image

Диагностика и интенсивная терапия больных COVID-19 : руководство для врачей / под ред. С. С. Петрикова. - Москва : ГЭОТАР-Медиа, 2022. - 432 с. (Серия "COVID-19: от диагноза до реабилитации. Опыт профессионалов") - ISBN 978-5-9704-6943-9.

Аннотация

Руководство для врачей, авторами которой являются ученые и практикующие врачи НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского, опубликованное под редакцией члена-корреспондента РАН С.С. Петрикова, отражает основные диагностические, лечебные и реабилитационные технологии, применяемые для верификации и интенсивной терапии новой коронавирусной инфекции различной степени тяжести.

Каждая из глав посвящена отдельным диагностическим или лечебным технологическим комплексам и сопровождается подробными списками литературы по затрагиваемой проблеме. Отдельная глава обобщает опыт экстренного развертывания реанимационных отделений и вопросы оптимального планирования коечного фонда с учетом имеющихся технических, финансовых и кадровых возможностей, а также различных вариантов развития пандемии.

Рекомендации по проведению лечебно-диагностических мероприятий, выработанные в кратчайшие сроки, основаны на национальных и международных стандартах оказания медицинской помощи и достоверно характеризуются высокой эффективностью и безопасностью.

Представленный в книге материал предназначен практикующим врачам всех специальностей, руководителям лечебных учреждений, организаторам здравоохранения и студентам старших курсов медицинских вузов.

АВТОРСКИЙ КОЛЛЕКТИВ

Абучина Вера Михайловна - врач отделения ультразвуковой диагностики ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Алиджанова Хафиза Гафуровна - доктор медицинских наук, старший научный сотрудник отделения неотложной клинической кардиологии с методами неинвазивной функциональной диагностики ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Бадыгов Станислав Альбертович - врач анестезиолог-реаниматолог, заведующий отделением реанимации для экстренных больных ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Баженов Алексей Иванович - кандидат медицинских наук, заведующий лабораторией клинической иммунологии ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Бармина Татьяна Геннадьевна - кандидат медицинских наук, старший научный сотрудник отделения лучевой диагностики ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Бердников Геннадий Анатольевич - кандидат медицинских наук, старший научный сотрудник отделения неотложной хирургии, эндоскопии и интенсивной терапии ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Боровкова Наталья Валерьевна - доктор медицинских наук, заведующая научным отделением биотехнологий и трансфузиоло-гии ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Брыгин Павел Александрович - кандидат медицинских наук, старший научный сотрудник отделения термической травмы, заведующий отделением реанимации и ИТ для ожоговых больных ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Буланов Андрей Юльевич - доктор медицинских наук, профессор, ведущий научный сотрудник отделения биотехнологий и трансфузиологии ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Варфоломеев Сергей Дмитриевич - доктор химических наук, профессор, член-корреспондент РАН, научный руководитель ФГБУН «Институт биохимической физики им. Н.М. Эмануэля РАН»

Васильченко Мария Кирилловна - врач-кардиолог отделения неотложной клинической кардиологии с методами неинвазивной функциональной диагностики ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Гаврилов Павел Викторович - младший научный сотрудник отделения анестезиологии, реаниматологии и интенсивной терапии ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Годков Михаил Андреевич - доктор медицинский наук, заведующий научным отделом лабораторной диагностики ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Горончаровская Ирина Викторовна - кандидат химических наук, старший научный сотрудник отделения общей реанимации ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Евсеев Анатолий Константинович - доктор химических наук, ведущий научный сотрудник отделения общей реанимации ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Журавель Сергей Владимирович - доктор медицинских наук, заведующий научным отделением анестезиологии, реаниматологии и интенсивной терапии ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Забавская Ольга Александровна - кандидат медицинских наук, врач-рентгенолог отделения рентгеновской компьютерной томографии и радиоизотопной диагностики, старший преподаватель учебного центра ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Иванников Александр Александрович - врач-кардиолог отделения неотложной клинической кардиологии с методами неинвазивной функциональной диагностики ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Каниболоцкий Александр Алексеевич - кандидат медицинских наук, доцент, заведующий отделением - врач-патологоанатом патологоанатомического отделения ГБУЗ «Научно-исследовательский институт скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ, заведующий организационно-методическим отделом по патологической анатомии «Научно-исследовательский институт организации здравоохранения и медицинского менеджмента» ДЗМ, член Президиума Российского общества патологоанатомов

Клычникова Елена Валерьевна - кандидат медицинских наук, заведующая научной клинико-биохимической лабораторией экстренных методов исследования ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Коков Леонид Сергеевич - доктор медицинских наук, профессор, академик РАН, заведующий научным отделом кардиологии и сердечно-сосудистой хирургии ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Костин Александр Игоревич - кандидат медицинских наук, заведующий отделением производственной, клинической трансфузиологии и гравитационной хирургии крови ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Кузнецова Наталья Константиновна - кандидат медицинских наук, ведущий научный сотрудник отделения анестезиологии, реаниматологии и интенсивной терапии ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Кулабухов Владимир Витальевич - кандидат медицинских наук, доцент, ведущий научный сотрудник отделения неотложной хирургии, эндоскопии и интенсивной терапии ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Левина Ольга Аркадьевна - кандидат медицинских наук, ведущий научный сотрудник отделения неотложной нейрохирургии ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Макляева Ольга Георгиевна - врач-хирург, и.о. заведующего отделением лечения острых эндотоксикозов ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Муслимов Рустам Шахисмаилович - кандидат медицинских наук, ведущий научный сотрудник отделения лучевой диагностики ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Навзади Фархад Мохаммадович - врач-хирург, заведующий госпитальным отделением инфекционного корпуса ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Никулина Валентина Петровна - кандидат медицинских наук, врач клинической лабораторной диагностики лаборатории клинической иммунологии ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Панин Александр Андреевич - доктор экономических наук, генеральный директор ООО «Медтехинновации»

Перминов Александр Юрьевич - кандидат экономических наук, заведующий лабораторией научно-организационных технологий ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Петриков Сергей Сергеевич - доктор медицинских наук, профессор РАН, член-корреспондент РАН, директор ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Попова Ирина Евгеньевна - кандидат медицинских наук, старший научный сотрудник отделения лучевой диагностики ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Попугаев Константин Александрович - доктор медицинских наук, профессор, руководитель регионального сосудистого центра ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Птицын Алексей Олегович - врач по лечебной физкультуре отделения медицинской реабилитации ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Рамазанов Ганипа Рамазанович - кандидат медицинских наук, заведующий научным отделением неотложной неврологии и восстановительного лечения ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Рей Сергей Игоревич - кандидат медицинских наук, старший научный сотрудник отделения неотложной хирургии, эндоскопии и интенсивной терапии ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Рыбалко Наталья Владимировна - доктор медицинских наук, заведующая отделением функциональной диагностики ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Рыжова Ольга Валерьевна - врач по лечебной физкультуре отделения неотложной неврологии ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Рык Алла Александровн а - кандидат медицинских наук, старший научный сотрудник отделения неотложной хирургии, эндоскопии и интенсивной терапии ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Рябов Евгений Борисови ч - врач-токсиколог, заведующий отделением экстракорпоральных методов лечения ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Селина Ирина Евгеньевна - кандидат медицинских наук, ведущий научный сотрудник отдела лучевой диагностики ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Семенов Лев Леонидович - врач по лечебной физкультуре, заведующий отделением медицинской реабилитации ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Симарова Ирина Борисовна - врач-трансфузиолог отделения клинической трансфузиологии и гравитационной хирургии крови ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Солонин Сергей Александрович - кандидат медицинских наук, старший научный сотрудник лаборатории клинической иммунологии ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Степанов Валентин Николаевич - заведующий отделением рентгеновской компьютерной томографии и радиоизотопной диагностики ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Тазина Елизавета Владимировна - кандидат фармацевтических наук, старший научный сотрудник клинико-биохимической лаборатории экстренных методов исследования ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Талызин Алексей Михайлович - заведующий отделением анестезиологии-реанимации № 3 ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Трусенко Юлия Алексеевна - врач-токсиколог отделения экстракорпоральных методов лечения ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Тыров Илья Александрович - заместитель руководителя Департамента здравоохранения г. Москвы

Уткина Ирина Игоревна - кандидат медицинских наук; старший научный сотрудник отделения анестезиологии, реаниматологии и интенсивной терапии ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Филатова Анастасия Петровна - врач клинический фармаколог ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Фоменко Наталья Сергеевна - кандидат экономических наук, ведущий научный сотрудник лаборатории научно-организационных технологий ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Хамидова Лайла Тимарбековна - доктор медицинских наук, заведующая научным отделением лучевой диагностики ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Чучалин Александр Григорьевич - доктор медицинских наук, профессор, академик РАН, заведующий кафедрой госпитальной терапии педиатрического факультета ФГАОУ ВО «Российский национальный исследовательский медицинский университет им. Н.И. Пирогова» Минздрава России

Шабанов Аслан Курбанович - доктор медицинских наук, старший научный сотрудник отделения общей реанимации, заместитель главного врача по анестезиологии и реаниматологии ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Шакотько Александр Петрович - врач анестезиолог-реаниматолог, заведующий отделением общей реанимации и интенсивной терапии ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Шарифуллин Фаат Абдул-Каюмович - доктор медицинских наук, профессор, главный научный сотрудник отделения лучевой диагностики ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Скли-фосовского» ДЗМ

Шогенова Людмила Владимировна - врач-пульмонолог, кандидат медицинских наук, Российский национальный исследовательский медицинский университет имени Н.И. Пирогова Министерства здравоохранения Российской Федерации

Шустов Валерий Валерьевич - врач клинической лабораторной диагностики КДЛ № 1 ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

Эсауленко Анна Николаевна - врач кардиолог отделения неотложной клинической кардиологии с методами неинвазивной функциональной диагностики ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

AΠΦ2 - ангиотензин-превращающий фермент-2

AТII - ангиотензин II

АЧТВ - активированное частичное тромбопластиновое время

ВНА - вируснейтрализующие антитела

ВΠ - внебольничная пневмония

ГБО - гипербарическая оксигенация

ГКСГ - глюкокортикостероидные гормоны

ДВС - диссеминированное внутрисосудистое свертывание

ЕМИАС - Единая медицинская информационно-аналитическая система

ЗΠТ - заместительная почечная терапия

ИБС - ишемическая болезнь сердца

ИВЛ - искусственная вентиляция легких

ИНΦ - интерферон

ИК - искусственное кровообращение

ИЛ - интерлейкин

КТ - компьютерная томограмма (компьютерные томографические)

ЛДГ - лактатдегидрогеназа

МАНК - метод(ы) амплификации нуклеиновых кислот

НИВЛ - неинвазивная искусственная вентиляция легких

НΦГ - нефракционированный гепарин

ОРВИ - острая респираторная вирусная инфекция

ОРДС - острый респираторный дистресс-синдром

ОРИТ - отделение реанимации и интенсивной терапии

ОТ-ΠЦР - полимеразная цепная реакция с обратной транскрипцией

ОΠΠ - острое почечное повреждение

ΠДКВ - положительное давление в конце выдоха

ПКТ - прокальцитонин

ПОН - полиорганная недостаточность

ПСП - пресепсин

ПП - парентеральное питание

ПЦР - полимеразная цепная реакция

РААС - ренин-ангиотензиновая-альдостероновая система

РНК - рибонуклеиновая кислота

СВР - системная воспалительная реакция

СД - сахарный диабет

СРБ - С-реактивный белок

ССС - сердечно-сосудистая система

ТМА - тромботическая микроангиопатия

УЗИ - ультразвуковое исследование

ЧСС - частота сердечных сокращений

ФНО - фактор некроза опухоли

ЭКМО - экстракорпоральная мембранная оксигенация

ЭП - энтеральное питание

COVID-19 (англ. coronavirus disease 2019) - коронавирусная инфекция-2019

СРАР (англ. continues positive airway pressure) - постоянное положительное давление в дыхательных путях

MERS - ближневосточный респираторный синдром

SARS-CoV-2 (англ. severe acute respiratory syndrome coronavirus 2) - коронавирус второго типа, вызывающий тяжелый острый респираторный синдром

Глава 1. ИНФЕКЦИЯ COVID-19. ОБЩИЕ СВЕДЕНИЯ

С.С. Петриков, А.А. Иванников, М.К. Васильченко, А.Н. Эсауленко, Х.Г. Алиджанова

БИОЛОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ SARS-COV-2

Впервые человеческий коронавирус (HCoV) был идентифицирован в культивированных тканях трахеи эмбриона в 1965 г., и до 2002 г. полагалось, что вирус не обладает высокой патогенностью. Πредставление изменилось после обширной вспышки SARS, названной атипичной пневмонией, которая была зарегистрирована в Китае в 2002 г. Десять лет спустя была зарегистрирована вспышка средневосточного респираторного синдрома (MERS) в Саудовской Аравии. На май 2020 г. семейство Coronaviridae включало 43 вида РНК-содержащих вирусов (РНК - рибонуклеиновая кислота). Распространение корона-вирусов в природе обширно, они объединены в два подсемейства, которые поражают млекопитающих, включая человека, птиц и земноводных. На основании филогенетического анализа подсемейства были разделены на четыре группы: α, β, γ и δ, из которых только α и β поражают человеческий организм [3]. Вышеперечисленные вспышки были вызваны разными штаммами вируса (SARS-CoV и MERS-CoV соответственно), однако оба этих вируса, а также штамм SARS-CoV-2, являющийся возбудителем текущей пандемии, принадлежат к группе бета-коронавирусов. Установлено, что первоначально SARS-CoV и MERS-CoV были идентифицированы у летучих мышей, которые, как полагается в настоящее время, являются природным резервуаром для возбудителей. У ряда организмов по всему миру выделены вирусы, генетически схожие с SARS-CoV и MERS-CoV летучих мышей. В частности, SARS-CoV-2, выделенный у человека, имеет высокое сходство генетических последовательностей с SARS-подобным коронавирусом (CoV) китайских летучих мышей семейства подковоносых. В связи с этим первоначальное название нынешнего уханьского вируса - 2019-nCoV - было изменено на SARS-CoV-2, что отражает уже имеющийся таксон.

Геном CoV представлен одноцепочечной РНК с положительной полярностью длиной около 30 000 нуклеотидов, на котором имеются 10 открытых рамок считывания, кодирующих от 24 до 27 генов. Примерно две трети 5′-конца генома кодируют полипротеины pp1a и pp1ab, которые далее расщепляются на 16 неструктурных белков, включая фермент РНК-зависимую РНК-полимеразу (RdRP). Структурные белки вируса кодируются одной третью 3′-конца генома [1]. Структура SARS-CoV-2 представляет собой нуклеокапсид, окруженный белковой мембраной и липосодержащей внешней оболочкой, от которой отходят булавовидные шиповидные отростки. Внешне эти образования напоминают корону, за что семейство и получило свое название [3]. Данные отростки представлены одним из четырех структурных белков коронавируса - белком шипа (S), который обеспечивает процесс прикрепления вируса к рецептору клетки-хозяина, а также дальнейшее слияние с клеточной мембраной. Другими структурными белками являются белок нуклеокапсида (N), белок мембраны (М), а также белок оболочки (E).

В живом организме коронавирус имеет наибольший аффинитет к интегральному белку плазматической мембраны ангио-тензин-превращающего фермента 2 (АПФ2) [4]. Он широко распространен в организме и может быть найден на поверхности мембраны клеток эндотелия, специализированных клеток эпителия, в том числе и эпителия нервной системы, нервных окончаниях, а также в клетках репродуктивной системы. АПФ2 имеет наибольшее значение в регуляции сердечно-сосудистой системы (ССС), однако его физиологические функции на этом не ограничиваются: он принимает участие в процессах метаболизма разных биологически активных пептидов и в гематопоэзе [5].

Проникновение в клетку происходит путем связывания S-белка SARS-CoV-2 с цинковой пептидазой АПФ2. После связывания S-белок расщепляется в двух областях (прайминг S-белка) трасмембранной сериновой протеазой TMPRSS2, которая, в свою очередь, способствует слиянию вирусной мембраны с клеткой-хозяином и прямому проникновению вируса в цитоплазму путем эндоцитоза [4]. Белок S SARS-CoV-2 имеет ряд особенностей по сравнению с таковым у SARS-CoV. Во-первых, S-белок SARS-CoV-2 имеет большую аффинность к клеткам живого организма, что было доказано методом криогенной электронной микроскопии. Во-вторых, S-белок SARS-CoV-2 имеет вставку из четырех аминокислотных остатков на границе между субъединицами S1 и S2, которые образуются под действием TMPRSS2. Это вводит новый дополнительный сайт расщепления сериновой протеазой. Данный сайт расщепления не наблюдался у SARS-CoV или других SARS-подобных коронавирусов, и функция его неизвестна. Подобные сайты расщепления были описаны для высокопатогенных вирусов птичьего гриппа и вируса болезни Ньюкасла. Предположительно, эта особенность расширяет клеточный и тканевый тропизм и вносит свой вклад в мультиорганное поражение SARS-CoV-2 [1, 2]. Следует отметить, что АПФ2 локализуется в стенках эндотелия артерий и вен, клетках эпителия респираторного тракта, клетках иммунной системы и эпителии тонкой кишки. Однако сериновая протеаза TMPRSS2 высокоэкспрессирована именно в клетках респираторного тракта [1]. Отсюда можно предположить, что, так как основными клиническими проявлениями инфекции являются респираторные симптомы, тропизм SARS-CoV-2 к различным тканям и обширность их поражения обусловлены не только уровнем экспрессии АПФ2, но и экспрессией TMPRSS2, с помощью которой происходит расщепление S-белка.

Далее происходят типичные для вирусов процессы транскрипции, репликации и трансляции, что в итоге приводит к образованию новых вирусных частиц и выходу из клетки. Каждое звено жизненного цикла вируса может быть рассмотрено как потенциальная терапевтическая цель для нивелирования различных влияний коронавирусной инфекции на организм.

ПАТОЛОГИЧЕСКАЯ ФИЗИОЛОГИЯ COVID-19

До настоящего времени не удается воедино связать последовательность событий, происходящих в организме под действием новой коронавирусной инфекции, в том числе для ССС. Спектр течения коронавирусной инфекции COVID-19 варьируется от бессимптомного вирусоносительства до тяжелого острого респираторного синдрома (ТОРС или SARS) [2]. Проблема усугубляется отсутствием достоверных данных о роли дополнительного сайта расщепления фурином. SARS-CoV-2 имеет многочисленные сходства с геномом SARS-CoV и другими SARS-подобными возбудителями. Именно поэтому анализ предыдущих пандемий и медленно пополняющаяся база новейшей информации позволяют делать предположения относительно патологической физиологии COVID-19 у человека. На данный момент в литературе представлено несколько патофизиологических механизмов воздействия COVID-19 на ССС. Дополнительно выделяются эффекты лекарственной терапии, принимаемой пациентами для лечения как самой коронавирусной инфекции, так и сопутствующих заболеваний.

Системный воспалительный ответ. Ингибирование АПФ2 может быть одним из факторов повреждения легких, а также причиной системного воспаления с высвобождением цитокинов, что способствует развитию острого респираторного дистресс-синдрома (ОРДС) и полиорганной дисфункции [6]. Сниженный уровень АПФ2 приводит к увеличению ангиотензина II (АТII), опосредуя легочную вазоконстрикцию. Liu et al. (2020) [7] показали, что повышенный уровень АТII в сыворотке достоверно ассоциировался с высокой вирусной нагрузкой и более тяжелым повреждением легких при COVID-19. Вследствие иммунного ответа синтезируются высокие уровни хемокинов для привлечения эффекторных воспалительных клеток. Этот несоответствующий иммунный ответ с секрецией воспалительных хемокинов приводит к инфильтрации легких и гиперактивации моноцитов и макрофагов, продуцирующих провоспалительные цитокины (ИЛ-6, ИЛ-8 и ИЛ-1β и TNF-α) и хемокины (такие как CCL2, IFNγ-индуцированный белок-10 и CCL3). Увеличенное местное производство цитокинов и хемокинов привлекает больше воспалительных нейтрофилов и моноцитов в ткань легких, вызывая отек и снижая газообмен в альвеолах [8]. Имеются данные о случаях заболевания пациентов с COVID-19, в которых выявлены отложения активированных белков системы комплемента в тканях легких и других органов. Экспериментальные данные свидетельствуют о том, что взаимодействие белка коронавируса N:MASP-2 приводит к неконтролируемой активации лекти-нового пути комплемента. Высокие уровни циркулирующих белков комплемента, таких как C3, C3a, C4 и C5a, были связаны с повышенным риском сердечно-сосудистых осложнений. Предполагается, что при острых сердечно-сосудистых осложнениях система комплемента способствует как тромбозу, так и ишемическому реперфузионному повреждению после восстановления кровотока в ишемизированной ткани [9].

Кислородный дисбаланс. Повреждения легких, описываемые на аутопсии, ведут к развитию гипоксемии. Когда рaO2 в артериальной крови падает ниже 40 мм рт.ст., возникает одышка. Следует отметить, что нормальной реакцией на гипоксемию является увеличение дыхательного объема и частоты дыхания. Однако в течение пандемии COVID-19 все чаще стали появляться сообщения о пациентах, у которых не наблюдалось данной компенсаторной реакции, несмотря на критически низкие уровни сатурации. В англоязычной литературе такой феномен получил название happy hypoxemia [10]. Существует несколько гипотез, объясняющих механизм развития данного феномена. Так, согласно одной из них, SARS-CoV-2 изменяет экспрессию митохондриальных белков, отвечающих за периферическую хеморецепцию в glomus caroticus [11]. Кроме этого, в нарушении работы данного рефлекса может быть задействован и центральный механизм. Так, повреждение ядра солитарного тракта в результате вирусной инвазии ведет к нарушению эффективного восприятия афферентных стимулов с glomus caroticus. С другой стороны, повышенные уровни провоспалительных цитокинов, таких как, например, ИЛ-1β, приводят к нарушению эфферентной передачи сигналов с центральных дыхательных центров [12]. Под действием повышенного уровня ИЛ-1 β снижается чувствительность как центральных, так и периферических рецепторов. При этом центральное воздействие ИЛ-1β происходит не напрямую, а опосредованно, через синтез эйкозаноидов, в том числе простагландинов. Ингибирование циклооксигеназы с помощью таких препаратов, как «Диклофенак», «Ибупрофен» или дексаметазон, возвращает исходную чувствительность хеморецепторам [13].

Согласно другой теории, повреждение ядра солитарного тракта может привести к так называемому нейрогенному отеку легких, потере тормозных влияний в ростральном вентролатеральном ядре спинного мозга и потере переключения на ядра блуждающего нерва. В свою очередь, это приводит к усилению симпатических влияний и вызывает избыточную вазоконстрикцию, приводящую к отеку легких вследствие увеличения гидростатического давления. Гипертоническое состояние впоследствии может приводить к снижению сосудистого тонуса и гипотензии [14].

Теоретически такое повреждение периферических и центральных отделов, отвечающих за регуляцию дыхания, может привести к нарушению работы рефлекса Савицкого-Эйлера-Лильестранда. Физиологический смысл данного рефлекса заключается в оптимизации кровообращения за счет констрикторной реакции легочных сосудов с увеличением прекапиллярного сопротивления (сужение легочных артериол) в ответ на снижение парциального давления О2 в альвеолярном воздухе. Косвенным доказательством нарушения рефлекса Савицкого-Эйлера- Лильестранда могут являться выявляемые по данным трансторакальной эхокардиограммы и аутопсии признаки перегрузки правого желудочка и легочной гипертензии (ЛГ) [15, 16]. Следует отметить, что, по мнению некоторых авторов, ЛГ ассоциирована с худшим прогнозом [17].

Следует добавить, что гипоксия сама по себе ответственна за развитие прокоагулянтных состояний посредством стимуляции секреции фактора фон Виллебранда, который, действуя на GP Ib-V-IX рецепторы тромбоцитов, приводит к их активации. Более того, гипоксия повышает уровни провоспалительных цитокинов, таких как ИЛ-1β, ИЛ-2, ИЛ-6, ИЛ-12, ИЛ-18, TNF-α, TNF-β и др. [18].

Под прямым воздействием коронавируса на элементы ССС понимается не только прямое влияние на формирующие эту систему клетки. Многие звенья патогенеза COVID-19 реализуются за счет особенностей проникновения вируса в клетку-мишень, а именно таргетной молекулы - АПФ2. Согласно современным представлениям, можно выделить несколько путей воздействия вируса на компоненты ССС: дисрегуляцию в системе АПФ/ АПФ2; повреждение эндотелия и расстройство системы регуляции агрегатного состояния крови.

Дисрегуляция в системе АПФ/АПФ2. Для проникновения в клетку вирус SARS-CoV-2 использует внутриклеточный белок АПФ2 [1]. АПФ2 является частью ангиотензин-альдостероновой системы, отвечающей за ряд физиологических функций. В частности, под действием АПФ2 происходит распад АТII до ангиотензина-1,7 [19]. По мере размножения в клетках организма SARS-CoV-2 блокирует все больше АПФ2, следовательно, количество циркулирующего АТII в крови повышается [7, 20]. Биологическое действие АТII заключается в вазоконстрикции, развитии фиброза, активации ряда воспалительных цитокинов, нарушении в системе гемостаза [21, 22]. Помимо этого, действие АТII связывают с активацией симпатической нервной системы [23], он же способен модулировать как пресинаптические ганглии симпатической системы, так и мозговое вещество надпочечников, что приводит к усиленному высвобождению норадреналина и адреналина [24]. Активируя симпатическую нервную систему, АТII увеличивает сердечный выброс, а также повышает артериальное давление [25], таким образом повышается потребность миокарда в O2 , что способствует ишемическому повреждению миокарда.

Повреждение эндотелия. В нормальных физиологических условиях эндотелий сосудов препятствует агрегации, коагуляции крови и спазмированию сосудов, синтезируя группу активных веществ: оксид азота, простациклин, антитромбин III и др. Кроме того, эндотелий, образуя тромбомодулин, блокирует активные коагулянты, выделяющиеся печенью и находящиеся в плазме крови (тромбин). И наконец, эндотелий адсорбирует антикоагулянты из плазмы крови, препятствуя адгезии и агрегации тромбоцитов на своей поверхности (гепарин, протеины С и S) [26]. Вирусная инвазия в клетки зависит как от экспрессии АПФ2, так и от доступности TMPRSS-2 или других протеаз, необходимых для расщепления вирусного шипа. Ранее было показано, что TMPRSS-2 экспрессируется в эндотелиальных клетках человека, но его экспрессия может варьироваться в микрососудистом и макрососудистом руслах и в разных органах [27]. Развившаяся эндотелиальная дисфункция вызывает нарушения свертывания крови [28]. Важно отметить, что, как продемонстрировано в исследованиях на людях in vitro и на животных, повреждение эндотелия специфически активирует лектиновый путь комплемента [29]. Гистопатологические исследования подтвердили прямую вирусную инфекцию эндотелиальных клеток, эндотелиит (воспаление стенки кровеносных сосудов), а также микро- и макро-сосудистый тромбоз как в венозном, так и в артериальном кровотоке [27]. На основании этих данных можно сделать вывод о том, что SARS-CoV-2 способствует индукции эндотелиита в различных органах, что является прямым следствием как вирусного поражения, так и вторичной воспалительной реакции организма на инфицирование. COVID-19-ассоциированный эндотелиит может объяснить системное нарушение микроциркуляторной функции в различных сосудистых руслах и их клинические последствия у пациентов с COVID-19 [30].

Патология системы гемостаза при COVID-19. Информация о коагулопатии при COVID-19 все еще накапливается. Тромботические нарушения свертывания крови при тяжелом течении COVID-19 встречаются чаще, чем кровотечения, поэтому настоятельно рекомендовано проведение стандартной антикоагулянтной терапии [31]. Протромботические состояния у пациентов с COVID-19 проявляются артериальным тромбозом и тромбозом глубоких вен, тромбоэмболией легочной артерии, инсультами, а также внутрисердечными и микрососудистыми тромбами. В этих процессах задействованы несколько патогенетических механизмов, в том числе эндотелиальная дисфункция, характеризующаяся повышенным уровнем фактора фон Виллебранда, системное воспаление за счет активации Toll-подобного рецептора, а также прокоагулянтное состояние за счет активации пути тканевого фактора. В подгруппе пациентов с тяжелой формой COVID-19 наблюдались высокие уровни провоспалительных цитокинов в плазме [32]. Активация системы комплемента сама по себе может быть ответственна за развитие прокоагулянтных состояний [33]. Кроме того, во время повреждения сосудов и тканей инициирование каскада комплемента запускается в непосредственной пространственно-временной близости от активации тромбоцитов и тромбоза [34]. Было обнаружено, что тромбоциты у пациентов с COVID-19 агрегировались быстрее. Увеличение активации и агрегации тромбоцитов может частично объясняться повышенной активацией пути MAPK и генерацией тромбоксана. Эти результаты показывают, что инфекция SARS-CoV-2 связана с гиперреактивностью тромбоцитов [35].

Важная роль должна быть отведена фибринолитической системе, связанной не только со свертыванием крови (которая прямо или косвенно стимулируется тромбином), но и с ренин-анги-отензин-альдостероновой системой (РААС). После связывания вируса АПФ2 потребляется конкурентно, а АТII остается в избытке, таким образом свободно действуя как мощный стимулятор ингибитора активатора плазминогена (PAI I, основного ингибитора фибринолиза). В то же время повышенный уровень брадикинина в результате активации вышеупомянутого фактора XII стимулирует основной естественный фибринолитический агент - тканевый активатор плазминогена [36]. Таким образом, фибринолиз может подвергаться одновременному усилению активации и/или ингибированию (PAI I), вызывая протромботическое или прогеморрагическое состояние в зависимости от участков и фаз биологического процесса. Фаза или участки локально повышенной активности тканевого активатора плазминогена могут объяснить внутриальвеолярное кровотечение, в то время как фазы или участки с повышенной ингибирующей активностью PAI I могут способствовать сохранению или ухудшению микротромбоза и эволюции в сторону легочного фиброза. Более того, недавно было продемонстрировано полное отключение фибринолиза в крови на фоне тяжелой формы COVID-19 [37].

СЕРДЕЧНО-СОСУДИСТЫЕ ОСЛОЖНЕНИЯ COVID-19

Гипотеза о том, что острые респираторные инфекции, такие как вирус гриппа, являются триггерами острого повреждения ССС и летального исхода, была предложена в 1930-х гг. Тогда впервые была отмечена связь между сезонной активностью вируса гриппа и более высокой смертностью как от бронхолегочной патологии, туберкулеза легких, так и от таких причин, как органическая патология сердца, геморрагический инсульт и сахарный диабет (СД) [1, 6]. Не является исключением и SARS-CoV-2, который, исходя из предполагаемых патофизиологических механизмов его действия, приводит к развитию таких событий, как миокардит, перикардит, острый коронарный синдром, декомпенсация сердечной недостаточности, синдром такоцубо, внезапная сердечная смерть, кардиомиопатии, аритмии, кардиогенный шок и венозные, артериальные тромбоэмболиче-ские осложнения. По результатам одного из исследований у 7% пациентов в когорте из 150 человек выявлены необратимые повреждения миокарда и развившаяся сердечная недостаточность; данные состояния сопровождались повышенным уровнем тропонина [38]. Хотя точные механизмы развития сердечно-сосудистых осложнений при COVID-19 все еще предстоит выяснить и систематизировать, в литературе описывается преобладающее влияние следующих процессов:

  • прямая кардиотоксичность;

  • системное воспаление;

  • несоответствие потребности миокарда в О2 с его доставкой;

  • разрыв бляшки и коронарный тромбоз;

  • побочные эффекты терапии во время госпитализации;

  • сепсис, приводящий к синдрому диссеминированного внутрисосудистого свертывания (ДВС);

  • усиление системного тромбообразования;

  • дисбаланс электролитов.

По статистике, основная причина повреждения миокарда - прямое вирусное поражение кардиомиоцитов и эффекты системного воспаления [39]. С клинической точки зрения мониторинг маркеров сердечного поражения, таких как тропонин, N-концевой натрийуретический пептид B и креатинкиназа, может поспособствовать выявлению пациентов группы риска сердечно-сосудистых осложнений на более ранних стадиях. Данный фактор может быть полезным в превентивных целях и обеспечить своевременное патогенетическое лечение [38].

Миокардит. Одной из ведущих причин смертности при COVID-19 у пациентов кардиологического профиля является миокардит. Изначально пациенты предъявляют жалобы на боль в груди, одышку, в дальнейшем выявляется дисритмия. Описаны случаи фульминантного миокардита с быстрой эволюцией и развившейся желудочковой дисфункцией, связанной с диффузным отеком миокарда. У этих пациентов наблюдались неспецифические изменения сегмента ST на электрокардиограмме и повышение уровня тропонина [38]. Наиболее вероятным механизмом развития миокардита и его острого повреждения является прямое цитопатогенное действие на клетку, обладающую тропностью к миокарду, и последующий вирусиндуцированный воспалительный процесс. Инвазия вируса в клетку-мишень провоцирует включение неспецифических механизмов противовирусной защиты, реализуемых макрофагами и натуральными киллерами. Активированные макрофаги и другие клетки иммунной системы посредством продукции хемокинов привлекают в очаг воспаления T- и B-лимфоциты. Последние реализуют механизмы клеточноопосредованного цитолиза, за счет которого происходит выработка антител против вируса - запускается механизм апоптоза кардиомиоцитов [1]. В одном из ранних китайских исследований были выявлены высокие уровни тропонина с повреждением миокарда у 7-17% пациентов с COVID-19, среди которых 22-31% были госпитализированы в отделение реанимации [40]. На миокардит указывали данные аутопсии некоторых заболевших, при которой обнаружились инфильтрация мононуклеарными антителами и следы генома самого вируса в миокарде [41, 42]. Долгосрочные эффекты миокардита, связанного с SARS-CoV-2, неизвестны. Предполагается, что субклинический миокардит может быть фактором риска внезапной сердечной смерти при физической активности средней и высокой интенсивности [43].

Инфаркт миокарда. Из-за обширного воспалительного процесса и гиперкоагуляции у пациентов с SARS-CoV-2 присутствует риск развития острого инфаркта миокарда. Вследствие тяжелого системного воспаления основным механизмом развития острого коронарного синдрома и инфаркта миокарда с подъемом ST у пациентов с COVID-19 является разрыв нестабильной атеросклеро-тической бляшки [44-46]. Однако это не единственный механизм развития острого коронарного синдрома. На фоне системного воспаления повышенное потребление O2 при сниженной его доставке, дисфункция эндотелия, нарушения в системе гемостаза в виде процессов гиперкоагуляции и микротромбов, микроэмболы также могут спровоцировать и/или усугубить развитие инфаркта миокарда, в том числе и инфаркта миокарда 2-го типа [47]. Представляет интерес лечение пациентов с COVID-19 и развившимся инфарктом миокарда с подъемом ST. Согласно American College of Cardiology, тромболизис проводится только пациентам низкого риска с локализацией инфаркта миокарда на нижней стенке без вовлечения правого желудочка, а также с локализацией на боковой стенке без выраженного нарушения гемодинамики. Предпочтительным методом лечения является чрескожное коронарное вмешательство, которое проводится в большинстве случаев [48].

Сердечная недостаточность. Симптомы острой сердечной недостаточности могут быть первым признаком манифестации коронавирусной инфекции и встречаются у 23% пациентов. В ряде исследований установлен высокий процент пациентов с острой сердечной недостаточностью и кардиомиопатией как первыми проявлениями COVID-19 [46, 49]. При этом первопричина развития сердечной недостаточности не вполне ясна. В ряде случаев это последствия развившейся у пациента кардиомиопатии, в других случаях это обострение ранее не выявленной сердечной недостаточности. Следует отметить, что сложность в понимании усугубляет тот факт, что половина пациентов в вышеперечисленных исследованиях ранее не имели сердечно-сосудистых заболеваний [50].

Нарушения сердечного ритма. Пациенты с развившимся нарушением сердечного ритма составляют значительный процент от всех заболевших COVID-19. Наиболее часто встречаются трепетание/фибрилляция предсердий и синусовая тахикардия [41]. В контексте общих симптомов респираторной вирусной инфекции синусовую тахикардию можно рассматривать вариантом нормы. Возникновение и тяжесть других нарушений сердечного ритма обусловливаются тяжестью основного заболевания, обширностью поражения миокарда, степенью воспаления, а также эффектами некоторых лекарств, удлиняющих интервал Q-T (лопинавир, ритонавир, азитромицин) [44, 51]. Результаты одного из вышеупомянутых исследований указывают на то, что в группах пациентов с повышенным уровнем тропонина часто выявляются злокачественные аритмии, такие как желудочковая тахикардия с переходом в фибрилляцию желудочков [38]. Патофизиологические механизмы в данном случае представлены гипоксией, воспалительным компонентом и нарушением метаболизма. В итальянском исследовании было показано, что воспалительные цитокины, включая ИЛ-6, оказывают на hERG-K1-каналы прямое действие. Данное явление приводит к увеличению потенциала действия желудочков, что вместе с сопутствующими факторами провоцирует риск развития жизнеугрожающих аритмий [52]. Желудочковая природа характерна для аритмий, сопровождающихся повышенным уровнем тропонина сыворотки [45]. В данном случае необходимо проводить дифференциальную диагностику с острым миокардитом и острым коронарным синдромом [52].

Тромбоэмболические осложнения. Пациенты с COVID-19 находятся в повышенной группе риска развития тромботических событий. Это обусловлено системным воспалением, множественным нарушением системы гемостаза и полиорганным вовлечением и напрямую зависит от тяжести заболевания. В ряде исследований у пациентов с COVID-19 было выявлено значительное повышение уровней D-димера. Установлено, что уровни D-димера более 1 мкг/мл связаны с повышенным риском смерти пациентов во время госпитализации. Предполагается, что антикоагуляция низкомолекулярным гепарином связана с увеличением выживаемости пациентов с повышением D-димера сыворотки в 6 раз, а также при тяжелой форме COVID-19 [49, 53].

РОЛЬ КОМОРБИДНОСТИ В ПАТОГЕНЕЗЕ COVID-19

Коморбидность является предрасполагающим фактором развития неблагоприятных исходов при заражении SARS-CoV-2. Она включает в себя заболевания, затрагивающие несколько систем организма: дыхательную (синдром ночного апноэ сна, хроническая обструктивная болезнь легких), сердечно-сосудистую (артериальная гипертензия, ишемическая болезнь сердца, сердечная недостаточность, нарушение сердечного ритма), выделительную (хронические болезни почек), а также эндокринную (ожирение, СД). Эти заболевания, как сами по себе, так и в совокупности, увеличивают риск развития неблагоприятных исходов. У умерших наблюдалась более высокая распространенность артериальной гипертензии (48%), СД (31%) и сердечно-сосудистых заболеваний (24%). Уровень смертности увеличивался с возрастом, составляя 1,3% среди пациентов от 50 до 59 лет, 3,6% - от 60 до 69 лет, 8% - от 70 до 79 лет и 14,8% - у лиц старше 80 лет. Пациенты пожилого возраста с артериальной гипертензией и СД, а также лица с сердечно-сосудистыми заболеваниями (ишемическая болезнь сердца, кардиомиопатия и цереброваскулярные заболевания) подвержены развитию тяжелой формы COVID-19 и сердечно-сосудистых осложнений. Тяжелое течение COVID-19 имеют около 80% пациентов с коморбидностью [6]. Предполагается, что при COVID-19 эндотелиальная дисфункция, как одно из звеньев патофизиологии вирусной инфекции, вносит большой вклад в развитие декомпенсации коморбидных состояний. Это связано с хронической эндотелиальной дисфункцией и тесным взаимодействием органов, обеспечивающих поддержание гомео- и гемостаза [53]. Хроническая эндотелиальная дисфункция имеет место при хронических заболеваниях (ишемическая болезнь сердца, СД, артериальная гипертензия, ожирение, онкология и т.д.). При COVID-19 с коморбидностью хроническая эндотелиальная дисфункция и/или прямая вирусная инфекция эндотелиальных клеток приводит к дисфункциональной эндотелиальной реакции, что является одним из механизмов развития пневмонии, острого респираторного дистресс-синдрома, нарушения микроциркуляции миокарда (его повреждение) и других органов (почки, головной мозг, печень и др.). Лимфопению и гипоальбуминемию у пациентов с тяжелой формой COVID-19 частично можно объяснить нарушением целостности эндотелиального барьера в сосудистых или лимфатических капиллярах [54].

РААС затрагивает как выделительную (в почках синтезируются ренин и альдостерон), так и дыхательную (в легких происходит синтез АПФ, а также содержится АПФ2) системы и ССС. В связи с этим было предложено введение таких наднозологических понятий, как кардиоренальный континуум, кардиоренометаболический синдром и кардиоренальный синдром [55]. Кардиоренальные взаимоотношения в условиях физиологической нормы были представлены А. Guyton в 1990 г. в виде гемодинамической модели, в которой почками осуществляется контроль объема экстрацеллюлярной жидкости путем регуляции процессов экскреции и реабсорбции натрия, в то время как сердце контролирует системную гемодинамику. Центральным звеном этой модели является РААС, эндотелийзависимые факторы и их антагонисты - натрийуретические пептиды и калле-креин-кининовая система. При поражении одного из органов вследствие активации РААС и симпатической нервной системы, развития дисфункции эндотелия и хронического системного воспаления образуется порочный круг - патофизиологическое состояние, при котором сочетание кардиальной и почечной дисфункций приводит к ускоренному снижению функциональной способности каждого из органов, ремоделированию миокарда, сосудистой стенки и почечной ткани, росту заболеваемости и смертности [56]. Данная гипотеза имеет важное прогностическое значение, так как известно, что для COVID-19 одно из звеньев РААС, АПФ2, является таргетным белком.

В рамках сопутствующих сердечно-сосудистых заболеваний отдельно рассматривается артериальная гипертензия. Некоторыми специалистами было высказано предположение, что такая распространенность данного заболевания среди больных COVID-19, в том числе в тяжелой форме, объясняется высокой распространенностью артериальной гипертензии в популяции в целом [57]. В полной мере вклад данного заболевания не до конца ясен, и остается открытым вопрос, является ли артериальная гипертензия фактором риска неблагоприятного исхода COVID-19. Существовала гипотеза о влиянии лечения блокаторами РААС на ухудшение прогноза при COVID-19 за счет увеличения экспрессии АПФ2 [58], но она была опровергнута [59]. Имеющиеся на сегодняшний момент данные не позволяют однозначно определить роль РААС и ее блокаторов в развитии осложнений и тяжести исходов коронавирусной инфекции. В то же время для групп пациентов с артериальной гипертензией, хронической сердечной недостаточностью, ишемической болезнью сердца, перенесших инфаркт миокарда, для лиц с СД препараты блокаторов РААС являются определяющими прогноз и жизненно необходимыми [60]. Больным не следует отменять антигипертензивную терапию препаратами из групп иАПФ/сартанов, так как их резкая отмена может привести к дестабилизации артериального давления на фоне инфекционного процесса, что негативно отразится на исходе заболевания [61]. Однако вопрос об использовании этих препаратов как стартовой терапии в период пандемии для лиц с впервые выявленной артериальной гипертензии, которые не лечились раньше, остается открытым.

ПАТОМОРФОЛОГИЯ COVID-19

На аутопсии пациентов с SARS-CoV-2 определяются патологические изменения почти во всех органах и тканях. Это связано с тем, что АПФ2 экспрессируется во многих органах и тканях [62].

Мозг. Заражение вирусом SARS-CoV-2 может привести к повреждению мозга прямо и опосредованно. Так, COVID-19 приводит к так называемому цитокиновому шторму, который может повредить гематоэнцефалический барьер и нарушить нормальное функционирование центральной нервной системы, попутно создав условия для проникновения вируса из большого круга кровообращения. COVID-19 связан с протромботическим состоянием, которое может привести к окклюзии сосудов, крово-снабжающих головной мозг. Наконец, АПФ2, функциональный рецептор SARS-CoV-2, может способствовать прямой инвазии вируса в нейроны и цереброваскулярные эндотелиальные клетки, что приводит к их апоптозу и некрозу [63]. Так, по данным В. Schurink et al. (2020) [64], при гистологическом исследовании тканей головного мозга и мозжечка обнаруживались гипоксические изменения мозга, проявляющиеся в виде гиперэозинофилии или ядерной и цитоплазматической конденсации нейронов, выявляемой при окрашивании тканей гематоксилин-эозином. У всех пациентов наблюдалась обширная воспалительная реакция, затрагивающая как белое, так и серое вещество, независимо от течения заболевания. Наиболее выраженная воспалительная реакция наблюдалась в продолговатом мозге и обонятельной луковице. Paniz-Mondolfi et al. [65] сообщили о результатах гистологического исследования и электронной микроскопии мужчины, который был госпитализирован с симптомами лихорадки, спутанности сознания и двумя эпизодами падения в домашних условиях. Результат полимеразной цепной реакции (ПЦР) на COVID-19 был положительным. При аутопсийном исследовании вирусные частицы были замечены в лобной доле мозга, а также в эндотелиальных клетках сосудов мозга. ПЦР-тест ткани мозга также подтвердил присутствие SARS-CoV-2. Von Weyhern et al. [66] выявили повреждение ствола головного мозга (интерстициальный энцефалит). В частности, в патологический процесс были вовлечены двигательные ядра блуждающего нерва, ядра тройничного нерва, ядра солитарного тракта, ядра дорсального шва и fasciculis longitudinalis medialis.

Легкие. При гистологическом исследовании легочной ткани имеет место диффузное альвеолярное повреждение с гиалиновыми мембранами, фибринозный альвеолярный экссудат, гиперплазия альвеолоцитов II типа, фибриновые и тромбоцитарные тромбы легочных сосудов мелкого и среднего калибра. В некоторых случаях иммуногистохимически определялось присутствие CD3-, CD4- и CD8+ Т-клеток у пациентов с прижизненной фокальной пневмонией [67]. В ряде случаев были обнаружены ранние изменения с резким увеличением мРНК ИЛ-1β и ИЛ-6, нейтрофильный капиллярит и капиллярный микротромбоз [68]. Magro et al. [69] сообщили о повреждении капилляров альвеолярной перегородки, сопровождающемся обширным отложением комплемента C4d и C5b-9 у двух пациентов. Авторы описали тромбогенную васкулопатию, выдвинув, таким образом, гипотезу об активации связанного с вирусом пути комплемента. R. Nienhold et al. [70] выделили два различных паттерна иммунопатологической реакции при летальном исходе COVID-19. Один образец демонстрирует высокую локальную экспрессию генов, стимулированных интерфероном (ИНФ) (ISGhigh), и цитокинов, высокую вирусную нагрузку и ограниченное повреждение легких. Другой образец показывает сильно поврежденные легкие, низкие ISG (ISGlow), низкие вирусные нагрузки и обильную инфильтрацию активированных CD8+ Т-клеток и макрофагов. Пациенты с ISGhigh умирают значительно раньше после госпитализации, чем пациенты с ISGlow.

Сердце и сосуды. В миокарде умерших выявлены различные гипоксические, метаболические и ишемические повреждения, реже микроангиопатия, петехиальные и сливные кровоизлияния. При тромбозах коронарных артерий развивались мелкоочаговые, реже - трансмуральные инфаркт миокарда. Lindner et al. [71] провели вскрытие 39 пациентов, погибших от COVID-19 (средний возраст - 85 лет). Сердечная ткань содержала SARS-CoV-2 у 24 умерших (61,5%). В 16 случаях (41,0%) была выявлена высокая вирусная нагрузка по результатам количественной обратной транскрипционной ПЦР; при этом у каждого умершего с подобной высокой виремией присутствовала экспрессия провоспалительных генов. Basso et al. [16] сообщили, что лимфоцитарный миокардит имел место в трех из 21 случая (14%). В двух из них в Т-лимфоцитах преобладали CD4+, а в одном случае - CD8+. Повышенная инфильтрация интерстициальных макрофагов наблюдалась в 18 случаях (86%). В четырех случаях имелся перикардит легкой степени. Острое повреждение кардиомиоцитов правого желудочка, вероятнее всего, из-за напряжения/перегрузки, имело место в четырех случаях. Наблюдалась незначительная тенденция к повышению уровня тропонина в сыворотке у пациентов с миокардитом по сравнению с пациентами без миокардита. Не было выявлено дестабилизированных бляшек в коронарной артерии, аневризм коронарной артерии. В отчете из Германии, основанном на результатах аутопсии с анализом сердечной ткани 39 пациентов, умерших от COVID-19, было обнаружено, что SARS-CoV-2 выявлялся в 62% образцов, что указывает на высокую частоту вирусного присутствия в миокарде [71]. Остается открытым вопрос, связаны ли наблюдаемые повреждение и воспаление миокарда с прямым вирусным поражением или системной иммунной реакцией, вторичной по отношению к инфекции [73]. Oudit et al. [74], основываясь на опыте прошедшей эпидемии, вызванной SARS-CoV, предположили, что взаимодействие между SARS-CoV и AПФ2 в сердце может способствовать опосредованному SARS-воспалению и повреждению миокарда. Они сообщили, что вирусная РНК SARS-CoV была обнаружена во вскрытых образцах сердца человека, что свидетельствует о прямой инвазии вируса в кардиомиоциты. Они также указали на пониженную регуляцию АПФ2 и снижение белка АПФ2 в образцах сердца. На аутопсии пациентов с COVID-19 неизменно выявляют эндотелиит и сопутствующий ему макро- и микрососудистый тромбоз в артериях, венах, артериолах, капиллярах и венулах во всех основных органах. Эндотелиальные клетки в ответ на воспалительные состояния продуцируют микровезикулы и медиаторы воспаления, включая цитокины, тромбин и белки системы комплемента. В свою очередь, микровезикулы нарушают целостность сосудов, щелевые соединения, способствуют связыванию нейтрофилов, высвобождают NET, а также способствуют воспалению на тканевом уровне. Широко распространенный васкулит, описанный у пациентов с COVID-19, вероятно, приводит к тромбозу, гемодинамической нестабильности и вегетативной дисрегуляции [43].

Почки. Аутопсийные данные касательно повреждения почек противоречивы. H. Su et al. проанализировали почки в серии аутопсий 26 пациентов с COVID-19. 9 пациентов из 26 прижизненно имели клинические признаки повреждения почек, включая повышение уровня креатинина в сыворотке и/или впервые возникшую протеинурию. На световой микроскопии наблюдали диффузное повреждение проксимальных канальцев с потерей щеточной каймы, дегенерацию вакуолей и даже явный некроз. В некоторых случаях обнаруживались гранулы гемосидерина и пигментные цилиндры. Кроме того, обнаруживались агрегаты эритроцитов, обтурирующие просвет капилляров без тромбоцитов или фибринозных сгустков. Признаки васкулита, интерстициального воспаления или кровоизлияния отсутствовали. Электронно-микроскопическое исследование показало скопления коронавирусоподобных частиц с характерными шипами в канальцевом эпителии и подоцитах [75]. D. Santoriello et al. [76] исследовали гистопатологию почек 42 пациентов, умерших от COVID-19. Наиболее значимые результаты включали острое повреждение канальцев (ОПК) легкой степени, а также отсутствие классической вирусной нефропатии, диффузной тромботической микроангиопатии или острого гломерулонефрита. Гибридизация in situ не смогла идентифицировать окончательную положительную реакцию на SARS-CoV-2. Обнаружение только легкого ОПК на фоне серьезного повышения уровня креатинина предполагает патогенез, связанный с повреждением канальцев, гемодинамическими факторами (такими как агрессивное «вливание» жидкости) и возможностью восстановления функции почек после разрешения инфекции.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. Ларина В.Н., Головко М.Г., Ларин В.Г. Влияние коронавирусной инфекции (COVID-19) на сердечно-сосудистую систему // Вестник РГМУ. 2020. № 2. С. 5-13. DOI: 10.24075/vrgmu.2020.020.

  2. Временные методические рекомендации «Профилактика, диагностика и лечение новой коронавирусной инфекции (COVID-19)». 2020. Версия 9 (26.10.2020). https://base.garant.ru/74810808/ [Дата обращения 22 января 2021 г.]

  3. To K.-W., Hung I.F.-N., Ip J.D. et al. COVID-19 re-infection by a phy-logenetically distinct SARS-coronavirus-2 strain confirmed by whole genome sequencing // Clin. Infect. Dis. 2020. ciaa1275. PMID: 32840608. DOI: 10.1093/cid/ciaa1275.

  4. Corman V.M., Lienau J., Witzenrath M. Coronaviruses as the cause of respiratory infections // Der Internist. 2019. Vol. 60. № 11. Р. 1136-1145. DOI: 10.1007/s00108-019-00671-5.

  5. Srivastava S.P., Goodwin J.E., Kanasaki K. et al. Inhibition of angioten-sin-converting enzyme ameliorates renal fibrosis by mitigating DPP-4 level and restoring antifibrotic microRNAs // Genes. 2020. Vol. 11. № 2. P. 211. PMID: 32085655. DOI: 10.3390/genes11020211.

  6. Long B., Brady W.J., Koyfman A. et al. Cardiovascular complications in COVID-19 // Am. J. Emerg. Med. 2020. Vol. 38. № 7. P. 1504-1507. PMID: 32317203. DOI: 10.1016/j.ajem.2020.04.048.

  7. Liu Y., Yang Y., Zhang C. et al. Clinical and biochemical indexes from 2019-nCoV infected patients linked to viral loads and lung injury // Sci. China Life Sci. 2020. Vol. 63. № 3. P. 364-374. PMID: 32048163. DOI:10.1007/s11427-020-1643-8.

  8. Holter J.C., Pischke S.E., de Boer E. et al. Systemic complement activation is associated with respiratory failure in COVID-19 hospitalized patients // Proс. Natl. Acad. Sci. USA. 2020. Vol. 117. № 40. P. 25018- 25025. PMID: 32943538. DOI: 10.1073/pnas.2010540117.

  9. Kluge K.E., Langseth M.S., Opstad T.B. et al. Complement activation in association with markers of neutrophil extracellular traps and acute myocardial infarction in stable coronary artery disease // Mediators Inflamm. 2020. Vol. 2020. ID 5080743. PMID: 32308555. DOI:10.1155/2020/5080743.

  10. Dhont S., Derom E., Braeckel E.V. et al. The pathophysiology of 'happy' hypoxemia in COVID-19 // Respir. Res. 2020. Vol. 21. № 1. P. 1-9. PMID: 32723327. DOI: 10.1186/s12931-020-01462-5

  11. Archer S.L., Sharp W.W., Weir E.K. Differentiating COVID-19 pneumonia from acute respiratory distress syndrome (ARDS) and high altitude pulmonary edema (HAPE) // Therapeutic Implications. Circulation. 2020. Vol. 142. № 2. Р. 101-104. PMID: 32369390. DOI: 10.1161/circu-lationaha.120.047915.

  12. Ericsson A., Arias C., Sawchenko P.E. Evidence for an intramedullary prostaglandin-dependent mechanism in the activation of stress-related neuroendocrine circuitry by intravenous interleukin-1 // J. Neurosci. 1997. Vol. 17. № 18. P. 7166-7179. PMID: 9278551. DOI: 10.1523/JNEU-ROSCI.17-18-07166.1997.

  13. Донина Ж.А., Баранова Е.В., Александрова Н.П. Влияние ингибирования циклооксигеназных путей на резистентность к нарастающей гипоксии у крыс с повышенным уровнем интерлейкина-1 Бета // Российский физиологический журнал им. И.М. Сеченова. 2020. Vol. 106. № 11. P. 1400-1411. DOI: 10.31857/s0869813920110047.

  14. Anoop U.R., Verma K. Pulmonary edema in COVID19 - A neural hypothesis // ACS Chem. Neurosci. 2020. Vol. 11. № 14. P. 2048-2050. PMID: 32614178. DOI: 10.1021/acschemneuro.0c00370.

  15. Dweck M.R., Bularga A., Hahn R.T. et al. Global evaluation of echocardiography in patients with COVID-19 // Eur. Heart J. Cardiovasc. Imaging. 2020. Vol. 21. № 9. P. 949-958. PMID: 32556199. DOI: 10.1093/ ehjci/jeaa178.

  16. Basso C., Leone O., Rizzo S. et al. Pathological features of COVID-19-associated myocardial injury: a multicentre cardiovascular pathology study // Eur. Heart J. 2020. Vol. 41. № 39. P. 3827-3835. PMID: 32968776. DOI: 10.1093/eurheartj/ehaa664.

  17. Pagnesi M., Baldetti L., Beneduce A. et al. Pulmonary hypertension and right ventricular involvement in hospitalised patients with COVID-19 // Heart. 2020. Vol. 106. № 17. P. 1324-1331. PMID: 32675217. DOI:10.1136/heartjnl-2020-317355.

  18. Замечник Т.В., Рогова Л.Н. Гипоксия как пусковой фактор развития эндотелиальной дисфункции и воспаления сосудистой стенки (обзор литературы) // Вестник новых медицинских технологий. 2012. № 2. C. 393-394.

  19. Santos R.A.S., Sampaio W.O., Alzamora A.C. et al. The ACE2/Angio-tensin-(1-7)/MAS axis of the renin-angiotensin system: focus on an-giotensin-(1-7) // Physiol. Rev. 2018. Vol. 98. № 1. P. 505-553. PMID: 29351514. DOI: 10.1152/physrev.00023.2016.

  20. Петрищев Н.Н., Халепо О.В., Вавиленкова Ю.А. и др. COVID-19 и сосудистые нарушения (обзор литературы) // Регионарное кровообращение и микроциркуляция. 2020. Т. 19. № 3. С. 90-98. DOI: 10.24884/1682-6655-2020-19-3-90-98.

  21. Patel K.P., Schultz H.D. Angiotensin peptides and nitric oxide in cardiovascular disease // Antioxid Redox Signal. 2013. Vol. 19. № 10. P. 1121- 1132. PMID: 22462736. DOI: 10.1089/ars.2012.4614.

  22. Vaughan D.E. The renin-angiotensin system and fibrinolysis // Am. J. Cardiol. 1997. Vol. 79. № 5. P. 12-16. PMID: 9127616. DOI: 10.1016/S0002-9149(97)00124-0.

  23. Porzionato A., Emmi A., Barbon S. et al. Sympathetic activation: a potential link between comorbidities and COVID-19 // FEBS J. 2020. Vol. 287. № 17. P. 3681-3688. PMID: 32779891. DOI: 10.1111/febs.15481.

  24. Dendorfer A., Raasch W., Tempel K. et al. Interactions between the renin-angiotensin system (RAS) and the sympathetic system // Basic Res. Cardiol. 1998. Vol. 93. Suppl. 2. P. 024-029. PMID: 9833158. DOI:10.1007/s003950050202.

  25. Reid I.A. Interactions between ANG II, sympathetic nervous system, and baroreceptor reflexes in regulation of blood pressure // Am. J. Physiol. 1992. Vol. 262. P. E763-E778. PMID: 1616014. DOI: 10.1152/ajpendo.1992.262.6.E763.

  26. Лупинская З.А. Эндотелий сосудов - основной регулятор местного кровотока // Вестник Кыргызско-Российского Славянского университета. 2003. Т. 3, № 7. С. 107-114.

  27. Pons S., Fodil S., Azoulay E. et al. The vascular endothelium: the cornerstone of organ dysfunction in severe SARS-CoV-2 infection // Crit. Care. 2020. Vol. 24. № 1. P. 353. PMID: 32546188. DOI: 10.1186/s13054-020-03062-7.

  28. Gavriilaki E., Anyfanti P., Gavriilaki M.E. et al. Endothelial Dysfunction in COVID-19: Lessons Learned from Coronaviruses // Curr. Hypertens Rep. 2020. Vol. 22. № 9. P. 63. PMID: 32852642. DOI: 10.1007/ s11906-020-01078-6.

  29. Collard C.D., Vakeva A., Morrissey M.A. et al. Complement activation after oxidative stress. Role of the lectin complement pathway // Am. J. Pathol. 2000. Vol. 156. № 5. P. 1549-1556. PMID: 10793066. DOI: 10.1016/S0002-9440(10)65026-2.

  30. Varga Z., Andreas J.F., Peter S. et al. Endothelial cell infection and en-dotheliitis in COVID-19 // Lancet. 2020. Vol. 395. Issue 10234. P. 1417-1418. PMID: 32325026. DOI: 10.1016/S0140-6736(20)30937-5.

  31. Iba T., Levy J.H., Levi M. et al.Coagulopathy in COVID-19 // J. Thromb. Haemost. 2020. Vol. 18. № 9. P. 2103-2109. PMID: 32558075. DOI:10.1111/jth.14975.

  32. Wichmann D., Sperhake J.-P., Lütgehetmann M. et al. Autopsy findings and venous thromboembolism in patients with COVID-19: a prospective cohort study // Ann. Intern. Med. 2020. Vol. 173. № 4. P. 268-274. PMID: 32374815. DOI: 10.7326/M20-2003.

  33. Keragala C.B., Draxler D.F., McQuilten Z.K. et al. Haemostasis and innate immunity - a complementary relationship: a review of the intricate relationship between coagulation and complement pathways // Br. J. Hae-matol. 2018. Vol. 180. № 6. P. 782-798. PMID: 29265338. DOI: 10.1111/bjh.15062.

  34. Sauter R.J., Sauter M., Obrich M. et al. Anaphylatoxin receptor C3aR contributes to platelet function, thrombus formation and in vivo hae-mostasis // Thromb Haemost. 2019. Vol. 119. № 1. P. 179-182. PMID: 30597512. DOI: 10.1055/s-0038-1676349.

  35. Manne B.K., Denorme F., Middleton E.A. et al. Platelet gene expression and function in COVID-19 patients // Blood. 2020. Vol. 136. № 11. P. 1317-1329. PMID: 32573711. DOI: 10.1182/blood.2020007214.

  36. Kwaan H.C. Coronavirus disease 2019: the role of the fibrinolytic system from transmission to organ injury and sequelae // Semin. Thromb. He-most. 2020. Vol. 46. № 7. P. 841-844. PMID: 32386428. DOI: 10.1055/s-0040-1709996.

  37. Wright F.L., Vogler T.O., Moore E.E. et al. Fibrinolysis shutdown correlates to thromboembolic events in severe COVID-19 infection // J. Am. Coll. Surg. 2020. Vol. 231. № 2. P. 193-203. PMID: 32422349. DOI: 10.1016/j.jamcollsurg.2020.05.007.

  38. Costa I.B.S.daS., Bittar C.S., Rizk S.I. et al. The heart and COVID-19: what cardiologists need to know // Arq. Bras. Cardiol. 2020. Vol. 114. № 5. P. 805-816. PMID: 32401847. DOI: 10.36660/abc.20200279.

  39. Kunutsor S.K., Laukkanen J.A. Cardiovascular complications in COV-ID-19: A systematic review and meta-analysis // J. Infect. 2020. Vol. 81. № 2. P. e139-e141. PMID: 32504747. DOI: 10.1016/j.jinf.2020.05.068.

  40. Huang C., Wang Y., Li X. et al. Clinical features of patients infected with 2019 novel coronavirus in Wuhan // China. Lancet. 2020. Vol. 395. Issue 10223. P. 497-506. PMID: 31986264. DOI: 10.1016/S0140-6736(20)30183-5.

  41. Liu K., Fang Y.Y., Deng Y. et al. Clinical characteristics of novel coro-navirus cases in tertiary hospitals in Hubei Province // Chin. Med. J. 2020. Vol. 133. № 9. P. 1025-1031. PMID: 32044814. DOI: 10.1097/CM9.0000000000000744.

  42. Xu Z., Shi L., Wang Y. et al. Pathological findings of COVID-19 associated with acute respiratory distress syndrome // Lancet. 2020. Vol. 8. № 4. P. 420-422. DOI: 10.1016/S2213-2600(20)30076-X.

  43. Becker R.C. Anticipating the long-term cardiovascular effects of COVID-19 // J. Thromb. Thrombolysis. 2020. Vol. 50. P. 512-524. PMID:32880795. DOI: 10.1007/s11239-020-02266-6.

  44. Guo T., Fan Y., Chen M. et al. Cardiovascular implications of fatal outcomes of patients with coronavirus disease 2019 (COVID-19) // JAMA Cardiol. 2020. Vol. 5. № 7. P. 811-818. PMID: 32219356. DOI: 10.1001/jamacardio.2020.1017.

  45. Corrales-Medina V.F., Alvarez K.N., Weissfeld L.A. et al. Association between hospitalization for pneumonia and subsequent risk of cardiovascular disease // JAMA. 2015. Vol. 313. № 3. P. 264-274. PMID: 25602997. DOI: 10.1001/jama.2014.18229.

  46. Chen T., Wu D., Chen H. et al. Clinical characteristics of 113 deceased patients with coronavirus disease 2019: retrospective study // BMJ. 2020. Vol. 368. m1091. PMID: 32217556. DOI: 10.1136/bmj.m1091.

  47. Atri D., Siddiqi H.K., Lang J.P. et al. COVID-19 for the cardiologist. Basic virology, epidemiology, cardiac manifestations, and potential therapeutic strategies // JACC Basic Transl. Sci. 2020. Vol. 5. № 5. P. 518-536. PMID: 32292848. DOI: 10.1016/j.jacbts.2020.04.002.

  48. Welt F.G.P., Shah P.B., Aronow H.D. et al. Catheterization laboratory considerations during the coronavirus (COVID-19) pandemic: from ACC’s Interventional Council and SCAI // J. Am. Coll. Cardiol. 2020. Vol. 75. № 18. P. 2372-2375. PMID: 32199938. DOI: 10.1016/j.jacc.2020.03.021.

  49. Zhou F., Ting Yu, Du R. et al. Clinical course and risk factors for mortality of adult inpatients with COVID-19 in Wuhan, China: a retrospective cohort study // Lancet. 2020. Vol. 395. Issue 10229. P. 1054-1062. PMID: 32171076. DOI: 10.1016/S0140-6736(20)30566-3.

  50. Buzon J., Roignot O., Lemoine S. et al. Takotsubo cardiomyopathy triggered by influenza A virus // Intern. Med. 2015. Vol. 54. Issue 16. P. 2017- 2019. PMID: 26278294. DOI: 10.2169/internalmedicine.54.3606.

  51. Elfiky A.A. Anti-HCV, nucleotide inhibitors, repurposing against COVID-19 // Life Sci. 2020. Vol. 248. P. 117477. PMID: 32119961. DOI:10.1016/j.lfs.2020.117477.

  52. Driggin E., Madhavan M.V., Bikdeli B. et al. Cardiovascular considerations for patients, health care workers, and health systems during the COVID-19 pandemic // J. Am. Coll. Cardiol. 2020. Vol. 75. Issue 18. P. 2352-2371. PMID: 32201335. DOI: 10.1016/j.jacc.2020.03.031.

  53. Arachchillage D.R.J., Laffan M. Abnormal coagulation parameters are associated with poor prognosis in patients with novel coronavirus pneumonia // J. Thromb. Haemost. 2020. Vol. 18. Issue 5. P. 1233-1234. PMID: 32291954. DOI: 10.1111/jth.14768.

  54. Bermejo-Martin J.F., Almansa R., Torres A. et al. COVID-19 as a cardiovascular disease: the potential role of chronic endothelial dysfunction // Cardiovasc Res. 2020. Vol. 116. Issue 10. P. 132-133. PMID: 32420587. DOI: 10.1093/cvr/cvaa140.

  55. Полозова Э.И., Сорокина Н.Н. Кардиоренальный континуум при метаболическом синдроме. Современные проблемы науки и образования // Электронный научный журнал. 2019. № 2. https://science-education.ru/ru/article/view?id=28650 [Дата обращения 22 января 2021].

  56. Кобалава Ж.Д., Моисеев B.C. Концепция кардиоренальных и метаболических соотношений в современной профилактической кардиологии // Кардиоваскулярная терапия и профилактика. 2008. Т. 4. № 7. С. 4-7.

  57. Глыбочко П.В., Фомин В.В., Авдеев С.Н. и др. Клиническая характеристика 1007 больных тяжелой SARS-CoV-2 пневмонией, нуждавшихся в респираторной поддержке // Клиническая фармакология и терапия. 2020. Т. 29. № 2. С. 21-29. DOI:10.32756/0869-5490-2020-2-21-29.

  58. Sommerstein R., Gräni C. Preventing a covid-19 pandemic: ACE inhibitors as a potential risk factor for fatal Covid-19. // Br. Med. J. 2020. Vol. 368. P. 810. DOI: 10.1136/bmj.m810.

  59. Kuster G.M., Pfister O., Burkard T. et al. SARS-CoV2: should inhibitors of the renin-angiotensin system be withdrawn in patients with CO-VID-19? // Eur. Heart J. 2020. Vol. 41. Issue 19. P. 1801-1803. PMID: 32196087. DOI: 10.1093/eurheartj/ehaa235.

  60. Коростовцева Л.С., Ротарь О.П., Конради А.О. COVID-19: каковы риски пациентов с артериальной гипертензией? // Артериальная гипертензия. 2020. Т. 26. № 2. С. 124-132. DOI: 10.18705/1607-419X-2020-26-2-124-132.

  61. Конради A.O., Недошивин A.O. Ангиотензин II и COVID-19. Тайны взаимодействий // Российский кардиологический журнал. 2020. Т. 25. № 4. С. 72-74. DOI: 10.15829/1560-4071-2020-3861.

  62. Забозлаев Ф.Г., Кравченко Э.В., Галлямова А.Р. и др. Патологическая анатомия легких при новой коронавирусной инфекции (COVID-19). предварительный анализ аутопсийных исследований // Клиническая практика. 2020. № 2. С. 21-37. DOI: 10.17816/ clinpract34849.

  63. Aghagoli G., Marin B.G., Nicole J. et al. Neurological involvement in COVID-19 and potential mechanisms: A review // Neurocrit Care. 2020. P. 1-10. PMID: 32661794. DOI: 10.1007/s12028-020-01049-4.

