими формами. В перспективе эти больные также могут стать кандидатами для фармакологического лечения благодаря наличию МУС и трансформирующего фактора роста β-сигнального пути [81, 325].

В группе 4 («D») показатели выживаемости являются промежуточными (5-БРВ = 80%). Каких-либо особенностей распределения больных по возрасту, полу, степени метастазирования не получено. Выявление профилей экспрессии генов и метилирования в будущем позволит разделить эту группу на подгруппы [325].

10.2. СТРАТИФИКАЦИЯ

Всем пациентам после операции по поводу МБ необходимо проведение стратификации на группы риска. Критерии стратификации основаны на известных к настоящему времени достоверных факторах риска и используются в большинстве международных протоколов комбинированного лечения (табл. 10.3).

К пациентам со стандартной (средней) группой риска относятся пациенты в возрасте старше 3 лет на момент постановки диагноза с тотальным или субтотальным удалением, без макроскопических признаков метастазирования [отсутствием опухолевых клеток в ликворе, краниоспинальных метастазов (М0) по данным МРТ], с неанапластическими и некрупноклеточными МБ по гистологии. Стандартную группу составляют 60-70% больных.

Все другие пациенты относятся к группе высокого риска, включая грудных и детей младшего возраста [125, 182, 202, 243, 293, 295, 347, 364]: это пациенты с наличием остаточной опухоли >1,5 см2 в максимальном сечении, наличием опухолевых клеток в ликворе и/или наличием метастазов в ЦНС (М1-3). Группу высокого риска составляют 30-40% больных.

В последние годы в ряде протоколов выделяется третья группа - низкого риска, в которую входят больные с МБ молекулярно-генетической группы WNT (β-катенин-позитивной).

Таблица 10.3. Группы риска
Группа высокого риска

Размеры остаточной опухоли >1,5 см2

и/или наличие опухолевых клеток в ликворе,

и/или краниоспинальные метастазы,

и/или возраст <3 лет

Группа стандартного риска

Тотально удаленная опухоль

или размеры остаточной опухоли <1,5 см2

и отсутствие опухолевых клеток в ликворе,

и отсутствие метастазов,

и возраст >3 лет

Группа низкого риска

Молекулярно-генетическая группа WNT (ß-катенин +) или десмопластическая форма

Таким образом, пациенты, имеющие высокую группу риска, несмотря на более интенсивное лечение, имеют значительно худшую выживаемость по сравнению с группой среднего риска.

Глава 11. КОМПЛЕКСНОЕ ЛЕЧЕНИЕ МЕДУЛЛОБЛАСТОМ

До 1990-х гг. послеоперационная краниоспинальная ЛТ с дозами в 36 Гр и бустом на ЗЧЯ до 54-56 Гр повысила 5-летнюю БРВ и ОВ с 0 до 50-60% у детей старше 3 лет. Впоследствии увеличение выживаемости еще на 10-15% было достигнуто за счет химиотерапии [174, 348]. Было доказано, что ЛТ без системной химиотерапии в дальнейшем приводит к высокому риску развития системных метастазов [323]. Клинические исследования, в которых применялась только ЛТ, показали, что у 22% пациентов с рецидивом были экстраневральные метастазы, и это несмотря на улучшение локального контроля в пределах ЦНС [333]. Результаты исследования в Бостоне, где были обнаружены системные костные метастазы у 6 из 50 пациентов, которые получали лишь послеоперационное облучение, в то время как этого не было ни у одного из получавших химиотерапию 39 детей, также способствовали включению ПХТ в протокол [323]. Тем не менее стало очевидным, что значительное количество выживших страдали от серьезных осложнений, включающих снижение когнитивных функций по 4 единицы IQ в год, нарушение роста, эндокринных функций, снижение слуха, появление вторичных опухолей, что вело к значительному снижению качества жизни. Таким образом, началась разработка новых протоколов для улучшения выживаемости при сокращении отдаленной токсичности [17, 111].

11.1. ЛУЧЕВАЯ ТЕРАПИЯ

С середины XX в. лечение МБ с использованием лучевой терапии (ЛТ) претерпевало изменения, которые в последующем отражались на увеличении выживаемости. При облучении только ложа удаленной опухоли 10-летняя выживаемость составляла 5%, при дополнительном облучении длинника спинного мозга 10-летняя выживаемость увеличилась до 25%. При КСО с увеличением дозы облучения на ЗЧЯ 10-летняя ОВ достигла 53%. Стало очевидным, что целью облучения является не только область ЗЧЯ, но и вся нервная система. Постепенно был выработан стандартный протокол для высокой группы риска, составляющий ежедневную дозу ЛТ 1,8 Гр (КСО 35 Гр + буст на ЗЧЯ до 55 Гр). По данным С.С. Озерова, у пациентов при проведении только ЛТ по такому протоколу 3-летняя ОВ составила 70%, 3-летняя БРВ - 50% [13].

Хотя ЛТ является единственным наиболее эффективным методом лечения МБ, при облучении больших объемов возможно развитие побочных эффектов и осложнений. Побочные эффекты ЛТ в отдаленном периоде выявляются с частотой от 25 до 60% случаев. Наиболее частые осложнения - когнитивные нарушения, нарушения функции гипофиза, щитовидной железы и нейросенсорная тугоухость. К редким осложнениям (менее 1%) относят радиоиндуцированные опухоли и синдром мойя-мойя (прогрессирующая окклюзия внутренних сонных артерий) [220].

Многочисленные исследования ставили задачу уменьшить дозу и/или объем облучения в попытке снизить отдаленные осложнения радиотерапии, не снижая выживаемость. Для этого пациентов с диагнозом МБ стратифицировали на группы риска, и в группе стандартного риска встал вопрос о снижении дозы ЛТ. Во французском исследовании SFOP M4 была сделана попытка снизить объем ЛТ и исключить облучение на супратенториальную часть мозга. 6-летняя БРВ составила менее 20%, при этом 9 из 13 метастазов произошло в супратенториальной области, что доказало необходимость полного КСО.

Следующая попытка снижения дозы КСО была сделана в протоколе POG 8631 / CCG 923, который был открыт в 1986 г. и набрал 136 пациентов [83, 329]. Пациенты были рандомизированы на две группы: 1-я группа получала КСО 36 Гр, 2-я группа - 23,4 Гр. Протокол был закрыт преждевременно в 1990 г. из-за статистически значимого возрастания рецидивов в группе 2 (67 и 52% соответственно) (табл. 11.1).

В те же годы было проведено большое исследование SIOP II, включавшее 364 пациента стандартной группы риска, рандомизированных на 4 группы, в которых пациенты получали 36 Гр и 24 Гр КСО с или без предварительной химиотерапии. Больные, получившие 35 Гр КСО, имели лучший прогноз, в то время как пациенты, получавшие адъювантную химиотерапию и КСО в дозе 25 Гр, имели значительно худший прогноз [37]. Это исследование показало, что применение ПХТ до ЛТ не позволяет снизить дозы облучения без ухудшения показателей выживаемости (см. табл. 11.1).

С 1990 по 1994 г. проводился протокол пилотного исследования CCG 9892, в котором изучался эффект снижения дозы до 23,4 Гр с параллельным введением VCR и последующей поддерживающей химиотерапией согласно Филадельфийскому протоколу (VCR, CCNU и цисплатин) (см. табл. 11.1). Полученные хорошие результаты этого протокола (3-БРВ 86% и 5-БРВ 78%) легли в основу III фазы исследования CСG А9961 [241]. Это рандомизированное исследование включало 421 больного с МБ, которым проводилось КСО в дозе 23,4 Гр с бустом на ЗЧЯ до 55,8 Гр. Все больные получали параллельно VCR и затем были рандомизированы на две группы адъювантной химиотерапии: CCNU, VCR, цисплатин и циклофосфамид (Циклофосфан), VCR, цисплатин. 5-летняя БРВ составила 81 и 86%, достоверных различий по ОВ и БРВ в обеих группах получено не было [240]. Это было первым исследованием, которое доказало отличный клинический результат лечения, включающего в себя ЛТ в сниженных дозах с последующей ПХТ. С тех пор данная схема стала стандартом лечения для МБ стандартной группы риска во всем мире (см. табл. 11.1).

Применение стереотаксической техники позволяет уменьшить объем лучевого воздействия при облучении ЗЧЯ. Недавно опубликованы результаты исследования, в котором использовалось трехмерное конформное стереотаксическое облучение ЗЧЯ, ограниченное ложем удаленной опухоли для уменьшения нейропсихологических последствий. Лечение состояло из краниоспинальной ЛТ 23,4 Гр, конформного облучения ЗЧЯ 35 Гр и облучения ложа опухоли до 55,8 Гр. Результаты лечения оказались сопоставимыми с полным облучением всей ЗЧЯ в дозе 55,8 Гр (5-БРВ составила 83%). Важно отметить, что в данном протоколе объем облучения ЗЧЯ в дозе 55 Гр был снижен на 13% и проведено статистически значимое снижение дозы на височную область, среднее ухо и гипоталамус [206].

Таблица 11.1. Исследования протоколов лечения медуллобластом стандартной группы риска у детей старше 3 лет
Исследование Годы проведения Количество пациентов Предлучевая химиотерапия × количество циклов КСО[2] (Гр) Постлучевая химиотерапия × количество циклов 5-БРВ, % Комментарии

SIOP II[3][4] [37]

1984-1989

40

-

35

-

60

Нет никаких преимуществ при предлучевой химиотерапии, снижение доз ЛТ с одновременным применением предлучевой химиотерапии не приносит положительных эффектов

36

-

25

-

69

38

PCZ/ VCR/ MTX × 1

35

-

75

36

PCZ/ VCR/ MTX × 1

25

-

42

POG 8631/CCG 923[3] [329]

1986-1990

44

-

36

-

67

Преждевременно закрыто из-за статистически значимого возрастания рецидивов в группе 2

44

-

23,4

-

52

CCG 98924 [241]

1990-1994

65

-

23,4 + еженедельно VCR

CCNU/CDDP/VCR × 8

78

23% редукция доз цисплатина; 36% не завершили прием цисплатина из-за ото-токсичности

HIT?915 [174]

1991-1997

64

-

35,2 + еженедельно VCR

CCNU/CDDP/VCR × 8

78 (3-БРВ)

Включены нерандомизированные пациенты

94

IFOS / CDDP / HD MTX / VP 16 / ARAC × 2

35,2

CCNU/CBDCA/VCR × 8, если неполная ремиссия или прогрессия

65 (3-БРВ)

PNET 3[5] [326]

1992-2000

89

-

35

-

60

Разница статистически достоверна, p =0,05

90

VP 16 / VCR / CBDCA / CPM × 3

35

-

74

CСG A 99617 [240]

1996-2000

193

-

23,4, еженедельно VCR

CCNU/CDDP/VCR × 8

81

ОВ и БРВ без статистически достоверной разницы; электролитные нарушения чаще наблюдались в группе с CCNU, инфекционные нарушения в группе с CPM

186

-

23,4, еженедельно VCR

CPM/ CDDP/ VCR × 8

86

4 Включены дети только в возрасте 3-10 лет.

5 Пациенты с или без остаточной опухоли, включена стадия М1, не все пациенты были рандомизированы.

7 23-35 Гр краниально. PCZ - procarbazine; MTX - methotrexate; IFOS - ifosfamide; VP 16 - etoposide; CDDP - cisplatin; CBDCA - carboplatine; CPM - cyclophosphamide.

Снижение дозы КСО до 24 Гр не увеличивает риск развития метастазов, но у этих больных отмечается снижение IQ [241, 278]. Ряд исследователей попытались снизить дозы КСО до 18 Гр, что привело к появлению метастазов, и также отмечались нейропсихологические нарушения в отдаленном периоде [123, 158].

Таким образом, радиотерапия остается основным средством лечения больных с МБ. Общепризнано, что ЛТ должна начинаться не позже 4-6 нед после операции и продолжаться не более 50 дней, так как дальнейшее пролонгирование облучения ухудшает прогноз [80, 327]. Учитывая склонность МБ к диссеминированию по ликворным путям, существующие стандарты лечения включают КСО с бустом на ЗЧЯ (или на ложе опухоли). Соблюдение стандартов лучевого лечения способствует повышению эффективности и улучшению прогноза заболевания и является краеугольным камнем в лечении МБ. Так, несоблюдение сроков начала ЛТ, сокращение дозы, перерывы в лечении более 2 дней ведут к ухудшению прогноза [40].

pic 0132
Рис. 11.1. Т1-взвешенные магнитно-резонансные томограммы после внутривенного контрастирования, показывающие выраженный положительный ответ на проведение лучевой терапии у девочки с диссеминированной медуллобластомой: а - до начала курса лучевой терапии (стрелочкой отмечено поражение оболочек спинного мозга до лучевой терапии); б - контрольные магнитно-резонансные томограммы перед началом полихимиотерапии

Говоря о роли ЛТ, очень важно иметь в виду качество ее выполнения [61]. При анализе литературы можно выделить следующие ключевые моменты оптимальной радиотерапевтической тактики:

  1. ЛТ должна начинаться не позже 4-й недели после хирургического лечения [80, 327];

  2. необходимо тщательное планирование поля облучения ЗЧЯ, ошибки в планировании ведут к увеличению частоты рецидива опухоли в ЗЧЯ;

  3. при проведении буст-терапии на область ЗЧЯ может быть использована стереотаксическая техника облучения, которая позволяет существенно снизить нагрузку на критические структуры [255] (в частности, на область внутреннего уха [54]);

  4. имеется небольшое количество публикаций о результатах, полученных при томотерапии (helical tomotherapy), которая может давать большую гомогенность дозы [255, 306].

11.2. ПРОТОНОТЕРАПИЯ

В настоящее время растет интерес к использованию протонотерапии в лечении МБ. Она дает лучшие дозовое распределение и конформность облучения. Дозы облучения на здоровые ткани меньше при протонотерапии, что приводит к значительно меньшей нейротоксичности. St Clair [314] показал, что при протонотерапии на здоровые окружающие ткани попадают меньшие дозы облучения, особенно на сердце и внутреннее ухо, по сравнению с обычной радиотерапией и МРТ. Недавние исследования на эту тему были опубликованы Miralbell и соавт. [212], в которых было продемонстрировано значительное снижение дозы на тела позвонков и полное исключение облучения сердца и печени без снижения дозы на цель. Снижение дозы облучения тел позвонков ведет к снижению токсического влияния на костный мозг и улучшению показателя роста детей, что особенно важно в лечении детей младшего возраста и тех, кто получает высокодозную химиотерапию [362]. В другом исследовании было продемонстрировано снижение дозы облучения гемисфер мозга и глаз [211]. Таким образом, это открывает путь к снижению нейрофизиологических последствий облучения, особенно в возрастной группе 4-8 лет [205, 211].

11.3. ХИМИОТЕРАПИЯ

МБ является чувствительной к химиотерапии опухолью [13, 17]. У большинства больных химиотерапия используется как вспомогательный метод лечения, хотя у грудных детей она часто применяется для отсрочки ЛТ или в качестве неоадъювантного метода у пациентов высокого риска.

11.3.1. ГРУППА СТАНДАРТНОГО РИСКА

Роль адъювантной химиотерапии в лечении МБ стандартного риска изучалась в двух ранних рандомизированных исследованиях SIOP 1 и CCG 942. В исследовании SIOР1 [321] стандартное КСО проводилось у 286 больных, которые затем были рандомизированы на две группы: параллельное введение VCR и адъювантная терапия CCNU и VCR или без химиотерапии. 5-летняя ОВ составила 53% и 10-летняя ОВ - 45% без разницы между двумя группами [321]. В те же годы в аналогичном исследовании CCG 942 было получено статистически недостоверное увеличение 5-летней БРВ в группе с химиотерапией (59 и 50% соответственно), а 5-летняя ОВ в обеих группах составила 65% [95].

Несмотря на то что использование химиотерапии стало стандартной практикой, только в исследовании PNET 3 [326] была доказана статистически значимая роль химиотерапии. 197 пациентов были рандомизированы на группы больных, получавших и не получавших химиотерапию до облучения. 5-летняя БРВ составила 74% в группе с химиотерапией и 60% в группе получавших только ЛТ [326]. Тем не менее ОВ не различалась по группам (см. табл. 11.1).

Роль преили постлучевой химиотерапии была проанализирована в немецком протоколе HIT'91 (см. табл. 11.1) [174]. В этом протоколе сравнивались две группы пациентов, получавших CCNU, цисплатин и VCR до и после ЛТ. БРВ была достоверно выше в группе постлучевой химиотерапии (78 против 65% соответственно), к тому же у пациентов в группе долучевой химиотерапии наблюдалась значительно более высокая миелотоксичность и в связи с этим больше перерывов в ЛТ [174]. Анализ отдаленных результатов лечения пациентов в этой группе показал значительно лучшую ОВ в группе с постлучевой химиотерапией [348]. Для больных с М0 стадией 10-летняя ОВ в группе с постлучевой химиотерапией составила 91 против 62% в группе больных с долучевой химиотерапией, а в группе с М1 стадией - 70 против 34%.

В период с 1996 по 2001 г. в исследование ACNS 9961 был включен 421 ребенок с локализованной МБ без признаков остаточной опухоли более 1,5 см2 и диссеминирования по оболочкам спинного мозга. Всем пациентам, которые соответствовали критериям программы, в послеоперационном периоде проводились ЛТ в объеме КСО в суммарной очаговой дозе (СОД) 23,4 Гр с параллельной химиотерапией VCR (1,5 мг/м2) один раз в неделю и локальная ЛТ на область ЗЧЯ в СОД до 54 Гр. После курса ЛТ пациенты были разделены на две группы в зависимости от режима ПХТ. Адъювантная химиотерапия проводилась в двух режимах: первая группа - VCR, CCNU и цисплатин, вторая - VCR, циклофосфамид (Циклофосфан) и цисплатин. По результатам, опубликованным в Journal of Clinical Oncology, 5-летняя БСВ в обеих группах независимо от режима ПХТ была одинаковой и составила 81%.

Также авторами проведен анализ БСВ в группе пациентов, которые были исключены из основной когорты больных; уровень 5-летней БСВ в группе пациентов с остаточной опухолью составил 75%, а в группе с лептоменингеальным распространением - 36% [240]. Исходя из результатов проведенного исследования был сделан вывод, что проведение КСО в сниженных дозах (23,4 Гр) с последующим проведением интенсивной ПХТ не ухудшает показатели выживаемости у детей с локализованными МБ.

Известен еще целый ряд протоколов, доказывающих роль химиотерапии в лечении МБ: SFOP M7 (1985-1988), CCG 921 (1986-1992), POG 9961 (1996-2000), SJMB 96 (1996-2003) (табл. 11.2).

В настоящее время лучевая терапия в объеме КСО в СОД 23,4 Гр с локальным облучением на область (ЗЧЯ) до СОД 54 Гр с последующей полихимиотерапией является стандартным подходом в лечении МБ среднего риска и позволяет добиться хорошей 5-летней выживаемости у пациентов с локализованными формами МБ.

В последние годы ведутся исследования, направленные как на снижение дозы и объема проводимой ЛТ в группе пациентов среднего риска с целью уменьшить вероятность развития отдаленных нейрокогнитивных осложнений, так и на полный отказ от химиотерапии.

Недавно опубликованы результаты крупного мультицентрового исследования, в котором была модифицирована схема ЛТ: всем пациентам проводилось КСО с СОД 23,4 Гр, облучение ЗЧЯ проводилось в режиме конформной ЛТ до СОД 36 Гр и облучение на ложе опухоли до 54 Гр. Последующая адъювантная ПХТ включала в себя высокодозный циклофосфамид (Циклофосфан), VCR и цисплатин с поддержкой периферическими стволовыми клетками крови [206]. В исследование были включены 86 детей с локализованной и тотально удаленной МБ. Согласно данным, опубликованным в 2008 г., 5-летняя БСВ в этой группе больных составила 83 ± 5,3%. Выводом, который можно сделать из опубликованных результатов, является то, что уменьшение дозы ЛТ до 36 Гр на область ЗЧЯ не повлияло на уровень выживаемости при условии проведения интенсивной ПХТ после курса ЛТ. Важно отметить, что СОД на ЗЧЯ уменьшена на 13%, а такие отделы головного мозга, как лобные доли, гипоталамус и внутреннее ухо, подвергаются меньшему воздействию ЛТ.

Таблица 11.2. Сравнительная характеристика программ терапии медуллобластомы среднего риска у детей старше 3 лет
Название программы Схема терапии Уровень выживаемости

SFOP M7 protocol

1985-1988

Boufett et al.

European Journal of Cancer. 1994. V. 30. P. 1478-1483

2 курса ПХТ «8 in 1»

[метилпреднизолон, VCR, CCNU, прокарбазин, гидроксимочевинаρ цисплатин, цитарабин (Цитозар) и циклофосфамид (Циклофосфан)]

+ 2 курса HDMTX 12 г/м2

+ ЛТ

7-летняя БРВ - 72%

CCG 921

1986-1992

Paul M. Zeltzer at al. Journal of Clinical Oncology. 1999. V. 17. P. 832-845

ЛТ + 8 курсов ПХТ (VCR/CCNU/ преднизолон)

5-летняя БСВ - 70%

POG 9961

1996-2000

Roger J. Packer at al. Journal of Clinical Oncology. 2006. V. 24. P. 4202-4208

Режим А: ЛТ + ПХТ (CCNU/ цисплатин/VCR)

Режим В: ЛТ + ПХТ [циклофосфамид (Циклофосфан) / цисплатин / VCR]

Режим А: 5-летняя БСВ - 82%

Режим В: 5-летняя БСВ - 80%

SJMB 96

1996-2003 Amar Gajjar et al. Lancet Oncology. 2006. V. 7. P. 813-820

ЛТ + 4 курса ПХТ

[VCR / цисплатин / высоко-дозный циклофосфамид (Циклофосфан)]

4000 мг/м2

5-летняя БСВ - 83%

Несмотря на то что использование химиотерапии в группе стандартного риска является общепризнанным, в последнее время проводятся попытки отказа от химиотерапии путем изменения режима облучения. Недавно были опубликованы результаты использования гиперфракционированной радиотерапии в комбинации с уменьшением объема облучения ЗЧЯ, что продемонстрировало результаты, аналогичные стандартному протоколу лечения [278]. Группой SFOP было выдвинуто предположение о том, что радиотерапия в режиме гиперфракционирования сможет дать увеличение биологически активной дозы на опухоль без увеличения токсичности на мозг, а уменьшение буста на ЗЧЯ приведет к уменьшению средней тотальной дозы на мозг. У 48 больных было проведено КСО в дозе 36 Гр по 2 раза в день, буст до 68 Гр на ложе удаленной опухоли. Результаты обнадеживающие - 6-летняя БРВ и ОВ 75 и 78% соответственно. Очень важно, что у этих больных значительно меньше ежегодно снижается уровень IQ (2 против 4,3) по сравнению со стандартным протоколом [278].

Вместе с тем в недавних исследованиях гиперфракционированная радиотерапия в дозе 36 Гр на краниоспинальную ось и 60 Гр на ЗЧЯ 2 раза в день не выявили преимуществ перед традиционной схемой [182].

Учитывая исследования биологии МБ, будущие протоколы будут включать в стратификацию молекулярные маркеры. Европейское исследование МБ стандартного риска, начатое осенью 2014 г., ставит задачи выделения группы низкого риска, в которой будет проводиться менее интенсивная химиотерапия (более короткая и содержащая ототоксический цисплатин в меньших дозах) и ЛТ в дозе до 18 Гр на краниоспинальную ось (с бустом на ЗЧЯ) у больных с WNT МБ. В то же время планируется интенсификация терапии путем дополнения карбоплатина как радиосенсибилизатора для МБ стандартной группы риска. Задачей исследования является уточнение тех параметров послеоперационного лечения, которые могут быть изменены в группе WNT МБ без снижения уровня выживаемости.

11.3.2. ГРУППА ВЫСОКОГО РИСКА

За последние десятилетия отдаленная выживаемость у больных с высокой группой риска увеличилась с 20-40 до 60-70% [328, 348, 364]. Тем не менее прогноз для МБ высокой группы риска до сих пор остается неудовлетворительным и отдаленные осложнения полностью не изучены.

Анализ результатов лечения пациентов высокой группы риска в исследованиях SIOP 1 и CCG 942 выявил необходимость проведения химиотерапии. Таким образом, усилия были сконцентрированы на определении правильной последовательности лечебных мероприятий и наиболее эффективной комбинации лекарственных препаратов. Первые данные, полученные в протоколе HIT?91, показали, что 3-летняя БРВ значительно выше при начале лечения с ЛТ [31, 174]. Тем не менее эта разница нивелировалась в оценке долгосрочных результатов [61]. Последовательность методов лечения также исследовалась в протоколе POG 9031, в котором пациенты рандомизировались в группы пре- и постлучевой химиотерапии, разница по результатам 2-летней БРВ не получена (табл. 11.3) [322].

Современные исследования сфокусированы на улучшении прогноза в этой группе больных путем интенсификации радио- и химиотерапевтических режимов. Gandola и соавт. опубликовали результаты лечения серии больных с метастатической МБ, у которых проводилась долучевая химиотерапия с последующей гиперфракционированной акселерированной радиотерапией (HART) [109]. Химиотерапия состояла из метотрексата, этопозида, циклофосфамида и карбоплатина в течение 3 мес. HART проводилась в дозе 39 Гр на краниоспинальную ось (2 раза в день по 1,3 Гр) и буст на ЗЧЯ до 60 Гр (2 раза в день по 1,5 Гр). Пациенты с персистирующими метастазами после HART получали 2 курса высокодозной химиотерапии с поддержкой периферическими стволовыми клетками крови. 5-летняя БРВ и ОВ по сравнению с другими протоколами оказалась выше и составила 72 и 73% соответственно.

Также впечатляющи результаты недавнего исследования GPOH MET-HIT 2000-AB4 trial (http://ClinicalTrials.gov/NCT00303810) для больных с метастатическими МБ в возрасте от 4 до 21 года (123 человека) с 5-БРВ и ОВ 60 и 70% соответственно. В данном исследовании использовался режим неоадъювантной химиотерапии с последующей гиперфракционированной краниоспинальной радиотерапией и поддерживающей химиотерапией.

Менее оптимистичны данные исследования, в котором проводилась долучевая химиотерапия с последующей высокодозной гиперфракционированной краниоспинальной ЛТ [31]. Химиотерапия состояла из 5 альтернирующих месячных циклов цисплатина, циклофосфамида, этопозида, VCR и карбоплатина, этопозида с последующей гиперфракционированной кранио-спинальной ЛТ в 40 Гр с бустом на ложе опухоли в 72 Гр (2 раза в день по 1 Гр). Тем не менее результаты оказались разочаровывающими - 5-БРВ и 5-ОВ 43 и 52% соответственно, что соотносится с исторической контрольной группой.

Во II фазе COG исследования было показано: добавление карбоплатина к радиотерапии в дозе 36 Гр в качестве радиосенсибилизатора с последующей поддерживающей химиотерапией является допустимым, что приводит к уровню выживаемости БРВ и ОВ 66 и 80% соответственно [157].

Наилучшие достоверные результаты при МБ группы высокого риска опубликованы исследовательской группой клиники St. Jude при использовании протокола SJMB 96. В это исследование были включены 134 ребенка с первичной МБ, пациенты были разделены на две группы риска согласно стандартным критериям (остаточная опухоль, гистологический тип и метастазы). Всем пациентам на первом этапе проводился курс риск-адаптированной ЛТ (для среднего риска КСО 23,4 Гр с локальным облучением на ЗЧЯ до 54 Гр, для высокого риска КСО 36 Гр с локальным облучением на ЗЧЯ до 54 Гр). После ЛТ все пациенты получали одинаковую ПХТ - 4 курса ПХТ с поддержкой аутопериферическими стволовыми клетками крови. Согласно опубликованным данным, 5-летняя БСВ в группе пациентов среднего риска составила более 83%, в группе пациентов высокого риска - 70%. Также отдельно приведена 5-летняя БСВ в группе пациентов с наличием метастатического поражения оболочек ЦНС (n =42), которая составила 66% [104].

Во всех последних исследованиях, в которых были получены хорошие результаты, использовалось КСО в дозе 36-40 Гр с бустом на ЗЧЯ и на солидные метастазы; это говорит о том, что отсутствует возможность для снижения доз ЛТ до выявления новых прогностических факторов.

Ясно, что в настоящее время отсутствует стандартная схема химиотерапии, даже несмотря на то, что есть общее понимание эффективности химиотерапии у этих больных. Текущее COG исследование подчеркивает роль карбоплатина в качестве радиосенсибилизатора, а также эффект retinoic acid в двойном слепом исследовании. Будущее исследование SIOP должно ответить на вопрос о значимости гиперфракционированной акселерированной (hard) радиотерапии, а также о роли высокодозной химиотерапии. В настоящее время также ведется протокол Head Start III, в который включены дети младше 10 лет с высокой группой риска. Кроме этого, вскоре в этой группе больных будут исследованы методы таргетной терапии, особенно в прогностически неблагоприятных подгруппах.

По нашим данным, 5-летняя ОВ при использовании протокола М-2000 составляет 82% (рис. 11.2), 5-летняя БРВ - 75% (рис. 11.3). Медиана выживаемости - 61±26 мес.

В протоколе МГДН-МБ-2008 получены аналогичные данные: 79 и 68% соответственно (рис. 11.4).