  64. Schurink B., Roos E., Radonic T. et al. Viral presence and immunopa-thology in patients with lethal COVID-19: a prospective autopsy cohort study // Lancet Microbe. 2020. Vol. 1. Issue 7. P. e290-e299. PMID:33015653. DOI: 10.1016/S2666-5247(20)30144-0.

  65. Paniz-Mondolfi A., Bryce C., Grimes Z. et al. Central nervous system involvement by severe acute respiratory syndrome coronavirus-2 (SARS-CoV-2) // J. Med. Virol. 2020. Vol. 92. Issue 7. P. 699-702. PMID: 32314810. DOI: 10.1002/jmv.25915.

  66. von Weyhern C.H., Kaufmann I., Neff F. et al. Early evidence of pronounced brain involvement in fatal COVID-19 outcomes // Lancet. 2020. Vol. 395. Issue 10241. P. 109. PMID: 32505222. DOI: 10.1016/S0140-6736(20)31282-4.

  67. Maise A., Manetti A.C., La Russa R. et al. Autopsy findings in COVID-19-related deaths: a literature review // Forensic Sci. Med. Pathol. 2020. P. 1-18. PMID: 33026628. DOI: 10.1007/s12024-020-00310-8.

  68. Bösmüller H., Traxler S., Bitzer M. et al. The evolution of pulmonary pathology in fatal COVID-19 disease: an autopsy study with clinical correlation // Virchows Archiv. 2020. Vol. 477. P. 349-357. PMID: 32607684. DOI: 10.1007/s00428-020-02881-x.

  69. Magro C., Mulvey J.J., Berlin D. et al. Complement associated micro-vascular injury and thrombosis in the pathogenesis of severe COVID-19 infection: a report of five cases // Transl. Res. 2020. Vol. 220. P. 1-13. PMID: 32299776. DOI: 10.1016/j.trsl.2020.04.007.

  70. Nienhold R., Ciani Y., Koelzer V.H. et al. Two distinct immunopatho-logical profiles in autopsy lungs of COVID-19 // Nat. commun. 2020. Vol. 11. N. 1. P. 1-13. DOI: 10.1038/s41467-020-18854-2.

  71. Lindner D., Fitzek A., Bräuninger H. et al. Association of cardiac infection with SARS-CoV-2 in confirmed COVID-19 autopsy cases // JAMA Сardiol. 2020. Vol. 5. N. 11. P. 1281-1285. PMID: 32730555. DOI: 10.1001/jamacardio.2020.3551.

  72. Freaney P.M., Shah S.J., Khan S.S. COVID-19 and heart failure with preserved ejection fraction // JAMA. 2020. Vol. 324. Issue 15. P. 1499- 1500. PMID: 33001179. DOI: 10.1001/jama.2020.17445.

  73. Nishiga M., Wang D.W., Han Y. COVID-19 and cardiovascular disease: from basic mechanisms to clinical perspectives // Nat. Rev. Cardiol. 2020. Vol. 17. N. 9. P. 543-558. PMID: 32690910. DOI: 10.1038/s41569-020-0413-9.

  74. Oudit G.Y., Kassiri Z., Jiang C. et al. SARS - coronavirus modulation of myocardial ACE2 expression and inflammation in patients with SARS // Eur. J. Clin. Invest. 2009. Vol. 39. N. 7. P. 618-625. PMID: 19453650. DOI: 10.1111/j.1365-2362.2009.02153.x.

  75. Su H., Yang M., Wan Ch. et al. Renal histopathological analysis of 26 postmortem findings of patients with COVID-19 in China // Kidney Int. 2020. Vol. 98. N. 1. P. 219-227. PMID: 32327202. DOI: 10.1016/j. kint.2020.04.003.

  76. Santoriello D., Khairallah P., Bomback A.S. et al. Postmortem kidney pathology findings in patients with COVID-19 // Am. Soc. Nephrol. 2020. Vol. 31. N. 9. P. 2158-2167. PMID: 32727719. DOI: 10.1681/ asn.2020050744.

Глава 2. ОРГАНИЗАЦИЯ И ИНФОРМАЦИОННОЕ СОПРОВОЖДЕНИЕ ОТДЕЛЕНИЙ РЕАНИМАЦИИ И ИНТЕНСИВНОЙ ТЕРАПИИ ДЛЯ ЛЕЧЕНИЯ БОЛЬНЫХ COVID-19

С.С. Петриков, И.А. Тыров, А.Ю. Перминов, Н.С. Фоменко

В современных условиях глобальных эпидемиологических вызовов для государственной системы здравоохранения особую роль приобретает системный подход к инжинирингу (проектированию) и реинжинирингу (перепроектированию) стационаров и лечебно-диагностических процессов в них. Πри этом в фокусе особого внимания менеджмента стационаров находится решение задачи организации лечения пациентов с COVID-19 в условиях отсутствия проверенной клинической практики и динамично изменяющего соответствующего информационного потока, а также необходимость оптимизации ресурсного обеспечения и повышения его оперативности в условиях активного роста количества новых случаев заболевания и отсутствия типовых решений по реорганизации работы стационаров, особенно неинфекционного профиля.

В парадигме системного подхода эффективное управление лечебно-диагностическим процессом невозможно без глубокого анализа всех его элементов: от момента поступления пациента в стационар до момента завершения процесса лечения. Новизна COVID-19 и отсутствие клинической практики по лечению таких пациентов предопределили необходимость разработки комплексных стандартов лечебно-диагностических процессов и их автоматизации. Именно способ организации процесса для достижения целевого состояния пациента формирует требования к инфраструктуре и ресурсному обеспечению.

После объявления в марте 2020 года Всемирной организацией здравоохранения мировой пандемии COVID-19 и последующего введения в России режима повышенной готовности основной задачей многих медицинских учреждений стала необходимость оперативно реорганизовать работу своего стационара в соответствии с новыми, во многом мало предсказуемыми условиями.

Такая реорганизация должна была проводиться с учетом ряда влияющих специфических факторов.

  • Новизна вируса, отсутствие противовирусных препаратов с доказанной эффективностью и выверенных стандартов его лечения. Это существенно осложнило возможности адекватного прогнозирования и планирования ресурсного обеспечения лечебно-диагностических процессов, сформировало необходимость работать «с колес» при появлении новой информации и/или подходов к лечению.

  • Организация во многих случаях процесса лечения пациентов с COVID-19 на базе стационаров неинфекционного профиля.

  • Перепрофилирование, потребовавшее оперативного формирования новых компетенций, схем маршрутизации пациентов, изменения структуры ресурсного обеспечения, а также существенного изменения обеспечивающей инфраструктуры.

  • Повышенные требования к скорости и оперативности проводимой реорганизации в условиях активного роста количества новых случаев заболевания.

Все вышеуказанные факторы обусловливали необходимость системной и слаженной работы как медицинского, так и немедицинского персонала многопрофильных стационаров в части формирования новых стандартов лечебно-диагностических процессов, а также обеспечения эффективной организационно-информационной поддержки процессов лечения пациентов с COVID-19.

В контексте процессного подхода к организации деятельности медицинского учреждения первичен сам лечебно-диагностический процесс, который представляет собой всю совокупность действий по диагностике и лечению пациента, осуществляемых от момента поступления в стационар до момента выписки [1]. Именно выбранный способ организации такого процесса для достижения целевого состояния пациента формирует требования к инфраструктуре и ресурсному обеспечению.

image
Рис. 2-1. Концептуальная модель лечебно-диагностического процесса

На рис. 2-1 схематично представлена концептуальная модель лечебно-диагностического процесса, на которой наглядно отражено его окружение: входящие слева стрелки - ресурсное обеспечение; входящие снизу стрелки - механизмы реализации процесса, несущие активную преобразующую роль; входящие сверху стрелки - управление процессом; исходящие справа стрелки - результаты процесса. При этом сам функциональный блок (процесс) может быть представлен как совокупность взаимосвязей его подпроцессов, отражающая принятый подход к организации диагностики и лечения пациентов по конкретной нозологии.

Целью создания системы организационно-информационной поддержки процесса диагностики и лечения пациентов с COVID-19 в ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского ДЗМ» являлось формирование достаточного окружения лечебно-диагностического процесса.

В качестве основных задач можно выделить организацию инфраструктуры, системную разработку стандартов организации лечебно-диагностических процессов, совершенствование кадрового, ресурсного и информационного обеспечения процессов диагностики и лечения пациентов с COVID-19, а также совершенствование системы автоматизации процессов.

OРГАНИЗАЦИЯ ИНФРАСТРУКТУРЫ

ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» ДЗМ (далее - Институт) было выбрано в качестве одного из первых стационаров для организации лечения пациентов с COVID-19, в том числе в связи с наличием большого реанимационного коечного фонда и развитых компетенций в области оказания экстренной медицинской помощи.

Однако в связи с отсутствием в Институте инфекционного профиля необходимо было провести серьезные преобразования существующей инфраструктуры. Было принято решение о перепрофилировании двух отдельных корпусов (кардиологического и кардиохирургического профиля) в инфекционные корпуса. Схема первого этажа одного из перепрофилированных корпусов представлена на рис. 2-2.

Базовые требования к совершенствованию инфраструктуры были заданы с двух позиций: требования лечебно-диагностического процесса и безопасности медицинского персонала, требования к обеспечению безопасности и комфорта пациента.

image
Рис. 2-2. Схема первого этажа инфекционного корпуса

С позиции требований лечебно-диагностического процесса и безопасности медицинского персонала потребовалось наличие следующего.

  • Реанимационных отделений в составе корпусов с оснащением, соответствующим специфике процесса лечения, связанной с высоким риском различного рода осложнений, важнейшим из которых является развитие вирусной пневмонии и ОРДС. При планировании ОРИТ необходимо учитывать, что 30-50% больных коронавирусной инфекцией, поступающих в стационар, потребуют наблюдения в отделении реанимации. В связи с этим требуется увеличение реанимационного коечного фонда стационара с обычных 10% реанимационных коек от общей коечной мощности до 35-50%. Так, при открытии корпуса для больных COVID-19 в НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского было запланировано соотношение «22 реанимационные койки на 80 госпитальных» (22/78%), затем это отношение было увеличено до 37 на 65 (36/64%), а через некоторое время количество реанимационных коек составило 50%. Важным аспектом является оснащение коек аппаратами ИВЛ и системами подачи кислорода. Необходимо стремиться к наличию в отделении аппаратов ИВЛ в соотношении «1 койка/1 аппарат». Как минимум половина коек должна быть оснащена аппаратами для высокопоточной подачи кислорода. Следует учитывать, что многие современные аппараты ИВЛ имеют функцию высокопоточной подачи кислорода и могут быть использованы по двойному назначению - и как аппарат ИВЛ, и как высокопоточный оксигенатор. При проведении инвазивной ИВЛ у больных пневмонией, вызванной COVID-19, большое значение приобретает увлажнение дыхательной смеси. Практика показала, что для этих целей лучше использовать не фильтры-тепловлагообменники, а стандартные увлажнители. В связи с этим необходимо иметь достаточный запас увлажнителей в оснащении отделения.

  • Собственного компьютерного томографического (КТ) аппарата в инфекционном отделении в целях минимизации транспортировки пациентов с COVID-19 в другие корпуса. Проект по подготовке помещения и установке КТ-аппарата занял месяц, в течение которого была организована транспортировка пациентов на компьютерную томографию силами специальных команд из состава медицинского персонала Института.

  • Санпропускников для входа/выхода медицинского персонала в красную зону и из нее.

  • Рабочих мест в красной зоне, оснащенных компьютерами с установленной Единой медицинской информационно-аналитической системой (ЕМИАС) для возможности внесения данных в историю болезни пациента. При этом печать всех документов происходит исключительно в зеленой зоне для минимизации распространения вируса через бумажные носители.

  • Раций и местных телефонов для обеспечения оперативной связи между красной и зеленой зонами.

  • Стеклянной перегородки для командной зоны, из которой осуществляется координация и оперативное реагирование дежурного администратора и руководителя корпуса на запросы медицинского персонала из красной зоны (рис. 2-3).

image
Рис. 2-3. Командная зона со стеклянной перегородкой
  • Системы навигационных табличек, которые существенно упростили и ускорили перемещение медицинского персонала в переоборудованных корпусах, особенно в первое время, в условиях появления красных зон.

  • Бейджей с фотографиями и именами для медицинского пер-со нала, работающего в красной зоне, для распознавания сотрудников в закрытых защитных костюмах.

  • Оперативного штаба корпуса, в котором собирались все ключевые участники процесса для осуществления координации и решения возникающих ситуаций.

С позиции требований обеспечения безопасности и комфорта пациентов было создано следующее.

  • Палаты с отдельным санузлом и душевой в связи с необходимостью обеспечения изоляционного режима для пациентов.

  • Система видеонаблюдения в коридорах, позволяющая оперативно реагировать на внештатные ситуации.

  • Бесплатный беспроводной доступ в интернет для пациентов.

  • Оснащение каждой палаты компьютером для возможности связи пациентов с родственниками.

  • Оснащение реанимационных палат видеопанелями с трансляцией федеральных каналов.

image
Рис. 2-4. Разметка посадочных мест для обеспечения социальной дистанции

Важным аспектом также явилась необходимость совершенствования инфраструктуры остальных зданий Института в местах массового скопления людей (центральное приемное отделение, отделение трансфузиологии и др.). В частности, был введен режим социального дистанцирования, осуществлена соответствующая разметка посадочных мест и мест в лифтах (рис. 2-4), размещены соответствующие таблички, введен запрет на посещение пациентов родственниками и др.

УПРАВЛЕНИЕ ЛЕЧЕБНО-ДИАГНОСТИЧЕСКИМ ПРОЦЕССОМ (СТАНДАРТЫ)

Не вызывает сомнения, что важнейшим фактором успеха сохранения жизни и восстановления здоровья пациентов с COVID-19 является наличие и исполнение стандартов лечебно-диагностических процессов.

В связи с новизной данного вируса и отсутствием клинической практики по лечению пациентов с COVID-19 в Институте была организована разработка соответствующих стандартов лечебно-диагностических процессов.

В мировой практике существует множество подходов к описанию процессов [2, 4, 5]. В качестве основного инструмента была выбрана проверенная и используемая в Институте нотация описания процессов - модифицированная оперограмма, в которой наглядно отражены следующие ключевые характеристики процесса:

  • участники процесса (роли);

  • действия процесса;

  • трудозатраты каждого участника процесса;

  • частота и кратность всех шагов (действий) процесса;

  • медикаменты и расходные материалы, необходимые для реализации процесса, и их нормативное количество;

  • моменты принятия решений врачом с учетом состояния пациента и показаний, а также дальнейшее ветвление процесса и другие значимые характеристики.

Необходимо отметить, что в подобных моделях отражается так называемый идеальный с позиции логики и оснащения процесс, однако учитывающий возможные варианты событий с определенной частотой их возникновения. Подробное описание принципов и правил описания лечебно-диагностических процессов в формате модифицированных оперограмм представлено в статье А.Ю. Перминова и соавт. [1].

Сформированная таким образом модель лечебно-диагностического процесса является основой для решения ряда управленческих и экономических задач:

  • формирования регламентов взаимодействия участников в рамках осуществления лечебно-диагностических процессов;

  • эффективного планирования ресурсов, необходимых для осуществления лечебно-диагностических процессов;

  • расчета нормативной себестоимости лечебно-диагностического процесса, в том числе для обоснования необходимости корректировки тарифов;

  • анализа узких мест лечебно-диагностических процессов в части организации работ, технико-технологического оснащения, несоответствия результатов обеспечивающих процессов (кадровое обеспечение, материально-техническое обеспечение и др.) требованиям лечебно-диагностических процессов и в итоге инициации проектов развития;

  • автоматизации процессов или их элементов с максимальным учетом специфики и деталей процесса и др.

Для разработки таких моделей по лечению пациентов с COVID-19 была сформирована малая группа из состава врачей отделения, непосредственно задействованных в процессе. Более подробно подход к организации такой работы представлен в статье С.С. Петрикова и соавт. [3].

По результатам работы было разработано пять моделей лечебно-диагностических процессов: лечебно-диагностический процесс в приемном отделении, лечение пациентов с COVID-19 в инфекционном отделении, лечение пациентов в 1-й день в реанимационном отделении, лечение пациентов в тяжелом состоянии во 2-й и последующие дни в реанимационном отделении, лечение пациентов в крайне тяжелом состоянии во 2-й и последующие дни в реанимационном отделении.

На основании каждой модели была сформирована технологическая карта, консолидирующая в себе все ресурсные характеристики процессов в натуральном выражении.

Фактически разработанные модели и технологические карты являются внутренним стандартом лечения пациентов с COVID-19, учитывающим требования Временных методических рекомендаций по профилактике, диагностике и лечению новой коронавирусной инфекции Министерства здравоохранения РФ и имеющихся клинических протоколов Института.

В целях поддержки исполнения вышеуказанных стандартов на основе утвержденной модели процесса были разработаны чек-листы, которые представляют собой перечень обязательных диагностик, исследований и консультаций, проводимых каждому пациенту в процессе лечения.

Чек-лист обеспечивает врачу возможность свериться со стандартом, проконтролировать свою работу, уменьшить количество ошибок в случае усталости и в результате повысить качество оказываемой медицинской помощи за счет смещения точки контроля качества в сторону предупреждения ошибок, что может в ряде случаев сохранить здоровье и спасти жизнь пациенту.

Кроме комплексных стандартов лечебно-диагностических процессов, были разработаны простые и наглядные инструкции, обеспечивающие безопасность работы медицинского персонала в условиях инфекционного отделения, в частности, памятка о порядке надевания и снятия средств индивидуальной защиты, схема маршрутизации передачи биоматериала в лабораторию, памятка по гигиенической обработке рук и др. (рис. 2-5).

image
Рис. 2-5. Размещение памятки о порядке надевания средств индивидуальной защиты в санпропускнике

КАДРОВОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ

В инфекционных корпусах в связи с особой спецификой и интенсивностью был увеличен штат врачей и медицинских сестер на приеме, к работе в отделениях привлечены ординаторы второго года обучения на должностях врачей-стажеров, введена роль администраторов корпуса. В основном на нее были выбраны заведующие отделениями анестезиологии-реаниматологии и заведующие экстренными службами Института. На круглосуточное дежурство в командной зоне сформировано пять парных бригад администраторов.

В целях повышения качества и результативности лечения как минимум 2 раза в день проводились обходы по корпусам с участием руководства Института.

АВТОМАТИЗАЦИЯ ПРОЦЕССОВ

Существенным фактором успеха при выявлении и дальнейшем лечении COVID-19 является своевременная и качественная диагностика заболевания.

Клиническая лаборатория НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского является одной из самых крупных лабораторий государственных стационаров Москвы. Большая часть поликлиник не имеет собственных лабораторий, кроме того, лишь три лаборатории в Москве, включая лабораторию Института, были достаточно оснащены для проведения исследований в требуемом объеме.

В ЕМИАС был реализован дополнительный функционал, доступ к которому получили врачи поликлинического звена и врачи в стационарах. Задача ЕМИАС.КОВ - осуществлять учет анализов на COVID-19, который содержит всю персональную информацию о пациенте: место работы, фактический адрес, мобильный телефон и т.д.

На начальном этапе ЕМИАС.КОВ не был интегрирован ни с одной автоматизированной лабораторной системой, и все данные о пациентах необходимо было переносить вручную, для чего в лабораторию Института был в существенном количестве привлечен дополнительный персонал, дежуривший круглосуточно.

Благодаря произведенной интеграции Лабораторной информационной системы Института с порталом ЕМИАС.КОВ на сегодняшний день данные из Лабораторной информационной системы Института переносятся автоматически, что позволило минимизировать повторный ручной ввод данных. Вместе с тем была упрощена процедура передачи биоматериала с использованием сканеров штрихкодов, таким образом, при поступлении лабораторного материала необходимо отсканировать штрихкод, и информация о регистрации биоматериала начинает воспроизводиться в ЕМИАС.КОВ и Лабораторной информационной системе Института автоматически.

РЕСУРСНОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ

В части ресурсного обеспечения процессов немаловажную роль сыграло эффективное взаимодействие с различными организациями в рамках благотворительной помощи.

  • Организация бесплатного питания для персонала, задействованного в процессах организации лечения пациентов с COVID-19.

Организация бесплатного проезда домой и на работу для сотрудников с помощью одного из агрегаторов такси.

  • Организация бесплатного проживания сотрудников в ближайших гостиницах в целях обеспечения безопасности и здоровья членов семей медицинского персонала и др.

Все это позволило обеспечить дополнительную эмоциональную и материальную поддержку медицинскому персоналу, задействованному в борьбе с пандемией COVID-19, и обеспечить ему условия для отдыха и восстановления сил.

Вместе с тем важнейшую роль в части снабжения медперсонала необходимыми расходными материалами и лекарствами сыграла координация работы контрактной службы, аптечного склада и главной сестры инфекционного корпуса. В ежедневном режиме остатки на каждом складе и планы поставок собирались и рассылались всем участникам в целях обеспечения непрерывности процесса лечения.

ИНФОРМАЦИОННОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ

Важнейшим аспектом борьбы с глобальной пандемией является информационная поддержка как врачей, работающих с пациентами с COVID-19, так и общества в целом.

Обмен опытом и лучшими практиками среди медицинских специалистов является одним из ключевых факторов успешной борьбы с подобными заболеваниями.

В Институте был запущен ряд видеоконференций на официальном канале НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского на платформе платформе Youtube.com. Первый выпуск под названием «Как помогают пациентам c COVID-19 в НИИ Склифосовского» был крайне востребован, трансляцию в прямом эфире посмотрели более 1500 человек, а за 2 мес ролик набрал 6234 просмотра.

Серия последовавших прямых эфиров освещала ряд важнейших вопросов, связанных со спецификой диагностики и лечения заболевания, а также с опытом Института по применению новых методов лечения.

Темами видеоконференций стали лабораторная диагностика COVID-19, особенности инструментальной диагностики (КТ и рентген), ультразвуковая диагностика, лечение пациентов в тяжелом состоянии в реанимационных отделениях и т.д. Все информационные материалы в совокупности набрали за 2 мес свыше 24 000 просмотров.

Представленная статистика просмотров признана крайне успешной, так как основной аудиторией стали медицинские работники, в том числе из регионов, для которых опыт Института в этих вопросах является особенно актуальным.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. Перминов А.Ю., Тыров И.А., Фоменко Н.С. Методические аспекты описания процессов медицинского учреждения: нотации, особенности, эффекты // Евразийский союз ученых (ЕСУ). 2019. Т. 59. № 2. С. 38-42.

  2. Weske M. Business Process Management: Concepts, Languages, Architectures. Germany : Springer-Verlag, 2019.

  3. Петриков С.С., Перминов А.Ю., Тыров И.А. и др. Разработка организационно-методического подхода к повышению эффективности управления государственным многопрофильным стационаром скорой помощи // Московская медицина. 2019. Т. 33. № 5. С. 78-85.

  4. Staccini P., Joubert M. et al. Mapping care processes within a hospital: from theory to a web-based proposal merging enterprise modelling and ISO normative principles // International Journal of Medical Informatics. 2005. Vol. 74. P. 335-344.

  5. Ruiz F., Garcia L., Calahorra et al. Business Process Modeling in Healthcare, Perspectives on Digital Pathology / Results of the COST Action IC0604 EURO-TELEPATH. 2012. P. 75-88.

Глава 3. ЛАБОРАТОРНАЯ ДИАГНОСТИКА COVID-19

М.А. Годков, С.А. Солонин, В.П. Никулина, В.В. Шустов, А.И. Баженов

ЭТИОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ COVID-19

SARS-CoV-2 (англ. severe acute respiratory syndrome coronavirus 2 - коронавирус второго типа, вызывающий тяжелый острый респираторный синдром) - одноцепочечный РНК-содержащий вирус, который является этиологическим агентом тяжелой острой респираторной инфекции COVID-19 (англ. coronavirus disease 2019). Вирус был впервые выявлен 30 декабря 2019 г. в образцах бронхоальвеолярного лаважа у трех пациентов больницы г. Ухань, Китай [1]. Учитывая опасность для общественного здоровья, исходящую от SARS-CoV-2, постановлением Главного государственного санитарного врача РФ вирус SARS-CoV-2 отнесен к II группе патогенности [1].

Филогенетический анализ показал, что новый вирус относится к семейству Coronaviridae (группа 2b бета-коронавирусов) [2].

Использование электронной микроскопии позволило установить, что вирион SARS-CoV-2 имеет сферическую форму размером от 120 до 160 нм с характерными пепломерами (рис. 3-1).

Геном вируса представлен одноцепочечной РНК положительной полярности и длиной около 30 000 нуклеотидов. У вируса SARS-CoV-2 выделяют четыре структурных белка: спайковый, или белок шипа (S), мембранный (М), оболочечный (или белок оболочки) (Е) и нуклеокапсидный (N) [2] (рис. 3-2).

image
Рис. 3-1. Трансмиссионная электронная микроскопия вирусных частиц SARS-CoV-2 [3]
image
Рис. 3-2. Антигенная и генетическая структура коронавируса SARS-CoV-2: а - схематичное изображение вируса SARS-CoV-2; б - схема организации генома вируса SARS-CoV-2. Genome RNA - геномная РНК; Spike (S) - спайк-белок, S-белок, белок шипа; Envelope (E) - белок оболочки, Nucleocapsid (N) - нуклеокапсидный белок; Hemagglutinin-esterase (HE) - гемагглютининэстераза; Membrane (M) - мембранный белок [2]

По клиническим проявлениям COVID-19 трудно дифференцировать от других острых респираторных вирусных инфекций (ОРВИ) ввиду неспецифичности симптомов болезни [4]. Стремительное глобальное распространение заболевания, вызванного SARS-CoV-2, потребовало от исследователей различных стран направить все свои усилия на скорейшую разработку быстрых и в то же время точных методов лабораторной диагностики COVID-19.

МОЛЕКУЛЯРНАЯ ДИАГНОСТИКА COVID-19

Ранняя диагностика COVID-19 имеет решающее значение как для лечения заболевания, так и для предотвращения распространения вируса SARS-CoV-2. В этой связи наибольшую ценность приобретают методы лабораторной диагностики COVID-19, основанные на амплификации нуклеиновых кислот (МАНК), - ПЦР и изотермическая амплификация с обратной транскрипцией [5].

Методы ПЦР и изотермической амплификации основаны на многократном умножении (амплификации) специфических участков генома вируса с обратной транскрипцией. Основным биологическим материалом для исследования являются мазки из носо- и ротоглотки. При заболеваниях нижних дыхательных путей в случае получения отрицательного результата анализа назо- и орофарингеальных мазков могут исследоваться мокрота, промывные воды бронхов (бронхоальвеолярный лаваж), эндотрахеальный или назофарингеальный аспират, взятые у пациентов, находящихся на искусственной вентиляции легких (ИВЛ). Дополнительным материалом для исследования могут также служить биопсийный или аутопсийный материал легких, цельная кровь, сыворотка, фекалии [5].

Разработка методов лабораторной диагностики COVID-19, основанных на амплификации нуклеиновых кислот, стала возможной благодаря получению информации о полной нуклеотидной последовательности генома вируса.

В январе 2020 г. международная группа исследователей под руководством V.M. Corman [6] опубликовала данные об успешной детекции вируса с использованием метода ПЦР с обратной транскрипцией (ОТ-ПЦР) в режиме реального времени. В качестве мишеней были выбраны гены белка N, E и/или РНК-зависимой РНК-полимеразы (RdRp). Позднее N. Zhu et al. [1] предложили варианты праймеров для обнаружения РНК SARS-CoV-2, выявляющих участки гена нуклеокапсидного белка (N) и открытую рамку считывания ORF1ab.

В марте 2020 г. Всемирная организация здравоохранения подготовила временные руководства по лабораторной диагностике

COVID-19, где были указаны рекомендуемые мишени для тестирования и последовательности праймеров [7]. Учитывая возможность возникновения новых мутаций в геноме SARS-CoV-2, ряд региональных организаций здравоохранения, отвечающих за обеспечение санитарно-эпидемиологического благополучия, разработали частные рекомендации к используемым праймерам, гибридизационным зондам и генам-мишеням [8] (табл. 3-1).

Таблица 3-1. Перечень рекомендуемых к определению генов-мишеней SARS-CoV-2
Организация Рекомендуемые к определению гены-мишени

Управление по контролю и профилактике заболеваний, Китай

Мишени в генах ORF1ab и N

Центр по контролю и профилактике заболеваний, США

Три мишени в гене N

Национальный институт инфекционных заболеваний, Япония

Множественные мишени, в том числе в S-гене

Институт Пастера, Франция

Две мишени в гене RdRP

Одним из способов высокочувствительной детекции нуклеиновых кислот SARS-CoV-2 является метод петлевой амплификации (LAMP - Loop AMPlification) [9]. Основная особенность данного метода - изотермический характер протекания реакции при постоянной температуре 60-65 °С, а также быстрое накопление продуктов реакции (от 15 до 60 мин). L.E. Lamb et al. [10] показали, что метод петлевой амплификации чувствительнее, чем ОТ-ПЦР.

В Российской Федерации зарегистрирован ряд отечественных тест-систем, в которых в качестве целевых генов-мишеней производители используют один или несколько генов: RdRp и ORF1 (ORF1ab), нуклеокапсида (N), оболочки (Е) или спайк-белка (S) [11]. Перечень зарегистрированных в РФ диагностических наборов реагентов для выявления РНК SARS-CoV-2 представлен в Государственном реестре медицинских изделий на официальном сайте Федеральной службы по надзору в сфере здравоохранения.

По состоянию на 04.11.2020 в нашей стране проведено более 62,4 млн исследований на наличие лабораторных маркеров нового коронавируса. Как по абсолютному количеству проведенных анализов на COVID-19, так и из расчета на 100 тыс. населения г. Москва входит в топ-5 субъектов Российской Федерации (Ямало-Ненецкий АО, Республика Тыва, Чукотский АО, Магаданская область) [12].

Современные тесты на основе МАНК имеют высокую диагностическую чувствительность и специфичность, как правило, превышающие 95%. Благодаря высокой чувствительности ПЦР позволяет выявлять коронавирус за неделю до момента появления клинической симптоматики ОРВИ (рис. 3-3). В некоторых случаях вирусная РНК может детектироваться с использованием ПЦР даже спустя 6 нед с момента получения первого положительного результата. Следует отметить, что обнаружение РНК SARS-CoV-2 не всегда свидетельствует о наличии жизнеспособного вируса [5, 13].

Предел обнаружения зарегистрированных в РФ наборов реагентов варьирует от нескольких десятков до 105 копий/мл. Общая продолжительность ПЦР-исследования без учета времени на выделение РНК SARS-CoV-2 составляет от 45 минут до 3 ч.

СОБСТВЕННЫЕ ДАННЫЕ

Несомненный интерес с точки зрения прогнозирования эпидемического процесса представляет изучение гендерно-возрастных особенностей распространения вируса SARS-CoV-2 [14], а также эффективности его выявления с использованием МАНК, на результатах которых базируется этиологическая диагностика COVID-19 [5].

С этой целью был проведен ретроспективный анализ результатов лабораторного обследования 326 пациентов, госпитализированных с 01.06.2020 по 23.09.2020 в лечебный корпус № 6 (COVID-центр) НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского с установленным диагнозом COVID-19 или с подозрением на коронавирусную инфекцию. На момент поступления пациенты находились в состоянии средней тяжести, тяжелом или крайне тяжелом состоянии. Все исследования выполнялись в первые сутки госпитализации в стационар. Критерием степени распространенности коронавирусной инфекции служил показатель выявляемости - отношение числа положительных пациентов к общему числу обследованных, выраженное в процентах.

image
Рис. 3-3. Динамика выявления РНК SARS-CoV-2 и других лабораторных маркеров COVID-19 в различных видах биологического материала [адаптировано из 13]

Всего за анализируемый период сотрудниками отдела лабораторной диагностики протестировано 1819 мазков из носо- и ротоглотки: в июне - 253, в июле - 656, в августе - 496, в сентябре - 414. РНК вируса обнаружена в 21,1% случаев (n =384).

Выявляемость РНК SARS-CoV-2 у пациентов на момент госпитализации в COVID-центр НИИ скорой помощи колебалась от 33,3 до 45,6% (рис. 3-4).

image
Рис. 3-4. Суммарная выявляемость РНК SARS-CoV-2 у пациентов НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского в июне-сентябре 2020 г.

Среди госпитализированных пациентов доля мужчин составила 53,7% (n =175), женщин - 46,3% (n =151). Средний возраст мужчин - 56,3±15,3 года, женщин - 60,0±17,2 года. Распределение пациентов - мужчин и женщин - по возрастным группам представлено на рис. 3-5.

Наибольшее число госпитализаций в COVID-центр Института зафиксировано для мужчин в возрастной группе 45-60 лет, для женщин - 61-75 лет. На возрастные группы 45-60 и 61-75 лет у мужчин пришлось 66%, у женщин - 60% от общего числа всех госпитализаций. Выявляемость РНК SARS-CoV-2 в указанных возрастных группах составила 14,3 и 15,2% соответственно (рис. 3-6).

Следует обратить внимание на то, что если в возрастной группе 26-44 лет показатели выявляемости у мужчин и женщин в целом были сопоставимы (8,0 и 7,9% соответственно), то у женщин в возрастной группе 76-90 лет выявляемость РНК SARS-CoV-2 оказалась в 1,7 раза выше (рис. 3-6). Полученные результаты, по-видимому, объясняются тем, что у пациентов в старших возрастных группах чаще отмечается более длительное персистирование вируса из-за угнетения иммунной системы, а также наличием полиморбидности [15, 16].

image
Рис. 3-5. Распределение по возрастным группам мужчин и женщин, госпитализированных с подозрением на COVID-19 в лечебный корпус № 6 НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского
image
Рис. 3-6. Выявляемость РНК SARS-CoV-2 у пациентов лечебного корпуса № 6 НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского в разных возрастных группах

Кратность тестирования мужчин и женщин в процессе лечения варьировала от 2 до 40 и составила в среднем для мужчин 5,7, для женщин - 5,5 теста (рис. 3-7, 3-8). Наиболее часто (в 28% случаев) у мужчин кратность тестирования составляла 6 раз, у женщин (в 26,5% случаев) - 4 раза.

image
Рис. 3-7. Показатели кратности тестирования на наличие РНК SARS-CoV-2 у мужчин

Частота обследования на РНК SARS-CoV-2 с применением МАНК определялась тяжестью общесоматического состояния пациентов, а также необходимостью динамического контроля проводимого лечения.

image
Рис. 3-8. Показатели кратности тестирования на наличие РНК SARS-CoV-2 у женщин

КЛИНИЧЕСКИЙ ПРИМЕР

Пациент Н, 47 лет. Диагноз при поступлении: U07.2 коронави-русная инфекция-COVID-19, вирус не идентифицирован (COVID-19 диагностируется клинически или эпидемиологически, но лабораторные исследования неубедительны или недоступны).

Выполнена КТ легких, по данным которой выявлена двусторонняя полисегментарная пневмония, КТ-3 (процент вовлечения легочной паренхимы - 50-70). На основании клинических признаков, инструментальных и лабораторных данных пациенту установлен диагноз: U07.1 коронавирусная инфекция COVID-19, вирус идентифицирован (подтвержден лабораторным тестированием независимо от тяжести клинических признаков или симптомов). Осложнение: двусторонняя вирусная пневмония, тяжелое течение.

Дыхательная недостаточность II-III степени. Сопутствующие заболевания: хронический панкреатит. Ожирение I степени (индекс массы тела 30,3 кг/м2).

Динамика и результаты исследования мазков из носо- и ротоглотки на РНК SARS-CoV-2 методом ОТ-ПЦР с использованием тест-систем, зарегистрированных на территории РФ в установленном порядке, приведены в табл. 3-2. Обращает на себя внимание чередование получения отрицательного и положительного результатов тестирования в течение первых недель болезни.

Таблица 3-2. Кратность и результаты обследования пациента Н. на наличие РНК SARS-CoV-2
№ исследования РНК SARS-CoV-2

1, 2, 6

Обнаружено

3-5, 7-24

Не обнаружено

Проведенные нами исследования показали, что при исследовании мазков со слизистых оболочек верхних дыхательных путей методом ПЦР выявление РНК коронавируса SARS-CoV-2 возможно менее чем у половины пациентов, госпитализированных с предварительным диагнозом «коронавирусная инфекция».

Получение надежных результатов лабораторной диагностики COVID-19 с применением МАНК представляет собой серьезную проблему. Так, по данным D. Li et al. [17], описаны случаи получения ложноотрицательных результатов на РНК SARS-CoV-2 методом ОТ-ПЦР у двух пациентов, имеющих клиническую картину ОРВИ и признаки поражения легких по данным компьютерной томографии, характерные для COVID-19 [18]. В одном случае положительный результат был получен при повторном взятии биоматериала, в другом - только при третьем тестировании. В исследовании, выполненном под руководством H. Feng [19], положительный результат на генетический материал коронавируса был получен только на пятые сутки с момента госпитализации.

S.Woloshin et al. установлено, что несмотря на высокие значения показателя чувствительности и специфичности ПЦР-тестов (>95%), полученные как с использованием живого вируса при лабораторных испытаниях, так и при исследовании клинического материала, фактическая чувствительность оказывается значительно ниже [20]. По данным J.A. Siordia [4], при специфичности ОТ-ПЦР около 100% чувствительность анализа не превышает 64%. Причинами неправильных результатов при лабораторных исследованиях с использованием МАНК, по данным литературы, очень часто являются преаналитические ошибки [4, 21]. На качество лабораторной диагностики оказывает существенное влияние техника сбора биоматериала, особенно в случае взятия мазков из носоглотки, и особенности его транспортировки и хранения до момента тестирования.

Необходимо отметить, что диагностические наборы для выявления РНК SARS-CoV-2 имеют ограничения, связанные с пределом обнаружения, который у большинства зарегистрированных в РФ тест-систем составляет 1000 копий/мл. Таким образом, в пробах, содержащих генетический материал SARS-CoV-2 в концентрации ниже этих значений, результат будет отрицательным.

Немаловажным является также и доступность SARS-CoV-2 в различных типах клинических образцов. Так, W. Wang et al. исследовали различные образцы биоматериала (бронхоальве-олярный лаваж, мокрота, фекалии, кровь, моча), собранные от 205 пациентов с подтвержденным клиническим диагнозом COVID-19. Всего было исследовано 1070 образцов. РНК SARS-CoV-2 идентифицирована в образцах бронхоальвеолярного лаважа в 93% случаев, в образцах мокроты, мазков из носоглотки, после фибробронхоскопии, мазков из ротоглотки, кала, крови, мочи - в 72, 63, 46, 32, 29, 1 и 0% соответственно [22]. Различие в выявляемости вируса в разных видах биологического материала, вероятно, связано с особенностями патогенеза COVID-19. Несмотря на высокий процент выявления вируса в бронхоаль-веолярном лаваже, использование данного биоматериала ограничено техническими сложностями его получения при выполнении бронхоскопии, а также высоким риском инфицирования медицинского персонала [23, 24].

Хотя, как уже отмечалось выше, основным видом биологического материала для лабораторного исследования на РНК SARS-CoV-2 является мазок из носоглотки и ротоглотки [5], использование данного биоматериала не всегда информативно. К примеру, в недавнем исследовании C. Xie et al. показано, что только девять из 19 (47,4%) ротоглоточных мазков от пациентов с COVID-19 дали положительный результат методом ПЦР [25].

Отдельного рассмотрения заслуживает и предсказательная ценность положительных или отрицательных результатов МАНК-тестов на коронавирусную инфекцию при исследовании мазков из верхних дыхательных путей [2]. L.M. Kucirka et al. [26] проанализировали в динамике предсказательную ценность ПЦР-анализа на SARS-CoV-2 при исследовании 1330 мазков из носо- и ротоглотки у амбулаторных пациентов и пациентов, госпитализированных в стационары. В качестве статистической модели было выбрано Байесовское иерархическое моделирование. Авторы рассчитали посттестовую вероятность наличия у пациента COVID-19 при отрицательном результате ПЦР. Исследователями показано, что частота ложноотрицательных результатов наименьшая в первые дни появления симптомов ОРВИ.

Наиболее информативным является обследование на 3-й день клинических проявлений болезни (~8 сутки с момента инфицирования). К 21 дню частота ложноотрицательных результатов повышается. То есть тесты, выполненные в первые дни появления симптомов ОРВИ, являются наиболее информативными.

Таким образом, несмотря на высокую чувствительность и специфичность ПЦР при диагностике коронавирусной инфекции, нельзя полагаться только на результаты исследования мазков из носо- и ротоглотки из-за их невысокого отрицательного прогностического значения. При постановке этиологического диагноза COVID-19 представляется целесообразным использование комплекса лабораторных исследований, включая иммунодиагностические методы, предназначенные, в частности, для обнаружения специфических антител к антигенам коронавируса SARS-CoV-2.

СЕРОЛОГИЧЕСКАЯ ДИАГНОСТИКА COVID-19

Выявление антител к SARS-CoV-2 рассматривается как вспомогательный метод лабораторной диагностики текущей инфекции COVID-19, тогда как при оценке иммунного ответа, развивающегося во время болезни, и установлении факта перенесенного заболевания обнаружение специфических иммуноглобулинов играет ведущую роль [5].

Серологические исследования имеют особое значение при диагностике бессимптомных, малосимптомных и редких (например, желудочно-кишечной) форм коронавирусной инфекции [5, 27]. Серологическая диагностика становится также важным инструментом оценки популяционного иммунитета к SARS-CoV-2 - степени распространения COVID-19 среди населения и выявления лиц, обладающих иммунитетом и потенциально защищенных от заражения [13].

Кроме того, определение класса специфических антител к SARS-CoV-2 позволяет судить о сроках заболевания. Так, иммуноглобулины класса А (IgA) начинают формироваться и доступны для детекции со 2-х суток от начала заболевания; IgM и IgG являются наиболее важными маркерами контакта с коронавирусной инфекцией, которые начинают выявляться уже со 2-й недели с момента появления симптомов [28] (рис. 3-3). A.T. Xiao et al. показали, что IgM могут сохраняться у пациентов с коронавирусной инфекцией около месяца. Такой длительный период циркуляции иммуноглобулинов класса М может свидетельствовать о затянувшейся острой фазе заболевания и продолжающейся репликации вируса SARS-CoV-2 в организме больного человека [29].

Серологические исследования, проведенные в г. Москве в период с июня по октябрь 2020 г., показали, что около 33% обследованных жителей столицы уже контактировали с новой коронавирусной инфекцией, о чем свидетельствует наличие у них специфических антител к SARS-CoV-2 (IgM - 10,18%, IgG - 11,8%, IgM/IgG - 10,97%). Увеличение доли выявляемости IgG позволяет сделать вывод о постепенном формировании иммунной прослойки населения [30, 31].

ИММУНОХЕМИЛЮМИНЕСЦЕНТНЫЙ МЕТОД ОПРЕДЕЛЕНИЯ СПЕЦИФИЧЕСКИХ АНТИТЕЛ КЛАССА M И КЛАССА G

Выявление антител IgM или IgG к SARS-CoV-2 в сыворотке или плазме крови человека проводится в отделе лабораторной диагностики НИИ скорой помощи с помощью двухстадийного хемилюминесцентного «сэндвич»-метода в закрытой автоматизированной аналитической системе Mindray CL-6000i (Китай).

На первой стадии тестирования образец исследуемого материала инкубируется в реакционной ячейке с парамагнитными микрочастицами, покрытыми детерминантами, аналогичными антигену (ДАА) SARS-CoV-2 - рекомбинантный N-белок и белок Spike (S), в MES-буфере. Парамагнитные частицы, покрытые ДАА SARS-CoV-2, связывают специфические IgM и/или IgG к SARS-CoV-2. Парамагнитные микрочастицы с образовавшимся на них иммунным комплексом удерживаются в реакционной ячейке магнитом, в то время как несвязанные вещества удаляются путем промывки (рис. 3-9).

На второй стадии в реакционную ячейку дозированно вносятся раствор разбавителя, конъюгат щелочной фосфатазы с моноклональными мышиными антителами к IgM и IgG человека в MES-буфере с консервантами. В процессе инкубации конъюгат щелочной фосфатазы связывается с комплексом парамагнитных микрочастиц и антителами IgM и/или IgG к COVID-19. Микрочастицы с образовавшимся на них двойным иммунным комплексом удерживаются в реакционной ячейке магнитом, в то время как несвязанные вещества удаляются путем промывки (рис. 3-10).

image
Рис. 3-9. Первая стадия иммунохемилюминесцентного анализа
image
Рис. 3-10. Вторая стадия иммунохемилюминесцентного анализа

После этого в реакционную ячейку добавляется раствор субстрата. В результате взаимодействия субстрата с щелочной фосфатазой, содержащейся в образовавшемся на предыдущем этапе двойном иммунном комплексе, происходит хемилюминесцентная реакция с выделением квантов света. Эмиссия света измеряется в относительных световых единицах с помощью встроенного в анализатор фотоумножителя (рис. 3-11).

image
Рис. 3-11. Третья стадия иммунохемилюминесцентного анализа

Существует прямая связь между содержанием антител IgM против SARS-CoV-2 в образце и количеством относительных световых единиц, измеренных в ходе реакции. Наличие или отсутствие аналита в образце определяется путем сравнения хемилюминесцентного сигнала с сигналом отсечки, определенным при калибровке.

Количество антител IgG к SARS-CoV-2 в образце пропорционально количеству относительных световых единиц. Концентрация IgG к SARS-CoV-2 определяется по калибровочной прямой.

СОБСТВЕННЫЕ ДАННЫЕ

На базе НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского с 07.05.2020 начато систематическое серологическое обследование пациентов, поступающих в лечебный корпус № 6 (COVID-центр) с диагнозом COVID-19.

Взятие крови для обследования на наличие антител к COVID-19 проводили у всех пациентов при поступлении с последующим еженедельным мониторингом. Тестирование полученного материала на наличие антител классов М и G осуществляли иммунохемилюминесцентным методом. Стандартные сроки проведения исследования - 2 ч от момента взятия материала.

За период наблюдений (с 19.06.2020 по 12.10.2020) обследовано в динамике 382 пациента (рис. 3-12). Ежедневно тестировали от 25 до 75 пациентов.

image
Рис. 3-12. Посуточная динамика количества пациентов с COVID-19, обследованных на наличие антител

При первичном исследовании у 285 пациентов (74,6%) в крови присутствовали антитела к SARS-CoV-2. Примерно у трети (28,8%) обследованных выявлялись иммуноглобулины только одного класса, при этом IgM обнаруживались значительно реже, чем IgG. Специфические иммуноглобулины обоих классов были выявлены почти у половины пациентов (45,8%) (табл. 3-3).

Таблица 3-3. Выявляемость антител к SARS-CoV-2 у пациентов НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского
Антитела к SARS-CoV-2 Количество пациентов % от общего количества

IgG

94

24,6

IgM

16

4,2

IgM + IgG

175

45,8

Отсутствие IgM и/или IgG

97

25,4

Представленные данные свидетельствуют, что более чем у 70% пациентов к моменту поступления в стационар уже начали образовываться специфические IgG к коронавирусу, которые отвечают за долговременный иммунитет. Следовательно, учитывая время серонегативного окна, большинство госпитализированных в стационар скорой медицинской помощи находились дома на самолечении минимум 2-3 нед до момента ухудшения состояния. Наши данные согласуются с результатами N. Sethuraman et al., также отмечавших позднее обращение за медицинской помощью при заболевании COVID-19 [13]. По-видимому, это связано с низкой информированностью населения о симптоматике COVID-19 или недооценкой гражданами опасности данного заболевания.

Обращает на себя особое внимание то, что у каждого четвертого пациента, госпитализированного в лечебный корпус № 6, не выявлено специфических антител. Эту особенность COVID-19 следует учитывать при разработке противоэпидемических мероприятий, а также при отборе граждан для вакцинации против новой коронавирусной инфекции.

Вместе с тем у 163 (42,7%) пациентов с подозрением на коронавирусную инфекцию, при наличии отрицательного результата исследования мазка методом ПЦР при первичном обследовании, выявлены антитела к коронавирусу: IgM - у семи, IgG - у 50, а сочетание IgM + IgG - у 106 человек. Получение отрицательного результата ПЦР-исследования у значительного числа пациентов с COVID-19 связано, по нашему мнению, также с поздним обращением пациентов за медицинской помощью. При активном течении инфекции со временем содержание вирусных частиц в верхних дыхательных путях может оказаться ниже предела обнаружения используемых ПЦР-тестов. Однако SARS-CoV-2 активно реплицируется в нижних дыхательных путях и легких, и иммунная система генерирует иммуноглобулины различных классов в ответ на присутствующий в организме вирус. В такой ситуации именно серологическое исследование сыворотки крови на наличие антител к SARS-CoV-2 позволяет провести специфическую диагностику заболевания и определить стадию его развития.

Следует отметить, что нами установлено увеличение выявляемости пациентов с антителами к COVID-19 в процессе лечения (от момента поступления в COVID-центр до выписки). Так, если при первичном обследовании IgM выявляли в сыворотке крови у 50,0% пациентов, то при заключительном - у 67,7%. Аналогичная закономерность установлена в отношении выявляемости IgG: при первичном обследовании наличие специфического IgG установлено у 70,4% пациентов, а на момент выписки - у 95,3% (табл. 3-4).

Таблица 3-4. Наличие антител к SARS-CoV-2 у пациентов лечебного корпуса № 6
Первое тестирование Заключительное тестирование

IgM+

IgG+

IgM+

IgG+

50,0%

70,4%

67,7%

95,3%

Иными словами, практически у всех пациентов при выписке из COVID-центра зарегистрировано наличие специфического гуморального иммунитета. Рост доли пациентов с IgM в процессе лечения свидетельствует о развитии острой фазы заболевания у этой группы больных именно в стенах стационара, что, в свою очередь, гарантировало проведение (при необходимости) качественных и своевременных лечебных мероприятий.

Важным критерием при принятии решений о выписке пациентов по окончании лечения являлся анализ динамики выявляемости IgM. Отсутствие роста данного показателя или же его снижение свидетельствовало об окончании острой фазы заболевания и о возможности перевода пациента на амбулаторный этап лечения.

У подавляющего большинства пациентов COVID-центра (98,9%) зарегистрирован рост титра антител класса IgG в процессе лечения. Для анализа динамических изменений титров IgG пациентов COVID-центра исследована выборка из 34 больных, обследованных на наличие специфических антител 8 раз с интервалом между процедурами взятия материала не менее 2 дней (всего - 24 дня мониторинга). Установлен плавный рост титров IgG в процессе лечения с 82 до 161 Ед/мл (p-value <0,005) (рис. 3-13).

image
Рис. 3-13. Изменения титров IgG к SARS-CoV-2 (Ед/мл) при динамическом обследовании пациентов COVID-центра

В течение первых полутора недель (пять исследований) наблюдалось интенсивное увеличение титров IgG. В среднем прирост данного показателя между исследованиями составлял 17%.

Начиная с пятого тестирования прирост титров снизился до 2% и сохранялся на таком же уровне до окончания периода наблюдений.

Зарегистрирован также рост доли пациентов на 22%, у которых установлено наличие антител обоих классов (сочетание IgM/IgG). При первичном обследовании обнаружено сочетанное выявление IgM/IgG лишь у 45,8%, а при заключительном - у 67,7% пациентов. Увеличилось также и количество пациентов с IgG - с 24,6 до 27,6% (p-value <0,005) (рис. 3-14).

image
Рис. 3-14. Динамика выявления антител к SARS-CoV-2 разных классов при обследовании пациентов COVID-центра

За счет этого общая доля пациентов, у которых были выявлены специфические IgG, с момента первичного обследования увеличилась на 24,9%. После заключительного обследования общая доля пациентов, имеющих специфический иммунитет к SARS-CoV-2, составила 95,3% от общего числа пациентов.

Кроме того, при заключительном обследовании ни у одного из пациентов не было зарегистрировано наличия в крови только IgM, что указывает на завершение острой фазы заболевания до момента выписки из НИИ скорой помощи.

При тестировании перед выпиской доля пациентов, у которых не выявлялись иммуноглобулины к SARS-CoV-2 ни класса M, ни класса G, снизилась в 5 раз по сравнению с обследованием на момент госпитализации (с 25,4 до 4,7%). Вместе с тем у пяти пациентов антитела к SARS-CoV-2 не были обнаружены в течение всего периода наблюдений. При этом во всех случаях выявлена вирусная РНК. Данный феномен может быть обусловлен индивидуальными особенностями гуморального иммунного ответа у этих пациентов.

Таким образом, определение антител в процессе лечения имеет большое значение благодаря короткому сроку выполнения исследования (менее 1 ч) и возможности постановки диагноза тем пациентам, у которых не детектируется РНК SARS-CoV-2. Преимущества иммунохемилюминесцентного анализа позволяют врачам клинических специальностей, оперативно получив результаты анализа, принимать решение о маршрутизации пациентов, а также выбирать адекватную стратегию терапии заболевания, основанную на клинических рекомендациях.

Однако применение одного только метода иммунохемилюминесцентного анализа в диагностике коронавирусной инфекции нецелесообразно из-за наличия периода серологического окна. Совместное использование ПЦР-диагностики с иммунохемилюминесцентным анализом, направленным на обнаружение антител к SARS-CoV-2, безусловно, повышает эффективность диагностики COVID-19 [36]. Принимая во внимание полученные нами результаты, в стационарах, оказывающих медицинскую помощь пациентам c COVID-19, рекомендуется использовать комбинацию двух видов исследований - ПЦР и иммунохемилюминесцентного анализа, так как эти методы дополняют друг друга.

ИММУНОЛОГИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ПРИ COVID-19

Особенностью инфекционного процесса, вызванного вирусом SARS-CoV-2, является волнообразное клиническое течение заболевания и выраженное подавление иммунной системы больного.

В первые дни от начала заболевания, при слабых клинических проявлениях, отмечается формирование лейкопении, стойкой лимфопении и подавление продукции эндогенного ИНФ [32-34].

В последующие дни, на фоне индуцированной вирусом иммуносупрессии, усиливается репликация вируса в эпителиальных клетках верхних и нижних дыхательных путей, вирус проникает в альвеолы, что приводит к усилению клинических проявлений инфекции и выраженности воспалительной реакции в легких (вплоть до тяжелой пневмонии, ОРДС, формирования дыхательной недостаточности), коагулопатии, полиорганной недостаточности (ПОН), сепсиса. Особенностью COVID-19 является также поражение эндотелия сосудов, что приводит к нарушению микроциркуляции, тромбозам и развитию жизнеугрожающих состояний (инсультов, инфарктов). Особенно тяжело переносят инфекцию пациенты в возрасте старше 60 лет, а также люди с сопутствующей патологией (гипертоническая болезнь, диабет, ожирение, сердечно-сосудистые заболевания и др.), у которых отмечается большая часть осложнений [34-36].

Мишенью для вируса SARS-CoV-2 являются рецепторы к ферменту АПФ2 (hACE2) или трансмембранный гликопротеин CD147, которые широко представлены на эпителиальных клетках верхних дыхательных путей, альвеолярных клетках 2-го типа, в эндотелии почек, кишечника, сердца. В отличие от других коронавирусов, SARS-CoV-2 при попадании в клетку размножается, не вызывая выраженных клинических проявлений, затем, не встречая препятствия со стороны блокированной иммунной системы, запускает механизм апоптоза инфицированных клеток, что приводит к массивной гибели альвеол легкого и гипоксии [35, 36].

Причины ослабления иммунного ответа организма на внедрение SARS-CoV-2 до конца не изучены. Однако известно, что одним из механизмов нарушения врожденного иммунитета, характерных для всех коронавирусов (SARS-CoV и MERS-CoV), является подавление продукции эндогенного ИНФ l-го типа [34].

Продукция ИНФ l-го типа осуществляется плазматическими дендритными клетками (pDC) при взаимодействии с инфекционным агентом. Сигнал о контакте с инфекционным агентом передается на TLR7 (Toll-like receptor 7), что является частью процесса формирования интерфероногенного синапса. Этот синапс при заражении обеспечивает устойчивую выработку эндогенного ИФН 1-го типа, тем самым сдерживая репликацию вируса и ограничивая выраженность воспалительной реакции и системных повреждений [34, 38].

Наличие субклинических и легких форм инфекции может указывать на особенности индивидуального иммунного ответа, проявляющиеся в ранней продукции эндогенного ИНФ 1-го типа, при инфицировании и до выраженного воздействия вируса на организм человека. В этом случае репликация вируса сдерживается, снижается вирусная нагрузка на организм и прекращается активация клеток моноцитарно-макрофагального звена, что приводит к снижению продукции провоспалительных цитокинов (ИЛ-1β, ИЛ-6, ИЛ-18, фактор некроза опухоли - ФНО-α и др.), гибели Т-лимфоцитов и, как следствие, уменьшению клинических проявлений инфекции.

Тяжелое течение инфекционного процесса с гиперэргическим типом иммунного ответа обусловлено, вероятно, генетическим дефектом, связанным с поздней продукцией ИНФ 1-го типа на этапе активной репликации вируса. На этом этапе ИНФ 1-го типа, являясь провоспалительным цитокином, усиливает воспалительный ответ, привлекает в очаг воспаления нейтрофилы, моноциты и макрофаги, продуцирующие целый спектр провоспалительных цитокинов (ИЛ-1β, ИЛ-6, ФНО-α, ИЛ-8 и др.), которые повреждают инфицированные клетки эндотелия и альвеоциты. В результате расширяется зона воспаления, усиливается дыхательная недостаточность, что утяжеляет течение инфекции. Возможно повреждение эндотелия сосудов почек, сердца, мозга, что ухудшает прогноз [34, 39, 40].

Лимфопения является одним из наиболее заметных лабораторных маркеров COVID-19 и наблюдается более чем у 80% пациентов. Анализ периферической (венозной) крови пациентов показал снижение всех основных популяций Т-лимфоцитов (CD3+CD4+ и CD3+CD8+), а также В-лимфоцитов и NK-клеток. Уменьшение числа Т-лимфоцитов имеет обратную связь с уровнем провоспалительных цитокинов (ИЛ-1, ИЛ-6, ФНО-α) и коррелирует с тяжестью заболевания [34, 41, 42].

Снижение уровня Т-лимфоцитов у пациентов с COVID-19 характеризует тяжелое течение инфекции и может быть результатом воздействия многих факторов. Прежде всего это гибель инфицированного Т-лимфоцита в результате некроза. Еще один механизм уменьшения популяции Т-лимфоцитов связан с активацией апоптоза, происходящего на фоне продукции макрофагами цитокинов, подавляющих пролиферацию Т-лимфоцитов (ИЛ-10 и ФНО-α). Было также замечено, что у пациентов с тяжелым течением инфекции снижались сывороточные уровни цитокинов ИЛ-2 и ИЛ-7, ответственных за пролиферацию и дифференцировку подмножества Т-лимфоцитов. Напротив, у пациентов с легким и среднетяжелым течением инфекции эти показатели регистрировались в пределах нормальных значений. Вскрытие умерших от COVID-19 пациентов показало деградацию лимфоидной системы, атрофию селезенки и лимфатических узлов [42-44].

Внезапное и резкое ухудшение состояния пациентов с COVID-19 чаще происходит к 7-10 суткам от начала заболевания и характеризуется лихорадкой и быстрым нарастанием дыхательной недостаточности в результате формирования респираторного дистресс-синдрома. Активированные вирусом клетки фагоцитарно-макрофагальной системы вызывают гипервоспалительную реакцию за счет продукции целого ряда цитокинов (ИЛ-1β, ИЛ-1RA, ИЛ-4, ИЛ-6, ИЛ-8, ИЛ-10, ИЛ-18, ИФН-γ, ФНО-α и др.), так называемый «цитокиновый шторм», который приводит к повреждению ткани легких, почек, эндотелия сосудов, миокарда, клеток центральной нервной системы. В результате формируется, помимо дыхательной недостаточности, целый комплекс жизнеугрожающих клинических проявлений [34, 39, 45, 46]. Ухудшение клинического состояния коррелирует с ростом маркеров воспаления (С-реактивный белок (СРБ), ферритин, прокальцитонин (ПКТ), ПСП).

Отмечено, что клинические симптомы и лабораторные показатели при тяжелом течении COVID-19 похожи на проявления гемофагоцитарного лимфогистиоцитоза, который формируется при вирусной инфекции в 3-4% случаев. Для него характерны рефрактерная лихорадка, респираторный дистресс-синдром, цитопения, коагулопатия, «цитокиновый шторм» [34, 47].

Многообразие клинических проявлений инфекции, вызванной вирусом COVID-19 и в то же время не имеющей специфической симптоматики, осложняет своевременную, на раннем этапе, диагностику заболевания. Чаще пациенты обращаются в стационар уже с выраженными проявлениями дыхательной недостаточности, что приводит к ряду осложнений и требует активной тактики лечения.

За время пандемии отработан алгоритм мониторинга состояния пациентов с COVID-19 для осуществления наблюдения за развитием заболевания и для профилактики осложнений. Учитывая особенности заболевания и быстрое формирование осложнений на фоне гипоксии, мониторинг включает в себя определение, наряду с СРБ, клиническими и коагулогическими показателями, маркеров инфекционных осложнений: ПКТ, ПСП, а также ИЛ-6. КТ легких, маркеры воспаления и другие лабораторные показатели являются критериями для коррекции этиотропной терапии, назначения глюкокортикостероидов и препаратов моноклональных антител к ИЛ-6 пациентам с клинической и лабораторной картиной «цитокинового шторма» [46, 48].

СОБСТВЕННЫЕ ДАННЫЕ

За период с 20.03.2020 по 31.08.2020 в лаборатории иммунологии обследовано 1002 пациента с COVID-19 (табл. 3-5).

Таблица 3-5. Объем выполненных исследований

Число исследований

4645

Количество выполненных тестов

12 792

Количество обследованных пациентов

1002

Мужчин

518

Женщин

484

Возрастно-половая характеристика обследованных пациентов указана в табл. 3-6.

Таблица 3-6. Возрастной и половой состав обследованных пациентов
Возрастные группы Количество пациентов

1

До 40 лет

121

Ж - 59

М - 62

2

41 год - 50 лет

220

Ж - 98

М - 122

3

51 год - 60 лет

253

Ж - 114

М - 139

4

61 год - 70 лет

261

Ж - 130

М - 131

5

Старше 71 года

147

Ж - 81

М - 66

Мониторинг маркеров воспаления проводился в первые часы с момента госпитализации пациента в стационар.

Оценивали маркеры воспаления (СРБ, ПКТ, ПСП, ферритин), трансферрин, выполняли фенотипирование лимфоцитов и определение уровней иммуноглобулинов (А, М, G) пациентам, получавшим иммунную плазму с антителами к вирусу SARS-CoV-2 (табл. 3-7).

Таблица 3-7. Спектр тестов, выполненных пациентам с COVID-19
Показатели Количество тестов, выполненных за 5 мес 2020 г.

СРБ

4876

ПКТ

2989

ПСП

380

Ферритин

1155

Трансферрин

251

Антистрептолизин-О (АСЛО)

2

Ревматоидный фактор (РФ)

3

Иммуноглобулины классов А, М, G

1272

Циркулирующие иммунные комплексы (ЦИК)

843

Фенотипирование лимфоцитов (основные субпопуляции)

980

Комплекс антифосфолипидных антител (АФС)

8

Антинейтрофильные антитела (ANCA-профиль)

24

IgE

1

С3, С4

8

Контроль показателей воспаления и инфекционных осложнений производился через день, в особо тяжелых случаях - ежедневно. Частота выполнения тестов зависела от клинического состояния пациента и необходимости включения в схему лечения патогенетически значимых препаратов (глюкокортикостероидов, моноклональных антител к ИЛ-6, антикоагулянтов, антибиотиков и др.).

Особенности клинического течения инфекции у пациентов с COVID-19 и различия в выраженности воспалительных процессов требовали индивидуального подхода не только к назначению лечебных мероприятий, но и к кратности тестирования маркеров воспаления.

Было обследовано 1002 пациента с COVID-19. Средний возраст пациентов, составивших группу с тяжелым течением инфекционного процесса (системной воспалительной реакцией (СВР) и сепсисом), составил 56,9±14,8 года, при этом 121 пациент (12,1%) был моложе 40 лет. Более 5 раз обследован 361 (36,02%) пациент, что указывает на то, что треть госпитализированных с COVID-19 имели осложнения и нуждались в более продолжительном лечении в стационаре.

Для оценки диагностической значимости маркеров инфекционных осложнений проанализированы результаты тестирования пациентов с COVID-19 и клиническими признаками СВР и сепсиса. Нами изучены данные историй болезни пациентов с COVID-19, поступивших в реанимационные отделения института. Пациенты были разделены на три группы. Контрольную группу составили 30 пациентов с подтвержденной инфекцией COVID-19 и с характерной клинической картиной поражения легких, но без признаков системного воспаления. В группу с СВР включили 20 пациентов, в группу с сепсисом - 30 пациентов.

Мониторинг биомаркеров воспаления проводили начиная с момента диагностики СВР или сепсиса. Критериями исключения из анализа служили ранняя (в первые 48 ч от момента поступления в стационар) смерть, терминальные стадии хронических заболеваний и системные заболевания соединительной ткани (коллагенозы).

В группе контроля анализировали данные 30 пациентов. Среди них 18 мужчин (60%) и 12 женщин (40%) в возрасте от 34 до 81 года, медиана - 54 года (табл. 3-8).

Таблица 3-8. Характеристика пациентов контрольной группы

Общее количество

Пол, n (%)

Возраст (г), n (%)

Пациенты с фоновой патологией, n (%)

М

Ж

34-46

51-60

63-81

30

18 (60)

12 (40)

10 (35)

8 (25)

12 (40)

3 (15)

У всех пациентов имелось клиникo-лaбopaтopнoe подтверждение наличия инфекции, вызванной SARS-CoV-2, с патогномоничными признаками двустороннего поражения легких. Летальных случаев в данной группе не зарегистрировано.

Проведен анализ данных 30 пациентов с сепсисом, среди них 18 мужчин и 12 женщин. Возраст больных составил от 33 до 92 лет, медиана - 70 лет (табл. 3-9).

Таблица 3-9. Характеристики пациентов групп с системной воспалительной реакцией и сепсисом
Пациенты СВР n=20 Сепсис n=30

Возраст, лет/медиана

32-93/66

33-92/70

Пол Ж, n (%), М, n (%)

8 (40) 12 (60)

12 (40) 18 (60)

Сопутствующая патология, n (%)

Сердечно-сосудистые заболевания (ишемическая болезнь сердца, артериальная гипертензия, поражение сосудов конечностей, головного мозга)

7 (35)

14 (47)

Заболевания желудочно-кишечного тракта (язвенная болезнь, гастрит, панкреатит)

1 (5)

3 (10)

Онкологические заболевания

0

3 (10)

СД 1-го и 2-го типа

1 (5)

5 (17)

Травма опорно-двигательного аппарата

1 (5)

1 (3)

Заболевания дыхательной системы (хронический бронхит, хроническая обструктивная болезнь легких)

1 (5)

2 (7)

Ожирение

1 (5)

1 (3)

Хронические заболевания почек

0

2 (7)

Заболевания печени и желчевыводящих путей

1 (5)

4 (13)

Летальность, n (%)

0

14 (47)

Результаты измерения уровня ПКТ у пациентов с СВР и сепсисом статистически значимо отличались от таковых у пациентов контрольной группы (р <0,0001). Уровень ПКТ (median) у пациентов с СВР превышал значение референтного интервала контрольной группы (median 0,20 нг/мл) в 1,75 раза. Уровень ПКТ (median) у септических пациентов был значительно выше по сравнению с пациентами, имеющими СВР, и превышал значение референсного интервала в 11,4 раза (табл. 3-10).

Таблица 3-10. Значения маркеров воспаления у пациентов с COVID-19 контрольной группы, с системной воспалительной реакцией и сепсисом

Показатели/ рефер. интервал

Контрольная группа (n=30)

Пациенты с СВР (n=20)

Пациенты с сепсисом (n=30)

mеаn

median 25 и 75%

mean

median 25 и 75%

mean

median 25 и 75%

ПКТ

<0,2 нг/мл

0,205± 0,012

0,20

0,20; 0,25

0,556± 0,44

0,350 0, 22; 0,71

8,211± 14,75

2,27

1,07; 7,42

СРБ

0-3 (мг/л)

57,96± 39,22

60,5

28,89; 71,88

123± 78,42

117,0

69,73; 180,3

182,1± 75,71

186,0

119,0; 219,4

Анализируя результаты обследования пациентов с СВР и сепсисом, нами установлено, что значения СРБ превышали верхние границы референсного интервала. При этом уровень СРБ (median) у пациентов с СВР и сепсисом превышал верхнюю границу референсного интервала в 39 и 62 раза соответственно (р =0,0002) (табл. 3-10).

При проведении ROC-анализа установлена высокая диагностическая значимость ПКТ для дифференциальной диагностики СВР и сепсиса (AUC=0,97). В группах с сепсисом концентрация ПКТ (Cut-off) составила 1,47 (табл. 3-11).

Таким образом, установлено, что уровень ПКТ прямо пропорционально соотносился с тяжестью состояния пациентов с СВР и сепсисом. Высокие уровни ПКТ у пациентов с COVID-19 ассоциировались с высоким риском развития сепсиса.

Таблица 3-11. Диагностическая значимость ПКТ у пациентов с системной воспалительной реакцией и сепсисом (ROC-анализ)
Пациенты/показатели СВР, n=20 Сепсис, n=30

AUC

0,89

0,97

Cut-off

0,24

1,47

Чувствительность, %

70

70

Специфичность, %

97

99

Нами также проведен анализ иммунологических показателей крови пациентов, получавших в процессе лечения иммунную плазму с антителами к вирусу SARS-CoV-2. Обследовано в динамике 52 пациента. Исследования проводили до применения иммунной плазмы, на 2-е сутки и спустя 6-7 дней после ее введения. У части пациентов уже на следующие сутки после применения плазмы имелась тенденция к снижению уровня СРБ. Анализ полученных данных подтвердил эффективность применения плазмы для уменьшения воспалительных явлений: у 43 пациентов (82,7%) к 6-7-м суткам статистически значимо уменьшился уровень СРБ (p =0,0004), показатели ферритина и ПКТ не имели статистически значимых различий (табл. 3-12).

Таблица 3-12. Значения маркеров воспаления у пациентов с COVID-19 в динамике

Показатели

До применения плазмы

На 6-7- е сутки

Р-value

median, 25-75%

median, 25-75%

СРБ, мг/л

34,2 16,6; 84,9

11,65 2,79; 26,8

0,00048

ПКТ, нг/мл

0,05 0,05; 0,09

0,05 0,05; 0,85

0,5004

Ферритин, мкг/л

472 242; 589

285 73,8; 584

0,2664

Однако у шести пациентов отмечен рост воспалительных маркеров после использования плазмы, причем у двух пациентов выросли значения СРБ и ПКТ. У трех пациентов после применения иммунной плазмы не выявлено изменений лабораторных показателей.

Анализ динамики иммунологических показателей не выявил выраженных изменений. Однако необходимо отметить статистически значимое увеличение соотношения CD3+CD4+/ CD3+CD8+-лимфоцитов (р =0,0353), что можно расценить как положительные изменения в субпопуляционном составе лимфоцитов, ответственных за восстановление иммунного баланса и стимуляцию репаративных процессов в организме пациента при воспалении (табл. 3-13).

Таблица 3-13. Иммунологические показатели у пациентов с COVID-19

Показатели

До применения плазмы

На 6-7-е сутки

Р-value

median, 25-75%

median, 25-75%

Лейкоциты, кл/мкл

4,38 3,75; 5,37

4,28 3,51; 5,33

0,7842

Лимфоциты, кл/мкл

999,9 610,8; 1292

1343 766,3; 1781

0,0588

CD3+CD4+/CD3+CD8+

1,58 1,16; 2,33

2,3 1,47; 3,26

0,0353

IgА, г/л

2,12 1,57; 2,86

2,445 2,04; 3,28

0,07438

IgM, г/л

0,805 0,595; 9,068

0,915 0,70; 1,188

0,5718

IgG, г/л

10,35 8,06; 11,95

10,55 9,358; 12,78

0,5410

Отмечена также тенденция увеличения общего количества лимфоцитов и роста уровня IgА после применения иммунной плазмы, хотя различия оказались статистически не значимы (р =0,0588 и р =0,07438) (табл. 3-13). Выявленные изменения иммунологических показателей на фоне применения иммунной плазмы могут быть началом восстановления иммунореактивно-сти пациентов и уменьшения иммуносупрессии, сформировавшейся в результате тяжелого инфекционного процесса, вызванного особенностями воздействия вируса COVID-19 на иммунную систему организма.

Результатом проделанной работы является определение диагностической значимости маркеров воспаления (СРБ и ПКТ) у пациентов с COVID-19. СРБ имеет большое диагностическое значение для оценки тяжести состояния пациентов, так как вирус SARS-CoV-2 оказывает системное воздействие на организм человека, а проявления воспалительной реакции обусловлены повреждением эндотелия сосудов и альвеол. Динамический анализ СРБ позволяет контролировать клиническое состояние пациента и оценивать эффективность проводимых лечебных мероприятий. Рост значений СРБ выше 60 мг/л (median) предполагает присоединение вторичной инфекции, развитие СВР и необходимость тестирования ПКТ. При тяжелом течении инфекционного процесса развитие СВР и сепсиса у пациентов с COVID-19 может быстро привести к ПОН и летальному исходу. В связи с этим относительно невысокие значения ПКТ (0,35-0,70 нг/мл) должны настораживать лечащих врачей и служить основанием для смены тактики лечения и ежедневного контроля маркеров воспаления.

Использование иммунной плазмы для лечения пациентов с COVID-19 доказало свою клиническую эффективность: у 82,7% отмечены уменьшение СРБ и положительные изменения в популяционном составе лимфоцитов. Однако, вероятно, не все стадии заболевания можно лечить с использованием иммунной плазмы. Целесообразно проанализировать полученный опыт лечения пациентов с COVID-19 с использованием иммунной плазмы: определить стадию заболевания и группу пациентов, у которых можно получить максимальный положительный эффект.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. Zhu N., Zhang D., Wang W. et al. A Novel coronavirus from patients with pneumonia in China, 2019 // N. Engl. J. Med. 2020. Vol. 382. N. 8. P. 727-733. DOI: 10.1056/NEJMoa2001017.

  2. Jin Y., Yang H., Ji W., Wu W., Chen S., Zhang W., Duan G. Virology, Epidemiology, Pathogenesis, and Control of COVID-19. Viruses. 2020. Mar. 27. Vol. 12. N. 4. P. 372. Doi: 10.3390/v12040372. PMID: 32230900;PMCID: PMC7232198.

  3. Novel Coronavirus SARS-CoV-2. Transmission electron micrograph of SARS-CoV-2 virus particles, isolated from a patient. Image captured and color-enhanced at the NIAID Integrated Research Facility (IRF) in Fort Detrick. Maryland. Credit: NIAID https://flic.kr/p/2iCC1Ge

  4. Siordia J.A.Jr. Epidemiology and clinical features of COVID-19: A review of current literature // J. Clin. Virol. 2020. Vol. 127. P. 104357. DOI:10.1016/j.jcv.2020.104357.

  5. Временные методические рекомендации «Профилактика, диагностика и лечение новой коронавирусной инфекции (COVID-19)». Версия 9 (26.10.2020) (утв. Минздравом России).

  6. Corman V.M., Landt O., Kaiser M. et al. Detection of 2019 novel coronavirus (2019-nCoV) by real-time RT-PCR // Euro Surveill. 2020. Vol. 25. N. 3, P. 2000045. DOI: 10.2807/1560-7917.ES.2020.25.3.2000045.

  7. Laboratory testing for coronavirus disease 2019 (COVID-19) in suspected human cases: interim guidance, 2 March 2020. https://apps.who.int/iris/handle/10665/331329.

  8. Nucleic acid amplification tests (NAAT) for COVID-19 virus https://www.who.int/docs/default-ource/coronaviruse/whoinhouseassays. pdf?sfvrsn=de3a76aa_2.

  9. Notomi T., Okayama H., Masubuchi H. et al. Loop-mediated isothermal amplification of DNA // Nucleic Acids Res. 2000. Vol. 28. N. 12. P. 63. https://doi.org/10.1093/nar/28.12.e63.

  10. Lamb L.E., Bartolone S.N., Ward E. et al. Rapid detection of novel coronavirus/Severe Acute Respiratory Syndrome Coronavirus 2 (SARS-CoV-2) by reverse transcription-loop-mediated isothermal amplification // PLoS One. 2020. Vol. 15. N. 6. P. e0234682. DOI:10.1371/journal.pone.0234682.

  11. Гончарова Е.В., Донников А.Е., Кадочникова В.В. и др. Диагностика вируса, вызывающего COVID-19, методом ПЦР в реальном времени // Фармакоэкономика. Современная фармакоэкономика и фармакоэпидемиология. 2020. Т. 13. № 1. С. 52-63. DOI: 10.17749/2070-4909.2020.13.1.52-63.

  12. О тестировании на новую коронавирусную инфекцию в регионах Российской Федерации. https://www.rospotrebnadzor.ru/about/info/news/news_details.php?ELEMENT_ID=15882

  13. Sethuraman N., Jeremiah S.S., Ryo A. Interpreting Diagnostic Tests for SARS-CoV-2 // JAMA. 2020. Vol. 323. Issue 22. P. 2249-2251. DOI: 10.1001/jama.2020.8259.

  14. Biswas M., Rahaman S., Biswas T.K. et al. Association of Sex, Age, and Comorbidities with Mortality in COVID-19 Patients: A Systematic Review and Meta-Analysis // Intervirology. 2020. P. 1-12. PMID:33296901. PMCID: PMC7801974. DOI: 10.1159/000512592.

  15. Ткачева О.Н., Котовская Ю.В., Алексанян Л.А. и др. Новая коронавирусная инфекция SARS-CoV-2 у пациентов пожилого и старческого возраста: особенности профилактики, диагностики и лечения. Согласованная позиция экспертов Российской ассоциации геронтологов и гериатров // Кардиоваскулярная терапия и профилактика. 2020. Т. 19. № 3. С. 2601. DOI: 10.15829/1728-88002020-2601.

  16. Fuentes E., Fuentes M., Alarcón M. et al. Immune System Dysfunction in the Elderly // An. Acad. Bras. Cienc. 2017. Vol. 89. N. 1. P. 285-299. PMID: 28423084. DOI: 10.1590/0001-3765201720160487.

  17. Li D., Wang D., Dong J. et al. False-negative results of real-time reverse-transcriptase polymerase chain reaction for severe acute respiratory syndrome Coronavirus 2: Role of deep-learning-based CT diagnosis and insights from two cases // Korean J. Radiol. 2020. Vol. 21. N. 4. P. 505- 508. DOI: 10.3348/kjr.2020.0146.

  18. Chung M., Bernheim A., Mei X. et al. CT imaging features of 2019 novel coronavirus (2019-nCoV) // Radiology. 2020. Vol. 295. N. 1. P. 202-207. DOI: 10.1148/radiol.2020200230.

  19. Feng H., Liu Y., Lv M. et al. A case report of COVID-19 with false negative RT-PCR test: necessity of chest CT // Jpn. J. Radiol. 2020. Vol. 38. N. 5. P. 409-410. DOI: 10.1007/s11604-020-00967-9.

  20. Woloshin S., Patel N., Kesselheim A.S. False negative tests for SARS-CoV-2 infection - challenges and implications // N. Engl. J. Med. 2020. Vol. 383. N. 6. P. 38. PMID: 32502334. DOI: 10.1056/NEJMp2015897.

  21. Lippi G., Simundic A.M. European Federation for Clinical Chemistry and Laboratory Medicine (EFLM) Working Group for Preanalytical Phase (WG-PRE). The EFLM strategy for harmonization of the preanalytical phase // Clin. Chem. Lab. Med. 2018. Vol. 56. N. 10. P. 1660-1666. PMID: 28593910. DOI: 10.1515/cclm-2017-0277.

  22. Wang W., Xu Y., Gao R. et al. Detection of SARS-CoV-2 in different types of clinical specimens // JAMA. 2020. Vol. 323. N. 18. P. 1843-1844. DOI: 10.1001/jama.2020.3786.

  23. Patrucco F., Albera C., Bellocchia M. et al. SARS-CoV-2 detection on bronchoalveolar lavage: an Italian multicenter experience // Respiration. 2020. Vol. 99. P. 970-978. PMID: 33075793. DOI: 10.1159/000511964.

  24. Tran K., Cimon K., Severn M. et al. Aerosol generating procedures and risk of transmission of acute respiratory infections to healthcare workers: a systematic review // PLoS One. 2012. Vol. 7. N. 4. P. 35797. PMID: 22563403; PMCID: PMC3338532. DOI: 10.1371/journal.pone.0035797.

  25. Xie C., Jiang L., Huang G. et al. Comparison of different samples for 2019 novel coronavirus detection by nucleic acid amplification tests // Int. J. Infect. Dis. 2020. Vol. 93. P. 264-267. DOI: 10.1016/j.ijid.2020.02.050.

  26. Kucirka L.M., Lauer S.A., Laeyendecker O. et al. Variation in false-negative rate of reverse transcriptase polymerase chain reaction-based SARS-CoV-2 tests by time since exposure // Ann. Intern. Med. 2020. Vol. 173. N. 4. P. 262-267. PMID: 32422057. PMCID: PMC7240870. DOI: 10.7326/M20-1495.

  27. Fei Xiao, Meiwen Tang, Xiaobin Zheng et al. Evidence for gastrointestinal infection of SARS-CoV-2 // Gastroenterology. 2020. Vol. 158. Issue 6. P. 1831-1833. DOI: 10.1053/j.gastro.2020.02.055.

  28. Lou B., Li T., Zheng S. et al. Serology characteristics of SARS-CoV-2 infection since the exposure and post symptoms onset // medRxiv. 2020. DOI: 10.1101/2020.03.23.20041707.

  29. Xiao A.T., Gao C., Zhang S. Profile of specific antibodies to SARS-CoV-2: the first report // J. Infect. 2020. Vol. 81. Issue 1. P. 147-176. DOI: 10.1016/j.jinf.2020.03.012.

  30. Шустов В.В., Степанов Ф.С., Баженов А.И. и др. Динамика образования иммунной прослойки населения г. Москвы к SARS-CoV-2 // Материалы научно-практических конференций в рамках VI российского конгресса лабораторной медицины 2020 г. С. 115.

  31. Шустов В.В., Степанов Ф.С., Баженов А.И. и др. Динамические изменения структуры титров IgG населения г. Москвы к SARS CoV-2 // Материалы научно-практических конференций в рамках VI российского конгресса лабораторной медицины 2020 г. С. 114.

  32. Prompetchara E., Ketloy C., Palaga T. Immune responses in COVID-19 and potential vaccines: Lessons learned from SARS and MERS epidemic // Asian Pac. J. Allergy Immunol. 2020. Vol. 38. N. 1. P. 1-9. PMID: 32105090. DOI: 10.12932/AP-200220-0772.

  33. Bermejo-Martin J.F., Almansa R., Menéndez R. et al. Lymphopenic community acquired pneumonia as signature of severe COVID-19 infection // J. Infect. 2020. Vol. 80. N. 5. P. e23-e24. PMID: 32145214. PMCID: PMC7133663. DOI: 10.1016/j.jinf.2020.02.029.

  34. Jamilloux Y., Henry T., Belot A. et al. Should we stimulate or suppress immune responses in COVID-19? Cytokine and anti-cytokine interventions // Autoimmun. Rev. 2020. Vol. 19. N. 7. P. 102567. DOI: 10.1016/j.autrev.2020.102567.

  35. Багненко С.Ф., Рассохин В.В., Беляков Н.А. и др. Коронавирусная инфекция COVID-19. Лечение и профилактика // ВИЧ-инфекция и иммуносупрессии. 2020. Т. 12. № 2. С. 31-55. DOI: 10.22328/20779828-2020-12-2-31-56.

  36. Рассохин В.В., Самарина А.В., Беляков Н.А. и др. Эпидемиология, клиника, диагностика, оценка тяжести заболевания COVID-19 с учетом сопутствующей патологии // ВИЧ-инфекция и иммуносупрессии. 2020. Т. 12. № 2. С. 7-30. DOI: 10.22328/2077-9828-2020-122-7-30.

  37. Беляков Н.А., Рассохин В.В., Ястребова Е.Б. Коронавирусная инфекция COVID-19. Природа вируса, патогенез, клинические проявления. Сообщение 1 // ВИЧ-инфекция и иммуносупрессии. 2020. Т. 12. № 1. С. 7-21. DOI: 10.22328/2077-9828-2020-12-1-7-21.

  38. Assil S., Coléon S., Dong C. et al. Plasmacytoid dendritic cells and infected cells form an interferogenic synapse required for antiviral responses // Cell Host Microbe. Vol. 25. N. 5. P. 730-745. PMID: 31003939. DOI:10.1016/j.chom.2019.03.005.

  39. Zhou F., Yu T., Du R. et al. Clinical course and risk factors for mortality of adult inpatients with COVID-19 in Wuhan, China: a retrospective cohort study // Lancet. 2020. Vol. 395. Issue 10229. P. 1054-1062. PMID: 32171076. PMCID: PMC7270627. DOI: 10.1016/S0140-6736(20)30566-3.

  40. Fu L., Wang B., Yuan T. et al. Clinical characteristics of coronavirus disease 2019 (COVID-19) in China: A systematic review and metaanalysis // J. Infect. 2020. Vol. 80. N. 6. P. 656-665. PMID: 32283155. PMCID: PMC7151416. DOI: 10.1016/j.jinf.2020.03.041.

  41. Hadjadj J., Yatim N., Barnabei L. et al. Impaired type I interferon activity and inflammatory responses in severe COVID-19 patients // Science. 2020. Vol. 369. Issue 6504. P. 718-724. PMID: 32661059. PMCID: PMC7402632. DOI: 10.1126/science.abc6027.

  42. Diao B., Wang C., Tan Y. et al. Reduction and functional exhaustion of T cells in patients with coronavirus disease 2019 (COVID-19) // Front. Immunol. 2020. Vol. 11. P. 827. PMID: 32425950. PMCID: PMC7205903. DOI: 10.3389/fimmu.2020.00827.

  43. Huang C., Wang Y., Li X. et al. Clinical features of patients infected with 2019 novel coronavirus in Wuhan, China // Lancet. 2020. Vol. 395. Issue 10223. P. 497-506. PMID: 31986264. PMCID: PMC7159299. DOI: 10.1016/S0140-6736(20)30183-5.

  44. Qin C., Zhou L., Hu Z. et al. Dysregulation of immune response in patients with coronavirus 2019 (COVID-19) in Wuhan, China // Clin. Infect. Dis. 2020. Vol. 71. N. 15. P. 762-768. PMID: 32161940. PMCID: PMC7108125. DOI: 10.1093/cid/ciaa248.

  45. De Biasi S., Meschiari M., Gibellini L. et al. Marked T cell activation, senescence, exhaustion and skewing towards TH17 in patients with COVID-19 pneumonia // Nat. Commun. 2020. Vol. 11. N. 1. P. 3434. PMID: 32632085. PMCID: PMC7338513. DOI: 10.1038/s41467-020-17292-4.

  46. Ulhaq Z.S., Soraya G.V. Interleukin-6 as a potential biomarker of COVID-19 progression // Med. Mal. Infect. 2020. Vol. 50. N. 4. P. 382-383. PMID: 32259560; PMCID: PMC7129451. DOI: 10.1016/j.medmal.2020.04.002.

  47. Loscocco G.G. Secondary hemophagocytic lymphohistiocytosis, HScore and COVID-19 // Int. J. Hematol. 2020. Vol. 112. N. 1. P. 125-126. PMID: 32474804. PMCID: PMC7261214. DOI: 10.1007/s12185-020-02895-w.

  48. Liu F., Li L., Xu M. et al. Prognostic value of interleukin-6, C-reactive protein, and procalcitonin in patients with COVID-19 // J. Clin. Virol. 2020. Vol. 127. P. 104370. PMID: 32344321. PMCID: PMC7194648. DOI: 10.1016/j.jcv.2020.104370.

Глава 4. ЛУЧЕВАЯ ДИАГНОСТИКА У ПАЦИЕНТОВ С COVID-19

Л.С. Коков, К.А. Попугаев, Ф.А. Шарифуллин, Л.Т. Хамидова, Т.Г. Бармина, О.А. Забавская, А.А. Каниболоцкий, Р.Ш. Муслимов, И.Е. Попова, И.Е. Селина, В.Н. Степанов, В.М. Абучина

ОРГАНИЗАЦИОННО-МЕТОДИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ КОМПЬЮТЕРНО-ТОМОГРАФИЧЕСКОЙ ДИАГНОСТИКИ ПРИ COVID-19

Πоявление COVID-19 поставило перед специалистами здравоохранения задачи, связанные с быстрой диагностикой и оказанием медицинской помощи больным. Компьютерная томография (КТ) органов грудной клетки стала основным диагностическим инструментом для выявления поражения легких при COVID-19 и используется в тесной комбинации с анализом клинических проявлений, лабораторных данных, изучением эпидемиологического анамнеза для подтверждения заболевания [1- 3]. Некоторые авторы отметили, что при диагностике COVID-19 чувствительность КТ составляет до 98%, что значительно выше, чем чувствительность ОТ-ΠЦР (71%) [4-6]. В связи с быстрым ростом потребности в компьютерно-томографических исследованиях, выполняемых в динамике, возникла необходимость в точной оценке степени тяжести воспалительных изменений легких при пневмонии, связанной с COVID-19 [7, 8].

Наиболее распространенным клиническим проявлением нового варианта коронавирусной инфекции является двусторонняя пневмония (диффузное вирусное альвеолярное повреждение с микроангиопатией). У 3-4% пациентов зарегистрировано развитие острого повреждения легких. У части больных развивается гиперкоагуляционный синдром с тромбозами на месте мелких ветвей легочной артерии и тромбоэмболиями, поражаются также другие органы и системы (центральная нервная система, миокард, почки, печень, желудочно-кишечный тракт, эндокринная и иммунная системы), возможно развитие сепсиса и септического шока.

Мероприятия по недопущению распространения COVID-19 в медицинских организациях проводятся в соответствии с приказом Министерства здравоохранения РФ от 19.03.2020 № 198н «О временном порядке организации работы медицинских организаций в целях реализации мер по профилактике и снижению рисков распространения новой коронавирусной инфекции COVID-19» (версия 8 от 03.09.2020 в ред. приказов Министерства здравоохранения РФ от 27.03.2020 № 246н, от 02.04.2020 № 264н, от 29.04.2020 № 385н, от 18.05.2020 № 459н, от 29.05.2020 № 513н, от 07.07.2020 № 685н) [9].

При компьютерно-томографических исследованиях должны быть обеспечены эпидемическая безопасность и защита персонала и пациентов согласно рекомендациям Министерства здравоохранения РФ для работы медицинских учреждений в условиях пандемии COVID-19.

Основными компонентами защиты персонала служат зонирование кабинетов КТ с разделением помещений на зеленую - чистую зону и красную - инфицированную зону. Обязательным является недопущение контактов между потоками потенциально инфицированных и неинфицированных пациентов, ограничение контактов персонала отделения лучевой диагностики, сменная работа персонала, обязательное применение средств индивидуальной защиты. Согласно методическим рекомендациям Министерства здравоохранения РФ, выполняются регулярная уборка и дезинфекция помещений кабинетов КТ, а также стерилизация оборудования и мебели кабинетов.

В том случае, если стационар располагает компьютерным томографом только в чистой зоне, пациента для транспортировки на обследование помещают в специальную биокамеру, в которой и выполняют исследование. Биокамеру очищают и дезинфицируют перед каждым контактом с пациентом и после него. Рентген-лаборант выполняет обследование с использованием средств индивидуальной защиты, рекомендованных Министерством здравоохранения РФ: надевает респиратор, защитные очки, перчатки, изолирующий комбинезон c капюшоном и бахилы. После обследования каждого пациента компьютерный томограф и помещение тщательно дезинфицируют. Врач КТ работает удаленно в чистой, зеленой зоне отделения (рис. 4-1).

image
Рис. 4-1. Компьютерный томограф в чистой зоне; больной в биокамере, реаниматолог и рентгенлаборант работают в средствах индивидуальной защиты
image
Рис. 4-2. Компьютерный томограф в красной зоне инфекционного корпуса; сотрудники реанимации самостоятельно позиционируют пациента для исследования

При наличии компьютерного томографа в инфекционном корпусе может быть применен оптимальный вариант организации работы кабинета компьютерной томографии. Аппарат устанавливают в красной зоне рядом с реанимационными отделениями, обученный медперсонал отделения реанимации без помощи рентгенлаборанта укладывает и позиционирует пациента для исследования. Средний медицинский персонал и врач КТ работают в чистой, зеленой зоне (рис. 4-2).

Работа отделения лучевой диагностики должна быть организована в круглосуточном режиме.

МЕТОДИКА ВЫПОЛНЕНИЯ КОМПЬЮТЕРНОЙ ТОМОГРАФИИ ОРГАНОВ ГРУДНОЙ КЛЕТКИ У БОЛЬНЫХ КОРОНАВИРУСНОЙ ПНЕВМОНИЕЙ

Сканирование грудной клетки следует выполнять с низкой лучевой нагрузкой по оптимизированному протоколу, установленному компанией-производителем.

Компьютерно-томографические исследования выполняют в любом удобном для пациента положении: на спине или лежа на животе (пронпозиция). Если позволяет состояние пациента, то в положении на спине, с заведенными за голову руками, по возможности в состоянии неглубокого вдоха. При наличии дыхательной недостаточности, требующей постоянного пребывания больного в пронпозиции, КТ выполняют в положении лежа на животе.

При обследовании пациентов, находящихся на ИВЛ, пациент задерживает дыхание на время, согласованное с врачом-клиницистом, в положении на спине, руки опущены вдоль тела.

Внутривенное контрастирование при исследовании легких применяют только при подозрении на другие патологические состояния, например, тромбоэмболию легочной артерии.

Область сканирования устанавливают от верхней грудной апертуры до задних реберно-диафрагмальных синусов. Толщина слоя зависит от возможностей аппарата: как правило, составляет 0,5-1,0 мм, с последующей реконструкцией по 1 и 5 мм с использованием стандартного и легочного алгоритмов.

Дежурные врачи-рентгенологи осуществляют анализ полученных результатов дистанционно в зеленой зоне на мультимодальных рабочих станциях c построением сагиттальных и коронарных реформаций. Для ускорения получения наиболее важных для врачей-клиницистов результатов КТ органов грудной клетки и определения тактики ведения пациента применяют стандартизованные экспресс-формы протоколов, а само заключение оформляется в кратчайшие сроки.

Алгоритм оценки изменений в легких должен включать оценку основных КТ-паттернов легочных изменений, оценку распространения выявленных изменений, наличие сопутствующих изменений в легких, средостении, в плевральной полости. При последующих КТ-исследованиях необходимо отражать динамику с учетом изменения структуры и объема поражения легких.

КОМПЬЮТЕРНО-ТОМОГРАФИЧЕСКАЯ СЕМИОТИКА И ПАТОМОРФОЛОГИЯ ИЗМЕНЕНИЙ В ЛЕГКИХ ПРИ COVID-19

Основными компьютерно-томографическими паттернами изменений в легких при новой коронавирусной инфекции являются уплотнения паренхимы легкого по типу матового стекла, определяемые как незначительное повышение плотности легочной ткани при сохранении видимости стенок сосудов и бронхов (плотностью в среднем -615HU (-765HU; -468HU); уплотнения легких по типу матового стекла с наличием ретикулярных изменений («булыжная мостовая») (плотностью в среднем -183HU (-433HU; -213HU); уплотнения легких по типу консолидации, определяемые в виде участков более высокой плотности, чем «матовое стекло» (плотностью в среднем +23HU (-80HU; + 100HU) с отсутствием видимых стенок сосудов и бронхов.

На основе собственного опыта и литературных данных можно заключить, что специфичные изменения на КТ возникают не сразу, и в начальные периоды болезни их вовсе может не быть. Это нашло подтверждение в некоторых работах зарубежных авторов, в том числе в исследовании A. Bernheim et al. (2020), в котором была исследована большая группа пациентов с подтвержденным диагнозом COVID-19 [10]. В данной работе показано несколько групп больных, которым выполняли КТ в ранние сроки (0-2 сут) от начала заболевания, в промежуточный период (3-5 сут) и в позднем периоде (6-12 сут). Результаты исследования показали, что в группе, где КТ было выполнено в первые двое суток, больше чем в половине случаев специфических изменений на томограммах не было обнаружено. Исследование, выполненное в промежуточном периоде (3-5 сут), уже позволило обнаружить изменения в легких в 91% наблюдений. В позднем периоде (6-12 сут) характерные изменения легких по данным КТ отмечены уже в 96% наблюдений. Среди изменений в легких во всех группах преобладал симптом матового стекла, а консолидация заметно чаще определялась в промежуточной и поздней группах. Двусторонняя локализация изменений и периферическое их распределение также более характерны в период от 3 до 12 сут от начала заболевания. Эти данные наглядно показывают степень информативности метода в разные сроки от начала заболевания и дают возможность определить оптимальные сроки первичного и повторных КТ-исследований.

Изменения в легких при коронавирусной инфекции развиваются по определенным закономерностям в зависимости от длительности и сценария заболевания и в большинстве случаев проходят ряд характерных стадий. При неосложненных формах течения болезни можно выделить этап начальных изменений, прогрессирование, пик и регресс инфильтративных изменений в легких.

По данным литературы, самые яркие патоморфологические проявления отмечаются в первые 2 нед заболевания. Их разделяют на экссудативную и пролиферативную фазы (рис. 4-3) [11]. Экссудативная фаза в свою очередь начинается с отека легочной паренхимы, когда, по данным M. Bakowitz et al., в течение первых суток в просвет альвеол выходит большое количество высокобелковой жидкости и форменных элементов крови [12]. В течение следующих 5 дней в составе экссудата выпадает фибрин, позднее образующий гиалиновые мембраны. Переход к пролиферативной фазе сопровождается интерстициальным воспалением с появлением лимфоцитарной и последующей нейтрофильной реакции. Начиная с 2-й недели и далее отмечается пролиферация фибробластов. Перечисленные стадии острого альвеолярного повреждения характерны для вирусной пневмонии.

Наиболее типичной находкой на компьютерных томограммах при COVID-19 является обнаружение зон интерстициального уплотнения легочной ткани, известных как участки «матового стекла». Описанные изменения представляют собой зоны умеренного диффузного повышения плотности легочной ткани до -550 единиц Хаунсфилда (при норме от -800 до -900 ед.), которые при коронавирусном поражении имеют преимущественно периферическую и дорзальную локализацию (рис. 4-4). В то же время необходимо помнить, что феномен матового стекла на КТ не является специфичным признаком только вирусной пневмонии, и известен большой спектр заболеваний, когда такой симптом может иметь место на компьютерных томограммах. Сюда относятся острые и хронические заболевания, в том числе невоспалительного и онкологического характера.

image
Рис. 4-3. Фазы острого диффузного альвеолярного повреждения (цит. по: Katzenstain A.L.A. Katzenstain and Askin?s Surgical Pathology of Non-Neoplastic Lung Disease. Philadelphia. W.B. Saunders, 1997. Р. 477 [11])

Патоморфологически описанные изменения в легких представляют собой выход белкового и фибринового экссудата в просвет альвеол, диффузное утолщение межальвеолярных перегородок. В отличие от обычного альвеолярного отека (кардиогенной или некардиогенной природы), при вирусном процессе, наряду с экссудатом, в содержимом альвеол определяется слущенный альвеолярный эпителий (десквамированные альвеолоциты), эритроциты и фибрин [13] (рис. 4-5, 4-6).

image
Рис. 4-4. Компьютерная томограмма грудной клетки больного с COVID-19; в нижних отделах легких определяются множественные участки диффузного уплотнения по типу матового стекла, имеющие периферическое распределение
image
Рис. 4-5. Диффузное альвеолярное повреждение, экссудативная фаза. Множественные гиалиновые мембраны (красного цвета) по контуру альвеол. Белковый и фибриновый экссудат в просветах альвеол (окраска MSB по Лендруму, ×50) (цит. по: Патологическая анатомия COVID-19: Атлас / О.В. Зайратьянц, М.В. Cамсонова, Л.М. Михалева и др. / под общ. ред. О.В. Зайратьянца. М.: ГБУ «НИИОЗММ ДЗМ», 2020. 140 с.) [13]

В последующем, при прогрессировании воспалительных изменений, в зонах вирусного повреждения формируется утолщение стенок альвеол и межальвеолярных перегородок, что удается определить на микро- и макропрепаратах. На микрофото определяется выраженное утолщение межальвеолярных и междольковых перегородок за счет отека и выраженной инфильтрации лимфоцитами. На макропрепарате на срезе легкого определяется заметная ячеистость структуры ткани за счет утолщения внутридольковых и междольковых перегородок (рис. 4-7, 4-8).

image
Рис. 4-6. Диффузное альвеолярное повреждение, экссудативная фаза. Множественные гиалиновые мембраны и десквамированные альвеолоциты в просвете альвеол. Полнокровие сосудов микроциркуляторного русла. Окраска гематоксилином и эозином, ×120) (цит. по: Патологическая анатомия COVID-19: Атлас / О.В. Зайратьянц, М.В. Cамсонова, Л.М. Михалева и др. / под общ. ред. О.В. Зайратьянца. М.: ГБУ «НИИОЗММ ДЗМ», 2020. 140 с.) [13]

В ряде случаев (до 30%) на КТ определяется картина диффузного уплотнения легочной ткани в сочетании с хаотичным ячеистым рисунком, которая получила название «булыжная мостовая» либо crazy-paving (рис. 4-9). Картина «булыжной мостовой» первоначально была описана как патогномоничный признак альвеолярного протеиноза. В настоящее время этот паттерн является достаточно частым явлением в компьютерной томографии и может быть обнаружен при ряде острых и хронических заболеваний, в том числе при коронавирусном поражении. Такой симптом определяется, когда к интерстициальным изменениям (то есть «матовому стеклу») присоединяется заметное утолщение внутридольковых и междольковых перегородок. По сути, эти изменения представляют собой отек легочного интерстиция. Если имеется нарастание изменений, то они трансформируются в участки консолидации. Если же есть тенденция к регрессу, то они могут переходить к остаточным изменениям, в том числе по типу матового стекла. При COVID-ассоциированной пневмонии данный признак «булыжной мостовой» выявляется более чем в трети случаев и в сочетании с «матовым стеклом» или консолидацией указывает на прогрессирование или пиковую фазу заболевания.

image
Рис. 4-7. Ткань легкого диффузно уплотнена, безвоздушна, светлого красно-коричневого цвета, с сетчатым рисунком серого цвета (фаза пролиферации диффузного альвеолярного повреждения) (цит. по: Патологическая анатомия COVID-19: Атлас / О.В. Зайратьянц, М.В. Cамсонова, Л.М. Михалева и др. / под общ. ред. О.В. Зайратьянца. М.: ГБУ «НИИОЗММ» ДЗМ, 2020. 140 с.) [13]
image
Рис. 4-8. Диффузное альвеолярное повреждение, пролиферативная фаза. Выраженное утолщение межальвеолярных перегородок за счет отека и роста грануляционной ткани (окраска гематоксилином и эозином, ×40) (цит. по: Патологическая анатомия COVID-19: Атлас / О.В. Зайратьянц, М.В. Cамсонова и др. / под общ. ред. О.В. Зайратьянца. М.: ГБУ «НИИОЗММ» ДЗМ, 2020. 140 с.) [13]

Начиная с 2-й недели заболевания экссудативная фаза переходит в фазу интерстициального воспаления, когда происходит обильная инфильтрация лимфоцитами, нейтрофилами и макрофагами легочного интерстиция и содержимого просвета альвеол. При этом также происходит уплотнение содержимого альвеол за счет большого содержания фибрина, клеточного детрита. Снижается воздушность легочной ткани (рис. 4-10, 4-11).

В таких случаях на КТ определяются участки выраженного повышения плотности легочной паренхимы с утратой ее воздушности, то есть консолидации. При этом нет заметного уменьшения объема измененного сегмента легкого (рис. 41-2). Существуют различные варианты консолидации. Могут определяться участки, соответствующие по плотности мягким тканям - мягкотканной плотности (как правило, на пике заболевания), или консолидация с очаговой воздушностью, когда отмечается частичный регресс воспалительных изменений.

image
Рис. 4-9. Схематическое представление отека и утолщения внутридольковых и междольковых перегородок (a); признак «булыжной мостовой» на компьютерных томограммах (б); цифрами 1 и 2 отмечены утолщенные междольковые и внутридольковые перегородки (цит. по: Wever W. De, Meersschaert Coolen J. et al. The crazy-paving pattern: a radiological-pathological correlation. Insights Imaging. 2011 Apr; 2(2): Р. 117-132. doi: 10.1007/s13244-010-0060-5. Epub 2011 Jan 9 [14]

Одним из наиболее тяжелых осложнений коронавирусной инфекции является острое повреждение легких, которое обусловлено избыточной индукцией цитокинов, «цитокиновый шторм». В таких случаях интенсивность повреждения легких зависит не столько от интенсивности вирусной репродукции, сколько от неконтролируемой выработки провоспалительных цитокинов и чрезмерной инфильтрации тканей легкого клетками врожденного иммунитета. Весь этот сложный механизм приводит к быстро нарастающей дыхательной недостаточности, требующей применения кислородной поддержки и других методов коррекции газообменной функции, вплоть до ИВЛ и экстракорпоральной мембранной оксигенации (ЭКМО).

image
Рис. 4-10. Диффузное альвеолярное повреждение, пролиферативная фаза; интерстициальное воспаление: лимфомакрофагальная, с примесью лейкоцитов инфильтрация межальвеолярных перегородок (окраска гематоксилином и эозином, ×120) (цит. по: Патологическая анатомия COVID-19: Атлас / О.В. Зайратьянц, М.В. Cамсонова, Л.М. Михалева и др. / под общ. ред. О.В. Зайратьянца. М.: ГБУ «НИИОЗММ ДЗМ», 2020. 140 с.) [13]

КТ-картина острого повреждения легких или респираторного дистресс-синдрома специфична не только для вирусной пневмонии. Подобные изменения в виде обширного снижения воздушности легочной ткани могут наблюдаться и при других тяжелых состояниях, к примеру, при сепсисе, шоковых состояниях, после гемотрансфузий, травмах и т.д. (рис. <<pic4-13,4-13.>).

Микроскопическая картина при этом состоянии характеризуется альвеолярно-геморрагическим синдромом (рис. 4-14).

Примерно через 3 нед от начала заболевания наступает фаза организации. Степень выраженности изменений легочной ткани зависит от исходного состояния легких и тяжести вирусного повреждения. На КТ в этом периоде определяются множественные, преимущественно периферические участки линейного либо диффузного уплотнения легочной ткани (рис. 4-15), могут визуализироваться деформированные, неравномерно расширенные мелкие бронхи (тракционные бронхоэктазы). Описанные изменения в легких не являются специфичными для COVID-ассоциированной пневмонии и могут наблюдаться при другой этиологии. В этой стадии на микропрепарате определяется отсутствие пневматизации ткани легкого с избыточной пролиферацией фибробластов как в просвете альвеол, так и в интерстиции, с замещением их соединительной тканью (рис. 4-16).

image
Рис. 4-11. Диффузное альвеолярное повреждение, пролиферативная фаза; фибробластическая (грануляционная) полиповидной формы ткань в просветах альвеол (окраска гематоксилином и эозином, ×250) (цит. по: Патологическая анатомия COVID-19: Атлас / О.В. Зайратьянц, М.В. Cамсонова, Л.М. Михалева и др. / под общ ред. О.В. Зайратьянца. М.: ГБУ «НИИОЗММ» ДЗМ, 2020. 140 с.) [13]
image
Рис. 4-12. Компьютерная томограмма грудной клетки больного с COVID-19, 15-е сутки от начала заболевания. В обоих легких (больше справа) определяются множественные сливные участки уплотнения легочной ткани до значений мягких тканей
image
Рис. 4-13. Компьютерная томограмма грудной клетки, фронтальная реконструкция. Компьютернотомографическая картина острого повреждения легких
image
Рис. 4-14. Диффузное альвеолярное повреждение, экссудативная фаза; альвеолярно-геморрагический синдром, десквамированные альвеолоциты в альвеолах (окраска гематоксилином и эозином, ×100) (цит. по: Патологическая анатомия COVID-19: Атлас/ О.В. Зайратьянц, М.В. Cамсонова, Л.М. Михалева и др. / под общ. ред. О.В. Зайратьянца. М.: ГБУ «НИИОЗММ» ДЗМ, 2020. 140 с.) [13]

Все данные, полученные при компьютерной томографии, необходимо оценивать с учетом степени тяжести состояния пациента согласно приказу Департамента здравоохранения г. Москвы от 08.04.2020 № 373 (ред. от 17.04.2020) «Алгоритмы действий врача при поступлении в стационар пациента с подозрением на внебольничную пневмонию, предположительно коронавирусной этиологии» (табл. 4-1) [15]. Тяжесть определяют по наиболее пораженному легкому.

image
Рис. 4-15. Компьютерная томограмма грудной клетки больного с COVID-19 (35-е сутки от начала заболевания); в нижних отделах легких определяются множественные участки диффузного уплотнения по типу матового стекла, имеющие периферическое распределение
image
Рис. 4-16. Микрофото; фиброз ткани легкого с множеством фибробластов, на этом фоне определяются единичные просветы сохранных альвеол (окраска гематоксилином и эозином, ×200) (цит. по: Wever W. De, Meersschaert J., Coolen J. et al . The crazy-paving pattern: a radiological-pathological correlation. Insights Imaging. 2011 Apr; 2(2): Р. 117-132. doi: 10.1007/s13244-010-0060-5. Epub 2011 Jan 9) [14]
Таблица 4-1. Критерии оценки тяжести пневмонии по данным компьютерной томографии (цит. по [15])
Степень поражения легких Характер и объем изменения на КТ

КТ-0

Нет поражения легких, не соответствует пневмонии, в том числе COVID-19

КТ-1 легкая

Зоны уплотнения по типу матового стекла, вовлечение паренхимы легкого меньше 25%

КТ-2 среднетяжелая

Зоны уплотнения по типу матового стекла, участки консолидации, вовлечение паренхимы легкого от 25 до 50%

КТ-3 тяжелая

Зоны уплотнения по типу матового стекла, участки консолидации, вовлечение паренхимы легкого от 50 до 75%

КТ-4 критическая

Диффузные уплотнения по типу матового стекла, участки консолидации, ретикулярные изменения, вовлечение паренхимы легкого больше 75%

ОЦЕНКА ОБЪЕМА ПОРАЖЕНИЯ ЛЕГКИХ ПРИ КОМПЬЮТЕРНОЙ ТОМОГРАФИИ

Оценка распространенности (объема) изменений в легких у пациентов с предполагаемой/известной пневмонией COVID-19 может проводиться несколькими способами: с помощью визуальной оценки; с помощью применения полуколичественных шкал, предложенных рядом авторов; на основании программ компьютерной оценки плотности легких и составления карт плотности легочной паренхимы. Тяжесть определяют по наиболее пораженному легкому.

В условиях большого потока пациентов для быстрой оценки изменений в легких после проведения КТ нами предложен простой способ определения относительного объема всех зон патологических изменений легочной паренхимы от общего объема обоих легких [16].

Эта методика основана на измерении объема патологических зон в легких. Расчет объема воспалительных изменений легких выполняют с помощью программного обеспечения рабочей станции компьютерного томографа.

Отдельно выделяют объем патологических изменений в правом и в левом легком. Измеряют объем паренхимы неизмененного правого и левого легкого. Далее определяют относительный объем всех зон патологических изменений паренхимы от общего объема легких по формуле процентного выражения одного числа от другого:

X=Va/Vb×100%,

где Х - объем патологических изменений, выраженный в процентах;

Va - объем патологических изменений легкого (мл); Vb - общий объем легкого (мл).

Эти расчеты выполняют отдельно для каждого легкого (рис. 4-17).

Ряд рабочих станций для современных аппаратов КТ оснащены компьютерными программами, которые предназначены для автоматического или полуавтоматического выделения и измерения объема патологических зон в легких. Применение таких программ позволяет проводить оценку объема измененной легочной ткани более объективно, чем метод визуальной оценки, особенно при наблюдении в динамике. При использовании таких компьютерных программ врач-рентгенолог должен контролировать корректность выделения патологических участков в легких и принимать решение, пригодны ли получаемые с их помощью данные для клинического применения или нет.

Протокол и заключение КТ-исследования пациентов с подозрением на COVID-пневмонию составляется по специальной форме, рекомендованной Министерством здравоохранения Российской Федерации и позволяющей стандартизировать и унифицировать полученные данные [17].

image
Рис. 4-17. Этап автоматического определения объема неизмененного легкого; правое легкое - Va=420 мл, Vb=1725 мл, X=24%, левое легкое - Va=390 мл, Vb=1224 мл, X=32% - КТ-2

ЭКСПРЕСС-ФОРМА ОПИСАНИЯ РЕЗУЛЬТАТОВ КОМПЬЮТЕРНОЙ ТОМОГРАММЫ ОРГАНОВ ГРУДНОЙ КЛЕТКИ ПАЦИЕНТА С ПОДОЗРЕНИЕМ НА COVID-ПНЕВМОНИЮ

Локализация: в правом легком/в левом легком/двусторонние изменения.

Расположение: преимущественно в периферических отделах; преимущественно в центральных отделах; в передних/задних отделах; в верхних/нижних отделах; панлобулярно.

Изменения по типу: «матовое стекло»; консолидация; ретикулярные изменения на фоне «матового стекла».

Процент вовлечения легочной ткани: правого легкого - __ %; левого легкого - __ %.

Фоновые изменения: вне- и внутригрудные лимфатические узлы не увеличены.

Костно-травматических и костно-деструктивных изменений не выявлено.

Средостение не смещено, не расширено.

Структуры средостения дифференцированы.

Сердце и крупные сосуды обычно расположены, не расширены, однородной структуры в просвете.

В полости перикарда содержимого не выявлено.

Содержимого в плевральных полостях не выявлено.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ:

  • КТ-признаки интерстициальных/инфильтративно-воспалительных изменений (да/нет);

  • характеристика степени тяжести поражения легочной ткани (КТ-0/1/2/3/4);

  • этиология (с высокой/средней/низкой степенью вероятности вирусной этиологии).

ОЦЕНКА ДИНАМИКИ ИЗМЕНЕНИЙ В ЛЕГКИХ ПРИ ПНЕВМОНИИ COVID-19

Основные закономерности развития пневмонии, связанной с COVID-19, определяются трансформацией участков легочной паренхимы, измененных по типу матового стекла, и консолидацией участков легочной ткани. В связи с этим компьютерная томография является одним из ведущих способов оценки динамики заболевания.

Все лучевые исследования выполняют только по клиническим показаниям. Кратность КТ-исследований в динамике определяет лечащий врач. Прогрессирование заболевания определяют путем сравнения относительного объема воспалительных изменений легочной ткани после двух КТ-исследований и более. Если не наблюдается различия объема патологических изменений легких между двумя исследованиями, состояние пациента считают стабильным.

При первом исследовании у пациентов с положительными пробами на COVID-19 в 11,67% случаев могут быть отрицательные результаты (КТ-0). При динамическом контроле этих пациентов в 56% случаев изменений в легких нет, в 44% случаев при повторных КТ выявляют изменения, характерные для легкой степени поражения (КТ-1) (рис. 4-18).

image
Рис. 4-18. Компьютерные томограммы органов грудной полости, выполненные с интервалом в четверо суток: а - нормальная компьютернотомографическая картина легких у пациента с положительным тестом на ОТ-ПЦР; б - отрицательная динамика через 4 дня. Появились двусторонние интерстициальные изменения вирусной этиологии, легкой степени поражения легких - КТ-1, относительный объем поражения правого легкого - 5%, левого - 4%

У большинства (60%) больных COVlD-пневмонией на КТ выявляют легкую степень поражения (КТ-1), при этом средний относительный объем воспалительных изменений легких составляет 7% (вариации от 1 до 17%), средний объем воспалительных изменений легких - 130 см3 (вариации от 30 до 210 см3 ). У больных со средней степенью поражения легких (КТ-2) объемы изменений соответственно 29% (вариации от 25 до 44%) и 368 см3 (вариации от 252 до 520 см3 ). У больных с тяжелой степенью (КТ-3) объемы поражения легких при КТ 56% (вариации от 50 до 60%) и 897 см3 (вариации от 650 до 1488 см3 ) (рис. 4-19).

image
Рис. 4-19. Компьютерные томограммы органов грудной полости, выполненные с интервалом в двое суток. Двусторонние инфильтративные изменения вирусной этиологии, среднетяжелая степень поражения легких - КТ-2; а - относительный объем поражения правого легкого - 40%, левого - 45%; б - через 2 сут относительный объем поражения легких без существенной динамики

При повторном КТ у большинства (70%) пациентов сохраняется объем поражения легкой степени (КТ-1), относительный объем поражения легких в среднем 6,5%. При втором КТ в 23,33% случаев изменений объема патологических изменений не бывает.

В 31,67% случаев на КТ отмечают прогрессирование заболевания в виде увеличения распространенности воспалительных изменений (в среднем на 52%). Так, у пациентов с КТ-1 при повторном исследовании происходит увеличение объема поражения (в среднем на 25%), но объем этих изменений остается в пределах легкой степени (КТ-1). Очень редко у пациентов с КТ-1 объем воспаления увеличивается в несколько раз и степень поражения легких возрастает до среднетяжелой (КТ-2). У большинства пациентов со средней степенью поражения легких (КТ-2), несмотря на значительное увеличение объема воспаления (в среднем на 46%), степень поражения не изменяется. Очень редко у пациентов с КТ-2 объем поражения легких увеличивается в несколько раз, что приводит к изменению степени тяжести до тяжелой (КТ-3). У пациентов с тяжелым поражением легких (КТ-3) объем патологических изменений увеличивался (в среднем на 19%), но в пределах КТ-3.

При повторном исследовании у 45% пациентов отмечают уменьшение объема воспалительных изменений (в среднем на 43%). У пациентов с легкой степенью поражения (КТ-1) объем воспалительных изменений легких уменьшается почти в 2 раза. У большинства пациентов со средней степенью поражения легких (КТ-2) объем инфильтративных изменений уменьшается почти в 3 раза и степень поражения изменяется до легкой (КТ-1). У других пациентов из этой группы объем изменений уменьшается в среднем на 30%. У большинства (60%) пациентов с тяжелым поражением легких (КТ-3) при повторном исследовании отмечают положительную динамику и степень поражения уменьшается (в среднем на 71%) до средней тяжести (КТ-2).

Динамический контроль состояния легких при COVID-19 с определением количественных показателей относительного объема воспалительных изменений позволяет точно оценить тяжесть поражения легких, достоверно осуществить мониторинг прогрессирования и ответных реакций на лечение.

При анализе результатов компьютерной томографии у больных с пневмонией COVID-19 увеличение объема патологических изменений до тяжелой и критической степени (КТ-3 и КТ-4) с появлением участков консолидации считают прогрессированием воспалительных изменений легких, и наоборот, уменьшение объема и интенсивности изменений считают разрешением воспалительных изменений легких (рис. 4-20).

Для оценки эффективности проводимой терапии необходимы объективные критерии определения степени тяжести повреждения легких.

Существующие шкалы оценки тяжести поражения легких при СOVID-19 имеют большую градацию по объему поражения с интервалом в 25%, что не позволяет более детально отразить динамику процесса.

В настоящее время предложено несколько способов оценки тяжести воспалительных изменений легких.

image
Рис. 4-20. Компьютерные томограммы органов грудной полости. Двусторонние инфильтративные изменения вирусной этиологии среднетяжелой степени поражения - КТ-2: а - относительный объем поражения правого легкого - 32%, левого - 30%; б - отрицательная динамика через 3 дня, объем воспалительных изменений увеличился в правом легком до 48%, в левом - до 45%; в - положительная динамика через 5 дней - относительный объем поражения правого легкого - 21%, левого - 19%; г - минимальные остаточные патологические изменения легких на 18-й день заболевания

Так, F. Pan et al. для уменьшения несоответствия между результатами исследования предлагали визуально оценивать объем поражения к размеру долей легкого, то есть каждую из пяти долей легких визуально оценивали по шкале от 0 до 5, где 0 - нет поражения, 1 балл - <5%, 2 балла - 5-25%, 3 балла - 25-49%, 4 балла - 50-75%, 5 баллов - >75%. Общий балл КТ представлял собой сумму баллов отдельных долей и варьировал от 0 (без воспаления) до 25 (максимальное поражение) [18].

Недостатком методик с использованием визуальной балльной оценки является то, что наряду с затратой дополнительного времени существует и высокая зависимость результатов от опыта врача-рентгенолога.

C.Shen et al. изучили эффективность недавно разработанного программного обеспечения, нацеленного на количественную оценку пневмонии COVID-19 с использованием КТ-изображений. Сравнивая результаты, полученные по баллам и полученные с помощью программного обеспечения, авторы доказали неточность визуальной оценки. К сожалению, это новое программное обеспечение массово недоступно [19].

Применение общедоступного способа количественной оценки воспалительных изменений легких при COVID-19 с использованием стандартного программного обеспечения рабочих станций очень важно в определении тактики лечения. Следует отметить, что эта методика также имеет свои недостатки. Для определения точного объема поражения требуется определенное время, особенно при диффузном распределении инфильтратов. Однако потраченное таким образом время на анализ компьютерных томограмм позволяет наиболее детальным образом оценивать моментальное состояние легочной ткани, определять динамику изменений в легких и корригировать терапию.

Дальнейшее развитие КТ-диагностики пневмонии при COVID-19 нам представляется в сочетании более углубленного анализа изменений легочной ткани и соответствующих им компьютерно-топографических паттернов, в более рациональном распределении (детализации) существующих градаций КТ оценки тяжести новой COVID-19 пневмонии.

КОМПЬЮТЕРНО-ТОМОГРАФИЧЕСКАЯ СЕМИОТИКА ИЗМЕНЕНИЙ В ЛЕГКИХ ПРИ COVID-19 В СОПОСТАВЛЕНИИ С КЛИНИЧЕСКИМИ ДАННЫМИ НА РАЗЛИЧНЫХ СРОКАХ ЗАБОЛЕВАНИЯ

Анализ компьютерно-томографической семиотики изменений в легких при COVID-19 в сопоставлении с клиническими данными на различных сроках заболевания представлен на основе результатов 317 КТ-исследований у 98 пациентов, поступивших в НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского по поводу заболевания COVID-19 c 21.03.2020 по 20.04.2020 (с первого дня работы COVID-центра в Институте) [20].

Все пациенты данной группы имели завершенность клинического случая на момент анализа, идентификацию COVID-19 (положительный результат теста на SARS-CoV-2, выполненный с использованием ОТ-ПЦР), и наличие минимум одного повторного КТ-исследования, выполненного в динамике. У всех больных выявлены также изменения в легких, ассоциированные с COVID-19, при первичном либо динамическом КТ-исследовании.

В анализируемой группе было 47 женщин и 51 мужчина. Средний возраст пациентов составлял 55±16 лет (колебания от 20 до 90 лет).

В анамнезе у 22 пациентов был выезд за пределы Российской Федерации в ближайшие 14 дней до начала заболевания, у 28 - контакт с инфицированными COVID-19.

Временной промежуток от начала заболевания до первичного исследования составлял от 3 до 20 дней, последующие КТ в динамике были проведены с 2-х по 10-е сутки в зависимости от клинической ситуации, всего 317 исследований.

Все 98 пациентов были разделены на четыре группы в зависимости от степени изменений в легких (от КТ-0 до КТ-4), выявленных на КТ при первом исследовании.

В 1-ю группу были включены 29 пациентов с легкой степенью изменений в легких (КТ-1) и четыре пациента без поражения легких при первичном исследовании (КТ-0) - всего 33 больных. Во 2-ю группу вошли 44 пациента со среднетяжелыми изменениями в легких (КТ-2), в 3-ю - 13 больных с тяжелым поражением легких (КТ-3), к 4-й группе отнесены восемь пациентов с критической степенью изменений в легких (КТ-4).

КТ-изменения в легких были проанализированы и сопоставлены с клиническими данными. Оценка клинического состояния пациентов проводилась с учетом протокола оценки тяжести состояния пациента - NEWS (приказ Департамента здравоохранения г. Москвы от 08.04.2020 № 373) [15].

Низкий суммарный балл (от 1 до 4) соответствовал удовлетворительному состоянию пациентов, средний (5-6) - среднетяжелому состоянию, суммарный балл ≥7 соответствовал тяжелому клиническому состоянию пациентов.

Все основные клинические характеристики [температура тела, частота сердечных сокращений (ЧСС), артериальное давление (АД), частота дыхательных движений (ЧДД), степень насыщения крови кислородом] оценивались не только при первичном, но и при всех последующих КТ-исследованиях, что послужило основанием для проведения статистического анализа.

В рамках статистической обработки был использован метод ранговой корреляции для определения взаимозависимости между степенью легочных изменений, определенных на КТ, и клиническим состоянием пациентов. Для этого основные клинические характеристики на момент каждого КТ-исследования были ранжированы согласно приказу Департамента здравоохранения г. Москвы от 08.04.2020 № 373. Сумма баллов в нашем исследовании колебалась от 0 до 14 в соответствии с клиническим состоянием пациента.

Были определены пары сопоставления для каждого из 317 КТ-исследований, где степени легочных изменений (КТ-0 - КТ-4) соответствовал суммарный балл тяжести клинического состояния пациента на момент исследования, и с помощью программы «Статистика» рассчитан парный коэффициент Спирмена. По шкале Чеддока определяли уровень значимости корреляционной связи, а достоверность результата анализа оценивали по критерию Стьюдента с учетом степеней свободы (f =315).

Клиническое состояние и частота встречаемости различных клинических симптомов у пациентов всех групп при первичном КТ-исследовании представлены в табл. 4-2.

Все КТ-признаки изменений в легких, характерные для COVID-19, выявленные при первичном исследовании у пациентов разных групп, представлены в табл. 4-3. Надо отметить, что у четырех пациентов 1-й группы, поступивших в ранние сроки на 1-4-е сутки от начала заболевания, КТ-признаки воспалительных изменений в легких при первичном исследовании отсутствовали.

Таблица 4-2. Частота встречаемости клинических признаков в группах пациентов при первичном компьютерно-томографическом исследовании

Группа

1-я группа (КТ-0-1) n=33

2-я группа (КТ-2) n=44

3-я группа (КТ-3) n=13

4-я группа (КТ-4) n=8

Параметр

Гипертермия (t ≥38 °C)

15 (45%)

25 (57%)

10 (77%)

8 (100%)

Тахикардия (ЧСС≥90 в минуту)

10 (30%)

28 (64%)

8 (61,6%)

7 (87,5%)

Гипотония (АДс ≤100 мм рт.ст.)

3 (9%)

2 (4%)

0

0

Гипертония (АДс ≥140 мм рт.ст.)

4 (12%)

7 (16%)

2 (15,4%)

1 (12,5%)

Одышка (ЧДД ≥20 в минуту)

13 (39%)

18 (41%)

9 (69%)

6 (75%)

SpO2* ≤95%

19 (58%)

29 (66%)

5 (32,4%)

1 (12,5%)

SpO2* 92-94%

3 (9%)

12 (27%)

7 (54%)

6 (75%)

SpO2 * ≤91%

0

1 (2%)

1 (7,7%)

1 (12,5%)

Удовлетворительное клиническое состояние

3 (9%)

0

0

0

Среднетяжелое клиническое состояние

24 (73%)

31 (70%)

5 (32,4%)

0

Тяжелое клиническое состояние

6 (18%)

13 (30%)

8 (61,6%)

8 (100%)

Примечание: * - степень насыщения крови кислородом, определенная методом пульсоксиметрии при дыхании атмосферным воздухом; АДс - артериальное давление систолическое.

Таблица 4-3. Частота встречаемости изменений в легких при COVID-19, выявленных на первичном компьютерно-томографическом исследовании

Группа

1-я группа (КТ-0-1) n=33

2-я группа (КТ-2) n=44

3-я группа (КТ-3) n=13

4-я группа (КТ-4) n=8

Паттерн

«Матовое стекло»

29 (88%)

44 (100%)

13 (100%)

8 (100%)

«Булыжная мостовая»

6 (18%)

23 (52%)

10 (77%)

7 (88%)

Консолидация

11 (33%)

21 (48%)

11 (85%)

7 (88%)

Ретикулярные изменения

4 (12%)

14 (32%)

9 (69%)

3 (38%)

Курвилинеарные утолщения

3 (9%)

9 (20%)

2 (15%)

0

Признак ореола

0

0

1 (8%)

0

Признак обратного ореола

0

2 (5%)

1 (8%)

1 (13%)

Двустороннее поражение

23 (70%)

44 (100%)

13 (100%)

8 (100%)

Периферическая локализация

27 (82%)

31 (70%)

4 (31%)

0

Сочетание периферической и центральной локализации

0

6 (14%)

9 (69%)

8 (100%)

Только задненижние отделы

21 (64%)

6 (14%)

1 (8%)

0

Панлобулярное распространение

0

38 (86%)

12 (92%)

8 (100%)

Из табл. 4-3 видно, что при всей вариабельности изменений в легких при COVID-19 основным компьютерно-томографическим признаком поражения легких во всех группах было наличие симптома матового стекла с преимущественно двусторонней периферической локализацией.

Сроки первичного КТ-исследования от момента заболевания у пациентов всех групп были различны - от 3 до 20 сут. В связи с этим также была проведена оценка встречаемости паттернов в зависимости от сроков начала заболевания (табл. 4-4).

Таблица 4-4. Частота встречаемости компьютерно-томографических паттернов при COVID-19 в зависимости от сроков начала заболевания

Сроки от начала зaболевания

0-4 cут n=14

5-8 cут n=54

9-13 cут n=93

Свыше 14 cут n=156

Паттерн

«Матовое стекло»

100%

100%

100%

100%

«Булыжная мостовая»

28%

57%

32%

19%

Консолидация

21%

61%

65%

51%

Ретикулярные изменения

14%

43%

54%

65%

Было отмечено, что по мере развития заболевания лучевая картина менялась, приобретая черты организующейся пневмонии. Увеличивалась частота встречаемости участков «булыжной мостовой» и консолидации, в более поздние сроки нарастали ретикулярные изменения.

Во всех четырех группах были выявлены пациенты с увеличением (более 10 мм) внутригрудных лимфатических узлов (рис. 4.21): в 1-й группе у 9 пациентов (27%), во 2-й группе у 17 пациентов (39%), в 3-й группе у 6 пациентов (46%) и в 4-й группе у 4 пациентов (50%).

image
Рис. 4-21. Компьютерная томограмма грудной клетки, аксиальный срез - увеличение паратрахеальных и паравазальных лимфатических узлов (указано белыми стрелками)

При оценке изменений легочной ткани было отмечено сочетание вирусного поражения de novo и пред-существующих хронических изменений в легких: пневмофиброз (девять наблюдений), различные варианты эмфиземы (14 наблюдений), бронхиолит (четыре наблюдения). Это меняло типичную картину визуализации изменений в легких при COVID-19 (рис. 4-22).

image
Рис. 4-22. Компьютерная томограмма грудной клетки, аксиальные срезы, участки «матового стекла» на фоне парасептальной эмфиземы: а - компьютерная томограмма при поступлении (1-е сутки); б - компьютерная томограмма на 13-е сутки, положительная динамика в виде регресса участков «матового стекла»

Среди сопутствующих изменений легких также отмечали объемное образование легкого - у пяти пациентов (у одного - центральный рак), признаки легочной гипертензии, подтвержденные данными эхокардиографии. При эхокардиографии у одной пациентки обнаружено увеличение систолического давления в легочной артерии до 32 мм рт.ст., еще у двоих - расширение легочного ствола без признаков легочной гипертензии.

У пяти пациентов из 2-й и 3-й групп был выявлен гидроторакс объемом от 180 до 550 см3 . Во всех случаях это было проявлением либо онкологического процесса, либо сердечно-сосудистых заболеваний.

При динамических КТ-исследованиях наблюдались различные варианты развития патологических изменений в легких.

В 1-й группе у 18 пациентов (55%) после первого динамического КТ-исследования была определена положительная динамика в виде уменьшения объема зоны поражения с визуализацией резидуальных изменений, вплоть до полного их исчезновения у трех пациентов (рис. 4-23).

image
Рис. 4-23. Компьютерная томограмма грудной клетки, аксиальные срезы: а - первичное исследование (1-е сутки от поступления) - в задненижних отделах правого легкого определялась зона «матового стекла» и консолидации (КТ-1); б - исследование в динамике (12-е сутки от поступления) - полное восстановление прозрачности легочной ткани

У остальных 15 больных (45%), включая четырех пациентов, не имевших поражения легких при первичном исследовании, была отмечена отрицательная динамика: увеличение объема патологических изменений (у шести пациентов - до КТ-2), в том числе появление ранее отсутствовавших у этих пациентов КТ-паттернов (рис. 4-24).

image
Рис. 4-24. Компьютерная томограмма грудной клетки, аксиальные срезы: а - первичное исследование (1-е сутки от поступления) - норма, отсутствие изменений в легких (КТ-0); б - исследование в динамике (8-е сутки от поступления) - в задненижних отделах левого легкого определяются участки «матового стекла» и ретикулярные изменения (КТ-1)

При последующих динамических КТ-исследованиях (максимально до 4 раз) у двух из 15 пациентов с первично отрицательной динамикой отмечено дальнейшее нарастание объема и выраженности изменений, в том числе свыше 50% у одного из них (переход в КТ-3) к третьему динамическому КТ-контролю. Оба эти пациента относились к старшей возрастной группе (72 и 84 года), имели сочетание более трех сопутствующих заболеваний (в том числе хроническая обструктивная болезнь легких и сердечно-сосудистые заболевания). У одной пациентки имелась избыточная масса тела (индекс массы тела 33 кг/м2 ). Регресс проявлений заболевания у этих пациентов был отмечен только на четвертом динамическом КТ-исследовании (рис. 4-25).

У остальных 13 больных с первично отрицательной динамикой течение заболевания было более благоприятным. Регресс патологических изменений был отмечен уже на третьем контрольном КТ-исследовании, после которого они были выписаны.

Во 2-й группе у 19 пациентов (43%) после первого динамического КТ-исследования была определена положительная динамика в виде уменьшения объема зоны поражения. Из них 13 больных, имевших минимальный объем поражения легочной ткани (до 10%), были выписаны, остальные шесть продолжили стационарное лечение (рис. 4-26).

У 25 из 44 пациентов (57%) была отмечена отрицательная динамика в виде увеличения объема патологических изменений. В девяти случаях объем поражения легких составил более 50% - переход в КТ-3 (рис. <4-27).

При последующих динамических КТ-исследованиях (максимально до 5 раз) у шести пациентов с первично отрицательной динамикой отмечено дальнейшее нарастание объема и выраженности изменений, в том числе свыше 75% у двух из них (переход в КТ-4). Оба пациента относились к старшей возрастной группе (73 и 76 лет), имели сочетание более трех сопутствующих заболеваний (в том числе хроническая обструктивная болезнь легких, ожирение - индекс массы тела 32 кг/м2 , сердечно-сосудистые заболевания, гигантоклеточный артериит). Одна пациентка была переведена на ИВЛ сразу после КТ-исследования. Регресс проявлений заболевания у этих пациентов был отмечен только к четвертому динамическому КТ-исследованию на 17-е и 18-е сутки от момента поступления (рис. 4-28).

image
Рис. 4-25. Компьютерная томограмма грудной клетки, фронтальные реконструкции: а - первичное исследование (10-е сутки от поступления) - норма, отсутствие изменений в легких (КТ-0); б - исследование в динамике (17-е сутки от поступления) - появление в обоих легких, больше справа, участков «матового стекла» и консолидации; в - 19-е сутки от поступления - без существенной динамики; г - 21-е сутки от поступления - увеличение объема и распространенности изменений (переход в КТ-3); д - 24-е сутки от поступления - регресс патологических изменений в легких
image
Рис. 4-26. Компьютерная томограмма грудной клетки, аксиальные срезы: а - первичное исследование (1-е сутки от поступления) - в обоих легких участки «матового стекла» и консолидации (КТ-2); б - исследование в динамике (8-е сутки от поступления) - остаточные изменения в виде участков «матового стекла» и ретикулярных изменений
image
Рис. 4-27. Компьютерная томограмма грудной клетки, аксиальные срезы: а - первичное исследование (1-е сутки от поступления) - в обоих легких участки «матового стекла» и консолидации (КТ-2); б - исследование в динамике (8-е сутки от поступления) - увеличение объема и распространенности изменений (переход в КТ-3)

У остальных 19 больных с первично отрицательной динамикой течение заболевания было более стабильным, без значимого увеличения степени поражения легких. Регресс патологических изменений был отмечен уже на третьем контрольном КТ-исследовании, пациенты продолжили лечение до полной стабилизации состояния.

image
Рис. 4-28. Компьютерная томограмма грудной клетки, аксиальные срезы: а - первичное исследование (2-е сутки от поступления) - участки «матового стекла» и консолидации в обоих легких (КТ-2); б - исследование в динамике (4-е сутки от поступления) - увеличение объема и распространенности изменений (переход в КТ-3); в - 6-е сутки от поступления - дальнейшее увеличение объема и распространенности изменений (переход в КТ-4); г - 9-е сутки от поступления - без существенной динамики; д, е - 12-е и 18-е сутки от поступления - регресс патологических изменений

В 3-й группе у трех пациентов (23%) после первого динамического КТ-исследования была определена положительная динамика в виде уменьшения объема зоны поражения (рис. 4-29), двое из них были выписаны.

image
Рис. 4-29. Компьютерная томограмма грудной клетки, аксиальные срезы: а - первичное исследование (1-е сутки от поступления) - в обоих легких участки «матового стекла» и консолидации (КТ-3); б - исследование в динамике (5-е сутки от поступления) - уменьшение объема изменений

Значимых изменений состояния легочной ткани у четырех пациентов (31%) отмечено не было, все они продолжили лечение. У шести пациентов 3-й группы (46%) была отмечена отрицательная динамика: увеличение объема и интенсивности патологических изменений. В двух случаях объем поражения легких увеличился до 75% и более (переход в КТ-4), оба больных к этому времени находились на ИВЛ (рис. 4-30).

Вследствие дальнейшего нарастания дыхательной недостаточности оба пациента скончались на 6-е и 10-е сутки от момента поступления. Оба пациента относились к старшей возрастной группе (90 и 83 года), имели сочетание более трех сопутствующих заболеваний, у одного пациента был центральный рак левого легкого; у другого конкурирующим заболеванием было отравление бытовым газом.

image
Рис. 4-30. Компьютерная томограмма грудной клетки, аксиальные срезы: а - первичное исследование (1-е сутки от поступления) - в обоих легких участки «матового стекла» и консолидации (КТ-3); б - исследование в динамике (6-е сутки от поступления) - увеличение объема и распространенности изменений (переход в КТ-4)

У четырех пациентов с первично отрицательной динамикой объем поражения легких значимо не изменился и оставался в пределах 50-75% (КТ-3). Все эти пациенты находились в тяжелом состоянии и проходили лечение в реанимационном отделении, в связи с чем динамический контроль изменений в легких у них проводили с помощью рентгенографии. КТ-исследования были выполнены после стабилизации состояния пациентов через 7-10 дней. При этом был отмечен регресс проявлений заболевания у большинства пациентов этой группы. При дальнейшем КТ-контроле определялась постепенная положительная динамика. Изменения в легких претерпевали обратное развитие, однако объем поражения легочной ткани оставался в пределах 50%, что послужило показанием к продолжению лечения в амбулаторных условиях.