Таблица 11.3. Исследования протоколов лечения медуллобластом высокой группы риска у детей старше 3 лет
Исследование Годы проведения Количество пациентов Предлучевая химиотерапия × количество циклов КСО[6] (Гр) Постлучевая химиотерапия × количетво циклов БРВ Комментарии

CCG 942

1976-1981

-

+

VCR, CCNU, преднизолон

46% (5-БРВ)

-

+

-

0% (5-БРВ)

Неэффективность только ЛТ в группе высокого риска

SFOP M7 protocol

1985-1988

2 курса ПХТ «8 in 1» [метилпреднизолон, VCR, CCNU, прокарбазин, гидроксимочевина, цисплатин, цитарабин (Цитозар) и циклофосфамид (Циклофосфан)] + 2 курса HD MTX 12 г/м[7] + ЛТ

43% (7-БРВ)

-

CCG 921

1986-1992

-

+

(VCR/CCNU/преднизолон) × 8

40% (5-БРВ)

-

POG 90312 [322]

1990-1996

114

CDDP/VP 16 x 3

40

CPM/VCR × 8

78% (2-БРВ)

Ответ на химиотерапию коррелирует с исходом

112

-

40

CDDP/VP 16 × 3, затем CPM/VCR × 8

80% (2-БРВ)

HIT?91 [174]

1991-1997

403

-

35,2 + еженедельно VCR

CCNU/CDDP/VCR × 8

30% (3-БРВ)

3-БРВ для группы М1 - 65%, М2, 3 - 30%

IFOS / CDDP / HD MTX / VP 16 / ARAC x 2

35,2

CCNU/CBDCA/VCR × 8, если неполная ремиссия или прогрессия

30% (3-БРВ)

SJMB 96[8] [104]

1996-2003

48

36-39,6

4 курса ПХТ [VCR / цисплатин / высокодозный циклофосфамид (Циклофосфан) 4000 мг/м2]

70% (5-БРВ)

54% составлял классический тип

HD MTX - high-dose methotrexate; CDDP - cisplatin; CBDCA - carboplatine; CPM - cyclophosphamide; IFOS - ifosfamide; VP - 16 etoposide; ARAC - cytarabine; TPT - topotecan.

pic 0133
Рис. 11.2. Общая выживаемость при медуллобластомах: 82%
pic 0134
Рис. 11.3. Безрецидивная выживаемость при медуллобластомах: 75%
pic 0135
Рис. 11.4. Общая (а) и безрецидивная (б) выживаемость детей, оперированных по поводу медуллобластомы в 2007-2012 гг., в возрасте старше 3 лет. Протокол МГДН-МБ-2008

Влияние варианта химиотерапии на выживаемость больных

В нашем исследовании пациенты проходили лечение по протоколу М-2000, который стал использоваться в 2000 г. и включал, помимо удаления МБ, проведение лучевой и химиотерапии. Протокол явился синтезом существовавших на то время лучших международных протоколов лечения МБ: SJMB 96, CCG 9892, HIT?96.

В нашем исследовании было проведено сравнение двух режимов химиотерапии - цикловой и поддерживающей.

Цикловая терапия является более интенсивной, но краткосрочной, направленной на уничтожение популяции опухолевых клеток. В то же время поддерживающая химиотерапия являлась более длительной, но умеренно низкодозной, направленной на поддержание цитостатического фона с целью не только ликвидации резидуального патологического клеточного пула, но и профилактики появления новых опухолевых клеток.

Принципиальной разницы в выживаемости в зависимости от вида химиотерапии выявлено не было (5-летняя БРВ составила 80 и 74%, p =0,45). Тем не менее был получен очень важный вывод, показывающий, что после поддерживающей химиотерапии значительно чаще развивается гипогонадизм как у юношей (42 vs 0%), так и у девушек (60 vs 38%).

pic 0136
Рис. 11.5. Зависимость безрецидивной выживаемости от химиотерапевтического рукава протокола М-2000: поддерживающая vs цикловая химиотерапия (Log rank test p =0,45)

Результаты в зависимости от группы риска

Как уже указывалось, в стандартную группу риска входят пациенты с радикально удаленной опухолью или размерами остаточной опухоли не более 1,5 см2, отсутствием опухолевых клеток в ликворе и метастазов. 5-летняя БРВ у пациентов стандартной группы риска составила 94% (рис. 11.6).

В высокую группу риска входят пациенты, размеры остаточной опухоли у которых составляли более 1,5 см2 в максимальном сечении и/или имелись данные о наличии опухолевых клеток в ликворе и/или имелись метастазы. 5-летняя БРВ у пациентов с высокой группой риска составляет 62% (см. рис. 11.6).

Таким образом, ОВ и БРВ были достоверно выше в группе стандартного риска (p =0,0186 и 0,0012).

При подсчете 5-летней БРВ по протоколу МГДН-МБ-2008 были получены аналогичные результаты: в группе стандартного риска (AR) 5-летняя БРВ составила 78,6±11%, тогда как в группе высокого риска этот показатель составляет 53,0±17,9% (рис. 11.7). В связи с достаточно маленьким количеством пациентов в каждой группе говорить о достоверности результатов нельзя (p =0,39), но также очевиден более благоприятный исход у детей из группы среднего риска.

Таким образом, распределение больных на группы риска имеет принципиальное значение для определения прогноза заболевания и выработки дифференцированной тактики лечения.

Стандартом комбинированного лечения медуллобластом является максимально возможное микрохирургическое удаление опухоли, краниоспинальное облучение (в дозе 36 Гр) с бустом на область ЗЧЯ (до 55 Гр) и химиотерапия, которые дают до 82% общей и 75% безрецидивной выживаемости.

pic 0137
Рис. 11.6. Зависимость безрецидивной выживаемости от группы риска. Group 1 - стандартный риск, Group 2 - высокий риск. Протокол М-2000 (Log rank test p =0,0012)
pic 0138
Рис. 11.7. Зависимость безрецидивной выживаемости от группы риска: синяя линия - стандартный риск, зеленая линия - высокий риск. Протокол МГДН-МБ-2008

11.4. ТАРГЕТНАЯ ТЕРАПИЯ

Много надежд возлагается на приближающуюся эру таргетной терапии [59, 266, 289, 360].

Пациенты с МБ группы WNT имеют наиболее благоприятные результаты, следовательно, в текущих протоколах лечения МБ данной группы стараются минимизировать дозы ЛТ и стандартной химиотерапии и внедрить новые методы лечения, которые нацелены на онкогенные механизмы. Northcott и соавт. (2012) предложили использовать панобиностат (неселективный ингибитор гистондезацетилазы), поскольку считается, что нарушение ремоделирования хроматина играет решающую роль в патогенезе МБ группы WNT [33, 162]. Также обсуждается ряд других потенциальных ингибиторов пути WNT [33].

Большинство усилий сосредоточено на разработке и оценке эффективности ингибиторов SHH. Опухоли в группе SHH связаны с мутациями в генах PTCH, SMO или SUFU. Аномальная активация сигнального пути SHH приводит к увеличению пролиферации клеток и связана, в частности, с развитием МБ, где активирующие или инактивирующие мутации в генах, которые регулируют SHH-пути, были идентифицированы приблизительно в 30% опухолей. GDC-0449 (висмодегиб, Genentech) был первым антагонистом рецептора SHH, протестированным у больных с МБ [289]. Он показал эффективность лечения пациентов с МБ группы SHH [281]. Другим соединением является LDE225 (эрисмодегибρ, Novaгtis), который также протестирован в клинических испытаниях. Оба препарата показали активность у детей и взрослых с рецидивирующей МБ. II фаза исследования GDC-0449 продолжается у детей с рецидивирующей или резистентной МБ с активацией SHH сигнального пути. Впечатляющие результаты применения SHH ингибиторов у единичных пациентов стимулировали переход к III фазе клинических исследований [34, 207, 229, 288]. Фаза III испытания LDE225 была недавно открыта для пациентов с МБ с активацией SHH-пути. Основной целью последнего исследования является сравнение эффективности LDE225 (эрисмодегибρ, Novaгtis) с темозоломидом у пациентов с рецидивом после стандартной терапии, в том числе КСО без темозоломида. У этого исследования также будет два рукава исследования: один из них для детей в возрасте менее 6 лет, которые не получили ЛТ при первоначальном лечении, второй рукав для взрослых и детей, ранее получивших КСО с темозоломидом. В исследовании SJMB 12 (clinicaltrials. gov идентификатор NCT01878617) в настоящее время проспективно оценивается лечение пациентов с МБ группы SHH с молекулярным и клиническим низким, стандартным и высоким риском, а также поддерживающая терапия висмодегибом после химиотерапии у детей старше 12 лет. Тем не менее на животных моделях выявлена задержка роста в результате воздействия таргетных препаратов, в частности IGFR1-P13, что необходимо сопоставить с аналогичными осложнениями при традиционных методах лечения [127].

Молекулярный патогенез 3-й и 4-й групп МБ до сих пор плохо изучен. В настоящее время предпринимаются усилия для разработки точных мышиных моделей этих молекулярных подгрупп. Мутации в ряде генов, включающих ремоделирование хроматина, выявляются в 28,5% опухолей группы 3. Изменения количества копий таргетных генов в сигнальном пути трансформирующего фактора роста-β выявляется в 20% опухолей группы 3 [227, 230]. Группа Wechsler-Reya показала, что комбинации ингибиторов HDAC и PI3K являются перспективными в моделях МБ 3-й группы [259].

Помимо вышеописанных препаратов, в настоящее время идут исследования II-III фаз таких терапевтических агентов, как бевацизумаб (ингибитор фактора роста эндотелия сосудов), типифарнибρ (ингибитор фарнезилтрансферазы, ингибирует RAS-киназу), дабрафениб (ингибитор мутации BRAF V600) [71, 151, 293].

11.5. РЕЦИДИВЫ МЕДУЛЛОБЛАСТОМ

Несмотря на современные методы комплексного лечения МБ, примерно 35-40% детей рецидивируют. Большинство рецидивов происходит в первые два года после окончания лечения. Наиболее часто развиваются диссеминированные рецидивы с поражением оболочек спинного и головного мозга. Локализованные встречаются реже [52, 84].

Результаты исследований по протоколам HIT'88/'89 2 и SIOP I и II показали, что локализация опухоли при рецидиве у 60% пациентов совпадала с первичной. Отдифференцировать рецидив опухоли от постлучевого некроза возможно при помощи МРТ-спектроскопии, позитронно-эмиссионной томографии, SPECT [200].

Прогноз при рецидивировании МБ после проведенного интенсивного лечения крайне неблагоприятный. По данным, представленным группой английских и американских исследователей, в группе детей с рецидивами МБ и примитивных нейроэктодермальных опухолей, которым проводилась высокодозная химиотерапия с использованием тиотепы 900 мг/м2 и карбоплатина в двух последовательных режимах, 5-летняя БСВ составила 8,7%. Такой режим высокодозной химиотерапии был выбран с целью уменьшить степень токсичности, которая развивается при использовании этих химиопрепаратов одновременно [262].

Рецидив МБ в группе больных, не получавших ЛТ (маленькие дети), может быть успешно лечен с помощью ЛТ [35, 293], в то время как рецидив у больных, получавших ЛТ в качестве первичного лечения, ведет к значительно худшему прогнозу (ОВ 5%) [364].

Было предложено множество различных схем, включающих высокодозную химиотерапию (с или без поддержки аутологичными периферическими стволовыми клетками), метрономную низкодозную химиотерапию, темозоломид, бевацизумаб, иринотекан и др. [90, 262]. При этом непосредственный ответ опухоли на лечение был выявлен у значительной части больных, но отдаленный результат остается неудовлетворительным.

У некоторых больных с рецидивами без метастазов хороший результат может быть получен с помощью мультимодальной терапии, включающей повторную операцию и повторное локальное облучение [38, 299].

Глава 12. ОТДАЛЕННЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Несмотря на то что в последние десятилетия растет выживаемость пациентов с МБ, нарастает озабоченность по поводу отдаленных последствий их лечения. Значительная часть осложнений связана либо с разрушением ткани мозга непосредственно опухолью или сопутствующей гидроцефалией, либо в результате хирургического лечения, облучения и химиотерапии.

Отдаленные осложнения комплексного лечения включают когнитивные нарушения [219, 278], неврологический дефицит, вызванный ростом опухоли или хирургическим вмешательством [102, 236, 265], эндокринологические нарушения, связанные с облучением гипоталамо-гипофизарной оси [недостаточность гормона роста (ГР), преждевременное половое развитие (ППР) или задержка полового развития, гипотиреоз, гипокортицизм] [102, 145], диэнцефальные нарушения (ожирение и др.), сенсорная тугоухость вследствие радиотерапии и ототоксической химиотерапии [182, 240], образование вторичных опухолей (наиболее часты злокачественные глиомы и менингиомы, вызванные облучением или химиотерапией) [102, 245], синдром мойя-мойя [334] и др.

12.1. НЕВРОЛОГИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

В целом хирургия ЗЧЯ имеет хорошие результаты в современную эпоху, серьезные неврологические осложнения составляют 5-10% [334]. В тех случаях, когда операция по удалению МБ проводится хирургами-экспертами в области детской нейрохирургии, в подавляющем большинстве случаев возможно тотальное удаление опухоли без появления тяжелых неврологических осложнений, что было подтверждено на 3-м уровне доказательности [29].

Вместе с тем, по данным Института Кюри, неврологические нарушения различной степени выраженности в отдаленном периоде все же наблюдаются у 71% пациентов [102] (у 60% - атаксия, у 40% пациентов - проблемы с почерком, у 25% - недостаточность черепных нервов).

12.1.1. БЛИЖАЙШИЙ ПОСЛЕОПЕРАЦИОННЫЙ ПЕРИОД

Наиболее существенными (влияющими на качество жизни) неврологическими нарушениями в дооперационном периоде являются мозжечковые нарушения (атаксия, нарушения статики и походки), недостаточность черепно-мозговых нервов (бульбарной группы, VII нерва и др.) и гипертензионная симптоматика (рис. 12.1, а).

Гипертензионная симптоматика регрессирует практически у всех больных сразу же после операции и поэтому в данном разделе нами не рассматривается.

В течение первых 2 нед после операции наблюдается регресс симптомов, выявленных до операции, и появление новых (см. рис. 12.1, б).

pic 0139
Рис. 12.1. Динамика неврологической симптоматики после операции по нашим данным: a - типичный неврологический статус ребенка с медуллобластомой до операции; б - динамика неврологического статуса в первые 2 нед после операции. Виден регресс симптомов, выявленных до операции, и появление новых ; в - изменения в неврологическом статусе в катамнезе. Симптомы, отмечавшиеся до операции, почти полностью регрессировали, а появившиеся в результате хирургического вмешательства - остались

По нашим данным, мозжечковые нарушения в виде атаксии и шаткости походки до операции наблюдаются у подавляющего количества пациентов - 89%. После операции шаткость походки регрессирует у 10% пациентов, однако еще у 5% больных мозжечковые нарушения появляются de novo.

Бульбарные нарушения в виде поперхивания или ослабления глоточного рефлекса, имеющиеся до операции у 25% больных, в послеоперационном периоде быстро регрессируют (до 6%), вероятно, за счет декомпрессии ствола мозга. Появляются бульбарные симптомы вследствие операции только у 2% больных (в квалифицированных руках!).

У 11% больных до операции выявляется недостаточность VII нерва. После операции она регрессирует практически у всех больных (вероятно, также в результате декомпрессии ствола), однако у 8% появляется впервые (за счет травмы дна IV желудочка).

Пирамидная недостаточность после операции развивается у 22% детей. До операции данная симптоматика ни у одного пациента не отмечалась. Как правило, грубая пирамидная симптоматика сочетается с другими симптомами поражения ствола мозга: появлением недостаточности VII нерва, нарастанием или появлением бульбарной симптоматики, эписиндромом.

У единичных пациентов в послеоперационном периоде возникают эпиприступы (в виде фокальных судорожных припадков или комплексных парциальных эпиприступов).

Практически у четверти больных (24%) появляется мутизм (см. раздел 12.2).

12.1.2. ОТДАЛЕННЫЙ ПЕРИОД

В отдаленном периоде неврологическая картина претерпевает дальнейшие изменения (см. рис. 12.1, в). Выраженность явлений атаксии несколько сокращается, однако нарушения статики, походки и дискоординация (в том числе в виде нарушения почерка) надолго сохраняются практически у всех больных.

Бульбарные нарушения, отмечаемые до операции, практически полностью исчезают у всех больных, однако у тех пациентов, у которых они появились после операции, остаются без динамики. Парез VII нерва также регрессирует у всех больных, за исключением тех, у кого он возник после хирургического вмешательства. Пирамидная симптоматика сокращается, однако не исчезает полностью (с 25 до 8% больных). Явления мутизма регрессируют у подавляющего числа больных (с 25 до 5% больных).

Таким образом, на практике имеется две группы больных.

  • Первая группа - больные, у которых в клинической картине до операции выявляются гидроцефалия, атаксия, бульбарные нарушения, недостаточность VII нерва. Все эти симптомы, за исключением атаксии, в значительной мере регрессируют после операции, вероятно, в результате ликвидации объемного эффекта и декомпрессии мозговых структур (ствола, мозжечка, черепно-мозговых нервов), и окончательно регрессируют в отдаленном периоде.

  • Вторая группа - больные, у которых произошло нарастание симптоматики в результате операции. Эти больные представляют собой единую группу больных (около 20%) с тяжелым течением послеоперационного периода, и симптоматика у них регрессирует значительно медленнее. Так, бульбарные нарушения и недостаточность VII нерва остаются без динамики у всех больных, пирамидные нарушения отмечаются у 1/3 пациентов.

Таким образом, в отдаленном периоде регрессирует симптоматика, имевшаяся у больного в дооперационном периоде (вызванная опухолью), в то же время симптоматика, появившаяся у ребенка после операции (и вызванная действиями хирурга), регрессирует значительно медленнее.

Обращает на себя внимание появление неврологической симптоматики у ряда больных (5%) в послеоперационном периоде, не связанное с рецидивом опухоли и метастазированием: бульбарные нарушения, парез VII нерва, пирамидные нарушения, эпиприступы. Это может быть связано с нейротоксическим эффектом лучевой и химиотерапии.

В послеоперационном периоде наблюдается быстрый регресс неврологической симптоматики (стволовой и гипертензионной), имевшейся у больного до операции (вызванной опухолью), в то время как нарушения, появившиеся у ребенка после операции (и вызванные действиями хирурга), остаются в течение многих лет.

12.2. МУТИЗМ

Среди неврологических осложнений мутизм заслуживает особого внимания, так как он поражает до 1/4 пациентов и является единственным осложнением, которое, по меткому выражению J.C. Tonn, считается «чумой» детских нейрохирургов XXI в. [334].

Мозжечковый мутизм - состояние полного отсутствия или снижения речевой функции, которое не связано с афазией либо нарушением сознания, наступающее после оперативного вмешательства в области мозжечка [19, 273]. Описаны случаи мутизма, возникающие при травмах [103], дегенеративных болезнях [103], кровоизлияниях [26, 352], инфекциях субтенториальной области [340].

Мутизм встречается у 7-31% детей (21%, по нашим данным), перенесших операцию в области мозжечка, ствола мозга и IV желудочка [13, 130]. Отмечается преобладание у мальчиков в соотношении 2:1.

В анамнезе у ряда больных отмечается психоэмоциональное возбуждение, у многих - нарушение речевых функций.

Мутизм проявляется в виде отсутствия или снижения речевой активности и эмоциональной апатией. Мутизм не возникает сразу после операции, эти симптомы обычно появляются в течение 24-72 ч после операции (вплоть до 7-го послеоперационного дня).

Пациенты сначала становятся возбудимыми, а затем заторможенными [263, 280]. Наблюдается отсутствие или снижение речевой продукции, общение происходит при помощи мимики, жестов, иногда мычания, происходит снижение произвольной активности, отмечаются беспричинный плач, крик, эмоциональная лабильность, на болевые раздражители возникает реакция в виде плача, крика. У ребенка появляется страдальческое выражение лица, контакт с родителями ограничивается, нарушается сон. Необходимо подчеркнуть, что все эти симптомы возникают при отсутствии грубой неврологической (в том числе бульбарной) симптоматики.

Эти проявления могут частично регрессировать в течение нескольких дней или недель, но могут продолжаться в течение месяцев, и обычно связаны с длительными нейрокогнитивными нарушениями. Регресс мутизма наблюдается у 80% больных, однако в катамнезе могут наблюдаться остаточные явления: гипомимия, монотонность голоса, дизартрия и скандированная речь.

Чаще всего первыми восстанавливаются спонтанные эмоциональные реакции (плач, смех), затем единичные звуки, слова. К настоящему времени неизвестен ни анатомический базис, ни патофизиология мутизма, хотя имеется несколько теорий. В одной из них приводятся данные о роли повреждения дентато-таламокортикальных трактов. В настоящее время специального лечения мутизма не существует [172, 247, 280, 334].

12.2.1. ФАКТОРЫ РИСКА

Множество нейрохирургов пытались понять причины возникновения мутизма, но, как ни странно, оно до сих остается загадочным. Факторами риска его развития считают рассечение червя мозжечка при хирургическом доступе (Puget S., 2009) [265], размер опухоли более 5 см [62], инфильтрацию опухолью дна IV желудочка (Korah M.P., 2010), гистологический диагноз МБ [172]. Считается, что уменьшить риск возникновения мутизма может использование теловелярного доступа, который не связан с рассечением червя [130]. Среди других факторов описываются леворукость, локальное повреждение правого церебеллоталамокортикального тракта (Law N., 2012) [184] и ретикулярной формации (Massimino M., 2011) [200]. Однако ни одна из этих теорий не является доказанной [62, 130, 172, 184, 200, 247, 263, 265, 280, 334].

По нашему мнению, среди дооперационных факторов риска достоверно значимым является наличие гидроцефалии и поражения VII нерва, мутизм также встречается чаще у больных с поперхиванием при глотании и застоем на глазном дне (табл. 12.1).

Таблица 12.1. Влияние различных факторов риска на возникновение мутизма (собственные данные)
Факторы риска p-level[9]

Гидроцефалия

<0,01

Застой на глазном дне

0,08

Поражение VII нерва (да/нет)

<0,05

Поперхивание при глотании

>0,1

Локализация (IV/гемисфера, червь)

>0,1

Рассечение червя мозжечка (да/нет)

>0,1

Инфильтрация дна (да/нет)

>0,1

Коагуляция ветвей PICA (да/нет)

>0,1

Частичное/радикальное удаление

>0,1

Группа риска (высокая/стандартная)

>0,1

Наличие метастазов (да/нет)

<0,02

Молекулярно-генетический тип - группа (C+D/WNT+SSH)

0,009

Гистология - классический тип

<0,01

Не имеют значения пол, возраст, мозжечковая симптоматика, наличие рвоты, икоты. Нет разницы в частоте возникновения мутизма у больных с различной локализацией опухоли.

Среди интраоперационных факторов риска ни один не оказался значимым: рассечение червя мозжечка, доступ, радикальность удаления, гемодинамические нарушения и даже степень инфильтрации дна IV желудочка.

В то же время достоверно повышенный риск возникновения мутизма имеют больные с наличием метастазов, относящиеся к высокой группе риска, а также имеющие МБ классического типа и C-, D-молекулярно-генетических групп.

В целом складывается впечатление, что факторами риска возникновения мутизма являются наличие гидроцефалии и дооперационное поражение ствола головного мозга (поражение VII, IX, X, XII черепно-мозговых нервов). Второй фактор - наличие метастазов на момент операции. Такие больные попадают в высокую группу риска, а классический тип МБ и молекулярно-генетические группы C и D как раз склонны к повышенному метастазированию.

В настоящее время мутизм рассматривается как составная часть более широкого явления, называемого синдромом ЗЧЯ. Типичное «ядро» мутизма, описанное выше, имеет «продолжение» в виде нейропсихологических, лингвистических и моторных нарушений, выявляемых у этих больных (рис. 12.2).

pic 0140
Рис. 12.2. Синдром «задней черепной ямки», ядром которого является мутизм. Переведено автором с оригинала [130]

В последние годы все больше публикаций посвящено выявляемым в дооперационном периоде у больных с МБ речевым нарушениям (снижение спонтанной речевой продукции, свободного владения речью, аграмматизм и др.), которые могут быть предвестниками мутизма в послеоперационном периоде.

В литературе встречаются следующие рекомендации по минимизации риска возникновения мутизма: сохранять по возможности целостность арахноидальной оболочки в области ЗЧЯ; избегать использования ретракторов (во всяком случае, перманентной грубой ретракции); избегать повреждения nucleus dentatus.

12.3. НАРУШЕНИЕ ВЫСШИХ ПСИХИЧЕСКИХ ФУНКЦИЙ

Одной из главных у пациентов с МБ является проблема нарушений высших психических функций в результате комбинированного лечения [278]. Наиболее уязвимыми функциями являются скорость мышления, тонкая моторика, рабочая память и внимание [119, 248]. Со временем выраженность этих эффектов может нарастать [89], что неблагоприятно скажется на школьной успеваемости, возможности решения проблем в повседневной жизни, приведет к проблемам в самообслуживании и снижению качества жизни [94].

У детей IQ снижается на 3-4 пункта в год, что коррелирует с данными нейровизуализации [248]. Было обнаружено, что более значительное снижение уровня IQ наблюдается у тех детей, которые были выше по уровню перед началом лечения. Тем не менее даже у тех детей, у которых IQ не понизился со временем, выявлялись нарушения внимания и концентрации [278].

Дети, у которых выявляется снижение стандартизированных IQ уровней, теряют полученную информацию. Тем не менее они могут усваивать новую информацию, но медленнее по сравнению со сверстниками. Нарушение таких основных когнитивных функций, как память, внимание и скорость мышления, являются первичными в каскаде дальнейших отклонений [221, 248].

Кроме этого, у больных с МБ всегда имеются поведенческие и психологические нарушения, такие как неадекватное социальное поведение, тревога, депрессия, которые влияют на социальную адаптацию [256, 363].

Можно выделить ряд факторов, способствующих развитию нейрокогнитивных нарушений у детей.

12.3.1. ПОРАЖЕНИЕ МОЗЖЕЧКА

Давно известно, что неокортекс оказывает обширное и функционально разнообразное нисходящее влияние на мозжечок, но до недавнего времени считалось, что восходящее влияние мозжечка нацелено исключительно на моторную зону коры головного мозга [51, 269]. В соответствии с этими анатомическими представлениями функциональная роль мозжечка сводилась к регулированию координации движений. Последние исследования поколебали эту точку зрения [51]. В настоящее время стало известно, что мозжечок тесно соединен с корой головного мозга через хорошо миелинизированные тракты [269]. Исследования на приматах выявили наличие связей между мозжечком и обширными кортикальными зонами, включающими префронтальную и заднюю теменную ассоциативные зоны [318], что подтверждается данными МРТ, выполненными у людей [51, 134]. Методом DTI (diffusion tensor imaging based tractography) показано наличие связей между зубчатым ядром, основным источником восходящих влияний из мозжечка, префронтальной и теменной областями коры больших полушарий [269]. Постепенно накапливающиеся данные о немоторных функциях мозжечка позволяют предположить, что когнитивные нарушения, возникающие в результате повреждений мозжечка, могут возникать в результате нарушений церебелло-кортикальных связей [19, 210]. Подобно тому как мозжечок регулирует скорость, силу, ритм и точность движений, он регулирует скорость, последовательность и слаженность мышления [302].

По данным МРТ у пациентов после локального повреждения мозжечка вследствие удаления опухоли может выявляться уменьшение плотности серого вещества коры головного мозга [68], а также уменьшение фракционной анизотропии в определенных областях, коррелирующей со степенью когнитивных нарушений [222, 290, 312]. Такие изменения чаще всего возникают контралатерально по отношению к мозжечковым повреждениям, что соответствует анатомическим представлениям о перекресте проводящих путей. Кроме этого, было показано, что когнитивные функции наиболее тесно связаны с латеральными отделами гемисфер мозжечка [166] и нижним червем [298].

Появилось предположение [353], что мозжечок играет критическую роль в психомоторном развитии ребенка, и раннее повреждение мозжечка может приводить к нарушению в развитии соответствующих областей полушарий головного мозга - феномен, называемый developmental diaschisis. Выявлена связь между антенатальным повреждением мозжечка и уменьшенным объемом контралатеральной коры головного мозга [188], а отдаленные двигательные, когнитивные и психические последствия у пациентов коррелировали с объемами определенных областей коры головного мозга, определяемыми по данным МРТ [188].

Таким образом, нейрокогнитивные нарушения могут возникать в результате инфильтрации опухолью нормальной мозговой ткани, сдавления мозговых структур, травмы во время хирургического вмешательства.

Это подтверждается клиническими исследованиями у больных, перенесших операцию на мозжечке без проведения последующей лучевой и химиотерапии [290, 312]. Авторы отмечают появление апраксии, нарушений реципрокной координации, нарушений памяти, дефектов «пространственных функций», нарушения зрительного гнозиса, нарушения речи, коммуникативных способностей, управляющих функций, оптико-пространственных функций, организации и планирования поведения [246, 272].

12.3.2. ЛУЧЕВАЯ ТЕРАПИЯ

Наиболее выраженные когнитивные нарушения у детей с опухолями мозга связаны с проведением ЛТ. Пациенты, получавшие краниоспинальную ЛТ, в значительно большей мере испытывают проблемы в школьном обучении, чем другие дети с опухолями головного мозга. Худший результат умственного развития связан с большими дозами ЛТ и большим объемом облучения головного мозга, а также с более ранним возрастом начала ЛТ. Негативный эффект ЛТ начинает сказываться спустя год после окончания лечения и нарастает со временем. Выявлено, что у больных младшего возраста происходит моментальное снижение IQ, которое продолжается со временем, в то время как у более старших детей снижение уровня IQ начинается спустя 2 года после ЛТ [156, 219].

В Институте нейрохирургии для оценки отдаленных результатов лечения детей используется нейропсихологическое исследование с системой количественных оценок [10]. 0 баллов соответствует такому выполнению задания, которое характерно для здоровых детей данной возрастной группы. 1 балл выставляется при мягко выраженных дефицитах, в тех случаях, когда существующие затруднения могут быть преодолены без специальной коррекционной помощи. 2 балла - это оценка, характерная для серьезных когнитивных нарушений, не позволяющих ребенку самостоятельно выполнить задание. Такому ребенку требуются помощь и поддержка психолога, а преодолеть существующие когнитивные дефициты можно лишь в ходе специальных коррекционных упражнений. 3 балла - это максимальная степень выраженности нарушений данного процесса. Такая оценка свидетельствует об отчетливом очаговом поражении головного мозга и, как правило, полной невозможности выполнения данного класса заданий. Общее основание оценок позволяет вычислять средний интегративный показатель, характеризующий состояние психических функций данного больного в целом. Он подсчитывается как среднее арифметическое всех выполненных ребенком проб и соответственно изменяется от 0 (отсутствие нарушений) до 3 баллов (максимальная степень выраженности дефектов психической сферы). Для каждого задания существуют нормативная база, полученная в результате апробации методики на здоровых детях, и система правил, регламентирующих выставление той или иной оценки при разных вариантах выполнения каждого задания. Оценки меняются от 0,0 до 3,0 с шагом в 1/10 балла. Также дети и родители отвечают на вопросы анкеты, касающиеся качества жизни и особенностей социализации ребенка. Уточняются форма обучения (надомная, надомная с посещением школы, занятия в классе по щадящему индивидуальному режиму, занятия в классе на общих условиях), сформированность навыков самообслуживания, круг общения ребенка.

Дефекты психической сферы выявляются в той или иной степени выраженности у всех больных (100%). Нарушения праксиса встречаются в 90% случаев, нарушения зрительного гнозиса - в 60%, нарушение конструктивной деятельности встречается в 58% случаев, нарушение речи - в 50%, снижение памяти - у 50% детей, нарушение мышления - у 46%, снижение внимания - у 45%, снижение активности - у 30% (рис. 12.3).

Чем меньше возраст ребенка на момент начала комбинированного лечения, тем в большей степени в последующем снижаются высшие психические функции (рис. 12.4). Однако критичным является возраст 6 лет.

По степени выраженности когнитивных нарушений больных с МБ можно разделить на две группы. В первую группу входят дети, у которых ЛТ начинается в возрасте старше 6 лет, - это дети с легкими нарушениями, имеющие незначительные когнитивные дефекты, практически не препятствующие ни овладению программой средней общеобразовательной школы, ни полноценному общению со сверстниками (рис. 12.5).

Во вторую группу попадают больные, у которых ЛТ начинается в возрасте младше 6 лет, - дети с инвалидизирующими когнитивными дефектами в сочетании с резко ограниченными возможностями социализации. Особенно страдают внимание (p =0,02), речь (р =0,02), мышление (р =0,03) (табл. 12.2).

pic 0141
Рис. 12.3. Частота встречаемости когнитивных нарушений у больных с медуллобластомами после комбинированного лечения
pic 0142
Рис. 12.4. Влияние возраста ребенка к моменту начала лечения на выраженность нарушений высших психических функций. Корреляционный анализ показывает, что чем меньше возраст ребенка на момент начала комбинированного лечения, тем в большей степени нарушаются высшие психические функции
pic 0143
Рис. 12.5. Средние значения выраженности когнитивных дефектов в двух группах больных с медуллобластомами. Группа 1 - больные с началом лучевой терапии позже 6 лет, группа 2 - раньше 6 лет
Таблица 12.2. Достоверность нарушения различных высших психических функций при начале лучевой терапии в возрасте младше 6 лет (Mann-Whitney U Test)
Высшие психические функции р

Общие показатели

0,007

Внимание

0,02

Мышление

0,03

Память

0,07

Речь

0,02

Конструктивная деятельность

0,12

Зрительный гнозис

0,32

Праксис

0,23

Таким образом, поражение мозга, вызванное самой опухолью, лучевой и химиотерапией, затормаживает физиологическое развитие структур и функций головного мозга, что ведет к нарушению способности к развитию новых навыков, а это, в свою очередь, нарушает когнитивное развитие [222]. В исторической серии Chin (1984) о влиянии возраста в момент начала лечения на отдаленные нейрокогнитивные последствия у детей с МБ, получавших после операции только ЛТ, выявилось, что дети до 7 лет имели серьезные проблемы в обучении, тогда как у детей старше 8 лет не было никаких серьезных интеллектуальных дефектов, нарушений речи, чтения или письма, и они учились наравне со сверстниками в школе [66].

Основным негативным фактором, влияющим на психическое развитие ребенка, является лучевая терапия. Чем меньше возраст ребенка на момент начала комбинированного лечения, тем в большей степени нарушаются высшие психические функции.

12.3.3. ГИДРОЦЕФАЛИЯ

Опухоли ЗЧЯ, мозжечка и ствола мозга могут вызывать окклюзионную гидроцефалию на уровне IV желудочка и повышение внутричерепного давления, что оказывает прямое токсическое влияние на перивентрикулярное белое вещество из-за сниженной перфузии и отека [144, 301, 361]. Это оказывает общее воздействие на головной мозг и вызывает неспецифические когнитивные нарушения, которые добавляются к функциональным нарушениям, специфичным для поражения структур ЗЧЯ [140].

12.3.4. ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЕ И ДВИГАТЕЛЬНЫЕ НАРУШЕНИЯ

Подобный дефицит оказывает крайне негативное влияние на процесс обучения и естественное развитие умственных способностей [248].

Наличие таких негативных факторов, как неврологические нарушения, менингит, инфекции, повторные операции, достоверно коррелируют с дефицитом IQ после лечения. При регрессионном анализе наличие неблагоприятных факторов было статистически значимым (отношение шансов 11,53; 95% доверительный интервал, 1,65-116,58; p =0,009). Таким образом, исследование нейрокогнитивных последствий лечения для детей с МБ должны включать в себя анализ послеоперационного неврологического дефицита [163].

Учитывая комплексность и вариабельность этих нарушений, больному должна осуществляться комплексная реабилитация, включающая занятия с логопедом, трудотерапию, физиотерапию, психотерапию и специальные образовательные программы. Необходимо регулярное исследование когнитивного развития и успеваемости таких детей, так как эти проблемы могут возникнуть в отдаленном периоде.

В последнее время нарастает количество исследований, направленных на компенсацию нейропсихологических нарушений. Примерами могут служить фармакотерапия [71], когнитивные реабилитационные программы в госпиталях - программы внутрибольничной нейропсихологической реабилитации [60], домашнее компьютеризированное обучение [141] и лечебная физкультура [75].

12.4. ЭНДОКРИНОЛОГИЧЕСКИЕ НАРУШЕНИЯ

По данным различных авторов, эндокринные нарушения выявляются у 52-100% выживших больных [102, 122, 183]. Высокая частота гормональных расстройств, а также возможность коррекции современной медикаментозной терапией делает их диагностику особенно актуальной. Ни локальное воздействие опухоли, ни операция по ее удалению не приводят к эндокринным расстройствам, они обусловлены последующей лучевой и химиотерапией.

Существующие методики облучения включают в себя КСО и буст, полностью охватывающий объем ЗЧЯ. Так как диэнцефальная область локализуется в непосредственной близости от ЗЧЯ (у ее верхнепереднего края), на нее приходится значительная часть дозы облучения. Использование конформного [54], в том числе протонного, облучения ЗЧЯ [314] позволяет снизить дозы на гипоталамус и гипофиз, что ведет к снижению отдаленных последствий облучения.

Облучение гипоталамуса приводит к развитию гипопитуитаризма, спинальное облучение и ПХТ - к первичному поражению щитовидной железы и гонад [145].

Наиболее чувствительной к повреждающему воздействию краниального облучения является функция ГР, за которой выпадают тиреотропная и гонадотропная, в последнюю очередь развивается дефицит адренокортикотропного гормона [176, 308]. Степень гипопитуитаризма зависит от нескольких факторов: дозы облучения, времени после ЛТ, а также возраста пациента на момент терапии. Облучение в дозе 18-24 Гр вызывает нейросекреторную дисфункцию ГР, более 30 Гр - изолированную недостаточность ГР, при дозе более 40-50 Гр развивается множественная недостаточность гормонов передней доли гипофиза [176, 191]. Несахарный диабет вследствие ЛТ, как правило, не развивается. Дети более чувствительны к ЛТ, чем взрослые [309]. Гипоталамус является более радиочувствительным, чем гипофиз, при дозах менее 50 Гр именно там развивается повреждение (чаще всего изолированный дефицит ГР), более высокие дозы приводят к непосредственному поражению передней доли гипофиза и быстрому развитию пангипопитуитаризма.

pic 0144
Рис. 12.6. Патогенез эндокринных нарушений при медуллобластомах

Лучевое поражение гипоталамуса является следствием прямого повреждения нейронов [78], однако, помимо прямого поражения клеточных ядер, определенную роль играют сосудистые нарушения, что объясняет развитие отсроченных эндокринных нарушений [190]. Нарастание эндокринных нарушений спустя годы после облучения (по данным литературы, до 10 лет) [118] обусловливает необходимость наблюдения пациентов эндокринологом длительное время после завершения терапии [190] (рис. 12.6).

12.4.1. НАРУШЕНИЯ ПРОЦЕССОВ РОСТА

Патогенез

Снижение скорости роста и низкий конечный рост - хорошо известное отдаленное последствие лечения краниального и КСО. Одной из основных причин нарушения роста является дефицит ГР. Недостаточность ГР наблюдается у 40-97% выживших с МБ [101, 102, 183, 336].

Помимо дефицита ГР, который компенсируется заместительной терапией препаратами ГР, выраженное негативное влияние на конечный рост больных оказывает КСО, вызывающее деструкцию ростовых пластин в позвонках [303]. По данным Shalet и соавт., спинальное облучение в дозе от 27 до 35 Гр приводит к потере 9 см конечного роста, если лечение проводилось в 3 года, 7 см - при облучении в 5 лет и 5,5 см - при облучении в 10-летнем возрасте.

Другими эндокринными факторами, ухудшающими ростовой прогноз, являются недостаточность гормонов щитовидной железы и раннее половое созревание, приводящее к преждевременному закрытию ростовых зон. Наконец, к замедлению роста у онкологических больных приводят и негормональные факторы - интенсивная химиотерапия (особенно в поддерживающем режиме) и нарушения питания в процессе лечения [233].

Хотя в целом считается, что ПХТ не вызывает гипопитуитаризма, было показано, что некоторые режимы могут увеличивать вероятность развития дефицита гормонов гипофиза, в частности, интратекальное введение мета-трексата может вызвать недостаточность ГР у необлучавшихся детей [135]. Кроме этого, применение препаратов карбоплатина, хорошо проникающего через гематоэнцефалический барьер, также может приводить к недостаточности ГР [284].

Помимо дефицита ГР, по некоторым данным, химиотерапия может нарушать синтез инсулиноподобного фактора роста-1 в печени и непосредственно влиять на рост костей [74].

Клинические проявления

Клинически дефицит ГР обычно начинает проявляться через 1-2 года после окончания терапии и проявляется в первую очередь снижением темпов роста.

Конечный рост детей с МБ, не получавших ГР, по данным литературы, составляет около -2,9 коэффициента стандартного отклонения (standard deviation score - SDS) (около 145 см для девочек и 155 см для мальчиков) [168], но и на фоне терапии конечный рост, по данным международной базы KIGS, составляет -1,9 SDS [270].

Вторым негативным моментом является отставание роста верхнего сегмента тела от нижнего. По нашим данным [11], через год после операции у детей отмечается незначительное отставание в росте от сверстников, замедляются темпы роста, появляются первые признаки диспропорционального развития туловища. Дефицит ГР выявляется у 58% больных. Среднее значение SDS роста составляет -0,06, среднее значение SDS верхнего сегмента тела -0,65, а скорость роста 2,54 см в год.

В дальнейшем увеличивается частота дефицита ГР, нарастает отставание в росте от сверстников, особенно выраженным становится отставание роста верхнего сегмента тела от нижнего (рис. 12.7). На момент последнего осмотра в катамнезе дефицит ГР выявляется уже у 98% больных, среднее значение SDS роста снизилось до -1,4, а среднее значение SDS верхнего сегмента тела - до 2,58 (табл. 12.3).

Таблица 12.3. Анализ средних значений антропометрических показателей на момент последнего осмотра эндокринолога
Показатель Через 1 год после операции Через 5 лет после операции

Дефицит ГР

58%

98%

SDS роста

-0,06

-1,4

SDS верхнего сегмента тела

-0,65

-2,58

Скорость роста

2,54 см/год

2,84 см/год

Таким образом, у пациентов после комплексного лечения МБ выявляется существенная задержка роста. При анализе выявляется, что SDS верхнего сегмента тела значительно отстает от показателей SDS роста. Таким образом, рост пациентов происходит непропорционально, с отставанием верхнего сегмента тела от нижнего (рис. 12.7).

pic 0145
Рис. 12.7. Нарушение роста с непропорциональным отставанием верхнего сегмента тела от нижнего. Сопоставление коэффициента стандартного отклонения роста и верхнего сегмента тела на момент последнего осмотра эндокринолога

Это обусловливает важность своевременной диагностики и терапии соматотропной недостаточности у детей с МБ. Значительно улучшить ростовой прогноз позволят также протоколы со сниженной дозой спинального облучения [359].

12.4.2. ПАТОЛОГИЯ ЩИТОВИДНОЙ ЖЕЛЕЗЫ

Патогенез

Нарушение функции щитовидной железы при ЛТ возникает у 6-65% пациентов [34, 102, 183] через 2-5 лет после окончания ЛТ [224]. Наиболее часто развивается гипофункция щитовидной железы. У ряда пациентов может возникнуть изолированный центральный гипотиреоз в результате краниального облучения, несколько чаще развивается первичный гипотиреоз в результате спинального облучения и возможного влияния химиотерапии [285]. По данным литературы, частота первичного гипотиреоза после лечения МБ может составлять 28-83% [66, 193, 257]. Снижение дозы КСО, а также режим гипо-фракционирования по сравнению с обычным режимом может уменьшить риск развития патологии щитовидной железы [66, 275].

Клинические проявления

Клинически гипотиреоз может проявляться повышенной утомляемостью, вялостью, сонливостью, прибавкой массы тела, зябкостью, сухостью кожи и волос, ломкостью и выпадением волос, отечностью, брадикардией, запорами. В литературе описываются также нарушения памяти, ухудшение мыслительных процессов и часто депрессивное настроение больных [174].

В наших наблюдениях гипотиреоз через 1 год после начала лечения был выявлен у 37% больных (табл. 12.4).

Таблица 12.4. Нарушения эндокринных функций через 1 год и 5 лет после операции
Эндокринные нарушения Через 1 год после операции, % Через 5 лет после операции, %

Гипотиреоз

37

86

Гиnокортицизм

5

38

Гипогонадизм

21

59

В отдаленном периоде наблюдения гипотиреоз был выявлен уже у значительно большего числа больных - 86% (табл. 12.4). У двух пациентов был диагностирован изолированный центральный гипотиреоз, в остальных случаях - смешанный гипотиреоз. Таким образом, у 1/3 больных гипотиреоз выявляется уже к концу проведения комбинированной терапии, а в дальнейшем он быстро нарастает, выявляясь уже у подавляющего числа пациентов.

Облучение области щитовидной железы также увеличивает риск развития доброкачественных аденом [275] и рака щитовидной железы и реже - гипертиреоза Грейвса [47, 154, 155]. Симптомы гипертиреоза включают в себя непереносимость тепла, тахикардию, низкую массу тела, эмоциональную лабильность, гиперфагию и мышечную слабость.

12.4.3. ПОЛОВЫЕ НАРУШЕНИЯ

Половые нарушения у детей могут включать в себя ППР, задержку полового развития и гипогонадизм. Прогноз зависит от возраста на момент лечения, сочетания лучевой и химиотерапии, доз радиотерапии. Половые нарушения могут быть выявлены через год после окончания радиотерапии.

Преждевременное половое развитие

По данным различных исследований, у детей после краниального облучения пубертат наступает на 0,5-1,5 года раньше, чем в здоровой популяции [181, 232, 350].

ППР определяется как развитие вторичных половых признаков до возраста 8 лет у девочек и 9 лет у мальчиков в сочетании с быстрым ускорением роста. При дозах облучения 18-24 Гр ППР развивается в основном у девочек [85, 267], дозы более 24 Гр могут вызвать ППР у обоих полов [338]. Ранний или преждевременный пубертат развивается, как правило, на фоне дефицита ГР, что приводит к низкому конечному росту. Эти нарушения должны активно выявляться врачами, так как родители пациентов обращаются к специалистам, как правило, когда терапия уже неэффективна.

Гипогонадизм

Патогенез

Помимо ППР, краниальное облучение может приводить к задержке пубертата и центральному гипогонадизму. Парадоксально, но у пациентов с ППР в дальнейшем в результате отсроченного воздействия ЛТ может развиться гипогонадизм. Пороговой дозой развития гипогонадизма является 35-40 Гр [72], хотя некоторые указывают и 50 Гр [218]. По данным литературы, частота гипогонадизма после КСО МБ составляет 30-60% [145].

Спинальное облучение и ПХТ вызывают непосредственное поражение гонад, которое различается в зависимости от пола. У девочек для продукции половых гормонов необходимы ооциты, поэтому на фоне лечения страдает как фертильность, так и продукция половых стероидов. Пациентки, получавшие лечение в более молодом возрасте, менее чувствительны к ЛТ благодаря достаточному количеству фолликулов [296, 351].

При дозах ЛТ 5 Гр и более непосредственно на область яичников часто развивается их полная недостаточность, при дозе 4 Гр она развивается у 30% молодых женщин и у всех женщин в возрасте 40 лет, доза 2 Гр приводит к гибеле половины фолликулов [311]. Однако даже при сохранной половой функции у пациенток, получавших лучевую и химиотерапию, высок риск бесплодия и ранней менопаузы.

У мальчиков с МБ, в отличие от девочек, яички не попадают в зону облучения, а клетки Сертоли более чувствительны к воздействию химиопрепаратов, чем клетки Лейдига [165, 251], поэтому в ряде случаев развивается изолированное нарушение сперматогенеза. Наиболее гонадотоксичными для обоих полов являются алкилирующие агенты [циклофосфамид (Циклофосфан), прокарбазин, бусульфан, мелфалан], препараты платины и тяжелых металлов. В целом пубертатные тестикулы более чувствительны к повреждающему действию лечения, чем допубертатные и взрослые гонады.

Клинические проявления

Задержка полового развития может быть констатирована, если вторичные половые признаки не развиваются в возрасте 14 лет для мальчиков и 13 лет для девочек.

По нашим данным, у девочек с МБ в основном отмечается первичный гипогонадизм, проявляющийся отсутствием или замедлением прогрессирования полового созревания при костном возрасте не менее 12 лет, уменьшенными размерами матки и яичников на УЗИ, низким уровнем половых стероидов, повышением уровня лютеинизирующего и фолликулостимулирующего гормона (более 40 ед./л), аменореей или олигоменореей. У мальчиков гипогонадизм выявлялся в виде изолированного поражения герминативного эпителия, проявляющегося повышением уровня фолликулостимулирующего гормона более 15 ед./л, сниженным объемом тестикул (менее 12 мл при стадии пубертата по Таннеру не ниже 3), снижением уровня ингибина В ниже 80 пмоль/л.

По нашим данным, через год после начала комбинированной терапии гипогонадизм возникает у 21% детей, из них у 50% девочек, 0% мальчиков [11].

В отдаленном периоде у больных после комплексного лечения по поводу МБ гипогонадизм выявляется уже у 59% детей пубертатного возраста. При этом гендерная диспропорция сохраняется, но выражена слабее: у девочек несколько чаще, чем у мальчиков, - 67 и 55% соответственно (см. табл. 12.4).

12.4.4. НЕДОСТАТОЧНОСТЬ АДРЕНОКОРТИКОТРОПНОГО ГОРМОНА

Патогенез

В результате ЛТ может развиться недостаточность адренокортикотропного гормона, проявляющаяся дефицитом кортизола и андрогенов надпочечников. Это наиболее редкое, но и наиболее опасное осложнение краниального облучения. Минералокортикоидная функция, как правило, не страдает, однако натрий сыворотки может быть незначительно снижен за счет непрямого воздействия кортизола на почечный клиренс свободной воды [286].

Клинические проявления и диагностика

Симптомы недостаточности адренокортикотропного гормона могут включать в себя задержку адренархе, слабость, утомляемость, медленное выздоровление после инфекций, плохой аппетит и снижение массы тела, тошноту, рвоту, склонность к гипотензии и гипогликемии. Во время интеркуррентных заболеваний может развиться адреналовый криз.

Ранее считалось, что частота недостаточности адренокортикотропного гормона, в отличие от дефицита ГР и вторичного гипотиреоза у детей после ЛТ опухолей мозга, достаточно невысока и составляет 4-6% [45, 193, 313]; по другим данным, надпочечниковая недостаточность после лечения МБ составляет 24-38% [101, 183].

Выявлено, что гипокортицизм может развиваться спустя много лет после завершения терапии, поэтому утренний уровень кортизола нужно исследовать у таких больных ежегодно в течение 15 лет после окончания терапии [224, 335]. Однако следует помнить, что нормальный уровень утреннего кортизола не всегда свидетельствует о сохранной надпочечниковой функции, поэтому в сомнительных случаях показано проведение стимуляционных тестов.

По нашим данным [11], в первый год ремиссии гипокортицизм практически не выявляется (5% больных), однако в дальнейшем он появляется уже у 38% больных (см. табл. 12.4).

12.4.5. УВЕЛИЧЕНИЕ МАССЫ ТЕЛА, ДИСЛИПИДЕМИЯ, МЕТАБОЛИЧЕСКИЙ СИНДРОМ

На фоне лечения и в первое время после его завершения у многих больных масса тела может быть снижена, однако затем у части пациентов развивается избыточная масса тела или ожирение. При опухолях мозга, в том числе и МБ, одним из факторов риска прибавки массы является лучевое повреждение вентромедиального отдела гипоталамуса, приводящее к нарушениям секреции инсулина, грелина и лептина [197].

Развитию ожирения также способствуют назначаемые многим больным с опухолями мозга глюкокортикоиды в высоких дозах, некомпенсированный дефицит ГР, гипотиреоз, гипогонадизм, снижение физической активности. Помимо избыточной массы, у больных с МБ выявляются другие признаки метаболического синдрома - абдоминальное ожирение, снижение липопротеидов низкой плотности, увеличение индекса инсулинорезистентности HOMA [307].

Краниальное облучение, тяжелые металлы карбоплатин и цисплатин могут вызывать дислипидемию; по нашим данным, дислипидемия выявляется у поло вины больных [15].

К факторам риска ожирения у лиц, получивших в детстве лечение по поводу различных опухолей головного мозга, относится в том числе и возраст: у пациентов, получивших лечение в младшем возрасте, нарастание индекса массы тела выше, чем у детей старшего возраста [15, 197].

Ожирение и дислипидемия тесно связаны с сердечно-сосудистым риском. По данным J.G. Gurney и cоавт., у лиц, получавших в детстве лечение по поводу различных опухолей мозга, относительный риск развития инсульта в 42,8 раза выше, чем в популяции, тромбоза - в 5,7 раза [132]. Поэтому в катамнезе необходимо измерять АД и индекс массы тела.

Изменение режимов планирования облучения может снизить риск поражения гипоталамуса.

По нашим данным, среднее значение SDS индекса массы тела для пациентов, обследованных в 1 год, составило -1,56. Среднее значение SDS индекса массы тела для всех обследованных в отдаленном катамнезе составило -0,65 [11].

Таким образом, сразу после окончания лучевой и химиотерапии (через 1 год после операции) отмечается значительное снижение массы тела. При обследовании через 5 лет отмечается увеличение массы тела детей, и в среднем показатели массы тела нормализуются (рис. 12.8).

pic 0146
Рис. 12.8. Коэффициент стандартного отклонения индекса массы тела через 1 год и 5 лет после опера ции

12.4.6. ГИПЕРПРОЛАКТИНЕМИЯ

Частой находкой после облучения является гиперпролактинемия, которая может быть связана с воздействием на гипоталамо-гипофизарную ось или с первичным гипотиреозом. Она встречается во всех возрастных группах без разницы по гендерным признакам, но чаще наблюдается у девочек старшего возраста [78]. Обычно гиперпролактинемия возникает не раньше, чем через 2 года после облучения.

Клинические проявления гиперпролактинемии включают олиго- или аменорею с отсутствием овуляции и фертильности. У юношей проявляется снижением либидо и сексуальной потенции с прогрессирующим гипогонадизмом. Галакторея встречается редко. В некоторых случаях наблюдается спонтанный регресс гиперпролактинемии к 5-му году после ЛТ. Тем не менее в ряде случаев требуется стандартная терапия агонистами допамина (бромокриптин 1,25-5 мг в день или каберголин 0,25-1 мг в неделю per os) [200].

12.4.7. ОСТЕОПОРОЗ, ОСТЕОПЕНИЯ

Лечение всех злокачественных новообразований, в том числе и МБ, в детстве также связано с повышенным риском развития остеопороза [3]. Основными этиологическими факторами снижения минеральной плотности костной ткани являются некомпенсированный дефицит ГР и половых стероидов, применение ПХТ и глюкокортикоидов, снижение физической активности, непосредственное воздействие облучения на позвоночник при КСО. Точный механизм радиационно-индуцированной остеопении неизвестен. Однако есть данные, что это не связано с пониженным уровнем гонадотропного гормона [34].

12.4.8. ЭНДОКРИННЫЕ НАРУШЕНИЯ В ЗАВИСИМОСТИ ОТ СХЕМЫ ХИМИОТЕРАПИИ

Протокол комплексного лечения, проводившийся у наших больных, включал в себя рандомизацию больных на две ветви химиотерапии - цикловую, в которой проводилось 4 цикла химиотерапии в течение 6 мес, и поддерживающую, включающую 8 циклов химиотерапии в течение 12 мес. Для сравнительной оценки токсичности этих вариантов химиотерапии были проанализированы эндокринные нарушения в каждой из этих двух групп больных.

У больных, лечившихся по протоколу, включавшему цикловую химиотерапию, у 96% выявлялась соматотропная недостаточность, у 76% - гипотиреоз, у 42% - гипокортицизм, у 32% развился гипогонадизм (из числа больных, достигших пубертатного возраста): у 29% девочек и 33% мальчиков.

У больных, лечившихся по протоколу, включавшему поддерживающую химиотерапию, у всех (100%) в отдаленном периоде определялась соматотропная недостаточность, у 90% - гипотиреоз, у 26% - гипокортицизм, у 88% развился гипогонадизм (у 88% девочек и у 88% мальчиков) (табл. 12.5).

Полученные данные показывают, что обе ветви химиотерапевтического протокола имеют примерно одинаковую эндокринную токсичность, за исключением состояния половых функций. При проведении поддерживающей химиотерапии частота возникновения гипогонадизма достоверно (p =0,0024) выше, чем при проведении цикловой химиотерапии (88 vs 32%), и проявляется он значительно чаще у девочек.

12.4.9. АЛГОРИТМ НАБЛЮДЕНИЯ ПАЦИЕНТОВ

Эндокринологическое обследование должно включать в себя антропометрию с расчетом SDS роста, SDS верхнего сегмента тела, SDS индекса массы тела, скорости роста, оценку полового созревания по Таннеру, УЗИ щитовидной железы. По показаниям также проводится УЗИ малого таза (девочки), органов мошонки (мальчики). Показатели SDS рассчитываются по формуле:

SDS = (х-х1)/стандартное отклонение,

где х - результат измерения у данного больного; х1 - средний нормативный показатель для данного возраста. Для оценки биологического возраста показано определение костного возраста (рентген кистей рук).

Таблица 12.5. Сравнение эндокринологических нарушений для разных методов химиотерапии

Эндокринные нарушения

Количество пациентов, %

Цикловая химиотерапия

Поддерживающая химиотерапия

Дефицит ГР

96

100

Гипотиреоз

76

90

Гипокортицизм

42

26

Гипогонадизм

Девочки

32

29

88

88

Мальчики

33

Гормональное исследование должно включать определение уровней тиреотропного гормона, свободного тироксина, кортизола, пролактина, лютеинизирующего гормона, фолликулостимулирующего гормона, половых стероидов (эстрадиола, тестостерона, свободного тестостерона), инсулино-подобного фактора роста-1. В ряде случаев для оценки репродуктивного потенциала показано определение уровней ингибина В и антимюллерова гормона в крови, исследование спермограммы у юношей. Для оценки функции ГР и надпочечников проводятся стимуляционные тесты с инсулиновой гипогликемией и глюкагоном, также функцию ГР можно оценить с помощью теста с клонидином. В отдельных случаях при подозрении на центральный гипогонадизм проводятся стимуляционные тесты с гонадолиберином [174].

Исследование проводится каждые 6 мес до момента достижения конечного роста или половой зрелости, затем 1 раз в год (табл. 12.6).

Терапия гормоном роста

При снижении скорости роста до 25-го перцентиля (в среднем 4 см в год и ниже) или росте ниже 10-го перцентиля необходимо оценить функцию ГР. Обычно для подтверждения диагноза проводят стимуляционные тесты с клонидином и/или инсулиновой гипогликемией. У взрослых пациентов широко используется тест с глюкагоном. Выброс ГР ниже 10 нг/мл в ответ на стимуляцию подтверждает диагноз соматотропной недостаточности [248]. Если больной получал краниальное облучение в дозе более 30 Гр, вероятность развития дефицита ГР очень высока. В таком случае для решения вопроса о заместительной терапии ГР достаточно темпов роста ниже 25-го перцентиля и низкого (субнормального) уровня инсулиноподобного фактора роста-1. Если доза облучения на диэнцефальную область составила 30 Гр и менее, тогда при снижении скорости роста для подтверждения диагноза дефицита ГР необходимо проведение стимуляционных тестов. По мнению некоторых авторов, у больных, получавших краниальное облучение, низкие темпы роста могут быть показанием к заместительной терапии ГР даже при адекватном ответе на стимуляционных тестах, так как это может быть обусловлено нейросекреторной дисфункцией [27].

Таблица 12.6. Алгоритм наблюдения пациентов, получавших лечение медуллобластомы
Показатель До лечения Через 6 мес после лечения и далее 1 раз в полгода Через 6 мес после лечения и далее 1 раз в год

Антропометрия с определением роста, массы тела, скорости роста, расчета SDS роста и индекса массы тела, при избыточной массе - окружность талии и бедер

+

+

Определение стадии полового созревания по Таннеру, измерение объема тестикул

+

+

Базальный уровень тиреотропного гормона, свободного тироксина, инсулиноподобного фактора роста-1, кортизола, пролактина, лютеинизирующего гормона, фолликулостимулирующего гормона, тестостерона, эстрадиола

+

+

Биохимический анализ крови (глюкоза, печеночные пробы, липидный спектр, кальций, фосфор, щелочная фосфатаза)

+

+

Костный возраст

+

УЗИ щитовидной железы

+

УЗИ малого таза (девочки)

+

УЗИ органов мошонки (мальчики)

По показаниям

Денситометрия

+

Проба на секрецию ГР

По показаниям

Проба с люлиберином

По показаниям

Тесты для оценки надпочечниковой функции

По показаниям

ГР у детей с опухолями мозга применяется уже более 30 лет. Улучшение ростового прогноза имеет важное значение для больных, получавших лечение злокачественных новообразований в детстве, и так испытывающих серьезные психологические проблемы. За последние десятилетия в мире отмечается тенденция назначать терапию ГР большему количеству больных и в более ранние сроки [32]. Это является следствием многочисленных исследований, показывающих, что терапия ГР не увеличивает риск рецидива опухоли [238, 310].