У пациентов 4-й группы были отмечены более поздние от момента заболевания сроки поступления (9-21-е сутки). Это могло быть одной из причин исходно более тяжелого состояния этих больных. У трех пациентов отмечали отрицательную динамику развития патологических изменений в связи с присоединением осложнений. У одной больной - в виде тромбоэмболии легочной артерии, которая и стала причиной летального исхода. У двух других пациентов причиной летального исхода стало острое повреждение легких. Острое повреждение легких определялось в виде массивных внесегментарных зон интерстициально-альвеолярной инфильтрации легочной ткани, локализовавшихся как в центральных, так и в субплевральных отделах. У одной больной это было выявлено при первичном КТ-исследовании в момент госпитализации, после чего пациентка сразу была переведена на ИВЛ. Еще у одного пациента проявления острого повреждения легких были обнаружены при первой динамической КТ легких, выполненной на следующие сутки после первичного КТ-исследования в связи с резким ухудшением состояния. Больной также был переведен на ИВЛ сразу после исследования (рис. 4-31).

image
Рис. 4-31. Компьютерная томограмма грудной клетки (на 3-и сутки от поступления): а - аксиальный срез, б - фронтальная реконструкция. Массивные диффузные внесегментарные зоны интерстициально-альвеолярной инфильтрации легочной ткани, занимающие практически весь объем легких («белое легкое») - острый респираторный дистресс-синдром

Пациенты с развитием острого повреждения легких были среднего (47 лет) и пожилого (62 года) возраста, имели сочетание двух сопутствующих заболеваний и более, в том числе у обоих - ожирение с индексом массы тела 38 и 44 кг/м2, сердечно-сосудистые заболевания (ишемическая болезнь сердца тяжелого течения, постинфарктный кардиосклероз, артериальная гипертензия), рассеянный склероз - у одной пациентки.

Все пациенты этой группы из-за тяжелого клинического состояния проходили лечение в реанимационном отделении, в связи с чем изменения в легких на этом этапе лечения оценивали с помощью рентгенографии. Вновь КТ легких в динамике была выполнена у семи пациентов после стабилизации состояния через 7-10 дней и в дальнейшем выполнялась каждые 4-5 дней, максимально - шесть динамических исследований. При этом был отмечен медленный регресс проявлений заболевания у всех пациентов этой группы, все выписаны на амбулаторное лечение в сроки свыше 25 сут от момента госпитализации.

Было проведено сопоставление данных всех КТ-исследований (317) с клиническими данными. Для этого был определен суммарный балл тяжести клинического состояния пациента по протоколу NEWS - степень изменений легких (в градации КТ-0 - КТ-4) на момент каждого КТ-исследования. В результате статистического анализа был рассчитан парный коэффициент Спирмена rs =0,577, t-критерий Стьюдента - 12,54. Критическое значение t-критерия составило 1,97, что подтвердило наличие прямой, заметной (по шкале Чеддока), достоверной <0,000001) корреляционной связи между увеличением степени тяжести поражения легких, определенной с помощью КТ, и ухудшением клинического состояния пациентов в баллах.

Было показано, что компьютерная томография легких позволяет выявить характерные для COVID-19 изменения, оценить их степень, что совпадает с результатами других авторов [3, 21- 24]. По нашим данным, основным КТ-признаком было «матовое стекло» с двусторонней локализацией, преимущественно в периферических и задненижних отделах легких (при более легкой степени поражения) либо панлобулярного распространения (при более тяжелой степени). Это также соответствует данным других источников [1, 2, 21, 25, 26]. В литературе описано, что в первые четыре дня с начала появления симптоматики заболевания КТ-признаки воспалительных изменений в легких могут отсутствовать [1-3, 18, 21, 27], что имело место и в нашем исследовании - у четырех пациентов 1-й группы. Известно [1-3, 18, 21, 27], что по мере развития заболевания лучевая картина меняется и приобретает черты организующейся пневмонии (участки консолидации, «булыжная мостовая», ретикулярные изменения), что нами также было отмечено.

Относительно других данных, полученных при КТ органов грудной клетки, следует отметить, что, по мнению разных авторов, увеличение внутригрудных лимфатических узлов не является характерным признаком типичной картины изменений в легких при COVID-19 [3, 21, 25, 28]. Однако в наших наблюдениях был отмечен достаточно высокий процент пациентов с увеличением лимфатических узлов (37%, 36/98), который возрастал с увеличением степени тяжести поражения легких от 27% в 1-й группе до 50% в 4-й группе.

В работах различных авторов есть данные о том, что наличие гидроторакса является неблагоприятным прогностическим признаком развития заболевания COVID-19 [3, 21, 25, 28]. В нашем исследовании таких данных не было получено, во всех пяти случаях гидроторакс был осложнением сопутствующих болезней и не был выявлен ни у одного пациента с отрицательной динамикой течения заболевания.

По данным литературы, КТ позволяет оценить динамику процесса в легких в сопоставлении с клиническими данными [1, 21, 29, 30]. Это было подтверждено в нашем исследовании, при этом выявлена достоверная значимая корреляционная связь (rs =0,577) между увеличением степени поражения легких, определенной с помощью КТ, и ухудшением клинического состояния пациентов.

Отмечена довольно четкая стадийность изменений, выявляемых по данным лучевых методов исследований. При этом схожее изменение плотности и структуры очагов снижения воздушности в зависимости от давности патологического процесса наблюдается у большинства заболевших [31, 32].

Однако в своей практике мы наблюдали случаи атипичной динамики. У пяти пациентов было выявлено увеличение объема и очагов снижения воздушности легочной паренхимы, по данным КТ, на 2-е сутки после внутривенного введения препарата тоцилизумаб. У трех пациентов из этой группы при поступлении в стационар объем поражения легких составил 25-50%, что соответствовало степени поражения КТ-2, у остальных - 5-25%, что соответствовало КТ-1. Всем пациентам вводился тоцилизумаб - препарат из группы ингибиторов рецепторов к ИЛ-6. Решение о целесообразности назначения препарата и доза определялись в соответствии с клиническими рекомендациями [9]. Всем пациентам выполнялась КТ грудной клетки в день введения тоцилизумаба, на 2, 4, 7 и 14-15-е сутки после введения. У всех пяти пациентов на 2-е сутки после введения была выявлена отрицательная динамика в виде увеличения количества и размеров зон снижения воздушности. У двух пациентов отмечено увеличение объема поражения на 10-25%, у остальных - на 30-35%. Плотность очагов у трех пациентов не изменилась, у пациентов зарегистрировано снижение плотности очагов и переход из стадии консолидации в стадию «матового стекла». У трех пациентов отрицательная динамика, выявленная по данным КТ, явилась причиной назначения повторного введения препарата тоцили-зумаб. При последовательных контрольных исследованиях была выявлена следующая динамика: на 4-е сутки - у трех пациентов - стабилизация процесса, без отрицательной динамики, у двух пациентов - слабоположительная динамика в виде сокращения объема зон пониженной воздушности. На 7-е сутки у всех пациентов наблюдалась убедительная положительная динамика с уменьшением объема пораженной паренхимы на 25-50%, увеличением плотности очагов до консолидации и утолщением междолькового интерстиция с формированием признака «булыжной мостовой». На 14-15-е сутки у трех пациентов отмечен практически полный регресс патологических очагов в легких, за исключением единичных субплевральных очаговых ретикулярных изменений. У двух пациентов отмечены выраженные ретикулярные изменения паренхимы с вовлечением 50-70% ткани легкого.

Таким образом, наличие у пациента нетипичной КТ-динамики может послужить причиной переоценки тяжести пациента и назначения необоснованного лечения. Это является основанием для продолжения изучения проблемы, увеличения количества наблюдений и поиска связей с такими факторами, как особенности течения заболевания, гендерные и возрастные различия, наличие сопутствующей патологии и т.д.

В качестве примера приводим наблюдение нетипичной КТ-динамики изменений в легких у пациентки с подтвержденной коронавирусной инфекцией.

КЛИНИЧЕСКОЕ НАБЛЮДЕНИЕ

Больная - женщина, 39 лет. Сопутствующее заболевание - артериальная гипертония I степени. Обратилась в институт с остро возникшими жалобами на гипертермию до 39,1 °С, насморк, слабость, сухой кашель, одышку. При госпитализации выполнена компьютерная томография грудной клетки, по результатам которой в легких выявлены признаки вирусной пневмонии в виде очаговых интерстициальных изменений легкой степени тяжести (KT-1) с пoражением паренхимы обоих легких до 5% (рис. 4-32).

image
Рис. 4-32. Компьютерная томограмма грудной клетки в аксиальной плоскости, выполненная при поступлении пациентки в стационар. В обоих легких очаговые интерстициальные изменения по типу матового стекла. Объем поражения паренхимы - 5% (легкая степень тяжести (КТ-1)

При проведении ПЦР-ана-лиза на коронавирус получены отрицательные результаты. Однако по результатам анализа крови на антитела к коронавирусу выявлено повышение антител: IgM - 11,53; IgG - 112,84. В течение следующих 2 сут у пациентки сохранялась упорная гипертермия.

При повторной томографии грудной клетки отмечена отрицательная динамика в виде увеличения объема поражения паренхимы легких, более выраженного справа (более 50%), и появления новых очагов. КТ-картина соответствовала тяжелой степени поражения легочной паренхимы (КТ-3) (рис. 4-33). На 3-и сутки пребывания больной в стационаре в связи с отрицательной клинической и рентгенологической динамикой было принято решение о введении тоцилизумаба в дозе 600 мг.

image
Рис. 4-33. Компьютерная томограмма грудной клетки в аксиальной плоскости, выполненная на 2-е сутки после госпитализации. Отмечается отрицательная динамика в виде увеличения объема поражения паренхимы легких, более выраженного справа (до 50%) и появления новых очагов. Компьютерно-томографическая картина соответствует тяжелой степени поражения легочной паренхимы (КТ-3)

При компьютерной томографии, выполненной на 2-е сутки после введения препарата, была повторно зарегистрирована отрицательная динамика, с еще более обширным двусторонним поражением легких, достигшим 80%, что соответствовало крайней степени тяжести (КТ-4) (рис. 4-34). Обращало на себя внимание, что при отрицательной КТ-динамике состояние пациентки оставалось стабильным, без ухудшения. Однако сохранявшиеся признаки дыхательной недостаточности послужили показанием для повторного внутривенного введения препарата тоцилизумаб в дозе 800 мг.

image
Рис. 4-34. Компьютерная томограмма грудной клетки в аксиальной плоскости, выполненная на 2-е сутки после внутривенного введения препарата тоцилизумаб. Определяется отрицательная динамика. Объем поражения паренхимы легких - 80%. Компьютерно-томографическая картина соответствует тяжелой степени поражения легочной паренхимы (КТ-4)

На 3-и сутки после повторного введения препарата (6-е сутки пребывания больной в стационаре) выполнена контрольная КТ грудной клетки. Результаты этого исследования, впервые с момента госпитализации, продемонстрировали положительную динамику в виде уменьшения количества и размеров зон пониженной воздушности. По объему поражения тяжесть изменений вернулась к КТ-3 (рис. 4-35). Состояние пациентки также существенно улучшалось: уменьшались признаки дыхательной недостаточности. Температура тела вернулась к нормальным показателям.

image
Рис. 4-35. Компьютерная томограмма грудной клетки в аксиальной плоскости, выполненная на 3-и сутки после повторного внутривенного введения препарата тоцилизумаб. Определяется положительная динамика в виде уменьшения количества и размеров зон снижения воздушности. По объему поражения тяжесть изменений вернулась к КТ-3

Результаты контрольной КТ, выполненной на 10-е сутки после второго введения тоцилизумаба, подтвердили положительную динамику (рис. 4-36). Отмечено значительное восстановление воздушности паренхимы с сохранением остаточных очаговых изменений ретикулярного характера. Общий объем изменений - менее 25% для каждого легкого очаговых изменений ретикулярного характера. Общий объем изменений не превышал 25% для каждого легкого. Новых очагов выявлено не было. Учитывая отсутствие признаков дыхательной недостаточности, нормальный уровень СРБ, положительную рентгенологическую динамику, пациентку в удовлетворительном состоянии перевели на амбулаторное лечение.

image
Рис. 4-36. Компьютерная томограмма грудной клетки в аксиальной плоскости, выполненная на 10-е сутки после повторного внутривенного введения препарата тоцилизумаб. Значительное восстановление воздушности паренхимы с сохранением остаточных очаговых изменений ретикулярного характера. Общий объем изменений - менее 25% для каждого легкого

ВОЗМОЖНОСТИ УЛЬТРАЗВУКОВОЙ ДИАГНОСТИКИ ИЗМЕНЕНИЙ ЛЕГКИХ ПРИ COVID-19 В СРАВНЕНИИ С ДАННЫМИ КОМПЬЮТЕРНОЙ ТОМОГРАФИИ

Компьютерная томография легких обладает высокой чувствительностью в обнаружении патологических изменений легких при новой коронавирусной инфекции. Именно поэтому для подтверждения заболевания COVID-19 она стала основным диагностическим инструментом, дополняющим данные ПЦР, анализ содержания иммуноглобулинов в крови, клинических симптомов и данных эпидемиологического анамнеза [1, 16].

Однако этот метод визуализации нельзя использовать в больничной палате. Именно поэтому в некоторых клиниках Китая, Европы и России стали использовать ультразвуковое исследование (УЗИ) легких в качестве альтернативного метода визуализации [33-37].

УЗИ легких демонстрирует высокую диагностическую ценность в обнаружении различных заболеваний легких, а по чувствительности и специфичности превосходит рентгенологическое исследование органов грудной клетки [38].

С начала пандемии опубликовано несколько рекомендаций, разъясняющих, как наилучшим образом использовать УЗИ, чтобы выявить изменения в легких, характерные для COVID-19 [17, 38, 39].

КТ грудной клетки выполняют как стандартный метод диагностики и контроля за динамикой процесса. УЗИ легких и плевральных полостей проводят дополнительно пациентам с клиническими признаками дыхательной недостаточности.

Для выявления изменений в легких при COVID-19 используют специальный УЗИ-протокол с оценкой 14 зон легких (табл. 4-5) [40].

Все полученные при УЗИ результаты анализируют по следующим критериям:

  • состояние плевральной линии;

  • наличие А-линии;

  • количество В-линий;

  • наличие и объем консолидаций легочной ткани;

  • наличие или отсутствие свободной жидкости в плевральных полостях.

Согласно консенсусному заявлению Российской ассоциации специалистов ультразвуковой диагностики в медицине (версия 2), по УЗИ легких при COVID-19 полученные данные оценивают с учетом характера и степени поражения легких [41], где:

  • 0: легочная ткань не изменена;

  • 1а: умеренные интерстициальные изменения;

  • 1б: выраженные интерстициальные изменения;

  • 1а+ или 1б+: мелкие консолидации на фоне интерстициаль-ных изменений;

  • 2 или 2+: протяженная консолидация;

  • 3: обширная консолидация (сегментарная или долевая).

Данные компьютерной томографии оценивают согласно утвержденным критериям тяжести пневмонии [15], где КТ-0 - нет поражения легких; КТ-1 - легкая степень (вовлечено меньше 25% паренхимы); КТ-2 - среднетяжелая (поражено от 25 до 50% паренхимы); КТ-3 - тяжелая (поражено от 50 до 75%); КТ-4 - критическая степень (диффузное вовлечение паренхимы легких больше 75%).

Таблица 4-5. Ультразвуковой протокол оценки 14 зон легких и соответствие зон обследования при ультразвуковом исследовании сегментам легких при компьютерной томографии [40]

Грудная клетка

УЗИ

КТ (сегменты легких)

Сторона

Поверхность

Обозначение

Зона

Соответствие отделам легких

Правая

Передняя

R1

Передняя верхняя

Верхняя доля спереди

S3

R2

Передняя нижняя

Средняя доля спереди

S5

Боковая

R3

Средняя верхняя

Верхняя доля сбоку

S4

R4

Средняя нижняя

Нижняя доля сбоку

S2 (1-2-3)

Задняя

R5

Задняя верхняя

Верхняя доля сзади

Задняя средняя

Нижние отделы верхней доли и верхние отделы нижней доли сзади

R7

Задняя нижняя

Нижние отделы нижней доли сзади

S9-10

Левая

Передняя

L1

Передняя верхняя

Верхняя доля спереди

S3

L2

Передняя нижняя

Язычковые сегменты спереди

S5

Боковая

L3

Средняя верхняя

Верхняя доля сбоку

S2-S3

L4

Средняя нижняя

Нижняя доля сбоку

S8

Задняя

L5

Задняя верхняя

Верхняя доля сзади

S3

Задняя средняя

Нижние отделы верхней доли и верхние отделы нижней доли сзади

L7

Задняя нижняя

Нижние отделы нижней доли сзади

S9-10

СОПОСТАВЛЕНИЕ ОБЪЕМА ПОРАЖЕННЫХ ОБЛАСТЕЙ ПО ДАННЫМ УЛЬТРАЗВУКОВОГО ИССЛЕДОВАНИЯ С ОБЪЕМОМ ПОРАЖЕНИЯ ПО ДАННЫМ КОМПЬЮТЕРНОЙ ТОМОГРАФИИ

При отсутствии воспалительных изменений в легких по КТ и при УЗИ легочная ткань не изменена: плевральная линия тонкая, ровная, А-линия прослеживается, В-линии единичные. С нарастанием степени тяжести по КТ и по данным УЗИ отмечается тенденция к увеличению числа областей поражения: от 10 областей при КТ-1 до 14 областей при КТ-4.

У 98% пациентов при КТ патологические изменения выявляют в субплевральных отделах обоих легких. В 68% случаев воспаление ограничено только субплевральными отделами, а в 32% изменения распространяются и на центральные отделы легких. При УЗИ в базальных отделах легких изменения не визуализируются.

СОПОСТАВЛЕНИЕ ХАРАКТЕРА ПОРАЖЕННЫХ ОБЛАСТЕЙ ЛЕГКИХ ПО ДАННЫМ УЛЬТРАЗВУКОВОГО ИССЛЕДОВАНИЯ С ХАРАКТЕРОМ ИЗМЕНЕНИЙ НА КОМПЬЮТЕРНЫХ ТОМОГРАММАХ

Особую важность представляет сопоставление характера пораженных областей легких по данным УЗИ с данными КТ. Следует отметить, что у одного и того же пациента в зависимости от локализации (передняя, боковая и задняя поверхности легких) можно наблюдать различные по структуре изменения легких как по УЗИ, так и по КТ.

При сопоставлении характера поражения легких по КТ с данными УЗИ отмечены следующие характерные особенности. Уплотнение легкого по типу матового стекла на КТ, которое определяется в виде диффузного повышения плотности легочной ткани при сохранении видимости стенок сосудов и бронхов, можно четко разделить на два типа.

Первый тип - менее интенсивное и менее плотное «матовое стекло» - преимущественно интерстициальное поражение с незначительным альвеолярным компонентом в виде пропитывания (отека) паренхимы легкого с плотностью от -765 HU до -468 HU (в среднем -655 HU), которое может локализоваться во всех отделах легких (рис. 4-37, a, б). Представленные паттерны выявлены у 28 пациентов в 179 областях анализа. При УЗИ эти изменения соответствуют умеренным интерстициальным изменениям (ультразвуковая градация 1а) и характеризуются наличием в одном межреберье рассеянных В-линий, распространяющихся вертикально от плевральной линии на всю толщу визуализируемой легочной ткани, в количестве более трех, в среднем шесть-восемь. В-линии всегда можно посчитать (рис. 4-37, в). В нашей работе такие изменения выявлены у 28 пациентов в 168 зонах при УЗИ (табл. 4-6).

Второй тип - более интенсивное и плотное «матовое стекло» - интерстициальное поражение с альвеолярным компонентом с плотностью от -358 HU до -150 HU (в среднем -267 HU); альвеолярная инфильтрация с преимущественным содержанием крупномолекулярной белковой жидкости (экссудат). Эти признаки обнаружены у 23 пациентов в 100 зонах при КТ. При УЗИ эти интерстициальные изменения характеризуются множественными В-линиями, которые сливаются между собой. Их количество посчитать невозможно [ультразвуковая градация 1б (рис. 4-37, г); такие изменения выявлены у 23 пациентов в 92 зонах при УЗИ (см. табл. 4-6)].

Видимые на КТ уплотнения легкого по типу матового стекла с наличием ретикулярных изменений («булыжная мостовая»), обусловленные утолщением внутридольковых перегородок, выявлены на КТ в 15 случаях (98 точек анализа). При УЗИ эти изменения лоцируются в виде субплевральных мелких консолидаций - участков сниженной воздушности, округлой либо неправильной формы, размерами до 1,0 см (в среднем 0,4-0,6 см) на фоне интерстициальных изменений и фрагментированной плевральной линии [ультразвуковая градация 1а+ или 1б+ (рис. 4-37, д)]. Такие изменения в нашей работе были выявлены при УЗИ в 16 случаях во всех отделах легких в 96 зонах анализа (см. табл. 4-6).

При КТ сочетание уплотнения легкого по типу матового стекла и консолидации, которая определяется в виде участков более высокой плотности, чем «матовое стекло» (от -80 HU до + 100 HU, в среднем +23 HU), с отсутствием визуализации сосудов на фоне консолидации отмечено в 18 случаях в 88 точках. При УЗИ протяженная консолидация лоцируется в виде гетерогенной зоны сниженной воздушности толщиной более 1,0 см, расположенной вдоль висцеральной плевры, часто наблюдается в сочетании с интерстициальными изменениями (ультразвуковая градация 2 или 2+); такие изменения были отмечены у 21 пациента в 84 зонах.

У некоторых пациентов при УЗИ отмечали наличие обширной консолидации, занимающей сегмент или долю легкого. Легкое в этом случае имело пониженную эхогенность, сопоставимую с эхогенностью ткани печени. В пораженном легком отмечались симптом воздушной бронхограммы и наличие кровотока (ультразвуковая градация 3). При этом в очаге гипоэхогенной консолидации отмечались линейные гиперэхогенные сигналы различной протяженности, радиально расходящиеся к периферии и ветвящиеся под острым углом, или последовательно расположенные цепочки коротких гиперэхогенных сигналов, перемежающихся с короткими гипоэхогенными участками. Эти изменения возникают при отражении ультразвуковых волн от воспалительного экссудата в просвете бронхиального дерева. Наиболее выраженные и более плотные (консолидированные) изменения обнаруживали в задних отделах легких как по данным КТ, так и по данным УЗИ.

image
Рис. 4-37. Компьютерные томограммы и эхограммы легких пациента 62 лет с COVID-19; a, б - компьютерные томограммы: а - аксиальная проекция, б - сагиттальная реконструкция (правое легкое); двусторонняя пневмония, КТ-3; в передних отделах обоих легких определяется уплотнение по типу матового стекла низкой интенсивности (тонкая стрелка), в задних отделах правого легкого - уплотнение по типу матового стекла высокой интенсивности (толстая стрелка), в субплевральных отделах левого легкого - уплотнение по типу консолидации (короткая стрелка)
image
Рис. 4-37. Окончание. в-д - эхограммы: в) градация 1а (умеренные интерстициальные изменения), датчик расположен в зоне R1 (на уровне третьего межреберья по передней подмышечной линии). 1 - прерывистость плевральной линии, 2 - множественные рассеянные B-линии; изменения соответствуют КТ-картине уплотнения по типу матового стекла низкой интенсивности в этих же зонах; г - градация 1б (выраженные интерстициальные изменения), датчик расположен в зоне R6 (продольно лопаточной линии на уровне 6 м/р). 1 - утолщенная неровная плевральная линия; 2 - широкие сливающиеся В-линии - «белое легкое»; изменения соответствуют компьютерно-томографической картине уплотнения по типу матового стекла высокой интенсивности в этих же зонах; д - градация 1а+ (кортикальная консолидация); стрелкой обозначена локальная субплевральная консолидация; плевральная линия не прослеживается по поверхности зоны консолидации; датчик расположен в зоне L3 вдоль 5 м/р по средней подмышечной линии; на фоне умеренных интерстициальных изменений в прилежащей легочной ткани определяется локальная консолидация с отсутствием плевральной линии по поверхности, что соответствует мелкой консолидации по компьютерной томограмме в той же зоне
Таблица 4-6. Сопоставление характера изменений в легких и числа зон поражения по данным ультразвукового исследования с данными компьютерной томографии

КТ

УЗИ

Характер изменений

Число пациентов, n*

Количество зон поражения

Характер изменений

Число пациентов, n*

Количество зон поражения

Чувствительность, % (95% ДИ)

Специфичность, % (95% ДИ)

Диагностическая точность, % (95% ДИ)

Первый тип «матовое стекло»

28

179

1a (умеренные интepcти-циaльныe изменения)

28

168

93,9% (89,3-96,9%)

63,6% (40,7-82,8%)

90,6% (85,6-94,2%)

Второй тип «матовое стекло»

23

100

16 (выраженные интepcти-циaльныe изменения)

23

92

92% (84,8-96,5%)

70% (45,7-88,1%)

88,3% (81,8-93,5%)

«Булыжная мостовая»

15

98

1a+ или 16+ (мелкие консолидации на фоне интepcтициaльныx изменений)

16

96

97,9% (92,8-99,8%)

53,9% (33,4-73,4%)

88,71% (81,8-93,7%)

«Матовое стекло» и консолидация

18

88

2 или 2+ (протяженная консолидация)

21

84

95,5% (88,8-98,8%)

46,7% (28,3-65,7%)

83,1% (75-89,3%)

Обширная консолидация

11

51

3 (обширная консолидация)

11

48

94,1% (83,7-98,8%)

56% (34,9-75,6%)

81,6% (71-89,6%)

Примечание: * - у одного пациента может наблюдаться несколько вариантов изменений по КТ и по УЗИ одновременно.

Характер изменений легочной ткани, обнаруженных при УЗИ, полностью соответствует характеру изменений по данным КТ (обширная консолидация), но распространенность выявленных изменений легких при КТ и УЗИ может не совпадать: при УЗИ отмечают глубину поражения легких до 4 см, а при КТ у этих пациентов изменения бывают на глубине 10 см и более (рис. 4-38).

Благодаря высокой чувствительности КТ в настоящее время является методом визуализации, выбранным для диагностики и мониторинга пациентов с COVID-19. Тем не менее выполнение КТ грудной клетки может представлять трудности для реанимационных пациентов с дыхательной и гемодинамической недостаточностью. Все чаще УЗИ используется для оценки поражения легких у тяжелых пациентов в условиях реанимационного отделения. В таких ситуациях УЗИ может быть оптимальным выбором для пациентов, находящихся в критическом состоянии [41].

УЗИ легких имеет большое значение для диагностики COVID-19 благодаря своей безопасности, доступности, отсутствию лучевой нагрузки, низкой стоимости и возможности использования у постели пациента в отделении интенсивной терапии. Отсутствие воздействия ионизирующего излучения дает преимущество в использовании УЗИ при лечении пневмонии COVID-19 у беременных.

image
Рис. 4-38. Компьютерные томограммы и эxoгpaммы легких женщины 57 лет с COVID-19: а - компьютерные томограммы: двусторонняя пневмония - КТ-2; в задних отделах обоих легких определяются очаги уплотнения по типу консолидации легочной ткани с визуализацией просвета бронхов - симптом воздушной бронхограммы (тонкие стрелки); б - эхограмма, градация 3; датчик расположен в зоне R3 (вдоль 7 м/р по средней подмышечной линии); 1 - обширная консолидация с воздушной эхобронхограммой; 2 - плевральная линия по поверхности консолидации не визуализируется, что соответствует изменениям КТ-консолидации легочной ткани с визуализацией просвета бронхов в той же зоне

Несмотря на теоретическую возможность проникновения ультразвуковых лучей на большую глубину, существуют факторы, влияющие на эффективность УЗИ легких. Прежде всего это воздушность легочной ткани. Патологические изменения в легких на участках, не прилежащих к висцеральной плевре, в условиях сохраненной воздушности легочной ткани сложно оценить с помощью УЗИ, так как происходит отражение ультразвуковых волн от воздуха в субплевральных альвеолах. Вместе с этим в фазе консолидации при COVID-19 происходит уплотнение содержимого альвеол за счет большого содержания фибрина, клеточного детрита, что снижает воздушность легочной ткани. В этом случае появляется возможность ультразвукового сканирования глубоких базальных отделов легкого. Вторым препятствием являются костные структуры (грудина, ребра). Высокая эхоплотность костных структур и их смещение при дыхании затрудняют визуализацию подлежащих участков. Третьим фактором, снижающим эффективность УЗИ легких, является эмфизема мягких тканей либо пневмоторакс. При эмфиземе происходит полное рассеивание ультразвуковых волн от пузырьков воздуха на уровне подкожно-жировой клетчатки. Появляется сплошной фон неинформативных шумовых сигналов. При пневмотораксе из-за воздушной среды в плевральной полости визуализируются множественные реверберации эхо-сигнала, исходящие от поверхности легкого. Наконец, конституциональные особенности пациента (толщина и структура подкожно-жировой клетчатки) существенно затрудняют УЗИ. У тучных пациентов происходит рассеивание и поглощение ультразвуковых волн, что приводит к их затуханию в мягких тканях грудной стенки и не позволяет достоверно осмотреть глубокие отделы.

По данным УЗИ можно выявить следующие признаки, указывающие на наличие интерстициальных изменений, которые в условиях пандемии COVID-19 могут быть расценены в пользу коронавирусной пневмонии, прежде всего появление артефактов в виде рассеянных или сливающихся В-линий в сочетании с утолщенной прерывистой плевральной линией.

Отсутствие масштабных исследований применения УЗИ при COVID-19 и у других авторов [42, 43] в настоящее время не позволяет достоверно определить диагностическую значимость метода, что требует продолжения исследования по этой теме.

По нашим данным, воспалительные изменения в легких при COVID-19 имеют периферическое субплевральное расположение, что совпадает с данными литературы [1, 16], при этом в 68% случаев воспаление ограничено только этими отделами.

Существует тенденция к увеличению числа областей поражения по данным УЗИ с нарастанием объема поражения по КТ. Однако отчетливую стадийность по данным УЗИ проследить не удается. Так, поражение от 10 до 11 зон по УЗИ соответствует двум степеням тяжести по КТ: КТ-1 и КТ-2, а поражение от 13 до 14 зон по УЗИ - III и IV степени тяжести по КТ.

Чувствительность УЗИ в выявлении изменений легких различного характера составляет 92% и более. Специфичность УЗИ зависит от характера изменений и варьирует от 46,7 до 70%, диагностическая точность более 81%, максимальные показатели точности составляют 90,6% для умеренных интерстициальных изменений (степень 1а), соответствующих «матовому стеклу» (первый тип изменений по данным КТ).

Следует отметить, что в 32% случаев отмечают распространение изменений в центральные отделы легких, при этом по УЗИ лоцируется обширная консолидация, но распространенность изменений часто не совпадает с данными КТ.

Таким образом, учитывая преимущественно субплевральную локализацию изменений легочной ткани при COVID-19 и высокую чувствительность УЗИ в выявлении этих изменений (более 90%), допустимо рассматривать УЗИ как скрининговый метод перед направлением на КТ в условиях массового поступления пациентов. Отсутствие ионизирующего излучения и возможность многократного проведения исследования в красной зоне дает УЗИ ряд преимуществ перед КТ, в частности в обследовании нетранспортабельных реанимационных пациентов и беременных. Вместе с этим следует учитывать, что УЗИ не позволяет четко разделять стадии заболевания, оценивать распространенность процесса и выявлять центрально расположенные зоны изменения легочной ткани, для визуализации которых необходимо проведение КТ.

РЕНТГЕНОЛОГИЧЕСКАЯ ДИАГНОСТИКА ИЗМЕНЕНИЙ В ЛЕГКИХ ПРИ НОВОЙ КОРОНАВИРУСНОЙ ИНФЕКЦИИ COVID-19

В целях обеспечения рентгенологических исследований у пациентов с новой коронавирусной инфекцией COVID-19 в специализированном инфекционном стационаре были проведены организационные и технические мероприятия. Была сформирована бригада из рентген-лаборантов, которые обеспечили круглосуточное выполнение всех рентгенологических исследований непосредственно в красной зоне. Установлено и налажено дополнительное рентгенодиагностическое оборудование. Организован доступ к результатам рентгенологических исследований в цифровом формате для врача-рентгенолога и всех специалистов, участвующих в оказании медицинской помощи пациентам с новой коронавирусной инфекцией COVID-19.

В условиях специализированного инфекционного стационара рентгенологическое исследование выполняли с использованием передвижных рентгенодиагностических палатных аппаратов: передвижных аналоговых палатных аппаратов, дооснащенных дигитайзером с расширенным набором цифровых кассет большого формата, и цифровых передвижных рентгенодиагностических аппаратов с выносным Wi-Fi-детектором.

При поступлении в центральное приемное отделение Института пациентов с другими направительными диагнозами (острая кишечная непроходимость, травма костей конечностей и т.д.), у которых в последующем был подтвержден COVID-19, рентгенологическое исследование выполняли на цифровом стационарном рентгенодиагностическом оборудовании.

Исследование грудной клетки выполняли в переднезадней и боковой проекциях. При проведении его в условиях реанимационного отделения производили прямые задние рентгенограммы органов грудной клетки при горизонтальном положении больного. По показаниям исследование дополняли рентгенографией органов грудной клетки в латеропозиции на правом или левом боку.

Использование цифровых технологий при выполнении рентгенологических исследований позволило получать изображения в цифровом формате, вывести из красной зоны врача-рентгенолога, который выполнял описание проведенных исследований в удаленном формате, передавать рентгеновские изображения и протоколы в PACS Института и протоколы в ЕМИАС, что делало их доступными в режиме реального времени для всех специалистов, участвующих в лечении этой тяжелой группы больных.

В первые дни функционирования инфекционного стационара было установлено, что классическое рентгенологическое исследование недостаточно информативно у пациентов с начальными проявлениями легочных изменений при заболевании COVID-19. Анализ возможностей рентгенологического исследования органов грудной клетки для первичной диагностики изменений в легких у пациентов с легкой формой заболевания COVID-19 показал, что у данной группы пациентов на обзорных рентгенограммах грудной клетки в переднезадней и боковой проекциях можно обнаружить лишь незначительное усиление легочного рисунка в базальных отделах легких, которое не может быть интерпретировано как вирусная пневмония (рис. 4-39). В то же время при компьютерной томографии грудной клетки, выполненной в те же сроки, признаки поражения легочной ткани уже могут быть определены (рис. 4-40).

image
Рис. 4-39. Рентгенологическое исследование пациента Б., 51 года, с верифицированной пневмонией COVID-19 легкой степени тяжести (КТ-1) при поступлении в стационар: а - обзорная рентгенограмма грудной клетки в переднезадней проекции; б - обзорная рентгенограмма грудной клетки в правой боковой проекции; отмечается незначительное усиление легочного рисунка в базальных отделах правого легкого, более выраженное в боковой проекции, которое не может быть интерпретировано как вирусная пневмония

У пациентов со среднетяжелой формой заболевания COVID-19 на рентгенограммах органов грудной клетки изменения в легких могут быть представлены усилением легочного рисунка преимущественно в базальных отделах легких по типу гиповентиляции или ограниченной перибронхиальной инфильтрации (рис. 4-41). Это не соответствует характеру и протяженности изменений паренхимы легких, обнаруживаемых в те же сроки при КТ (рис. 4-42).

image
Рис. 4-40. Компьютерно-томографическое исследование того же пациента (рис. 4-39) с верифицированной пневмонией COVID-19 легкой степени тяжести (КТ-1) при поступлении в стационар: а-в - компьютерные томограммы, аксиальные срезы, выполненные на различных уровнях: множественные субплевральные двусторонние интерстициальные изменения по типу матового стекла, составляющие 20% легочной паренхимы и соответствующие по объему поражения легочной ткани изменениям легкой степени тяжести - КТ-1

У пациентов с выраженным повреждением легочной паренхимы первичная рентгенологическая диагностика изменений в легких, вызванных пневмонией COVID-19, возможна уже при поступлении в стационар. В таких случаях на обзорных рентгенограммах могут быть обнаружены признаки двусторонней полисегментарной пневмонии. В качестве примера приведем клиническое наблюдение пациентки, госпитализированной с подозрением на острую хирургическую патологию - механическую кишечную непроходимость.

image
Рис. 4-41. Рентгенологическое исследование пациента Ч., 48 лет, с верифицированным COVID-19 средней степени тяжести (КТ-2) при поступлении в стационар: а - обзорная рентгенограмма грудной клетки в переднезадней проекции; б - обзорная рентгенограмма грудной клетки в правой боковой проекции; отмечается усиление и деформация легочного рисунка в области хвоста корня правого легкого, участок воспалительной инфильтрации в верхней доле левого легкого

КЛИНИЧЕСКОЕ НАБЛЮДЕНИЕ 1

При поступлении в стационар у больной К., 84 лет, с предварительным диагнозом «механическая кишечная непроходимость» была верифицирована инфекция COVID-19. Выполнено первичное рентгенологическое исследование (рис. 4-43). Обзорная рентгенограмма грудной клетки в переднезадней проекции позволила выявить множественные очаги воспалительной инфильтрации, расположенные полисегментарно с двух сторон, местами сливающиеся между собой. Отмечалось снижение структурности корней легких, то есть имелись рентгенологические признаки двусторонней пневмонии.

image
Рис. 4-42. Компьютерно-томографическое исследование того же пациента (рис. 4-41) с верифицированным COVID-19 средней степени тяжести (КТ-2) при поступлении в стационар: а-в - компьютерные томограммы - аксиальные срезы, выполненные на нескольких уровнях: двусторонние полисегментарные интерстициальные изменения по типу матового стекла, участки консолидации, ретикулярные изменения, симптом прямого и обратного венца, соответствующие 30% объема поражения паренхимы легких и изменениям средней степени тяжести - КТ-2

Выполненная на этом же этапе обзорная рентгенограмма брюшной полости в вертикальном положении позволила исключить механическую кишечную непроходимость и какую-либо другую острую патологию со стороны органов брюшной полости. Пациентка направлена на компьютерно-томографическое исследование (рис. 4-44).

После подтверждения диагноза «COVID-19, пневмония тяжелой степени» пациентка переведена в инфекционное отделение для специализированного лечения.

image
Рис. 4-43. Первичное рентгенологическое исследование пациентки К., 84 г., с подозрением на острую хирургическую патологию и верифицированным COVID-19 при поступлении в стационар: а - обзорная рентгенограмма грудной клетки в переднезадней проекции демонстрирует множественные очаги воспалительной инфильтрации легких, расположенные полисегментарно с обеих сторон, местами сливающиеся между собой, снижение структурности корней легких - рентгенологические признаки двусторонней пневмонии; б - на обзорной рентгенограмме брюшной полости (вертикальное положение) не выявлено признаков механической кишечной непроходимости и свободного газа в брюшной полости

Основной объем рентгенологических исследований органов грудной клетки у пациентов с COVID-19 был выполнен в отделениях интенсивной терапии для оценки динамики изменений в легких на фоне проводимой терапии, а также в качестве контрольного исследования после инвазивных манипуляций (например, установки подключичных катетеров, наложения трахеостомы) при ухудшении состояния больного.

В качестве примера предлагаем клиническое наблюдение пациентки, госпитализированной с диагнозом «COVID-ассоциированная пневмония».

image
Рис. 4-44. Первичное компьютерно-томографическое исследование той же больной (рис. 4-43) с верифицированным COVID-19 тяжелой степени (КТ-3): а-в - компьютерные томограммы, аксиальные срезы: панлобулярные двусторонние изменения по типу матового стекла, консолидации, ретикулярные изменения, соответствующие по объему 55% поражения легочной ткани и изменениям тяжелой степени - КТ-3

КЛИНИЧЕСКОЕ НАБЛЮДЕНИЕ 2

Пациентка Г., 48 лет, поступила с диагнозом «COVID-ассоциированная пневмония». При первичном рентгенологическом исследовании грудной клетки, выполненном 23.03.2020 в инфекционном корпусе, выявлены инфильтративно-воспалительные изменения легочной ткани в виде понижения прозрачности с обеих сторон с нечеткими контурами, снижение структурности корней легких. Дано заключение о наличии двусторонней полисегментарной пневмонии (рис. 4-45).

image
Рис. 4-45. Обзорные рентгенограммы грудной клетки пациентки Г., 48 лет, при поступлении (1-е сутки пребывания в стационаре): а - прямая проекция; б - правая боковая проекция; билатерально выявляются инфильтративные тени средней интенсивности, сливающиеся между собой, с нечеткими контурами, усиление и деформация легочного рисунка за счет воспалительной инфильтрации; отмечается снижение структурности корней легких; диагноз - двусторонняя полисегментарная пневмония

На следующие сутки (24.03.2020) выполнено рентгеновское компьютерно-томографическое исследование, в результате которого выявлены обширные изменения в легких, составлявшие более 70% поражения легочной ткани (рис. 4-46). Описываемые изменения легочной паренхимы были представлены как симптомами «матового стекла», так и симптомами консолидации, которые располагались преимущественно в базальных отделах легких с обеих сторон. Определялись также ретикулярные изменения.

Эти изменения достигали 75% объема легочной ткани, что характерно для COVID-ассоциированной пневмонии тяжелой степени. Больная в связи с тяжестью ее состояния для продолжения активного лечения была переведена в отделение интенсивной терапии, где не имелось возможности проведения компьютерной томографии. Именно поэтому в течение следующих 16 суток лечения пациентке проводили только рентгенологический контроль состояния легких.

image
Рис. 4-46. Данные компьютерно-томографического исследования от 24.03.2020 (2-е сутки пребывания в стационаре) той же пациентки (рис. 4.45): а - аксиальный срез компьютерной томографии; б, в - фронтальная мультипланарная реконструкция; выявляются панлобулярные двусторонние изменения по типу матового стекла, консолидации, ретикулярные изменения, соответствующие объему поражения легочной ткани крайне тяжелой степени - КТ-4 (свыше 75%)

При следующем рентгенологическом исследовании в динамике 26.03.2020 обнаружено некоторое восстановление прозрачности легочной ткани, восстановление структурности корней легких и уменьшение размеров тени сердца в поперечнике (рис. 4-47). Определяется усиление легочного рисунка за счет интерстициального компонента.

image
Рис. 4-47. Обзорная рентгенограмма грудной клетки в переднезадней проекции той же пациентки (рис. 4-46) на 4-е сутки пребывания в стационаре; при исследовании в динамике сохраняется понижение прозрачности обоих легочных полей за счет полисегментарной воспалительной инфильтрации, определяется усиление легочного рисунка за счет интерстициального компонента, отмечается некоторое восстановление структурности корней легких, отмечается уменьшение размеров тени сердца в поперечнике

При последующем наблюдении (28.03.2020), спустя еще двое суток, появляется снижение прозрачности базальных отделов правого легкого, снижение структурности корней легких (рис. 4-48).

image
Рис. 4-48. Обзорная рентгенограмма грудной клетки той же пациентки (рис. 4-46) в переднезадней проекции (6-е сутки пребывания в стационаре); отмечается увеличение интенсивности затемнения базальных отделов правого легкого, снижение структурности корней легких

Некоторая положительная динамика отмечена при рентгенологическом исследовании 01.04.2020 (рис. 4-49). А при исследовании 07.04.2020 вновь наступило ухудшение со стороны органов дыхания. Отмечено появление очаговых теней, снижение структурности корней легких (рис. 4-50).

В восприятии классического рентгенолога такие изменения в первую очередь могут ассоциироваться с развитием отека легких. Все эти изменения развиваются на фоне выраженного усиления и деформации легочного рисунка по ячеистому типу, что, на наш взгляд, также оказалось характерным для этой категории больных.

image
Рис. 4-49. Обзорная рентгенограмма грудной клетки в переднезадней проекции от 01.04.2020 той же пациентки (рис. 4-46) (10-е сутки пребывания в стационаре); отмечается частичное восстановление прозрачности легочной ткани на фоне полисегментарной воспалительной инфильтрации, частичное восстановление структурности корней легких
image
Рис. 4-50. Обзорная рентгенограмма грудной клетки в переднезадней проекции от 07.04.2020 той же пациентки (см. рис. 4-46) (16-е сутки пребывания в стационаре); отмечается отрицательная динамика внутрилегочных изменений - появление разнокалиберных очаговых теней с тенденцией к слиянию на фоне усиления и деформации легочного рисунка, снижение структурности корней легких

В дальнейшем на фоне проводимого лечения отмечена положительная динамика. По данным рентгенологического исследования, уменьшились изменения легочной ткани, восстановилась ее прозрачность, восстановилась структурность корней легких, что видно при исследовании от 13.04.2020 (рис. 4-51).

При КТ-исследовании органов грудной клетки, выполненном в этот же день, отмечается уменьшение объема вовлечения в патологический процесс легочной ткани. Снижается интенсивность поражения по типу матового стекла, определяются ретикулярные изменения, остаются небольшие участки консолидации (рис. 4-52).

image
Рис. 4-51. Компьютерные томограммы той же пациентки (рис. 4-46), выполненные на 22-е сутки пребывания в стационаре (13.04.2020): а - аксиальный срез компьютерной томографии; б - фронтальная мультипланарная реконструкция; отмечается уменьшение площади вовлеченной в патологический процесс легочной ткани, снижение интенсивности изменений по типу матового стекла, определяются ретикулярные изменения, остаются небольшие участки консолидации; в целом данные компьютерной томографии свидетельствуют о положительной динамике на фоне проводимого лечения
image
Рис. 4-52. Компьютерные томограммы той же пациентки (рис. 4-46), выполненные на 22-е сутки пребывания в стационаре (13.04.2020): а - аксиальный срез компьютерной томографии; б - фронтальная мультипланарная реконструкция; отмечается уменьшение площади вовлеченной в патологический процесс легочной ткани, снижение интенсивности изменений по типу матового стекла, определяются ретикулярные изменения, остаются небольшие участки консолидации; в целом данные компьютерной томографии свидетельствуют о положительной динамике на фоне проводимого лечения

В целом данные компьютерной томографии свидетельствуют о положительной динамике, которая наблюдается у пациентки на фоне проводимого лечения. Стойкое развитие положительной динамики продолжилось, и еще через неделю больная была выписана для дальнейшего наблюдения и амбулаторного лечения после проведения контрольных рентгенологических исследований (рис. 4-53, 4-54).

image
Рис. 4-53. Рентгенологическое исследование пациентки Г., 48 лет, с верифицированным заболеванием COVID-19 тяжелой степени (КТ-4) перед выпиской из стационара (29.04.2020, на 36-е сутки пребывания в стационаре); обзорная рентгенограмма грудной клетки в переднезадней проекции; отмечается восстановление прозрачности легочной ткани и структурности корней легких; сохраняется деформация легочного рисунка по ячеистому типу; отмечается выраженная положительная динамика рентгенологических изменений
image
Рис. 4-54. Компьютерные томограммы пациентки Г., 48 лет, с верифицированным заболеванием COVID-19 тяжелой степени (КТ-4) перед выпиской из стационара (30.04.2020, на 37-е сутки пребывания в стационаре); а - аксиальный срез компьютерной томографии; б - фронтальная мультипланарная реконструкция; определяется дальнейшее снижение интенсивности изменений по типу матового стекла, отсутствуют участки консолидации, имеются ретикулярные изменения

Итак, очевидно, что по сравнению с 13.04.2020 рентгенологические изменения претерпели значительную положительную динамику. Восстановились прозрачность легочной ткани и структурность корней легких. Остаются тем не менее усиление и деформация легочного рисунка по ячеистому типу. При компьютерной томографии значительно снизилась интенсивность изменений по типу матового стекла, исчезли участки консолидации, но сохраняются ретикулярные изменения. Эти положительные изменения рентгенологических и компьютерно-томографических признаков поражения легочной паренхимы отражали благоприятную динамику состояния больной в ответ на проводимое интенсивное лечение.

В редких случаях (1,67% из всех госпитализированных в НИИ скорой помощи больных) состояние пациентов было настолько тяжелым, что не позволяло транспортировать их на рентгеновскую компьютерную томографию. Оценку изменений в легких у таких больных осуществляли, ограничиваясь данными рентгенографии органов грудной клетки. Рентгенографию в этом случае выполняли в условиях реанимационного отделения с использованием передвижных рентгенодиагностических аппаратов.

В связи с крайней тяжестью состояния больных этой категории рентгенографию органов грудной клетки выполняли, как правило, только в переднезадней проекции, и она была единственным рентгенологическим методом, позволявшим оценивать состояние легких в динамике.

Для иллюстрации приводим наблюдение, отражающее возможности рентгенографии в наблюдении за изменениями состояния легочной паренхимы без верификации с данными компьютерной томографии у пациента, страдавшего пневмонией COVID-19 крайней степени тяжести.

КЛИНИЧЕСКОЕ НАБЛЮДЕНИЕ 3

Пациент Б., 68 лет, 22.04.2020 с диагнозом «верифицированная COVID-19-пневмония тяжелого течения» был переведен из другого лечебного учреждения в крайне тяжелом состоянии на ИВЛ. Заболел четверо суток назад. В день перевода в НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского первые три рентгеновских исследования - обзорные рентгенограммы грудной клетки в переднезадней проекции - были выполнены с интервалом в несколько часов в условиях реанимационного отделения. Эти рентгенограммы иллюстрируют довольно разнонаправленные и динамичные изменения со стороны органов грудной клетки на фоне проводимой интенсивной терапии (рис. 4-55 - 4-57).

Исходно отмечается понижение прозрачности средней и нижней зон правого и левого легкого. Корни легких не структурны. Изменения справа локализуются больше в прикорневой зоне. При дальнейшем наблюдении отмечается некоторое снижение интенсивности затемнения легочного поля справа. Однако протяженность этих изменений как слева, так и справа в течение первых суток госпитализации увеличивается с каждым новым эпизодом рентгенологического обследования. Некоторая положительная динамика прослеживается при контрольном исследовании в эти же сутки (рис. 4-55, б), что проявилось в частичном восстановлении прозрачности нижних отделов правого легкого. Однако при новом контрольном исследовании, выполненном через 11 часов, на следующие сутки (23.04.2020), отмечается выраженное нарастание площади затемнения в базальных отделах правого легкого (рис. 4-56, а), а спустя еще восемь часов вновь отмечено частичное восстановление прозрачности нижних отделов легочного поля справа (рис. 4-56, б). И одновременно с этим появляются признаки гиповентиляции в верхней доле справа со снижением прозрачности этих участков легких и некоторым объемным уменьшением верхней доли правого легкого в связи с гиповентиляцией.

При этом изменения левого легкого нарастали. Это проявлялось увеличением интенсивности затемнения участков легких. Обзорные рентгенограммы грудной клетки в переднезадней проекции, выполнявшиеся с интервалом 8 ч в условиях реанимационного отделения на 2-е сутки после госпитализации пациента, отражали разнонаправленную и волнообразную динамику нарушений прозрачности и временного восстановления воздушности, возникавших в легочной паренхиме.

image
Рис. 4-55. Динамика рентгенологических изменений в легких у пациента Б., 68 лет, с крайне тяжелым течением COVID-19 (22.04.2020): а - обзорная рентгенограмма грудной клетки в переднезадней проекции (время съемки - 00 ч 29 мин), выполненная в условиях реанимационного отделения тотчас после госпитализации; определяется интенсивное негомогенное понижение прозрачности обоих легочных полей в средней и нижней зонах больше слева на фоне усиления и деформации легочного рисунка за счет интерстициального компонента - двусторонняя полисегментарная пневмония; б - при контрольном исследовании (время съемки 11 ч 52 мин) в динамике отмечается снижение интенсивности затемнения прикорневых отделов правого легочного поля на фоне увеличения протяженности изменений легочной ткани с двух сторон, но сохраняется интенсивное негомогенное снижение прозрачности левого легочного поля; в - при повторном контрольном исследовании (15 ч 48 мин) определяется некоторая положительная динамика в виде частичного восстановления прозрачности нижних отделов правого легкого на фоне сохраняющейся воспалительной инфильтрации с сохранением интенсивного негомогенного снижения прозрачности левого легочного поля прежнего объема и интенсивности
image
Рис. 4-56. Динамика рентгенологических изменений в легких у пациента Б., 68 лет, с крайне тяжелым течением COVID-19 на протяжении вторых суток госпитализации: а - обзорная рентгенограмма грудной клетки в передне-задней проекции от 23.04.2020 (01 ч 50 мин); отмечается нарастание изменений в базальных отделах правого легкого, более интенсивное и протяженное понижение прозрачности правого легкого в средней и нижней зонах, сохраняется интенсивное негомогенное снижение прозрачности левого легочного поля в средненижних отделах, усиление и деформация легочного рисунка; б - обзорная рентгенограмма грудной клетки в переднезадней проекции от 23.04.2020 (09 ч 56 мин); определяется частичное восстановление прозрачности легочной ткани в нижней зоне правого легкого, выраженное снижение прозрачности верхней доли с объемным ее уменьшением за счет гиповентиляции, сохраняется снижение прозрачности левого легочного поля в средненижних отделах прежней интенсивности и протяженности, усиление и деформация легочного рисунка

При исследовании на 5-е сутки госпитализации (26.04.2020) появляются симптом воздушной бронхографии в верхней доле правого легкого и признаки двустороннего гидроторакса (см. рис. 4-57). Не дифференцируются контуры средостения и структуры латеральных отделов легких. На фоне этих изменений не определяется положение диафрагмы ни справа, ни слева. Отмечено появление гидроторакса на фоне тяжелейших изменений в легочной ткани и дыхательной недостаточности, что существенно ухудшало прогноз. На следующий день констатирована смерть больного.

image
Рис. 4-57. Обзорная рентгенограмма грудной клетки в переднезадней проекции, выполненная на 5-е сутки после госпитализации. Сохраняется интенсивное понижение прозрачности легочных полей с обеих сторон с отрицательной динамикой. Отмечается увеличение протяженности и интенсивности затемнения легочной ткани, на фоне которого не дифференцируются корни легких, контуры срединной тени и диафрагмы, определяется симптом воздушной бронхографии в верхней зоне правого легкого, признаки двустороннего гидроторакса

В этом случае рентгеновские исследования были необходимы в качестве единственного метода визуализации состояния легочной паренхимы у крайне тяжелого пациента с выраженными нарушениями дыхательной функции.

В целом при рентгенологическом контроле в условиях реанимационного отделения у пациентов с COVID-19 обращала на себя внимание быстрая динамика изменений в легких на фоне проводимой терапии, которая отмечалась при проведении исследований с интервалом от нескольких часов до нескольких суток. При этом удавалось обнаружить элементы отека легкого, что во многом определяло динамику рентгенологической симптоматики. Причем эти изменения развивались на фоне выраженного усиления и деформации легочного рисунка по ячеистому типу, что, на наш взгляд, оказалось характерным рентгенологическим признаком изменений в легких при COVID-19.

Представленные клинические примеры позволяют заключить, что рентгенологическое исследование органов грудной клетки содержит недостаточно информации для первичной диагностики изменений в легких у пациентов с COVID-19 и не может быть рекомендовано в качестве метода скрининга. В то же время рентгенологическое исследование органов грудной клетки остается востребованным для оценки динамики изменений в легких на фоне проводимой терапии у пациентов, находящихся на лечении в отделениях интенсивной терапии, в сочетании с КТ-исследованием или при невозможности его выполнения в связи с тяжестью состояния пациента.

В условиях пандемии COVID-19 даже незначительные изменения, определяющиеся при рентгенографии легких, требуют пристального внимания и могут стать показанием к дополнительному обследованию на COVID-19 всеми доступными методами.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

На настоящем этапе развития пандемии COVID-19 невозможно переоценить роль методов визуализации в оценке состояния легких, тяжести течения пневмонии, в дифференциальной диагностике этого заболевания. Безусловным флагманом среди методов лучевой диагностики COVID-19 стала рентгеновская компьютерная томография. Сведения, почерпнутые из десятков зарубежных и отечественных публикаций, наш собственный опыт показали, что компьютерная томография позволяет не только выявить поражения легких, характерные для COVID-19, а также сопутствующие изменения в органах грудной клетки, влияющие на тактику лечения, но и оценить динамику этих изменений, определить ответ на лечение в кратчайшие сроки в целях своевременной его коррекции; и наконец, верифицировать данные других методов прижизненной диагностики заболевания COVID-19.

Повторные КT-исследования играют важную роль в оценке динамики поражения легких при COVID-19. Компьютерная томография позволяет достоверно выявить все возможные проявления пневмонии COVID-19 с высокой степенью чувствительности. Для определения объема поражения легких необходимо использовать доступные решения, повышающие эффективность диагностики COVID-19. Определение количественных показателей относительного объема воспалительных изменений позволяет точно оценивать тяжесть поражения легких, а также достоверно осуществлять мониторинг прогрессирования COVID-19 и ответных реакций на проводимое лечение.

Рентгенологическое исследование органов грудной клетки остается востребованным для оценки динамики изменений в легких у пациентов, находящихся на лечении в отделениях интенсивной терапии, в сочетании с компьютерно-томографическим исследованием или в качестве единственно доступного способа рентгеновской диагностики при невозможности проведения КТ в связи с крайней тяжестью состояния пациента.

УЗИ легких имеет большое значение для диагностики COVID-19 благодаря своей безопасности, доступности, отсутствию лучевой нагрузки, низкой стоимости и возможности использования у постели пациента в отделении интенсивной терапии. Высокая чувствительность УЗИ в выявлении изменений легочной ткани, характерных для COVID-19, позволяет рассматривать УЗИ как скрининговый метод перед направлением на КТ в условиях массового поступления пациентов. Отсутствие ионизирующего излучения и возможность многократного проведения исследования в красной зоне дает УЗИ ряд преимуществ перед КТ и рентгеновским исследованием в обследовании нетранспортабельных реанимационных пациентов.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. Терновой С.К., Серова Н.С., Беляев А.С., Беляева К.А. COVID-19: первые результаты лучевой диагностики в ответе на новый вызов // REJR. 2020. Vol. 10. N. 1. P. 8-15. DOI: 10.21569/2222-74152020-10-1-8-15

  2. Морозов С.П., Проценко Д. Н., Сметанина С.В. и др. Лучевая диагностика коронавирусной болезни (COVID-19): организация, методология, интерпретация результатов: препринт № ЦДТ. 2020. Москва : ГБУЗ НПКЦ ДиТ ДЗМ, 2020. Вып. 65. 60 с.

  3. Христенко Е.А., фон Стакельберг О., Кауцор Х.-У. и др. Т-паттерны при COVID-19 ассоциированных пневмониях - стандартизация описаний исследований на основе глоссария общества Флейш-нера // REJR. 2020. Vol. 10. N. 1. P. 16-26. DOI: 10.21569/2222-74152020-10-1-16-26.

  4. Rubin G.D., Ryerson C.J., Haramati L.B. et al. The role of chest imaging in patient management during the COVID-19 pandemic: a multinational consensus statement from the fleischner // Radiology. 2020. P. 201365. DOI: 10.1148/radiol.2020201365.

  5. Revel M.P., Parkar A.P., Prosch H. et al. COVID-19 patients and the radiology department - advice from the European Society of Radiology (ESR) and the European Society of Thoracic Imaging (ESTI) // Eur. Radiol. 2020. Vol. 30. P. 4903-4909. DOI: 10.1007/s00330-020-06865-y.

  6. Xie X., Zhong Z., Zhao W. et al. Chest CT for typical 2019-nCoV pneumonia: relationship to negative RT-PCR testing // Radiology. 2020. P. 200343. DOI: 10.1148/radiol.2020200343.

  7. Wang D., Hu B., Hu C. et al. Clinical characteristics of 138 hospitalized patients with 2019 novel coronavirus-infected pneumonia in Wuhan, China // JAMA. 2020. Vol. 323. N. 11. P. 1061-1069. DOI: 10.1001/jama.2020.1585.

  8. Shi H., Han X., Jiang N. et al. Radiological findings from 81 patients with COVID-19 pneumonia in Wuhan, China: a descriptive study // Lancet Infect. Dis. 2020. Vol. 20. N. 4. P. 425-434. DOI: 10.1016/ S1473-3099(20)30086-4.

  9. Приказ Минздрава России от 19.03.2020 № 198н «О временном порядке организации работы медицинских организаций в целях реализации мер по профилактике и снижению рисков распространения новой коронавирусной инфекции COVID-19» (Версия 8 от 03.09.2020 в ред. приказов Минздрава России от 27.03.2020 № 246н, от 02.04.2020 № 264н, от 29.04.2020 № 385н, от 18.05.2020 № 459н, от 29.05.2020 № 513н, от 07.07.2020 № 685н).

  10. Bernheim A., Mei X., Huang M. et al. Chest CT Findings in Coronavirus Disease-19 (COVID-19): Relationship to Duration of Infection // Radiology. 2020. Vol. 295. N. 3. P. 200463. DOI: 10.1148/radiol.2020200463.

  11. Katzenstain A.L.A. Katzenstain and Askin?s Surgical Pathology of Non-Neoplastic Lung Disease. Philadelphia : W.B. Saunders, 1997. 477 p.

  12. Bakowitz M., Bruns B., McCunn M. Acute lung injury and the acute respiratory distress syndrome in the injured patient // Scandinavian Journal of Trauma, Resuscitation and Emergency Medicine 2012. Vol. 20. P. 54. DOI: 10.1186/1757-7241-20-54.

  13. Патологическая анатомия COVID-19: Атлас / Зайратьянц О.В., Cамсонова М.В., Михалева Л.М., Черняев А.Л., Мишнев О.Д., Крупнов Н.М., Калинин Д.В. Под общей ред. О.В. Зайратьянца. М. : ГБУ «НИИОЗММ ДЗМ», 2020. 140 с..

  14. Wever W. De, Meersschaert J., Coolen J. et al. The crazy-paving pattern: a radiological-pathological correlation // Insights Imaging. 2011. Vol. 2. N. 2. P. 117-132. DOI: 10.1007/s13244-010-0060-5.

  15. Приказ Департамента здравоохранения г. Москвы от 08.04.2020 N 373 (ред. от 17.04.2020) «Об утверждении алгоритма действий врача при поступлении в стационар пациента с подозрением на внеболь-ничную пневмонию, коронавирусную инфекцию (COVID-19), порядка выписки из стационара пациентов с внебольничной пневмонией, коронавирусной инфекцией (COVID-19), для продолжения лечения в амбулаторных условиях (на дому)». Москва; 2020.

  16. Петриков С.С., Попова И.Е., Муслимов Р.Ш. и др. Возможности компьютерной томографии в оценке степени поражения легких у больных COVID-19 в условиях динамического наблюдения // REJR. 2020. Vol. 10. N. 2. P. 14-26. DOI: 10.21569/2222-7415-2020-102-14-26.

  17. Профилактика, диагностика и лечение новой коронавирусной инфекции (COVID-19). Временные методические рекомендации. Министерство здравоохранения Российской Федерации. Версия 6. (28.04.2020). Москва, 2020. 164 c. [Электронный ресурс] - URL: https://staticrosminzdrav.ru/system/attachments/attaches/000/050/116/original/28042020_%D0%9CR_COVID-19_v6.pdf.

  18. Pan F., Ye T., Sun P. et al. Time course of lung changes on chest CT during recovery from 2019 novel coronavirus (COVID-19) pneumonia // Radiology. 2020. Vol. 295. N. 3. P. 200370. DOI: 10.1148/radiol.2020200370.

  19. Shen C., Yu N., Cai Sh. et al. Quantitative computed tomography analysis for stratifying the severity of Coronavirus Disease 2019 // J. Pharm. Anal. 2020. Vol. 10. Issue 2. P. 123-129. DOI: 10.1016/j.jpha.2020.03.004.

  20. Петриков С.С., Попугаев К.А., Бармина Т.Г. и др. Сопоставление клинических данных и компьютерно-томографической семиотики легких при COVID-19 // Туберкулез и болезни легких. 2020. Vol. 98. N. 7. P. 14-25. DOI: 10.21292/2075-1230-2020-98-7-14-25.

  21. Трофимова Т.Н., Лукина О.В., Сперанская А.А. и др. Коронави-русная инфекция COVID-19. Часть 5. Лучевые методы исследования при COVID-19 и вирусных пневмониях: лекция. https://www.1spbgmu.ru/images/home/covid19.

  22. Chung M., Bernheim A., Mei X. et al. CT Imaging Features of 2019 Novel Coronavirus (2019-nCoV) // Radiology. 2020. Vol. 295. N. 1. P. 202-207. DOI: 10.1148/radiol.2020200230.

  23. Raptis C.A., Hammer M.M., Short R.G. et al. Chest CT and coronavirus disease (COVID-19): a critical review of the literature to date // Am. J. Roentgenol. 2020. Vol. 215. P. 839-842. DOI: 10.2214/AJR.20.23202.

  24. Yang W., Sirajuddin A., Zhang X., Liu G. et al. The role of imaging in 2019 novel coronavirus pneumonia (COVID-19) // Eur. Radiol. 2020. Vol. 30. P. 4874-4882. DOI: 10.1007/s00330-020-06827-4.

  25. Pan Y., Guan H., Zhou S. et al. Initial CT findings and temporal changes in patients with the novel coronavirus pneumonia (2019-nCoV): a study of 63 patients in Wuhan, China // Eur. Radiol. 2020. Vol. 30. P. 3306-3309. DOI: 10.1007/s00330-020-06731-x.

  26. Zhao W., Zhong Z., Xie X. et al. Relation between chest CT findings and clinical conditions of coronavirus disease (COVID-19) pneumonia: a multicenter study // Am. J. Roentgenol. 2020. Vol. 214. № 5. P. 1072- 1077. DOI: 10.2214/AJR.20.22976.

  27. Lee E., Yang J., Li X. et al. Imaging profile of the COVID-19 infection: radiologic findings and literature review // Radiology: Cardiothorac Imaging. 2020. Vol. 2. № 1. DOI: 10.1148/ryct.2020200034.

  28. Wong H.Y.F., Lam H.Y.S., Fong A.H., Leung B.S.T. Frequency and distribution of chest radiographic findings in COVID-19 positive patients // Radiology. 2020. Vol. 296. N. 2. DOI: 10.1148/radiol.2020201160.

  29. Petrilli C.M., Jones S.A., Yang J. et al. Factors associated with hospitalization and critical illness among 4,103 patients with COVID-19 disease in New York City // BMJ. 2020. DOI: 10.1101/2020.04.08.20057794 [Online ahead of print].

  30. Tao Ai, Zhenlu Y., Hongyan H. et al. Correlation of chest CT and RT-PCR testing in toronavirus disease 2019 (COVID-19) in China: a report of 1014 cases // Radiology. 2020. Vol. 296. N. 2. DOI: 10.1148/ radiol.2020200642.

  31. Wang Y., Dong C., Hu Y. et al. Temporal changes of CT findings in 90 patients with COVID-19 pneumonia: a longitudinal study // Radiology. 2020. Vol. 296. N. 2. DOI: 10.1148/radiol.2020200843.

  32. Li Y., Xia L. Coronavirus disease 2019 (COVID-19): role of chest CT in diagnosis and management // Am. J. Roentgenol. 2020. Vol. 214. N. 6. P. 1280-1286. DOI: 10.2214/AJR.20.22954

  33. Кармазановский Г.Г., Замятина К.А., Сташкив В.И. и др. Компьютерно-томографическая диагностика и мониторинг течения вирусной пневмонии, обусловленной вирусом SARS-COV-2, при работе «Госпиталя COVID-19» на базе Федерального специализированного медицинского научного центра // Медицинская визуализация. 2020. Т. 24. № 2. С. 11-36. DOI: 10.24835/1607-0763-20202-11-36.

  34. Yasukawa K., Minami T. Point-of-сare lung ultrasound findings in patients with novel coronavirus disease (COVID-19) pneumonia // Am. J. Trop. Med. Hyg. 2020. Vol. 102. N. 6. P. 1198-202. DOI: 10.4269/ajtmh.20-0280 PMID: 32333544.

  35. Петриков С.С., Попугаев К.А., Хамидова Л.Т. и др. Первый опыт применения ультразвукового исследования легких у пациентов с острой вирусной инфекцией, вызванной SARS-CoV-2 // Медицинская визуализация. 2020. Т. 24. № 2. P. 50-62. DOI: 10.24835/16070763-2020-2-50-62.

  36. Smith M.J., Hayward S.A., Innes S.M. et al. Point-of-care lung ultrasound in patients with COVID-19 - a narrative review // Anaesthesia. 2020. Vol. 75. N. 8. P. 1096-104. PMID: 32275766. DOI: 10.1111/anae.15082.

  37. Kalafat E., Yaprak E., Cinar G. et al. Lung ultrasound and computed tomographic findings in pregnant woman with COVID-19 // Ultrasound Obstet Gynecol. 2020. Vol. 55. N. 6. P. 835-837. PMID: 32249471. DOI: 10.1002/uog.22034.

  38. Soldati G., Smargiassi A., Inchingolo R. et al. Proposal for international standardization of the use of lung ultrasound for COVID-19 patients; a simple, quantitative, reproducible method // J. Ultrasound Med. 2020. Vol. 39. N. 7. P. 1413-1419. PMID: 32227492. DOI: 10.1002/jum.15285.

  39. Lichtenstein D.A., Mezière G.A. Relevance of lung ultrasound in the diagnosis of acute respiratory failure: the BLUE Protocol. // Chest J. 2008. Vol. 134. Issue 1. P. 117-125. PMID: 18403664. DOI: 10.1378/ chest.07-2800.

  40. Синицын В.Е., Тюрин И.Е., Митьков В.В. Российское общество рентгенологов и радиологов (РОРР), Российская ассоциация специалистов ультразвуковой диагностики в медицине (РАСУДМ). Временные согласительные методические рекомендации Российского общества рентгенологов и радиологов (РОРР) и Российской ассоциации специалистов ультразвуковой диагностики в медицине (РАСУДМ) «Методы лучевой диагностики пневмонии при новой коронавирусной инфекции COVID-19» (версия 1). [Электронный ресурс] URL: http://www.rasudm.org/files/RSR-RASUDM-2020-v1-appendix1&2.pdf. (дата обращения 10.07.2020).