В то же время обсуждается вопрос об увеличении риска развития вторичных опухолей на фоне лечения ГР, который и так повышен после ЛТ и ПХТ [238]. Даже на фоне заместительной терапии ГР, по данным литературы, конечный рост больных с МБ достаточно низок: -1,9 стандартных отклонения [270].

В настоящее время, по данным многочисленных исследований, не выявлено влияния заместительной терапии на увеличение частоты рецидивов опухоли, поэтому, по мнению большинства экспертов, лечение может начинаться через 1-2 года после завершения онкологического лечения при отсутствии признаков рецидива [224, 248]. Средняя продолжительность терапии составляет 4 года (от 1 до 11 лет) [72]. Обычно применяются дозы 0,08-0,1 ЕД/кг массы тела в сутки (0,2 мг/кг в неделю). В ряде исследований показано, что применение более высоких доз у детей, получавших ПХТ и КСО 0,12 ЕД/кг в сутки (0,3-0,35 мг/кг в неделю), позволяет достичь лучших темпов роста и лучших показателей конечного роста [35]. В ходе терапии необходим контроль уровня инсулиноподобного фактора роста-1 (при возможности также белка, связывающего инсулиноподобный фактор роста-3) в крови. Терапия считается наиболее безопасной при уровне инсулиноподобного фактора роста-1 на фоне лечения не выше +2 стандартных отклонений, а белка, связывающего инсулиноподобный фактор роста-3, не ниже -2 стандартных отклонений [69].

Терапия патологии щитовидной железы

Рутинный мониторинг функции щитовидной железы включает в себя определение базальных уровней тиреотропного гормона, свободного трийодтиронина и свободного тироксина, а также УЗИ. Наличие сниженного тироксина на фоне нормального или низкого тиреотропного гормона предполагает вторичный гипотиреоз, на фоне повышенного тиреотропного гормона - первичный гипотиреоз или сочетание первичного и вторичного поражения щитовидной железы. При повышенном тиреотропном гормоне, а также пониженном тироксине в сочетании с нормальным тиреотропным гормоном необходима терапия левотироксином натрия (L-Тироксином). Так как в большинстве случаев первичный гипотиреоз сочетается со вторичным, оптимальной дозой левотироксина натрия (L-Тироксина) является доза, на фоне применения которой уровень свободного тироксина находится в верхней половине нормальных значений. Как правило, доза левотироксина натрия (L-Тироксина) составляет 50-150 мкг/м2 в сутки [45]. Заместительная терапия левотироксином натрия (L-Тироксином) также достоверно снижает риск развития вторичных новообразований щитовидной железы [218].

Назначение аналогов гонадолиберина

Лечение ППР заключается в назначении депо-формы аналогов гонадолиберина. В ряде исследований показано, что назначение ГР в сочетании с аналогами гонадолиберина не только при преждевременном, но и при раннем половом созревании у больных с опухолями мозга позволяет увеличить длительность терапии ГР и улучшает показатели конечного роста [24]. У больных, получавших только краниальное облучение, подключение аналогов гонадолиберина дает значительно большую прибавку конечного роста по сравнению с больными, получавшими КСО (+18,0 и +3,2 см соответственно).

Коррекция недостаточности гонад

Перед началом лучевой и химиотерапии врачи обязаны предупредить о недостаточности гонад пациентов (их родителей) с возможной консультацией у специалистов по репродуктивной медицине [236]. С целью снижения риска поражения яичников в ряде стран применяется орфопексия перед облучением, большое значение уделяется планированию спинального облучения (IMRT, протонотерапия). Широко применяется замораживание спермы и яйцеклеток у пациентов пубертатного и постпубертатного возраста. Однако в нашей стране вопросу замораживания не только яйцеклеток, но и даже спермы уделяется крайне мало внимания. Более сложными технически являются транспозиция и криопрезервация ооцитов или овариальной ткани [23]. В литературе есть единичные сообщения о родах здоровых детей от женщин, перенесших реимплантацию криозамороженной яичниковой ткани после химиотерапии по поводу болезни Ходжкина и неходжкинской лим фомы [204].

Следует помнить, что вопросы сохранения фертильности необходимо ставить до начала адъювантной терапии. В целом для улучшения эндокринных функций имеет очень важное значение выделение группы стандартного и низкого риска, в которых применяются сниженные дозы КСО.

При достижении костного возраста мальчиками 13-14 лет, девочками 11-12 лет и отсутствии признаков полового созревания вероятно наличие гипогонадизма. Если вступление в пубертат произошло до лечения заболевания, то при недостаточности гонад отсутствуют признаки прогрессирования полового созревания. Уровень гонадотропинов может быть в норме, снижен (при вторичной недостаточности гонад), а также повышен (при первичной или третичной недостаточности гонад). При недостаточности гонад после достижения оптимальных ростовых показателей назначаются половые стероиды. Заместительная терапия гипогонадизма у девочек включает прием пероральных или трансдермальных препаратов эстрогенов в дозе 1-3 мг 1 раз в день с последующей циклической терапией эстрогенами и гестагенами. Мальчикам для коррекции гипогонадизма вводятся препараты тестостерона и/или хорионического гонадотропина.

Надпочечниковая недостаточность

Всем пациентам, получавшим в детстве лечение МБ, необходимо периодически исследовать уровень кортизола натощак рано утром, так как краниальное облучение может приводить к дефициту адренокортикотропного гормона. При базальном уровне кортизола ниже 130 нмоль/л диагностируется надпочечниковая недостаточность, при уровне выше 450 нмоль/л функция надпочечников считается сохранной. В сомнительных случаях, а также при появлении клинических симптомов (слабость, утомляемость, задержка/отсутствие адренархе, медленное выздоровление после инфекций, ухудшение аппетита и снижение массы тела, тошнота, рвота, склонность к гипотензии и гипогликемии) проводятся стимуляционные тесты; «золотым стандартом» диагностики является тест с инсулиновой гипогликемией. Уровень кортизола менее 500 нмоль/л на фоне гипогликемии считается диагностическим критерием. При невозможности выполнения теста с инсулином (например, при эпиприступах) возможно проведение теста с глюкагоном. Обе пробы позволяют также оценить функцию ГР, однако следует учитывать, что хотя данные обоих тестов высоко коррелируют между собой, на пробе с глюкагоном возможно получение ложноположительных результатов [42].

Длительное применение глюкокортикоидов в высоких дозах также может привести к транзиторному угнетению надпочечниковой функции, регрессирующему в среднем через 8 нед после отмены.

Заместительная терапия проводится препаратами гидрокортизона из расчета 5-15 мг/м2 поверхности тела. Как правило, лечение назначается в постоянном режиме при наличии клинических симптомов, в остальных случаях терапия проводится на фоне стресса (в том числе инфекционного) [271]. Помимо этого, постоянную терапию гидрокортизоном, как правило, получают пациенты на фоне заместительной терапии препаратами ГР.

Гиперпролактинемия

Гиперпролактинемия, как правило, не требует терапии. Однако в некоторых случаях (избыточная масса тела, снижение половой функции, нарушения фертильности) требуется стандартная терапия агонистами допамина (бромокриптин, 1,25-5 мг/день, или каберголин 0,25-1 мг в неделю per os) [154].

Остеопения/остеопороз

Спустя 2 года после завершения комбинированного лечения необходимо исследовать костную плотность с помощью DEXA или количественной КТ. В случае подозрения на остеопороз (снижение костной плотности по Z-критерию более чем на 2,5 стандартных отклонения) больного необходимо направить к специалисту [174]. Учитывая, что у пациентов с опухолями ЗЧЯ нарушены статика и координация в сочетании с остеопорозом, такие пациенты подвержены риску множественных переломов. В связи с этим необходимы введение препаратов кальция, витамина D и оптимизация гормональной заместительной терапии [134].

Метаболический синдром

Каждые 2 года у пациентов с ожирением, а также каждые 5 лет у больных с нормальной массой тела необходимо измерять уровень глюкозы, инсулин плазмы и липидный профиль. Необходимо также отслеживать другие сопутствующие нарушения, такие как дислипидемия, гипертензия, инсулинорезистентность, нарушение толерантности к углеводам, сахарный диабет [154]. Большое значение имеют рекомендации по правильному питанию и физической нагрузке, психологическая поддержка. Больные с инсулинорезистентностью могут симптоматически принимать препараты метформина.

Эндокринные нарушения в отдаленном периоде выявляются практически у всех больных в результате проведения лучевой и химиотерапии. Практически все гормональные нарушения могут быть быть компенсированы с помощью заместительной терапии.

12.4.10. ПОДВЕДЕМ ИТОГИ

Таким образом, у пациентов после комплексного лечения по поводу МБ ЗЧЯ развивается целый ряд эндокринных нарушений. У большинства пациентов выявляются соматотропная недостаточность, гипотиреоз, у 38% пациентов развивается гипокортицизм, у 59% пациентов - гипогонадизм.

У большинства пациентов выявляются задержка роста и отставание верхнего сегмента тела от нижнего, происходит диспропорциональное развитие организма.

В динамике при сравнении эндокринных нарушений через 1 год и 5 лет после операции отмечается увеличение количества пациентов с соматотропной недостаточностью (с 58 до 98%), гипотиреозом (с 37 до 86%) и гипокортицизмом (5 до 38%). Уже на 1-й год после операции определяется снижение скорости роста, отставание верхнего сегмента тела от нижнего, с течением времени эти нарушения прогрессируют.

Масса тела у детей через год после операции и непосредственно после проведенного лечения (лучевая и химиотерапия) снижается относительно средних показателей, но через 5 лет средний показатель становится ближе к норме, хотя стоит отметить, что в отдаленном периоде имеются пациенты и с выраженным ожирением, и с дефицитом массы тела.

При проведении поддерживающей химиотерапии частота возникновения гипогонадизма выше, чем при проведении цикловой химиотерапии.

12.5. СНИЖЕНИЕ СЛУХА

Слуховые нарушения являются одними из наиболее частых отдаленных последствий и связаны с воздействием ЛТ и цисплатина на улитку [158, 242]. По данным различных исследований, ототоксичность и патология среднего уха выявляются в 25-90% случаев после проведенного комплексного лечения [151, 156, 169].

12.5.1. ПАТОГЕНЕЗ

Цисплатиновая ототоксичность характеризуется необратимой двусторонней симметричной нейросенсорной тугоухостью [151, 156, 169]. Гистологические исследования височной кости у пациентов, пролеченных препаратами цисплатина, выявляют поражение внутренних и наружных волосковых клеток, атрофию сосудистой полоски, а также дегенерацию спирального ганглия и кохлеарного нерва [151].

Аналогичные гистологические находки обнаружены и у больных, получавших ЛТ. К ближайшим осложнениям относятся серозные скопления, воспаление слизистой, гипертрофия интимы артериол, что может вести к временной проводниковой потере слуха [151]. И, напротив, нейросенсорная тугоухость обычно является прогрессирующей, необратимой, зависящей от дозы ЛТ, и развивается спустя длительный промежуток времени после ЛТ [148, 153, 159, 249]. Хотя механизм нейросенсорной тугоухости до конца неизвестен, предполагается, что поражение кохлеарных сосудов ведет к ишемическим нарушениям, гибели волосковых и поддерживающих (опорных) клеток, а также интеркохлеарному фиброзу [25, 151, 156, 164]. Отдаленные сосудистые нарушения выявляются в различных отделах височной кости и включают в себя распространенный фиброз мягких тканей, склероз сосудов, облитерирующий эндартериит и тромбоз [151, 156]. Выявляются гистологические изменения в костной ткани, включающие в себя дегенерацию остеоцитов, отсутствие образования новой костной ткани, которые создают предпосылки для возникновения локальной инфекции, такой как наружный отит, а также ведут к остеорадионекрозу [25, 151].

Хотя основной причиной снижения слуха при МБ считается поражение улитки, тем не менее ЛТ оказывает повреждающее воздействие и на ствол мозга, и на слуховой нерв. Важно отметить, что эффект воздействия ЛТ на ретрокохлеарные слуховые пути остается не до конца изученным, в то время как функциональное состояние этих путей является условием успешной слуховой реабилитации.

12.5.2. КЛИНИЧЕСКИЕ ПРОЯВЛЕНИЯ

Для оценки снижения слуха, помимо отоневрологического осмотра, необходимо провести акустическую импедансометрию и тональную пороговую аудиометрию.

По нашим данным, снижение слуха в отдаленном периоде наблюдения выявляется не менее чем у 25% больных, причем у большинства речь идет о тяжелой двусторонней нейросенсорной тугоухости (табл. 12.7).

Таблица 12.7. Распределение пациентов в зависимости от степени снижения слуха

Снижение слуха

Степень снижения слуха, %

I

II

III

Односторонняя тугоухость

8

-

-

Двусторонняя тугоухость

8

60

24

12.5.3. ЛЕЧЕНИЕ

В ряде случаев достаточно эффективным является слухопротезирование с индивидуальным подбором слуховых аппаратов, что является особенно важным у детей как для социальной адаптации, так и для обучения. В настоящее время у пациентов с двусторонней сенсоневральной тугоухостью III степени после комплексного лечения МБ стали успешно производиться операции кохлеарной имплантации. Таким образом, во время проведения комплексного лечения медуллобластом, а также в отдаленном периоде необходимо регулярное проведение отоневрологического осмотра, акустической импедансометрии и тональной пороговой аудиометрии для наиболее раннего выявления нарушений слуха и их коррекции [283].

image

12.6. ОРТОПЕДИЧЕСКИЕ ОТДАЛЕННЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Ортопедические нарушения связаны с проведением КСО с воздействием на позвоночник, что может приводить к развитию кифоза и позвонковой деминерализации. Эти нарушения могут быть вызваны стероидной терапией, дефицитом ГР и гонадотропинов, а также нарушением питания. Рост позвоночника нарушается вследствие воздействия радиации и не корректируется заместительной терапией ГР [231].

В настоящее время проводятся попытки создания математической модели, описывающей скорость роста различных отделов позвоночника в условиях КСО. Радиотерапевтической группой St Jude было показано, что у мальчиков и пациентов младшего возраста позвоночник растет быстрее, в то время как у девочек наблюдалось отставание в росте нижнего шейного и верхнего грудного отделов, что необходимо учитывать в разработке дальнейших риск-адаптированных протоколов [143].

12.7. КОНТРОЛЬ ПОСЛЕ ПРОВЕДЕННОГО КОМПЛЕКСНОГО ЛЕЧЕНИЯ

С целью контроля рецидива МБ или метастазирования показано проведение МРТ головного и спинного мозга с контрастным усилением каждые 3 мес в течение 2 лет, затем каждые 6 мес в течение 3 лет, далее каждый год в течение 5 лет. Необходимо учитывать, что при появлении новых клинических симптомов необходимо проводить внеплановое МРТ. Считается, что МБ, будучи опухолью эмбрионального происхождения, подчиняется закону Коллинза, согласно которому период риска рецидива опухоли эмбрионального происхождения исчисляется по формуле «возраст пациента на момент постановки диагноза + 9 мес». Если по прошествии этого срока не возникло рецидива, то пациент считается вне опасности. Это правило предложил Коллинз в 1955 г. на основании исследования опухолей Вильмса, а по отношению к МБ применил в 1969 г. Блум. Но в литературе описаны случаи рецидива МБ после истечения срока согласно закону Коллинза. Частота таких случаев колеблется и в среднем составляет 3% [13].

Важно проводить нейроэндокринное наблюдение, учитывая высокую частоту развития эндокринных нарушений (см. табл. 12.6).

Необходимо регулярное, 1 раз в год, прохождение отоневрологического обследования с обязательным проведением аудиометрии, учитывая высокую частоту нарушений слуха [283].

Глава 13. КРАТКО О МЕДУЛЛОБЛАСТОМАХ

МБ является самой распространенной злокачественной опухолью детского возраста, составляя до 25% всех опухолей ЦНС у детей, именно поэтому уже многие десятилетия к ней приковано внимание всех нейроонкологов в мире. И именно в лечении этих больных в последние годы наметился самый существенный прорыв.

Первым проявлением заболевания у большинства детей является гипертензионная симптоматика, реже - изолированная рвота, а на момент операции ведущими в клинической картине заболевания являются нарушения походки, координации и симптомы повышения внутричерепного давления.

Несмотря на то что у 50% больных на момент диагноза имеются метастазы, клинические проявления их встречаются исключительно редко.

Наиболее часто МБ у детей располагаются по средней линии - в черве и IV желудочке (80%), значительно реже - в гемисферах мозжечка.

По отношению к стволу мозга опухоль может располагаться исключительно в полости IV желудочка, а также распространяться в спинномозговой канал, иногда до уровня С3, а также прорастать на вентральную поверхность ствола мозга, что также накладывает существенный отпечаток на тактику хирургического вмешательства.

Методом выбора нейровизуализации при МБ является МРТ головного мозга без и с контрастным усилением, которое дает много информации об анатомии и распространенности опухоли. Сагиттальная проекция позволяет определить высоту распространения опухоли и необходимую крутизну наклона головы вперед для обеспечения доступа к верхним отделам опухоли. В аксиальной проекции оценивается, насколько широко опухоль заполняет полость желудочка, есть ли вокруг опухоли прослойка ликвора и в каком направлении она наиболее выражена.

Нужно обращать внимание на то, что часть опухоли может не накапливать контрастное вещество и оставаться изоплотной по отношению к ткани мозга, что требует особого внимания при анализе МРТ и последующем удалении опухоли.

МРТ позволяет очень точно оценить тонкие взаимоотношения опухоли с окружающими тканями, выявить компрессию IV желудочка, распространение опухоли за пределы IV желудочка, однако не позволяет определить, инфильтрирует ли опухоль дно ромбовидной ямки.

Лептоменингеальные метастазы наиболее часто встречаются на люмбосакральном и грудном уровнях и лучше определяются в Т1-режиме с контрастным усилением.

Основной задачей хирургического удаления опухоли является максимальная резекция первичной опухоли с минимальным поражением неврологических функций с целью уменьшения объема, удаления опухолевой ткани, установления гистологического диагноза и восстановления ликворотока.

Преимуществами сидячего положения является более тщательный гемостаз (что позволяет работать в сухом поле), возможность обильного орошения операционного поля изотоническим раствором натрия хлорида (благодаря тому, что жидкости вытекают из раны наружу); лучший хирургический обзор и более точная ориентация в анатомических структурах; более легкий доступ к эндотрахеальной трубке, грудной клетке и верхним конечностям для анестезиолога; свободное диафрагмальное дыхание; возможность наблюдать за лицевыми мышцами при интраоперационной стимуляции черепно-мозговых нервов. Кроме этого, диссекция и препаровка тканей могут быть произведены значительно лучше в сидячем положении пациента.

В то же время недостатком сидячего положения является возможность воздушной эмболии, нестабильности АД (включая гипотензию), снижения перфузионного давления во время операции в результате низкого АД и венозного давления, отека языка и подсвязочного пространства. От этих осложнений свободно положение на животе, однако в этом случае хирург имеет дело с «перевернутой» анатомической картинкой, а кровь во время операции затекает в III желудочек, откуда ее уже невозможно извлечь…​ Затыкание ватниками сильвиева водопровода обычно успеха не имеет. Положение лежа на животе целесообразно использовать у детей младше 6 мес, так как в этом возрасте использование систем жесткой (и даже мягкой) фиксации головы значительно затруднено.

Основной опасностью в положении сидя является повышенный риск развития воздушной эмболии. Встречается это явление в 20-70% случаев, однако гемодинамически значимая воздушная эмболия возникает значительно реже и в большинстве ситуаций может быть успешно купирована. Для диагностики эмболии воздуха в венозную систему нужно использовать гиповентиляционные режимы ИВЛ, а также прекардиальную допплер-ультрасонографию, которая является наиболее чувствительным методом для обнаружения воздушной эмболии [86, 213].

Для доступа к опухоли в настоящее время используется только костно-пластическая краниотомия чешуи затылочной кости, что уже много десятилетий является «золотым стандартом» в хирургии опухолей ЗЧЯ.

При распространении опухоли ниже большого затылочного отверстия в спинальном направлении можно резецировать заднюю полудугу С1 позвонка, а при необходимости и нижележащих позвонков. При локализации опухоли в области гемисферы мозжечка проводится парамедианный доступ, а при локализации опухоли в мостомозжечковом углу - ретросигмовидный субокципитальный.

В большинстве случаев наименее травматичным является удаление опухоли через отверстие Мажанди. Необходимо избегать рассечения нижнего червя, так как, во-первых, это наиболее кровоснабженная область, а во-вторых, по мнению ряда авторов, повреждение нижнего червя связано с развитием мутизма. При больших размерах опухоли, располагающейся в полости IV желудочка или в черве мозжечка, можно применять доступ через среднюю треть червя мозжечка.

У большинства пациентов имеется инфильтрация опухолью дна IV желудочка. Манипуляции в области инфильтрации дна можно производить только с помощью ультразвукового аспиратора, исключая любую тракцию.

Особенно широкая инфильтрация дна происходит у тех больных, которым в дооперационном периоде устанавливалась шунтирующая система в срок более 2 нед до удаления опухоли. Даже за столь короткий промежуток времени происходит практически тотальная инфильтрация дна IV желудочка, что резко усложняет операцию и повышает риск неблагоприятного исхода. Тактика оставления минимально возможного слоя опухоли, «припаянного» к дну IV желудочка, во избежание осложнений в настоящее время уже является общепризнанной.

Необходимо отметить, что МРТ дает точную картину локализации опухоли по отношению к окружающим мозговым структурам, однако не дает информации об инфильтрации опухолью дна IV желудочка.

Одной из наиболее сложных для удаления является также часть опухоли, располагающаяся на вентролатеральной части продолговатого мозга. В этой области опухоль может быть пронизана перфорирующими ветвями PICA и a. basilaris, а также обрастать корешки IX, X, XI и XII нервов.

Во многих случаях опухоль имеет узел, спускающийся по дорсальной поверхности продолговатого мозга до уровня C2 позвонка. Здесь необходимо обращать особое внимание на расположение PICA, ветви которой часто включены в ткань опухоли.

При удалении опухоли мостомозжечкового угла необходимо использовать нейрофизиологический мониторинг черепных нервов, в том числе идентификацию лицевого нерва.

Могут возникать такие осложнения хирургии, как кровотечение из стромы опухоли, артериальное кровотечение из ветвей PICA, воздушная эмболия, гемодинамические нарушения во время операции, обрыв мозжечковых и конвекситальных вен, пневмоцефалия, кровотечение из затылочного и циркулярного синуса.

К осложнениям послеоперационного периода обычно относят нарастание неврологического дефицита, образование гематомы в ложе удаленной опухоли, асептический менингит, краниоцервикальную нестабильность, инфицирование ликворных путей и арезорбтивную гидроцефалию.

Прогресс хирургической техники (использование микроскопа, ультразвукового отсоса), анестезиологии и реаниматологии в значительной степени сказался на снижении операционной смертности, а также на повышении радикальности удаления опухоли. Уже начиная с 70-80-х гг. прошлого века послеоперационная летальность в большинстве исследований отсутствует.

В целом хирургия ЗЧЯ имеет хорошие результаты в современную эпоху, неврологические осложнения составляют 5-10%.

Существуют два варианта неврологических исходов после удаления МБ у детей.

  • Первая группа - больные, у которых в клинической картине до операции выявляются гидроцефалия, атаксия, бульбарные нарушения, недостаточность VII нерва. Все эти симптомы, за исключением атаксии, в значительной мере регрессируют после операции, вероятно, в результате ликвидации объемного эффекта и декомпрессии мозговых структур (ствола, мозжечка, черепно-мозговых нервов) и окончательно регрессируют в отдаленном периоде.

  • Вторая группа - больные, у которых произошло нарастание симптоматики после операции в результате хирургических действий. Эти больные представляют собой единую группу (около 20%) с тяжелым течением послеоперационного периода, и симптоматика у них них регрессирует значительно медленнее. Так, бульбарные нарушения и недостаточность VII нерва остаются без динамики у всех больных, пирамидные нарушения остаются у 1/3 пациентов.

Таким образом, в отдаленном периоде регрессирует симптоматика, имевшаяся у больного в дооперационном периоде (вызванная опухолью), в то же время симптоматика, появившаяся у ребенка после операции (и вызванная действиями хирурга), регрессирует значительно медленнее. Появление новой неврологической симптоматики в отдаленном периоде может быть связано с нейротоксическим действием комбинированной терапии.

Отдельного рассмотрения заслуживает мутизм, который, по меткому выражению Tonn, является «чумой» для нейрохирургов XXI в. и встречается у 7-30% детей, перенесших операцию в области ЗЧЯ.

Появляется мутизм не сразу, а спустя 1-3 дня после операции, у половины больных не сопровождаясь никакой неврологической симптоматикой. Проявляется снижением речевой продукции, активности, эмоциональной лабильностью, ограничением контакта, нарушением сна. Явления мутизма регрессируют в 80% случаев в сроки 1-2 мес после операции.

Существуют теории, основанные на повреждении дентато-таламокортикальных трактов, рассечении червя мозжечка, локальном повреждении правого церебелло-таламокортикального тракта и ретикулярной формации, но ни одна из них не является доказанной.

По нашему мнению, среди дооперационных факторов риска достоверно значимым является наличие гидроцефалии и поражения VII нерва, мутизм также встречается чаще у больных с поперхиванием при глотании и застоем на глазном дне. Среди интраоперационных факторов риска ни один не оказался значимым: рассечение червя мозжечка, доступ, радикальность удаления, гемодинамические нарушения и даже степень инфильтрации дна IV желудочка. В то же время достоверно повышенный риск возникновения мутизма имеют больные с наличием метастазов. В целом складывается впечатление, что факторами риска возникновения мутизма являются наличие гидроцефалии и дооперационное поражение ствола головного мозга.

Есть мнение, что предвестниками мутизма могут быть речевые нарушения (снижение спонтанной речевой продукции, свободного владения речью, аграмматизм и др.), выявляемые в дооперационном периоде.

У большого количества пациентов с опухолью ЗЧЯ в клинической картине присутствуют симптомы окклюзионной гидроцефалии (80%). В то же время в большинстве случаев дооперационная шунтирующая операция не является необходимой, так как введение глюкокортикоидов снижает внутричерепное давление до уровня, достаточного для выполнения хирургической операции на следующий день. В случаях декомпенсации (сопор, брадикардия, нарушение дыхания) достаточным является установка наружного вентрикулярного дренажа.

Более того, дооперационная установка вентрикулоперитонеального шунта способствует особенно широкой инфильтрации дна IV желудочка за счет того, что исчезает ликворная «подушка» между опухолью и дном ромбовидной ямки.

Тривентрикулостомия используется в некоторых клиниках в качестве альтернативного метода лечения гидроцефалии. Однако нужно помнить, что из-за компрессии ствола пространство между основной артерией и блюменбаховым скатом может оказаться недостаточным для выполнения данной процедуры.

В настоящее время нет консенсуса относительно оптимального лечения послеоперационной гидроцефалии у больных с МБ. При условии разблокирования ликворных путей речь может идти об арезорбтивной гидроцефалии, возникающей в результате наличия крови в ликворе после операции, или может быть связано с краниоспинальным метастазированием. У наших больных шунтирующая операция бывает необходима лишь 10%, поэтому мы считаем, что ради этого ставить всем больным шунт до операции нецелесообразно.

В заключение стоит отметить, что многократно упоминаемая в литературе возможность метастазирования опухоли по шунту в брюшную полость на практике никогда не встречается.

В последнее десятилетие стратификация пациентов на различные группы риска позволила проводить дифференцированную терапию. Твердо установленными факторами риска неблагоприятного прогноза (ОВ и БРВ) являются метастазы на момент диагностики заболевания, размер остаточной опухоли, возраст ребенка, гистология опухоли.

К пациентам стандартной (средней) группы риска относятся пациенты в возрасте от 3 лет на момент постановки диагноза с тотальным или субтотальным удалением, без макроскопических признаков метастазирования, с неанапластическими и некрупноклеточными МБ по гистологии. Все другие пациенты относятся к группе высокого риска, включая грудных и детей младшего возраста.

С нашей точки зрения, тотальным удалением следует считать ситуацию, когда интраоперационно и по данным послеоперационной МРТ не выявляется остатков опухоли. Субтотальным считается удаление, когда интраоперационно и по данным МРТ на одном из срезов максимальная площадь остатка опухоли не превышает 1,5 см2. Данный критерий является эмпирическим значением, подтвержденным в многочисленных статистических исследованиях. Остальные случаи относятся к группе частичного удаления.

Хирургам надо понимать, что выживаемость больных не меняется при любых остатках опухоли менее 1,5 см2! Таким образом, стремление к тотальному удалению опухоли при ее врастании в дно IV желудочка не ведет к улучшению онкологического прогноза, но вызывает многочисленные неврологические осложнения.

Для корректной оценки размера остаточной опухоли необходимо проводить МРТ с контрастом в режиме Т1 в интервале 24-48 ч после операции. Эта методика является общепризнанной и входит во все международные клинические протоколы.

Наличие метастазов в головной и/или спинной мозг на момент операции (стадия М2-3) значительно ухудшает прогноз заболевания. Необходимо отметить, что для получения максимально точных результатов МРТ спинного мозга идеально выполнять до операции или в первые 48 ч после операции.

Это исключает гипердиагностику метастазирования, что связано с наличием крови в ликворных пространствах.

Вопрос о прогностической роли опухолевых клеток в ликворе (стадия M1) остается дискуссионным. Несмотря на общепринятое мнение о необходимости включения данных больных в высокую группу риска, ряд авторитетных исследователей подвергают это сомнению. Необходимо также помнить, что для получения достоверных данных необходимо исследовать ликвор на клетки в интервале 14-28 дней, так как более раннее взятие анализа может приводить к ложнопозитивным результатам.

В настоящее время рандомизация больных на группы риска производится перед началом лечения и в стандартной группе больных назначается ЛТ в сниженной дозе (24 Гр). Высокую группу риска (c учетом М1 стадии) составляют 40-50% больных.

Крайне важную роль в прогнозе играют гистологические особенности опухоли. Наилучшая выживаемость определяется у больных с десмопластической формой опухоли (100%), хуже показатели для больных с классической формой (77%), наиболее низкая выживаемость наблюдалась у пациентов с крупноклеточными МБ (62%). Этот критерий используется в ряде современных протоколов для стратификации, например, пациенты с крупноклеточными МБ и анаплазией исключаются из группы стандартного риска вследствие плохого прогноза.

Однако наиболее многообещающими в дальнейшем развитии нейроонкологии являются исследования, направленные на изучение молекулярно-биологических особенностей опухолей. Благодаря этим исследованиям ранее гомогенные группы опухолей разбиваются на подтипы, имеющие совершенно различный прогноз. В 2010 г. было принято решение о выделении на настоящий момент четырех молекулярно-генетических групп МБ, которые различаются генетическими мутациями, путями активации пролиферации и клиническими исходами: WNT, SHH, группа 3, группа 4.

Наилучший прогноз выявлен в группе WNT (5-БРВ = 100%). К данной группе относятся дети в основном старшего возраста. Опухоли представлены классическим вариантом и редко метастазируют. В самых современных исследованиях (SIOP 2013) данные больные впервые выделяются в группу низкого риска, с более мягким режимом адъювантной терапии, что должно в перспективе значительно снизить частоту эндокринных и нейропсихологических нарушений.

Выживаемость в группе SSH составляет 75% (5-БРВ). Большинство этих опухолей представлено десмопластическим и классическим вариантами, у многих больных отсутствуют метастазы на момент диагностики. В перспективе эта группа также является кандидатом для снижения интенсивности адъювантной терапии [293, 295], а также для применения таргетной терапии с помощью различных ингибиторов SHH-сигнального пути.

Наихудшие показатели выживаемости в группе 3 («С») (5-БРВ = 44%). В нее входят дети в основном младшего возраста, в большинстве своем мальчики. МБ представлены в основном крупноклеточными и классическими формами. В перспективе эти больные также могут стать кандидатами для фармакологического лечения благодаря наличию MYC и трансформирующего фактора роста-β сигнального пути.

В группе 4 («D») показатели выживаемости являются промежуточными (5-БРВ = 80%). Каких-либо особенностей распределения больных по возрасту, полу, степени метастазирования не получено. Выявление профилей экспрессии генов и метилирования в будущем позволит разделить эту группу на подгруппы.

По результатам исследований на начало 2019 г. выделяется уже 12 молекулярно-генетических групп, каждая из которых имеет свои клинические особенности.

Стандартом комбинированного лечения МБ является максимально возможное микрохирургическое удаление опухоли, КСО (в дозе 36 Гр) с бустом на область ЗЧЯ (до 55 Гр) и химиотерапия, которые дают 81% ОВ и 75% БРВ.

Применение стереотаксической техники позволяет уменьшить объем лучевого воздействия при облучении ЗЧЯ. В частности, предлагается использовать трехмерную конформную стереотаксическую методику для облучения ЗЧЯ, ограниченную ложем удаленной опухоли, для уменьшения нейропсихологических последствий, что также позволяет снизить дозы на височную область, среднее ухо и гипоталамус. Лучшее дозовое распределение и конформность облучения могут дать томотерапия и протонотерапия.

Несмотря на успехи ЛТ, было доказано, что лучевая без системной химиотерапии в дальнейшем приводит к высокому риску развития системных метастазов. После того как была статистически доказана роль химиотерапии, во всем мире продолжаются исследования, направленные на поиск оптимального сочетания различных химиотерапевтических режимов.

В высокой группе риска комбинированное лечение заключается в проведении КСО в дозе 36 Гр с бустом на область ЗЧЯ до 55 Гр с последующей химиотерапией. В стандартной группе риска дозы КСО снижены до 24 Гр.

В настоящее время выделяется группа низкого риска, в которой будет проводиться менее интенсивная химиотерапия (более короткая и содержащая ототоксический цисплатин в меньших дозах) и ЛТ в дозе до 18 Гр на краниоспинальную ось (с бустом на ЗЧЯ) у больных с WNT МБ.

Много надежд возлагается на приближающуюся эру таргетной терапии. В настоящее время идут исследования II-III фаз таких терапевтических агентов, как висмодегиб (SHH-путь активации), бевацизумаб (фактор роста эндотелия сосудов), типифарнибρ (RAS), дабрафениб (BRAF).

Тем не менее даже современные протоколы комбинированного лечения не позволяют избежать многочисленных осложнений и снижения качества жизни.

Эндокринные нарушения выявляются у 52-100% выживших больных. Высокая частота гормональных расстройств, а также возможность коррекции современной медикаментозной терапией делает их диагностику особенно актуальной. Ни локальное воздействие опухоли, ни операция по ее удалению не приводят к эндокринным расстройствам, они обусловлены последующей лучевой и химиотерапией.

Несмотря на то что через год после операции уже у половины детей выявляется дефицит ГР, в этот период дети еще не отстают в росте от сверстников, но уже появляются первые признаки диспропорционального развития туловища с отставанием в росте верхней половины.

В дальнейшем нарастает частота соматотропной недостаточности, отставание в росте от сверстников, особенно выраженным становится отставание роста верхнего сегмента тела от нижнего.

Снижение скорости роста и низкий конечный рост - хорошо известное отдаленное последствие краниального облучения и КСО. Одной из основных причин нарушения роста является дефицит ГР. Помимо дефицита ГР, выраженное негативное влияние на конечный рост больных оказывает КСО, вызывающее деструкцию ростовых пластин в позвонках. Другими негормональными факторами, влияющими на рост, являются интенсивная химиотерапия (особенно в поддерживающем режиме) и нарушения питания в процессе лечения. Химиотерапия может нарушать синтез инсулиноподобного фактора роста-1 в печени и непосредственно влиять на рост костей.

Лечение дефицита ГР состоит в заместительной терапии генно-инженерным гормоном роста. В будущем значительно улучшить ростовой прогноз позволят протоколы со сниженной дозой спинального облучения.

Сразу после окончания лучевой и химиотерапии (через 1 год после операции) отмечается значительное снижение массы тела, которое через 5 лет сменяется увеличением, и в среднем показатели массы тела нормализуются. Снижение массы тела может объясняться ухудшением аппетита, появлением тошноты и рвоты на фоне проведения химиотерапии. В редких случаях может возникать ожирение, которое бывает спровоцировано сочетанием гонадотропной недостаточности и некомпенсированного гипотиреоза.

Гипотиреоз развивается у подавляющего числа больных в отдаленном периоде наблюдения. Уже через 1 год после операции гипотиреоз выявляется у 1/3 пациентов. У ряда пациентов возникает изолированный центральный гипотиреоз в результате краниального облучения, несколько чаще развивается первичный или смешанный (первичный и вторичный) гипотиреоз в результате спинального облучения и, возможно, воздействия химиотерапии. Частота первичного гипотиреоза после лечения МБ может составлять 28-83% [66, 193, 257]. Снижение дозы КСО, а также режим гипофракционирования по сравнению с обычным режимом может уменьшить риск развития патологии щитовидной железы.

Гипокортицизм не является частым осложнением комбинированной терапии, особенно в начале периода наблюдения. Признаки гипокортицизма появляются в основном на 2-3-й год наблюдения и в дальнейшем отмечаются уже у 38% больных.

Несмотря на это, гипокортицизм является одним из наиболее опасных осложнений краниального облучения. Минералокортикоидная функция, как правило, не страдает, однако натрий сыворотки может быть незначительно снижен за счет непрямого воздействия кортизола на почечный клиренс свободной воды. Симптомы недостаточности адренокортикотропного гормона включают в себя задержку адренархе, слабость, утомляемость, медленное выздоровление после инфекций, плохой аппетит и снижение массы тела, тошноту, рвоту, склонность к гипотензии или гипогликемии. Необходимо помнить, что во время интеркуррентных заболеваний может развиться адреналовый криз.

Гипогонадизм является одним из наиболее серьезных осложнений комбинированной терапии по поводу МБ. При обследовании через 1 год после операции гипогонадизм выявляется у 21% больных (преимущественно у девочек), а в дальнейшем растет до 30-60%.

Спинальное облучение и ПХТ вызывают непосредственное поражение гонад, которое различается в зависимости от пола. У девочек для продукции половых гормонов необходимы ооциты, поэтому на фоне лечения страдает как фертильность, так и продукция половых стероидов. Пациентки, получавшие лечение в более молодом возрасте, менее чувствительны к ЛТ благодаря достаточному количеству фолликул. Однако даже при сохранной половой функции у пациенток, получавших лучевую и химиотерапию, высок риск бесплодия и ранней менопаузы.

У мальчиков клетки Сертоли более чувствительны к воздействию облучения и алкилирующих препаратов, чем клетки Лейдига, поэтому в ряде случаев развивается изолированное нарушение сперматогенеза.

К наиболее гонадотоксичным препаратам относятся препараты платины и циклофосфамид.

Следует помнить, что вопросы сохранения фертильности необходимо ставить до начала адъювантной терапии. С целью снижения риска поражения яичников в ряде стран применяется орфопексия перед облучением, большое значение уделяется планированию спинального облучения. Широко применяется замораживание спермы и яйцеклеток у пациентов пубертатного и постпубертатного возраста, проводятся исследования по замораживанию ткани допубертатных гонад. В целом для улучшения эндокринных функций имеет большое значение выделение группы стандартного и низкого риска, в которых применяются сниженные дозы КСО.

Оценка когнитивных нарушений является ключевой в оценке качества жизни больных с МБ и напрямую влияет на разработку новых протоколов комбинированного лечения.

Практически у всех детей после комбинированной терапии развиваются нейропсихологические нарушения различной степени выраженности - нарушения праксиса, зрительного гнозиса, конструктивной деятельности, речи, памяти, мышления, внимания, активности.

Чем меньше возраст ребенка на момент начала комбинированного лечения, тем в большей степени в последующем снижаются высшие психические функции. Критичным является возраст 6 лет. Дети, у которых ЛТ начинается после 6 лет, имеют незначительные когнитивные дефекты, практически не препятствующие ни овладению программой средней общеобразовательной школы, ни полноценному общению со сверстниками. При начале ЛТ в возрасте младше 6 лет у детей развиваются инвалидизирующие когнитивные дефекты в сочетании с резко ограниченными возможностями социализации. Особенно страдают внимание, речь и мышление.

Учитывая, что у таких детей IQ снижается на 3-4 пункта в год, во всем мире развиваются исследования, направленные на сокращение доз КСО.

Ототоксичность и патология среднего уха выявляется в 20-90% случаев после проведенного комплексного лечения, причем у абсолютного большинства - двусторонняя, II-III степени тяжести.

Причинами является применение препаратов цисплатины, которая вызывает поражение внутренних и наружных волосковых клеток, атрофию сосудистой полоски, а также дегенерацию спирального ганглия и кохлеарного нерва [151].

ЛТ в ближайшем периоде вызывает воспаление слизистой, гипертрофию интимы артериол, что ведет к временной проводниковой потере слуха, а в отдаленном периоде - к необратимой нейросенсорной тугоухости [148, 151, 153, 159, 249].

В заключение следует отметить, что, несмотря на то что МБ являются одной из наиболее злокачественных опухолей человека, именно здесь наметился грандиозный прорыв в нашем понимании онкогенеза и разработке реальных методов лечения онкологических заболеваний. К настоящему времени уже 80% больных могут быть излечены, однако качество жизни пациентов в отдаленном периоде, складывающееся из множества составляющих, включающих эндокринологический, когнитивный, неврологический, отоневрологический аспекты, остается довольно низким. Таким образом, в настоящее время главной задачей международных исследований остается вопрос об оптимизации имеющихся протоколов и разработке принципиально новых, основанных на молекулярно-генетических исследованиях, с целью повышения качества жизни.

The immediate postoperative consequences are mainly related to surgical technique and expertise of the neurosurgeon and not to the tumor itself.

Ближайшие послеоперационные нарушения в значительно большей мере связаны с хирургическим мастерством нейрохирурга, чем с самой опухолью.

In the future, it is possible that medulloblastoma treatment will include target-specific chemotherapy, minimally invasive surgery, and elimination of radiation therapy.

В будущем, вероятно, лечение медуллобластом будет включать таргетную терапию, минимально инвазивную нейрохирургию и отсутствие лучевой терапии.

Maurice Choux

Морис Шукс

ПРИЛОЖЕНИЯ

КЛИНИЧЕСКИЕ РЕКОМЕНДАЦИИ «ЛЕЧЕНИЕ МЕДУЛЛОБЛАСТОМ У ДЕТЕЙ СТАРШЕ 4 ЛЕТ»

Стандарты подготовлены:

  • Институтом нейрохирургии им. акад. Н.Н. Бурденко;

  • Институтом детской онкологии и гематологии РОНЦ. Утверждены Министерством здравоохранения Российской Федерации.

Эпидемиология и классификация

МБ являются наиболее распространенными злокачественными новообразованиями головного мозга в детском возрасте и составляют 15-25% всех первичных опухолей ЦНС у детей. Возрастной пик постановки диагноза приходится на 3-6 лет, и только 25% составляют пациенты в возрасте между 15 и 44 годами [1, 2].

Место исходного роста опухоли - червь мозжечка и крыша IV желудочка. МБ отличаются высокой склонностью к раннему метастазированию по субарахноидальным пространствам головного и спинного мозга, что выявляется в 35% случаев на момент постановки диагноза.

Согласно последней (2007) классификации Всемирной организации здравоохранения опухолей ЦНС, выделяются следующие варианты МБ: классическая (до 80%), десмопластическая (15% у детей и 30-40% у взрослых), анапластическая (около 10-22%), крупноклеточная МБ (около 2-4%) и МБ с повышенной нодулярностью (около 3%) [3].

Вероятность длительного выживания детей с МБ существенно увеличилась в течение последних десятилетий. Этому способствовали следующие факторы: совершенствование комплексного лечения, модернизация хирургических технологий, ранняя диагностика заболевания. Современные протоколы лечения МБ включают хирургическое лечение, ЛТ и ПХТ. Совокупность этих методов лечения способствует увеличению ОВ и БРВ до 70% и более.

Клиническая картина медуллобластом

Преобладающими клиническими симптомами при МБ IV желудочка и червя мозжечка являются:

  1. признаки внутричерепной гипертензии, развивающиеся вследствие окклюзии ликворных путей, проявлением чего являются головные боли, сопровождающиеся рвотой, отеком дисков зрительных нервов;

  2. симптоматика поражения червя, реже гемисфер мозжечка, проявляющаяся туловищной и динамической атаксией;

  3. признаки воздействия процесса на вестибулярные ядра VIII нерва (горизонтальный нистагм). Признаки поражения других черепных нервов, а также пирамидных трактов при МБ встречаются исключительно редко;

  4. метастазы МБ вызывают неврологические синдромы, соответствующие очагу поражения, или на ранних этапах болезни протекают субклинически.

Диагностика

СТАНДАРТЫ:

  1. полное клиническое обследование, включающее неврологический, офтальмологический и отоневрологический осмотр до операции и на 8-е сутки после операции;

  2. проведение МРТ головного мозга с контрастным усилением до операции;

  3. проведение МРТ головного мозга с контрастным усилением после операции в первые 24-72 ч;

  4. проведение МРТ спинного мозга с контрастным усилением после операции в первые 24-72 ч или непосредственно перед проведением ЛТ, но не ранее чем через 2 нед после операции;

  5. проведение гистологического исследования опухоли.

РЕКОМЕНДАЦИИ:

  1. эндокринологическое исследование до операции и каждый год после операции;

  2. определение наличия опухолевых клеток в ликворе на 10-14-е сутки после операции.

ОПЦИИ:

  1. при отсутствии доступа к МРТ возможно проведение КТ головного мозга с контрастным усилением до и после операции;

  2. проведение молекулярно-генетического исследования опухолевой ткани или определение иммуногистохимических маркеров.

Стадирование

СТАНДАРТЫ:

  • проведение стадирования, основанное на распространенности опухоли и наличии метастазов, - по системе Chang.

Стадирование проводится для разделения пациентов на группы стандартного и высокого риска. Это принципиально важно для дифференцированного подхода к лечению больных с различным риском локального рецидива и метастазирования, то есть с различным прогнозом. Стадирование первоначально включает анализ изображения МРТ головного мозга с контрастным усилением, которое должно быть выполнено перед операцией для того, чтобы определить локализацию опухоли, ее характеристики, отношение к окружающим структурам. Несомненно важным является наличие по данным МРТ метастазов на диагностической стадии - прогноз у таких больных хуже.

Хирургические данные и данные МРТ позволяют стадировать по системе Chang (табл. П1), которая принята и применяется во всем мире [4], хотя прогностическое значение стадий T1-4, определяемых интраоперационно, не является абсолютным.

Цитология ликвора и МРТ спинного мозга с контрастным усилением необходима для выявления возможного метастатического распространения.

В настоящее время в стадирование включен анализ дооперационных или послеоперационных МРТ всего головного и спинного мозга, проведенный в первые 24-72 ч после операции, а также оценка ликвора на 10-14-е сутки. Допустимо проведение МРТ спинного мозга непосредственно перед ЛТ через 2 нед после операции. Исследование ликвора выявляет цереброспинальную диссеминацию клеток опухоли у четверти детей с МБ; у трети метастазы в ЦНС обнаруживают при помощи МРТ и КТ. Системные метастазы вне ЦНС - в костях, костном мозге, легких и лимфатических узлах - на фоне проведения системной химиотерапии бывают очень редко.

Таблица П1. Модифицированная классификация медуллобластом (по Chang)
Размер и распространенность опухоли

T1

Диаметр опухоли <3 см, опухоль ограничена мозжечком, крышей IV желудочка или полушариями мозжечка

T2

Диаметр опухоли >3 см, опухоль проникает в соседние структуры (например, в ножки мозжечка) или частично заполняет IV желудочек

Размер и распространенность опухоли

T3a

Опухоль прорастает в соседние структуры или заполняет IV желудочек целиком, распространяясь по сильвиеву водопроводу, отверстиям Мажанди и Люшки, с образованием внутренней гидроцефалии

T3b

Опухоль заполняет IV желудочек целиком и инфильтрирует ствол мозга и/или ножки IV желудочка

T4

Распространение по водопроводу вплоть до среднего мозга или III желудочка или распространение вплоть до верхних отделов спинного мозга

M0

Признаки метастазирования отсутствуют

M1

Клетки опухоли в ликворе по данным цитопрепарата

M2

Макроскопические признаки метастазирования мозжечка и/или большого мозга

M3

Макроскопические признаки метастазирования в субарахноидальном пространстве спинного мозга

M4

Метастазы вне ЦНС

Хирургическое лечение

СТАНДАРТЫ:

  • максимально возможная безопасная резекция опухоли.

Первичная резекция опухоли имеет очень большое значение, так как состояние детей сильно (вплоть до витальной степени) страдает за счет нарушения циркуляции ликвора. МБ обладает локальным инфильтративным ростом - например, опухоль часто прорастает в IV желудочек и инфильтрирует ствол мозга, а также может распространяться по ликворным пространствам. Агрессивная хирургическая тактика исключена, если опухоль инфильтрирует ствол головного мозга, а также если основная масса МБ лежит в области мостомозжечкового угла и ее удаление способно обусловить тяжелый неврологический дефицит - в основном за счет повреждения IX, X, VII и VIII нервов. Операции в области мостомозжечкового угла необходимо проводить только с интраоперационным нейрофизиологическим контролем (рекомендация) для избежания нарастания неврологического дефицита после операции. Наиболее тяжелыми последствиями операции являются нарушения дыхательных движений и глотания, что связано с ошибочной агрессивной хирургической активностью.

Не более 20% детей после операции нуждаются в вентрикулоперитонеальном шунтировании для восстановления оттока ликвора. Учитывая данный факт, мы считаем нецелесообразным установку вентрикулоперитонеального шунта до операции. В случаях выраженной гипертензии, не купирующейся медикаментозно, в отсутствие квалифицированного нейрохирурга, показана установка наружного вентрикулярного дренажа или проведение тривентрикулостомии с последующим решением вопроса о скорейшем проведении операции.

После операции пациенты с МБ получают лучевую, за ней следует полихимиотерапия (приложение 1).

РЕКОМЕНДАЦИИ:

  • тотальным удалением считается ситуация, когда интраоперационно и по данным послеоперационной МРТ не выявляется остатков опухоли. Субтотальным считается удаление, когда по данным МРТ на одном из срезов максимальная площадь остатка опухоли не превышает 1,5 см2. Остальные случаи относятся к группе частичного удаления.

Стратификация по группам риска

Лечение больных с МБ должно проводиться строго по протоколу лечения МБ. Все современные протоколы МБ предусматривают разделение больных на группы стандартного и высокого риска, лечение больных высокой группы риска более агрессивное. Отклонения от протокола недопустимы.

СТАНДАРТЫ:

  • к группе стандартного риска относятся пациенты с тотально и субтотально удаленной опухолью (<1,5 см2), отсутствием опухолевых клеток в ликворе, отсутствием метастазов (М0).

К группе высокого риска относятся пациенты с наличием остаточной опухоли >1,5 см2 в максимальном сечении по данным МРТ, и/или наличием опухолевых клеток в ликворе, и/или наличием метастазов в ЦНС, и/или метастазов вне ЦНС (М1-4), пациенты с крупноклеточной или анапластической МБ, а также дети в возрасте младше 4 лет.

ОПЦИИ:

  • при наличии соответствующих диагностических возможностей в группу низкого риска можно включать больных с экспрессией β-катенина. В высокую группу можно включить больных с амплификацией гена С-MYC.

Для оценки радикальности удаления МРТ проводится в первые 24-72 ч после операции. Интервал 24-72 ч после операции ограничен тем, что в послеоперационном периоде происходит накопление гемосидерина в зоне оперативного вмешательства и развитие глиоза мозговой ткани, что значительно затрудняет оценку радикальности [16].

Также для определения группы риска у пациентов с МБ учитывается гистологический тип опухоли. Пациенты с анапластической или крупноклеточной МБ имеют достоверно худшую выживаемость, что позволяет включить их в группу высокого риска [17].

В настоящее время проводятся многочисленные исследования генетических мутаций опухолевых клеток МБ и выявление их прогностического влияния. В 2010 г. в Бостоне на Международной конференции было принято решение о выделении на настоящий момент 4 молекулярно-генетических групп МБ, которые различаются демографическими показателями, генетическими мутациями, их путями активации и клиническими исходами: группы WNT, SHH, 3 и 4. Было выявлено, что группа WNT имеет самый благоприятный исход - пятилетняя ОВ составляет 90-100%, для нее характерна экспрессия β-катенина. Наихудший прогноз в группе 3 - пятилетняя ОВ составляет 40-50%, характерна амплификация гена С-MYC [15].

Таким образом, в настоящее время стратификация по группам риска для дальнейшего комплексного лечения проводится относительно гистологических данных, возраста пациентов на момент постановки диагноза, радикальности удаления опухоли и метастатической стадии.

Лучевая терапия

СТАНДАРТЫ:

  • конвенциональное облучение всего объема головного мозга и позвононочного канала (нижняя граница на уровне S3 позвонка) - так называемое КСО с дополнительным облучением ЗЧЯ (буст), начинающееся не позднее 28-го дня после операции.

РЕКОМЕНДАЦИИ:

  1. стандартная группа риска - ЛТ КСО 23,4 Гр + буст на ЗЧЯ до 54,0 Гр. ЛТ проводится в стандартном режиме фракционирования - разовая очаговая доза 1,8 Гр, 1 раз в день, 5 дней в неделю - до СОД 23,4 Гр; облучение ЗЧЯ с разовой очаговой дозой 1,8 Гр, 1 раз в день, 5 дней в неделю, до общей СОД 54,0-55,8 Гр;

  2. высокая группа риска - ЛТ КСО 36,0 Гр + буст на ЗЧЯ до 54,0-55,8 Гр. Пациенты высокой группы риска получают более высокие дозы КСО и буст на область ЗЧЯ (первичной опухоли) и крупных (более 1,5 см) метастазов. КСО проводится в стандартном режиме фракционирования до СОД 36,0 Гр; буст на область метастазов (размером более 1,5 см на МРТ с к/у после КСО) в стандартном режиме фракционирования до СОД 39,6-50,4 Гр (спинальные метастазы) и на область ЗЧЯ и интракраниальных метастазов до общей СОД 54,0-55,8 Гр.

Цель ЛТ - усиление локального и системного контроля опухоли в пределах ЦНС, что позволит увеличить вероятность выживаемости. Как показывает клинический опыт, у пациентов без инициальных метастазов рецидив чаще всего бывает локальным. Результаты исследований по протоколам HIT '88/'89 2 и SIOP I и II показали, что локализация опухоли в рецидиве у 60% пациентов совпадала с первичной.

При радиочувствительных опухолях увеличение дозы представляется средством для улучшения контроля опухоли. Конвенциональное облучение позволяет достичь достаточно высокой вероятности выживания у детей с низким риском рецидива. Несмотря на то что эффект облучения при МБ является дозозависимым, из-за возможных нежелательных последствий терапии радиотерапевты не стремятся к увеличению конвенциональной дозы. Это прежде всего касается нейрокогнитивной деятельности, гормональной функции, задержки роста [5]. Чем выше вероятность выживания таких пациентов, тем яснее, что многие из них страдают от неврологических, психологических, интеллектуальных и эндокринологических поздних последствий терапии [14].

Необходимость модификации ЛТ для пациентов группы стандартного риска продиктована стремлением уменьшить отдаленные последствия терапии, которые, по данным Mulhern, наиболее часто случаются в 8-9-летнем возрасте. Более высокие когнитивные показатели обнаруживаются у детей, получивших редуцированную дозу облучения. У младших детей, которые были облучены в дозе 23,4 Гр, коэффициент IQ на 10-15% выше, чем у их ровесников, получивших 36 Гр. Эти данные подтверждают, что повреждающее действие КСО на нейрокогнитивное развитие зависит как от возраста ребенка, так и от дозы облучения. Редукция дозы на 35% (от конвенциональной 36 Гр до 23,4 Гр редуцированной дозы) у детей от 4 до 9 лет приводит к щадящему в отношении интеллекта эффекту, измеряемому в единицах IQ.

Таким образом, данные рекомендации включают снижение общей дозы, направляемой в пространство ликвора, - с 35,2 до 23,4 Гр. Концепция ЛТ базируется на опыте американского исследования CCG 9892, проведенного Packer, включавшего детей с МБ без метастазов, получавших КСО в дозе 23,4 Гр, в котором за КСО следовала поддерживающая химиотерапия согласно Филадельфийскому протоколу (VCR, CCNU и цисплатин). Вероятность 5-летней БРВ составила 79%, что показало возможность достижения такого результата при снижении дозы облучения до 23,4 Гр при условии дополнительной эффективной адъювантной химиотерапии. В исследование были включены пациенты от 3 до 10 лет, для которых риск поздних осложнений конвенционального облучения особенно велик. Halberg в 1991 г. опубликовал данные о 27 пациентах низкого риска, у которых после КСО в дозе более 30 Гр вероятность 5-летней ОВ составила 78%. Это было сравнимо с вероятностью ОВ 77% у 15 детей, которые получили облучение в дозе менее 30 Гр с дополнительной химиотерапией. Нейропсихологическое исследование отметило, что поздние осложнения были выражены в меньшей степени у детей, получивших редуцированное облучение.

Хорошие результаты исследования HIT-SKK'92 у детей младше 3 лет со стадиями M0/M1, а также нейрокогнитивные и нейроонкологические проблемы, связанные с облучением у детей младше 6 лет, оправдывают попытку повысить на 1 год возрастную границу для проведения ЛТ. Эта стратегия основывается на предположении, что МБ у 3-3,9-летних детей с биологической точки зрения ведет себя так же, как у детей младше 3 лет. Поэтому такие дети требуют постоянного тщательного наблюдения.

Сроки проведения лучевого лечения строго определены. ЛТ должна начаться в течение 2-4 нед после операции.

Химиотерапия

СТАНДАРТЫ:

  1. проведение ПХТ как составной части комбинированного лечения МБ.

РЕКОМЕНДАЦИИ:

  1. химиотерапия проводится во время облучения и включает введения VCR. Введения VCR в дозе 1,5 мг/м2 (максимум 2 мг) производятся 1 раз в неделю (см. приложения 2, 3);

  2. поддерживающая ПХТ включает CCNU, VCR, цисплатин. Поддерживающая химиотерапия проводится через 4-6 нед после завершения ЛТ. Блок поддерживающей химиотерапии состоит из CCNU 75 мг/м2 (per os) в 1-й день; цисплатина 70 мг/м2 6-часовой инфузией в 1-й день; VCR 1,5 мг/м2 (максимум 2 мг) в 1-й, 8-й и 15-й дни. Новый блок начинается на 43-й день предыдущего. Всего проводят 8 блоков. В случае появления органной токсичности цисплатин заменяют на карбоплатин (400 мг/м2 6-часовой инфузией в 1-й день). Режимы химиотерапии и возможные модификации доз препаратов зависят от возраста пациента, степени гематологической и органной токсичности (нефротоксичности, ототоксичности и др.);

  3. высокодозная ПХТ включает высокие дозы циклофосфамида, цисплатин и VCR с последующей поддержкой реинфузией аутологичных периферических стволовых клеток крови. По протоколу высокодозной ПХТ проводятся 4 курса химиотерапии, включающей высокие дозы циклофосфамида, а также цисплатин и VCR, с последующей поддержкой периферическими стволовыми клетками крови (см. приложения 4, 5). У пациентов обеих групп до начала или после окончания ЛТ проводится сбор периферических стволовых клеток крови. При недостаточном количестве собранных клеток проводят повторную их мобилизацию и сбор после первого или последующих курсов химиотерапии. МБ является чувствительной к химиотерапии опухолью. Поэтому химиотерапия играет важную роль в современном лечении детей с МБ [6]. В первых международных исследованиях III фазы была исследована эффективность комбинированной терапии, состоящей из CCNU и VCR (SIOP/CCG), а в исследовании POG - мустаргенаρ, VCR, прокарбазина и преднизолона [7, 8]. Вероятность 5-летней выживаемости на фоне химиотерапии была достоверно выше: SIOP 56 vs 42%, CCG 59 vs 50% и POG 68 vs 57%. Наибольшую эффективность химиотерапия продемонстрировала у детей с высоким риском рецидива - то есть с продвинутой стадией опухоли (T3/T4), с инициальными метастазами, после неполной резекции опухоли. Для того чтобы повысить эффективность комбинации CCNU и VCR, к ней добавили цисплатин. Эта трехкомпонентная схема позволила увеличить вероятность пяти- и девятилетней выживаемости без прогрессии опухоли до величины выше 80% [9]. Вероятность выживаемости детей из группы стандартного риска, не получавших химиотерапию, была существенно ниже. Одно из исследований группы CCG (9792) показало, что БРВ у детей группы стандартного риска, получавших CCNU, цисплатин и VCR, составила 86% в течение 3 лет и 79% - в течение 5 лет, и это на фоне редукции дозы облучения до 24 Гр. Таким образом, адъювантную химиотерапию с цисплатином, CCNU и VCR после постоперационной ЛТ сегодня можно рекомендовать в качестве лечения детей с МБ [13].