  41. Митьков В.В., Сафонов Д.В., Митькова М.Д. и др. Консенсусное заявление РАСУДМ об ультразвуковом исследовании легких в условиях пандемии COVID-19 (версия 2) // Ультразвуковая и функциональная диагностика. 2020. № 1. С. 46-77. DOI: 10.24835/16070771-2020-1-46-77.

  42. Lichtenstein D.A. Lung ultrasound in the critically ill // Ann. Intensive Care. 2014. Vol. 4. N. 1. DOI: 10.1186/2110-5820-4-1.

  43. Yang Y., Huang Y., Gao F. et al. Lung ultrasonography versus chest CT in COVID-19 pneumonia: a two-centered retrospective comparison study from China // Intensive Care Med. 2020. Vol. 46. N. 9. P. 1761-1763. PMID: 32451581. DOI: 10.1007/s00134-020-06096-1.

Глава 5. УЛЬТРАЗВУКОВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ У ПАЦИЕНТОВ С COVID-19

Л.Т. Хамидова, Н.В. Рыбалко, В.М. Абучина

Ультразвуковое сканирование может быть одним из методов неинвазивного контроля эффективности проведения терапии у больных СOVID-19 на всех стадиях заболевания, позволяет выявить раннюю вовлеченность легких, сердца и внутренних органов в патологический процесс. УЗИ является легковоспроизводимым методом, что может быть особенно актуально для труднодоступных районов, охваченных пандемией.

Благодаря безопасности УЗИ является одним из основных методов диагностики при работе в условиях пандемии COVID-19. Исследование выполняется у постели пациента, по принципу «прибор к пациенту», а дезинфекция приборов проводится сразу после завершения обследования пациента.

Πри выполнении ультразвукового обследования пациента с установленным лабораторным диагнозом «инфекция COVID-19» желательно выполнять следующие мероприятия:

  • покрытие ультразвукового прибора или панели управления укрыть одноразовым пластиковым материалом, а рабочую поверхность датчика - одноразовой перчаткой;

  • обязательная дезинфекция частей прибора и частей датчика по окончании исследования (рис. 5-1, 5-2).

Коронавирус человека может оставаться на металлических, пластиковых и стеклянных поверхностях до 9 дней. В целях обработки рабочих поверхностей рекомендовано применять 0,1% гипохлорид натрия или 62-71% этанол (этиловый спирт) [1].

image
Рис. 5-1. Части ультразвукового сканера, подлежащие дезинфекции после обследования пациента с инфекцией COVID-19 (заштрихованы)
image
Рис. 5-2. Части датчика, подлежащие дезинфекции после обследования пациента с инфекцией COVID-19: 1 - сканирующая поверхность; 2 - кабель; 3 - коннектор

УЛЬТРАЗВУКОВОЕ СКАНИРОВАНИЕ ЛЕГКИХ

УЗИ ткани легкого - метод диагностики вирусной пневмонии, который можно выполнить у постели пациента в первые минуты поступления в инфекционное отделение и который позволяет быстро оценить состояние легочной ткани и степень поражения. УЗИ легких успешно применяют для неинвазивного мониторинга состояния пациента, а также в клинических ситуациях, когда недоступно выполнение компьютерной томографии (КТ) грудной клетки (беременные, тяжелое состояние пациента, отсутствие технических возможностей и средств защиты для транспортировки пациента к КТ-аппарату) [2].

Новые российские и международные руководства, методические рекомендации и наши собственные исследования показывают эффективность применения ультразвукового метода для диагностики и мониторинга пневмонии, ассоциированной с инфекцией COVID-19 [1, 3, 4].

Основными признаками, которые определяют при ультразвуковом сканировании легких, являются [5] следующие.

  • Плевральная линия. Представляет собой гиперэхогенную линию, которая расположена под ребрами и прилежит вплотную к внутренней границе межреберных мышц. Возникает в результате отражения ультразвуковых волн на границе с воздухом в субплевральных альвеолах и является ультразвуковым изображением поверхности воздушного легкого. В норме плевральная линия тонкая, ровная, толщина 1-2 мм, при дыхании смещается. При установке датчика вдоль межреберий плевральная линия прослеживается на протяженном участке, при продольной плоскости сканирования плевральная линия лоцируется фрагментарно, так как экранируется акустическими тенями, распространяющимися от ребер.

  • А-линии. Представляют собой реверберации, возникающие в результате повторного переотражения ультразвуковой волны между поверхностью датчика и поверхностью воздушного легкого. При УЗИ А-линии имеют вид тонких параллельных горизонтальных полос, которые расположены позади плевральной линии на равном расстоянии друг от друга и которые убывают по интенсивности. Наличие А-линий характеризует нормальное состояние легочной ткани (рис. 5-3).

  • Скольжение легкого (lung sliding). Непосредственно под ребрами находится париетальная плевра, имеющая вид неподвижной гиперэхогенной линии, под ней расположена висцеральная плевра, покрывающая легкое, которая синхронно с дыхательными движениями совершает скользящие движения (туда-сюда). Данный признак оценивают в реальном времени (В-режим). При профиле нормального легкого (А-профиль) при проведении исследования в передних отделах скольжение легкого сохранено. Отсутствие скольжения легкого характерно для пневмоторакса (А*-профиль), когда между листками плевры находится воздух [3].].

image
Рис. 5-3. На эхограмме легкого у амбулаторного пациента представлены А-линии в виде тонких параллельных горизонтальных полос, расположенных на равном расстоянии друг от друга (овал); акустические тени от ребер (две широкие стрелки). Плевральная линия тонкая. В-линии не лоцируются. Датчик расположен перпендикулярно межреберному промежутку
  • Признак морского берега (Seashore Sign) в М-режиме указывает на нормальное скольжение легкого и исключает наличие пневмоторакса.

  • Признак штрихкода (Barcode Sign). В М-режиме указывает на отсутствие скольжения легкого и наличие пневмоторакса.

  • Точка легкого (Lung Point) - признак, который наблюдается при пневмотораксе. Точку легкого можно оценить только в режиме реального времени. При УЗИ определяется на границе пневмоторакса и нормального легкого (чередование скольжения легкого с отсутствием скольжения легкого).

  • Признак четырехугольника (признак плеврального выпота). При исследовании в В-режиме определяют наличие свободной жидкости между листками плевры, анэхогенная жидкость заключается в воображаемый четырехугольник, который формируется между плевральной линией (париетальная плевра), линией легкого (висцеральная плевра) и тенями от ребер по бокам. При исследовании в М-режиме можно оценить синусоидальный признак, который является специфичным признаком плеврального выпота, обусловленный движением легкого, при вдохе линия легкого движется к плевральной линии на фоне анэхогенного содержимого в плевральной полости.

  • В-линии. Представляют собой множественные реверберации, возникающие на уровне субплевральных альвеол (реверберации типа хвоста кометы). Предполагают, что В-линии возникают в результате отечности/утолщения субплевральной междольковой перегородки, при этом изменяется направление и распределение луча. При УЗИ В-линии представляют собой узкие или широкие гиперэхогенные вертикальные полосы, которые отходят непосредственно от плевральной линии и при дыхании смещаются синхронно с ней, постепенно расширяясь, распространяются до конца изображения без затухания. В норме лоцируется менее трех В-линий в одном межреберье, три и более В-линии в одном межреберье являются признаком патологических изменений в интерстициальной ткани легкого (множественные рассеянные В-линии). Выраженные интерстициальные изменения в легком при УЗИ визуализируются в виде широких сливающихся В-линий или сплошного гиперэхогенного фона без дифференцировки отдельных В-линий, что формирует эффект «белого легкого» (рис. 5-4, 5-5).

  • Консолидация. Является обобщающим термином (синоним: инфильтрация), представляет зону безвоздушной легочной ткани различных размеров независимо от причины ее возникновения, в том числе вследствие воспалительной экссудации при пневмонии. В норме легочная ткань воздушна, эхографическая картина легкого представлена эхогенной плевральной линией и артефактами в виде А-линий и единичных В-линий. При пневмонии ткань легкого наполняется жидкостью и становится более доступной для ультразвукового исследования. Мелкие консолидации (размером менее 1 см) расположены субплеврально и характеризуются однородной структурой и пониженной эхогенностью, в более крупных консолидациях (сегментарные и долевые) на фоне пониженной эхогенности легочной ткани могут визуализироваться отдельные линейные гиперэхогенные включения (воздушная бронхограмма). Для консолидаций при УЗИ легких характерен тканевый признак (tissue-like sign), легочная ткань напоминает ткань печени (гепатизация), и признак неровной (рваной) границы в виде линии, отделяющей зону консолидации (рис. 5-6).

image
Рис. 5-4. На эхограмме легкого у пациента с пневмонией представлены В-линии (рассеянные) в виде тонких параллельных вертикальных полос (тонкие стрелки). Плевральная линия неровная. А-линии не лоцируются. Датчик расположен продольно межреберному промежутку
image
Рис. 5-5. На эхограмме легкого у пациента с пневмонией представлены В-линии (сливающиеся) в виде широких параллельных вертикальных полос, которые не дифференцируются друг от друга («белое легкое») (широкая стрелка). Плевральная линия неровная. А-линии не лоцируются. Датчик расположен продольно межреберному промежутку
  • Воздушная бронхограмма. Возникает при отражении ультразвуковых волн от воздуха в просвете бронхов, сохранивших воздушность. При УЗИ прослеживается в участке безвоздушного легкого (зона консолидации) в виде линейных гиперэхогенных структур, расположенных параллельно или радиально друг другу (синонимом слова «радиальный» является «лучистый», но при ультразвуковом описании принято использовать слово «радиально»).

image
Рис. 5-6. На эхограмме легкого у пациента с пневмонией представлено безвоздушное легкое «печеночной плотности» - обширная консолидация (толстая стрелка). Плевральная линия не прослеживается, контур легкого неровный. Воздушная бронхограмма в виде линейных гиперэхогенных параллельных эхосигналов (тонкие стрелки). Датчик расположен продольно межреберному промежутку

Выделяют несколько факторов, которые ограничивают проведение УЗИ легких.

  • Воздушная легочная ткань. Патологические изменения в глу-боколежащих отделах легких невозможно оценить с помощью УЗИ, так как происходит отражение ультразвуковых волн от воздуха в субплевральных альвеолах. В связи с этим УЗИ легких уступает компьютерной томографии в оценке распространенности патологического процесса.

  • Костные структуры (грудина, костные части ребер). При УЗИ патологические изменения в структуре легкого могут экранироваться акустическими тенями от костных структур. При дыхании, движениях пациента происходит смещение костных структур, что также затрудняет визуализацию.

  • Эмфизема мягких тканей, либо пневмоторакс, в проекции патологического процесса. При эмфиземе происходит полное рассеивание ультразвуковых волн от пузырьков воздуха на уровне подкожно-жировой клетчатки, появляется сплошной фон неинформативных шумовых сигналов; при пневмотораксе из-за воздушной среды визуализируются множественные реверберации эхо-сигнала, исходящие от поверхности легкого.

  • Конституциональные особенности пациента (толщина подкожно-жировой клетчатки). Происходит рассеивание и поглощение ультразвуковых волн, что приводит к их затуханию в мягких тканях грудной стенки, из-за чего не представляется возможным достоверно осмотреть глубокие отделы.

МЕТОДИКА СКАНИРОВАНИЯ ЛЕГКИХ И ПЛЕВРАЛЬНЫХ ПОЛОСТЕЙ ПРИ ПРОВЕДЕНИИ УЛЬТРАЗВУКОВОГО ИССЛЕДОВАНИЯ У ПАЦИЕНТОВ С СOVID-19

Исследование проводят в положении пациента лежа на спине, при возможности повернуть пациента исследование задней поверхности грудной клетки осуществляют в положении пациента лежа на правом, либо левом боку.

Датчик устанавливают справа по срединно-ключичной линии на уровне 3-4 м/р в продольной и поперечной плоскости сканирования, затем перемещают его вдоль межреберий вниз к передней подмышечной линии. Проводят оценку ориентировочно верхних отделов правого легкого спереди и сбоку (рис. 5-7, а, б; 5-8, а, б). Последовательно перемещают датчик вдоль межреберий вниз по средней и задней подмышечным линиям в поперечной и продольной плоскостях сканирования. При проведении исследования оценивают структуру ориентировочно средней и нижней доли правого легкого спереди и сбоку (рис. 5-9, а, б; 5-10, а, б; 5-11, а, б). Затем датчик устанавливают слева по срединно-ключичной линии на уровне 3-4 м/р в продольной и поперечной плоскостях сканирования и перемещают его вниз вдоль межреберий к передней подмышечной линии. Проводят оценку ориентировочно верхних отделов левого легкого спереди и сбоку (рис. 5-12, а, б; 5-13, а, б). Последовательно перемещают датчик вдоль межреберий вниз по средней и задней подмышечным линиям в поперечной и продольной плоскостях сканирования. При проведении исследования оценивают структуру ориентировочно язычковых сегментов верхней доли легкого и нижней доли левого легкого спереди и сбоку (рис. 5-14, а, б; 5-15, а, б; 5-16, а, б). При наличии возможности осмотра задней поверхности грудной клетки датчик устанавливают по лопаточной линии на уровне 7-8 м/р в поперечной и продольной плоскостях сканирования (оценивают нижнюю долю правого/левого легкого сзади), затем перемещают датчик вдоль межреберий до уровня угла лопатки в продольной и поперечной плоскостях сканирования (оценивают границу верхней и нижней доли правого/левого легкого сзади), перемещают датчик по лопаточной линии вверх вдоль межреберий в поперечной и продольной плоскостях сканирования до уровня ости лопатки (оценивают верхнюю долю правого/левого легкого сзади).

image
Рис. 5-7. Исследование верхней доли правого легкого спереди. Конвексный датчик установлен по срединно-ключичной линии на уровне 3-4 м/р в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)
image
Рис. 5-8. Исследование верхней доли правого легкого сбоку. Конвексный датчик установлен по передней подмышечной линии на уровне 4-5 м/р в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)
image
Рис. 5-9. Исследование средней доли правого легкого сбоку. Конвексный датчик установлен по средней подмышечной линии на уровне 5-6 м/р в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)
image
Рис. 5-10. Исследование нижней доли правого легкого сбоку. Конвексный датчик установлен по средней подмышечной линии на уровне 7-8 м/р в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)
image
Рис. 5-11. Исследование средней доли правого легкого спереди. Конвексный датчик установлен по срединно-ключичной линии на уровне 5-6 м/р в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)
image
Рис. 5-12. Исследование верхней доли левого легкого спереди. Конвексный датчик установлен по срединно-ключичной линии на уровне 3-4 м/р в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)
image
Рис. 5-13. Исследование верхней доли левого легкого сбоку. Конвексный датчик установлен по передней подмышечной линии на уровне 4-5 м/р в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)

При проведении исследования в положении пациента на животе (пронпозиция) датчик устанавливают справа по лопаточной линии на уровне 7-8 м/р в продольной и поперечной плоскостях сканирования, оценивают структуру ориентировочно нижней доли правого легкого сзади (рис. 5-17, а, б). Затем перемещают датчик вдоль межреберий вверх до уровня угла лопатки, сканирование проводят в продольной и поперечной плоскостях. Оценивают структуру правого легкого сзади ориентировочно на границе верхней и нижней доли (рис. 5-18, а, б). Устанавливают датчик на уровне ости лопатки. Сканирование проводят в поперечной и продольной плоскостях, в результате чего оценивают структуру ориентировочно верхней доли правого легкого (рис. 5-19, а, б). Затем датчик устанавливают справа по задней подмышечной линии на уровне 5-6 м/р в продольной и поперечной плоскостях сканирования, оценивают структуру ориентировочно средней доли правого легкого сбоку (рис. 5-20, а, б). После этого датчик устанавливают справа по задней подмышечной линии на уровне 7-8 м/р в продольной и поперечной плоскостях сканирования, оценивают структуру ориентировочно средней доли правого легкого сбоку (рис. 5-21, а, б).

image
Рис. 5-14. Исследование верхней доли левого легкого сбоку (ориентировочно проекция язычковых сегментов). Конвексный датчик установлен по средней подмышечной линии на уровне 5-6 м/р в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)
image
Рис. 5-15. Исследование нижней доли левого легкого сбоку. Конвексный датчик установлен по средней подмышечной линии на уровне 7-8 м/р в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)
image
Рис. 5-16. Исследование верхней доли левого легкого спереди (ориентировочно проекция язычковых сегментов). Конвексный датчик установлен по срединно-ключичной линии на уровне 5-6 м/р в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)
image
Рис. 5-17. Исследование нижней доли правого легкого сзади. Конвексный датчик установлен по лопаточной линии на уровне 7-8 м/р в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)
image
Рис. 5-18. Исследование правого легкого сзади на границе верхней и нижней доли. Конвексный датчик установлен по лопаточной линии на уровне угла лопатки в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)
image
Рис. 5-19. Исследование верхней доли правого легкого сзади. Конвексный датчик установлен по лопаточной линии на уровне ости лопатки в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)
image
Рис. 5-20. Исследование средней доли правого легкого сбоку. Конвексный датчик установлен по задней подмышечной линии на уровне 5-6 м/р в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)
image
Рис. 5-21. Исследование нижней доли правого легкого сбоку. Конвексный датчик установлен по задней подмышечной линии на уровне 7-8 м/р в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)

Аналогичным образом проводят УЗИ левого легкого сзади.

Датчик устанавливают слева по лопаточной линии на уровне 7-8 м/р в продольной и поперечной плоскостях сканирования, оценивают структуру ориентировочно нижней доли левого легкого сзади (рис. 5-22, а, б). Перемещают датчик вдоль меж-реберий вверх до уровня угла лопатки, сканирование проводят в продольной и поперечной плоскостях. Оценивают структуру левого легкого ориентировочно на границе верхней и нижней доли (рис. 5-23, а, б).

Устанавливают датчик на уровне ости лопатки. Сканирование проводят в поперечной и продольной плоскостях, в результате чего оценивают структуру ориентировочно верхней доли левого легкого (рис. 5-24, а, б). Для того чтобы оценить структуру левого легкого сбоку, датчик устанавливают вдоль межреберий по задней подмышечной линии на уровне 5-6 м/р (рис. 5-25, а, б) и 7-8 м/р (рис. 5-26, а, б).

image
Рис. 5-22. Исследование нижней доли левого легкого сзади. Конвексный датчик установлен по лопаточной линии на уровне 7-8 м/р в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)
image
Рис. 5-23. Исследование левого легкого сзади на границе верхней и нижней доли. Конвексный датчик установлен по лопаточной линии на уровне угла лопатки в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)
image
Рис. 5-24. Исследование верхней доли левого легкого сзади. Конвексный датчик установлен на уровне ости лопатки в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)
image
Рис. 5-25. Исследование верхней доли левого легкого сбоку (ориентировочно проекция язычковых сегментов). Конвексный датчик установлен по средней подмышечной линии на уровне 5-6 м/р в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)
image
Рис. 5-26. Исследование нижней доли левого легкого сбоку. Конвексный датчик установлен по средней подмышечной линии на уровне 7-8 м/р в поперечной плоскости сканирования (а), в продольной плоскости сканирования (б)

К ультразвуковым признакам пневмонии у пациентов с СOVID-19 относят следующие.

  • Изменение структуры плевральной линии (утолщение, неровность, прерывистость, отсутствие по зоне консолидации).

  • Исчезновение А-линий при выраженном интерстициальном синдроме и их появление в фазе выздоровления.

  • Появление множественных В-линий (рассеянные, сливающиеся - «белое легкое») - интерстициальный синдром.

  • Появление зон консолидации (локальные, распространенные, сегментарные, долевые), преимущественно расположены в задних и нижних отделах субплеврально. Часто билатеральное поражение.

  • Наличие минимального плеврального выпота.

Все структурные изменения легких, выявленные у пациентов с СOVID-19, должны быть интерпретированы в соответствии с рекомендациями, предложенными консенсусным заявлением Российской ассоциации специалистов ультразвуковой диагностики в медицине (РАСУДМ, версия 2) [4]. На основании ультразвуковых признаков разработаны ультразвуковые градации изменения легочной ткани при различных патологических состояниях [6].

  • Ультразвуковая градация 0. Плевральная линия тонкая, ровная, А-линии прослеживаются в виде множественных повторяющихся горизонтальных полос, расположенных на равном расстоянии друг от друга, В-линии единичные в виде вертикальных линий, отходящих от плевральной линии (артефакт «хвосты комет»), в одном межреберье три, либо не визуализируются.

  • Ультразвуковая градация 1а. Умеренные интерстициальные изменения, которые характеризуются множественными рассеянными В-линиями, в одном межреберье более трех, чаще шесть-восемь, мы их можем посчитать. Представляют собой артефакт в виде вертикальных широких гиперэхогенных полос, которые отходят непосредственно от плевральной линии и при дыхании смещаются синхронно с ней, постепенно расширяясь, распространяются до конца изображения без затухания (рис. 5-27).

image
Рис. 5-27. Эхограмма пациента с COVID-19. Градация 1а - умеренные интерстициальные изменения. На эхограмме представлены неровная прерывистая плевральная линия (1), множественные рассеянные В-линии (2). Датчик расположен вдоль межреберного промежутка
image
Рис. 5-28. Эхограмма пациента с COVID-19. Градация 1б - выраженные интерстициальные изменения. На эхограмме представлены утолщенная неровная плевральная линия (1), широкие сливающиеся В-линии - «белое легкое» (2). Датчик расположен вдоль межреберного промежутка
  • Ультразвуковая градация 1б. Выраженные интерстици-альные изменения, характеризующиеся множественными В-линиями, которые сливаются между собой, их количество мы посчитать не можем, формируется ультразвуковая картина «белого легкого» (рис. 5-28).

  • Ультразвуковая градация 1а+ или 1б+. Мелкие консолидации на фоне интерстициальных изменений, плевральная линия изменена (утолщена, неровная, фрагментирована). Субплевральные консолидации лоцируются в виде участков сниженной воздушности округлой либо неправильной формы (мелкие консолидации) размерами до 1,0 см, чаще 0,4-0,6 см, за счет чего контур легкого неровный, прерывистый, прилежащие отделы легких с интерстициальны-ми изменениями за счет множественных рассеянных либо сливающихся В-линий (рис. 5-29).

  • Ультразвуковая градация 2 или 2+. Протяженная кортикальная консолидация (зона инфильтрации) толщиной более 1,0 см на фоне интерстициальных изменений. Лоцируется в виде зоны сниженной воздушности по периферии неоднородной эхоструктуры с линейными гиперэхогенными включениями (воздушная эхобронхограмма), на этом уровне плевральная линия не прослеживается, прилежащие отделы легкого с интерстициальными изменениями за счет множественных рассеянных либо сливающихся В-линий (рис. 5-30, 5-31).

image
Рис. 5-29. Эхограмма пациента с COVID-19. Градация 1б+ - выраженные интерстициальные изменения с мелкими (до 1 см) субплевральными консолидациями. На эхограмме определяются утолщенная неровная плевральная линия (1), широкие сливающиеся В-линии - «белое легкое» (2), мелкие консолидации (3). Датчик расположен вдоль межреберного промежутка
image
Рис. 5-30. Эхограмма пациента с COVID-19. Градация 2 - кортикальная консолидация. На эхограмме определяются гетерогенная кортикальная консолидация с отсутствием плевральной линии по поверхности (1), неровные, местами нечеткие границы консолидации с глубжележащей легочной тканью (2), минимальный плевральный выпот (3). Датчик расположен вдоль межреберного промежутка
image
Рис. 5-31. Эхограмма пациента с COVID-19. Градации 2+ - консолидация на фоне выраженных интерстициальных изменений в прилежащей легочной ткани. Определяются кортикальная консолидация с отсутствием плевральной линии по поверхности (1), утолщенная неровная плевральная линия вне зоны консолидации (2), сплошной эхогенный фон («белое легкое») позади зоны кортикальной консолидации. Датчик расположен вдоль межреберного промежутка
  • Ультразвуковая градация 3. Обширная консолидация (синоним: инфильтрация). Может быть сегментарной либо долевой. При этом на эхограмме легкое лоцируется в виде зоны сниженной эхогенности (легочная ткань по эхогенности сопоставима с эхогенностью паренхимы печени), на фоне безвоздушной легочной ткани четко определяется воздушная бронхограмма в виде линейных гиперэхогенных структур, в режиме цветового допплеровского картирования регистрируется кровоток (рис. 5-32).

После проведения УЗИ легких необходимо четко описать выявленные изменения в каждой из осмотренных зон и сформулировать заключение.

Протокол УЗИ легких у пациентов при COVID-19 должен включать следующее.

  • Положение пациента [лежа на спине, лежа на животе (прон-позиция), поворот на бок, сидя]. Если исследование ограничено - указать факторы, ограничивающие исследование.

image
Рис. 5-32. Эхограмма пациента с COVID-19. Градация 3 - обширная консолидация с воздушной эхобронхограммой. На эхограмме определяется обширная консолидация (1) с воздушной эхобронхограммой (2). Плевральная линия по поверхности консолидации не визуализируется. Датчик расположен вдоль межреберного промежутка
  • Толщину и структуру плевральной линии (неровная, прерывистая, не прослеживается в зоне консолидации, фрагментирована).

  • Наличие А-линий (есть или нет).

  • Наличие В-линий, их характер (рассеянные или сливающиеся).

  • Наличие консолидаций, их размер и локализация с учетом топографических линий.

  • Наличие плеврального выпота.

Пример ультразвукового протокола

Департамент здравоохранения г. Москвы Государственное учреждение здравоохранения г. Москвы Научно-исследовательский институт скорой помощи им. Н.В. Склифосовского

Отделение ультразвуковой диагностики Первичное/повторное Дата, время исследования: № ист./бол. амб./кар.: Отделение: инфекционное

Пациент: Ф.И.О. Пол: жен./муж. Возраст: Диагноз/задачи УЗИ: коронавирусная инфекция. Пневмония. УЛЬТРАЗВУКОВОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ЛЕГКИХ И ПЛЕВРАЛЬНЫХ ПОЛОСТЕЙ (код исследования)

При исследовании плевральных полостей в положении пациента лежа на спине/лежа на животе (прон-позиция)/поворот на бок/сидя разобщения листков плевры справа/слева по лопаточной, передней, средней и задней подмышечным линиям выявлено …​ см в виде анэхогенной зоны/не выявлено.

СПРАВА/СЛЕВА. При установке датчика по срединно-ключичной/передней линии на уровне 3-4 м/р плевральная линия __ мм не утолщена/утолщена; ровная/неровная. А-линии есть/нет; В-линии единичные/множественные/сливающиеся/рассеянные. Консолидации/субплевральные/кортикальные/сегментарные/долевые: на уровне __ м/р лоцируется гипоэхогенная зона/участок безвоздушного легкого толщиной __ см и протяженностью около __ см с воздушной бронхограммой/без бронхограммы; в режиме цветового допплеровского картирования кровоток регистрируется/не регистрируется. (Например, сегментарная и субплевральные консолидации: на уровне 5-6 м/р по задней подмышечной линии лоцируется безвоздушное легкое толщиной 3,4 см протяженностью 9,5 см с воздушной бронхограммой, на уровне 8 м/р по средней подмышечной линии участки пониженной эхогенности 0,6-0,8 см, расположенные субплеврально).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ: эхопризнаки снижения воздушности легких (интерстициальные изменения), участков очаговой инфильтрации с одной стороны/с обеих сторон, в каких отделах; минимального гидроторакса справа/слева.

Градация 1а/1б/1а+/1б+/2/2+/3 справа; 1а/1б/1а+/1б+/2/2+/3 слева.

УЛЬТРАЗВУКОВОЕ СКАНИРОВАНИЕ ВНУТРЕННИХ ОРГАНОВ У ПАЦИЕНТОВ С COVID-19

Коронавирусная инфекция COVID-19 характеризуется поражением преимущественно дыхательной системы, однако в процессе лечения данной категории больных достаточно часто возникают нарушения функций различных органов и систем, требующие проведения диагностических мероприятий, в частности УЗИ.

Ультразвуковое сканирование органов брюшной полости, почек, сердца, венозных и артериальных сосудов у пациентов с COVID-19 не имеет каких-либо особенностей и проводится по стандартным методикам.

Ультразвуковые признаки поражения органов брюшной полости и селезенки

Гепатомегалия - увеличение размеров печени (косой вертикальный размер правой доли более 150 мм, краниокаудаль-ный размер левой доли более 100 мм, толщина левой доли более 60 мм, толщина правой доли более 125 мм).

  • Изменение структуры и эхогенности паренхимы. В норме паренхима печени средней эхогенности, однородной эхоструктуры. У пациентов в инфекционном отделении при жировой инфильтрации печени отмечается повышение эхогенности печени с затуханием ультразвукового сигнала в дистальных отделах, при отеке паренхимы на фоне острого гепатита эхогенность печени снижена, эхоструктура диффузно неоднородная. На фоне этих изменений отмечается обеднение или сглаженность сосудистого рисунка (рис. 5-33, а, б).

  • Нарушение гемодинамики печени.

  • Изменение портального кровотока [7-8]. Воротная вена у здоровых лиц в норме 12-14 мм, линейная скорость колеблется от 18 до 23 см/с, характерен постоянный, направленный к датчику поток (гепатопетальное направление кровотока); непрерывный, близкий к ламинарному с незначительными колебаниями, связанными с актом дыхания. Следует учитывать, что после приема пищи в воротной вене происходит прирост линейной скорости кровотока на 90%. При пневмонии на фоне ПОН отмечаются признаки портальной гипертензии: основной ствол воротной вены более 14 мм, снижение линейной скорости в среднем до 11-15 см/с (измерение проводилось в области ворот печени); гепатопетальное или гепатофугальное направление кровотока (рис. 5-34, а, б; 5-35, а). Печеночные вены в неизмененной паренхиме не расширены, диаметром 6-10 мм, по печеночным венам кровоток трехфазный (отражает фазы дыхательного цикла; изменение центрального венозного давления, передаваемого из правого предсердия; «податливость» печеночной паренхимы). На фоне отека паренхимы отмечается сужение просвета вен, при сердечной недостаточности печеночные вены расширены.

Печеночная артерия. В норме собственная печеночная артерия имеет диаметр 5-6 мм, пиковая систолическая скорость кровотока составляет 59±15 см/с, индекс резистентности (ИР) - 0,64-0,68 (рис. 5-36, б).

image
Рис. 5-33. Эхограммы печени пациента с COVID-19: а - увеличение размеров (косой вертикальный размер правой доли 172 мм), снижение эхогенности печени; б - жировая инфильтрация печени (паренхима повышенной эхогенности с затуханием ультразвукового сигнала в дистальных отделах)
image
Рис. 5-34. Эхограммы воротной вены с допплеровскими характеристиками кровотока: а - снижение линейной скорости до 13,9 см/с; б - основной ствол воротной вены на уровне ворот печени расширен до 16 мм (норма 12-14 мм)
  • Повышение резистивности кровотока в ПА, ИР 0,7-0,8 при ПОН, которая развивается на фоне пневмонии (рис. 5-35, б; 5-36, а).

  • Увеличение размеров селезенки (спленомегалия). В норме длина до 120 мм, толщина до 50 мм, диаметр селезеночной вены до 7 мм. При синдроме ПОН селезенка увеличивается в размерах, селезеночная вена расширена (рис. 5-37, а, б).

image
Рис. 5-35. Эхограммы сосудов печени с допплеровскими характеристиками (пациент на экстракорпоральной мембранной оксигенации): а - воротная вена, линейная скорость 12,7 см/с; б - собственная печеночная артерия. Кровоток магистрального измененного типа, линейная скорость 40 см/с, ИР 0,8
image
Рис. 5-36. Эхограммы печени с оценкой гемодинамики по допплеровским характеристикам: а - нарушение гемодинамики печени, по собственной печеночной артерии кровоток магистрального типа, линейная скорость 41,5 см/с, ИР 0,75; б - гемодинамика печени не изменена, по собственной печеночной артерии кровоток магистрального типа, линейная скорость 47,9 см/с, ИР 0,67
  • Изменения со стороны кишечника. Расширение ободочной кишки с наличием преимущественно жидкостного содержимого (рис. 5-38, а). В норме стенка 2-3 мм, слои дифференцируются четко, при появлении признаков колита отмечается отек, стенки толщиной 4 мм и более, сужение просвета кишки (рис. 5-38, б).

Ультразвуковые признаки поражения почек

  • Увеличение размеров почек. При тяжелом течении COVID-19 почки увеличены в размерах, паренхима утолщена (рис. 5-39, а). В норме длина - 100-120 мм, ширина - 50-60 мм, толщина - 40-50 мм, толщина паренхимы в среднем сегменте - 14-16 мм, боковых сегментах - 18-22 мм. Кортико-медуллярная дифференцировка сохранена, чашечно-лоханочная система не расширена.

  • Изменение структуры и эхогенности паренхимы. При коронавирусной инфекции COVID-19 паренхима почек диффузно неоднородная, эхогенность средняя или повышена, отмечается симптом выделяющихся гипоэхогенных пирамидок, который часто наблюдается при острой почечной недостаточности, обусловленной септическим процессом (рис. 5-40, а). В норме паренхима почки средней эхогенности, однородной эхоструктуры.

image
Рис. 5-37. Эхограммы селезенки пациентов с COVID-19: а - спленомегалия (селезенка увеличена в размерах, 140×56 мм); б - селезенка соответствует норме (размеры 99×43 мм)
image
Рис. 5-38. Эхограммы кишечника пациента с COVID-19: а - восходящий отдел ободочной кишки, в просвете жидкостное содержимое, стенка не утолщена, гаустры сглажены; б - нисходящий отдел сигмовидной кишки, просвет сужен, стенка отечна, пониженной эхогенности, толщиной 5-6 мм
image
Рис. 5-39. Эхограммы почек пациента с COVID-19: а - почка увеличена в размерах (длина - 139 мм, толщина - 58 мм), паренхима отечна, утолщена до 26 мм; б - нарушение гемодинамики почки, на сегментарной артерии кровоток магистрального типа, линейная скорость - 26,2 см/с, ИР 0,65-0,68
  • Нарушение гемодинамики почек. В норме при цветном допплеровском картировании сосуды почек прослеживаются до капсулы. Нормальный спектр почечных артерий имеет выраженный систолический пик с антеградным диастолическим потоком. На почечной артерии линейная скорость - около 100 см/с, на сегментарной артерии - 30 см/с, дуговых - 15 см/с. Определяется индекс сопротивления кровотока или индекс резистентности, в норме индекс сопротивления для почечной артерии - 0,65, для сегментарных артерий - 0,56-0,60, следует учитывать возраст пациента. Токсические изменения почек при нарушении гемодинамики наблюдаются у пациентов с коронавирусной инфекцией COVID-19, характерно увеличение резистивности кровотока ИР более 0,7, снижение систолического пика (рис. 5-39, б; 5-40, б).

image
Рис. 5-40. Эхограммы почек пациента с COVID-19: а - симптом выделяющихся гипоэхогенных пирамидок (стрелки); б - нарушение гемодинамики почки, на сегментарной артерии кровоток магистрального типа, линейная скорость - 27,5 см/с, ИР 0,73

Эхокардиографические признаки, характерные для острого миокардита у пациентов с COVID-19

  • Увеличение линейных размеров и объема левого желудочка (конечный диастолический размер >55 мм, конечный диастолический объем >160 мл).

  • Утолщение стенок левого желудочка (преходящая псевдогипертрофия левого желудочка), толщина межжелудочковой перегородки >12 мм.

  • Систолическая дисфункция левого желудочка (снижение фракции выброса левого желудочка <55%, диффузный гипокинез левого желудочка).

  • Диастолическая дисфункция левого желудочка (Е/А <1; Е/Е' >10).

  • Жидкость в полости перикарда.

Эхокардиографические признаки, характерные для поражения правых камер сердца, у пациентов с COVID-19

  • Увеличение размеров правого желудочка:

  • диаметр правого желудочка апикальный >40 мм;

  • диаметр выносящего тракта правого желудочка проксимальный >35 мм;

  • диаметр выносящего тракта правого желудочка дистальный>27 мм.

  • Гипертрофия свободной стенки правого желудочка >5 мм (у пациентов на ИВЛ, при длительно существующей перегрузке правых камер сердца давлением).

  • Повышение систолического давления в легочной артерии:

  • 30-55 мм рт.ст. соответствуют незначительной легочной гипертензии;

  • 56-80 мм рт.ст. соответствуют умеренной легочной гипертензии;

  • >80 мм рт.ст. соответствуют выраженной легочной гипертензии.

  • Повышение среднего давления в легочной артерии (среднее ДЛА >20 мм рт.ст.).

  • Диаметр нижней полой вены и степень ее коллабирования (соответствует давлению в правом предсердии у пациентов, не находящихся на ИВЛ):

  • диаметр нижней полой вены <2,1 см и коллабирование >50% соответствуют нормальному давлению в правом предсердии (3-5 мм рт.ст.);

  • диаметр нижней полой вены >2,1 см и коллабирование <50% соответствуют повышению давления в правом предсердии.

  • Систолическая дисфункция правого желудочка. Оценивается систолическая экскурсия плоскости трикуспидального кольца (TAPSE правого желудочка), меньше 16 мм соответствует систолической дисфункции правого желудочка.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. Временные методические рекомендации «Профилактика, диагностика и лечение новой коронавирусной инфекции (COVID-19)» Минздрав РФ. Версия 6 (28.04.2020).

  2. Петриков С.С., Попугаев К.А., Хамидова Л.Т. и др. Первый опыт применения ультразвукового исследования легких у пациентов с острой вирусной инфекцией, вызванной SARS-CoV-2 // Медицинская визуализация. 2020. Т. 24. № 2. С. 50-62. DOI: 10.24835/16070763-2020-2-50-62.

  3. Shi H., Han X., Jiang N. et al. Radiological findings from 81 patients with COVID-19 pneumonia in Wuhan, China: a descriptive study // Lancet Infect Dis. 2020. Vol. 20. N. 4. P. 425-434.

  4. Митьков В.В., Сафонов Д.В., Митькова М.Д. и др. Консенсусное заявление РАСУМД об ультразвуковом исследовании легких в условиях пандемии СOVID-19. (Версия-2) // Ультразвуковая и функциональная диагностика. 2020. № 1. С. 46-76.

  5. Lichtenstein D.A. Lung Ultrasound in the Critically Ill // Ann. of Intensive Care. 2014. Vol. 4. N. 1. DOI: 10.1186/2110-5820-4-1.

  6. Soldati G., Smargiassi A., Inchingolo R. et al. Proposal for international standardization ofthe use oflung ultrasound for patients with COVID-19 // J. Ultrasound Med. 2020. Vol. 39. N. 7. P. 1413-1419.

  7. Камалов Ю. Р., Крыжановская Е. Ю., Любивый Е. Д. Печеночный кровоток при циррозе печени в зависимости от стадии по Child-Turcotte-Pughи степени варикозного расширения вен пищевода // Ультразвуковая и функциональная диагностика. 2013. № 2. С. 55-60.

  8. Кунцевич Г. И. и др. Цветное допплеровское картирование и импульсная допплерография абдоминальных сосудов. В кн.: Ультразвуковая допплеровская диагностика сосудистых заболеваний / Под ред. Ю.М. Никитина и А.И. Труханова. М. : Медицина, 1998. C. 297-329.

Глава 6. ЛАБОРАТОРНЫЙ МОНИТОРИНГ ПАЦИЕНТОВ С COVID-19

Е.В. Клычникова, Е.В. Тазина

Современные представления о критических состояниях и способах их коррекции предъявляют все более высокие требования к лабораторному обеспечению. Максимально точная и надежная диагностика, выполняемая в сжатые сроки, во многом определяет лечебную тактику. Какие показатели наиболее важны у пациентов с COVID-19 - это вопрос, ответ на который не так очевиден, как кажется на первый взгляд.

КЛИНИЧЕСКИЙ (ОБЩИЙ) АНАЛИЗ КРОВИ

В клиническом анализе крови у пациентов с COVID-19 выявляют отличные от других вирусных инфекций изменения показателей. Πри поступлении в стационар количество лейкоцитов, нейтрофилов и тромбоцитов у большинства пациентов находится в нормальном референсном диапазоне. У части пациентов выявляется лейкопения с нейтропенией, а у других больных нормальное количество лейкоцитов или лейкопения сочетаются с повышением уровня нейтрофилов. У пациентов, поступающих в более поздние сроки от начала заболевания, при присоединении бактериальной инфекции отмечается лейкоцитоз с высоким уровнем нейтрофилов и выраженным сдвигом влево. У большинства пациентов количество лимфоцитов снижено и является фактором риска неблагоприятного исхода заболевания. Неблагоприятным прогностическим фактором является также развитие нейтрофилии. Так, по нашим данным, у больных с благоприятным исходом («выжившие») в 1-е сутки от момента госпитализации статистически значимо отличался уровень лейкоцитов, нейтрофилов, лимфоцитов относительно пациентов с неблагоприятным исходом («умершие») (табл. 6-1). Так, в группе «умершие» в 1-е сутки уровень лейкоцитов был 9,50 (6,52-14,09) ×109 /л, нейтрофилов - 7,92 (5,07-12,85)× 109 /л, лимфоцитов - 0,66 (0,48-1,01)× 109 /л, тромбоцитов - 189,00 (108,00-256,00)× 109 /л, соответственно эти показатели в группе «выжившие» - лейкоциты - 4,79 (3,65-6,64)× 109 /л, нейтрофилы - 2,81 (2,33-4,10)× 109 /л, лимфоциты - 1,27 (0,98-1,53)× 109 / л, тромбоциты - 187,00 (164,00-271,00)× 109 /л (см. табл. 6-1).

Таблица 6-1. Динамика показателей клинического анализа крови в динамике в группах «умершие» и «выжившие»

Показатель

Сутки

1-е

7-е

Умершие пациенты (n =61)

Лейкоциты, 109

9,50 (6,52-14,09)*

8,59 (5,01-14,26)*

Нейтрофилы, %

87,00 (77,50-91,60)*

88,70 (84,30-90,50)"

Эозинофилы, %

0,20 (0,10-0,30)*

0,20 (0,10-0,60)"

Лимфоциты, %

7,40 (3,30-11,40)*

5,60 (4,40-8,80)*

Нейтрофилы, 109

7,92 (5,07-12,85)*

8,12 (4,16-12,87)"

Эозинофилы, 109

0,02 (0,01-0,03)*

0,02 (0,01-0,06)"

Лимфоциты, 109

0,66 (0,48-1,01) *

0,63 (0,39-0,78)?

Тромбоциты, 109

189,00 (108,00-256,00)

178,00 (128,00-269,00)?

Скорость оседания эритроцитов, мм/ч

29 (20-44)

37 (16-51)?

НЛС (нейтр. абс./ лимф. абс.)

11,26 (6,24-23,20)*

15,44 (9,76-20,58)?

ТЛС (тромб./лимф. абс.)

282,22 (167,74-484,00)*

362,50 (201,33-519,72)"

Индекс системного воспаления (тромб. × нейтр. абс./лимф. абс.)

2206,46 (919,74-5013,77)*

2271,34 (1124,68-5162,00)"

Выжившие пациенты (n =31)

Лейкоциты, 109

4,79 (3,65-6,64)

6,10 (4,63-7,35)

Нейтрофилы, %

65,20 (55,00-71,90)

57,10 (51,95-63,30)*

Эозинофилы, %

0,90 (0,30-1,50)

2,20 (1,60-4,10)*

Лимфоциты, %

22,80 (18,20-31,10)

28,20 (23,55-32,95)

Нейтрофилы, 109

2,81 (2,33-4,10)

3,31 (2,49-4,38)

Эозинофилы, 109

0,03 (0,02-0,12)

0,18 (0,09-0,26)*

Лимфоциты, 109

1,27 (0,98-1,53)

1,65 (1,22-2,07)*

Тромбоциты, 109

187,00 (164,00-271,00)

312,00 (255,00-379,50)*

Скорость оседания эритроцитов, мм/ч

30 (19-38)

21 (11-33)

НЛС (нейтр. абс./ лимф. абс.)

2,76 (1,77-3,98)

2,06 (1,59-2,67)

ТЛС (тромб./лимф. абс.)

183,11 (122,22-231,01)

201,13 (149,82-265,71)

Индекс системного воспаления (тромб. × нейтр. абс./лимф. абс.)

493,47 (322,20-971,21)

557,71 (435,90-875,16)

Примечание: * - p <0,05 по отношению к группе «выжившие, 1-е сутки»; " - p <0,05 по отношению к группе «выжившие, 7-е сутки».

Соотношение нейтрофилов и лимфоцитов и соотношение тромбоцитов и лимфоцитов косвенно отражают выраженность воспалительной реакции. Отношение нейтрофилов к лимфоцитам (NEU/LYM) рассчитывается как абсолютное количество нейтрофилов, деленное на абсолютное количество лимфоцитов, а соотношение тромбоцитов к лимфоцитам (PLT/LYM) рассчитывается делением количества тромбоцитов на абсолютное количество лимфоцитов. В последние годы NEU/LYM и PLT/LYM были подтверждены как прогностические маркеры при различных заболеваниях, таких как сердечно-сосудистые заболевания, солидные опухоли, сепсис, пневмония и ОРДС. Эффективность данных показателей была изучена и у пациентов с COVID-19. При динамическом наблюдении данных интегральных показателей выявлено, что у пациентов с неблагоприятным исходом отношения NEU/LYM и PLT/LYM статистически значимо выше, чем у выживших больных, уже в 1-е сутки после поступления в стационар. По нашим данным, показатель NEU/LYM в группе «умершие» в 1-е сутки был 11,26 (6,24-23,20), соответственно в группе «выжившие» - 2,76 (1,77-3,98); отношение PLT/LYM у «умерших» - 282,22 (167,74-484,00), соответственно у «выживших» - 183,11 (122,22-231,01), p <0,05 (см. табл. 6-1). Таким образом, NEU/LYM и PLT/LYM позволяют уже при поступлении выявлять пациентов с тяжелым течением заболевания COVID-19, проводить раннюю сортировку и обеспечивать своевременное начало лечения. Эти маркеры экономичны и легко выполнимы во всех лабораториях.

Полученные нами результаты согласуются с зарубежными данными, в частности, Guan et al. представили исследования 1099 случаев COVID-19 с лабораторным подтверждением в течение первых 2 мес эпидемии в Китае [1]. Авторы отметили, что при поступлении у подавляющего большинства пациентов наблюдалась лимфоцитопения (83,2%), у 36,2 - тромбоцитопения, а у 33,7% - лейкопения. Эти гематологические отклонения имели различия между пациентами с тяжелым и нетяжелым течением заболевания (96,1% против 80,4% для лимфоцитопении, 57,7% против 31,6% для тромбоцитопении и 61,1% против 28,1% для лейкопении). Аналогичные результаты представлены и в других исследованиях, которые были проведены в тот же период в Китае и включали 41, 99, 138 и 201 подтвержденный случай COVID-19 соответственно [2-5].

В частности, Huang et al. и Wang et al. подчеркнули связь между лимфопенией и переводом пациентов в отделение интенсивной терапии, тогда как Wu et al. показали связь между лимфопенией и развитием ОРДС. В частности, Wu et al. ретроспективно проанализировали возможные факторы риска развития ОРДС и смерти среди 201 пациента с пневмонией COVID-19 в Ухани (Китай). Повышенный риск ОРДС во время течения болезни был значительно связан с повышением уровня нейтрофилов, уменьшением уровня лимфоцитов. Повышение уровня нейтрофилов было связано с повышенным риском смерти.

В Сингапуре Fan et al. также обнаружили, что пациенты, нуждающиеся в переводе в ОРИТ, имели значительно более низкие уровни лимфоцитов при поступлении в стационар [6]. Лимфопения также была отмечена среди тяжелобольных пациентов с COVID-19 в Вашингтоне (США) [7, 8]. Во время госпитализации у пациентов с неблагоприятным исходом наблюдалась более значительная лимфопения по сравнению с выжившими больными.

В различных исследованиях отмечалось, что более высокое значение NEU/LYM и PLT/LYM имеет прогностически более неблагоприятное значение [9-13].

Необходимо также отметить, что важно оценивать количество лейкоцитов, нейтрофилов и лимфоцитов не только при поступлении в стационар, но и в динамике. Так, Zhou F. et al. в своих исследованиях показали, что оценка динамики количества лимфоцитов может быть предиктором исхода для пациента. Авторы показали, что исходное количество лимфоцитов было значительно выше у выживших по сравнению с теми, кто не выжил. Было также отмечено, что у выживших количество лимфоцитов было самым низким на 7-й день после начала болезни и нормализовалось во время госпитализации, тогда как выраженная лимфопения наблюдалась у умерших во все сроки наблюдения [14].

Tan L. et al. предложили модель, основанную на подсчете лимфоцитов в двух временных точках: точка 1 - 10-12 день, точка 2 - 17-19 день после появления симптомов. Пациенты с процентным содержанием лимфоцитов в крови менее 20% в точке 1 и менее 5% в точке 2 имели неблагоприятный прогноз исхода заболевания [15].

У отдельных пациентов можно наблюдать картину лейкемоидной реакции. Лейкемоидные реакции - увеличение абсолютного количества клеток различных субпопуляций лейкоцитов. Приведем пример клинического анализа крови пациента с лейкемоидной реакцией моноцитарного типа. Пациент А., 80 лет, с подтвержденным COVID-19 находится на лечении. На 2-е сутки отмечается абсолютный моноцитоз с обнаружением молодых форм моноцитов. В клиническом анализе крови: лейкоциты - 7,9×109 /л, Hb - 91 г/л, эритроциты -2,67×1012 /л, тромбоциты - 185×109 /л, нейтрофилы абс. - 1,7×109 /л, лимфоциты абс. -1,6×109 /л, моноциты абс. - 4,6×109 /л. При микроскопии мазка крови: бласты - 1%, миелоциты - 1%, метамиелоциты - 2%, палочкоядерные нейтрофилы - 10%, сегментоядерные нейтрофилы - 11%, эозинофилы - 0%, базо-филы - 0%, лимфоциты - 21%, моноциты - 49%, промоноциты - 5%.

При микроскопии крови обращало на себя внимание наличие атипичных клеток (рис. 6-1).

Через 7 дней у пациента поменялась картина крови - появился абсолютный нейтрофилез (рис. 6-2). В клиническом анализе крови: Hb - 81 г/л, RBC - 2,43×1012 /л, WBC - 4,25×109 /л, PLT - 215×109 /л. При подсчете лейкоцитарной формулы (микроскопия): миелоциты - 11%, метамиелоциты - 4%, па-лочкоядерные нейтрофилы - 32%, сегментоядерные нейтрофилы - 34%, эозинофилы - 1%, базофилы - 0%, лимфоциты - 12%, моноциты - 6%.

К морфологическим признакам дисгранулоцитопоэза в данном случае можно отнести псевдопельгеризацию ядер нейтрофилов. Зрелые нейтрофилы имеют ядра юных (миелоцитов и метамиелоцитов) клеток, а плотность хроматина соответствует

image
Рис. 6-1. Микроскопическая картина мазка крови пациента с лейкемоидной реакцией, находившегося на лечении в ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» (пояснение в тексте): а - преобладание моноцитов со светло-фиолетовыми ядрами, имеющими разнообразные формы с рыхлым неравномерно расположенным хроматином (1). Цитоплазма сероватого и бледно-голубого цвета с пылевидной азурофильной зернистостью и вакуолизацией (2); б - на фоне эритроцитов два зрелых моноцита (1), сегментоядерный нейтрофил (2) и промоноцит (3), имеющий светло-фиолетовое ядро бобовидной формы, с нежным крупносетчатым хроматином. Цитоплазма серо-голубого, дымчатого цвета с мелкой азурофильной зернистостью; в - монобласт (1) с крупным округлой формы ядром, хроматин нежный, мелкосетчатый, тонкодисперсный. В ядре содержатся две нуклеолы голубого цвета. Цитоплазма голубого цвета с азурофильной зернистостью зрелой клетке. Ядро нейтрофила бобовидной формы занимает менее половины клетки, структура хроматина неравномерная, крупноглыбчатая. Цитоплазма розового (оксифильного) цвета, в которой содержится мелкая азурофильная и нейтрофильная зернистость (см. рис. 6-2).
image
Рис. 6-2. Микроскопическая картина мазка крови пациента с лейкемоидной реакцией (через 7 дней). При микроскопии обращает на себя внимание гипогранулярность (1) и пельгеризация (2) ядер нейтрофилов (признаки дисплазии гранулоцитарного ростка)

При микроскопии мазка крови у больных COVID-19 также наблюдаются морфологические особенности лимфоцитов.

Лимфоциты у больных с подтвержденным COVID-19 нередко представлены клетками с полиморфными ядрами неправильной, округлой формы (1) (рис. 6-3). Структура хроматина стертая, лишена грубой глыбчатости. Цитоплазма разная по объему и окраске, голубого цвета с краевой базофилией (2) (см. рис. 6-3). Часто также меняется и морфология эритроцитов. У больных наблюдается пойкилоцитоз с преобладанием аномальных форм эритроцитов, например эхиноцитов. Эхиноциты - эритроциты, потерявшие форму двояковогнутого диска, на поверхности которых появились короткие шипики с тупыми концами, приблизительно одинакового размера, распределенные равномерно по поверхности эритроцитов. Появление эхиноцитов у больных COVID-19 может быть следствием уремии (накопление в крови токсических продуктов азотистого обмена), но может встречаться при нарушении кислотно-щелочного и осмотического равновесия.

image
Рис. 6-3. Морфология лимфоцитов у пациентов с COVID-19, находящихся на лечении в ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского»

Таким образом, правильная интерпретация клинического анализа крови в условиях пандемии может помочь оценить тяжесть состояния пациента в условиях относительно ограниченных ресурсов, тем самым оптимизируется распределение ресурсов для спасения и предотвращается чрезмерное или недостаточное лечение. Это также позволяет на уровне скрининга выявить пациентов, нуждающихся в динамическом наблюдении.

БИОХИМИЧЕСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ

Биохимические показатели сыворотки крови у больных COVID-19 зависят от тяжести состояния пациентов, а также выраженности ПОН.

Однако во многих исследованиях отмечается, что у пациентов с неблагоприятным исходом активность ферментов АСТ, АЛТ, лактатдегидрогеназы (ЛДГ), креатинфосфокиназы, щелочной фосфатазы и ГГТ, α-амилазы, уровень мочевины, креатинина, глюкозы, триглицеридов были значительно выше, чем в группе пациентов с благоприятным исходом, а концентрация белка и альбумина в группе с неблагоприятным исходом статистически значимо ниже, чем в группе выживших [2].

Возможно, повышение уровня мочевины, глюкозы и снижение концентрации общего белка с альбумином связаны с возникновением синдрома гиперкатаболизма у больных, находящихся в критическом состоянии, который характеризуется дисрегуля-торными изменениями в системе «анаболизм-катаболизм».

При нашем динамическом наблюдении также отмечаются статистически значимые повышения уровней мочевины, креатинина, а также активности ферментов АСТ, АЛТ, ЛДГ, креатинфосфокиназы и ГГТ. Так в группе «умершие» уже в 1 сутки госпитализации отмечается статистически значимое повышение уровня мочевины - 13,13 (8,35-20,61) ммоль/л; креатини-на - 131,26 (81,56-233,27) мкмоль/л, соответственно в группе «выжившие»: показатели мочевины - 5,25 (3,84-6,16) ммоль/л; креатинина - 81,74 (72,82-99,31) мкмоль/л, p <0,05 (табл. 6-2).

Таблица 6-2. Динамика биохимических показателей в группах «умершие» и «выжившие»

Показатель

Сутки

1-е

7-е

Умершие пациенты (n=61)

Общий белок, г/л

55,75 (52,59-60,60)*

53,73 (47,24-59,18)?

Альбумин, г/л

28,74 (24,64-30,81)*

27,28 (21,12-29,66)?

Мочевина, ммоль/л

13,13 (8,35-20,61)*

17,79 (11,23-24,96)?

Креатинин, мкмоль/л

131,26 (81,56-233,27)*

135,53 (84,84-242,00)?

АЛТ, Ед/л

33,00 (20,87-61,92)

44,87 (24,69-72,63)?

АСТ, Ед/л

42,50 (31,30-72,80)

51,80 (33,10-75,90)

ЛДГ Ед/л

437,00 (345,25-609,75)*

423,00 (336,25-525,75)?

КК, Ед/л

149,00 (70,75-342,25)

190,00 (81,75-311,75)?

ГГТ, Ед/л

108,57 (99,15-129,86)

109,07 (31,10-178,96)

Ферритин, нг/мл

825 (792-833)

818 (732-821)?

Глюкоза, ммоль/л

7,55 (5,64-10,12)*

8,04 (5,57-11,96)?

Калий, ммоль/л

4,17 (3,74-4,66)

4,22 (4,12-4,77)

Натрий, ммоль/л

143,20 (139,23-145,73)

140,35 (134,38-144,63)

Выжившие пациенты (n=31)

Общий белок, г/л

64,08 (61,05-67,96)

61,75 (58,18-66,05)*

Альбумин, г/л

34,89 (32,50-37,20)

34,42 (30,68-36,66)

Мочевина, ммоль/л

5,25 (3,84-6,16)

4,50 (4,12-5,96)

Креатинин, мкмоль/л

81,74 (72,82-99,31)

77,74 (73,20-90,60)

АЛТ, Ед/л

38,18 (25,06-54,52)

61,48 (44,80-128,42)*

АСТ, Ед/л

41,30 (30,85-53,45)

49,90 (39,65-70,75)

ЛДГ Ед/л

342,00 (275,75-441,75)

303,00 (257,00-400,00)

КК, Ед/л

151,00 (58,50-227,00)

61,50 (41,75-109,50)*

ГГТ, Ед/л

30,12 (25,43-119,17)

31,49 (26,49-121,82)

Ферритин, нг/мл

641 (422-774)

563 (525-667)

Глюкоза, ммоль/л

5,58 (4,63-6,68)

5,10 (4,40-6,07)

Калий, ммоль/л

3,90 (3,63-4,18)

4,38 (3,64-4,71)

Натрий, ммоль/л

141,50 (139,10-142,10)

141,30 (140,03-142,73)

Примечание: * - p <0,05 по отношению к группе «выжившие, 1-е сутки»; ? - p <0,05 по отношению к группе «выжившие, 7-е сутки».

Интересные данные были получены при изучении активности ЛДГ и ее фракции гидроксибутиратдегидрогеназы (ЛДГ1). ЛДГ - это фермент, участвующий в превращении лактата в пи-руват в клетках большинства тканей тела и увеличивающийся после разрушения ткани. Повышение активности ЛДГ в сыворотке обнаружено при многих патологических состояниях, таких как гемолиз, рак, тяжелые инфекции и сепсис, заболевания печени, гематологические злокачественные новообразования. В настоящее время появилось много данных, свидетельствующих о том, что уровни ЛДГ в сыворотке крови служат неспецифическим маркером повреждения легочной ткани.

Мы сравнили активность ЛДГ у пациентов с различными клиническими исходами и выявили статистически значимые отличия в группах уже при поступлении. Так в группе «умершие» уже в 1 сутки отмечается статистически значимое повышение активности ЛДГ - 437,00 (345,25-609,75) Ед/л, соответственно в группе «выжившие» - 342,00 (275,75-441,75) Ед/л, p <0,05 (см. табл. 6-2). Таким образом, активность ЛДГ можно рассматривать как маркер тяжести состояния у больных COVID-19.

В исследовании Wu MY еt al. использовали ЛДГ в качестве маркера для оценки клинической тяжести и мониторинга лечения при пневмонии COVID-19. Была выявлена взаимосвязь с рентгенологическими исследованиями, и показано, что увеличение или уменьшение ЛДГ свидетельствовало об ухудшении или улучшении рентгенологической картины. Повышение ЛДГ на 62,5 Ед/л имело приемлемую чувствительность и высокую специфичность для прогноза ухудшения состояния пациента, что подтверждалось также исследованиями КТ грудной клетки. В данном исследовании также было показано, что нормализация активности ЛДГ сыворотки крови в течение всего периода наблюдения была достоверным маркером в прогнозировании успеха лечения у пациентов [16].

Таким образом, наши данные и данные других исследований свидетельствуют о том, что определение активности ЛДГ в сыворотке крови является потенциально полезным параметром наблюдения при пневмонии COVID-19, который может помочь в распознавании прогрессирования заболевания и определении своевременной тактики лечения таких пациентов.

За последние несколько лет накоплены данные о роли фер-ритина как сигнальной молекулы и прямого посредника иммунной системы. Гиперферритинемия связана с множеством заболеваний и ухудшает прогноз у пациентов в критическом состоянии. Ферритин - железосвязывающая молекула, которая является депо железа в биологически доступной форме для жизненно важных клеточных процессов, одновременно защищает белки, липиды и ДНК от потенциальной токсичности этого микроэлемента. Каждая оболочка апоферритина (ферритина, не содержащего железа) состоит из 24 субъединиц двух типов: H-субъединицы и L-субъединицы. В зависимости от типа ткани и физиологического статуса клетки соотношение H- и L-субъединиц в ферритине может широко варьироваться, от ферритина, преимущественно богатого L-субъединицей в тканях, таких как печень и селезенка, до ферритина, богатого H-субъединицами, в сердце и почках [17]. Количество цитоплазматического ферритина регулируется трансляцией мРНК

H- и L-ферритина в ответ на внутриклеточный пул хелатируе-мого или лабильного железа. Помимо железа, синтез ферритина регулируется цитокинами на различных уровнях клеточной диф-ференцировки, пролиферации и воспаления [18]. Экспрессия ферритина также регулируется окислительным стрессом, гормонами (гормоном щитовидной железы), факторами роста, вторичными посредниками, а также гипоксией-ишемией и гипероксией. Липополисахарид (LPS - эндотоксин), компонент внешней мембраны грамотрицательных бактерий, вызывает множество реакций, в которых участвует ферритин; на животных моделях введение ЛПС может увеличивать экспрессию ферритина [18]. В последнее десятилетие появляется все больше данных, подтверждающих идею о том, что высокий уровень циркулирующего ферритина может не только отражать реакцию острой фазы, но и играть критическую роль в воспалении. В настоящее время известно, что ферритин является ключевым медиатором иммунной дисрегуляции, особенно при высокой гиперферритинемии, за счет прямого иммуносупрессивного и провоспалительного эффектов, способствуя «цитокиновому шторму». Сообщалось, что летальные исходы от COVID-19 сопровождаются синдромом «цитокинового шторма», поэтому было высказано предположение, что тяжесть заболевания зависит от синдрома «цитокинового шторма». У многих людей с диабетом наблюдается повышенный уровень ферритина в сыворотке крови, и известно, что они сталкиваются с более высокой вероятностью серьезных осложнений от COVID-19. Исходя из этого, мы кратко рассмотрим доказательства, подтверждающие гипотезу о том, что уровни ферритина могут быть решающим фактором, влияющим на тяжесть COVID-19. При исследовании уровня ферритина у пациентов с COVID-19 обнаружена его взаимосвязь с тяжестью состояния [19].

Аналогичные результаты получены и в других исследованиях. Так, в исследовании с участием 20 пациентов с COVID-19 было обнаружено, что у людей с тяжелым и очень тяжелым COVID-19 уровень ферритина в сыворотке крови повышен, причем уровень ферритина в сыворотке крови в группе с очень тяжелым COVID-19 значительно выше, чем в группе с тяжелым COVID-19 (1006,16 нг/мл [IQR: 408,265-1988,250] против 291,13 нг/мл [IQR: 102,10-648,42] соответственно) [20]. Другое исследование показало, что у пациентов, умерших от COVID-19, уровни ферритина были высокими при поступлении в больницу и на протяжении всего пребывания в стационаре. Средние значения показателя в сыворотке крови после 16-го дня госпитализации превысили верхний предел обнаружения у этих пациентов, что свидетельствует о непрерывном повышении уровня ферритина [14]. Chen et al. также проанализировали клинические характеристики 99 пациентов, у 63 из которых уровень ферритина в сыворотке был выше нормы [3].

Таким образом, был сделан вывод, что уровни ферритина в сыворотке крови тесно связаны с тяжестью COVID-19.

В наших исследованиях также выявлено статистически значимое повышение уровня ферритина у пациентов с неблагоприятным исходом (см. табл. 6-2).

ИССЛЕДОВАНИЕ СИСТЕМЫ ГЕМОСТАЗА

У пациентов с инфекцией COVID-19 часто наблюдаются нарушения в системе гемостаза, которые связаны с ухудшением кислородного обмена в легких и смертью. Кроме того, у многих пациентов с тяжелым течением COVID-19 развиваются тромбоэмболические осложнения, которые, по-видимому, также связаны с коагулопатией. Изменения коагуляции, связанные с COVID-19, имитируют другие системные нарушения гемостаза, которые часто наблюдаются при тяжелых инфекциях, таких как ДВС или ТМА. Однако в то же время клинические и лабораторные характеристики изменений коагуляции при COVID-19 заметно отличаются от коагулопатии при тяжелых инфекциях. Для пациентов в критическом состоянии характерны не только гипоксия и гипервоспалительная реакция, но и развитие таких тромботических осложнений, как легочная эмболия (20-30%), тромбоз глубоких вен, катетер-ассоциированный тромбоз, а также артериальный тромбоз и ишемический инсульт [21-24].

Возможны также микроваскулярные тромбозы, синдром капиллярной утечки, поражения легких, почек и сердца, приводящие к ПОН [24].

Разрушение как эпителиальных, так и эндотелиальных клеток легких коронавирусом SARS-CoV-2 и выделение альвеолярного воспалительного инфильтрата приводят к увеличению противовоспалительных цитокинов (ИЛ-1β, ИЛ-6 и TNF-α) [25, 26].

При этом у пациентов, находившихся в крайне тяжелом состоянии, отмечали развитие неконтролируемого иммунного ответа, «цитокинового шторма» [26].

Данный процесс является многостадийным и включает несколько механизмов [27]. Во-первых, гипоксия, вызванная COVID-19, приводит к вазоконстрикции и снижению скорости кровотока и, как следствие, эндотелиальной дисфункции. Во-вторых, гипоксия может также сдвигать основной антитромботический и противовоспалительный потенциал эндотелия в сторону прокоагулянтного и провоспалительного в частности путем изменения транскрипции таких факторов, как фактор транскрипции Egr1 (early growth response 1) и фактор, индуцируемый гипоксией 1 (HIF-1). В-третьих, из-за повреждения эндотелия провоспалительными цитокинами происходит высвобождение сверхбольших мультимеров фактора фон Виллебранда (ULVWF), участвующих в первичном гемостазе и сверхэкспрессии фактора свертывания крови III (TF) [22]. Сверхбольшие мультимеры фактора фон Виллебранда действуют как мостик между активированными тромбоцитами, поврежденными эндотелиальными клетками и субэндотелием. Циркулирующие моноциты, нейтрофилы, тромбоциты связываются с активированным эндотелием и локально позволяют фактору свертывания крови III и внешне-клеточным ловушкам нейтрофилов инициировать коагуляцию по пути TF/фактор свертывания крови VIIа, что приводит к генерированию избыточного количества тромбина и последующему состоянию гиперкоагуляции, при котором еще больше усиливается дисбаланс между прокоагулянтами (фактор свертывания крови V, фактор свертывания крови VIII, фибриноген) и ингибиторами естественной коагуляции (антитромбин III, белки С и S) [28].

Эта коагулопатия, вероятно, способствует развитию микрососудистого тромбоза легких и развитию ОРДС.

Наиболее значимые изменения в показателях системы гемостаза, особенно с тяжелой формой COVID-19, - это высокий уровень D-димера и фибриногена [2, 14, 29].

В различных исследованиях пациентов с COVID-19 повышенный уровень D-димера наблюдался почти у 50% пациентов. Кроме того, установлено, что у пациентов с уровнем D-димера, увеличенным более чем в 6 раз выше верхнего предела нормы, возникала потребность в вентиляции легких и значительно более высокий риск смерти.

В наших исследованиях также наблюдаются высокие уровни D-димера. Наиболее высокие значения D-димера мы выявляли у наиболее тяжелой группы пациентов с COVID-19, находящихся на лечении в ОРИТ (рис. 6-4). При сравнении данного показателя в группе пациентов с различными клиническими исходами также отмечаются статистически значимые отличия, что делает этот показатель прогностически важным при оценке тяжести состояния пациентов. Так в группе «умершие» уже в 1 сутки при поступлении в стационар отмечается статистически значимое увеличение уровня D-димера - 3,75 (1,01-6,66) мкг/мл, в группе «выжившие» данный показатель, соответственно - 0,46 (0,30- 1,08) мкг/мл, p <0,05 (табл. 6-3).

Еще один маркер воспаления и тромботического риска - фибриноген. Среднее значение фибриногена в плазме у пациентов с COVID-19 обычно очень высоко, что, вероятно, связано с его повышением как белка острой фазы. Однако и быстрое падение фибриногена в плазме до концентраций ниже <1,0 г/л было продемонстрировано на небольшом количестве пациентов с наиболее тяжелой формой COVID-19 в Китае [28].