Клинические исследования, в которых применялась только постоперативная ЛТ, показали, что у 22% пациентов с рецидивом были экстраневральные метастазы, и это несмотря на улучшение локального контроля в пределах ЦНС [10]. Результаты исследования в Бостоне, где были обнаружены системные костные метастазы у 6 из 50 пациентов, которые получали лишь послеоперационное облучение, в то время как этого не было ни у одного из получавших химиотерапию 39 детей, также способствовали включению ПХТ в протокол [11]. Без системной химиотерапии вероятность метастазов вне ЦНС выше.

Стадирование в зависимости от наличия метастазов на момент постановки диагноза имеет принципиальное значение, что было доказано в многочисленных исследованиях. Начатое в 1970-х гг. мультицентровое исследование CCSG 942 показало существенно более высокую вероятность пятилетней БРВ у детей без метастазов (М0) - 59%, что существенно превышало этот показатель у детей с инициальными метастазами - 36% [7]. В исследовании HIT'88/'89 5-летняя БРВ у детей со стадией М2/М3 составила 27%, что достоверно ниже, чем 51% у детей с М0/М1.

В исследовании CCG 921 у пациентов со стадией М2-4 вероятность 5-летней выживаемости составляла 40%, в то время как у больных с М1 - около 70% [12]. При этом различия в выживаемости пациентов со стадией М0 и М1 не были достоверными (p =0,15), что могло объясняться небольшим числом больных - 31 со стадией М1. В исследовании HIT'91 исследование ликвора было проведено лишь у 59% пациентов с МБ; клетки опухоли были обнаружены у 19% больных вне стадии М2/М3 и у 33% больных со стадией М2/М3. Как и в пилотном исследовании HIT'88/'89, не было получено достоверных различий в вероятности выживаемости у больных с М0 и М1 стадиями.

В исследованиях HIT'88/'89 и HIT-SKK'87 среди 124 детей не было ни одного со стадией М4, а в исследовании HIT'91 был зарегистрирован только 1 ребенок с М4 из более чем 200 детей. Среди 169 включенных в исследование CCG 921 детей у 2 были обнаружены метастазы в костный мозг во время инициальной диагностики [12]. Так как и во всех остальных исследованиях, посвященных опухолям мозга, у детей стадия М4 встречалась очень редко, прогностическое значение экстраневральных метастазов до сих пор четко не определено.

Контроль после проведенного комплексного лечения

СТАНДАРТЫ:

  1. МРТ головного и спинного мозга с контрастным усилением каждые 3 мес в течение 2 лет, затем каждые 6 мес в течение 3 лет, далее каждый год;

  2. консультация онколога с результатами проведенного МРТ-исследования каждые 3 мес в течение 2 лет, затем каждые 6 мес в течение 3 лет, далее каждый год.

РЕКОМЕНДАЦИИ:

  1. консультация невролога каждые 3 мес в течение 1 года, затем каждые 6 мес в течение 5 лет;

  2. консультация эндокринолога каждые 6 мес в течение 5 лет;

  3. консультация ЛОР-врача и проведение аудиограммы каждые 6 мес в течение 5 лет.

ОПЦИИ:

  • проведение реабилитации в специализированном центре. Для контроля роста опухоли и возникновения метастазов необходимо проведение МРТ головного и спинного мозга каждые 3 мес в течение 2 лет, затем каждые 6 мес в течение 3 лет, затем каждый год. После каждого проведенного контрольного МРТ необходима консультация онколога. Консультация эндокринолога для выявления и коррекции эндокринологического дефицита должна проводиться каждый год. Клинико-гормональное обследование включает в себя антропометрию с расчетом SDS роста, индекса массы тела; скорость роста; оценку полового созревания по Таннеру; УЗИ щитовидной железы, малого таза (девочки), органов мошонки (мальчики); исследование уровней тиреотропного гормона, свободного тироксина, кортизола, пролактина, лютеинизирующего гормона, фолликулостимулирующего гормона, половых стероидов (эстрадиола, тестостерона, свободного тестостерона), ингибина В, антимюллерова гормона, инсулиноподобного фактора роста-1; для оценки функции ГР и надпочечников выполняются стимуляционные тесты (глюкагон, инсулин).

Для выявления снижения слуха необходима консультация ЛОР-врача с обязательным проведением аудиограммы 1 раз в год в течение 5 лет.

Учитывая сложность проводимого лечения и, к сожалению, развитие тяжелых отдаленных последствий, обусловленных токсичностью проводимого лечения, детям необходимо проводить курс реабилитации в специализированных учреждениях.

Приложение 1

Схема лечения детей с диагнозом «медуллобластома» старше 4 лет

image

Приложение 2

Протокол лечения медуллобластом стандартного риска. Поддерживающая терапия

image

Приложение 3

Протокол лечения медуллобластом высокого риска. Поддерживающая терапия

image

Приложение 4

Протокол лечения медуллобластом стандартного риска. Высокодозная химиотерапия

image

Приложение 5

Протокол лечения медуллобластом высокого риска. Высокодозная химиотерапия

image

ЛИТЕРАТУРА

  1. Дж. Эдвард Морган-мл., Мэгид С. Михаил. Клиническая анестезиология. 2-е изд. М. : Бином, 2001.

  2. Аренд А.А., Нерсесянц С.И. Основы нейрохирургии детского возраста. М. : Медицина, 1968.

  3. Леменева Н.В., Сорокин В.С., Лубнин А.Ю. Практические аспекты детской нейро-анестезиологии // Нейрохир. и неврол. детского возраста. 2009. № 1 (19). С. 35-43.

  4. Леменева Н.В., Сорокин В.С., Лубнин А.Ю. Анестезиологическое обеспечение нейрохирургических операций // Анестезия в детской практике / под ред. В.В. Лазарева. М. : МЕДпресс-информ, 2016. С. 256-272.

  5. Леменева Н.В., Сорокин В.С., Цейтлин А.М., Савин И.А. и др. Детская нейро-анестезиология // Рос. журн. анестезиологии и интенсивной терапии. 2000. № 1. С. 46-53.

  6. Лестева Н.А. Анестезиологическое обеспечение операций по удалению опухолей задней черепной ямки у детей : автореф. дис. …​ канд. мед. наук. СПб., 2009.

  7. Козлов А.В. Наследственные болезни. М. : Медицина, 2004. С. 207-211.

  8. Коновалов А.Н., Корниенко В.Н., Озерова В.И., Пронин И.Н. Инфратенториальные опухоли. М. : Антидор, С. 135.

  9. Лубнин А.Ю. Практические проблемы современной нейроанестезиологии // Вопросы нейрохир. 2011. Т. 75, № 1. С. 47-56.

  10. Кроткова О.А., Карасева Т.А., Найдин В.Л. Количественная оценка нарушений памяти у неврологических и нейрохирургических больных. М., 1983.

  11. Медведева О.А. Медуллобластомы у детей: особенности хирургической тактики и отдаленные последствия комплексного лечения. М., 2015.

  12. Махмудов У.Б., Шиманский В.Н., Таняшин С.В. Субокципитальный доступ к задней черепной ямке. Медицина. С. 128-129.

  13. Озеров С.С. Клиническая и гистобиологическая характеристика медуллобластом. М., 2000.

  14. Осканова М.Ю. Диагностика, терапия и профилактика воздушной эмболии у нейрохирургических больных, оперируемых в положении сидя : дис. . канд. мед. наук. М., 1995.

  15. Целовальникова Т.Ю., Павлова М.Г., Зилов А.В., Юдина А.Е. и др. Недостаточность гормона роста и метаболические нарушения у пациентов после лучевой и полихимиотерапии злокачественных опухолей задней черепной ямки // Пробл. эндокринол. 2016. № 62. С. 12-24.

  16. Цейтлин А.М., Сорокин В.С., Леменева Н.В. Применение ондансетрона для профилактики ПОТР у детей, оперируемых по поводу опухолей ЗЧЯ // Анест. и реаниматол. 2003. № 3. С. 63-64.

  17. Хачатрян В.А., Улитин А.Ю., Кумирова Э.В., Желудкова О.Г. и др. Медуллобластома у детей (обзор литературы). Часть 2. Комплексное лечение // Нейрохир. и неврол. детского возраста. 2016. № 40. С. 68-80.

  18. Хачатрян В.А., Улитин К.А., Самочерных К.А., Ким А.В. и др. Медуллобластома (обзор литературы). Часть I. Эпидемиология, патоморфология, диагностика // Нейрохир. и неврол. детского возраста. 2016. № 38. С. 59-70.

  19. Шмелева О.О., Хачатрян В.А., Самочерных К.А., Ким А.В. и др. Синдром мозжечкового мутизма у детей после удаления опухолей задней черепной ямки (клинические случаи и обзор литературы) // Нейрохир. и неврол. детского возраста. 2016. № 32-33. С. 70-81.

  20. Фокин М.С., Горячев А.С., Савин И.А. Трахеотомия у нейрохирургических больных. М., 2007.

  21. Рыжова М.В. Сравнительная характеристика молекулярно-генетических особенностей в медуллобластомах у взрослых и детей. М., 2011.

  22. The Fourth Report on the Diagnosis, Evaluation, and Treatment of High Blood Pressure in Children and Adolescents // Pediatrics 2018. Vol. 114. P. 555-576.

  23. Abir R., Fisch B., Raz A., Nitke S. et al. Preservation of fertility in women undergoing chemotherapy: current approach and future prospects // J. Assist. Reprod. Genet. 1998. Vol. 15. P. 469-477.

  24. Adan L., Sainte-Rose C., Souberbielle J.C., Zucker J.M. et al. Adult height after growth hormone (GH) treatment for GH deficiency due to cranial irradiation // Med. Pediatr. Oncol. 2000. Vol. 34. P. 14-19.

  25. Adunka O.F., Buchman C.A. Cochlear implantation in the irradiated temporal bone // J. Laryngol. Otol. 2007. Vol. 121. P. 83-86.

  26. Al-Anazi A., Hassounah M., Sheikh B., Barayan S. Cerebellar mutism caused by arteriovenous malformation of the vermis // Br. J. Neurosurg. 2001. Vol. 15. P. 47-50.

  27. Albertsson-Wikland K., Lannering B., Marky I., Mellander L. et al. A longitudinal study on growth and spontaneous growth hormone (GH) secretion in children with irradiated brain tumors // Acta Paediatr. Scand. 1987. Vol. 76. P. 966-973.

  28. Albin M.S., Carroll R.G., Maroon J.C. Clinical considerations concerning detection of venous air embolism // Neurosurgery. 1978. Vol. 3. P. 380-384.

  29. Albright A.L., Sposto R., Holmes E., Zeltzer P.M. et al. Correlation of neurosurgical sub-specialization with outcomes in children with malignant brain tumors // Neurosurgery. 2000. Vol. 47. P. 879-885.

  30. Ali Z., Prabhakar H., Rath G.P. Persistent postoperative hypertension following posterior fossa surgery - a case report // Middle East J. Anaesthesiol. 2010. Vol. 20. P. 571-572.

  31. Allen J., Donahue B., Mehta M., Miller D.C. et al. A phase II study of preradiotherapy chemotherapy followed by hyperfractionated radiotherapy for newly diagnosed high-risk medulloblastoma/primitive neuroectodermal tumor: a report from the Children’s Oncology Group (CCG 9931) // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2009. Vol. 74. P. 1006-1011.

  32. Alston R.D., Newton R., Kelsey A., Newbould M.J. et al. Childhood medulloblastoma in northwest England 1954 to 1997: incidence and survival // Dev. Med. Child Neurol. 2003. Vol. 45. P. 308-314.

  33. Anastas J.N., Moon R.T. WNT signalling pathways as therapeutic targets in cancer // Nat. Rev. Cancer. 2013. Vol. 13. P. 11-26.

  34. Anderson N.E. Late complications in childhood central nervous system tumour survivors // Curr. Opin. Neurol. 2003. Vol. 16. P. 677-683.

  35. Ashley D.M., Merchant T.E., Strother D., Zhou T. et al. Induction chemotherapy and conformal radiation therapy for very young children with nonmetastatic medulloblastoma: Children’s Oncology Group study P9934 // J. Clin. Oncol. 2012. Vol. 30. P. 3181-3186.

  36. Bailey P., Cushing H. Medulloblastoma cerebelli: a common type of midcerebellar glioma of childhood // Arch. Neurol. Psychiatry. 1925. Vol. 14. P. 192-223.

  37. Bailey C.C., Gnekow A., Wellek S., Jones M. et al. Prospective randomised trial of chemotherapy given before radiotherapy in childhood medulloblastoma. International Society of Paediatric Oncology (SIOP) and the (German) Society of Paediatric Oncology (GPO): SIOP II // Med. Pediatr. Oncol. 1995. Vol. 25. P. 166-178.

  38. Bakst R.L., Dunkel I.J., Gilheeney S., Khakoo Y. et al. Reirradiation for recurrent medulloblastoma // Cancer. 2011. Vol. 117. P. 4977-4982.

  39. Barai S., Bandopadhayaya G.P., Julka P.K., Haloi A.K. et al. Evaluation of single photon emission computerised tomography (SPECT) using Tc99m-tetrofosmin as a diagnostic modality for recurrent posterior fossa tumours // J. Postgrad. Med. 2003. Vol. 49. P. 316-320.

  40. Bartlett F., Kortmann R., Saran F. Medulloblastoma // Clin. Oncol. (R. Coll. Radiol.). 2013. Vol. 25. P. 36-45.

  41. Batra S.K., McLendon R.E., Koo J.S., Castelino-Prabhu S. et al. Prognostic implications of chromosome 17p deletions in human medulloblastomas // J. Neurooncol. 1995. Vol. 24. P. 39-45.

  42. Bhatia R., Tahir M., Chandler C.L. The management of hydrocephalus in children with posterior fossa tumours: the role of pre-resectional endoscopic third ventriculostomy // Pediatr. Neurosurg. 2009. Vol. 45. P. 186-191.

  43. Biegel J.A., Zhou J.Y., Rorke L.B., Stenstrom C. et al. Germ-line and acquired mutations of INI1 in atypical teratoid and rhabdoid tumors // Cancer Res. 1999. Vol. 59. P. 74-79.

  44. Bigner S.H., Mark J., Friedman H.S., Biegel J.A. et al. Structural chromosomal abnormalities in human medulloblastoma // Cancer Genet. Cytogenet. 1988. Vol. 30. P. 91-101.

  45. Birkebaek N.H., Fisker S., Clausen N., Tuovinen V. et al. Growth and endocrinological disorders up to 21 years after treatment for acute lymphoblastic leukemia in childhood // Med. Pediatr. Oncol. 1998. Vol. 30. P. 351-356.

  46. Bithal P.K., Pandia M.P., Dash H.H., Chouhan R.S. et al. Comparative incidence of venous air embolism and associated hypotension in adults and children operated for neurosurgery in the sitting position // Eur. J. Anaesthesiol. 2004. Vol. 21. P. 517-522.

  47. Black P., Straaten A., Gutjahr P. Secondary thyroid carcinoma after treatment for childhood cancer // Med. Pediatr. Oncol. 1998. Vol. 31. P. 91-95.

  48. Black S., Ockert D.B., Oliver W.C. Jr, Cucchiara R.F. Outcome following posterior fossa craniectomy in patients in the sitting or horizontal positions // Anesthesiology. 1988. Vol. 69. P. 49-56.

  49. Bodey B., Kaiser H.E., Siegel S.E. Epidermal growth factor receptor (EGFR) expression in childhood brain tumors // In Vivo. 2005. Vol. 19. P. 931-941.

  50. Bodey B., Siegel S.E., Kaiser H.E. Immunocytochemical detection of members of the caspase cascade of apoptosis in childhood medulloblastomas // In Vivo. 2005. Vol. 19. P. 749-760.

  51. Bostan A.C., Dum R.P., Strick P.L. Cerebellar networks with the cerebral cortex and basal ganglia // Trends Cogn. Sci. 2013. Vol. 17. P. 241-254.

  52. Bouffet E., Doz F., Demaille M.C., Tron P., Roche H. et al. Improving survival in recurrent medulloblastoma: earlier detection, better treatment or still an impasse? // Br. J. Cancer. 1998. Vol. 77. P. 1321-1326.

  53. Brandes A.A., Franceschi E., Tosoni A., Reni M. et al. Adult neuroectodermal tumors of posterior fossa (medulloblastoma) and of supratentorial sites (stPNET) // Crit. Rev. Oncol. Hematol. 2009. Vol. 71. P. 165-179.

  54. Breen S.L., Kehagioglou P., Usher C., Plowman P.N. A comparison of conventional, con-formal and intensity-modulated coplanar radiotherapy plans for posterior fossa treatment // Br. J. Radiol. 2004. Vol. 77. P. 768-774.

  55. Brown H.G., Kepner J.L., Perlman E.J., Friedman H.S. et al. «Large cell/anaplastic» me-dulloblastomas: a Pediatric Oncology Group Study // J. Neuropathol. Exp. Neurol. 2000. Vol. 59. P. 857-865.

  56. Buhren J., Christoph A.H., Buslei R., Albrecht S. et al. Expression of the neurotrophin receptor p75NTR in medulloblastomas is correlated with distinct histological and clinical features: evidence for a medulloblastoma subtype derived from the external granule cell layer // J. Neuropathol. Exp. Neurol. 2000. Vol. 59. P. 229-240.

  57. Buhring U., Strayle-Batra M., Freudenstein D., Scheel-Walter H.G. et al. MRI features of primary, secondary and metastatic medulloblastoma // Eur. Radiol. 2002. Vol. 12. P. 1342-1348.

  58. Bunin G.R., Kuijten R.R., Buckley J.D., Rorke L.B. et al. Relation between maternal diet and subsequent primitive neuroectodermal brain tumors in young children // N. Engl. J. Med. 1993. Vol. 329. P. 536-541.

  59. Buonamici S., Williams J., Morrissey M., Wang A. et al. Interfering with resistance to smoothened antagonists by inhibition of the PI3K pathway in medulloblastoma // Sci. Transl. Med. 2010. Vol. 2. P. 51-70.

  60. Butler R.W., Copeland D.R., Fairclough D.L., Mulhern R.K. et al. A multicenter, randomized clinical trial of a cognitive remediation program for childhood survivors of a pediatric malignancy // J. Consult. Clin. Psychol. 2008. Vol. 76. P. 367-378.

  61. Carrie C., Hoffstetter S., Gomez F., Moncho V. et al. Impact of targeting deviations on outcome in medulloblastoma: study of the French Society of Pediatric Oncology (SFOP) // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 1999. Vol. 45. P. 435-439.

  62. Catsman-Berrevoets C.E., Van Dongen H.R., Mulder P.G., Geuze D. et al. Tumour type and size are high risk factors for the syndrome of «cerebellar» mutism and subsequent dys-arthria // J. Neurol. Neurosurg. Psychiatry. 1999. Vol. 67. P. 755-757.

  63. Chang C.H., Housepian E.M., Herbert C. Jr: An operative staging system and a megavol-tage radiotherapeutic technic for cerebellar medulloblastomas // Radiology. 1969. Vol. 93. P. 1351-1359.

  64. Chatty E.M., Earle K.M. Medulloblastoma. A report of 201 cases with emphasis on the relationship of histologic variants to survival // Cancer. 1971. Vol. 28. P. 977-983.

  65. Chen W., Zhang G., Lin C., Yang Y. et al. Clinical use of a neuronavigation system in he-mangioblastoma resection of posterior cranial fossa // Minim. Invasive Ther. Allied Technol. 2012. Vol. 21. P. 234-240.

  66. Chin H.W., Maruyama Y. Age at treatment and long-term performance results in medulloblastoma // Cancer. 1984. Vol. 53. P. 1952-1958.

  67. Cho Y.J., Tsherniak A., Tamayo P., Santagata S. et al. Integrative genomic analysis of medulloblastoma identifies a molecular subgroup that drives poor clinical outcome // J. Clin. Oncol. 2011. Vol. 29. P. 1424-1430.

  68. Clausi S., Bozzali M., Leggio M.G., Di P.M. et al. Quantification of gray matter changes in the cerebral cortex after isolated cerebellar damage: a voxel-based morphometry study // Neuroscience. 2009. Vol. 162. P. 827-835.

  69. Cohen P., Clemmons D.R., Rosenfeld R.G. Does the GH-IGF axis play a role in cancer pathogenesis // Growth Horm. IGF Res. 2000. Vol. 10. P. 297-305.

  70. Cohnheim J. Thrombose und Embolie: Vorlesung uber allgemeine Pathologie. Berlin : Hirschwald, 1877. Bd 1. 134 s.

  71. Conklin H.M., Reddick W.E., Ashford J., Ogg S. et al Long-term efficacy of methylphenidate in enhancing attention regulation, social skills, and academic abilities of childhood cancer survivors // J. Clin. Oncol. 2010. Vol. 28. P. 4465-4472.

  72. Constine L.S., Woolf P.D., Cann D., Mick G. et al. Hypothalamic-pituitary dysfunction after radiation for brain tumors // N. Engl. J. Med. 1993. Vol. 328. P. 87-94.

  73. Cowan R., Hoban P., Kelsey A., Birch J.M. et al. The gene for the naevoid basal cell carcinoma syndrome acts as a tumour-suppressor gene in medulloblastoma // Br. J. Cancer. 1997. Vol. 76. P. 141-145.

  74. Crofton P.M., Ahmed S.F., Wade J.C., Stephen R. et al. Effects of intensive chemotherapy on bone and collagen turnover and the growth hormone axis in children with acute lymphoblastic leukemia // J. Clin. Endocrinol. Metab. 1998. Vol. 83. P. 3121-3129.

  75. Cunningham T. et al. An exercise program targeted at neuro-recovery in pediatric brain tumour survivors treated with cranial radiation // 15th International Symposium on Pediatric Neuro-Oncology (ISPNO). 2012. 114 p.

  76. Cushing H. Experiences with cerebellar medulloblastomas // Acta Pathol. Microbiol. Scand. 1930. Vol. 7. P. 1-86.

  77. Dandy W.E. Surgery of the brain // Lewis Practice of Surgery. Hagerstown : W.F. Prior Co, 1945.

  78. Darzy K.H., Shalet S.M. Hypopituitarism following radiotherapy revisited // Endocr. Dev. 2009. Vol. 15. P. 1-24.

  79. de H.T., Hasselt N., Troost D., Caron H. et al. Molecular risk stratification of medulloblastoma patients based on immunohistochemical analysis of MYC, LDHB, and CCNB1 expression // Clin. Cancer Res. 2008. Vol. 14. P. 4154-4160.

  80. del Charco J.O., Bolek T.W., McCollough W.M., Maria B.L. et al. Medulloblastoma: time-dose relationship based on a 30-year review // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 1998. Vol. 42. P. 147-154.

  81. Delmore J.E., Issa G.C., Lemieux M.E., Rahl P.B. et al. BET bromodomain inhibition as a therapeutic strategy to target c-Myc // Cell. 2011. Vol. 146. P. 904-917.

  82. Deutsch M., Laurent J.P., Cohen M.E. Myelography for staging medulloblastoma // Cancer. 1985. Vol. 56. P. 1763-1766.

  83. Deutsch M., Thomas P.R., Krischer J., Boyett J.M. et al. Results of a prospective randomized trial comparing standard dose neuraxis irradiation (3,600 cGy/20) with reduced neuraxis irradiation (2,340 cGy/13) in patients with low-stage medulloblastoma. A Combined Children’s Cancer Group-Pediatric Oncology Group Study // Pediatr. Neurosurg. 1996. Vol. 24. P. 167-176.

  84. Dhall G. Medulloblastoma // J. Child Neurol. 2009. Vol. 24. P. 1418-1430.

  85. Didcock E., Davies H.A., Didi M., Ogilvy Stuart A.L. et al. Pubertal growth in young adult survivors of childhood leukemia // J. Clin. Oncol. 1995. Vol. 13. P. 2503-2507.

  86. Domaingue C.M. Neurosurgery in the sitting position: a case series // Anaesth. Intensive Care. 2005. Vol. 33. P. 332-335.

  87. Drummond J.C., Patel P. Neurosurgical anesthesia // Anesthesia. New York, 2000. P. 1895-1933.

  88. Dubuc A.M., Remke M., Korshunov A., Northcott P.A. et al. Aberrant patterns of H3K4 and H3K27 histone lysine methylation occur across subgroups in medulloblastoma // Acta Neuropathol. 2013. Vol. 125. P. 373-384.

  89. Duffner P.K. Risk factors for cognitive decline in children treated for brain tumors // Eur. J. Paediatr. Neurol. 2010. Vol. 14. P. 106-115.

  90. Dunkel I.J., Gardner S.L., Garvin J.H. Jr, Goldman S. et al. High-dose carboplatin, thio-tepa, and etoposide with autologous stem cell rescue for patients with previously irradiated recurrent medulloblastoma // Neuro Oncol 2010. Vol. 12. P. 297-303.

  91. Eberhart C.G., Kratz J., Wang Y., Summers K. et al. Histopathological and molecular prognostic markers in medulloblastoma: c-myc, N-myc, TrkC, and anaplasia // J. Neuropathol. Exp. Neurol. 2004. Vol. 63. P. 441-449.

  92. Ellison D.W., Onilude O.E., Lindsey J.C., Lusher M.E. et al. beta-Catenin status predicts a favorable outcome in childhood medulloblastoma: the United Kingdom Children’s Cancer Study Group Brain Tumour Committee // J. Clin. Oncol. 2005. Vol. 23. P. 7951-7957.

  93. Elton R.J., Howell R.S. The sitting position in neurosurgical anaesthesia: a survey of British practice in 1991 // Br. J. Anaesth. 1994. Vol. 73. P. 247-248.

  94. Embry L., Annett R.D., Kunin-Batson A., Patel S.K. et al. Implementation of multi-site neurocognitive assessments within a pediatric cooperative group: can it be done? // Pediatr. Blood Cancer. 2012. Vol. 59. P. 536-539.

  95. Evans A.E., Jenkin R.D., Sposto R., Ortega J.A. et al. The treatment of medulloblastoma. Results of a prospective randomized trial of radiation therapy with and without CCNU, vincristine, and prednisone // J. Neurosurg. 1990. Vol. 72. P. 572-582.

  96. Fan X., Mikolaenko I., Elhassan I., Ni X. et al. Notch1 and notch2 have opposite effects on embryonal brain tumor growth // Cancer Res. 2004. Vol. 64. P. 7787-7793.

  97. Fangusaro J.R., Jiang Y., Holloway M.P., Caldas H. et al. Survivin, Survivin-2B, and Sur-vivin-deItaEx3 expression in medulloblastoma: biologic markers of tumour morphology and clinical outcome // Br. J. Cancer. 2005. Vol. 92. P. 359-365.

  98. Farwell J.R., Dohrmann G.J., Flannery J.T. Medulloblastoma in childhood: an epidemiological study // J. Neurosurg. 1984. Vol. 61. P. 657-664.

  99. Fathi A.R., Eshtehardi P., Meier B. Patent foramen ovale and neurosurgery in sitting position: a systematic review // Br. J. Anaesth. 2009. Vol. 102. P. 588-596.

  100. Fear N.T., Roman E., Ansell P., Bull D. Malignant neoplasms of the brain during childhood: the role of prenatal and neonatal factors (United Kingdom) // Cancer Causes Control. 2001. Vol. 12. P. 443-449.

  101. Fossati P., Ricardi U., Orecchia R. Pediatric medulloblastoma: toxicity of current treatment and potential role of protontherapy // Cancer Treat. Rev. 2009. Vol. 35. P. 79-96.

  102. Frange P., Alapetite C., Gaboriaud G., Bours D. et al. From childhood to adulthood: long-term outcome of medulloblastoma patients. The Institut Curie experience (1980-2000) // J. Neurooncol. 2009. Vol. 95. P. 271-279.

  103. Fujisawa H., Yonaha H., Okumoto K., Uehara H. et al. Mutism after evacuation of acute subdural hematoma of the posterior fossa // Childs Nerv. Syst. 2005. Vol. 21. P. 234-236.

  104. Gajjar A., Chintagumpala M., Ashley D., Kellie S. et al. Risk-adapted craniospinal radiotherapy followed by high-dose chemotherapy and stem-cell rescue in children with newly diagnosed medulloblastoma (St Jude Medulloblastoma-96): long-term results from a prospective, multicentre trial // Lancet Oncol. 2006. Vol. 7. P. 813-820.

  105. Gajjar A., Fouladi M., Walter A.W., Thompson S.J. et al. Comparison of lumbar and shunt cerebrospinal fluid specimens for cytologic detection of leptomeningeal disease in pediatric patients with brain tumors // J. Clin. Oncol. 1999. Vol. 17. P. 1825-1828.

  106. Gajjar A., Hernan R., Kocak M., Fuller C. et al. Clinical, histopathologic, and molecular markers of prognosis: toward a new disease risk stratification system for medulloblastoma // J. Clin. Oncol. 2004. Vol. 22. P. 984-993.

  107. Gale T., Leslie K. Anaesthesia for neurosurgery in the sitting position // J. Clin. Neurosci. 2004. Vol. 11. P. 693-696.

  108. Galen of Pergamon: Omnia quae extant opera in Latinum sermonem conversa. Venice : Apud Juntas, 2018.

  109. Gandola L., Massimino M., Cefalo G., Solero C. et al. Hyperfractionated accelerated radiotherapy in the Milan strategy for metastatic medulloblastoma // J. Clin. Oncol. 2009. Vol. 27. P. 566-571.

  110. Garre M.L., Cama A., Bagnasco F., Morana G. et al. Medulloblastoma variants: age-dependent occurrence and relation to Gorlin syndrome - a new clinical perspective // Clin. Cancer Res. 2009. Vol. 15. P. 2463-2471.

  111. Gerber N.U., Mynarek M., von H.K., Friedrich C. et al. Recent developments and current concepts in medulloblastoma // Cancer Treat. Rev. 2014. Vol. 40. P. 356-365.

  112. Gerber N.U., von H.K., von Bueren A.O., Treulieb W. et al. A long duration of the prediag-nostic symptomatic interval is not associated with an unfavourable prognosis in childhood medulloblastoma // Eur. J. Cancer. 2012. Vol. 48. P. 2028-2036.

  113. Gharabaghi A., Rosahl S.K., Feigl G.C., Liebig T. et al. Image-guided lateral suboccipital approach: part 1-individualized landmarks for surgical planning // Neurosurgery. 2008. Vol. 62. P. 18-22.

  114. Gharabaghi A., Rosahl S.K., Feigl G.C., Safavi-Abbasi S. et al. Image-guided lateral su-boccipital approach: part 2-impact on complication rates and operation times // Neurosurgery. 2008. Vol. 62. P. 24-29.

  115. Giebler R., Kollenberg B., Pohlen G., Peters J. Effect of positive end-expiratory pressure on the incidence of venous air embolism and on the cardiovascular response to the sitting position during neurosurgery // Br. J. Anaesth. 1998. Vol. 80. P. 30-35.

  116. Gilbertson R.J., Clifford S.C., MacMeekin W., Meekin W. et al. Expression of the ErbB-neuregulin signaling network during human cerebellar development: implications for the biology of medulloblastoma // Cancer Res. 1998. Vol. 58. P. 3932-3941.

  117. Gilbertson R.J., Ellison D.W. The origins of medulloblastoma subtypes // Annu. Rev. Pathol. 2008. Vol. 3. P. 341-365.

  118. Gleeson H.K., Shalet S.M. The impact of cancer therapy on the endocrine system in survivors of childhood brain tumours // Endocr. Relat. Cancer. 2004. Vol. 11. P. 589-602.

  119. Gmoser S. et al. Assessment of the current school-situation of children with brain tumors by using an ICF-based questionnaire // 41st Annual Conference of the International Society of Paediatric Oncology. 2009. 755 p.

  120. Gnanalingham K.K., Lafuente J., Thompson D., Harkness W. et al. Surgical procedures for posterior fossa tumors in children: does craniotomy lead to fewer complications than craniectomy? // J. Neurosurg. 2002. Vol. 97. P. 821-826.

  121. Gokhale A., Kunder R., Goel A., Sarin R. et al. Distinctive microRNA signature of me-dulloblastomas associated with the WNT signaling pathway // J. Cancer Res. Ther. 2010. Vol. 6. P. 521-529.

  122. Goldwein J.W., Radcliffe J., Johnson J., Moshang T. et al. Updated results of a pilot study of low dose craniospinal irradiation plus chemotherapy for children under five with cerebel-lar primitive neuroectodermal tumors (medulloblastoma) // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 1996. Vol. 34. P. 899-904.

  123. Goldwein J.W., Radcliffe J., Packer R.J., Sutton L.N. et al. Results of a pilot study of low-dose craniospinal radiation therapy plus chemotherapy for children younger than 5 years with primitive neuroectodermal tumors // Cancer. 1993. Vol. 71. P. 2647-2652.

  124. Griffin C.A., Hawkins A.L., Packer R.J., Rorke L.B. et al. Chromosome abnormalities in pediatric brain tumors // Cancer Res. 1988. Vol. 48. P. 175-180.

  125. Grill J., Sainte-Rose C., Jouvet A., Gentet J.C. et al. Treatment of medulloblastoma with postoperative chemotherapy alone: an SFOP prospective trial in young children // Lancet Oncol. 2005. Vol. 6. P. 573-580.

  126. Grotzer M.A., Hogarty M.D., Janss A.J., Liu X. et al. MYC messenger RNA expression predicts survival outcome in childhood primitive neuroectodermal tumor/medulloblasto-ma // Clin. Cancer Res. 2001. Vol. 7. P. 2425-2433.

  127. Grotzer M.A., Janss A.J., Fung K., Biegel J.A. et al. TrkC expression predicts good clinical outcome in primitive neuroectodermal brain tumors // J. Clin. Oncol. 2000. Vol. 18. P. 1027-1035.

  128. Grotzer M.A., von H.K., von Bueren A.O., Shalaby T. et al. Which clinical and biological tumor markers proved predictive in the prospective multicenter trial HIT '91 - implications for investigating childhood medulloblastoma // Klin. Padiatr. 2007. Vol. 219. P. 312-317.

  129. Grunder E., D’Ambrosio R., Fiaschetti G., Abela L. et al. MicroRNA-21 suppression impedes medulloblastoma cell migration // Eur. J. Cancer. 2011. Vol. 47. P. 2479-2490.

  130. Gudrunardottir T., Sehested A., Juhler M., Schmiegelow K. Cerebellar mutism: review of the literature // Childs Nerv. Syst. 2011. Vol. 27. P. 355-363.

  131. Gurney J.G. Smith M.A. et al. CNS and miscellaneous intracranial and intraspinal neoplasms // NIH Publ. No. 99-4649. Bethesda : National Cancer Institute, 1999.

  132. Gurney J.G., Kadan-Lottick N.S., Packer R.J., Neglia J.P. et al. Endocrine and cardiovascular late effects among adult survivors of childhood brain tumors: Childhood Cancer Survivor Study // Cancer. 2003. Vol. 97. P. 663-673.

  133. Gururangan S., Hwang E., Herndon J.E., Fuchs H. et al. [18F]fluorodeoxyglucose-positron emission tomography in patients with medulloblastoma // Neurosurgery. 2004. Vol. 55. P. 1280-1288.

  134. Habas C., Shirer W.R., Greicius M.D. Delineation of cerebrocerebellar net-works with MRI measures of functional and structural connectivity // Handbook of the Cerebellum and Cerebellar Disorders. New York, 2013. P. 571-585.

  135. Haddy T.B., Mosher R.B., Nunez S.B., Reaman G.H. Growth hormone deficiency after chemotherapy for acute lymphoblastic leukemia in children who have not received cranial radiation // Pediatr. Blood Cancer. 2006. Vol. 46. P. 258-261.

  136. Hagen P.T., Scholz D.G., Edwards W.D. Incidence and size of patent foramen ovale during the first 10 decades of life: an autopsy study of 965 normal hearts// Mayo Clin. Proc. 1984. Vol. 59. P. 17-20.

  137. Hallahan A.R., Pritchard J.I., Hansen S., Benson M. et al. The SmoA1 mouse model reveals that notch signaling is critical for the growth and survival of sonic hedgehog-induced medulloblastomas // Cancer Res. 2004. Vol. 64. P. 7794-7800.

  138. Hamilton S.R., Liu B., Parsons R.E., Papadopoulos N. et al. The molecular basis of Tur-cot’s syndrome // N. Engl. J. Med. 1995. Vol. 332. P. 839-847.

  139. Harder T., Plagemann A., Harder A. Birth weight and subsequent risk of childhood primary brain tumors: a meta-analysis // Am. J. Epidemiol. 2008. Vol. 168. P. 366-373.

  140. Hardy K.K., Bonner M.J., Willard V.W., Watral M.A. et al. Hydrocephalus as a possible additional contributor to cognitive outcome in survivors of pediatric medulloblastoma // Psychooncology. 2008. Vol. 17. P. 1157-1161.

  141. Hardy K.K., Willard V.W., Bonner M.J. Computerized cognitive training in survivors of childhood cancer: a pilot study // J. Pediatr. Oncol. Nurs. 2011. Vol. 28. P. 27-33.

  142. Harrison E.A., Mackersie A., McEwan A., Facer E. The sitting position for neurosurgery in children: a review of 16 years' experience // Br. J. Anaesth. 2002. Vol. 88. P. 12-17.

  143. Hartley K.A., Li C., Laningham F.H., Krasin M.J. et al. Vertebral body growth after craniospinal irradiation // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2008. Vol. 70. P. 1343-1349.

  144. Hattori T., Ito K., Aoki S., Yuasa T. et al. White matter alteration in idiopathic normal pressure hydrocephalus: tract-based spatial statistics study // AJNR Am. J. Neuroradiol. 2012. Vol. 33. P. 97-103.

  145. Heikens J., Michiels E.M., Behrendt H., Endert E. et al. Long-term neuro-endocrine sequelae after treatment for childhood medulloblastoma // Eur. J. Cancer. 1998. Vol. 34. P. 1592-1597.

  146. Heller E., Hurchla M.A., Xiang J., Su X. et al. Hedgehog signaling inhibition blocks growth of resistant tumors through effects on tumor microenvironment // Cancer Res. 2012. Vol. 72. P. 897-907.

  147. Herms J., Neidt I., Luscher B., Sommer A. et al. C-MYC expression in medulloblastoma and its prognostic value // Int. J. Cancer. 2000. Vol. 89. P. 395-402.

  148. Herrmann F., Dorr W., Muller R., Herrmann T. A prospective study on radiation-induced changes in hearing function // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2006. Vol. 65. P. 1338-1344.

  149. Himmelseher S., Pfenninger E., Werner C. Intraoperative monitoring in neuroanesthe-sia: a national comparison between two surveys in Germany in 1991 and 1997. Scientific Neuroanesthesia Research Group of the German Society of Anesthesia and Intensive Care Medicine // Anesth. Analg. 2001. Vol. 92. P. 166-171.

  150. Hoellerich V.L., Wigton R.S. Diagnosing pulmonary embolism using clinical findings // Arch. Intern. Med. 1986. Vol. 146. P. 1699-1704.

  151. Hoistad D.L., Ondrey F.G., Mutlu C., Schachern P.A. et al. Histopathology of human temporal bone after cis-platinum, radiation, or both // Otolaryngol. Head Neck Surg. 1998. Vol. 118. P. 825-832.

  152. Hovestadt V., Remke M., Kool M., Pietsch T. et al. Robust molecular subgrouping and copy-number profiling of medulloblastoma from small amounts of archival tumour material using high-density DNA methylation arrays // Acta Neuropathol. 2013. Vol. 125. P. 913-916.

  153. Hua C., Bass J.K., Khan R., Kun L.E. et al. Hearing loss after radiotherapy for pediatric brain tumors: effect of cochlear dose // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2008. Vol. 72. P. 892-899.

  154. Inskip P.D. Thyroid cancer after radiotherapy for childhood cancer // Med. Pediatr. Oncol. 2001. Vol. 36. P. 568-573.

  155. Ishiguro H., Yasuda Y., Tomita Y., Shinagawa T. et al. Long-term follow-up of thyroid function in patients who received bone marrow transplantation during childhood and adolescence // J. Clin. Endocrinol. Metab. 2004. Vol. 89. P. 5981-5986.

  156. Jain N., Krull K.R., Brouwers P., Chintagumpala M.M. et al. Neuropsychological outcome following intensity-modulated radiation therapy for pediatric medulloblastoma // Pediatr. Blood Cancer. 2008. Vol. 51. P. 275-279.

  157. Jakacki R.I., Burger P.C., Zhou T., Holmes E.J. et al. Outcome of children with metastatic medulloblastoma treated with carboplatin during craniospinal radiotherapy: a Children’s Oncology Group Phase I/II study // J. Clin. Oncol. 2012. Vol. 30. P. 2648-2653.

  158. Jakacki R.I., Feldman H., Jamison C., Boaz J.C. et al. A pilot study of preirradiation chemotherapy and 1800 cGy craniospinal irradiation in young children with medulloblastoma // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2004. Vol. 60. P. 531-536.

  159. Johannesen T.B., Rasmussen K., Winther F.O., Halvorsen U. et al. Late radiation effects on hearing, vestibular function, and taste in brain tumor patients // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2002. Vol. 53. P. 86-90.

  160. Jones D.T., Jager N., Kool M., Zichner T. et al. Dissecting the genomic complexity underlying medulloblastoma // Nature. 2012. Vol. 488. P. 100-105.

  161. Kaatsch P., Rickert C.H., Kuhl J., Schuz J. et al. Population-based epidemiologic data on brain tumors in German children // Cancer. 2001. Vol. 92. P. 3155-3164.

  162. Kahn M. Can we safely target the WNT pathway? // Nat. Rev. Drug Discov. 2014. Vol. 13. P. 513-532.

  163. Kao G.D., Goldwein J.W., Schultz D.J., Radcliffe J. et al. The impact of perioperative factors on subsequent intelligence quotient deficits in children treated for medulloblastoma/ posterior fossa primitive neuroectodermal tumors // Cancer. 1994. Vol. 74. P. 965-971.

  164. Kashiwamura M., Fukada S., Chida E., Satoh N. et al. Sensorineural hearing loss induced by radiation as a late effect: five cases followed by audiogram // Auris Nasus Larynx. 2001. Vol. 28, suppl. P. S111-S115.

  165. Kenney L.B., Laufer M.R., Grant F.D., Grier H. et al. High risk of infertility and long term gonadal damage in males treated with high dose cyclophosphamide for sarcoma during childhood // Cancer. 2001. Vol. 91. P. 613-621.

  166. Keren-Happuch H.E., Chen S.H., Ho M.H., Desmond J.E. A meta-analysis of cerebellar contributions to higher cognition from PET and fMRI studies // Hum. Brain Mapp. 2014. Vol. 35. P. 593-615.

  167. Kida H., Nishikawa N., Matsunami K., Kawahito M. et al. Sitting position in the neuro-surgery: the results of a questionnaire sent to neurosurgeons of medical colleges // Masui. 2000. Vol. 49. P. 566-569.

  168. Kiltie A.E., Lashford L.S., Gattamaneni H.R. Survival and late effects in medulloblastoma patients treated with craniospinal irradiation under three years old // Med. Pediatr. Oncol. 1997. Vol. 28. P. 348-354.

  169. Knight K.R., Kraemer D.F., Neuwelt E.A. Ototoxicity in children receiving platinum chemotherapy: underestimating a commonly occurring toxicity that may influence academic and social development // J. Clin. Oncol. 2005. Vol. 23. P. 8588-8596.

  170. Kool M., Korshunov A., Remke M., Jones D.T. et al. Molecular subgroups of medulloblastoma: an international meta-analysis of transcriptome, genetic aberrations, and clinical data of WNT, SHH, Group 3, and Group 4 medulloblastomas // Acta Neuropathol. 2012. Vol. 123. P. 473-484.

  171. Kool M., Koster J., Bunt J., Hasselt N.E. et al. Integrated genomics identifies five medulloblastoma subtypes with distinct genetic profiles, pathway signatures and clinicopathological features // PLoS One. 2008. Vol. 3. P. e3088.

  172. Korah M.P., Esiashvili N., Mazewski C.M., Hudgins R.J. et al. Incidence, risks, and sequelae of posterior fossa syndrome in pediatric medulloblastoma // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2010. Vol. 77. P. 106-112.

  173. Korshunov A., Benner A., Remke M., Lichter P. et al. Accumulation of genomic aberrations during clinical progression of medulloblastoma // Acta Neuropathol. 2008. Vol. 116. P. 383-390.

  174. Kortmann R.D., Kuhl J., Timmermann B., Mittler U. et al. Postoperative neoadjuvant chemotherapy before radiotherapy as compared to immediate radiotherapy followed by maintenance chemotherapy in the treatment of medulloblastoma in childhood: results of the German prospective randomized trial HIT'91 // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2000. Vol. 46. P. 269-279.

  175. Kurpad S.N., Cohen A.R. Posterior fossa craniotomy: an alternative to craniectomy // Pediatr. Neurosurg. 1999. Vol. 31. P. 54-57.

  176. Lam K.S., Tse V.K., Wang C., Yeung R.T. et al. Effects of cranial irradiation on hypo-thalamic-pituitary function - a 5-year longitudinal study in patients with nasopharyngeal carcinoma // QJM. 1991. Vol. 78. P. 165-176.

  177. Lampe I., Macintyre R.S. Experiences in the radiation therapy of medulloblastoma of the cerebellum // Am. J. Roentgenol. Radium Ther. Nucl. Med. 1954. Vol. 71. P. 659-664.

  178. Lampe I., Macintyre R.S. Experiences in the radiation therapy of medulloblastoma of the cerebellum // Am. J. Roentgenol. Radium Ther. Nucl. Med. 1954. Vol. 71. P. 665-668.

  179. Landberg T.G., Lindgren M.L., Cavallin-Stahl E.K., Svahn-Tapper G.O. et al. Improvements in the radiotherapy of medulloblastoma, 1946-1975 // Cancer. 1980. Vol. 45. P. 670-678.

  180. Langen K.J., Bartenstein P., Boecker H., Brust P. et al. [German guidelines for brain tumour imaging by PET and SPECT using labelled amino acids] // Nuklearmedizin. 2011. Vol. 50. P. 167-173.

  181. Lannering B., Jansson C., Rosberg S., Albertsson-Wikland K. Increased LH and FSH secretion after cranial irradiation in boys // Med. Pediatr. Oncol. 1997. Vol. 29. P. 280-287.

  182. Lannering B., Rutkowski S., Doz F., Pizer B. et al. Hyperfractionated versus conventional radiotherapy followed by chemotherapy in standard-risk medulloblastoma: results from the randomized multicenter HIT-SIOP PNET 4 trial // J. Clin. Oncol. 2012. Vol. 30. P. 3187-3193.

  183. Laughton S.J., Merchant T.E., Sklar C.A., Kun L.E. et al. Endocrine outcomes for children with embryonal brain tumors after risk-adapted craniospinal and conformal primary-site irradiation and high-dose chemotherapy with stem-cell rescue on the SJMB-96 trial // J. Clin. Oncol. 2008. Vol. 26. P. 1112-1118.

  184. Law N., Greenberg M., Bouffet E., Taylor M.D. et al. Clinical and neuroanatomical predictors of cerebellar mutism syndrome // Neuro Oncol. 2012. Vol. 14. P. 1294-1303.

  185. Leary S.E., Zhou T., Holmes E., Geyer J.R. et al. Histology predicts a favorable outcome in young children with desmoplastic medulloblastoma: a report from the children’s oncology group // Cancer. 2011. Vol. 117. P. 3262-3267.

  186. Leonard I.E., Cunningham A.J. The sitting position in neurosurgery - not yet obsolete! // Br. J. Anaesth. 2002. Vol. 88. P. 1-3.

  187. Leonardo da Vinci. Quaderni d’anatomia. In six volumes. Christiania : Jacob Dybwad, 1911.

  188. Limperopoulos C., Chilingaryan G., Guizard N., Robertson R.L. et al. Cerebellar injury in the premature infant is associated with impaired growth of specific cerebral regions // Pediatr. Res. 2010. Vol. 68. P. 145-150.

  189. Lindroos A.C., Niiya T., Randell T., Romani R. et al. Sitting position for removal of pineal region lesions: the Helsinki experience // World Neurosurg. 2010. Vol. 74. P. 505-513.

  190. Littley M.D., Shalet S.M., Beardwell C.G. Radiation and hypothalamic-pituitary function // Baillieres Clin. Endocrinol. Metab. 1990. Vol. 4. P. 147-175.

  191. Littley M.D., Shalet S.M., Beardwell C.G., Robinson E.L. et al. Radiation-induced hypopituitarism is dose-dependent // Clin. Endocrinol. (Oxf.). 1989. Vol. 31. P. 363-373.

  192. Liutkus D., Gouraud J.P., Blanloeil Y. The sitting position in neurosurgical anaesthesia: a survey of French practice // Ann. Fr. Anesth. Reanim. 2003. Vol. 22. P. 296-300.

  193. Livesey E.A., Hindmarsh P.C., Brook C.G., Whitton A.C. et al. Endocrine disorders following treatment of childhood brain tumours // Br. J. Cancer. 1990. Vol. 61. P. 622-625.

  194. LoRusso P.M., Rudin C.M., Reddy J.C., Tibes R. et al. Phase I trial of hedgehog pathway inhibitor vismodegib (GDC-0449) in patients with refractory, locally advanced or metastatic solid tumors // Clin. Cancer Res. 2011. Vol. 17. P. 2502-2511.

  195. Louis D.N., Ohgaki H., Wiestler O.D., Cavenee W.K. et al. The 2007 WHO classification of tumours of the central nervous system // Acta Neuropathol. 2007. Vol. 114. P. 97-109.

  196. Louis D.N., Perry A., Reifenberger G., von Deimling A. et al. The 2016 World Health Organization Classification of Tumors of the Central Nervous System: a summary // Acta Neuropathol. 2016. Vol. 131. P. 803-820.

  197. Lustig R.H., Post S.R., Srivannaboon K., Rose S.R. et al. Risk factors for the development of obesity in children surviving brain tumors // J. Clin. Endocrinol. Metab. 2003. Vol. 88. P. 611-616.

  198. Massimino M., Casanova M., Polastri D., Biassoni V. et al. Relapse in medulloblastoma: what can be done after abandoning high-dose chemotherapy? A mono-institutional experience // Childs Nerv. Syst. 2013. Vol. 29. P. 1107-1112.

  199. Massimino M., Gandola L., Biassoni V., Spreafico F. et al. Evolving of therapeutic strategies for CNS-PNET // Pediatr. Blood Cancer 2013. Vol. 60. P. 2031-2035.

  200. Massimino M., Giangaspero F., Garre M.L., Gandola L. et al. Childhood medulloblastoma // Crit. Rev. Oncol. Hematol. 2011. Vol. 79. P. 65-83.

  201. Matjasko J., Petrozza P., Cohen M., Steinberg P. Anesthesia and surgery in the seated position: analysis of 554 cases // Neurosurgery. 1985. Vol. 17. P. 695-702.

  202. McManamy C.S., Lamont J.M., Taylor R.E., Cole M. et al. Morphophenotypic variation predicts clinical behavior in childhood non-desmoplastic medulloblastomas // J. Neuropathol. Exp. Neurol. 2003. Vol. 62. P. 627-632.

  203. McManamy C.S., Pears J., Weston C.L., Hanzely Z. et al. Nodule formation and desmo-plasia in medulloblastomas-defining the nodular/desmoplastic variant and its biological behavior // Brain Pathol. 2007. Vol. 17. P. 151-164.

  204. Meirow D., Levron J., Eldar-Geva T., Hardan I. et al. Monitoring the ovaries after autotransplantation of cryopreserved ovarian tissue: endocrine studies, in vitro fertilization cycles, and live birth // Fertil. Steril. 2007. Vol. 87. P. 418.

  205. Merchant T.E., Hua C.H., Shukla H., Ying X. et al. Proton versus photon radiotherapy for common pediatric brain tumors: comparison of models of dose characteristics and their relationship to cognitive function // Pediatr. Blood Cancer. 2008. Vol. 51. P. 110-117.

  206. Merchant T.E., Kun L.E., Krasin M.J., Wallace D. et al. Multi-institution prospective trial of reduced-dose craniospinal irradiation (23.4 Gy) followed by conformal posterior fossa (36 Gy) and primary site irradiation (55.8 Gy) and dose-intensive chemotherapy for average-risk medulloblastoma // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2008. Vol. 70. P. 782-787.

  207. Meyers S.P., Kemp S.S., Tarr R.W. MR imaging features of medulloblastomas // AJR Am. J. Roentgenol. 1992. Vol. 158. P. 859-865.

  208. Milde T., Lodrini M., Savelyeva L., Korshunov A. et al. HD-MB03 is a novel Group 3 medulloblastoma model demonstrating sensitivity to histone deacetylase inhibitor treatment // J. Neurooncol. 2012. Vol. 110. P. 335-348.

  209. Milde T., Oehme I., Korshunov A., Kopp-Schneider A. et al. HDAC5 and HDAC9 in medulloblastoma: novel markers for risk stratification and role in tumor cell growth // Clin. Cancer Res. 2010. Vol. 16. P. 3240-3252.

  210. Miller N.G., Reddick W.E., Kocak M., Glass J.O. et al. Cerebellocerebral diaschisis is the likely mechanism of postsurgical posterior fossa syndrome in pediatric patients with midline cerebellar tumors // AJNR Am. J. Neuroradiol. 2010. Vol. 31. P. 288-294.

  211. Miralbell R., Lomax A., Bortfeld T., Rouzaud M. et al. Potential role of proton therapy in the treatment of pediatric medulloblastoma/primitive neuroectodermal tumors: reduction of the supratentorial target volume // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 1997. Vol. 38. P. 477-484.

  212. Miralbell R., Lomax A., Russo M. Potential role of proton therapy in the treatment of pediatric medulloblastoma/primitive neuro-ectodermal tumors: spinal theca irradiation // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 1997. Vol. 38. P. 805-811.

  213. Mirski M.A., Lele A.V., Fitzsimmons L., Toung T.J. Diagnosis and treatment of vascular air embolism // Anesthesiology. 2007. Vol. 106. P. 164-177.

  214. Mitchell D., Rojiani A.M., Richards D., Yachnis A.T. et al. Congenital CNS primitive neuroectodermal tumor: case report and review of the literature // Pediatr. Pathol. Lab. Med. 1995. Vol. 15. P. 949-956.

  215. Morand F.S. Opuscules de Chirurgie. Paris : Guillaume Desprez, 1762.

  216. Moreno-Torres A., Martinez-Perez I., Baquero M., Campistol J. et al. Taurine detection by proton magnetic resonance spectroscopy in medulloblastoma: contribution to noninvasive differential diagnosis with cerebellar astrocytoma // Neurosurgery. 2004. Vol. 55. P. 824-829.

  217. Morgagni G.B. The seats and cause of diseases investigated by anatomy. Translated from the Latin by Benjamin Alexander. London : Millar, 1769.

  218. Muirhead S.E., Hsu E., Grimard L., Keene D. Endocrine complications of pediat-ric brain tumors: case series and literature review // Pediatr. Neurol. 2002. Vol. 27. P. 165-170.

  219. Mulhern R.K., Kepner J.L., Thomas P.R., Armstrong F.D. et al. Neuropsychologic functioning of survivors of childhood medulloblastoma randomized to receive conventional or reduced-dose craniospinal irradiation: a Pediatric Oncology Group study // J. Clin. Oncol. 1998. Vol. 16. P. 1723-1728.

  220. Mulhern R.K., Merchant T.E., Gajjar A., Reddick W.E. et al. Late neurocognitive sequelae in survivors of brain tumours in childhood // Lancet Oncol. 2004. Vol. 5. P. 399-408.

  221. Mulhern R.K., Palmer S.L., Merchant T.E., Wallace D. et al. Neurocognitive consequences of risk-adapted therapy for childhood medulloblastoma // J. Clin. Oncol. 2005. Vol. 23. P. 5511-5519.

  222. Mulhern R.K., Palmer S.L., Reddick W.E., Glass J.O. et al. Risks of young age for selected neurocognitive deficits in medulloblastoma are associated with white matter loss // J. Clin. Oncol. 2001. Vol. 19. P. 472-479.

  223. Muth C.M., Shank E.S. Gas embolism // N. Engl. J. Med. 2000. Vol. 342. P. 476-482.

  224. Nandagopal R., Laverdiere C., Mulrooney D., Hudson M.M. et al. Endocrine late effects of childhood cancer therapy: a report from the Children’s Oncology Group // Horm. Res. 2008. Vol. 69. P. 65-74.

  225. Nelson M., Diebler C., Forbes W.S. Paediatric medulloblastoma: atypical CT features at presentation in the SIOP II trial // Neuroradiology. 1991. Vol. 33. P. 140-142.

  226. Neufeld S.M., Newburn-Cook C.V., Schopflocher D., Dundon B. et al. Children’s vomiting following posterior fossa surgery: a retrospective study // BMC Nurs. 2009. Vol. 8. P. 7.

  227. Northcott P.A., Jones D.T., Kool M., Robinson G.W. et al. Medulloblastomics: the end of the beginning // Nat. Rev. Cancer. 2012. Vol. 12. P. 818-834.

  228. Northcott P.A., Korshunov A., Pfister S.M., Taylor M.D. The clinical implications of medulloblastoma subgroups // Nat. Rev. Neurol. 2012. Vol. 8. P. 340-351.

  229. Northcott P.A., Korshunov A., Witt H., Hielscher T. et al. Medulloblastoma comprises four distinct molecular variants // J. Clin. Oncol. 2011. Vol. 29. P. 1408-1414.

  230. Northcott P.A., Shih D.J., Peacock J., Garzia L. et al. Subgroup-specific structural variation across 1,000 medulloblastoma genomes // Nature. 2012. Vol. 488. P. 49-56.

  231. Odame I., Duckworth J., Talsma D., Beaumont L. et al. Osteopenia, physical activity and health-related quality of life in survivors of brain tumors treated in childhood // Pediatr. Blood Cancer. 2006. Vol. 46. P. 357-362.

  232. Ogilvy-Stuart A.L., Clayton P.E., Shalet S.M. Cranial irradiation and early puberty // J. Clin. Endocrinol. Metab. 1994. Vol. 78. P. 1282-1286.

  233. Ogilvy-Stuart A.L., Shalet S.M. Growth and puberty after growth hormone treatment after irradiation for brain tumours // Arch. Dis. Child. 1995. Vol. 73. P. 141-146.

  234. Orliaguet G.A., Hanafi M., Meyer P.G., Blanot S. et al. Is the sitting or the prone position best for surgery for posterior fossa tumours in children? // Paediatr. Anaesth. 2001. Vol. 11. P. 541-547.