По нашим данным, уровень фибриногена у пациентов с COVID-19 был также очень высоким, и его значения доходили до 12 г/л. Однако мы не увидели статистически значимых отличий среди пациентов, находившихся на лечении в ОРИТ и в клиническом отделении (рис. 6-5). При сравнении уровня фибриногена в группе пациентов с различными клиническими исходами обнаружено, что у больных с неблагоприятным исходом данный показатель статистически значимо выше, чем у выживших больных. Так, в группах «умершие» и «выжившие» уровень фибриногена в 1-е сутки при поступлении достоверно не отличался. Однако на 7 сутки от момента поступления в стационар в группе «умершие» значение фибриногена было статистически значимо выше, чем в группе «выжившие» - 5,17 (3,44-7,25) г/л и 3,68 (3,19-4,37) г/л соответственно, p <0,05 (см. табл. 6-3).

image
Рис. 6-4. Уровень D-димера у больных, находящихся на лечении в отделении реанимации и интенсивной терапии и клиническом отделении (данные ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского ДЗМ»)
image
Рис. 6-5. Уровень фибриногена у больных, находящихся на лечении в отделении реанимации и интенсивной терапии и клиническом отделении (данные ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского ДЗМ»)
Таблица 6-3. Динамика показателей системы гемостаза в группах «умершие» и «выжившие»

Показатель

Сутки

1-е

7-е

Умершие пациенты (n=61)

ПТ, %

75,0 (65,0-84,5)*

81,0 (69,0-91,0)"

ФГ г/л

4,91 (3,09-6,10)

5,17 (3,44-7,25)*

D-димер, мг/л

3,75 (1,01-6,66)*

3,23 (1,22-6,02)"

Антитромбин III, %

94 (70-106)

85 (74-97)*

Протеин C, %

90 (65-123)

122 (100-191)

Тромбоциты, 109

189,00 (108,00-256,00)

178,00 (128,00-269,00)"

Выжившие пациенты (n=31)

ПТ, %

83,5 (72,5-92,3)

90,5 (86,8-99,0)*

ФГ г/л

4,57 (3,68-5,91)

3,68 (3,19-4,37)*

D-димер, мг/л

0,46 (0,30-1,08)

0,43 (0,30-1,04)

Антитромбин III, %

97 (92-115)

107 (98-116)

Протеин C, %

105 (94-141)

155 (140-158)

Тромбоциты, 109

187,00 (164,00-271,00)

312,00 (255,00-379,50)*

Примечание: * - p <0,05 по отношению к группе «выжившие, 1-е сутки»; * - p <0,05 по отношению к группе «выжившие, 7-е сутки».

Еще одно нарушение в системе гемостаза, которое наблюдается у наиболее тяжелых пациентов, - это тромбоцитопения [30, 31].

У большинства пациентов количество тромбоцитов составляет от 100 до 150×109 /л, более низкое количество тромбоцитов наблюдается редко (<5%). В отличие от тромбоцитопении, связанной с другими инфекциями, включая вирусные заболевания и бактериальный сепсис, низкое количество тромбоцитов при COVID-19 не было связано с неблагоприятным исходом (хотя очень низкое количество тромбоцитов может быть исключением).

При нашем динамическом наблюдении тромбоцитопения наблюдалась у пациентов с COVID-19 на фоне сопутствующих гематологических и онкологических заболеваний после химиотерапии, а также у пациентов, находящихся на ЭКМО, что потребовало коррекции. В остальном количество тромбоцитов не отличалось среди пациентов ОРИТ и клинического отделения (рис. 6-6). Однако у пациентов с неблагоприятными исходами наблюдается статистически значимое снижение количества тромбоцитов по сравнению с выжившими больными.

image
Рис. 6-6. Количество тромбоцитов у больных, находящихся на лечении в отделении реанимации и интенсивной терапии и клиническом отделении

Протромбиновое время (ПВ) у пациентов с наиболее тяжелой инфекцией COVID-19 лишь незначительно удлиняется (примерно 3 с), что указывает на нормальный уровень факторов свертывания крови [28].

Однако в нашем наблюдении в группе «умершие» отмечаются статистически значимые различия показателя протромбина по Квику по сравнению с группой «выжившие». Так в 1 сутки у больных с неблагоприятным исходом активность ПТ была 75,0 (65,0-84,5)%, в группе с благоприятным исходом - 83,5 (72,5-92,3)% соответственно, p <0,05 (см. табл. 6-3). Данные различия можно объяснить развитием ПОН в группе «умершие», снижением синтетической функции печени, развитием коагуло-патии потребления.

Увеличение активированного частичного тромбопластино-вого времени (АЧТВ) не наблюдалось, что, возможно, связано с высокими уровнями фактора VIII и фибриногена. Это, вероятно, приводило к наблюдаемому у некоторых пациентов укорочению АЧТВ.

Уровни в плазме ингибиторов протеаз, таких как протеин С и антитромбин III, находятся в пределах нормальных значений, однако в группе «умершие» определяются ниже 80% [32]. Аналогичные результаты получены и в нашем наблюдении.

Вопрос в том, отражает ли эти изменения ДВС (ДВС-синдром)?

Сочетание повышенного D-димера, тромбоцитопении и развитие гипокоагуляции схоже с наблюдаемыми изменениями при ДВС. Однако есть явные отличия от ДВС-синдрома, который обычно наблюдается у пациентов с сепсисом, раком или другими заболеваниями, сопровождающимися данным синдромом [33].

Во-первых, в большинстве случаев ДВС наблюдается более выраженная тромбоцитопения. Кроме того, у пациентов с сепсисом гораздо ниже уровни факторов свертывания крови (в частности, факторов II, V, VII и X) и более выраженное снижение концентрации в плазме физиологических антикоагулянтов, таких как антитромбин III и протеин C [34]. Одним из патогенетических признаков ДВС-синдрома является нарушение регуляции образования тромбина, обычно в виде экспрессии тканевого фактора на мононуклеарных и, возможно, эндотелиальных клетках, индуцированной провоспалительными цитокинами, в первую очередь ИЛ-6 [35]. Следует отметить, что уровни ИЛ-6 в 7 раз выше у пациентов с COVID-19 по сравнению с пациентами с тяжелым бактериальным сепсисом [21]. В то время как ИЛ-6 и другие провоспалительные цитокины были значительно повышены при тяжелой форме инфекции COVID-19, пока нет окончательных доказательств чрезмерного образования тромбина у этих пациентов.

Международное общество по тромбозам и гемостазу (International Society on Thrombosis and Haemostasis - ISTH) предложило для расчета шкалу для подтверждения ДВС-синдрома [33]. Мы рассчитали данный показатель, учитывая результаты тестов исследования системы гемостаза, и получили, что большинство пациентов с COVID-19, находящихся на лечении в нашем Институте, не набирают баллов для постановки диагноза «ДВС-синдром» (рис. 6-7). По баллу четко выделяются две группы значений, но абсолютное большинство не дотягивает до 5 баллов (критическое для ДВС по ISTH). Есть исключения (пациенты на ЭКМО).

image
Рис. 6-7. Баллы диссеминированного внутрисосудистого свертывания для пациентов с COVID-19, находящихся на лечении в НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского. Критическими баллами по шкале ISTH считаются 5 и 6

Коагулопатия при COVID-19 в основном протромботическая, с высокой частотой явных венозных (и, возможно, артериальных) тромбоэмболий, пациенты не имеют большого количества геморрагических осложнений, что неудивительно при отсутствии реальной коагулопатии потребления [21, 32, 36].

Таким образом, можно справедливо заключить, что коагулопатия COVID-19 должна классифицироваться как специфическая форма протромботической внутрисосудистой коагуляции, которая отличается от ДВС-синдрома, обычно наблюдаемого при других состояниях, и может потребовать новых диагностических критериев.

Некоторые особенности изменения показателей системы гемостаза при COVID-19 также напоминают ТМА [36]. Посмертные патогистологические исследования указывают на наличие тромбов в микрососудах, богатых тромбоцитами, в частности, в микроциркуляторном русле легких, напоминающих картину, которая наблюдается в случаях локализованной тромботической микроангиопатии [36]. Отклонение лабораторных показателей при тяжелом течении COVID-19, а именно повышенный уровень ЛДГ и высокие значения ферритина, также часто наблюдаются у пациентов с тромботической микроангиопатией, особенно у пациентов с наиболее тяжелыми органными дисфункциями. ТМА является результатом повышенной адгезии тромбоцитов к эндотелию сосудов в связи с агрегацией и активацией тромбоцитов и вызывает тромбоцитопению. Образовавшиеся тромбы из фибрина и тромбоцитов в микро-циркуляторном русле вызывают поражение органа, его функций и обычно способствуют возникновению таких осложнений, как почечная недостаточность или неврологические заболевания, а также внутрисосудистый гемолиз.

Посмертная гистопатология, однако, не дала большого количества доказательств наличия микротромбозов в других органах [37]. Кроме того, явный внутрисосудистый гемолиз и выраженная тромбоцитопения, наблюдаемые в типичных случаях тром-боцитопенической тромботической пурпуры, также не являются клиническим признаком инфекции COVID-19.

Нарушения коагуляции, связанные с инфекцией COVID-19, указывают на состояние гиперкоагуляции, которое может, по крайней мере, вызвать повышенный риск тромбоэмболии [21]. У тяжелобольных пациентов частота тромбоэмболических осложнений колеблется в пределах 5-15%. В китайском ретроспективном исследовании 449 пациентов, поступивших в больницу с тяжелой формой COVID-19, показано, что смертность у пациентов с коагулопатией, ассоциированной с COVID-19, которые профилактически получали гепарин, составила 40% по сравнению с 64% у пациентов, не получавших антикоагулянтное лечение. В частности, у пациентов с более высоким уровнем D-димера (более чем в 6 раз превышающим верхний предел нормы) смертность была ниже у тех, которые получали гепарин [32].

Таким образом, тяжелая инфекция COVID-19 связана с нарушениями в системе гемостаза, напоминающими как ДВС-синдром, так и ТМА. Для эффективного лечения пациентов с COVID-19 необходимо в обязательном порядке включать в лабораторное обследование мониторинг системы гемостаза для назначения своевременной антикоагулянтной терапии. Алгоритм обследования пациентов предложен по рекомендациям ISTH и представлен на рис. 6-8.

ИНТЕГРАЛЬНЫЕ МЕТОДЫ ОЦЕНКИ ГЕМОСТАЗА

В последнее время для оценки системы гемостаза у больных при критических состояниях используют интегральные методы. Доказано, что алгоритм гемостатической терапии на основе ROTEM снижает количество вводимых компонентов крови и способствует улучшению результатов лечения.

Метод тромбоэластографии не нов, он был разработан еще в 1948 г. профессором Хеллмуттом Хартером. Однако лишь в последние годы этот метод получил второе дыхание из-за развития компьютерных технологий, сделавших его простым, удобным и надежным. Суть метода заключается во вращении цилиндра с пробой крови, в которую погружен тонкий стержень-электрод (или вращении электрода внутри неподвижной кюветы - в зависимости от метода). Компьютер считывает информацию с этого стержня об изменении вязкости крови, что и оценивается в результате теста.

image
Рис. 6-8. Алгоритм помощи пациентам с COVID-19 при коагулопатии, основанный на простых лабораторных маркерах. * - список маркеров приведен в порядке убывания прогностической значимости; ** - в некоторых лабораториях определение фибриногена не проводится, однако мониторинг уровня фибриногена может быть полезен после госпитализации пациента; *** - несмотря на то что специфическое пороговое значение не может быть определено, 3-4-кратное повышение уровня D-димера может считаться значимым.

Характер изменений вязкоэластичности отображает кинетику всех стадий формирования тромба (реакция, время коагуляции, свертывания, образования тромба), стабильность и плотность, которые являются результатом взаимодействия фибрина и тромбоцитов, и полимеризацию фибрина (максимальная амплитуда и плотность тромба), а также фибринолиз.

При ROTEМ определяются следующие основные показатели:

  • - время сгущения (с) - параметр активации показателей свертывания, задействованных в тромбинообразовании, и действия на показатели свертывания соответствующих ингибиторов (антитромбин III или гепарин);

  • CFT - время формирования сгустка (с) - параметр оценки функции тромбоцитов, особенно функция образования сгустка и взаимодействие с фибрином;

  • угол α - угол и скорость формирования сгустков - схож с показателем CFT;

  • MCF - максимальная твердость сгустка (мм);

  • Li30 - лизис сгустка через 30 мин (%) - оценка фибринолиза;

  • А10 - твердость сгустка через 10 мин (мм).

При добавлении разнообразных реагентов для активации коагуляции и реагентов для ингибирования тромбоцитов можно количественно и качественно определить специфические дефекты системы свертываемости крови, такие как гипофибриногенемия, дефицит факторов свертываемости, тромбоцитопения, влияние гепарина и гиперфибринолиз. Таким образом, тромбоэластоме-трия позволяет определить не только состояние гемостаза пациента, но и ключевое звено в цепочке нарушений свертываемости крови.

Основным тестом, выполняемым при тромбоэластометрии ROTEM, является EXTEM (от EX - external, «внешний путь»), который использует рекомбинантный и тканевые факторы для активации коагуляции (так же как и при определении протромбинового времени), что вызывает быстрое образование тромба. При определении времени свертываемости крови с помощью ЕХТЕМ получают информацию о первичной активации и динамике образования тромба, что позволяет, таким образом, определить недостаточность факторов и выявить антикоагулянты, необходимость назначения комплексных концентратов протромбина или свежезамороженной плазмы в течение 5-10 мин после начала проведения анализа. Этот тест чувствителен к дефициту плазменных факторов коагуляции (внешний путь: VII, X, V, II, I), влиянию тромбоцитов на твердость сгустка, ингибиторам тромбина, полимеризации фибринов (и количеству фибриногенов), гиперфибринолизу.

INTEM-анализ (от IN - internal, «внутренний путь») чувствителен к дефициту плазменных факторов коагуляции (внутренний путь: XII, XI, IX, VIII, X, V, II, I), ингибиторам прокоагулянтов (гепарин, ингибитор тромбина), влиянию тромбоцитов на твердость сгустка, полимеризации фибринов (и количеству фибриногена).

FIBTEM (от FIB - «фибриноген») показывает вклад фибриногена в плотность тромба. Значения максимальной плотности доступны через 10-15 мин после начала проведения анализа (в зависимости от состояния гемостаза). Низкое значение является показателем для назначения криопреципитата. При нормальном и высоком значениях FIBTEM следует восполнять потерю тромбоцитов.

Оценка и сравнение указанных показателей позволяют дифференцировать недостаточность тромбоцитов от недостаточности фибриногена, визуально определить гиперфибринолиз на основании характерной конической формы кривой, качественно оценить гепаринизацию и эффект производных протамина.

Мы использовали данный метод в оценке гемостаза у больных COVID-19. На рис. 6-9 показаны показатели тромбоэластометрии больного COVID-19. Данные тромбоэластометрии также свидетельствуют о выраженном гиперкоагуляционном синдроме у больных COVID-19.

image
Рис. 6-9. Показатели тромбоэластометрии больного с COVID-19 при поступлении в стационар (А10 , МСЕ, МСF в INTEM и ЕХТЕМ и А10 в FIBTEM свидетельствуют о выраженной гиперкоагуляции, преимущественно за счет гиперфибриногенемии)

Использование тромбоэластометрии позволяет выявить причину развития гиперкоагуляции (тромбоцитоз, гиперфибриногенемия) и эффективно подобрать антикоагулянтную и/или анти-агрегантную терапию. С помощью тромбоэластометрии также можно мониторировать пациентов на ЭКМО и в ситуациях, когда необходимо постоянное введение антикоагулянтов прямого действия.

Таким образом, объем лабораторного обследования пациентов с COVID-19 зависит от клинических проявлений заболевания и диагностической задачи.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. Guan W.J., Ni Z.Y., Hu Y. et al. Clinical characteristics of coronavirus disease 2019 in China // N. Engl. J. Med. 2020. Vol. 382. Issue 18. P. 1708-1720. DOI: 10.1056/NEJMoa2002032.

  2. Huang C., Wang Y., Li X. et al. Clinical features of patients infected with 2019 novel coronavirus in Wuhan, China // Lancet. 2020. Vol. 395. Issue 10223. P. 497-506.

  3. Chen N., Zhou M., Dong X. et al. Epidemiological and clinical characteristics of 99 cases of 2019 novel coronavirus pneumonia in Wuhan, China: a descriptive study // Lancet. 2020. Vol. 395. Issue 10223. P. 507-513.

  4. Wang D., Hu B., Hu C. et al. Clinical characteristics of 138 hospitalized patients with 2019 novel coronavirus-infected pneumonia in Wuhan, China // JAMA. 2020. Vol. 32. N. 11. P. 1061-1069. DOI: 10.1001/ jama.2020.1585.

  5. Wu C., Chen X., Cai Y. et al. Risk factors associated with acute respiratory distress syndrome and death in patients with coronavirus disease 2019 pneumonia in Wuhan, China // JAMA Intern. Med. 2020. Vol. 180, N. 7. P. 934-943. DOI: 10.1001/jamainternmed.2020.0994.

  6. Fan B.E., Chong V.C.L., Chan S.S.W. et al. Hematologic parameters in patients with COVID-19 infection // Am. J. Hematol. 2020. Vol. 95. Issue 6. P. 131-134. DOI: 0.1002/ajh.25774.

  7. Arentz M., Yim E., KlaffL. et al. Characteristics and outcomes of 21 critically ill patients with COVID-19 in Washington State // JAMA. 2020. Vol. 323. N. 16. P. 1612-1614. DOI: 10.1001/jama.2020.4326.

  8. Bhatraju P.K., Ghassemieh B.J., Nichols M. et al. Covid-19 in critically ill patients in the seattle region - case series // N. Engl. J. Med. 2020. Vol. 382. P. 2012-2022. DOI: 10.1056/NEJMoa2004500.

  9. Qin C., Zhou L., Hu Z. et al. Dysregulation of immune response in patients with COVID-19 in Wuhan, China // Clin Infect Dis. 2020. 16. Liu J, Liu Y, Xiang P, et al. NeutrophИЛ-to-lymphocyte ratio predicts severe illness patients with 2019 novel coronavirus in the early stage. medRxiv. 2020.

  10. Yang A.P., Liu J.P., Tao W.Q. et al. The diagnostic and predictive role of NLR, d-NLR and PLR in COVID-19 patients // Int. Immunopharmacol. 2020. Vol. 84. P. 106504.

  11. Xia X.Y., Wu J., Liu H.L. et al. Epidemiological and initial clinical characteristics of patients with family aggregation of COVID-19 // J. Clin. Virol. 2020. Vol. 127. P. 104360.

  12. Zhang B., Zhou X., Zhu C. et al. Immune phenotyping based on neutrophИЛ-to-lymphocyte ratio and IgG predicts disease severity and outcome for patients with COVID-19 // medRxiv. 2020. DOI: 10.1101/2020.03.12.20035048.

  13. Deng Y., Liu W., Liu K. et al. Clinical characteristics of fatal and recovered cases of coronavirus disease 2019 (COVID-19) in Wuhan, China: a retrospective study // Chin. Med. J. (Engl.). 2020. DOI: 10. 1097/CM9.0000000000000824.

  14. Zhou F., Yu T., Du R. et al. Clinical course and risk factors for mortality of adult inpatients with COVID-19 in Wuhan, China: a retrospective cohort study // Lancet. 2020. Vol. 395. Issue 10229. P. 1054-1062.

  15. Tan L., Wang Q., Zhang D. et al. Lymphopenia predicts disease severity of COVID-19: a descriptive and predictive study // Signal Transduct Target Ther. 2020. Vol. 5. P. 33.

  16. Wu M.Y., Yao L., Wang Y. et al. Clinical evaluation of potential usefulness of serum lactate dehydrogenase (LDH) in 2019 novel coronavirus (COVID-19) pneumonia // Respir. Res. 2020. Vol. 21. N. 1. P. 171. PMID: 32631317. PMCID: PMC7336103. DOI: 10.1186/s12931-020-01427-8.

  17. Harrison P.M., Arosio P. The ferritins: molecular properties, iron storage function and cellular regulation // Biochim. Biophys. Acta. 1996. Vol. 1275. P. 161-203.

  18. Torti F.M., Torti S.V. Regulation of ferritin genes and protein // Blood. 2002. Vol. 99. P. 3505-3516.

  19. Ji D., Zhang D., Chen Z. et al. Clinical characteristics predicting progression of COVID-19 // Lancet. 2020. DOI: 10.2139/ssrn.3539674.

  20. Zhou B., She J., Wang Y. Utility of ferritin, procalcitonin, and C-reactive protein in severe patients with 2019 novel coronavirus disease. 2020. DOI: 10.21203/ rs.3.rs-18079/v1. Accessed May 22, 2020.

  21. Klok F.A., Kruip M.J.H.A., van der Meer N.J.M. et al. Incidence of thrombotic complications in critically ill ICU patients with COVID-19 // Thrombosis Research. 2020. Vol. 191. P. 145-147. DOI: 10.1016/j.thromres.2020.04.013

  22. Helms J., Tacquard C., Severac F. et al. High risk of thrombosis in patients in severe SARS-CoV-2 infection: a multicenter prospective cohort study // Intensive Care Medicine. 2020. Vol. 46. N. 6. P. 1089-1098. DOI: 10.1007/s00134-020-06062-x.

  23. Lodigiani C., Iapichino G., Carenzo L. et al. Venous and arterial thromboembolic complications in COVID-19 patients admitted to an academic hospital in Milan, Italy // Thrombosis Research. 2020. Vol. 191. P. 9-14. DOI: 10.1016/j.thromres.2020.04.024.

  24. Bikdeli B., Madhavan M.V, Jimenez D. et al. COVID-19 and thrombotic or thromboembolic disease: implications for prevention, antithrombotic therapy, and follow-up // Journal of the American College of Cardiology. 2020. DOI: 10.1016/j.jacc.2020.04.031.

  25. Zhang W., Zhao Y., Zhang F. et al. The use of anti-inflammatory drug-sin the treatment of people with severe coronavirus disease 2019 (COVID-19): The Perspectives of clinical immunologists from China // Clinical Immunology. 2020. Vol. 214. Article ID 108393. DOI: 10.1016/j.clim.2020.108393.

  26. Tu W.J., Cao J., Yu L. et al. Clinicolaboratory study of 25 fatal cases of COVID-19 in Wuhan // Intensive Care Medicine. 2020. DOI: 10.1007/s00134-020-06023-4.

  27. Joly B.S., Siguret V., Veyradier A. Understanding pathophysiology of he-mostasis disorders in critically ill patients with COVID-19 // Intensive Care Medicine. 2020. DOI: 10.1007/s00134-020-06088-1.

  28. Tang N., Li D., Wang X. et al. Abnormal coagulation parameters are associated with poor prognosis in patients with novel coronavirus pneumonia // Journal of thrombosis and haemostasis. 2020. Vol. 18. N. 4. P. 844-847. DOI: 10.1111/jth.14768.

  29. Lippi G., Favaloro E.J. D-dimer is associated with severity of coronavirus disease 2019: a pooled analysis // Thromb. Haemost. 2020. Vol. 120. N. 5. P. 876-878.

  30. Lippi G., Plebani M., Henry B.M. Thrombocytopenia is associated with severe coronavirus disease 2019 (COVID-19) infections: A meta-analysis // Clinica chimica acta; international journal of clinical chemistry. 2020. Vol. 506. P. 145-148.

  31. Brogaard L. J., Pasalic L., Hvas A.M. Platelets in Coronavirus Disease // Semin. Thromb. Hemost. 2020. Vol. 46. N. 7. P. 823-825.

  32. Tang N., Bai H., Chen X. et al. Anticoagulant treatment is associated with decreased mortality in severe coronavirus disease 2019 patients with co-agulopathy // J. Thromb. Haemost. 2020. Vol. 18. N. 5. P. 1094-1099.

  33. Levi M., Scully M. How I treat disseminated intravascular coagulation // Blood. 2018. Vol. 131. P. 845-854.

  34. Gando S., Levi M., Toh C.H. Disseminated intravascular coagulation // Nature Reviews Disease Primers. 2016. Vol. 2. P. 16037.

  35. Levi M., van der Poll T., Buller H.R. Bidirectional relation between inflammation and coagulation // Circulation. 2004. Vol. 109. P. 2698-2704.

  36. George J.N., Nester C.M. Syndromes of thrombotic microangiopathy // N. Engl. J. Med. 2014. Vol. 371. P. 654-666.

  37. Fox S.E., Atmakbekov A., Harbert J.L. et al. Pulmonary and cardiac pa-thologyin Covid-19:The first autopsy series from New Orleans // MedRx-iv. 2020. in press/published online

Глава 7. КОРРЕКЦИЯ ГЕМОСТАЗА И АНТИЦИТОКИНОВАЯ ТЕРАПИЯ У ПАЦИЕНТОВ С COVID-19

К.А. Попугаев, А.Ю. Буланов

КОРРЕКЦИЯ ГЕМОСТАЗА

Управление системой гемостаза является рутинной практикой при лечении пациентов с COVID-19. Πо данным различных авторов, частота тромбозов у пациентов с COVID-19 крайне высока. Так, венозные тромботические и тромбоэмболические осложнения развиваются у 25-27%, а артериальные тромбозы [острый коронарный синдром (ОКС), ишемический инсульт, тромбоз периферических артерий] - у 3,7-5,7% больных [1-3].

В настоящее время стандартным подходом к антитромботи-ческой терапии является проведение антикоагулянтной терапии всем госпитализированным пациентам [4-6]. Πри отсутствии тромбозов на момент начала терапии рекомендовано использование профилактических доз антикоагулянтных препаратов [4]. Πрепаратами выбора являются гепарины - низкомолекулярные (НМГ) или нефракционированные (НФГ) - на усмотрение лечащей команды [4]. Варфарин и новые оральные антикоагулянты не рекомендованы к использованию у госпитализированных пациентов с COVID-19 [4].

По данным литературы, использование гепарина улучшает исходы заболевания у пациентов с COVID-19 [5, 6]. Кроме этого, гепарин обладает большим спектром неантикоагуляционных физиологических эффектов - противовирусным, противовоспалительным, антицитокиновым [7-9].

По нашему опыту, использование НФГ у пациентов с COVID-19 может обладать определенными преимуществами над применением низкомолекулярных гепаринов. Это обусловлено как минимум двумя причинами. Во-первых, НФГ блокирует больше факторов свертывания по сравнению с низкомолекулярными гепаринами, обеспечивая более надежный антикоагуляционный эффект [7-9]. Во-вторых, НФГ существенно проще титровать и подбирать эффективную дозу под контролем активированного частичного тромбопластинового времени (АЧТВ), тогда как оценить адекватность используемой дозы низкомолекулярных гепаринов значительно труднее. Для этого рекомендуют исследовать уровень анти-Ха-активности [10]. Однако в клинических ситуациях, характеризующихся выраженной прокоагуляционной активностью системы гемостаза, значения анти-Ха-активности не способны корректно отразить адекватность используемой дозы низкомолекулярных гепаринов. По этой причине для этой цели методологически правильнее использовать глобальные методы оценки гемостаза (ротационная тромбоэластометрия, тромбоэластография) [11]. В этой связи использование НФГ будет иметь очевидные фармакоэкономические преимущества над применением низкомолекулярных гепаринов.

Начинать введение гепаринов у пациентов с массой тела 85-90 кг следует со следующих рекомендуемых доз [12]:

  • НФГ 25 000-35 000 Ед/сут;

  • эноксапарин натрия 1,2 мл/сут;

  • надропарин кальция 0,9-1,2 мл/сут;

  • парнапарин натрия 0,4-1,2 мл/сут.

Далее дозу следует подбирать под контролем динамики лабораторных параметров и наличия у пациента тромботических осложнений.

Вирус SARS-CoV-2 приводит к повышению уровня фибриногена и гиперактивации тромбоцитов. Эти доказанные патофизиологические феномены во многом игнорируются существующими рекомендациями, в которых не рекомендовано использование антиагрегантных препаратов у госпитализированных пациентов с COVID-19.

Важно отметить, что существуют исследования, которые продемонстрировали эффективность антиагрегантной терапии у тяжелых пациентов с COVID-19 [13]. Обращает на себя внимание дизайн этого исследования. В качестве антиагрегантной терапии авторы использовали инфузию тирофибана с последующим применением двойной антиагрегантной терапии аспирином и клопидогрелом, а в качестве антикоагулянтной терапии - фондапаринукс. Несмотря на такую агрессивную антиагрегантную терапию, исследователи не описывают геморрагических осложнений. Это дает объективные основания предполагать безопасность рутинного использования однокомпонентной анти-агрегантной терапии аспирином или даже двухкомпонентной антитромбоцитарной терапии аспирином и клопидогрелом у пациентов с COVID-19. Наш опыт подтверждает безопасность терапии аспирином. Двойную антиагрегантную терапию мы используем только при развитии у пациентов тромбоцитоза или выраженной активации тромбоцитарного звена гемостаза. Рутинное использование ротационной тромбоэластометрии, которое для нашего института является стандартным, позволяет адекватно оценивать и мониторировать не только состояние тромбоцитарного гемостаза, но и эффективность и безопасность проводимой антиагрегантной терапии [14].

АНТИЦИТОКИНОВАЯ ТЕРАПИЯ

SARS-CoV-2 является новым вирусом, поэтому у человека на момент заболевания COVID-19 отсутствует возможность своевременного ответа адаптивного иммунитета адекватным формированием специфических антител. В таких условиях происходит активация механизмов врожденного иммунитета [15-20]. Эти механизмы неспецифичны, как правило, несовершенны, неадекватны и всегда опосредованы выделением цитокинов и других биологически активных веществ с последующей активацией локальных иммунных клеток [15]. Характерными феноменами активации врожденного иммунитета в ответ на инвазию вируса SARS-CoV-2 является гипертрофированный паттерн иммунного ответа с формированием «цитокинового шторма», а также гипертрофированный ответ системы гемостаза с формированием ТМА [21].

«ЦИТOКИНOВЫЙ ШТOРМ»

«Цитокиновый шторм» развивается, как правило, на 5-7-е сутки от начала заболевания и проявляется значительным повышением уровней ИЛ-1, ИЛ-6, ИЛ-2, ИЛ-10 [22]. Неконтролируемый выброс цитокинов приводит к распространенному повреждению эндотелия сосудов, гиперактивации тромбоцитов и плазменного звена гемостаза, что приводит к формированию как венозных, так и артериальных тромбозов и тромбоэмболических осложнений [23]. Еще одним чрезвычайно важным патофизиологическим последствием «цитокинового шторма» является гиперактивация Т-лимфоцитов. Она приводит к истощению резервов иммунокомпетентных клеток, лимфопении, повышению риска присоединения вторичной бактериальной инфекции [24]. Считается, что в некоторых клинических ситуациях именно гиперактивация Т-лимфоцитов служит причиной прогрессирования повреждения легких, что выступает патофизиологическим обоснованием для использования фармакологических препаратов из группы иммунодепрессантов - селективных блокаторов Т-лимфоцитов [25].

Ключевая роль в развитии и прогрессировании «цитокинового шторма» принадлежит ИЛ-6 и ИЛ-1 [26]. ИЛ-6 обладает чрезвычайно широким спектром биологических эффектов, направленных на защиту организма при инвазии инфекционных агентов. Длительно сохраняющаяся секреция ИЛ-6 приводит к формированию хронического воспаления и даже - к развитию онкологических заболеваний [27-29]. При «цитокиновом шторме» повышение уровня ИЛ-6 приводит к активации системы комплемента, гиперпродукции фибриногена, тромбопоэтина, тканевого фактора и, соответственно, тромбина. ИЛ-6 повышает уровень сосудистого эндотелиального фактора роста [28]. Этим обусловлена патологическая проницаемость сосудистой стенки, прежде всего паренхимы легких. ИЛ-1 приводит к патологическому образованию фибриногена в паренхиме легких и их повреждению [30]. Таким образом, еще одним патогенетически обоснованным направлением терапии пациентов с COVID-19 является биологическая терапия - использование блокаторов ИЛ-1 и ИЛ-6.

Моноклональные антитела, блокирующие ИЛ-6, стали применять при COVID-19 одними из первых среди препаратов биологической терапии с целью подавить или уменьшить выраженность «цитокинового шторма». В настоящее время в РФ для использования у пациентов с COVID-19 доступно несколько блокаторов ИЛ-6. Их следует разделять по точке приложения их фармакодинамического воздействия (рецепторы ИЛ-6, свободные и связанные, или ИЛ-6, свободно циркулирующий в плазме) и пути введения (внутривенный или подкожный). Тоцилизумаб, левилимаб, сарилумаб блокируют свободные и связанные рецепторы ИЛ-6. Олокизумаб блокирует только ИЛ-6. У тоцилизумаба существуют формы введения как для внутривенного, так и для подкожного использования. У других блокаторов ИЛ-6 существуют исключительно подкожные формы введения.

Тоцилизумаб явился своего рода пионером проведения биологической терапии у пациентов c новой коронавирусной инфекцией. Одно из первых исследований, включившее в себя 21 пациента с тяжелым течением COVID-19, сразу показало обнадеживающие результаты в виде улучшения клинической и радиологической картины после инфузии тоцилизумаба [31]. Последующие исследования, в том числе и многоцентровые, а также метаанализы подтвердили безопасность применения и многочисленные позитивные эффекты использования блокаторов ИЛ-6 в виде улучшения клинического состояния пациентов, положительной динамики компьютерно-томографической (КТ)-картины, уменьшения длительности госпитализации и смертности [32-41]. В результате накопленного опыта стало понятно, что при выраженном «цитокиновом шторме» у пациентов с тяжелым и крайне тяжелым течением COVID-19 просто невозможно купировать «шторм» и добиться благоприятного исхода при однократном использовании неадекватно низкой дозы препарата. В таких ситуациях важно использовать адекватную дозу - 8 мг/кг, и при необходимости следует принимать решение о повторном введении моноклональных антител.

Тяжесть состояния пациента сама по себе не может рассматриваться в качестве противопоказания к использованию моноклональных антител - блокаторов ИЛ. Так, в европейском одноцентровом исследовании тоцилизумаб был использован у пациентов, нуждавшихся в проведении неинвазивной искусственной вентиляции легких (НИВЛ), и был достоверно эффективен в лечении [42]. В другом американском также одноцентровом исследовании тоцилизумаб использовали у наиболее тяжелой категории пациентов с COVID-19 - у больных с инвазивной искусственной вентиляции легких (ИВЛ) [43]. Исследование продемонстрировало уменьшение вероятности развития летального исхода у пациентов, получивших тоцилизу-маб. Следует отдельно отметить, что это исследование показало достоверное увеличение частоты вторичных бактериальных осложнений, прежде всего пневмонии. Это действительно серьезная клиническая проблема. Наличие признаков бактериального воспаления является абсолютным противопоказанием для использования блокаторов ИЛ [31, 32, 33, 35]. Непреднамеренное игнорирование этого противопоказания, например, при неправильной интерпретации клинико-лабораторных данных, свидетельствующих о наличии у пациента бактериального воспаления, приводит к быстрому ухудшению состояния, развитию тяжелых септических осложнений с фульминантным течением и драматичным исходом.

В литературе есть опыт использования блокаторов ИЛ-1 (канакинумаб) и ИЛ-17 (нетакимаб) [44, 45]. Результаты использования этих препаратов у пациентов с COVID-19 куда более скромные по сравнению с результатами применения блокаторов ИЛ-6. Блокаторы ИЛ-1, ИЛ-17 не рекомендованы для рутинной клинической практики. В нашем центре отсутствует опыт их применения, поэтому обсуждение деталей использования блокаторов ИЛ-1, ИЛ-17 выходит за рамки этой главы.

Наш опыт использования блокаторов ИЛ-6 включает в себя применение тоцилизумаба, левилимаба, а также олокизума-ба. Приблизительно 70% пациентов, госпитализированных с COVID-19, нуждаются в коррекции их иммунного ответа блокаторами ИЛ-6.

Показаниями для использования блокаторов ИЛ-6 служит наличие патологических изменений в легких (КТ ≥1) в сочетании с двумя и более нижеуказанными признаками [12]:

  • SpO2 <95;

  • одышка при физической нагрузке;

  • СРБ >6N;

  • температура тела ≥38 °C в течение 3-5 дней;

  • лейкоциты ≤3,0×109 /л;

  • абсолютное число лимфоцитов ≤1,5×109 /л.

У пациентов в состоянии средней тяжести блокирование ИЛ-6 осуществляем олокизумабом. При тяжелом и крайне тяжелом состоянии, обусловленном «цитокиновым штормом», мы используем блокаторы рецепторов ИЛ-6 - тоцилизумаб или левилимаб. При крайне тяжелом течении «цитокинового шторма», а также при наличии факторов риска (возраст старше 65 лет, СД, хроническая обструктивная болезнь легких и т.д.) предпочтение отдаем внутривенной форме тоцилизумаба в дозе 8 мг/кг, но не более 800 мг. Через сутки после введения блокаторов ИЛ-6 всем пациентам выполняем контрольное КТ-исследование грудной клетки.

Приблизительно четверть пациентов нуждаются в повторном введении блокаторов ИЛ-6. Решение об этом принимается спустя 48-72 ч после первого введения при условии сохраняющейся типичной клинико-лабораторной картины «цитокинового шторма»: лихорадка выше 37,5-38,3 °С, повышенный уровень СРБ, D-димера, фибриногена, ферритина, ЛДГ, лейкопения, лимфопения, умеренная тромбоцитопения, появление или увеличение при компьютерной томографии грудной клетки зон поражения паренхимы легких по типу матового стекла [12]. Следует обратить внимание на то, что, по данным одного из метаанализов, тоцилизумаб можно эффективно использовать при наличии показаний и при CРБ, превышающем 15 мг/дл [34].

Подавляющее большинство пациентов, нуждающихся в повторном введении блокаторов ИЛ-6, требуют не более двух введений моноклональных антител. Существуют казуистические наблюдения, при которых пациенты получали блокаторы более 2 раз. Однако эти пациенты находятся в зоне крайне высокого риска по развитию септических осложнений и летального исхода, и должны быть чрезвычайно веские основания для использования этих препаратов более 2 раз. Следует обратить внимание, что для повторного введения не обязательно использовать тот препарат и ту форму его введения, которые были использованы при первом применении.

Еще одним направлением терапии, ориентированной на купирование «цитокинового шторма», является использование ингибиторов янускиназ (JAK). JAK представляют собой группу цитоплазматических ферментов с тиразинкиназной активностью, которые трансдуцируют внутриклеточные сигналы от расположенных на поверхности клеточных рецепторов цитокинов и факторов роста. Для реализации внутриклеточного сигнального пути JAK фосфорилируют и активируют STAT - транспортеры сигнала и активаторы транскрипции. «Цитокиновый шторм» ассоциирован с патологической активацией клеточной системы JAK-STAT [46]. Эта система состоит из четырех JAK и семи STAT: JAK1, JAK2, JAK3, TYK2, STAT1, STAT2, STAT3, STAT4, STAT5A, STAT5B, STAT6 [47-49]. Существуют ингибиторы JAK, и их используют у пациентов с COVID-19 для борьбы с «цитокиновым штормом» [50, 51]. Наиболее эффективным и изученным у пациентов с COVID-19 ингибитором JAK является барицитиниб. Результаты исследований, посвященных оценке его эффективности, показывают, что барицитиниб обладает низкой эффективностью при лечении пациентов с COVID-19 тяжелого и крайне тяжелого течения [52]. Вероятно, это связано с особенностями механизма действия барицитиниба, который блокирует JAK1, -2, тогда как другие звенья оси JAK-STAT остаются функционально активны и могут продолжать участвовать в синтезе цитокинов при реализации «цитокинового шторма» у пациентов с COVID-19. Однако вместе с этим барицитиниб может быть эффективен при среднетяжелом течении заболевания [52]. Безусловно, это следует иметь в виду и пользоваться результатами проведенных исследований в рутинной клинической практике.

ТРOМБOТИЧЕСКАЯ МИКРOАНГИOПАТИЯ

В ответ на инвазию вируса SARS-CoV-2 может реализовы-ваться не только «цитокиновый шторм», но и ТМА [21, 53, 54]. Если реализация «цитокинового шторма» происходит прежде всего за счет ИЛ-6 и ИЛ-1, то ключевым патогенетическим механизмом развития ТМА при COVID-19 считается гиперактивация системы комплемента. Триггерами последней являются ИЛ и ИНФ, синтезирующийся в большом количестве при первичном ответе макрофагов и моноцитов на инвазию вируса SARS-CoV-2 [55, 56]. Кроме этого, N-белок вируса SARS-CoV-2 связывается и активирует маннозосвязывающую белок-ассоциированную сериновую протеазу-2, что вызывает расщепление белка комплемента С4 и образование C4b, отложение которого происходит в паренхиме легких [57]. Вместе с этим в плазме происходит существенное повышение уровня белка комплемента С5а. Считается, что именно этот белок системы комплемента является мощнейшим триггером гиперактивации тромбоцитов, фибриногена, тромбина и целого ряда других белков системы гемостаза [54]. Кроме этого, при COVID-19 отмечают повышение уровня волчаночного антикоагулянта и появление антикардиолипиновых антител, которые также являются причиной развития диффузных тромбозов [58-66].

В результате патологической активации иммунной системы и гемостаза формируется своего рода иммуннотромбоз, характеризующийся развитием диффузных тромбозов как на уровне капиллярного русла, так и в венозных и артериальных сосудах большего диаметра [67-81]. Характер тромбозов вместе с гиперактивацией комплемента и типичными для COVID-19 лабораторными данными в виде повышения уровня ЛДГ, D-димера, фибриногена и умеренной тромбоцитопении позволяет выделить отдельный тип ТМА - COVID-19-ассоциированная ТМА (COVID-19-ТМА).

На сегодняшний день общепринятым является выделение пяти следующих ТМА-синдромов:

  • катастрофический антифосфолипидный синдром;

  • гемолитико-уремический синдром;

  • атипичный гемолитико-уремический синдром;

  • тромботическая тромбоцитопеническая пурпура;

  • ДВС.

По своей патофизиологической сути COVID-19-ТМА наиболее близки к атипичному гемолитико-уремическому синдрому и катастрофическому антифосфолипидному синдрому [55-66, 82]. Таким образом, патогенетически обусловленной терапией применительно к COVID-19-ТМА будут являться: а) антитромботическая терапия; б) блокирование комплемента моноклональными антителами; в) коррекция антифосфолипидного синдрома.

Существует несколько препаратов моноклональных антител - блокаторов С5- и С3-белков комплемента, однако в РФ зарегистрирован только экулизумаб (блокатор С5-белка комплемента). По данным ряда работ, экулизумаб позволяет улучшить результаты лечения пациентов с COVID-19 тяжелого и крайне тяжелого течения [21, 53, 83]. Эти работы позволили подтвердить концепцию о том, что одним из наиболее значимых патофизиологических феноменов при тяжелом течении заболевания является формирование COVID-19-ТМА. Существуют попытки комбинированного использования блокаторов ИЛ-6 и блокаторов системы комплемента [84]. Безусловно, такая терапия требует проведения дальнейших исследований, поскольку она сопряжена с крайне высоким риском развития трудно управляемых осложнений, связанных с бактериальным воспалением.

Известно, что глюкокортикостероидные гормоны (ГКСГ) способны одновременно блокировать и цитокины, и систему комплемента [85]. Позитивные эффекты ГКСГ при внеболь-ничной пневмонии, в том числе и вирусного генеза, а также при респираторном дистресс-синдроме были хорошо известны еще до пандемии COVID-19 [86, 87]. Однако в начале пандемии использование ГКСГ не было общепринятой тактикой. Такой подход можно объяснить неполным на то время пониманием патогенеза COVID-19 и опасением развития у этих пациентов излишней иммуносупрессии. С течением времени накапливались данные, изменялось отношение к ГКСГ. Окончательная точка была поставлена ВОЗ по результатам метаанализа REACT (всего 1703 пациента, 678 получали ГКСГ, 1025 не получали), основанного на семи исследованиях, в том числе на таких крупных, как RECOVERY, REMAP-CAP, CoDEX, CAPE COVID [88]. ГКСГ показаны при тяжелом и крайне тяжелом течении COVID-19, поскольку снижают смертность и улучшают результаты лечения, и противопоказаны при легком и среднетяжелом течении COVID-19, поскольку ухудшают результаты лечения. Для лечения пациентов с COVID-19 могут быть использованы дексаметазон, метилпреднизолон, преднизолон или гидрокортизон. Лучше в паренхиму легких проникают метилпреднизолон, дексаметазон и преднизолон, хуже - гидрокортизон [89]. Следует стремиться использовать низкие и средние дозы ГКСГ и по возможности избегать длительных курсов их применения.

Данные литературы и наш опыт свидетельствуют о том, что у некоторых пациентов с COVID-19 тяжелого и крайне тяжелого состояния происходит повышение уровней волчаночного антикоагулянта и антикардиолипиновых антител [58-66]. В тех ситуациях, когда фиксируется изолированное повышение волчаноч-ного антикоагулянта, отсутствуют тромботические осложнения и удается достигнуть целевых значений АЧТВ на фоне использования НФГ, целесообразно наблюдение за пациентом и динамическая оценка его состояния. Наличие же тромбозов и невозможность достижения целевых значений АЧТВ на фоне терапии гепарином в дозах, превышающих 35 000-40 000 Ед/сут, являются основаниями для верификации катастрофического антифос-фолипидного синдрома. Так было у одного из наших пациентов, который был переведен в Институт из клиники первичной госпитализации спустя 14 суток с момента заболевания с повреждением 50-75% паренхимы легких в связи с развитием у него флотирующего тромбоза общей бедренной вены и тромбоэмболии легочной артерии. У этого пациента было выявлено повышение уровня волчаночного антикоагулянта, но нормальный уровень антикардиолипиновых антител. Вместе с этим нам не удавалось достигнуть уровня АЧТВ более 21-23 с, несмотря на многосуточное применение НФГ в дозе 45 000-50 000 Ед/сут (масса тела 89 кг). Сохранялся флотирующий тромбоз бедренной вены. При этом концентрации факторов противосвертывающей системы (антитромбин III, протеин C, S) были в пределах нормы. Нами был верифицирован катастрофический антифосфолипидный синдром, и было проведено три сеанса плазмообмена, каждый через сутки. После первого сеанса АЧТВ нормализовалось, после второго был достигнут его целевой уровень и дозы гепарина были уменьшены вдвое, спустя несколько суток после третьего сеанса была восстановлена проходимость бедренной вены. Спустя 7 сут пациент был выписан из Института в стабильном состоянии.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

COVID-19 - тяжелое, коварное заболевание, обладающее уникальным патогенезом, знание и понимание которого абсолютно необходимо для достижения успешного результата в лечении пациентов. Патогенетически обусловленными направлениями терапии при COVID-19 являются нормализация баланса РАС, антитромботическая терапия, купирование «цитокинового шторма» и коррекция COVID-19-ТМА. В этом списке невозможно выделить приоритетные и менее важные направления терапии. Однако необходимо отметить чрезвычайную, ключевую важность своевременного и безопасного блокирования ИЛ-6. Складывается впечатление, что при COVID-19 только моноклональные антитела к ИЛ-6 обладают способностью кардинально изменить течение заболевания и его исход. К сожалению, эта опция имеет свое терапевтическое окно, при выходе за пределы которого ее использование будет или бесполезным, или чрезвычайно опасным по причине реальной возможности вызвать септический шок и смерть пациента. Еще одно сожаление вызывает тот факт, что существует пусть небольшая, но тем не менее очевидная группа пациентов с COVID-19, состояние которых ухудшается вне зависимости от того, какое лечение они получают. Это касается и моноклональных антител к ИЛ-6 в том числе. На сегодняшний день неизвестны причины такого течения заболевания, а значит, неизвестна и эффективная патогенетически обоснованная терапия этих больных. Можно предположить ведущую роль у них гиперактивации системы комплемента или Т-лимфоцитов. В этой связи, вероятно, окажутся эффективными у этих пациентов моноклональные антитела - блокаторы различных белков комплемента, плазмообмен, внутривенные иммуноглобулины, циклоспорин или такролимус. Но на сегодня это лишь предположения, которые требуют проведения дальнейших и напряженных исследований.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. Mao L., Jin H., Wang M. et al. Neurologic manifestations of hospitalized patients with coronavirus disease 2019 in Wuhan, China // JAMA Neurol., 2020. Vol. 77. P. 1-9.

  2. Cui S., Chen S., Li X. et al. Prevalence of venous thromboembolism in patients with severe novel coronavirus pneumonia // J. Thromb. Haemost., 2020. Vol. 18. P. 1421-1424.

  3. Klok F.A., Kruip M., van der Meer N.J.M. et al., Incidence of thrombotic complications in critically ill ICU patients with COVID-19 // Thromb. Res., 2020. Vol. 191. P. 145-147.

  4. Flaczyk A., Rosovsky R.P., Reed C.T. et al. Comparison of published guidelines for management of coagulopathy and thrombosis in critically ill patients with COVID 19: implications for clinical practice and future investigations // Crit. Care. 2020. Vol. 24. P. 559.

  5. Carfora V., Spiniello G., Ricciolino R. et al. Anticoagulant treatment in COVID-19: a narrative review // J. Thromb. Thrombolysis. 2020. Vol. 18. P. 1-7.

  6. Cattaneo M., Bertinato E.M., Birocchi S. et al. Pulmonary embolism or pulmonary thrombosis in COVID-19? Is the recommendation to use high-dose heparin for thromboprophylaxis justied? // Thromb. Haemost. 2020. Vol. 120. P. 1230-1232.

  7. Davidson B.L., Geerts W.H., Lensing A.W. Low-dose heparin for severe sepsis // N. Engl. J. Med. 2002. Vol. 347. P. 1036-1037.

  8. Hoppensteadt D., Fareed J., Klein A.L. et al. Comparison of anticoagulant and anti-inflammatory responses using enoxaparin versus unfractionated heparin for transesophageal echocardiography-guided cardioversion of atrial fibrillation // Am. J. Cardiol. 2008. Vol. 102. P. 842-846.

  9. Thachil J. The versatile heparin in COVID-19 // J. Thromb. Haemost. 2020. Vol. 18. P. 1020-1022.

  10. Gerotziafas G.T., Petropoulou A.D., Verdy E. et al. Effect of the anti-factor Xa and anti-factor IIa activities of low-molecular-weight heparins upon the phases of thrombin generation // J. Thromb. Haemost. 2007. Vol. 5. P. 955-962.

  11. Luddington R.J. Thrombelastography/thromboelastometry // Clin. Lab. Haematol. 2005. Vol. 27. P. 81-90.

  12. Временные методические рекомендации МЗ РФ. Профилактика, диагностика и лечение новой коронавирусной инфекции (COVID-19). Версия 10 (08.02.2021).

  13. Viecca M., Radovanovic D., Forleo G.B. et al. Enhanced platelet inhibition treatment improves hypoxemia in patients with severe Covid-19 and hypercoagulability. A case control, proof of concept study // Pharmacol. Res., 2020. Vol. 158. P. 104950.

  14. Ranucci M., di Dedda U., Baryshnikova E. Platelet contribution to clot strenqth in thromboelastometry: count, function, or both // Platelets. 2020. Vol. 31. P. 88-93.

  15. McGonagle D., O’Donnell J.S., Sharif K. et al. Immune mechanisms of pulmonary intravascular coagulopathy in COVID-19 pneumonia // Lancet Rheumatol., 2020. Vol. 2. P. e437-e445.

  16. Chisari F.V., Ferrari C. Hepatitis B virus immunopathogenesis // Annu. Rev. Immunol. 1995. Vol. 13. P. 29-60.

  17. Ascherio A., Munger K.L. EBV and autoimmunity // Curr. Top. Microbiol. Immunol., 2015. Vol. 390. P. 365-385.

  18. Lin G.L., McGinley J.P., Drysdale S.B. et al. Epidemiology and immune pathogenesis of viral sepsis // Front. Immunol. 2018. Vol. 9. P. 2147.

  19. Ling G.S., Crawford G., Buang N. et al. C1q restrains autoimmunity and viral infection by regulating CD8+ T-cell metabolism // Science. 2018. Vol. 360. P. 558-563.

  20. Zhou Y., Zhang Y., Moorman J.P. et al. Viral (hepatitis C virus, hepatitis B virus, HIV) persistence and immune homeostasis // Immunology. 2014. Vol. 143. P. 319-330.

  21. Campbell C.M., Kahwash R. Will complement inhibition be the new target in treating COVID-19 related systemic thrombosis? // Circulation. 2020. Vol. 141. P. 1739-1741.

  22. Chen G., Wu D., Guo W. et al. Clinical and immunological features of severe and moderate coronavirus disease 2019 // J. Clin. Invest. 2020. Vol. 130. P. 2620 -2629.

  23. Cohen J. The immunopathogenesis of sepsis // Nature. 2002. Vol. 420.mP. 885-891.

  24. van der Poll T., van de Veerdonk F.L., Scicluna B.P. et al. The immunopathology of sepsis and potential therapeutic targets // Nat. Rev. Immunol. 2017. Vol. 17. P. 407-420.

  25. Wang X., Xu W., Hu G. et al. SARS-CoV-2 infects T lymphocytes through its spike protein-mediated membrane fusion // Cell. Mol. Immunol. 2020. Vol. 7. P. 1-3.

  26. Gao Y., Li T., Han M. et al. Diagnostic utility of clinical laboratory data determinations for patients with the severe COVID-19 // J. Med. Virol. 2020. Vol. 92. P. 791-796.

  27. Tanaka T., Kishimoto T. The biology and medical implications of interleukin-6 // Cancer Immunol. Res. 2014. Vol. 2. P. 288-294.

  28. Tanaka T., Narazaki M., Kishimoto T. Immunotherapeutic implications of IL-6 blockade for cytokine storm // Immunotherapy. 2016. Vol. 8. P. 959-970.

  29. Fontes J.A., Rose N.R., Cihakova D. The varying faces of IL-6: from cardiac protection to cardiac failure // Cytokine. 2015. Vol. 74. P. 62-68.

  30. Yang H., Ko H.J., Yang J.Y. et al. Interleukin-1 promotes coagulation, which is necessary for protective immunity in the lung against Streptococcus pneumoniae infection // J. Infect. Dis. 2013. Vol. 207. P. 50-60.

  31. Xu X., Han M., Li T. et al. Effective treatment of severe COVID-19 patients with tocilizumab // Proc. Natl. Acad. Sci. USA. 2020. Vol. 117. P. 10970-10975.

  32. Luo P., Liu Y., Qiu L. et al. Tocilizumab treatment in COVID-19: a single center experience // J. Med. Virol. 2020. Vol. 92. P. 814-818.

  33. Biran N., Ip A., Ahn J. et al. Tocilizumab among patients with COVID-19 in the intensive care unit: a multicentre observational study // Lancet Rheumatol. 2020. Vol. 2. P. e603-e612.

  34. Price C.C., Altice F.L., Shyr Y. et al. Tocilizumab treatment for cytokine release syndrome in hospitalized COVID.19 patients: Survival and clinical outcomes // Chest. 2020. Vol. 158. P. 1397-1408.

  35. Cellina M., Orsi M., Bombaci F. et al. Favorable changes of CT findings in a patient with COVID-19 pneumonia after treatment with tocilizumab // Diagn. Interv. Imaging. 2020. Vol. 101. P. 323-324.

  36. Kewan T., Covut F., Al Jaghbeer M.J. et al. Tocilizumab for treatment of patients with severe COVID.19: A retrospective cohort study // EClinicalMedicine. 2020. Vol. 24. P. 1004-1018.

  37. Eimer J., Vesterbacka J., Svensson A.K. et al. Tocilizumab shortens time on mechanical ventilation and length of hospital stay in patients with severe COVID-19: A retrospective cohort study // J. Intern. Med. 2020. Vol. 3. N. 10. P. 1111.

  38. Toniati P., Piva S., Cattalini M. et al. Tocilizumab for the treatment of severe COVID.19 pneumonia with hyperinflammatory syndrome and acute respiratory failure: A single center study of 100 patients in Brescia, Italy // Autoimmun Rev. 2020. Vol. 19. P. 102568.

  39. Diagnosis and treatment protocol for novel coronavirus pneumonia (7th Interim edition). China NHCOTPSRO. http://www.nhc.gov.

  40. Potere N., Di Nisio M., Rizzo G. et al. Low.dose subcutaneous tocilizumab to prevent disease progression in patients with moderate COVID-19 pneumonia and hyperinflammation // Int. J. Infect. Dis. 2020. Vol. 100. P. 421-424.

  41. Han Q., Guo M., Zheng Y. et al. Current evidence of interleukin-6 signaling inhibitors in patients with COVID-19: a systematic review and meta-analysis // Front Pharmacol. 2020. Vol. 11. P. 615972.

  42. Menzella F., Fontana M., Salvarani C. et al. Efficacy of tocilizumab in patients with COVID-19 ARDS undergoing noninvasive ventilation // Crit. Care. 2020. Vol. 24. P. 589.

  43. Somers E.C., Eschenauer G.A., Troost J.P. et al. Tocilizumab for treatment of mechanically ventilated patients with COVID-19 // Clin. Infect. Dis. 2020. ciaa954. DOI: 10.1093/cid/ciaa954.

  44. Ucciferri C., Auricchio A., Di Nicola M. et al. Canakinumab in a subgroup of patients with COVID-19 // Lancet Rheumatol. 2020. Vol. 2. P. 457-458.

  45. Pacha O., Sallman M.A., Evans S.E. COVID-19: a case for inhibiting IL-17? // Nat. Rev. Immunol. 2020. Vol. 20. P. 345-346.

  46. Zegeye M.M., Madelene L., Knut F. et al. Activation of the JAK/STAT3 and PI3K/AKT pathways are crucial for IL-6 trans-signaling-mediated pro-inflammatory response in human vascular endothelial cells // Cell Commun. Signal. 2018. Vol. 16. P. 55.

  47. Yamaoka K., Saharinen P., Pesu M. et al. The Janus kinases (Jaks) // Genome Biol. 2004. Vol. 5. P. 253.

  48. O’Shea J.J., Schwartz D.M., Villarino A.V. et al. The JAK-STAT pathway: impact on human disease and therapeutic intervention // Annu. Rev. 2015. Vol. 66. P. 311-328.

  49. Taylor P.C., Keystone E.C., Désirée van der Heijde et al. Baricitinib versus placebo or adalimumab in rheumatoid arthritis // N. Engl. J. Med. 2017. Vol. 376. P. 652-662.

  50. The US Food and Drug Administration. Information for Olumiant (baricitinib) tablets, for oral use.https://www.accessdata.fda.gov/ drugsatfda_docs/label/2018/207924Orig1s000lbl.Pdf.

  51. Wallace D.J., Furie R.A., Yoshiya T. et al. Baricitinib for systemic lupus erythematosus: a double-blind, randomised, placebo-controlled, phase 2 trial // Lancet. 2018. Vol. 392. P. 222-231.

  52. Simpson E.L., Lacour J.P., Spelman L. et al. Baricitinib in patients with moderateto-severe atopic dermatitis and inadequate response to topical corticosteroids: results from two randomized monotherapy phase III trials // Br. J. Dermatol. 2020. Vol. 183. P. 242-255.

  53. Song W.C., FitzGerald G.A. COVID-19, microangiopathy, hemostatic activation, and complement // J. Clin. Invest. 2020. Vol. 130. P. 3950-3953.

  54. Skendros P., Mitsios A., Chrysanthopoulou A. et al. Complement and tissue factor-enriched neutrophil extracellular traps are key drivers in COVID-19 immunothrombosis // J. Clin. Invest. 2020. Vol. 130. P. 6151-6157.

  55. Lupu F., Keshari R.S., Lambris J.D. et al. Crosstalk between the coagulation and complement systems in sepsis // Thromb. Res. 2014. Vol. 133. P. 28-31.

  56. Risitano A. M. et al. Complement as a target in COVID-19? // Nat. Rev. Immunol. 2020. Vol. 20. P. 343-344.

  57. Gao T., Hu M., Zhang X. et al. Highly pathogenic coronavirus N protein aggravates lung injury by MASP-2-mediated complement over-activation // medRxiv. 2020. DOI: 10.1101/2020.03.29.20041962

  58. Harzallah I., Debliquis A., Drenou B. Lupus anticoagulant is frequent in patients with Covid-19 // Journal of thrombosis and haemostasis. 2020. Vol. 18. P. 2064-2065.

  59. Uthman I.W., Gharavi A.E. Viral infections and antiphospholipid antibodies // Semin. Arthritis Rheum. 2002. Vol. 31. P. 256-263.

  60. Mendoza-Pinto C., Garcia-Carrasco M., Cervera R. Role of infectious diseases in the Antiphospholipid syndrome (including its catastrophic variant) // Curr. Rheumatol. Rep. 2018. Vol. 20. P. 62.

  61. Zhang Y., Xiao M., Zhang S. et al. Coagulopathy and antiphospholipid antibodies in patients with Covid-19 // N. Engl. J. Med. 2020. Vol. 382. P. 38.

  62. Chaturvedi S., Braunstein E.M., Yuan X. et al. Complement activity and complement regulatory gene mutations are associated with thrombosis in APS and CAPS // Blood. 2020. Vol. 135. P. 239-251.

  63. Miyakis S., Lockshin M.D., Atsumi T. et al., International consensus statement on an update of the classification criteria for definite antiphospholipid syndrome (APS) // Journal of thrombosis and haemostasis. 2006. Vol. 4. P. 295-306.

  64. Pengo V., Ruffatti A., Legnani C. et al. Clinical course ofhigh-risk patients diagnosed with antiphospholipid syndrome // Journal of thrombosis and haemostasis. 2010. Vol. 8. P. 237-242.

  65. Galeano-Valle F., Oblitas C.M., Ferreiro-Mazon M.M. et al. Antiphospholipid antibodies are not elevated in patients with severe COVID-19 pneumonia and venous thromboembolism // Thromb. Res. 2020. Vol. 192. P. 113-115.

  66. Meroni P.L., Borghi M.O., Raschi E., Tedesco F. Pathogenesis of antiphospholipid syndrome: understanding the antibodies // Nat. Rev. Rheumatol. 2011. Vol. 7. P. 330-339.

  67. Mantovani Cardoso E., Hundal J. et al. Concomitant new diagnosis of systemic lupus erythematosus and COVID-19 with possible antiphospholipid syndrome. Just a coincidence? A case report and review of intertwining pathophysiology // Clin. Rheumatol. 2020. Vol. 39. P. 2811-2815.

  68. Fujii H., Tsuji T., Yuba T. et al. High levels of anti-SSA/Ro antibodies in COVID-19 patients with severe respiratory failure: a case-based review: High levels of anti-SSA/Ro antibodies in COVID-19 // Clin. Rheumatol. 2020. Vol. 39. P. 3171-3175.

  69. Aubignat M., Godefroy O. COVID-19 and ischemic stroke: Should we systematically look for lupus anticoagulant and antiphospholipid antibodies? // Rev. Neurol. 2020. Vol. 176. P. 505-506.

  70. Harzallah I., Debliquis A., Drénou B. Lupus anticoagulant is frequent in patients with Covid-19 // J. Thromb. Haemost. 2020. Vol. 18. P. 2064-2065.

  71. Tang N. Response to «Lupus anticoagulant is frequent in patients with Covid-19» (JTH-2020-00483) // J. Thromb. Haemost. 2020. Vol. 18. P. 2065-2066.

  72. American Society of Hematology. Covid-19 andcoagulopathy: frequently asked questions. https://hematology.org/covid-19/covid-19-and-coagulopathy (2020).

  73. Luks A. et al. COVID-19 lung injury is not high-altitude pulmonary edema // High Alt. Med. Biol. 2020. Vol. 21. P. 192-193.

  74. Lillicrap D. Disseminated intravascular coagulation in patients with 2019-nCoV pneumonia // J. Thromb. Haemost. 2020. Vol. 18. P. 786-787.

  75. Yuki K., Fujiogi M., Koutsogiannaki S. COVID-19 pathophysiology: a review // Clin. Immunol. 2020. Vol. 215. P. 108427.

  76. Tang N., Bai H., Chen X. et al. Anticoagulant treatment is associated with decreased mortality in severe coronavirus disease 2019 patients with coagulopathy // J. Thromb. Haemost. 2020. Vol. 18. P. 1094-1099.

  77. Lippi G., Favaloro E.J. D-dimer is associated with severity of coronavirus disease 2019: a pooled analysis // Thromb. Haemost. 2020. Vol. 120. P. 876-878.

  78. Lippi G., Plebani M., Henry B.M. Thrombocytopenia is associated with severe coronavirus disease 2019 (COVID-19) infections: a metaanalysis // Clin. Chim. Acta. 2020. Vol. 506. P. 145-148.

  79. Fogarty H., Townsend L., Ni Cheallaigh C. et al. COVID-19 coagulopathy in Caucasian patients // Br. J. Haematol. 2020. Vol. 189. P. 1044-1049.

  80. Bikdeli B. et al. COVID-19 and thrombotic or thromboembolic disease: implications for prevention, antithrombotic therapy, and follow-up: JACC state-ofthe-art review // J. Am. Coll. Cardiol. 2020. Vol. 75. P. 2950-2973.

  81. Panigada M. et al. Hypercoagulability of COVID-19 patients in intensive care unit: a report of thromboelastography findings and other parameters of hemostasis // J. Thromb. Haemost. 2020. Vol. 18. P. 1738-1742.

  82. Volk A. et al. Coronavirus endoribonuclease and deubiquitinating interferon antagonists differentially modulate the host response during replication in macrophages // J. Virol. 2020. Vol. 94. P. 00178-20.

  83. Numis D.F. et al. Eculizumab treatment in patients with COVID-19: preliminary results from real life ASL Napoli 2 Nord experience // Eur. Rev. Med. Pharmacol. Sci. 2020. Vol. 24. P. 4040-4047.

  84. Risitano A.M. et al. Complement as a target in COVID-19? // Nat. Rev. Immunol. 2020. Vol. 20. P. 343-344.

  85. Ramanan M., Cohen J., Venkatesh B. Steroids and sepsis: the debate continues // Int. Anesthesiol. Clin. 2019. Vol. 57. P. 17-30.

  86. Ashbaugh D.G., Bigelow D.B., Petty T.L., Levine B.E. Acute respiratory distress in adults // Lancet. 1967. Vol. 2. P. 319-323.

  87. Ye Z., Wang Y., Colunga-Lozano L.E. et al. Efficacy and safety of corticosteroids in COVID-19 based on evidence for COVID-19, other coronavirus infections, influenza, community-acquired pneumonia and acute respiratory distress syndrome: a systematic review and metaanalysis // CMAJ. 2020. Vol. 192. P. 756-767.

  88. The WHO Rapid Evidence Appraisal for COVID-19 Therapies (REACT) Working Group. Association between administration of systemic corticosteroids and mortality among critically ill patients with COVID-19: ameta-analysis // JAMA. 2020. Vol. 324. P. 1330-1341.

  89. Xiang Z., Liu J., Shi D. et al. Glucocorticoids improve severe or critical COVID-19 by activating ACE2 and reducing IL-6 levels // Int. J. Biol. Sci. 2020. Vol. 16. P. 2382-2391.

Глава 8. АНТИКОВИДНАЯ ПЛАЗМА В КОМПЛЕКСЕ ТЕРАПИИ БОЛЬНЫХ COVID-19

А.Ю. Буланов, Н.В. Боровкова, А.И. Костин, И.Б. Симарова

Одним из эффективных методов лечения инфекционных заболеваний является пассивная иммунизация, то есть введение больному специфических иммуноглобулинов (антител), направленных против инфекционного агента. С этой целью применяют, например, плазму крови человека, вакцинированного или переболевшего. Такую плазму называют иммунной или гипериммунной, а если донор переболел инфекционным заболеванием и выздоровел, то применяют также другой термин - плазма реконвалесцента или конвалесцента (от лат. convalesco - «прихожу в здоровое состояние»). История успешного использования технологии иммунной плазмы насчитывает более века. Πервое ее применение при лечении дифтерии датировано 1880 г. Большой опыт накоплен отечественным здравоохранением по применению антибактериальных иммунных плазм, которые широко использовались для лечения гнойно-септических осложнений у больных и пострадавших в хирургических и травматологических стационарах.

Πрименение иммунных плазм при лечении больных с вирусными заболеваниями менее изучено. В научной литературе описан успешный опыт трансфузий реконвалесцентной плазмы при гриппе H1N1 и H5N1, SARS, MERS, лихорадке Эбола. Реконвалесцентная плазма применялась у пациентов средней тяжести и при тяжелом течении заболевания. Продемонстрировано снижение смертности, периода госпитализации, продолжительности ИВЛ, длительности периода вирусовыделения. При этом в доступной литературе присутствует описание лишь одной нежелательной реакции, связанной с применением реконвалесцентной плазмы. У больного лихорадкой Эбола зафиксирован эпизод лихорадки, сопровождающейся кожной эритемой. В этой связи применение плазмы реконвалесцентов COVID-19 [4] для лечения больных новой коронавирусной инфекцией представляется перспективным.

Эффект действия РПCovid опосредован в первую очередь противовирусным действием за счет наличия вируснейтрализующих антител (ВНА). Обсуждается также иммуномодулирующий эффект, связанный со снижением активации цитокинов и системы комплемента.

ЗАГОТОВКА АНТИКОВИДНОЙ ПЛАЗМЫ

ОРГАНИЗАЦИЯ РЕКРУТИНГА ДOНOРOВ АНТИКОВИДНОЙ ПЛАЗМЫ

Предшествующий опыт работы с иммунной плазмой, наличие мощного отделения клинической и производственной трансфузиологии, оснащенная лабораторная база и сформированная структура для оказания медицинской помощи пациентам с COVID-19 явились основанием для выхода НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского с инициативой об использовании РПCovid в комплексе терапии пациентов с COVID-19. Для скорейшего начала заготовки плазмы требовалось внесение изменений в существующее законодательство, а именно сокращение периода отвода от донации после перенесенной ОРВИ с 1 мес до 2 нед и использование метода патогенредукции РПCovid как альтернативы четырехмесячной карантинизации. Это было реализовано в приказе Департамента здравоохранения г. Москвы от 01.04.2020 № 325 «О внедрении технологии использования свежезамороженной плазмы от доноров-реконвалесцентов COVID-19». Кроме того, в документе были сформулированы основные требования к организации рабочих процессов для обеспечения качества и безопасности компонента крови, отбора доноров-реконвалесцентов после перенесенной коронавирусной инфекции COVID-19. На основании приказа № 325 в отделении трансфузиологии ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского» была организована работа по заготовке, обследованию, хранению, обеспечению безопасности и передаче в медицинские организации Департамента здравоохранения г. Москвы свежезамороженной патогенредуцированной плазмы доноров-реконвалесцентов COVID-19.