  235. Orringer D.A., Golby A., Jolesz F. Neuronavigation in the surgical management of brain tumors: current and future trends // Expert Rev. Med. Devices. 2012. Vol. 9. P. 491-500.

  236. Oyharcabal-Bourden V., Kalifa C., Gentet J.C., Frappaz D. et al. Standard-risk medulloblastoma treated by adjuvant chemotherapy followed by reduced-dose craniospinal radiation therapy: a French Society of Pediatric Oncology Study // J. Clin. Oncol. 2005. Vol. 23. P. 4726-4734.

  237. Ozek M.M. Posterior Fossa Tumors in Children. Springer, 2015.

  238. Packer R.J., Boyett J.M., Janss A.J. et al. Growth hormone replacement therapy in children with medulloblastoma: use and effect on tumor control // J. Clin. Oncol. 2001. Vol. 19. P. 480-487.

  239. Packer R.J., Biegel J.A., Blaney S., Finlay J. et al. Atypical teratoid/rhabdoid tumor of the central nervous system: report on workshop // J. Pediatr. Hematol. Oncol. 2002. Vol. 24. P. 337-342.

  240. Packer R.J., Gajjar A., Vezina G., Rorke-Adams L. et al. Phase III study of craniospinal radiation therapy followed by adjuvant chemotherapy for newly diagnosed average-risk medulloblastoma // J. Clin. Oncol. 2006. Vol. 24. P. 4202-4208.

  241. Packer R.J., Goldwein J., Nicholson H.S., Vezina L.G. et al. Treatment of children with medulloblastomas with reduced-dose craniospinal radiation therapy and adjuvant chemotherapy: a Children’s Cancer Group Study // J. Clin. Oncol. 1999. Vol. 17. P. 2127-2136.

  242. Packer R.J., Gurney J.G., Punyko J.A., Donaldson S.S. et al. Long-term neurologic and neurosensory sequelae in adult survivors of a childhood brain tumor: childhood cancer survivor study // J. Clin. Oncol. 2003. Vol. 21. P. 3255-3261.

  243. Packer R.J., Rood B.R., MacDonald T.J. Medulloblastoma: present concepts of stratification into risk groups // Pediatr. Neurosurg. 2003. Vol. 39. P. 60-67.

  244. Packer R.J., Sutton L.N., Goldwein J.W., Perilongo G. et al. Improved survival with the use of adjuvant chemotherapy in the treatment of medulloblastoma // J. Neurosurg. 1991. Vol. 74. P. 433-440.

  245. Packer R.J., Zhou T., Holmes E., Vezina G. et al. Survival and secondary tumors in children with medulloblastoma receiving radiotherapy and adjuvant chemotherapy: results of Children’s Oncology Group trial A9961 // Neuro Oncol. 2013. Vol. 15. P. 97-103.

  246. Palmer S.L. Neurodevelopmental impact on children treated for medulloblastoma: a review and proposed conceptual model // Dev. Disabil. Res. Rev. 2008. Vol. 14. P. 203-210.

  247. Palmer S.L., Hassall T., Evankovich K., Mabbott D.J. et al. Neurocognitive outcome 12 months following cerebellar mutism syndrome in pediatric patients with medullo-blastoma // Neuro Oncol. 2010. Vol. 12. P. 1311-1317.

  248. Palmer S.L., Reddick W.E., Gajjar A. Understanding the cognitive impact on children who are treated for medulloblastoma // J. Pediatr. Psychol. 2007. Vol. 32. P. 1040-1049.

  249. Pan C.C., Eisbruch A., Lee J.S., Snorrason R.M. et al. Prospective study of inner ear radiation dose and hearing loss in head-and-neck cancer patients // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2005. Vol. 61. P. 1393-1402.

  250. Pan E., Pellarin M., Holmes E., Smirnov I. et al. Isochromosome 17q is a negative prognostic factor in poor-risk childhood medulloblastoma patients // Clin. Cancer Res. 2005. Vol. 11. P. 4733-4740.

  251. Papadakis V., Vlachopapadopoulou E., Van S.K., Ganshaw L. et al. Gonadal function in young patients successfully treated for Hodgkin disease // Med. Pediatr. Oncol. 1999. Vol. 32. P. 366-372.

  252. Papadopoulos G., Kuhly P., Brock M., Rudolph K.H. et al. Venous and paradoxical air embolism in the sitting position. A prospective study with transoesophageal echocardiography // Acta Neurochir. (Wien). 1994. Vol. 126. P. 140-143.

  253. Pare A. Le Methode Curative des Playes et Fractures de la Teste Humaine. Paris : De l’imprimerie de Jehan Le Royer, 1561.

  254. Park T.S., Hoffman H.J., Hendrick E.B., Humphreys R.P. et al. Medulloblastoma: clinical presentation and management. Experience at the hospital for sick children, Toronto, 1950-1980 // J. Neurosurg. 1983. Vol. 58. P. 543-552.

  255. Parker W., Brodeur M., Roberge D., Freeman C. Standard and nonstandard craniospinal radiotherapy using helical TomoTherapy // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2010. Vol. 77. P. 926-931.

  256. Pastore V., Colombo K., Villa F., Galbiati S. et al. Psychological and adjustment problems due to acquired brain lesions in pre-school-aged patients // Brain Inj. 2013. Vol. 27. P. 677-684.

  257. Paulino A.C. Hypothyroidism in children with medulloblastoma: a comparison of 3600 and 2340 cGy craniospinal radiotherapy // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2002. Vol. 53. P. 543-547.

  258. Peet A.C., Davies N.P., Ridley L., Brundler M.A. et al. Magnetic resonance spectroscopy suggests key differences in the metastatic behaviour of medulloblastoma // Eur. J. Cancer. 2007. Vol. 43. P. 1037-1044.

  259. Pei Y., Liu K.W., Wang J., Garancher A. et al. HDAC and PI3K antagonists cooperate to inhibit growth of MYC-driven medulloblastoma // Cancer Cell. 2016. Vol. 29. P. 311-323.

  260. Peris-Bonet R., Martinez-Garcia C., Lacour B., Petrovich S. et al. Childhood central nervous system tumours - incidence and survival in Europe (1978-1997): report from Automated Childhood Cancer Information System project // Eur. J. Cancer. 2006. Vol. 42. P. 2064-2080.

  261. Pfister S., Remke M., Benner A., Mendrzyk F. et al. Outcome prediction in pediatric medulloblastoma based on DNA copy-number aberrations of chromosomes 6q and 17q and the MYC and MYCN loci // J. Clin. Oncol. 2009. Vol. 27. P. 1627-1636.

  262. Pizer B., Donachie P.H., Robinson K., Taylor R.E. et al. Treatment of recurrent central nervous system primitive neuroectodermal tumours in children and adolescents: results of a Children’s Cancer and Leukaemia Group study // Eur. J. Cancer. 2011. Vol. 47. P. 1389-1397.

  263. Pollack I.F., Polinko P., Albright A.L., Towbin R. et al. Mutism and pseudobulbar symptoms after resection of posterior fossa tumors in children: incidence and pathophysiology // Neurosurgery. 1995. Vol. 37. P. 885-893.

  264. Porter J.M., Pidgeon C., Cunningham A.J. The sitting position in neurosurgery: a critical appraisal // Br. J. Anaesth. 1999. Vol. 82. P. 117-128.

  265. Puget S., Boddaert N., Viguier D., Kieffer V. et al. Injuries to inferior vermis and dentate nuclei predict poor neurological and neuropsychological outcome in children with malignant posterior fossa tumors // Cancer. 2009. Vol. 115. P. 1338-1347.

  266. Queiroz K.C., Spek C.A., Peppelenbosch M.P. Targeting Hedgehog signaling and understanding refractory response to treatment with Hedgehog pathway inhibitors // Drug Resist Update. 2012. Vol. 15. P. 211-222.

  267. Quigley C., Cowell C., Jimenez M., Burger H. et al. Normal or early development of puberty despite gonadal damage in children treated for acute lymphoblastic leukemia // N. Engl. J. Med. 1989. Vol. 321. P. 143-151.

  268. Ramina R., Mattei T.A., de Aguiar P.H., Meneses M.S. et al. Surgical management of brainstem cavernous malformations // Neurol. Sci. 2011. Vol. 32. P. 1013-1028.

  269. Ramnani N. The primate cortico-cerebellar system: anatomy and function // Nat. Rev. Neurosci. 2006. Vol. 7. P. 511-522.

  270. Ranke M.B., Price D.A., Lindberg A., Wilton P. et al. Final height in children with medul-loblastoma treated with growth hormone // Horm. Res. 2005. Vol. 64. P. 28-34.

  271. Rath G.P., Bithal P.K., Chaturvedi A., Dash H.H. Complications related to positioning in posterior fossa craniectomy // J. Clin. Neurosci. 2007. Vol. 14. P. 520-525.

  272. Reeves C.B., Palmer S.L., Reddick W.E., Merchant T.E. et al. Attention and memory functioning among pediatric patients with medulloblastoma // J. Pediatr. Psychol. 2006. Vol. 31. P. 272-280.

  273. Rekate H.L., Grubb R.L., Aram D.M., Hahn J.F. et al. Muteness of cerebellar origin // Arch. Neurol. 1985. Vol. 42. P. 697-698.

  274. Ribi K., Relly C., Landolt M.A., Alber F.D. et al. Outcome of medulloblastoma in children: long-term complications and quality of life // Neuropediatrics. 2005. Vol. 36. P. 357-365.

  275. Ricardi U., Corrias A., Einaudi S., Genitori L. et al. Thyroid dysfunction as a late effect in childhood medulloblastoma: a comparison of hyperfractionated versus conventionally fractionated craniospinal radiotherapy // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2001. Vol. 50. P. 1287-1294.

  276. Richmond J.J. Radiotherapy of intracranial tumours in children // J. Fac. Radiol. 1953. Vol. 4. P. 180-185.

  277. Richmond J.J. Radiotherapy of intracranial tumours in children // J. Fac. Radiol. 1953. Vol. 4. P. 186-189.

  278. Ris M.D., Packer R., Goldwein J., Jones-Wallace D. et al. Intellectual outcome after reduced-dose radiation therapy plus adjuvant chemotherapy for medulloblastoma: a Children’s Cancer Group study // J. Clin. Oncol. 2001. Vol. 19. P. 3470-3476.

  279. Roberts R.O., Lynch C.F., Jones M.P., Hart M.N. Medulloblastoma: a population-based study of 532 cases // J. Neuropathol. Exp. Neurol. 1991. Vol. 50. P. 134-144.

  280. Robertson P.L., Muraszko K.M., Holmes E.J., Sposto R. et al. Incidence and severity of postoperative cerebellar mutism syndrome in children with medulloblastoma: a prospective study by the Children’s Oncology Group // J. Neurosurg. 2006. Vol. 105. P. 444-451.

  281. Robinson G.W., Orr B.A., Wu G., Gururangan S. et al. Vismodegib exerts targeted efficacy against recurrent sonic Hedgehog-subgroup medulloblastoma: results from phase ii pediatric brain tumor consortium studies PBTC-025B and PBTC-032 // J. Clin. Oncol. 2015. Vol. 33. P. 2646-2654.

  282. Rogers H.A., Miller S., Lowe J., Brundler M.A. et al. An investigation of WNT pathway activation and association with survival in central nervous system primitive neuroectoder-mal tumours (CNS PNET) // Br. J. Cancer. 2009. Vol. 100. P. 1292-1302.

  283. Roland J.T. Jr, Cosetti M., Liebman T., Waltzman S. et al. Cochlear implantation following treatment for medulloblastoma // Laryngoscope. 2010. Vol. 120. P. 139-143.

  284. Roman J., Villaizan C.J., Garcia-Foncillas J., Azcona C. et al. Chemotherapy-induced growth hormone deficiency in children with cancer // Med. Pediatr. Oncol. 1995. Vol. 25. P. 90-95.

  285. Rose S.R. Cranial irradiation and central hypothyroidism // Trends Endocrinol. Metab. 2001. Vol. 12. P. 97-104.

  286. Rose S.R., Danish R.K., Kearney N.S., Schreiber R.E. et al. ACTH deficiency in childhood cancer survivors // Pediatr. Blood Cancer. 2005. Vol. 45. P. 808-813.

  287. Rossi A., Caracciolo V., Russo G., Reiss K. et al. Medulloblastoma: from molecular pathology to therapy // Clin. Cancer Res. 2008. Vol. 14. P. 971-976.

  288. Rubinstein L.J., Northfield D.W. The medulloblastoma and the so-called «arachnoidal cerebellar sarcoma» // Brain. 1964. Vol. 87. P. 379-412.

  289. Rudin C.M., Hann C.L., Laterra J., Yauch R.L. et al. Treatment of medulloblastoma with hedgehog pathway inhibitor GDC-0449 // N. Engl. J. Med. 2009. Vol. 361. P. 1173-1178.

  290. Rueckriegel S.M., Driever P.H., Blankenburg F., Ludemann L. et al. Differences in supratentorial damage of white matter in pediatric survivors of posterior fossa tumors with and without adjuvant treatment as detected by magnetic resonance diffusion tensor imaging // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2010. Vol. 76. P. 859-866.

  291. Rutka J.T. Medulloblastoma // Clin. Neurosurg. 1997. Vol. 44. P. 571-585.

  292. Rutka J.T., Hoffman H.J. Medulloblastoma: a historical perspective and overview // J. Neurooncol. 1996. Vol. 29. P. 1-7.

  293. Rutkowski S., Bode U., Deinlein F., Ottensmeier H. et al. Treatment of early childhood medulloblastoma by postoperative chemotherapy alone // N. Engl. J. Med. 2005. Vol. 352. P. 978-986.

  294. Rutkowski S., von B.A., von H.K., Hartmann W., Shalaby T. et al. Prognostic relevance of clinical and biological risk factors in childhood medulloblastoma: results of patients treated in the prospective multicenter trial HIT'91 // Clin. Cancer Res. 2007. Vol. 13. P. 2651-2657.

  295. Rutkowski S., von H.K., Emser A., Zwiener I. et al. Survival and prognostic factors of early childhood medulloblastoma: an international meta-analysis // J. Clin. Oncol. 2010. Vol. 28. P. 4961-4968.

  296. Rutter M.M., Rose S.R. Long-term endocrine sequelae of childhood cancer // Curr. Opin. Pediatr. 2007. Vol. 19. P. 480-487.

  297. Ryan S.L., Schwalbe E.C., Cole M., Lu Y. et al. MYC family amplification and clinical risk-factors interact to predict an extremely poor prognosis in childhood medulloblasto-ma // Acta Neuropathol. 2012. Vol. 123. P. 501-513.

  298. Sang L., Qin W., Liu Y., Han W. et al. Resting-state functional connectivity of the vermal and hemispheric subregions of the cerebellum with both the cerebral cortical networks and subcortical structures // Neuroimage. 2012. Vol. 61. P. 1213-1225.

  299. Saran F., Baumert B.G., Creak A.L., Warrington A.P. et al. Hypofractionated stereotactic radiotherapy in the management of recurrent or residual medulloblastoma/PNET // Pediatr. Blood Cancer. 2008. Vol. 50. P. 554-560.

  300. Schaffranietz L., Grothe A., Olthoff D. Use of the sitting position in neurosurgery. Results of a 1998 survey in Germany // Anaesthesist. 2000. Vol. 49. P. 269-274.

  301. Scheel M., Diekhoff T., Sprung C., Hoffmann K.T. Diffusion tensor imaging in hydrocephalus - findings before and after shunt surgery // Acta Neurochir. (Wien). 2012. Vol. 154. P. 1699-1706.

  302. Schmahmann J.D. Disorders of the cerebellum: ataxia, dysmetria of thought, and the cerebellar cognitive affective syndrome // J. Neuropsychiatry Clin. Neurosci. 2004. Vol. 16. P. 367-378.

  303. Shalet S.M., Gibson B., Swindell R., Pearson D. Effect of spinal irradiation on growth // Arch. Dis. Child. 1987. Vol. 62. P. 461-464.

  304. Shamir R.R., Freiman M., Joskowicz L., Spektor S. et al. Surface-based facial scan registration in neuronavigation procedures: a clinical study // J. Neurosurg. 2009. Vol. 111. P. 1201-1206.

  305. Shapiro H., Drummond J. Neurosurgical anesthesia // Anesthesia. New York, 1994. P. 1897-1946.

  306. Sharma D.S., Gupta T., Jalali R., Master Z. et al. High-precision radiotherapy for cra-niospinal irradiation: evaluation of three-dimensional conformal radiotherapy, intensity-modulated radiation therapy and helical TomoTherapy // Br. J. Radiol. 2009. Vol. 82. P. 1000-1009.

  307. Siviero-Miachon A.A., Monteiro C.M., Pires L.V., Rozalem A.C. et al. Early traits of metabolic syndrome in pediatric post-cancer survivors: outcomes in adolescents and young adults treated for childhood medulloblastoma // Arq. Bras. Endocrinol. Metabol. 2011. Vol. 55. P. 653-660.

  308. Sklar C.A. Overview of the effects of cancer therapies: the nature, scale and breadth of the problem // Acta Paediatr. Suppl. 1999. Vol. 88. P. 1-4.

  309. Sklar C.A., Constine L.S. Chronic neuroendocrinological sequelae of radiation therapy // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 1995. Vol. 31. P. 1113-1121.

  310. Sklar C.A., Mertens A.C., Mitby P., Occhiogrosso G. et al. Risk of disease recurrence and second neoplasms in survivors of childhood cancer treated with growth hormone: a report from the Childhood Cancer Survivor Study // J. Clin. Endocrinol. Metab. 2002. Vol. 87. P. 3136-3141.

  311. Sklar C.A., Mertens A.C., Mitby P., Whitton J. et al. Premature menopause in survivors of childhood cancer: a report from the childhood cancer survivor study // J. Natl Cancer Inst. 2006. Vol. 98. P. 890-896.

  312. Soelva V., Hernaiz D.P., Abbushi A., Rueckriegel S. et al. Fronto-cerebellar fiber tractogra-phy in pediatric patients following posterior fossa tumor surgery // Childs Nerv. Syst. 2013. Vol. 29. P. 597-607.

  313. Spoudeas H.A., Charmandari E., Brook C.G. Hypothalamo-pituitary-adrenal axis integrity after cranial irradiation for childhood posterior fossa tumours // Med. Pediatr. Oncol. 2003. Vol. 40. P. 224-229.

  314. St Clair W.H., Adams J.A., Bues M., Fullerton B.C. et al. Advantage of protons compared to conventional X-ray or IMRT in the treatment of a pediatric patient with medulloblastoma // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2004. Vol. 58. P. 727-734.

  315. Stack S.M. Essentials of Paediatric Intensive Care. Cambridge Academ, 2004.

  316. Standefer M., Bay J.W., Trusso R. The sitting position in neurosurgery: a retrospective analysis of 488 cases // Neurosurgery. 1984. Vol. 14. P. 649-658.

  317. Steward D.J. Manual of Pediatric Anesthesia. Elsevier Science, 1995.

  318. Strick P.L., Dum R.P., Fiez J.A. Cerebellum and nonmotor function // Annu. Rev. Neu-rosci. 2009. Vol. 32. P. 413-434.

  319. Suri A., Mahapatra A.K., Bithal P. Seizures following posterior fossa surgery // Br. J. Neu-rosurg. 1998. Vol. 12. P. 41-44.

  320. Sutton L.N., Phillips P.C., Molloy P.T. Surgical management of medulloblastoma // J. Neurooncol. 1996. Vol. 29. P. 9-21.

  321. Tait D.M., Thornton-Jones H., Bloom H.J., Lemerle J. et al. Adjuvant chemotherapy for medulloblastoma: the first multi-centre control trial of the International Society of Paediatric Oncology (SIOP I) // Eur. J. Cancer. 1990. Vol. 26. P. 464-469.

  322. Tarbell N.J., Friedman H., Kepner J. Outcome for children with high stage medulloblas-toma: results of the pediatric oncology group 9031 // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2000. Vol. 48. P. 179.

  323. Tarbell N.J., Loeffler J.S., Silver B., Lynch E. et al. The change in patterns of relapse in medulloblastoma // Cancer. 1991. Vol. 68. P. 1600-1604.

  324. Taylor M.D., Liu L., Raffel C., Hui C.C. et al. Mutations in SUFU predispose to medulloblastoma // Nat. Genet. 2002. Vol. 31. P. 306-310.

  325. Taylor M.D., Northcott P.A., Korshunov A., Remke M. et al. Molecular subgroups of medulloblastoma: the current consensus // Acta Neuropathol. 2012. Vol. 123. P. 465-472.

  326. Taylor R.E., Bailey C.C., Robinson K., Weston C.L. et al. Results of a randomized study of preradiation chemotherapy versus radiotherapy alone for nonmetastatic medulloblastoma: the International Society of Paediatric Oncology/United Kingdom Children?s Cancer Study Group PNET-3 Study // J. Clin. Oncol. 2003. Vol. 21. P. 1581-1591.

  327. Taylor R.E., Bailey C.C., Robinson K.J., Weston C.L. et al. Impact of radiotherapy parameters on outcome in the International Society of Paediatric Oncology/United Kingdom Children’s Cancer Study Group PNET-3 study of preradiotherapy chemotherapy for M0-M1 medulloblastoma // Int. J. Radiat. Oncol. Biol. Phys. 2004. Vol. 58. P. 1184-1193.

  328. Taylor R.E., Bailey C.C., Robinson K.J., Weston C.L. et al. Outcome for patients with metastatic (M2-3) medulloblastoma treated with SIOP/UKCCSG PNET-3 chemotherapy // Eur. J. Cancer. 2005. Vol. 41. P. 727-734.

  329. Thomas P.R., Deutsch M., Kepner J.L., Boyett J.M. et al. Low-stage medulloblastoma: final analysis of trial comparing standard-dose with reduced-dose neuraxis irradiation // J. Clin. Oncol. 2000. Vol. 18. P. 3004-3011.

  330. Thompson M.C., Fuller C., Hogg T.L., Dalton J. et al. Genomics identifies medulloblastoma subgroups that are enriched for specific genetic alterations // J. Clin. Oncol. 2006. Vol. 24. P. 1924-1931.

  331. Thorne R.N., Pearson A.D., Nicoll J.A., Coakham H.B. et al. Decline in incidence of medulloblastoma in children // Cancer. 1994. Vol. 74. P. 3240-3244.

  332. Tomasello F., Conti A., Cardali S., La T.D. et al. Telovelar approach to fourth ventricle tumors: highlights and limitations // World Neurosurg. 2015. Vol. 83. P. 1141-1147.

  333. Tomita T., Das L., Radkowski M.A. Bone metastases of medulloblastoma in childhood; correlation with flow cytometric DNA analysis // J. Neurooncol. 1990. Vol. 8. P. 113-120.

  334. Tonn J.-C., Westphal M., Rutka J.T., Grossman S.A. (eds). Tailor M.D. Medulloblastoma // Neuro-Oncology of CNS Tumors Berlin : Springer, 2006. P. 461-470.

  335. Toogood A.A. Endocrine consequences of brain irradiation // Growth Horm. IGF Res. 2004. Vol. 14, suppl. A. P. S118-S124.

  336. Uday S., Murray R.D., Picton S., Chumas P. et al. Endocrine sequelae beyond 10 years in survivors of medulloblastoma // Clin. Endocrinol. (Oxf.). 2015. Vol. 83. P. 663-670.

  337. UK Childhood Cancer Study Investigators (UKCCSI). Exposure to power-frequency magnetic fields and the risk of childhood cancer // Lancet. 1999. Vol. 354. P. 1925-1931.

  338. Uruena M., Stanhope R., Chessells J.M., Leiper A.D. Impaired pubertal growth in acute lymphoblastic leukaemia // Arch. Dis. Child. 1991. Vol. 66. P. 1403-1407.

  339. Utriainen M., Metsahonkala L., Salmi T.T., Utriainen T. et al. Metabolic characterization of childhood brain tumors: comparison of 18F-fluorodeoxyglucose and 11C-methionine positron emission tomography // Cancer. 2002. Vol. 95. P. 1376-1386.

  340. Vandeinse D., Hornyak J.E. Linguistic and cognitive deficits associated with cerebellar mutism // Pediatr. Rehabil. 1997. Vol. 1. P. 41-44.

  341. Vesalius A. De humani corporis fabrica libri septum. Basel : Ex officina Joannis Oporini, 1543.

  342. Vicq d?Azyr F. Traite d?anatomie et de physiologie avec des planches coloriees representant fau naturel les divers organs de l’homme et des animaux. Paris : A. Didot l?aine, 1786.

  343. Villani A., Malkin D., Tabori U. Syndromes predisposing to pediatric central nervous system tumors: lessons learned and new promises // Curr. Neurol. Neurosci. Rep. 2012. Vol. 12. P. 153-164.

  344. Volpe J.J. Neurology of the Newborn. Philadelphia : Saunders, 2008.

  345. von Bueren A.O., von H.K., Pietsch T., Gerber N.U. et al. Treatment of young children with localized medulloblastoma by chemotherapy alone: results of the prospective, multicenter trial HIT 2000 confirming the prognostic impact of histology // Neuro Oncol. 2011. Vol. 13. P. 669-679.

  346. von Gosseln H.H., Samii M., Suhr D., Bini W. The lounging position for posterior fossa surgery: anesthesiological considerations regarding air embolism // Childs Nerv. Syst. 1991. Vol. 7. P. 368-374.

  347. von H.K., Hartmann W., von Bueren A.O., Gerber N.U. et al. Large cell/anaplastic me-dulloblastoma: outcome according to myc status, histopathological, and clinical risk factors // Pediatr. Blood Cancer. 2010. Vol. 54. P. 369-376.

  348. von H.K., Hinkes B., Gerber N.U., Deinlein F. et al. Long-term outcome and clinical prognostic factors in children with medulloblastoma treated in the prospective randomised multicentre trial HIT?91 // Eur. J. Cancer. 2009. Vol. 45. P. 1209-1217.

  349. von H.K., Rutkowski S. Medulloblastoma // Curr. Treat. Options Neurol. 2012. Vol. 14. P. 416-426.

  350. Wallace W.H., Shalet S.M., Tetlow L.J., Morris-Jones P.H. Ovarian function following the treatment of childhood acute lymphoblastic leukaemia // Med. Pediatr. Oncol. 1993. Vol. 21. P. 333-339.

  351. Wallace W.H., Thomson A.B., Kelsey T.W. The radiosensitivity of the human oocyte // Hum. Reprod. 2003. Vol. 18. P. 117-121.

  352. Wang M.C., Winston K.R., Breeze R.E. Cerebellar mutism associated with a midbrain cavernous malformation. Case report and review of the literature // J. Neurosurg. 2002. Vol. 96. P. 607-610.

  353. Wang S.S., Kloth A.D., Badura A. The cerebellum, sensitive periods, and autism // Neuron. 2014. Vol. 83. P. 518-532.

  354. Wechsler-Reya R., Scott M.P. The developmental biology of brain tumors // Annu. Rev. Neurosci. 2001. Vol. 24. P. 385-428.

  355. Wechsler-Reya R.J., Scott M.P. Control of neuronal precursor proliferation in the cerebellum by Sonic Hedgehog // Neuron. 1999. Vol. 22. P. 103-114.

  356. Wilkins R.W. Treatment of craniocerebral infection and other common neurosurgical operations at the time of Lister and Macewen // A History of Neurosurgery in Its Scientific and Professional Contexts / ed. S.H. Greenblatt. Chicago : American Association of Neurological Surgeons, 1997.

  357. Willis T. Cerebri anatome: cui accessit nervorum descriptio et usus. London : J. Flesher, 1664.

  358. Wu X., Northcott P.A., Dubuc A., Dupuy A.J. et al. Clonal selection drives genetic divergence of metastatic medulloblastoma // Nature. 2012. Vol. 482. P. 529-533.

  359. Xu W., Janss A., Moshang T. Adult height and adult sitting height in childhood medulloblastoma survivors // J. Clin. Endocrinol. Metab. 2003. Vol. 88. P. 4677-4681.

  360. Yauch R.L., Dijkgraaf G.J., Alicke B., Januario T. et al. Smoothened mutation confers resistance to a Hedgehog pathway inhibitor in medulloblastoma // Science. 2009. Vol. 326. P. 572-574.

  361. Yuan W., McKinstry R.C., Shimony J.S., Altaye M. et al. Diffusion tensor imaging properties and neurobehavioral outcomes in children with hydrocephalus // AJNR Am. J. Neuroradiol. 2013. Vol. 34. P. 439-445.

  362. Yuh G.E., Loredo L.N., Yonemoto L.T., Bush D.A. et al. Reducing toxicity from craniospinal irradiation: using proton beams to treat medulloblastoma in young children // Cancer J. 2004. Vol. 10. P. 386-390.

  363. Zebrack B.J., Gurney J.G., Oeffinger K., Whitton J. et al. Psychological outcomes in long-term survivors of childhood brain cancer: a report from the childhood cancer survivor study // J. Clin. Oncol. 2004. Vol. 22. P. 999-1006.

  364. Zeltzer P.M., Boyett J.M., Finlay J.L., Albright A.L. et al. Metastasis stage, adjuvant treatment, and residual tumor are prognostic factors for medulloblastoma in children: conclusions from the Children’s Cancer Group 921 randomized phase III study // J. Clin. Oncol. 1999. Vol. 17. P. 832-845.

  365. Zhang W.C., Zhong W.X., Li S.T., Zheng X.S. et al. Neuronavigator-guided percutaneous radiofrequency thermocoagulation in the treatment of trigeminal neuralgia // Ir. J. Med. Sci. 2012. Vol. 181. P. 7-13.


1. Собственное исследование.
2. Буст на ЗЧЯ составлял 50-55,2 Гр.
3. Пациенты низкого риска.
4. Также включены дети в возрасте 0-3 лет.
5. Только М0 и М1.
6. Буст на ЗЧЯ составлял 54-55,8 Гр.
7. Инфильтрация ствола была одним из факторов включения в группу высокого риска.
8. Включены М1-3 пациенты и М0 с прогрессией заболевания по МРТ после облучения. М0-1 получали КСО 36 Гр, М2-3 - 39,6 Гр.
9. Данные множественного линейного регрессионного анализа.