Рекрутинг доноров на первом этапе осуществлялся силами сотрудников отделения трансфузиологии по данным базы выписных пациентов. Этот этап можно охарактеризовать как пассивный выборочный рекрутинг, без обратной связи и без социальной поддержки. За 2 нед заготовка реконвалесцентной плазмы была произведена только у 52 доноров. В дальнейшем Правительство Москвы организовало колл-центр по работе с донорами плазмы, что позволило существенно увеличить поток доноров - до 70 человек в день и больше. По мере накопления знаний о динамике уровня ВНА у переболевших COVID-19 в целях получения максимально активной в отношении вируса плазмы был начат строгий отсев доноров по данным анамнеза и клиническим критериям. После внедрения в клиническую практику тестирования населения на наличие антител к коронавирусу при отборе доноров учитывались результаты этого исследования. Таким образом, был организован 2-этапный прием с предварительным обследованием и отбором по результатам тестирования на антитела к SARS-CoV-2.

Разработанный регламент, а также активная работа кол-центра позволили эффективно организовать рабочие процессы по привлечению доноров-реконвалесцентов. В результате за период 01.04-23.10.2020 на базе отделения трансфузиологии НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского было проведено более 2000 аферезов у доноров, переболевших новой коронавирусной инфекцией.

ОСОБЕННОСТИ ЗАГОТОВКИ АНТИКОВИДНОЙ ПЛАЗМЫ

Организация заготовки плазмы реконвалесцентов COVID-19 проводится в соответствии с требованиями, предъявляемыми к донорским пунктам. Донации осуществляются на добровольной основе (в соответствии с положениями Федерального закона от 20.07.2012 № 125-ФЗ «О донорстве крови и ее компонентов», приказом Министерства здравоохранения Российской Федерации от 14.09.2001 № 364 «Об утверждении порядка медицинского обследования донора крови и ее компонентов»). Первичная явка доноров осуществляется путем самообращения по предварительной записи либо при организованной доставке доноров, либо посредством выезда мобильной выездной бригады по заготовке компонентов крови по месту пребывания донора. К особенностям можно отнести более короткий срок (14 дней) отвода от донации после перенесенной ОРВИ. Повторная явка осуществляется через 14 дней после предшествующей процедуры плазмафереза. Кроме того, первичный донор плазмафере-за получает компенсацию за питание и меры социальной поддержки согласно действующему законодательству Российской Федерации и г. Москвы.

Обязательные требования при осмотре и допуске донора к плазмаферезу следующие:

  • наличие официального медицинского заключения утвержденной формы о перенесенной инфекции CОVID-19 легкой или средней степени тяжести, клинической и лабораторной реконвалесценции, наличие обследований по данным выписки из медицинской карты:

  • отрицательные результаты исследований на ВИЧ, гепатиты В и С;

  • гемограмма, биохимическое исследование крови (общий белок, альбумин/глобулины, аминотрансферазы, креатинин, глюкоза, билирубин, К, Na, Са), коагулограмма (в том числе D-димеры), СРБ, ферритин, электрокардиограмма;

  • наличие исследования на содержание (титр) специфических антител (IgG) к SARS-CoV-2;

  • возраст от 18 до 55 лет, масса тела >50 кг; удовлетворительное самочувствие, отсутствие жалоб;

  • удовлетворительный объективный статус, отсутствие симптомов ОРВИ;

  • дальнейший осмотр донора в соответствии с «Порядком медицинского обследования донора крови и ее компонентов», утвержденным приказом Министерства здравоохранения Российской Федерации от 14.09.2001 № 364 «Об утверждении порядка медицинского обследования донора крови и ее компонентов».

Доноры, не соответствующие критериям осмотра и имеющие отклонения в результатах исследований крови, противопоказания к донации в соответствии с приказом МЗ РФ от 14.09.2001 № 364 «Об утверждении порядка медицинского обследования донора крови и ее компонентов», к донации не допускаются.

Плазма заготавливается методом обычного афереза на аппаратах РСS-2 и Auto-C в объеме до 650 мл в течение 40 мин при хорошей переносимости процедуры. При появлении нежелательных реакций легкой степени возможно сокращение времени процедуры и ограничение заготовки в объеме до 400 мл. Дополнительный мониторинг за донором в процессе заготовки плазмы (АД, электрокардиограмма, пульсоксиметрия) осуществляется при необходимости, например, при возникновении нежелательной реакции на плазмодачу. По окончании процедуры донор обязан повторить завтрак (чай, сахар, печенье) и находиться под наблюдением медперсонала в зоне отдыха не менее 20 мин.

Пробы крови донора-реконвалесцента, взятые во время дона-ции, дополнительно к стандартно проводимым исследованиям на инфекции тестируются на РНК SARS-CoV-2, IgG к SARS-CoV-2 и HLA-антитела у женщин.

Выбраковка проводится по стандартным регламентированным правилам в соответствии с постановлением Правительства РФ от 22.06.2019 № 797 «Об утверждении Правил заготовки, хранения, транспортировки и клинического использования донорской крови и ее компонентов». При наличии отклонений по параметрам дополнительного исследования проб крови доноров решение о выбраковке заготовленной плазмы принимается комиссией по выбраковке.

Проведение патогенредукции полученных доз плазмы осуществляют сразу после окончания процедур плазмафереза. Патогенредукция проводится с использованием любой из трех технологий (с амотосаленом, рибофлавином или метиленовым синим). Процедура патогенредукции начинается непосредственно после окончания работы с дозой плазмы в операционной. Продукт сразу передается на склад неапробированной продукции и далее во вторичное фракционирование. По окончании патогенредукции продукт остается на складе неапробированной продукции до момента получения результатов тестирования проб крови донора. Этикетирование и передача готовой продукции в кабинет выдачи компонентов крови осуществляются после получения результатов обследования доноров в течение дня либо на следующие сутки. Возможна выдача РПCovid патогенредуцированной в клинику без заморозки в экстренном порядке в течение текущего дня, замораживание РПCovid патогенредуцированной и выдача в клинику по потребности в плановом порядке.

Все дозы РПCovid хранятся в медицинских морозильниках и транспортируются с соблюдением правил холодовой цепи, а перед применением размораживаются с использованием предназначенного оборудования в соответствии с постановлением Правительства РФ от 22.06.2019 № 797 «Об утверждении Правил заготовки, хранения, транспортировки и клинического использования донорской крови и ее компонентов». Следует учитывать, что в плазме содержится фотоактивное вещество, поэтому при обработке помещений ультрафиолетовым облучением необходимо прикрывать открытые участки кожи пациента, а также тщательно экранировать глаза во избежание ожога роговицы и сетчатки.

ОЦЕНКА КАЧЕСТВА АНТИКOВИДНOЙ ПЛАЗМЫ (ИММУНОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ)

В связи с отсутствием зарегистрированных тест-систем для скрининга антител к SARS-CoV-2 на начало пандемии все образцы крови донора и образцы плазмы, взятые в процессе заготовки и дополнительной обработки, направлялись в ФГБУ «НИЦЭМ Национально-исследовательский центр им. Н.Ф. Гамалеи» Минздрава России. На данной базе к тому времени уже имелись паспортизированные образцы возбудителя новой коронавирус-ной инфекции, а также все материально-технические ресурсы для быстрого воспроизведения методики определения уровня ВНА. Коронавирус SARS-CoV-2 является оболочечным вирусом, геном которого представлен одноцепочечной РНК позитивной полярности. Вирионы имеют размер около 65-125 нм, четыре основных структурных белка и несколько вспомогательных (рис. 8-1).

image
Рис. 8-1. Строение вириона SARS-CoV-2: () оцРНК - оболочечный, одноцепочечный () РНК-вирус, IV группа по Балтимору; RBD - рецепторсвязывающий домен; S1 - домен S1 гликопротеина S; S2 - домен S2 гликопротеина S (рисунок предоставлен И.В. Должиковой, ФГБУ «Национальный исследовательский центр эпидемиологии и микробиологии имени почетного академика Н.Ф. Гамалеи» Минздрава России, 2020)

К основным структурным белкам относятся нуклеопротеин N, входящий в состав нуклеопротеинового комплекса и участвующий в процессах репликации вируса, мембранный белок М, необходимый для стабилизации нуклеокапсида и упаковки вирусных частиц, гликопротеин Е, принимающий участие в созревании вирусных частиц, и гликопротеин S, который представлен шипиками на поверхности вируса и играет ключевую роль в интернализации вируса. Поверхностный гликопротеин S областью рецепторсвязывающего домена взаимодействует с рецептором АСЕ2 на поверхности клеток, что запускает каскад реакций, приводящих к проникновению вирусных частиц в клетку.

ВНА в плазме крови определяли с помощью реакции нейтрализации вируса SARS-CoV-2 на пермиссивной клеточной культуре Vero E6. Это метод, основанный на определении наличия или отсутствия цитопатогенного действия на клетки в культуре в зависимости от титра ВНА анализируемой плазмы, то есть эффективности нейтрализации вируса. За титр ВНА исследуемой плазмы принимали высшее ее разведение, при котором происходит подавление цитопатического действия в двух лунках из трех. Механизм нейтрализации основан на высокоспецифичном взаимодействии антител с поверхностным гликопротеином S вируса, который отвечает за интернализацию вируса.

Начальный опыт заготовки плазмы реконвалесцентов показал довольно большой разброс полученных компонентов по титру ВНА. Результаты оценки общей структуры заготовки плазмы в зависимости от титра ВНА у доноров перед донацией представлены на рис. 8-2.

Как следует из рисунка, у 78 доноров ВНА не определялись, у 80 и 109 доноров титр ВНА был низким (1:20 и 1:40, соответственно), у 104 доноров имел промежуточное значение - 1:80, у 65 доноров - 1:160, у 39 доноров - 1:320, у 15 доноров - 1:640 и у трех был очень высоким - 1:1280. Далее в целях изучения зависимости титра ВНА от отдельных анамнестических данных и клинических параметров все донации были разделены по пороговому значению титра ВНА=1:160. Все донации с титром ≥1:160 ранжированы как высокий титр ВНА, донации с титром <1:160 ранжированы как низкий либо отсутствующий титр ВНА. Таким образом, донаций с высоким титром оказалось 122 (24,7%) и соответственно с низким либо его отсутствием - 371 (75,3%). Зависимость заготовки плазмы с высоким и низким либо отсутствующим титром от анамнестических и клинических параметров оценивалась в однофакторном и многофакторном анализе.

image
Рис. 8-2. Структура заготовки плазмы в зависимости от титра ВНА доноров (n =493) (Симарова И.Б. и др., 2020)

Зависимость титра ВНА у приглашенного донора в день донации от периода, прошедшего с начала заболевания, изучили в ранговой корреляции Спирмена. Πри однофакторном анализе взаимосвязи была обнаружена слабая, но достоверная зависимость (коэффициент корреляции r=0,13, p=0,0042, 95% доверительный интервал: 0,041-0,218, n=475).

Πри однофакторном анализе зависимости заготовки плазмы с высоким титром ВНА от возраста была выявлена слабая, но достоверная корреляция (К=0,132, p-value=0,0032). Выявлено, что в средней возрастной группе (36-55 лет) вероятность заготовки плазмы с высоким ВНА выше, чем у более молодых доноров (табл. 8-1).

Таблица 8-1. Зависимость виpycнeйтpaлизyющиx антител от возраста донора (n =493)* (Симаpова И.Б. и др., 2020)
Группа n С высоким титром С низким титром Доля, %

≤20 лет

15

3

12

20,0

21 год - 35 лет

212

35

177

16,5

36-55 лет

266

83

183

31,2

Примечание: * - коэффициент корреляции r =0,13, p-vahıe 0,0032, 95% доверительный интервал: 0,044-0,217.

При изучении зависимости уровня титров ВHА от пола, наличия в анамнезе вирусной пневмонии и выраженности температурной реакции (табл. 8-2) были рассчитаны оценки специфичности и чувствительности для задачи по заготовке плазмы с высоким и низким титром. Для каждого такого критерия мы также посчитали статистическую значимость: насколько значимо выборки, полученные делением по полу, пневмонии и температуре, разделяются на независимость с точки зрения критериев Манна-Уитни и хи-квадрат.

Таблица 8-2. Зависимость вирyснейтрализyющиx антител плазмы от пола и анамнеза донора (Симарова И.Б. и др., 2020)
Параметр Чувствительность Специфичность P, критерий Манна-Уитни P, критерий хи-квадрат (χ2)

Пол (мужской)

0,7213

0,5053

<0,00001

0,00002

Пневмония

0,5

0,7325

<0,00001

<0,00001

Температура >39,0 °С

0,11

0,96

0,00118

0,00514

Температура >38,0 °С

0,54

0,64

0,00034

0,00103

Как следует из результатов, представленных в табл. 8-3, отмечена зависимость от гендерной принадлежности. Вероятность заготовки реконвалесцентной плазмы с высоким титром (1:160 и выше) у доноров-мужчин оказалась значимо выше, чем у доноров-женщин. При выявлении в анамнезе у донора факта наличия верифицированной вирусной пневмонии вероятность заготовки плазмы с высоким титром повышается в отличие от доноров без доказанной пневмонии в анамнезе. Наличие высокой температурной реакции во время болезни также оказалось специфичным, но недостаточно чувствительным критерием для отбора доноров.

При многофакторном анализе зависимости заготовки плазмы с высоким титром ВНА от отдельных донорских параметров (см. табл. 8-3) наибольшая связь выявлена с мужским полом донора, с возрастом донора и наличием верифицированной вирусной пневмонии, а также с наличием/отсутствием лихорадки; интервал от начала заболевания до донации оказался менее значимым, чем в однофакторном анализе.

Таблица 8-3. Зависимость высокого титра вируснейтрализующих антител от отдельных параметров* (Симарова И.Б. и др., 2020)
Параметр Коэффициент Стандартная ошибка

Пол донора (мужской)

0,91

0,27

0,0009

Верифицированная пневмония

0,73

0,26

0,0055

Наличие/отсутствие лихорадки

0,47

0,19

0,0146

Возраст донора

0,04

0,013

0,0007

Интервал от начала заболевания

0,025

0,015

0,093

const

-4,33

0,79

0,0000

Примечание: * - многофакторный анализ (логистическая регрессия).

Итак, «идеальный образ» донора антиковидной плазмы является следующим: мужской пол, возраст больше 35 лет и наличие в анамнезе верифицированной вирусной пневмонии. Выраженность температурной реакции во время активного периода заболевания продемонстрировала меньшую значимость как независимый фактор, связанный с появлением высокого титра ВНА у донора. Интервал от начала заболевания до проведения плазмафереза также оказался малозначимым как независимый критерий отбора.

ПАТОГЕНРЕДУКЦИЯ КАК ЭТАП ПОДГОТОВКИ ПЛАЗМЫ ДЛЯ КЛИНИЧЕСКОГО ПРИМЕНЕНИЯ

В соответствии с разрешительной документацией патоген-редукция является обязательной к применению технологией дополнительной обработки плазмы в целях обеспечения ее безопасности. Ключевую роль в вопросе безопасности применения плазмы доноров-реконвалесцентов играет выбор способа патогенредукции, позволяющего минимизировать остаточный трансфузионный риск трансмиссивных вирусов в экспериментальном продукте, но при этом сохранить высокий титр антител к вирусу SARS-CoV-2. На сегодняшний день доступен целый ряд различных технологий патогенредукции. Ультрафиолетовое А- и В-излучение в сочетании соответственно с амотосаленом и рибофлавином позволяет инактивиро-вать нуклеиновые кислоты патогенных организмов. Эти системы могут в разной степени снижать активность вирусов SARS и MERS в плазме или концентратах тромбоцитов. Метиленовый синий - это фенотиазивное соединение, которое в комбинации с излучением видимого спектра также способно инактивировать коронавирусы в плазме. Применяемые в данных технологиях фотоактивные агенты имеют различную химическую структуру, активируются при различном спектре и длине волны облучения (при видимом свете около 590 нм, ультрафиолетовом А-излучении от 315 до 400 нм и ультрафиолетовом В-излучении от 280 до 315 нм). Соответственно в обеспечение редукции патогенов за счет связывания нуклеиновых кислот вовлекаются различные механизмы. При некоторых фотохимических реакциях образуются активные формы кислорода, которые могут повреждать не только нуклеиновые кислоты, но и любые белковые структуры, что в свою очередь может привести к снижению содержания в готовом продукте специфических IgG и IgM, а также повлиять на вируснейтрализующую активность рекон-валесцентной плазмы (рис. 8-3).

image
Рис. 8-3. Доля единиц реконвалесцентной плазмы COVID-19, у которых не было снижения титра вируснейтрализующих антител (синий сектор), снижение титра вируснейтрализующих антител на один порядок (красный сектор) или снижение титра вируснейтрализующих антител на два порядка (зеленый сектор) после процедуры редукции патогенов с помощью метиленового синего (а), амотосалена (б) и рибофлавина (в) среди единиц плазмы (а, б, в) с исходным титром вируснейтрализующих антител 1:80 или выше (Kostin A., Lundren M. et al., 2021)

Πо нашим данным, при организации рабочих процессов по обеспечению безопасности реконвалесцентной плазмы предпочтительно использовать технологии инактивации с амотосаленом и метиленовым синим в связи с большей вероятностью сохранения в готовом продукте исходного титра ВНА. В тех отделениях трансфузиологии, где традиционно используется патогенредукция рибофлавином, можно рассмотреть вопрос увеличения дозы переливаемой конвалесцентной плазмы для того, чтобы скомпенсировать уменьшение исходного титра ВНА после этого метода патогенредукции.

КЛИНИЧЕСКОЕ ПРИМЕНЕНИЕ АНТИКОВИДНОЙ ПЛАЗМЫ

ПОКАЗАНИЯ И ПРОТИВОПОКАЗАНИЯ К ПРИМЕНЕНИЮ АНТИКОВИДНОЙ ПЛАЗМЫ

При начале использования плазмы реконвалесцентов в лечении больных новой коронавирусной инфекцией, вызванной вирусом SARS-CoV-2, в научной литературе не было определено четких показаний и противопоказаний к ее применению, сроков начала терапии и дозы и кратности введения. К апрелю 2020 года было опубликовано лишь несколько статей, описывающих эффективное и безопасное введение плазмы реконвалесцентов у одного-трех больных с пневмонией, вызванной SARS-CoV-2. В этой связи на первом этапе показания к трансфузии РПCovid на основании имеющихся работ были сформулированы следующим образом.

  • Выявление РНК SARS-CoV-2 и/или типичная картина вирусного поражения легких: множественное поражение легочной ткани по типу матового стекла с участками консолидатов.

  • Наличие признаков дыхательной недостаточности (Sа O2 ниже 95% при дыхании воздухом, потребность в ингаляции кислорода/СPAP/ИВЛ).

  • Абсолютное число лимфоцитов <1,2×109 /л или коэффициент «абс. нейтрофилы/абс. лимфоциты» от 3,13 и более.

  • Отсутствие динамики в течение 48-72 ч или отрицательная динамика через 24-48 ч на стартовой терапии.

По мере накопления опыта по использованию плазмы реконвалесцентов в лечении пациентов с COVID-19 показания к ее назначению претерпевали некоторые изменения. Так, хотя во многих публикациях обсуждается применение РПCovid у критических пациентов, наш опыт позволяет усомниться в целесообразности ее трансфузии пациентам, у которых отмечено присоединение тяжелой вторичной бактериальной инфекции, ПОH, больным на ЭКМО.

Оптимально применение реконвалесцентной плазмы на 3-10-е сутки от начала заболевания. В более поздний срок трансфузия может рассматриваться в качестве терапевтического воздействия при недостаточности собственного иммунного ответа пациента. Критериями недостаточности иммунного ответа являются прежде всего лимфопения (абсолютное число лимфоцитов менее 1,0×109 /л), а также отсутствие в плазме пациента специфических антител к SARS-CoV-2. Ярким примером показаний к позднему применению РПCovid являются пациенты с ВИЧ, инфицированные SARS-CoV-2. В литературе обсуждается курсовое применение РПCovid при подобной вирусной ассоциации до прекращения выделения коронавируса из дыхательных путей.

К настоящему моменту можно определить образ «оптимального пациента» для переливания антиковидной плазмы:

  • 5-7-е сутки болезни;

  • самостоятельное дыхание с кислородной поддержкой, прогрессирование дыхательной недостаточности;

  • отсутствие антител к SARS-CoV-2;

  • лимфопения (<1,0×109 /л);

  • сохраняющаяся лихорадка.

Рекомендуемый объем трансфузии реконвалесцентной плазмы отличается от такового для свежезамороженной плазмы от здоровых доноров. Анализ литературы и собственного опыта привел к рекомендуемому диапазону 3-5 мл/кг для однократной трансфузии. Целесообразность повторного введения плазмы реконвалесцентов остается дискутабельной. В ряде случаев возможно переливание плазмы 2 раза и более c интервалом между введениями не более 72 ч. При этом предпочтителен выбор плазмы от другого донора. Hазначение РПCovid на фоне развившейся ПОH, при присоединении вторичной бактериальной инфекции, при наличии антител к SARS-CoV-2 или на фоне лимфоцитоза нецелесообразно.

КЛИНИЧЕСКАЯ ЭФФЕКТИВНОСТЬ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ АНТИКОВИДНОЙ ПЛАЗМЫ

Характерной, неисправимой на сегодняшний день чертой классической свежезамороженной плазмы является ее нестандартизованность. Медицинским сообществом принято это как данность, требующая учета при проведении трансфузионной терапии. Хотя общие правила отбора доноров-реконвалесцентов выработаны, проявления индивидуальности в РПCovid не избежать. За критерий иммунной состоятельности РПCovid принят титр ВНА. На основании рекомендаций FDA титр 1:160 обозначен как эффективный минимум. При отсутствии РПCovid «160 плюс» допустимым считается применение плазмы с титром ВНА 1:80. При этом на практике в ряде случаев положительный результат был достигнут и при использовании РПCovid 1:40.

Несмотря на более чем полугодовой опыт работы с РПCovid, работы по клинической эффективности пассивной иммунизации при COVID-19 не отличаются высоким уровнем с позиции доказательной медицины. Большинство исследований моноцентровые, или представлены описания серии клинических случаев. Практически нет рандомизированных контролируемых исследований. Такое положение связано в первую очередь с условиями пандемии. Наш опыт демонстрирует необходимость селекции пациентов для определения показаний к трансфузии РПCovid. Как указано выше, нет оснований ожидать эффективного ответа на пассивную иммунизацию у пациентов с осложненными формами коронавирусной инфекции и дыхательной недостаточностью, достигшей «уверенной ИВЛ» или ЭКМО. Косвенно подтверждают наши данные о важности выбора больных для эффективной трансфузии РПCovid результаты многоцентрового исследования американских коллег, выполняемого под патронажем Food and Drug Administration (FDA). По мере накопления опыта работы с РПCovid смертность у пациентов с COVID-19, получавших трансфузии, снизилась с 14,9 (данные, полученные на основании анализа первых 5000 пациентов) до 8,6% (данные анализа плюс 15 000 пациентов, пролеченных с использованием РП). Кроме того, на примере многих технологий критической медицины и не только оправданным считается разделение пациентов на тех, кто ответит и не ответит на введение плазмы, и выработка показаний на этой основе.

Собственные результаты и анализ мирового опыта, включая полученный и при более ранних вспышках тяжелых вирусных респираторных заболеваний, позволяют как основной клинический эффект РПCovid обозначить остановку прогрессии и регресс дыхательной недостаточности с уменьшением потребности в переводе на ИВЛ/ЭКМО и улучшением исходов заболевания.

Неизбежная проблема РПCovid - донорский ресурс. Простая математическая логика подсказывает, что в общем итоге выздоровевших не может быть больше, чем заболевших. Далее соотношение потенциальных доноров к потенциальным реципиентам сдвинут в невыгодную сторону общие противопоказания к донорству, особенности течения данного заболевания и недостаточный иммунный ответ.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. Kostin A., Lundren M. et al. Impact of pathogen reduction methods on immunological properties of the COVID-19 convalescent plasma // Vox Sanguinis 2021. Mar 18;10.1111/vox.13056. doi: 10.1111/vox.13056. Online ahead of print.

  2. Li L., Zhang W., Hu Y. et al. Effect of convalescent plasma therapy on time to clinical improvement in patients with severe and life-threatening COVID-19: a randomized clinical trial // JAMA. 2020. Vol. 324. N. 5. P. 460-470. DOI: 10.1001/jama.2020.10044.

  3. Rojas M., Rodriguez Y., Monsalve D.M. et al. Convalescent plasma in Covid-19: Possible mechanisms of action // Autoimmun. Rev. 2020. Vol. 19. N. 7. DOI: 10.1016/j.autrev.2020.102554.

  4. Баклаушев В.П., Аверьянов А.В., Сотникова А.Г. и др. Предварительные итоги исследования безопасности и эффективности плазмы реконвалесцентов в терапии COVID-19 // Клиническая практика. 2020. Т. 11. № 2. С. 38-49. DOI: 10.17816/ clinpract35168.

  5. Буланов А.Ю., Костин А.И., Петриков С.С. и др. Клиническое использование реконвалесцентной плазмы в терапии новой коронавирусной инфекции: московский опыт // Анестезиология и реаниматология. 2020. № 6-2. С. 33-39. DOI: 10.17116/ anaesthesiology202006233. 6. Симарова И.Б., Костин А.И., Смирнова Ю.В. и др. Формирование когорты доноров антиковидной плазмы с высоким титром антител, нейтрализующих SARS-Cov-2 // Гематология и трансфузио-логия. 2020. Т. 65. № 3. С. 242-250. DOI: 10.35754/0234-5730-202065-3-242-250.

Глава 9. АНТИБАКТЕРИАЛЬНАЯ ТЕРАПИЯ ПРИ COVID-19

В.В. Кулабухов, А.П. Филатова

Ключевые положения

  • Вирусная инфекция COVID-19 не требует назначения антибактериальной терапии.

  • Πрофилактическое назначение антибактериальных препаратов показано в исключительных случаях пациентам групп риска (при наличии сопутствующей патологии и высокой вероятности присоединения бактериальной флоры).

  • Назначение антибиотиков необходимо лишь при наличии бактериальной инфекции.

В случае сомнений может оказаться целесообразным получить результаты микробиологического исследования и уровня прокальцитонина в плазме крови.

  • Антибактериальная терапия у пациентов с инфекцией COVID-19 проводится согласно существующим рекомендациям.

  • Назначенная эмпирически антибактериальная терапия должна быть отменена в случае, если нет признаков бактериальной инфекции.

Изменения в легких при COVID-19 в первую очередь связаны с иммунными механизмами - синдромом активации макрофагов с развитием «цитокинового шторма», коагулопатией с микротромбозом капилляров, интерстициальным отеком. В связи с этим правильнее применять вместо термина «пневмония» при поражении легких, вызванного SARS-Cov-2, термины «вирусная пневмония» либо «вирусное интерстициальное поражение легких», что отражает патогенез заболевания при COVID-19 и обосновывает отказ от применения антибиотиков при этом поражении.

В соответствии со стратегией контроля антимикробной терапии при присоединении бактериальной пневмонии у пациентов с инфекцией COVID-19 показано назначение рациональной антибактериальной терапии с учетом вероятного спектра возбудителей и стратификации по наличию факторов риска полирезистентных возбудителей.

Антибактериальная терапия назначается при наличии убедительных признаков присоединения бактериальной инфекции [повышение уровня прокальцитонина более 0,5 нг/мл, лейкоцитоз выше 10×109 /л, сдвиг лейкоцитарной формулы влево (появление молодых, незрелых форм нейтрофилов), появление гнойной мокроты, необходимость в увеличении фракции кислорода во вдыхаемой газовой смеси].

Выбор антибиотиков и способ их введения осуществляются на основании тяжести состояния пациента, анализа факторов риска наличия резистентных микроорганизмов (предшествующий прием антибиотиков, сопутствующие заболевания, наличие в анамнезе госпитализации в лечебные учреждения) и результатов микробиологических исследований.

Таким образом, в рекомендациях по эмпирическому назначению антибактериальных препаратов (АБП) пациентов, которым требуется назначение антибактериальных препаратов, целесообразно стратифицировать на четыре типа.

Тип I. Внебольничные инфекции без факторов риска полирезистентных возбудителей.

  • Тип II. Внебольничные инфекции с факторами риска полирезистентных возбудителей (риск продукции β-лактамазрасширенного спектра среди энтеробактерий, полирезистентные пневмококки).

  • Тип III. Нозокомиальные инфекции. Следует выделять два подтипа - а и b:

  • IIIa: вне отделения реанимации и интенсивной терапии (ОРИТ), без предшествующего применения АБП (риск β-лактамазрасширенного спектра);

  • IIIb: длительная госпитализация (>7 дней), и/или нахождение в ОРИТ >3 дней, и/или предшествующее применение АБП [риск β-лактамазрасширенного спектра, карбапенемрезистентных энтеробактерий и Acinetobacter spp., полирезистентных неферментирующих грамнегативных бактерий (P. aeruginosa, Acinetobacter spp.), MRSA].

Тип IV. Hозокомиальные инфекции с риском инвазивного кандидоза.

Для стратификации пациента в тот или иной тип до получения результатов микробиологического анализа следует исходить из известных факторов, с высокой вероятностью предсказывающих наличие механизмов резистентности у возбудителей.

Факторы риска метиициллинрезистентного S. aureus (MRSA):

  • высокий уровень MRSA в отделении;

  • предшествующая (в течение 3 мес) госпитализация;

  • применение антибиотиков широкого спектра (фторхинолоны, в меньшей степени цефалоспорины III-IV поколения);

  • наличие внутрисосудистого катетера;

  • назальное носительство MRSA;

  • в/в наркоманы;

  • наличие трофических язв или пролежней.

Факторы риска Pseudomonas aeruginosa:

  • длительное нахождение в ОРИТ;

  • ИВЛ >4 сут;

  • стернотомия;

  • наличие бронхоэктазов, муковисцидоза;

  • наличие уретрального катетера.

Факторы риска энтеробактерий, устойчивых к карбапенемам:

  • предшествующее применение карбапенемов;

  • высокий уровень карбапенемазопродуцирующих бактерий в отделении;

  • колонизация кишечника пациента карбапенемазопродуцирующими энтеробактериями.

При выборе лекарственной формы целесообразно, по возможности, использовать пероральные формы антимикробных препаратов (АМП) либо ступенчатую терапию (переход с внутривенных форм на прием таблетированных). Следует ограничить внутримышечное введение антибиотиков.

АНТИБАКТЕРИАЛЬНАЯ ТЕРАПИЯ АМБУЛАТОРНЫХ ПАЦИЕНТОВ С ВНЕБОЛЬНИЧНОЙ ПНЕВМОНИЕЙ НА ФОНЕ ИНФЕКЦИИ СOVID-19

Выбор препаратов зависит от тяжести течения пневмонии и риска наличия резистентных микроорганизмов.

Для оценки тяжести пневмонии рекомендовано использование шкалы IDSA/ATS.

Критерии тяжести внебольничной пневмонии (IDSA/ATS) [10]

Большие критерии:

  • выраженная дыхательная недостаточность, требующая ИВЛ;

  • септический шок (необходимость введения вазопрессоров).

Малые критерии:

  • ЧДД ≥30 в минуту;

  • РаО2 /FiO2 ≤250;

  • мультилобарная инфильтрация;

  • нарушение сознания;

  • уремия (остаточный азот мочевины ≥20 мг/дл);

  • лейкопения (лейкоциты <4×109 /л);

  • тромбоцитопения (тромбоциты <100×109 /л);

  • гипотермия (<36 °С);

  • гипотензия, требующая интенсивной инфузионной терапии.

При наличии одного большого критерия либо трех малых пневмонию следует рассматривать как тяжелую.

Препаратом выбора у пациентов с внебольничной бактериальной пневмонией (ВП) на фоне COVID-19 без сопутствующих заболеваний и других факторов риска инфицирования редкими и/или резистентными микроорганизмами является амоксициллин, альтернативой - макролиды (табл. 9-1).

К факторам риска инфицирования резистентными возбудителями относят пребывание в учреждениях длительного ухода, госпитализация в течение 2 сут и более в предшествующие 90 дней, лечение антибиотиками в предыдущие, наличие сеансов диализа или лечение ран в домашних условиях в предшествующие 30 дней.

Таблица 9-1. Выбор антибактериальных препаратов для терапии внебольничной бактериальной пневмонии на фоне инфекции COVID-19
Тип пациента Препараты выбора Альтернатива

Нетяжелая ВП у пациентов без сопутствующих заболеваний, не принимавших за последние 3 мес антибиотики ≥2 дней и не имеющих других факторов риска

Амоксициллин 500 мг 3 раза в сутки per os

Кларитромицин 500 мг в сутки per os

Нетяжелая ВП у пациентов с факторами риска

Амоксициллин + кла-вулановая кислота 1,2 г 2 раза в сутки per os и кларитромицин 500 мг в сутки per os

Левофлоксацин 500 мг 2 раза в сутки per os или моксифлоксацин 400 мг в сутки per os или цефдиторен 00 мг 2 раза в сутки per os

Обычно при такой терапии длительность применения антибактериальных препаратов не превышает 7 дней.

Основные критерии эффективности антибактериальной терапии (АБТ) - снижение температуры, уменьшение выраженности интоксикационного синдрома и основных клинических симптомов ВП, в первую очередь одышки, однако при сочетании вирусного и бактериального компонента классические критерии могут быть слабочувствительны и неубедительны:

  • стойкое снижение температуры тела <37,2 °С в течение не менее 48 ч;

  • отсутствие интоксикационного синдрома;

  • частота дыхания <20 в минуту (у пациентов без хронической дыхательной недостаточности);

  • отсутствие гнойной мокроты (за исключением пациентов с ее постоянной продукцией);

  • количество лейкоцитов в крови <10×109 /л, нейтрофилов <80%, юных форм <6%.

Следует помнить, что короткие курсы АБТ могут быть недостаточно эффективными у пациентов пожилого и старческого возраста, с хроническими сопутствующими заболеваниями, при слабом или неубедительном клиническом ответе на лечение, а также в случаях ВП, вызванной такими возбудителями, как S. aureus, P. aeruginosa.

АНТИБАКТЕРИАЛЬНАЯ ТЕРАПИЯ ГОСПИТАЛИЗИРОВАННЫХ ПАЦИЕНТОВ С ВНЕБОЛЬНИЧНОЙ ПНЕВМОНИЕЙ НА ФОНЕ ИНФЕКЦИИ COVID-19

Всем пациентам в стационаре с диагнозом «бактериальная ВП» как можно быстрее должны назначаться системные АБП; при подозрении на тяжелую ВП назначение АБП является неотложным. Антибактериальная терапия у госпитализированных пациентов должна начинаться с парентеральных лекарственных форм; при тяжелой ВП необходимо внутривенное введение антибактериальных препаратов.

Выбор препаратов для стартовой АБТ осуществляется эмпирически с учетом тяжести ВП и факторов, определяющих спектр потенциальных возбудителей и вероятность наличия полирезистентных штаммов.

Пациентам в тяжелом состоянии в ОРИТ при наличии признаков бактериальной инфекции (повышение уровня прокальцитонина (ПКТ) более 0,5 нг/мл, появление гнойной мокроты) рекомендована комбинированная терапия: защищенные аминопенициллины, цефалоспорины в комбинации с кларитромицином в/в. Альтернативой является применение цефалоспоринов

III поколения в/в в комбинации с респираторным фторхинолоном в/в. Выбор антибактериальных препаратов для эмпирической терапии тяжелой ВП представлен в табл. 9-2.

Таблица 9-2. Рекомендации по эмпирической антибактериальной терапии тяжелой внебольничной пневмонии на фоне COVID-19

1. Пациенты без факторов риска инфицирования P. aeruginosa [5] и аспирации

Цефотаксим + сульбактам 1,5-3,0 г 3-4 раза в сутки в/в или цефтриаксон + сульбактам 1,5-3,0 г 1-2 раза в сутки в/в или цефтаролина фосамил 600 мг 2 раза в сутки в/в или эртапенем 1 г в сутки в/в + кларитромицин 250 мг 2 раза в сутки в/в или моксифлоксацин 400 мг в/в

2. Пациенты с факторами риска инфицирования P. аeruginosa`

Пиперациллин + тазобактам 4 г 3 раза в сутки в/в или меропенем 1 г 3 раза в сутки в/в или дорипенем 1 г 3 раза в сутки в/в или имипенем + циластатин 500 мг + 500 мг 4 раза в сутки в/в + левофлоксацин 500 мг 2 раза в сутки в/в или кларитромицин 250 мг 2 раза в сутки в/в или +/- аминогликозид II-III поколения в/в

3. Пациенты с подтвержденной/предполагаемой аспирацией

Цефтриаксон 2 г в сутки в/в или эртапенем 1 г в сутки в/в или пиперациллин + тазобактам 4,5 г 3 раза в сутки в/в или меропенем 1 г 3 раза в сутки в/в или дорипенем 1 г 3 раза в сутки в/в или имипенем + циластатин 500 мг + 500 мг 4 раза в сутки в/в + метронидазол 500 мг 3 раза в сутки в/в

Пациентам с наличием факторов риска инфицирования метициллинрезистентным Staphylococcus aureus (недавно перенесенные хирургические вмешательства, госпитализации или пребывание в доме престарелых, наличие постоянного внутривенного катетера, диализ) целесообразно эмпирическое назначение препаратов, обладающих антистафилококковой (анти-MRSA) активностью (цефтаролина фосамил, линезолид, телаванцин) в/в. Ванкомицин для терапии жизнеугрожающей инфекции в качестве стартовой терапии в настоящий момент признан неоптимальным препаратом.

Следует помнить: Комитет фармаконадзора за рисками фармакотерапии Европейского медицинского агентства определил, что фторхинолоны не должны применяться для лечения легких или среднетяжелых инфекций, за исключением случаев, когда другие рекомендуемые антибиотики не могут быть назначены. Эта рекомендация основана на высоком потенциале развития резистентности микроорганизмов при применении фторхинолонов и побочных эффектов, связанных с поражением мышц, сухожилий, костей и нервной системы (EMA/668915/2018).

ЭМПИРИЧЕСКАЯ АНТИБАКТЕРИАЛЬНАЯ ТЕРАПИЯ ПРИ БАКТЕРИАЛЬНОЙ СУПЕРИНФЕКЦИИ В СТАЦИОНАРЕ

Бактериальная пневмония может присоединиться во время госпитализации (особенно пневмония, связанная с ИВЛ, у интубированных пациентов). Терапия таких пациентов представляет серьезную проблему вследствие наличия множественной резистентности штаммов, циркулирующих в стационаре. Фактором, ограничивающим распространение полирезистентных микроорганизмов, является строгое соблюдение мер инфекционного контроля.

При развитии нозокомиальной (внутрибольничной) бактериальной пневмонии у пациентов с COVID-19 антибактериальная терапия проводится по общим правилам - с учетом тяжести состояния пациента, локальной эпидемиологии антибиотикорезистентности в стационаре/отделении, факторов риска инфекции, вызванной резистентными бактериями, результатов микробиологической диагностики.

При проведении эмпирической терапии всегда сохраняется вероятность избыточности или неэффективности, поэтому период ее проведения должен быть максимально коротким, а при правильной организации работы и использовании современных методов лабораторных исследований не превышать 48 часов. После получения результатов исследований необходимо оценить возможность и целесообразность коррекции терапии (продолжить без изменения, провести деэскалацию, дополнить и пр.), но в любом случае с этого момента терапия должна стать этиотропной. Только такая терапия является оптимальной и относительно безопасной.

При проведении этиотропной терапии учитывают:

  • специфичность действия в отношении установленного возбудителя или возбудителей. Используемый АБП должен обладать специфическим антибиотическим действием на возбудителя при общем узком спектре активности. Если установлено несколько возбудителей, то следует назначать либо монотерапию препаратом, спектру активности которого они соответствуют, либо адекватную комбинацию препаратов;

  • способность проникать и создавать терапевтические концентрации в различных тканях и жидкостях организма при назначении в дозах, соответствующих официальной инструкции к препарату. Применение АБП в дозах ниже терапевтических недопустимо;

  • при повышении минимальной подавляющей концентрации (МПК) у проблемных микроорганизмов для получения клинического эффекта антибиотика необходимость увеличения его концентрации в крови и очаге (для концентрационно-зависимых АМП) или увеличения кратности и/или продолжительности его введения (для антибиотиков с времязависимым действием). В этом случае назначение антибиотиков в дозах, превышающих рекомендуемые в официальной инструкции, может осуществляться по решению врачебной комиссии, которое фиксируется в медицинских документах пациента;

  • назначение в ряде случае у пациентов с жизнеугрожающими инфекционными осложнениями (септический шок, вентилятор-ассоциированная пневмония) комбинации АБП, обладающих синергическим эффектом в отношении устойчивых к большинству антибиотиков микроорганизмов (табл. 9-3).

При проведении эмпирической и этиотропной терапии необходимо учитывать вероятность возможных нежелательных реакций, связанных с особенностями пациента (возраст, масса тела, аллергологический и фармакологический анамнез, функция почек и печени, беременность, кормление грудью, прием других лекарственных препаратов). При подозрении на наличие полирезистентных возбудителей выбор антибактериальной терапии нозокомиальных инфекций рекомендован на основании консультации клинического фармаколога.

Таблица 9-3. Схемы антибактериальной терапии пневмонии, вызванной нозокомиальными штаммами микроорганизмов, обладающими множественной устойчивостью к антибиотикам
МНН Схемы Особенности применения

Инфекции, вызванные грамположительными микроорганизмами

Инфекции, вызванные MRSA

1

Ванкомицин

1,0 г 2 раза в сутки в/в в течение 1 ч

При МПК ванкомицина ≤1 мг/л стандартный режим дозирования. При МПК ванкомицина ≥1 мг/л увеличение дозы по решению ВК: нагрузочная доза 25-30 мг/кг, затем 15-20 мг/кг с интервалом 8-12 ч.

Оптимальным способом выбора режима дозирования ванкомицина является его коррекция на основании терапевтического лекарственного мониторинга. Низкая активность в отношении МSSA

2

Линезолид

600 мг 2 раза в сутки в/в

Применение при бактериемии, инфекционном эндокардите не оптимально

3

Цефтаролина фосамил

600 мг 2 раза в сутки в/в в течение 1 ч

В случае тяжелого течения инфекции (сепсис, септический шок) доза может быть увеличена до 600 мг 3 раза в сутки

4

Телаванцин

10 мг/кг 1 раз в сутки в/в в течение 1 ч

Инфекции, вызванные грамотрицательными микроорганизмами

Карбапенемрезистентные штаммы Enterobacterales (Klebsiella spp., Escherichia coli, Enterobacter spp. и др.)

Базовые препараты

1

Цефтазидим + авибактам

По 2,5 г 3 раза в сутки в/в в виде инфузии объемом 100 мл с постоянной скоростью в течение 120 мин

При инфекциях, вызванных Enterobacterales, продуцирующими карбапенемазы групп КРС и/или ОХА-48. При отсутствии сочетанной продукции карбапенемаз группы металло-β-лактамаз возможна монотерапия, в случае сочетанной продукции КРС и/или ОХА-48 + металло-β-лактамаза показана комбинированная терапия

2

Цефтолозан + тазобактам

3 г 3 раза в сутки каждые 8 ч в/в в течение 120 мин

При инфекциях, вызванных карбапенемрезистентными штаммами Enterobacterales с подтвержденной чувствительностью к цефтолозану + тазобактаму при отсутствии продукции карбапенемаз, подтвержденной культуральными или ПЦР методами, может быть использован в качестве монотерапии

3

Тигециклин

Первая нагрузочная доза 100 мг в/в в течение 1 ч, затем по 50 мг 2 раза в сутки в/в в течение 1 ч

При инфекциях, вызванных Enterobacterales, продуцирующими сериновые карбапенемазы и/ или металло-β-лактамазу в комбинированном режиме, в том числе с карбапенемами. В случае тяжелого течения инфекции (сепсис, септический шок) возможно применение высоких доз по решению ВК: первая нагрузочная доза 200 мг, затем 100 мг 2 раза в сутки

4

Меропенем

2 г в/в инфузия в течение 3 ч 3 раза в сутки (в первые сутки непосредственно перед первой инфузией введение нагрузочной дозы 2 г в/в болюсно)

В случае отсутствия продукции карбапенемаз, подтвержденной культуральными или ПЦР-методами. Применение схемы возможно при инфекциях, вызванных Enterobacterales при МПК к меропенему 8< мг/л. Превышение максимальной суточной дозы в первые сутки должно быть оформлено решением ВК

5

Дорипенем

По 1 г в течение 4 ч 3 раза в сутки в/в (в первые сутки непосредственно перед первой инфузией введение нагрузочной дозы 1 г в/в болюсно)

В случае отсутствия продукции карбапенемаз, подтвержденной культуральными или ПЦР-методами. Применение схемы возможно при инфекциях, вызванных Enterobacterales при МПК к меропенему <32 мг/л. Превышение максимальной суточной дозы в первые сутки должно быть оформлено решением ВК

6

Имипенем + циластатин

По 1 г (в пересчете на имипенем) 4 раза в сутки в/в

При инфекциях, вызванных Enterobacterales с чувствительностью к имипенему + циластатину при увеличенной экспозиции

Антибиотики для комбинации с базовыми препаратами

1

Азтреонам

По 2 г 3-4 раза в сутки в/в

При инфекциях, вызванных Enterobacterales, продуцирующими металло-β-лактамазу

2

Полимиксин В

2,5 мг/кг в сутки в/в

Доза делится на два введения

3

Амикацин

20-30 мг/кг 1 раз в сутки в/в в течение 30 мин

Учитывая превышение дозировки, рекомендованной в инструкции к препарату, назначение производится по решению ВК

4

Фосфомицин

4 г в/в инфузия в течение 1 ч 4 раза в сутки

В случае тяжелого течения инфекции (сепсис, септический шок) возможно применение высоких доз по решению ВК: 6 г в/в инфузия в течение 1 ч 4 раза в сутки под контролем концентрации натрия в плазме крови

Инфекции, вызванные карбапенемрезистентной (CPR) P. аeruginosa (в большинстве случаев схема АБТ должна включать в себя комбинацию из двух АБП и более)

Базовые препараты

1

Эртапенем

1 г 1 раз в сутки в/в

Может быть добавлен к меропе-нему при инфекциях, вызванных Enterobacterales, продуцирующими карбапенемазы группы КРС

2

Цефтолозан + тазобактам

3 г 3 раза в сутки каждые 8 ч в/в в течение 120 мин

При инфекциях, вызванных карбапенемрезистентными штаммами Enterobacterales с подтвержденной чувствительностью к цефтолозану + тазобактаму при отсутствии продукции карбапенемаз, подтвержденной культуральными или ПЦР-методами, может быть использован в качестве монотерапии

3

Цефтазидим + авибактам

По 2,5 г в/в в виде инфузии объемом 100 мл с постоянной скоростью в течение 120 мин каждые 8 ч

При наличии чувствительности in vitro возможно проведение монотерапии

4

Меропенем

2 г в/в в течение 3 ч 3 раза в сутки (в первые сутки непосредственно перед первой инфузией введение нагрузочной дозы 2 г в/в болюсно)

При инфекциях, вызванных CPR P. aeruginosa с МПК к меропе-нему <32 мг/л при отсутствии продукции карбапенемаз, подтвержденной культуральными или ПЦР-методами. Превышение максимальной суточной дозы в первые сутки должно быть оформлено решением ВК

5

Дорипенем

По 1 г в течение 4 ч 3 раза в сутки в/в (в первые сутки непосредственно перед первой инфузией введение нагрузочной дозы 1 г в/в болюсно)

При инфекциях, вызванных CPR P. aeruginosa с МПК к меропе-нему <32 мг/л при отсутствии продукции карбапенемаз, подтвержденной культуральными или ПЦР-методами. Превышение максимальной суточной дозы в первые сутки должно быть оформлено решением ВК

6

Имипенем + циластатин

Имипенем + циластатин 1 г (в пересчете на имипенем) 4 раза в сутки в/в

При инфекциях, вызванных P. aeruginosa с чувствительностью к имипенему + циластатину при увеличенной экспозиции

Антибиотики для комбинации с базовыми препаратами

1

Фосфомицин

4 г 4 раза в сутки в/в инфузия в течение 1 ч

В случае тяжелого течения инфекции (сепсис, септический шок) возможно применение высоких доз по решению ВК: 6 г в/в инфузия в течение 1 ч 4 раза в сутки под контролем уровня натрия в плазме крови (с осторожностью у пациентов с сердечной недостаточностью)

2

Азтреонам

2 г 6 раз в сутки в/в

При инфекциях, вызванных P. aeruginosa, продуцирующей карбапенемазы группы металло-β-лактамазы

3

Амикацин

20-30 мг/кг 1 раз в сутки в/в в течение 30 мин

Учитывая превышение дозировки, рекомендованной в инструкции к препарату, назначение производится по решению ВК

4

Полимиксин В

2,5 мг/кг в сутки в/в, доза делится на два введения

Режимы терапии при инфекциях, вызванных штаммами CPR Acinetobacter spp. (используется комбинация двух препаратов)

Базовые препараты

1

Меропенем

По 2 г в/в в течение 3 часов 3 раза в сутки (в первые сутки непосредственно перед первой инфузией введение нагрузочной дозы 2 г в/в болюсно)

При инфекциях, вызванных CPR Acinetobacterspp. с МПК к меропенему <32 мг/л в составе комбинированной терапии. Превышение максимальной суточной дозы в первые сутки должно быть оформлено решением ВК

2

Дорипенем

По 1 г в течение 4 ч 3 раза в сутки в/в (в первые сутки непосредственно перед первой инфузией введение нагрузочной дозы 1 г в/в болюсно)

При инфекциях, вызванных CPR Acinetobacter spp. с МПК к меропенему <32 мг/л в составе комбинированной терапии. Превышение максимальной суточной дозы в первые сутки должно быть оформлено решением ВК

3

Имипенем + циластатин

По 1 г (в пересчете на имипенем) 4 раза в сутки в/в

УП. При инфекциях, вызванных Acinetobacter spp. с чувствительностью к имипенему + циластатину при увеличенной экспозиции в составе комбинированной терапии

4

Цефепим + сульбактам

По 2 г (по сульбактаму) 2 раза в сутки в/в

Только в составе комбинированной терапии

5

Ампициллин + сульбактам

По 1 г (по сульбактаму) 4 раза в сутки в/в

Только в составе комбинированной терапии

Антибиотики для комбинации с базовыми препаратами

1

Ко-тримоксазол

160 мг (по триметоприму) 2 раза в сутки в/в в течение 1,5-2,0 ч

В случае тяжелого течения инфекции (сепсис, септический шок) применение не оптимально

2

Амикацин

20-30 мг/кг 1 раз в сутки в/в в течение 30 мин

Учитывая превышение дозировки, рекомендованной в инструкции к препарату, назначение производится по решению ВК

3

Полимиксин В

2,5 мг/кг в сутки в/в, доза делится на два введения

В силу того, что при лечении тяжелых форм COVID-19 применяется биологическая терапия (блокаторы цитокинового каскада, комплемента и их комбинации), неизбежно значимо повышающая риски развития бактериальных и грибковых инфекций, необходимо тщательно взвешивать соотношение риска и пользы такой терапии. Необходимо мониторировать биомаркеры системного воспаления и бактериальной нагрузки (СРБ, прокальцитонин, проадреномедуллин, пресепсин). Нередко у этой категории пациентов мы наблюдаем развитие грибковой инфекции - инвазивного кандидоза, аспергиллеза. При подозрении на такое осложнение необходимо проведение эмпирической антифунгальной терапии (табл. 9-4).

Таблица 9-4. Схемы лекарственной терапии инвазивных кандидозов (искусственное кровообращение) и кандидемии

1

Флуконазол

В/в или п/о 12 мг/кг в сутки в первый день, затем по 6 мг/кг в сутки

Клинически стабильный пациент, возбудитель - C. albicans или другие чувствительные к флуконазолу Candida spp.

2

Анидулафунгин

В/в в первые сутки 200 мг, затем по 100 мг 1 раз в сутки в/в

Препарат выбора для эмпирической и целенаправленной терапии инвазивных кандидозов

3

Каспофунгин

В/в в первые сутки 70 мг, затем по 50 мг

Препарат выбора для эмпирической и целенаправленной терапии инвазивных кандидозов

4

Микафунгин

В/в 100 мг 1 раз в сутки

Препарат выбора для эмпирической и целенаправленной терапии инвазивных кандидозов

Аспергиллез

5

Вориконазол

6 мг/кг в/в каждые 12 ч первые сутки, далее 4 мг/кг

Препарат первого ряда для терапии аспергиллеза

Нередким осложнением антибактериальной терапии является развитие антибиотик-ассоциированной диареи. В ряде случаев заболевание приобретает тяжелое течение, развивается псевдо-мембранозный колит. Это состояние характеризуется воспалительными изменениями в стенке кишечника, наличием жидкого стула, болями в животе, лихорадкой. Заселение кишечника и пролиферация токсигенных штаммов Clostridium difficile обусловливает развитие Clostridium difficile ассоциированной инфекции (CDI), одной из основных причин нозокомиальной диареи. Патогенез CDI обусловлен нерациональным и бесконтрольным применением антибактериальных препаратов, хирургическими вмешательствами, приемом препаратов, вызывающих иммуно-депрессию, биологическими свойствами самого возбудителя. Ведущими факторами патогенности C. difficile являются экзотоксины А, В и бинарный токсин. Наиболее подвержены тяжелой форме течения заболевания ослабленные пациенты старшей возрастной группы, получавшие антибактериальные препараты широкого спектра. Антибиотик-ассоциированный колит может быть спровоцирован даже коротким курсом одного антибактериального препарата. Часто не сразу диагностируется и на поздних стадиях плохо поддается лечению. CDI вызывает обширные воспалительные изменения в стенке толстой кишки, характеризуется поверхностным некрозом слизистой оболочки с образованием псевдомембран (экссудативных бляшек), ведущих к формированию токсического мегаколона, перфорации кишечника, сепсису. Заболевание может носить рецидивирующий характер. В части случаев приводит к летальному исходу.

Пациентам с CDI изначально показано назначение ванкомицина в дозе 125 мг внутрь 4 раза в день в течение не менее 10 сут. По возможности необходимо отменить β-лактамные антибиотики. При невозможности введения препарата через рот ванкомицин назначается ректально в микроклизмах. При этом препарат в дозе 500 мг разводится в 500 мл 0,9% раствора хлорида натрия и вводится в виде клизм 4 раза в день.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. «Профилактика, диагностика и лечение новой коронавирусной инфекции (COVID-19)» Временные методические рекомендации/ Министерство Здравоохранения РФ. Версия 10 (08.02.2021).

  2. Клинический протокол лечения больных новой коронавирусной инфекцией COVID-19, находящихся на стационарном лечении в медицинских организациях государственной системы здравоохранения города Москвы / Под ред. А.И. Хрипуна. М. : ГБУ «НИИ-ОЗММ ДЗМ», 2020. 28 с.

  3. Рекомендации Всемирной организации здравоохранения по тактике ведения тяжелой острой респираторной инфекции при подозрении на COVID-19: временное руководство. Версия от 13.03.2020. 44 с.

  4. Внебольничная пневмония / Российское респираторное общество, Межрегиональная ассоциация по клинической микробиологии и антимикробной терапии. / 2018. 98 с.

  5. Нозокомиальная пневмония у взрослых. Российские национальные рекомендации/ Российская ассоциация специалистов по хирургическим инфекциям; Общероссийская общественная организация «Федерация анестезиологов и реаниматологов»; Российское респираторное общество; Межрегиональная ассоциация по клинической микробиологии и антимикробной химиотерапии; Альянс клинических химиотерапевтов и микробиологов; Российское общество патологоанатомов.

  6. Программа СКАТ (Стратегия Контроля Антимикробной Терапии) при оказании стационарной медицинской помощи: Российские клинические рекомендации/ Под ред. С.В. Яковлева, Н.И. Брико, С.В. Сидоренко, Д.Н. Проценко. М. : ООО Типография «АМА-ПРЕСС», 2018. 156 с.

  7. Диагностика и антимикробная терапия инфекций , вызванных полирезистентными микрорганизмами : Методические рекомендации,/ Российская некоммерческая общественная организация «Ассоциация анестезиологов-реаниматологов», Межрегиональная общественная организация «Альянс клинических химиотерапевтов и микробиологов», Межрегиональная ассоциация по клинической микробиологии и антимикробной химиотерапии (МАКМАХ), Общественная организация «Российский Сепсис Форум». 2019.

  8. Клиническое ведение тяжелой острой респираторной инфекции: методическое пособие. Версия, адаптированная для борьбы с COVID-19. Всемирная организация здравоохранения. Европейское региональное бюро. (2020). https://apps.who.int/iris/handle/10665/333080. License: CC BY-NC-SA 3.0 IGO.

Глава 10. ИНФУЗИОННАЯ ТЕРАПИЯ И ИСКУССТВЕННОЕ ПИТАНИЕ У ПАЦИЕНТОВ С COVID-19

А.А. Рык, В.В. Кулабухов, А.К. Шабанов, А.П. Шакотько

Инфузионная терапия и искусственное питание являются важными компонентами интенсивной терапии пациентов, находящихся в критическом состоянии. В связи с этим с самого начала работы НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского с пациентами с новой коронавирусной инфекцией перед нами встала задача разработки принципов инфузионной терапии, энтерального питания (ЭΠ) и парентерального питания (ΠΠ) у данной категории больных.

ИНФУЗИОННАЯ ТЕРАПИЯ

Πациенты с новой коронавирусной инфекцией COVID-19, которым не проводят ИВЛ, практически не нуждаются в проведении инфузионной терапии. Суточную потребность в жидкости у этой категории пациентов обеспечивают преимущественно за счет пероральной регидратации. Объем жидкости рассчитывают с учетом физиологических потерь, гипертермии, одышки, потерь жидкости при диарее, рвоте и т.п. Общепризнанная позиция заключается в ограничении избыточного объема вводимой жидкости. Необходимо соблюдать нулевой или отрицательный суточный и кумулятивный баланс жидкости.

Пациентам, которым по различным причинам обеспечить поступление жидкости энтеральным путем не представляется возможным, проводят инфузионную терапию, придерживаясь рестриктивной политики. Показано, что гиперволемия ухудшает прогноз течения болезни вследствие формирования интерстициального отека вплоть до развития ОРДС, ухудшения доставки кислорода к тканям и развития гипоксемии и гипоксии. Объем инфузионной терапии не должен превышать 10-15 мл/кг в сутки [версия 10 (08.02.2021)].

В составе инфузионной терапии следует использовать сбалансированные кристаллоидные растворы. Для коррекции онкотического давления целесообразно применение раствора альбумина, однако при развитии синдрома капиллярной утечки следует делать выбор в пользу кристаллоидов.

При проведении инфузионной терапии оценивают суточный диурез, динамику артериального давления и гематокрита.

При развитии стойкой артериальной гипотензии возможно проведение инвазивного мониторинга центральной гемодинамики, например, методом транспульмональной термодилюции.

ИСКУССТВЕННОЕ ПИТАНИЕ

Искусственное ЭП и ПП является важной составляющей в комплексном лечении пациентов с инфекцией CОVID-19 на всех этапах лечения. Необходимо учитывать тяжесть инфекционного процесса, выраженность недостаточности питания и сопутствующей патологии, проводимой респираторной и интенсивной терапии.

СВР у пациентов с CОVID-19 приводит к метаболическим нарушениям белкового, углеводного и жирового обмена с развитием синдрома гиперметаболизма-гиперкатаболизма. Это неспецифическая системная реакция организма на повреждение, характеризующаяся увеличением потребности в источниках энергии и пластического материала и развитием патологической толерантности организма к питательным веществам (в частности, снижение скорости окисления глюкозы, возрастание скорости окисления липидов и др.). В этой ситуации покрытие энергетических и пластических потребностей происходит за счет деструкции собственных тканей организма (аутоканнибализма). Мышечная дистрофия ведет к снижению сократительной способности не только скелетных мышц, но и мышц дыхательной системы и миокарда, что дополнительно усиливает проявления их недостаточности [1-4, 6, 10, 16, 18, 20].

Факторами риска развития недостаточности питания у пациентов с CОVID-19 считают:

  • наличие алиментарной недостаточности при поступлении в стационар;

  • длительное пребывание в ОРИТ;

  • длительная ИВЛ;

  • пожилой и старческий возраст;

  • наличие хронических заболеваний (ожирение, диабет, хронические заболевания дыхательной и ССС, онкозаболевания, поражения кроветворной и иммунной системы).

Пожилые люди сильнее подвергаются риску развития нутритивной недостаточности из-за сочетания высокой распространенности сопутствующих заболеваний, снижения подвижности, катаболических и возрастных изменений в составе тела, постепенной потери массы тела и функции скелетных мышц (саркопения) [19]. Развитие инфекции у пациентов с COVID-19 может сопровождаться тошнотой, рвотой и диареей, что дополнительно приводит к снижению потребления пищи и осложняет ее усвоение [7].

По рекомендациям МЗ [версия 10 (08.02.2021)], реабилитационные мероприятия у пациентов с COVID-19, включающие нутритивную (питательную) поддержку, начатые в ОРИТ, должны быть продолжены в госпитальном отделении [2].

Искусственное питание у пациентов с новой коронавирусной инфекцией следует проводить в соответствии с рекомендациями для пациентов в критических состояниях, с дыхательной недостаточностью, ОРДС и для пациентов с сепсисом, учитывая особенности течения и интенсивной терапии данной категории больных. Необходимо учитывать также рекомендации для основного контингента заболевших из группы риска: для пациентов пожилого и старческого возраста и для полиморбидных пациентов [1, 3, 4, 6, 8, 16, 18, 19].

ОПРЕДЕЛЕНИЕ РИСКА РАЗВИТИЯ И НАЛИЧИЯ НЕДОСТАТОЧНОСТИ ПИТАНИЯ

На начальном этапе до назначения общего лечения и в динамике пациентам с COVID-19 необходим скрининг недостаточности питания по критериям MUST (Malnutrition Universal Screening Tool), а для госпитализированных пациентов - по критериям NRS-2002 (Nutritional Risk Screening) [11, 12].

Скрининг MUST включает пять шагов (рис. 10-1):

  • шаг 1 - расчет индекса массы тела;

  • шаг 2 - опрос пациента о потере веса за последние 3-6 мес;

  • шаг 3 - оценка тяжести болезни;

  • шаг 4 - это суммирование баллов и определение риска недостаточности питания. Результат MUST >2 указывает на высокий риск недостаточности питания;

  • шаг 5 - на основании расчетов даются рекомендации по питательной поддержке пациента.

Определение риска недостаточности питания по шкале NRS-2002, предложенной Европейской ассоциацией клинического питания (ESPEN), проводится в два этапа (предварительный скрининг и основной скрининг) (рис. 10-2).

Если при первичной оценке все ответы отрицательные, то у пациента констатируется отсутствие нарушений питательного статуса.

Если при первичной оценке хотя бы на один вопрос есть положительный ответ («да»), то следует перейти к оценочному блоку 2. Основной скрининг включает оценку нарушения статуса питания и степень тяжести заболевания. Полученные при основном скрининге баллы суммируются. Если возраст больного 70 лет и более, то необходимо добавить еще один балл к общей сумме. Если сумма баллов по шкале NRS-2002 составляет 3 и более, то имеется риск развития недостаточности питания, требующий проведения дополнительного ЭП и/или ПП.

image
Рис. 10-1. Универсальный скрининговый метод оценки риска недостаточности питания MUST
image
Рис. 10-2. Скрининговый метод оценки риска недостаточности питания NRS-2002

К лабораторным показателям, отражающим статус питания, относят общий белок, альбумин, трансферрин, транстиретин, абсолютное число лимфоцитов. О наличии недостаточности питания говорит снижение уровня общего белка менее 60 г/л, альбумина менее 35 г/л, трансферрина менее 2,0 г/л, транстиретина менее 150 мг/л, абсолютного числа лимфоцитов менее 1,8×109 /л.

По нашим наблюдениям, у пациентов, инфицированных COVID-19, с оценкой по шкале NEWS более 7 баллов при поступлении в стационар возраст составлял в среднем 70,2±13,4 года, масса тела при поступлении - 84,6±10,7 кг, индекс массы тела - 29,2±7,7 кг/м2 . Таким образом, среди тяжелых пациентов с коронавирусной инфекцией преимущественно встречались пожилые люди с избыточным весом на фоне хронических заболеваний, входящие в группу риска заболевания COVID-19 и развития недостаточности питания.

OПРЕДЕЛЕНИЕ ПОТРЕБНОСТИ В ЭНЕРГИИ И ОСНОВНЫХ СУБСТРАТАХ

Потребность в энергии. Для оценки энергетических потребностей желательно использовать непрямую калориметрию. В случае невозможности ее проведения рекомендуется использовать прогностические уравнения и эмпирический метод расчета потребности в калориях [1, 3, 4, 6, 8, 16, 18, 19].

При использовании непрямой калориметрии на раннем этапе лечения больных в 1-3-и сутки назначают низкокалорийное питание, покрывающее не более 70% энергетических потребностей пациента, которое постепенно наращивают с 4-х суток до 80- 100% от расчетных потребностей.

При использовании расчетных уравнений в первую неделю лечения в ОРИТ используют низкокалорийное питание (покрывающее менее 70% энергетических потребностей). Это в первую очередь связано с возможностью перекармливания на фоне дополнительного введения пропофола. Чрезмерное обеспечение энергией может привести к гипергликемии, гипертриглицериде-мии и повышенной продукции СО2 .

При использовании эмпирического метода определения потребностей в энергии используют следующие рекомендованные показатели:

  • 20-30 ккал/кг в сутки в остром периоде;

  • 27 ккал/кг в сутки для полиморбидных пациентов в возрасте >65 лет;

  • 30 ккал/кг в сутки у пациентов с тяжелой полиморбидной недостаточностью.

Целевой показатель энергопотребности у пациентов с острой формой дистрофии должен достигаться медленно и осторожно из-за высокого риска возникновения синдрома возобновленного кормления (рефидинг-синдрома).

По нашим наблюдениям, у пациентов, которым проводили неинвазивную масочную ИВЛ и высокопоточную вентиляцию легких, полученные данные коррелировали с рекомендованными эмпирическими показателями энергопотребности. В остром периоде для определения энергопотребности с помощью метода непрямой калориметрии были сложности у пациентов с FiO2 более 70%. Им непрямую калориметрию использовали в отсроченном периоде. Метод осуществляли круглосуточно или на период НИВЛ с определением дыхательного коэффициента (табл. 10-1).

По данным непрямой калориметрии, среднее значение энергопотребности у пациентов на НИВЛ изначально было 1901±94 ккал/сут (n =50), максимально 2108±119 ккал/сут, а при расчете по уравнению Харриса-Бенедикта - 2203±240 ккал/сут (n =50) без учета поправочного коэффициента на температуру. При расчете на кг массы тела средний расход энергии для таких пациентов составил 18,1±8,5 ккал/кг в сутки.

В целом полученные данные подтверждают обоснованность эмпирического расчета энергопотребности с учетом рекомендованных значений 20-25 ккал/кг в сутки для пациентов в ОРИТ с COVID-19 в остром периоде заболевания.

Важно отметить, что показатели дыхательного коэффициента и его динамика на фоне выраженной дыхательной недостаточности и тахипноэ не всегда могут быть корректно использованы и трактованы у пациентов с COVID-19.

Таблица 10-1. Динамика энергопотребности у пациентов с C0VID-19 на нeинвaзивнoй искусственной вентиляции легких
Сутки после поступления Количество больных/количество исследований Энергопотребность, определенная при помощи непрямой калориметрии, ккaл Количество больных/количество исследований Энергопотребность, рассчитанная по уравнению Xappиca-Бeнeдиктa, без поправочных коэффициентов, ккaл

1

5/120

1901+94

50/50

2203+240

4

5/120

2019+115

50/50

2203+240

8

7/168

2072+187

50/50

2203+240

12

10/240

2003+114

50/50

2203+40

16

11/264

2056+132

50/50

2203+240

20

45/1080

2094+100

50/50

2203+240

24

50/1200

2108+119

50/50

2203+240

У пациентов на инвазивной ИВЛ (n=20) для определения энергопотребности использовали метод непрямой калориметрии. Надо отметить, что концентрация FiO2 у многих больных также была более 70%. В этих случаях использовали эмпирический метод расчета энергопотребности (20-25 ккал/кг в сутки) и уравнение Харриса-Бенедикта (табл. 10-2).

Потребность в белке определяют, измеряя потери азота с суточной мочой по формуле:

Б (г/сут) = [А мочевины (г/сут) + 4 г (внепочечные потери азота)] × 6,25;

А мочевины (г/сут) = мочевина (ммоль/сутки) × 0,033,

где А - потери азота с мочевиной суточной мочи; Б - белок.

При этом показатели азотистого баланса, отображающие потери азота пациентом и степень тяжести катаболизма, рассчитываются по формуле:

АБ (г/сут) = введенный белок (г)/6,25 - азот мочевины (г) - 4, где АБ - азотистый баланс;

1 г выделенного азота =6,25 г белка =25 г мышечной массы.

При невозможности измерения истинных потерь азота за сутки у пациентов с COVID-19 используют эмпирический метод расчета потребности в белке [1, 3, 4, 6, 8, 16, 18, 19]:

  • 1,3 г/кг (1,2-1,5) в сутки для пациентов в ОРИТ;

  • 1 г/кг в сутки у пожилых людей;

  • ≥1 г белка/кг массы тела в сутки у полиморбидных пациентов;

  • 1,3 г/кг в сутки с учетом скорректированной массы тела у пациентов с ожирением (индекс массы тела более 30 кг/м2 ) [16].

Скорректированная масса тела = идеальная масса тела + + [(текущая масса тела - идеальная масса тела) × 0,33].

По нашим наблюдениям, у пациентов на НИВЛ и высокопоточной вентиляции легких в ОРИТ для определения истинных потерь азота не всегда можно собрать суточную мочу. Это связано с тем, что у наиболее тяжелых пациентов при использовании памперсов для корректного сбора суточной мочи требуется установка уретрального катетера. Однако это может привести к дополнительному риску инфицирования, что сокращает показания к данному методу. У таких пациентов мы применяли эмпирический способ расчета потребности в белке. У пациентов на инва-зивной ИВЛ (n =20) потери азота были в среднем 16±3,2 г в сутки, а потребность в белке составляла 100-110 г в сутки, что соответствовало 1,24±0,13 г/кг в сутки. Данные коррелируют с рекомендуемыми значениями, поэтому эмпирический метод расчета потребности в белке у пациентов с коронавирусной инфекцией, находящихся на лечении в ОРИТ, оправдан.

Таблица 10-2. Динамика энергопотребности у пациентов с C0VID-19 на инвaзивнoй искусственной вентиляции легких
Сутки после поступления Количество больных/количество исследований Энергопотребность, определенная при помощи непрямой калориметрии, ккaл Количество больных/количество исследований Энергопотребность, рассчитанная по уравнению Xappиca-Бeнeдиктa, без поправочных коэффициентов, ккaл

1

2/48

1701+94

50/50

1803+240

4

7/168

1823+114

50/50

1803+240

8

12/288

1887+166

50/50

1803+240

12

17/408

1998+102

50/50

1803+240

16

20/480

2120+141

50/50

1803+240

20

20/480

1988+104

50/50

1803+240

24

20/480

1965+108

50/50

1803+240

Потребность в жирах и углеводах определяется потребностью пациента в энергии. Рекомендованное процентное соотношение вводимых жиров и углеводов должно быть 30/70 для пациентов без дыхательной недостаточности и 50/50 для пациентов, находящихся на ИВЛ [1, 3, 4, 6, 16, 18].

ВЫБОР ВИДА И СПОСОБА ПИТАТЕЛЬНОЙ ПОДДЕРЖКИ

ЭНТЕРАЛЬНОЕ ПИТАНИЕ

При проведении питательной поддержки у пациентов с COVID-19 предпочтительным является ЭП.

Основные положения при проведении ЭП у пациентов с COVID-19 [1-4, 6, 8, 10, 16, 18, 19].

Необходимо обеспечить раннее начало ЭП в течение первых 48 ч после поступления в стационар и постепенное увеличение дозы энергии и белка с рекомендуемым шагом 25% потребностей до достижения расчетных величин.

Предпочтительным является пероральное ЭП методом си-пинга, при его невозможности - зондовое ЭП.

Проведение зондового ЭП стандартно начинают через желудочный зонд.

При положении пациента в прон-позиции установка орогастрального зонда помогает предотвратить пролежни в носовых ходах.

Постпилорический доступ для ЭП рекомендуется использовать в случаях непереносимости внутрижелудочного кормления или при наличии высокого риска аспирации.

Предпочтительным является непрерывный способ введения зондового ЭП, а не болюсный. Это способствует лучшему усвоению ЭП, меньшему риску перерастяжения желудка и минимизации контакта медперсонала с инфицированным больным.

Препаратами выбора для начала ЭП считают стандартные полимерные смеси.

Смеси ЭП с высоким соотношением белка к энергии лучше использовать в первые 3-7 дней с учетом рекомендаций для пациентов ОРИТ в остром периоде - 70% энергии и 100% белка.

Полуэлементные смеси применяют при непереносимости стандартных смесей, при наличии явлений синдрома кишечной недостаточности, после длительного голодания (неделя и более), при наличии синдрома мальабсорбции.

Специализированные смеси (типа «Диабет», «Гепа», «Нефро», «Пульмо») используют по показаниям при наличии сопутствующей патологии.

Специализированные иммунные смеси можно использовать для зондового и перорального ЭП по показаниям на всех этапах. Иммунные смеси противопоказаны у пациентов с тяжелым сепсисом за счет высокого содержания в них аргинина.

ЭП следует отложить при рефрактерном шоке, в случае наличия неконтролируемой угрожающей жизни гипоксемии, гиперкапнии или ацидоза. При купировании шока переход к полному обеспечению потребности в энергии и белке необходимо осуществлять постепенно (в течение 3-5 сут), особенно у пожилых пациентов, нуждающихся в ИВЛ и/или получающих адреномиметики.

При невозможности осуществить компенсацию более 60% белково-энергетических потребностей за счет ЭП в течение 3 сут необходимо решить вопрос о дополнительном периферическом или центральном ПП.

При переводе пациентов из ОРИТ в госпитальное отделение необходимо продолжить проведение ЭП (перорального, зондо-вого) на всех этапах лечения до полного выздоровления.

При легкой форме инфекции COVID-19 следует избегать диеты с низким содержанием белка и энергии. Можно дополнительно применять пероральные формы энтеральных смесей (особенно пожилым и полиморбидным пациентам). Пероральные формы ЭП (сипинг) должны использоваться там, где это возможно. Помимо белков, жиров и углеводов, они содержат в своем составе суточную потребность водо- и жирорастворимых витаминов, минералов [6, 9, 21].

Пациенты в прон-позиции. Сама прон-позиция не должна служить ограничением или противопоказанием для ЭП. Установка орогастрального зонда помогает предотвратить пролежни в носовых ходах. От динамического контроля остаточного объема желудка рекомендуется отказаться из-за дополнительной нагрузки на пациента и повышения риска заражения персонала. Необходимо приподнимать на 10-25° головной конец кровати, чтобы уменьшить риск аспирации желудочного содержимого, отека лица и внутрибрюшной гипертензии. При нарушении толерантности к ЭП показания к дополнительному ПП у данной группы пациентов расширяют [2, 3, 6, 9, 10, 21]. Постановка оро-интестинального зонда ограничена из-за необходимости эндоскопического пособия.

В нашем наблюдении у всех пациентов (n =50), которым проводили НИВЛ и высокопоточную вентиляцию легких, в остром периоде заболевания применяли смешанное ПП и ЭП. Использование для ПП растворов «три в одном» с дополнительным введением жировых эмульсий III поколения, содержащих омега-3 жирные кислоты, не вызывало гипергликемию и повышение уровня триглицеридов. ЭП методом сипинга вводили с учетом усвоения. Смешанное питание проводили от 7 до 10 дней.

Всем пациентам на инвазивной ИВЛ (n =20) с момента поступления начинали раннее ЭП, которое вводили непрерывно капельно в течение суток с начальной скоростью 1,5 мл/кг в час с постепенным увеличением объема до расчетных величин. ЭП у этих больных являлось основным источником энергии и белка и хорошо усваивалось. У части пациентов с повышенными белково-энергетическими потребностями и/или наличием синдрома кишечной недостаточности на фоне антибиотикотерапии потребовалось смешанное ЭП и ПП.

У пациентов с сепсисом при проведении питательной поддержки необходимо учитывать возрастающие потребности в энергии и субстратах на фоне снижения возможности их усвоения в результате нарушения функциональной способности желудочно-кишечного тракта и ПОН [1, 3-5, 14, 16, 18]. Раннее ЭП служит методом выбора при сепсисе, так как не только является донатором белка и энергии, но и поддерживает целостность и функциональное состояние клеток слизистой оболочки кишки, снижая возможность транслокации кишечной флоры и развития ПОН. При этом ЭП начинают после стабилизации состояния, так как септический шок может поставить под угрозу кишечную перфузию во время ЭП. При наличии синдрома кишечной недостаточности отмечается снижение толерантности к ЭП, питание начинают с введения солевого энтерального раствора, смесей с содержанием глутамина и антиоксидантов. В случае мальабсорбции или неусвоения стандартных смесей используют пептидные олигомерные смеси с дальнейшим переходом на полисубстратные смеси для ЭП. ASPEN/SCCM и Surviving Sepsis Guideline рекомендуют использовать прокинетики мето-клопрамид (10 мг 3 раза в день) и эритромицин (3-7 мг/кг в сутки) в случае непереносимости питания [5, 14, 18]. Для коррекции белково-энергетических потребностей у этих пациентов часто требуется дополнительное ПП, включающее препараты «три в одном», омега-3 жирные кислоты, поливитамины, микроэлементы.

У пациентов с острой почечной недостаточностью на фоне сепсиса питательная поддержка включает как ЭП, так и дополнительное ПП, учитывая белково-энергетические потребности и наличие синдрома кишечной недостаточности. При проведении заместительной почечной терапии (ЗПТ) рекомендуется добавлять дополнительно к расчетным показателям потребностей 0,2-0,3 г/кг в сутки белка в связи с прохождением аминокислот через мембрану и выведением их с ультрафильтратом [6, 15, 16].

ПАРЕНТЕРАЛЬНОЕ ПИТАНИЕ

ПП не следует начинать до тех пор, пока не будут исчерпаны стратегии по повышению толерантности к ЭП. Показания к проведению ПП могут быть расширены в случае изначальной недостаточности питания различной этиологии, у пациентов на неинвазивной вентиляции и у пациентов в прон-позиции [1-4, 6, 8, 10, 16, 18, 19]. Для проведения ПП чаще используют препараты «три в одном», имеющие сбалансированный состав белков, жиров и углеводов. У пациентов с декомпенсированным СД или выраженной инсулинорезистентностью рекомендуется уменьшить или исключить глюкозную нагрузку. В этом случае показана флаконная методика с использованием растворов аминокислот и жировых эмульсий, вводимых параллельно через тройник. Для профилактики ассоциированных с ПП осложнений со стороны печени рекомендуются жировые эмульсии II и III поколения. У пациентов в ОРИТ, получающих ПП, могут быть использованы липидные эмульсии, обогащенные EPA-DHA (рыбий жир) в дозе 0,1-0,2 г/кг в сутки. Коррекцию гипергликемии инсулином при ПП рекомендуется проводить при повышении глюкозы крови более 10 ммоль/л. Препараты «три в одном» не содержат в своем составе жиро- и водорастворимые витамины и микроэлементы, поэтому их парентеральные формы необходимо добавлять отдельно в суточной дозе.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. Анестезиолого-реанимационное обеспечение пациентов с новой коронавирусной инфекцией COVID-19. Методические рекомендации Общероссийской общественной организации «Федерация Анестезиологов и реаниматологов», 2020. http://far.org.ru/newsfar/496-metreccovid19.

  2. Временные методические рекомендации «Профилактика, диагностика и лечение новой коронавирусной инфекции (COVID-19)» Версия 10 (утв. Министерством здравоохранения РФ 08.02.2021 г.), 260 с.

  3. Нутритивная поддержка пациентов с коронавирусной инфекцией COVID-19. Методические рекомендации. Национальная ассоциация клинического питания и метаболизма / М. : Тверь : Изд. Триада, 2020. 92 с.

  4. Парентеральное и энтеральное питание: национальное руководство / Под ред. М.Ш. Хубутия, Т.С. Поповой, А.И. Салтанова. М. : ГЭОТАР-Медиа, 2014. 800 с.

  5. Alhazzani W., Moller M.H., Arabi Y.M. et al. Intensive Care Medicine Guidelines. Surviving Sepsis Campaing: Guidelines of the Management of critically ill. Adults with coronovirus disease 2019 (COVID-19) // European Society of Intensive Care Medicine and Society of Critical Care Medicine. 2020. DOI: 10/1007/s00134-020-06022-5.

  6. Barazzoni R., BischoffS.C., Krznaric Z. et al. ESPEN expert statements and practical guidance for nutritional management of individuals with sars-cov-2 infection // Clinical Nutrition. 2020. Vol. 39. Issue 6. P. 2631- 1636. DOI: 10.1016/j.clnu.2020.03.022.

  7. Chen N., Zhou M., Dong X. et al: Epidemiological and clinical characteristics of 99 cases of 2019 novel coronavirus pneumonia in Wuhan, China: a descriptive study // Lancet. 2020. Vol. 395. P. 507-513.

  8. Gomes F., Schuetz Ph., Bounoure L. et al. ESPEN guidelines on nutritional support for polymorbid internal medicine patients // Clinical Nutrition. 2018. Vol. 37. P. 336-353. DOI: 10.1016/j.clnu.2017.06.025

  9. Leder S.B., Siner J.M., Bizzaro M.J. et al. Oral alimentation in neonatal and adult populations requiring high-flow oxygen via nasal cannula // Dysphagia. 2016. Vol. 3. P. 154-159.

  10. Martindale R.G., Patel J.J., Taylor B. et al. Nutrition therapy in patient with COVID-19 disease requiring ICU Care Updated. 2020. Reviewed and approved by the Society of Critical Care Medicine and American Society for Parenteral and Enteral Nutrition.

  11. Must критерии: https://www.bapen.org.uk/screening-and-must/must-calculator; NRS-2002 критерии: https://www.mdcalc.com/nutrition-risk-screening-2002-nrs-2002.

  12. Pryor L., Ward E., Cornwell A. et. al. Patterns of return to oral intake anddecanulation post tracheotomy across clinical populations in an acute inpatient setting // Int. J. Lang. Commun. Disord. 2016. Vol. 51. P. 556-567.

  13. Rhodes A., Evans L.E., Alhazzani W. et al. Surviving sepsis initiative // Intensive Care Med. 2017. Vol. 43. P. 304-377.

  14. Ronco C., Reis T., Husain-Syed F. Management of acute kidney injury in patient with COVID-19 // Lancet. 2020. DOI: 10.1016/S2213-2600(20)30229-0

  15. Singer P., Blaser A.R., Berger M.M. et al. ESPEN guideline on clinical nutrition in the intensive care unit // Clin. Nutr. 2019. Vol. 38. P. 48-79. DOI: 10.1016/j.clnu.2018.08.037.

  16. Skoretz S.A., Flowers H.L., Martino R. The incidence of dysphagia following endotracheal intubation: a systematic review // Chest. 2010. Vol. 137. P. 665-673.

  17. Taylor B.E., McClave S.A., Martindale R.G. et al. Guidelines for the provision and assessment of nutrition support therapy in the adult critically ill patient: Society of Critical Care Medicine (SCCM) and American Society for Parenteral and Enteral Nutrition (A.S.P.E.N.) // Crit. Care Med. 2016. Vol. 44. N. 2. P. 390-438. DOI: 10.1097/CCM.0000000000001525.

  18. Volkert D., Beck A.M., Cederholm T. et al. ESPEN guideline on clinical nutrition and hydration in geriatrics // Clinical Nutrition. 2019. Vol. 38. P. 10-47. DOI: 10.1016/j.clnu.2018.05.024.

  19. Whittle J., Molinger J., MacLeod D. et al. Persistent hypermetabolism and longitudinal energy expenditure in critically ill patients with COVID-19 // Crit Care. 2020. Vol. 24. N. 581.

  20. Zhang L., Liu Y. Potential interventions for novel coronavirus in China: A systematic review // J. Med. Virol. 2020. Vol. 92. P. 479-490.

  21. Zuercher P., Moret C.S., Dziewas R. et al. Dysphagia in the intensive care unit: epidemiology, mechanisms, and clinical management // Crit. Care. 2019. Vol. 23. P. 103.

Глава 11. РЕСПИРАТОРНАЯ ПОДДЕРЖКА У БОЛЬНЫХ COVID-19

П.А. Брыгин, С.А. Бадыгов, А.К. Шабанов

Одним из наиболее тяжелых, угрожающих жизни проявлений пневмонии, вызванной COVID-19, является острая дыхательная недостаточность. В начале пандемии весной 2020 г. реалии жизни заставили врачей ОРИТ опираться лишь на интуицию и собственный опыт, и только спустя время появилась возможность делиться наблюдениями, высказывать гипотезы и обобщать полученные данные.

ПАТОФИЗИОЛОГИЯ ЛЕГОЧНОЙ НЕДОСТАТОЧНОСТИ ПРИ COVID-19

Отличия в проявлениях легочной недостаточности при COVID-19 и при ОРДС исследуются учеными во всем мире. К настоящему времени обнаружено и доказано, что патогенез поражения легких при этих патологических состояниях действительно разный. Если при ОРДС в первую очередь повреждаются непосредственно альвеолы, что сопровождается их коллабиро-ванием, накоплением жидкости и выключением из вентиляции, то при вирусной пневмонии, вызванной COVID-19, центральным признаком патогенеза становится повреждение эндотелия легочных капилляров. В них образуются внутрисосудистые микротромбы, которые являются результатом дисбаланса между прокоагулянтной и фибринолитической активностью при наличии острого воспаления и повреждения эндотелия.

Прокоагулянтная активность может быть следствием ингибирования активации плазминогена и фибринолиза за счет повышенной активности ингибитора активатора плазминогена (PAI-1 и -2), которое индуцируется под действием ИЛ-6. У пациентов с тяжелым течением заболевания обнаруживают повышенные концентрации провоспалительных цитокинов в плазме, включая ИЛ-6, ИЛ-10, и наблюдается синдром ДВС (ДВС-синдром). У многих пациентов с COVID-19 повышается уровень D-димера, что также свидетельствует о повышенном тромбообразовании. Некоторые авторы предлагают использовать уровень D-димера при поступлении в стационар для прогнозирования внутрибольничной смертности при COVID-19 [1].

Патолого-анатомические исследования легких умерших от COVID-19 показали наличие отложений фибрина, диффузного альвеолярного повреждения, утолщения сосудистой стенки, микротромбов, закупоривающих капилляры легких, и более крупных тромбов, вызывающих тромбоз и эмболию легочной артерии.

Таким образом, вентиляция альвеол при пневмонии, вызванной новой коронавирусной инфекцией, в начальной стадии заболевания не нарушена, а также сохранена нормальная податливость легочной ткани. Однако транспорт кислорода из альвеол в капиллярное русло резко снижен из-за нарушений перфузии. Из-за снижения кровотока по легочным капиллярам увеличивается физиологическое мертвое пространство - альвеолы вентилируются, но не перфузируются.

Другим механизмом гипоксемии при COVID-19 считается нарушение механизмов гипоксической вазоконстрикции легких, что дополнительно усугубляет отношение вентиляции/перфузии (V/Q) и увеличивает внутрилегочный шунт [2].

КОНЦЕПЦИИ РЕСПИРАТОРНОЙ ПОДДЕРЖКИ ПРИ COVID-19

Клиницисты всего мира также пытаются выработать рекомендации по оптимизации респираторной поддержки.

Так, Gattinoni [3] в апреле 2020 г. описал два фенотипа дыхательных нарушений при COVID-19, которые назвал тип L (Low) и тип H (Hi). Тип L соответствует «тихой» гипоксии, снижение насыщения крови кислородом при которой длительное время не сопровождается чувством нехватки воздуха и одышкой и может быть выявлено только при пульсоксиметрии или исследовании кислотно-щелочного состояния артериальной крови. Податливость легочной ткани при этом сохранена, поэтому недостаток кислорода заболевший человек пытается компенсировать более глубоким вдохом, а не одышкой, что приводит к повышенному трансплевральному давлению и вызывает так называемое самоповреждение легких (P-SILI) (patient Self Inflicted Lung Injury - в противоположность VILI - ventilatior induced lung injury) [4].

Тип H соответствует классической картине ОРДС.

Pelosi [5] выделяет три фенотипа поражения легких при COVID-19-пневмонии, основываясь на КТ-картине, при этом третий по сути является промежуточным звеном между H-и L-типом Gattinoni [3]. Предполагается также, что описанные фенотипы являются стадиями развития заболевания.

Если в отношении пациентов H-фенотипа, тождественного ОРДС, разногласий в отношении принципов респираторной поддержки не возникает (следует руководствоваться разработанными алгоритмами для ОРДС), то в отношении респираторной поддержки при L-фенотипе существуют значительные разногласия.

В начале пандемии превалировало мнение о необходимости ранней интубации и начале ИВЛ у данной группы пациентов. Эту мысль пропагандировал в том числе и L. Gattinoni, считая, что ключевой задачей является исключение самоповреждения легких глубоким самостоятельным дыханием. В то же время Tobin рекомендует использовать инвазивную ИВЛ только при критических нарушениях оксигенации [8]. При этом когортные исследования не показали негативного влияния высокого респираторного драйва на летальность [13-16]. Некоторые достаточно масштабные многоцентровые исследования вообще отрицают существование различных фенотипов дыхания при COVID-19 [17].

Многочисленные сообщения о неудачах инвазивной ИВЛ у пациентов с COVID-19 заставляют пересмотреть концепцию ранней интубации, основанной лишь на измерении индекса PaO2/FiO2 , однако полноценного анализа причин этих неудач мы не встретили [6, 7, 18]. Нельзя исключить, что неудовлетворительные результаты инвазивной ИВЛ зачастую связаны с трудностями работы в условиях эпидемии и значительно разнятся от одного медучреждения к другому. Об этом говорят Gattinini и Tobin. В некоторых сообщениях приводятся очень хорошие результаты инвазивной ИВЛ с уровнем летальности около 16% [14].

С другой стороны, у многих больных получается избежать интубации благодаря комбинации выскопоточной оксигенотерапии и НИВЛ. Однако соотношение успешных и неуспешных НИВЛ значительно разнится. По некоторым данным, до 71% больных, которым проводилась неинвазивная респираторная поддержка, впоследствии были интубированы, однако увеличения летальности у пациентов, которые были интубированы, позже не наблюдалось [11]. По данным как китайских, так и американских ретроспективных исследований, время интубации (ранняя или отсроченная) не оказывает влияния на исход лечения [10-12].

Таким образом, ключевой проблемой респираторной терапии пациентов с COVID-19 на сегодняшний день является прогнозирование эффективности НИВЛ и выработка объективных критериев необходимости интубации.

НЕИНВАЗИВНАЯ РЕСПИРАТОРНАЯ ПОДДЕРЖКА У ПАЦИЕНТОВ С COVID-19

Попытки ведения пациентов с острой дыхательной недостаточностью средней степени тяжести без интубации трахеи предпринимались нами с первых дней работы в условиях эпидемии, параллельно с проведением инвазивной ИВЛ у более тяжелых пациентов.

У первого больного 60 лет, активно сотрудничающего с врачами, мы начали проводить высокопоточную оксигенотерапию и неинвазивную масочную вентиляцию сразу после поступления в стационар, при этом индекс PaO2/FiO2 у него составлял 213. В последующие трое суток индекс PaO2/FiO2 у этого больного опустился ниже 200, что, если следовать логике ведения «типичного» ОРДС, требовало интубации трахеи. Однако на фоне проводимой НИВЛ пациент чувствовал себя удовлетворительно, не испытывал чувства нехватки воздуха, насыщение гемоглобина крови кислородом (SрO2 ) достигало 92-94% при FiO2 65-70%, поэтому интубация откладывалась и продолжалось начатое лечение. Этот пациент находился на неивазивной респираторной поддержке 17 сут, после чего дыхательная недостаточность разрешилась, и больной был выписан домой в удовлетворительном состоянии. Минимальный индекс PaO2/FiO2 , отмеченный у этого пациента, составил 170.

В течение последующих месяцев работы неивазивная респираторная поддержка, включающая комбинацию высокопоточной оксигенотерапии и неинвазивной масочной ИВЛ, проводилась 71% больных, которым требовалась респираторная поддержка. Этот метод лечения оказался успешным, интубации трахеи удалось избежать у 80,3% пациентов. Продолжительность респираторной поддержки составила 5 суток (2,0-9,0), среднее значение индекса PaO2/FiO2 - 210 (185-265). Наибольший срок нахождения больного на неинвазивной респираторной поддержке с благоприятным исходом - 47 сут, при этом индекс PaO2/ FiO2 у этого пациента снижался до 140.

НИВЛ проводили с помощью аппаратов инвазивной ИВЛ экспертного класса с использованием режима неинвазивной вентиляции с компенсацией утечки, использовали лицевые и носовые маски. Положительное давление в конце выдоха (ПДКВ) во время НИВЛ составляло в среднем 5 см вод.ст., давление поддержки - 5-8 см вод.ст. Использовали FiO2 60-80%, при необходимости применения более высокого FiO2 рассматривали вопрос об интубации трахеи. НИВЛ расценивали как эффективную при достижении SpO2 более 90%. Учитывая определенные сложности с оценкой оксигенации при помощи индекса PaO2/FiO2 (невозможность точного определения FiO2 в условиях нИвЛ, негативное отношение пациентов на фоне НИВЛ к пункции лучевой артерии), для рутинной оценки оксигенации использовали индекс SpO2/FiO2 . Снижение этого индекса ниже 120 рассматривали как показание к интубации трахеи.

Высокопоточную оксигенотерапию проводили аппаратами AIRVO2 (Fisher&Paykel), а также использовали соответствующую функцию аппаратов ИВЛ. Использовали поток газовой смеси до 50-60 л/мин с FiO2 до 80%. Процедура выполнялась на ранней стадии болезни, в период «тихой» гипоксии, то есть когда инструментально отмечалось снижение насыщения артериальной крови кислородом, но пациент при этом не испытывал чувства нехватки воздуха или одышки. Усиление респираторного драйва - частоты и глубины дыхания - считалось показанием к началу неинвазивной масочной вентиляции легких.

У 19,7% больных неинвазивная респираторная поддержка оказалась неэффективной. НИВЛ в этой группе больных продолжалась в среднем 1,8 суток (1,0-4,0), после чего была выполнена интубация трахеи и начата ИВЛ. В этой группе больных выжило всего 9,3%. То есть летальность в группе больных, ИВЛ которым начинали, минуя этап НИВЛ, была примерно в 3 раза ниже, чем в случае попытки неинвазивной поддержки.

КРИТЕРИИ УСПЕШНOСТИ НЕИНВАЗИВНOЙ ИСКУССТВЕННОЙ ВЕНТИЛЯЦИИ ЛЕГКИХ У ПАЦИЕНТОВ С COVID-19

Критерии прогноза успеха НИВЛ в настоящее время не разработаны.

К потенциально возможным критериям можно отнести:

  • индекс Pa O2 /FiO2 или SpO2 /FiO2 ;

  • КТ-картина;

  • податливость легких;

  • клинические критерии (участие вспомогательных мышц в дыхании).

На первый взгляд, наиболее точным критерием состояния и динамики легочной недостаточности является индекс PaO2/FiO2. Этот показатель является ключевым для принятия решений при типичном ОРДС, прямо или в модифицированном виде входит в шкалы и индексы, отражающие состояние легких - Oxigenation Index (OI), Lung Injure Score (LIS, шкала Murray). Однако у больных COVID-19 использовать этот показатель оказалось не всегда удобно, и это не всегда однозначно давало критерий прогноза.

Очевидная причина состоит в том, что забор артериальной крови в условиях инфекционного стационара и использование средств индивидуальной защиты технически гораздо сложнее, чем в обычной практике, - пункция и катетеризация артерии требуют тонких мануальных навыков, что затруднительно при использовании двойных перчаток, очков, защитных костюмов и респираторов. В результате манипуляция в большем проценте случаев заканчивается неудачей или ошибками преаналитического этапа (недостаточное количество крови, попадание пузырьков воздуха).

Вторая причина состоит в значительной вариабельности показаний PaO2 в измерениях, проводимых в течение короткого промежутка времени. Это может быть связано с активностью больного, положением в кровати, тревогой и болевыми ощущениями от пункции: в течение дня показатель Pa O2 /FiO2 может разниться, по нашим наблюдениям, от 120 до 180.

Третья причина состоит в том, что у неинтубированного пациента достаточно сложно быть уверенным в точности введенного в формулу показателя FiO2. При этом дыхание атмосферным воздухом, обычно гарантирующее точность введенного FiO2, в большинстве случаев оказывается невозможным, поскольку приводит к резкому ухудшению состояния больного.

Другим индексом, на наш взгляд, более применимым для оценки динамики состояния легких у больных, которым проводят респираторную поддержку при помощи аппаратуры высокопоточной оксигенации и НИВЛ, является индекс SpO2/FiO2.

Этот индекс, безусловно, менее точен, чем PaO2/FiO2 , особенно при значениях SpO2 , близких к нормальным. Причина в том, что при высоких значениях насыщения крови кислородом (SpO2 98-99%), корреляция с PaO2 становится менее выраженной, поскольку зависимость попадает на горизонтальный участок кривой диссоциации оксигемоглобина. С другой стороны, при более низких значениях SpO2 , близких к 90%, кривая диссоциации уже более крутая, а зависимость сатурации от PaO2 более выражена. Таким образом, оценивая в динамике SpO2 конкретного больного при неизменном FiO2 высокопоточной оксигенации или НИВЛ, мы можем достаточно уверенно судить о динамике состояния пациента, не прибегая к инвазивным методам.

По нашим данным, у пациентов с успешной НИВЛ индекс SpO2/FiO2 составлял в среднем 153 (122-184), минимальное значение, при котором удалось избежать интубации, - 115. У больных с неуспешной НИВЛ индекс SpO2/FiO2 составлял в среднем 121 (97-134). Таким образом, значение SpO2/FiO2 120 и менее можно считать пороговым критерием неуспешности НИВЛ и показанием для перехода к инвазивной ИВЛ.

Кажется логичным использовать обширность повреждения легких, определяемую при КТ-исследовании, как критерий для объективной оценки тяжести легочной недостаточности при COVID-19 и прогнозирования успеха НИВЛ. Однако оценка взаимосвязи клинической и КТ-картины реальных пациентов не позволяет однозначно проводить параллели. По нашим данным, часть пациентов с КТ-4 была успешно пролечена на НИВЛ, с другой стороны, некоторым больным с КТ-3 потребовался перевод на инвазивную ИВЛ уже в первые сутки после поступления в стационар.

Наиболее типичным симптомом дыхательной недостаточности считается одышка - увеличение частоты дыхания в сочетании с чувством нехватки воздуха. Эти явления у больного обусловлены увеличением дыхательных усилий, необходимых для достижения желаемого дыхательного объема, другими словами, ощущением невозможности вдохнуть так глубоко, как хотелось бы. Дополнительные дыхательные усилия необходимы для преодоления сниженной податливости легких, возникающей при типичных воспалительных заболеваниях и ОРДС. Именно сниженная податливость легких (низкий комплаенс) является ключевой причиной снижения дыхательного объема и высокой частоты дыхания. Для количественной оценки выраженности одышки используют индекс Тобина (Tobin) - отношение частоты дыхания к дыхательному объему (F/Vt). При значениях ниже 100 возможно адекватное самостоятельное дыхание.

Однако на ранних сроках развития новой коронавирус-ной инфекции COVID-19 податливость легких не нарушается. Повышенных усилий для достижения дыхательного объема не требуется. Чувства одышки не возникает, особенно если больному проводят неинвазивную респираторную поддержку. Индекс Тобина мало помогает в оценке динамики состояния больных. По нашим наблюдениям, ранним признаком декомпенсации больного COVID-19 на НИВЛ является не увеличение частоты дыхания при низком дыхательном объеме (ДО), а наоборот - увеличение ДО. Эта зависимость обсуждается также у пациентов с типичным ОРДС [21]. Кроме того, по мере уменьшения функционирующей легочной ткани ухудшается не только транспорт кислорода и оксигенация артериальной крови, но и вентиляция, то есть элиминация CO2 , соответственно пациенту неизбежно требуется увеличение не только ДО, но и минутного объема дыхания. Снижение вентиляции у пациентов с COVID-19 может быть оценено параметром Ventilation Ratio (VR) [20, 22]. Он предполагает оценку минутного объема дыхания, требуемого для достижения нормального уровня CO2 в артериальной крови, и сопоставление его с должными величинами. Таким образом, увеличение ДО и минутного объема дыхания на фоне НИВЛ, даже если это не сопровождается снижением оксигенации, мы считаем признаком декомпенсации больного и прогностически неблагоприятным признаком успешности НИВЛ.

Одышка, а также участие вспомогательных мышц в процессе дыхания, на наш взгляд, являются достаточно поздними признаками, сопровождающими декомпенсацию дыхания. В случае интубации таких больных наблюдается ухудшение состояния в процессе ИВЛ.

Визуализация увеличения респираторного драйва у пациентов на НИВЛ возможна при помощи графического мониторинга аппарата ИВЛ (рис. 11-1). Отмечается значительный скачок отрицательного давления в начале вдоха и пик положительного давления перед началом выдоха. Кроме того, объективизировать усилия пациента можно при помощи параметра P 0,1 - значения ниже 6 см вод.ст. являются признаком декомпенсации.

Поздним нарушением механики дыхания у пациентов с COVID-19, проявляющимся примерно через 2 нед НИВЛ, является выключение диафрагмы из процесса дыхания. Наблюдается парадоксальное дыхание - пациент во время вдоха активно пользуется мышцами груди, а живот как бы западает. Вероятно, это признак усталости диафрагмы. Этот признак требует более детального наблюдения и анализа.

image
Рис. 11-1. Графики давления, потока и объема у пациента с COVID-19 на неинвазивной искусственной вентиляции легких. Наблюдаются резкие пики давления при инициации вдоха и в начале выдоха, свидетельствующие о чрезмерных дыхательных усилиях больного

ИНВАЗИВНАЯ РЕСПИРАТОРНАЯ ПОДДЕРЖКА У БОЛЬНЫХ COVID-19

Учитывая то, что наиболее очевидным проявлением ОДН при COVID-19 является артериальная гипоксемия и пациенты по всем критериям подходят под существующее в настоящее время определение ОРДС, наша первоначальная тактика ведения пациентов с COVID-19 включала алгоритмы и протоколы, разработанные для этого состояния.

В течение первых месяцев работы показанием к интубации трахеи и началу ИВЛ считалось снижение индекса PaO2/FiO2 ниже 200. В последующем, по мере накопления опыта НИВЛ при COVID-19, показанием к переходу на инвазивную ИВЛ считали неэффективность НИВЛ, оцениваемую по приведенным выше критериям.

В течение следующих после интубации 24-48 ч всем больным выполнялась трахеостомия с использованием пункционно-дилатационной методики.

ИВЛ проводили согласно ARDSnet protocol с использованием принципов безопасной ИВЛ - применяли дыхательный объем не выше 6 мл/кг идеальной массы тела, использовали ПДКВ, выполняли рекрутмент-маневры.

Уже первые дни лечения пациентов с COVID-19 показали, что патологический процесс в легких при этом заболевании сильно отличается от такового при типичном ОРДС. В первую очередь обращало на себя внимание отсутствие снижения податливости легких (compliance, комплаенс). Если при типичном ОРДС в большинстве случаев наблюдается снижение комплаенса респираторной системы до 30-40 мл/см вод.ст., то при вирусной пневмонии, вызванной COVID-19, определялись значения 50-60 и даже 80 мл/см вод.ст., формально соответствующие здоровым легким. Одновременно с этим у пациентов наблюдалась выраженная гипоксемия со снижением PaO2/FiO2 до 150-120 и менее.

ПOДБOР ПОЛОЖИТЕЛЬНОГО ДАВЛЕНИЯ В КОНЦЕ ВЫДОХА

Важнейшим этапом оптимизации ИВЛ при обычном ОРДС является подбор ПДКВ, величина которого в типичных случаях этого заболевания может достигать 15 см вод.ст. и выше. Для выбора оптимального значения мы использовали метод последовательного повышения ПДКВ с начального уровня в 5 см вод. ст., одновременно оценивали прирост PaO2 при фиксированных остальных параметрах вентиляции - фракции кислорода, дыхательного объема и частоты дыхания.

Мы обнаружили значительное улучшение оксигенации при увеличении ПДКВ c 5 до 10 см вод.ст., индекс PaO2/FiO2 повышался при таком маневре в среднем на 25. Изменений податливости легких и улучшения вентиляции (изменения PaCO2 ) в этом диапазоне ПДКВ мы не отмечали. Однако дальнейшее увеличение ПДКВ не приводило к улучшению оксигенации. При увеличении PEEP выше 15 см вод.ст. у 30% больных мы отмечали снижение податливости легких в среднем на 15% и снижение индекса PaO2/FiO2 . По-видимому, это было связано с перерастяжением альвеол, увеличением мертвого пространства и нарушением вентиляции. Наилучшей оксигенации артериальной крови у большинства больных удавалось достичь при значениях ПДКВ 9-11 см вод.ст.

ВЫБОР МЕТОДА И РЕЖИМА ВЕНТИЛЯЦИИ

В течение первых 2 суток после интубации трахеи всем пациентам проводили принудительную вентиляцию. Мы использовали метод вентиляции с управляемым давлением в режимах pSIMV или BiPAP. Подбор давления вдоха (Pinsp) осуществляли с учетом целевого дыхательного объема 6-7 мл/кг идеальной массы тела, требуемое время вдоха определяли индивидуально по графику потока вдоха. Высокая податливость респираторной системы (комплаенс) позволяла использовать Driving Pressure в пределах 8-12 см вод.ст., достигая при этом целевого безопасного дыхательного объема 6-7 мл/кг идеальной массы тела. У большинства больных давление вдоха (Pinsp) не превышало 25 см вод.ст.

У некоторых пациентов с очень высоким комплаенсом респираторной системы, достигавшим 100 мл/см вод.ст., мы использовали метод вентиляции с двойным управлением (Dual Control Ventilation). Данный интеллектуальный метод вентиляции, комбинирующий элементы Pressure Control и Volume Control, позволял аппаратно ограничить дыхательный объем в безопасных пределах и исключить перераздувание легких. На разных аппаратах ИВЛ использовались эквивалентные режимы PRVC, auto-Flow Volume Control или APVsimv.

В качестве мониторинга использовали непрерывную пульсок-симетрию, инвазивный контроль центральной гемодинамики, капнографию, а также определение кислотно-щелочного состояния артериальной крови.

РЕКРУТМЕНТ-МАНЕВРЫ

У больных с высоким комплаенсом респираторной системы (63-85 мл/см вод.ст.) и у пациентов с низкой податливостью респираторной системы выполнялся рекрутмент-маневр: Pinsp - 40 см вод.ст., Tinsp - 4 с, F - 8-10 в мин, PEEP - 20 см вод.ст. Продолжительность маневра - 5 мин.

Критерием эффективности рекрутмент-маневра мы считали повышение индекса Pa O2 /FiO2 при неизменном FiO2 . В результате проведенного маневра какого-либо значимого увеличения этого показателя мы не наблюдали как в группе с высоким, так и в группе с низким комплаенсом респираторной системы. У пациентов с крайне низким комплаенсом во время рекрутмент-маневра отмечались признаки перерастяжения альвеол, что проявлялось еще большим нарастанием рестриктивных изменений. Руководствуясь принципом безопасности пациента, от дальнейших попыток рекрутмент-маневра решено было воздержаться.

АНАЛИЗ РЕЗУЛЬТАТОВ ИНВАЗИВНОЙ РЕСПИРАТОРНОЙ ПОДДЕРЖКИ У ПАЦИЕНТОВ С COVID-19 В НИИ СКОРОЙ ПОМОЩИ ИМ. Н.В. СКЛИФОСОВСКОГО

УСПЕШНАЯ ИНВАЗИВНАЯ ИСКУССТВЕННАЯ ВЕНТИЛЯЦИЯ ЛЕГКИХ

Принудительная вентиляция у выживших пациентов продолжалась 3,4 суток (2,0-7,6), после чего прекращали седацию пациентов и режим ИВЛ изменяли на вспомогательный с поддержкой давлением (Pressure Support Ventilation). Мы старались как можно раньше «разбудить» больного и активизировать самостоятельную дыхательную активность. Это удавалось сделать у 70% больных с индексом PaO2/FiO2 в пределах 130-180 и отсутствием тяжелых сопутствующих заболеваний. После оптимизации вспомогательной ИВЛ мы считали обязательным максимально быструю активизацию больных - несколько раз в сутки пациенты высаживались в кресло рядом с аппаратом ИВЛ, респираторная поддержка проводилась в сидячем положении. Максимально быстрый перевод на вспомогательное дыхание и активизацию мы считали принципиальным моментом для успешного прекращения инвазивной ИВЛ при COVID-19.

В среднем успешная инвазивная ИВЛ продолжалась 11,3 суток (7,8-17,9). Важно отметить, что показанием к прекращению ИВЛ мы считали именно восстановление кислород-транспортной функции легких, а не улучшение КТ-картины. Увеличение индекса PaO2/FiO2 до 240 расценивали как возможность периодических респираторных тренировок самостоятельного дыхания, PaO2/FiO2 выше 280 считали показанием к полному прекращению ИВЛ. В международных рекомендациях по ведению ОРДС показанием к гарантированному переводу на самостоятельное дыхание считается PaO2/FiO2 300. Но реальный опыт говорит, что тренировки можно начинать гораздо раньше, и уже при PaO2/FiO2 260 во многих случаях возможен перевод пациента на самостоятельное дыхание. Это связано, по-видимому, с некоторой адаптацией больного к гипоксии за время болезни. При этом КТ-картина могла не соответствовать клиническому состоянию, ее улучшение запаздывает примерно на 10-15 дней.

НЕУСПЕШНАЯ ИНВАЗИВНАЯ ИСКУССТВЕННАЯ ВЕНТИЛЯЦИЯ ЛЕГКИХ

У части пациентов, несмотря на оптимальный подбор параметров ИВЛ, продолжалось ухудшение кислородтранспортной функции легких. Это проявлялось в снижении индекса PaO2/FiO2 и, как следствие, снижении насыщения артериальной крови кислородом. Примерно у 5% больных к нарушению оксигенации присоединялось нарушение вентиляции, что проявлялось гиперкапнией. Нарушений проходимости дыхательных путей и скрытого ПДКВ (autoPEEP) при этом не отмечали. При отсутствии улучшений в течение 8 дней (7-11) наблюдалось снижение податливости респираторной системы, КТ-картина при этом начинала более соответствовать классическому ОРДС - выявлялись дорсальные ателектазы.

Высокий комплаенс, характерный для первых дней ИВЛ, сохранялся лишь на начальных стадиях болезни, в среднем 5-7 сут, после чего начиналось резкое снижение податливости респираторной системы. На 10-е сутки ИВЛ комплаенс составлял в среднем 21 мл/см вод.ст., а к 15-м суткам снижался до 15 см вод.ст. Это требовало коррекции дыхательного объема, поскольку использование рекомендованного 6 мл/кг сопровождалось крайне высоким давлением плато или Pinsp в случае вентиляции с управляемым давлением, Driving Pressure при этом достигало 20 см вод.ст. и выше. Для определения безопасного уровня давления-объема применяли петлю «давление-объем» с определением второй точки перегиба.

На рис. 11-2 видно, что вторая точка перегиба, отражающая начало перерастяжения (overdistension) альвеол, соответствует давлению 19 см вод.ст. и дыхательному объему 300 мл, что для данного больного составляло 4 мл/кг идеальной массы тела. Податливость респираторной системы в этой точке крайне низка - 15,8 мл/см вод.ст., однако при превышении этого порога комплаенс становился еще ниже. Применение столь малых дыхательных объемов сопряжено с естественной необходимостью высокой частоты дыхательных движений для достижения требуемого минутного объема дыхания.

image
Рис. 11-2. Петля «давление-объем» у пациента с COVID-19

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. Dhont S., Derom E., Van Braeckel E. et al. The pathophysiology of 'happy' hypoxemia in COVID-19 // Respiratory Research. 2020. Vol. 21. N. 198. DOI: 10.1186/s12931-020-01462-5.

  2. Vaduganathan M., Vardeny O., Michel T. et al. Renin-angiotensin- aldosterone system inhibitors in patients with Covid-19 // N. Engl. J. Med. 2020. Vol. 382. P. 1653-1659.

  3. Gattinoni L., Chiumello D., Caironi P. et al. COVID-19 pneumonia: different respiratory treatment for different phenotypes? DOI: 10.1007/s00134-020-06033-2.

  4. Brochard L., Slutsky A., Pesenti A. Mechanical Ventilation to Minimize Progression of Lung Injury in Acute Respiratory Failure // Am. J. Respir. Crit. Care. Med. 2017. Vol. 195. P. 438-442.

  5. Robbaa Ch., Battaglinia D., Balla L. et al. Distinct phenotypes require distinct respiratory management strategies in severe COVID-19 // Respir Physiol. Neurobiol. 2020. Vol. 279. P. 103455. DOI: 10.1016/j.resp.2020.103455.

  6. Matta S. K. Dilemmas in Covid-19 respiratory distress: early vs late intubation; high tidal volume and low PEEP vs traditional approach? // J.Intensive Crit. Care. 2020. Vol. 6. N. 2. P. 7.

  7. Windisch W., Weber-Carstens S., Kluge S. et al. Invasive and noninvasive ventilation in patients with COVID-19 // Dtsch. Arztebl. Int. 2020. Vol. 117. N. 31-32. P. 528-533.

  8. Martin J., Tobin M.D. Division of pulmonary and critical care medicine hines veterans affairs hospital and Loyola University of Chicago Stritch basing respiratory management of COVID-19 on physiological principles // Am J Respir Crit Care Med Vol 201, Iss 11, pp 1319-1336, Jun 1, 2020.

  9. Marik P. EVMS Critical Care COVID-19 Management Protocol 0406-2020 | evms.edu/covidcare EVMS CRITICAL CARE COVID-19 MANAGEMENT PROTOCOL Developed and updated by, MD Chief of Pulmonary and Critical Care Medicine Eastern Virginia Medical School, Norfolk, VA April 6th 20 School of Medicine.

  10. Rola Ph., Farkas J., Spiegel R. et al. Rethinking the early intubation paradigm of COVID-19: time to change gears? // Clin Exp Emerg Med 2020;7(2):78-80 https://doi.org/10.15441/ceem.20.043.

  11. Hernandez-Romieu A.C., Adelman M.W., Hockstein M.A. et al. Timing of intubation and mortality among critically ill coronavirus disease 2019 patients: a single-center cohort study and the emory COVID-19 quality and clinical research collaborative //Critical Care Medicine 2020 by the Society of Critical Care Medicine and Wolters Kluwer Health DOI:10.1097/CCM.0000000000004600.

  12. Lee Y.H., Choi K.-J., Choi S. H. et al. Clinical significance of timing of intubation in critically ill patients with COVID-19: a multi-center retrospective study //J. Clin. Med. 2020, 9, 2847; doi:10.3390/jcm9092847.

  13. Bhatraju P.K., Ghassemieh B.J., Nichols M. et al. Covid-19 in critically ill patients in the Seattle Region - case series // N. Engl. J. Med. 2020. Vol. 382. P. 2012-2022.

  14. Ziehr D.R., Alladina J., Petri C.R. et al. Respiratory pathophysiology of mechanically ventilated patients with COVID-19: A cohort study // Am. J. Respir. Crit. Care Med. 2020. Vol. 201. P. 1560-1564.

  15. Bos L.D., Paulus F., Vlaar A.P.J. et al. Subphenotyping ARDS in COVID-19 patients: Consequences for ventilator management // Ann. Am. Thorac. Soc. 2020. Vol. 17. N. 9. P. 1161-1163.

  16. Cummings M.J., Baldwin M.R., Abrams D. et al. Epidemiology, clinical course, and outcomes of critically ill adults with COVID-19 in New York City: A prospective cohort study // Lancet. 2020. Vol. 395. P. 1763-1770.

  17. Botta M., Tsonas A.M., Pillay J. et al. Ventilation management and clinical outcomes in invasively ventilated patients with COVID-19 (PRoVENT-COVID): a national, multicentre, observational cohort study //www. thelancet.com/respiratory Published online October 23, 2020 https://doi. org/10.1016/S2213-2600(20)30459-8.

  18. Guan W.J., Ni Z.Y., Hu Y. et al. Clinical characteristics of coronavirus disease 2019 in China // N. Engl. J. Med. 2020. Vol. 382. P. 1708-1720.

  19. Авдеев С.Н. Неинвазивная вентиляция легких при новой коронавирусной инфекции COVID-19 // Пульмонология. 2020. Т. 30. № 5. С. 679-687. DOI: 10.18093/0869-0189-2020-30-5-679-687.

  20. Avdeev S.N., Yaroshetskiy A.I., Tsareva N.A. et al. Noninvasive ventilation for acute hypoxemic respiratory failure in patients with COVID-19 // American Journal of Emergency Medicine. 2020. DOI: 10.1016/j.ajem.2020.09.075.

  21. Millan-Guilarte T., De Prost N., Razazi K. et al. Failure of noninvasive ventilation for de novo acute hypoxemic respiratory failure: role of tidal volume guillaume carteaux // Society of Critical Care Medicine and Wolters Kluwer Health, Inc. All Rights Reserved. February 2016. Vol. 44. N 2. DOI: 10.1097/CCM.0000000000001379.

  22. Liu X., Liu X., Xu Y. et al. Ventilatory Ratio in Hypercapnic Mechanically Ventilated Patients with COVID-19 Associated ARDS //AJRCCM Articles in Press. Published March 23, 2020 as 10.1164/rccm.202002-0373LE Copyright © 2020 by the American Thoracic Society.

Глава 12. ЭКСТРАКОРПОРАЛЬНАЯ МЕМБРАННАЯ ОКСИГЕНАЦИЯ В ЛЕЧЕНИИ БОЛЬНЫХ COVID-19

С.В. Журавель, А.М. Талызин, Н.К. Кузнецова

ЭКМО - временный метод вспомогательного кровообращения для поддержания гомеостаза путем частичного или полного замещения функции легких и/или сердца при развитии тяжелой дыхательной и/или сердечной недостаточности. ЭКМО не является методом лечения, применение его позволяет временно протезировать функцию кровообращения и дыхания. Технология ЭКМО направлена на поддержание пациентов в критическом состоянии, с потенциально обратимыми нарушениями деятельности дыхательной системы и/или ССС, лечение которых неэффективно с помощью традиционных методов интенсивной терапии. Основной принцип ЭКМО - улучшение доставки кислорода и удаление углекислого газа с помощью искусственного кровообращения (ИК) через мембранный оксигенатор.

Быстрый рост количества тяжелых больных COVID-19, нуждающихся в мероприятиях интенсивной терапии, в первую очередь в проведении ИВЛ, приводит к значительной нагрузке на систему здравоохранения во всем мире. Медицинские учреждения вынуждены быстро увеличивать реанимационный коечный фонд, а также штат сотрудников. В связи с этим большое значение приобретает ресурсное обеспечение для использования ЭКМО: укомплектованность персоналом и наличие материально-технических возможностей. Важными условиями являются детальное планирование, правильное распределение ресурсов, создание мультидисциплинарной команды по ЭКМО и обучение персонала проведению комплекса необходимых манипуляций при строгом соблюдении мер инфекционного контроля.

Предварительные результаты исследований по ЭКМО у пациентов с COVID-19 подтверждают целесообразность и потенциальную пользу ее применения. Несмотря на ограниченный опыт, доказано, что данный подход к лечению может играть решающую роль в исходе заболевания у пациентов с тяжелой формой ОРДС и рефрактерной сердечной недостаточностью, вызванной вирусом SARS-CoV-2. По данным наблюдательного исследования ELSO (участие приняли 177 центров) на 15.10.2020, ЭКМО входила в комплекс лечения у 2845 пациентов с COVID-19, при этом вено-венозную ЭКМО проводили у 95%, а веноартериальную - у 5% пациентов. Отлучение от ЭКМО выполнили у 58% больных.

НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского имеет большой опыт применения ЭКМО у пациентов с политравмой, кардиохирургической патологией, с вирусной и бактериальной пневмонией, а также при трансплантации органов. С первых дней работы с больными с COVID-19 в Институте была организована круглосуточная группа ЭКМО, состоящая из опытных специалистов, имеющих опыт установки и подключения необходимой аппаратуры.

ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ И ПЕРСПЕКТИВЫ ЭКСТРАКОРПОРАЛЬНОЙ МЕМБРАННОЙ ОКСИГЕНАЦИИ

Технология ЭКМО по своей сути является модификацией аппарата ИК, который широко применяют в кардиохирургии.

Впервые в 1813 г. M. Le Gallois предположил, что функция отдельных органов вне организма может восстановиться после проведения искусственной перфузии. В XIX в. ряд ученых, в их числе Schroder (1882), M. Frey и M. Gruber (1885), исследовали ИК и оксигенацию отдельных органов. Однако первые попытки смешать газ и кровь и осуществлять газообмен вне организма человека заканчивались неудачей в связи с отсутствием влияния на процессы свертывания крови и развитием тромбообразования.

В 1920 г. выдающийся патофизиолог С.С. Брюхоненко впервые предложил концепцию метода ИК, а через 5 лет продемонстрировал созданный им аппарат ИК. В 1929 г. С.С. Брюхоненко и С.И. Чечулин провели первую успешную экстракорпоральную перфузию тела при изолированном сердце в эксперименте на модели собаки. Аппарат состоял из стеклянного резервуара, в который наливалась кровь с антикоагулянтом. Исследователи использовали диафрагменные насосы для подачи крови из венозной части русла изолированной головы собаки в легочную артерию. Кровь попадала в легкие, которые механически раздувались и выполняли функцию оксигенатора. Далее кровь возвращалась в резервуар и артерии, обеспечивая перфузию головного мозга. Этот эксперимент доказал возможность поддержания жизни отдельного органа за счет перфузии оксигенированной кровью. В 1937 г. С.С. Брюхоненко и В.Д. Янковский изобрели пенно-пленочные оксигенаторы, основанные на принципе контакта крови и кислорода в противотоке, которые в 1962 г. были усовершенствованы рядом исследователей с помощью многотрубчатых камер.

В 1953 г. J. Gibbon впервые провел успешную операцию по закрытию дефекта межпредсердной перегородки с применением оксигенатора пленочного типа. В те же годы XX в. на смену пленочным пришли пузырьковые оксигенаторы. В 1955 г. R.A. DeWall и C.W. Lillehei представили свой пузырьковый прямопоточный оксигенатор, в котором кровь и кислород непосредственно контактировали друг с другом. Пузырьковые оксигенаторы получили наибольшее распространение среди оксигенаторов прямого контакта, поскольку обладали рядом преимуществ, а именно большей эффективностью, компактностью, простотой конструкции без движущих частиц. Однако имелись и существенные недостатки: малая продолжительность эксплуатации без развития осложнений (4 ч), риск воздушной эмболии; смешивание газа и крови приводило к значительному повреждению эритроцитов и тромбоцитов, высокому риску гемолиза, нарушению свертывающей системы и опасности кровотечения.

В 1972 г. J. Donald Hill продемонстрировал удачный опыт применения ЭКМО у пациента с тяжелой формой ОРДС, возникшей в результате политравмы. На 4-е сутки пребывания пациента в стационаре в связи с развитием тяжелой дыхательной недостаточности была начата процедура ЭКМО с использованием аппарата ИК и оксигенатора M.L. Bramson, продолжительность которой составила 75 ч, объемная скорость перфузии - 3,0-3,6 л/мин. В результате пациент выздоровел и был выписан из стационара.

В эти годы активно применяли технологию ЭКМО у детей, однако не всегда удачно. В 1965 г. Rashkind et al. использовали пузырьковый оксигенатор у новорожденного пациента с тяжелой дыхательной недостаточностью. Пациент погиб из-за внутричерепного кровоизлияния, связанного с системной гепаринизацией и/или воздействием экстракорпоральной перфузии на сосуды головного мозга.

В 1989 г. в Новом Орлеане начала функционировать Организация по экстракорпоральной поддержке жизни ELSО (Extrocorporeal Life Support Organization). Она представляла собой сообщество врачей и исследователей, которые объединились с общей целью сбора и анализа данных из центров ЭКМО, обмена результатами, информирования об успешном опыте и обучения. Были сформулированы четкие рекомендации по использованию ЭКМО, которые включали показания, противопоказания, критерии начала проведения экстракорпоральной поддержки. Ряд авторов представили результаты исследований, демонстрировавшие снижение летальности при применении ЭКМО.

В начале XXI в. технологии продвинулись вперед, это связано с усовершенствованием систем, используемых в ИК. Были разработаны мембранные оксигенаторы, в основу устройства которых положен принцип мембранного контактора, когда кислород и кровь разделены сплошной газопроницаемой полимерной мембраной в виде полого волокна. В России в конце 80-х-начале 90-х гг. XX в. определенный вклад в создание мембранных оксигенаторов внесли В.И. Шумаков,

A.А. Писаревский, Э.М. Николаенко, В.И. Скорик, Д.Д. Черкас, B.В. Шилов и др. В течение многих лет исследователи усовершенствовали методику путем улучшения физико-биологических свойств капиллярной мембраны, внедрения центрифужных насосов, которые позволяли осуществлять газообмен в тонкой пленке крови и минимизировать повреждение форменных элементов в течение продолжительного времени проведения процедуры. Современные оксигенаторы имеют капиллярную мембранную структуру. Внедрение нового материала для изготовления мембраны оксигенатора - полиметилпентена позволило разработать оксигенаторы разового применения с длительным сроком работы. В то же время улучшился дизайн аппаратов, появилась возможность транспортировки пациентов с ЭКМО и применения их в военно-полевых условиях.

В 2009 г. эпидемия нового подтипа вируса гриппа (H1N1) дала мощный толчок широкому применению ЭКМО во многих странах. Были проведены обсервационные мультицентровые исследования использования ранней ЭКМО при тяжелом ОРДС вследствие гриппа А (H1N1), результаты которых продемонстрировали снижение летальности до цифр, сопоставимых с летальностью при лечении ОРДС легкой степени.

Одновременно с успехами в лечении вируса гриппа А (H1N1) были представлены результаты проспективного исследования использования ЭКМО у пациентов с ОРДС (CESAR), которые опубликовал журнал Lancet в 2009 г. Результаты исследования свидетельствовали о лучшей выживаемости в группе, где использовали методику ЭКМО - 63% против 47%.

По результатам многоцентрового рандомизированного исследования EOLIA при раннем применении ЭКМО у пациентов с ОРДС тяжелой степени отмечено стойкое снижение летальности, сохраняющееся в течение 2 мес.

В результате успехов, достигнутых при лечении пандемии H1N1, и анализа последних исследований ЭКМО снова стали рассматривать как методику, спасающую жизнь при различных патологиях ССС и дыхательной системы. Новые технологии позволили вернуть интерес к ЭКМО и широко использовать ее в клинической практике.

В 2017 г. в России создана организация «Российское общество специалистов экстракорпоральной мембранной оксигенации» (РОСЭКМО), аналогичная ELSO.

В зависимости от цели проведения и технического обеспечения в настоящее время применяют следующие методики ЭКМО.

  • С использованием насоса крови:

  • веноартериальная ЭКМО;

  • вено-венозная ЭКМО;

  • веноартериовенозная ЭКМО.

  • Артерио-венозная ЭКМО без насоса крови.

Таким образом, ЭКМО начали использовать у пациентов для поддержания кардиореспираторной функции в середине 60-х гг. Широкое применение этой методики в клинической практике связано в первую очередь с усовершенствованием оксигенаторов. Внедрение в клинику современных моделей позволило длительно и безопасно проводить перфузию. Высокий интерес исследователей, разработка новых технологий и накопление клинического опыта привели к повышению эффективности метода. В настоящее время ЭКМО развивается быстрыми темпами и вносит неоспоримый вклад в лечение пациентов с тяжелой дыхательной и сердечной недостаточностью.

В декабре 2019 г. в мире началась пандемия нового заболевания COVID-19, вызванного вирусом SARS-CoV-2. Согласно данным литературы, только у 2-5% больных COVID-19 развивается тяжелая дыхательная недостаточность, требующая проведения ИВЛ. Было отмечено, что летальность у данной категории больных крайне высока. В связи с тем, что проведение исследований у пациентов с гриппом A (H1N1) и MERS показало снижение летальности в группе раннего применения ЭКМО, ее использование было рекомендовано во «Временном руководстве ВОЗ по лечению пациентов с COVID-19».

Первые сообщения из Китая, Японии, Южной Кореи и Италии показали возможность применения ЭКМО у пациентов с тяжелым ОРДС вследствие COVID-19. Авторы указывали на целесообразность раннего начала ЭКМО в случае неэффективности стандартной терапии (ИВЛ, прон-позиционирование, применение оксида азота и др.).

В мае 2020 г. опубликованы результаты исследования по применению вено-венозной ЭКМО у пациентов с COVID-19 в Массачусетском госпитале. Метод ЭКМО применяли у шести пациентов (средний возраст 47 лет, 83% мужчин, ожирением страдали 67%) с тяжелой дыхательной недостаточностью на фоне ОРДС. В комплекс лечения до применения ЭКМО входили протективные режимы ИВЛ, миорелаксация, пронирование, ингаляция оксида азота. На момент написания отчета пять (83%) из шести пациентов были живы, один умер в связи с развитием ОНМК по геморрагическому типу; четыре пациента были успешно деканюлированы, двое - экстубированы, один - выписан в удовлетворительном состоянии. Продолжительность ЭКМО в среднем составила 12 сут. Авторы сделали вывод, что вено-венозная ЭКМО может успешно применяться у правильно отобранных пациентов с тяжелой дыхательной недостаточностью, рефрактерной к ИВЛ с оптимальными параметрами и стандартными методами интенсивной терапии.

В Европе проводится исследование ELSO EuroECMO-COVID Survey, в котором участвуют 177 центров ЭКМО. Авторы исследования проводят сбор и анализ данных, на основании которых сделаны выводы о целесообразности и эффективности ЭКМО у пациентов с COVID-19.

Опыт показывает, что ЭКМО может претендовать на спасающий жизнь метод в ограниченном арсенале средств лечения. Следует предполагать, что в будущем вспышки новых инфекционных заболеваний, приводящих к тяжелой дыхательной недостаточности у значительного количества пациентов, станут неизбежными. Несомненно, в подобной ситуации ЭКМО будет неотъемлемой частью комплекса интенсивной терапии у данной категории пациентов.

ПОКАЗАНИЯ К ПРИМЕНЕНИЮ ЭКСТРАКОРПОРАЛЬНОЙ МЕМБРАННОЙ ОКСИГЕНАЦИИ ПРИ COVID-19

Согласно действующим рекомендациям, показания для применения вено-венозной ЭКМО и веноартериальной ЭКМО у пациентов с COVID-19 в целом не должны отличаться от стандартных показаний. Решение о применении ЭКМО должно приниматься только после неэффективного использования всего арсенала стандартной терапии, в том числе ИВЛ и прон-позиционирования. Помимо тщательного отбора пациентов, необходимо строго соблюдать протоколы лечения и инфекционного контроля.

ПОКАЗАНИЯ ДЛЯ ВЕНО-ВЕНОЗНОЙ ЭКСТРАКОРПОРАЛЬНОЙ МЕМБРАННОЙ ОКСИГЕНАЦИИ

  • ОРДС.

  • По соотношению PaO2/FiO2 , значению рН и PaCO2 при оптимальных параметрах ИВЛ:

  • PaO2/FiO2 <50 мм рт.ст. в течение 3 ч [6];

  • в течение 6 ч [6];

  • при pH <7,20 [7]; рН <7,25 с PaCO2 ≥60 мм рт.ст. более 6 ч с Pplat ≤32 см Н2 О [6].

В исследование CESAR критерием включения являлась сумма более 3 баллов по шкале Мюррея (табл. 12-1).

Опыт использования ЭКМО у пациентов с COVID-19 в НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского позволил сформировать критерии начала вено-венозной ЭКМО у данной категории пациентов.

  • 2-3 сут ИВЛ.

  • «Жесткие режимы» ИВЛ (дыхательный объем >6 мл/кг, пиковое давление в дыхательных путях >32 см вод.ст.).

Таблица 12-1. Шкала Мюррея

Параметры

Баллы

0

1

2

3

4

PaO2/FiO2

≥300

225-300

175-224

100-174

<100

ПДКВ (см Н2 О)

≤5

6-8

9-11

11-14

≥15

Комплаенс (мл/см Н2О)

≥80

60-79

40-59

20-39

≤19

Квадранты инфильтрации

0

1

2

3

4

Примечание: окончательной оценкой является сумма баллов по четырем позициям, разделенная на четыре.

  • Результат ≥3 баллов при суммировании нижеперечисленных показателей:

  • КТ-3, -4, полисегментарная пневмония (1 балл);

  • РO2 /FiO2 <100 >12 ч (1 балл);

  • РO2 /FiO2 <80 6 ч (2 балла);

  • РCO2 >50 мм рт.ст. (1 балл);

  • pH <7,32 (1 балл);

  • пиковое давление в дыхательных путях >32 см вод.ст. (1 балл);

  • ΠДКВ >10 см вод.ст., дыхательный объем 4-6 мл/кг, FiO2 >80%, прон-позиция.

ПОКАЗАНИЯ ДЛЯ ВЕНОАРТЕРИАЛЬНОЙ И ВЕНОАРТЕРИОВЕНОЗНОЙ ЭКСТРАКОРПОРАЛЬНОЙ МЕМБРАННОЙ ОКСИГЕНАЦИИ ПРИ COVID-19

COVID-19 может быть причиной развития тяжелой сердечной недостаточности. В оценке сердечной недостаточности ведущую диагностическую роль играет эхокардиография. Сочетание острой дыхательной недостаточности и рефрактерной сердечной недостаточности при наличии признаков кардиогенного шока [неадекватная перфузия тканей, артериальная гипотензия (в условиях нормоволемии)], сохранение признаков шока, несмотря на проведение интенсивной терапии, в том числе инотропной/вазопрессорной поддержки, инфузионной терапии, является показанием для применения веноартериальной ЭКМО, предпочтительно в виде веноартериовенозной ЭКМО, в связи с риском развития синдрома Арлекина.

Своевременное эхокардиографическое обследование показано при наличии любого клинического подозрения на сердечную дисфункцию или признаки нарушения кровообращения. Важным условием для проведения веноартериовенозной ЭКМО является большой опыт применения ЭКМО в медицинском учреждении.

ПРОТИВОПОКАЗАНИЯ ДЛЯ ЭКСТРАКОРПОРАЛЬНОЙ МЕМБРАННОЙ ОКСИГЕНАЦИИ У ПАЦИЕНТОВ С COVID-19

  • Возраст ≥65 лет.

  • Индекс массы тела ≥40.

  • ИВЛ >5 сут.

  • ПОН [оценка по шкале SOFA (Sepsis-related Organ Failure) >12 баллов].

  • Геморрагический инсульт.

  • Активное кровотечение, невозможность проведения антикоагулянтной терапии.

  • Невозможность осуществить сосудистый доступ.

  • Тяжелое повреждение центральной нервной системы (оценка по шкале Глазго <5 баллов).

  • Сердечно-легочная реанимация >40 мин.

  • Сочетание трех и более критериев: лактат >15 ммоль/л, рН <6,9, анурия >4 часов, АЛТ и АСТ >2000, МНО >4,5, признаки нарушения микроциркуляции.

  • Терминальная сердечная и/или дыхательная недостаточность (кроме кандидатов на трансплантацию).

  • Наличие трех тяжелых хронических сопутствующих заболеваний и более:

  • цирроз печени;

  • деменция;

  • неврологическое заболевание;

  • метастатическое поражение органов;

  • тяжелое хроническое заболевание легких в анамнезе;

  • СД в стадии декомпенсации;

  • синдром белково-энергетической недостаточности;

  • тяжелое периферическое сосудистое поражение;

  • другое сопутствующее заболевание, приводящее к низкому качеству жизни.

Следует подчеркнуть, что успех применения методики во многом определяет эффективная патогенетическая терапия, которая способствует восстановлению функции легких, профилактика и лечение бактериальных и/или грибковых осложнений, оценка перспектив восстановления функции легких, а также определение противопоказаний. Большинство противопоказаний не являются абсолютными, и, несомненно, использование ЭКМО у пациента даже в критическом состоянии с наличием некоторых противопоказаний устраняет гипоксию и дает шанс на выздоровление.

Как показывает опыт различных центров, выявление противопоказаний определяет успех терапии в целом и достижение результата с выживаемостью 60-70%. Следовательно, перед командой ЭКМО или консилиумом врачей возникает дилемма - дать пациенту последний, хотя и минимальный шанс или стремиться к достижению результатов с хорошей выживаемостью.

Оценку перспектив использования вено-венозной ЭКМО можно проводить по шкале Resp (табл. 12-2, 12-3).

Таблица 12-2. Шкала Resp
Параметр Баллы

Возраст:

16-49 лет

0

50-59 лет

-2

>60 лет

-3

Иммунокомпрометированный статус

-2

ИВЛ перед ЭКМО:

<48 ч

3

48 ч - 7 сут

1

>7 суток

0

Причина дыхательной недостаточности

Вирусная пневмония

3

Бактериальная пневмония

3

Астма

11

Травма

3

Аспирационная пневмония

5

Другие респираторные диагнозы

1

Нереспираторные и хронические респираторные заболевания

0

Дисфункция центральной нервной системы

-7

Острая (нелегочная) инфекция

-3

Миорелаксация до ЭКМО

1

Использование оксида азота до ЭКМО

-1

Инфузия гидрокарбоната натрия до ЭКМО

-2

Остановка кровообращения до ЭКМО

-2

Pa CO2 , мм рт.ст.

<75

0

≥75

-1

Пиковое давление на вдохе (PIP), см вод.ст.

<42

0

≥42

-1

Всего по шкале:

от 22 до 15

Таблица 12-3. Интерпретация шкалы Resp
Госпитальная выживаемость и класс риска

Всего по шкале

Класс риска

Выживаемость, %

≥6

I

92

От 3 до 5

II

76

От -1 до 2

III

57

От -5 до-2

IV

33

≤-6

V

18

ПОДКЛЮЧЕНИЕ И ВЕДЕНИЕ ПАЦИЕНТОВ НА ЭКСТРАКОРПОРАЛЬНОЙ МЕМБРАННОЙ ОКСИГЕНАЦИИ

При канюляции и начале ЭКМО обычно пациентам вводят седативные препараты и миорелаксанты. Одна из целей, связанных с процедурой, в случае, когда пациент станет стабильным, - разбудить его и заставить активно участвовать в собственном лечении.

Правильный выбор размера (диаметра) и длины канюль влияет на адекватность осуществления процедуры ЭКМО.

Однопросветные венозные канюли предназначены для забора крови из нижней полой вены и устанавливаются пункционным (чрескожным) способом через бедренную (правую или левую) вену. При проведении ЭКМО происходит активная подача крови в венозную канюлю с помощью насоса крови. Однопросветная канюля, установленная в правую или левую внутреннюю яремную вену, обеспечивает возврат оксигенированной крови (рис. 12-2). Венозные бедренные канюли для взрослых имеют диаметр 21-29 French и длину 76 см. Из артериальных (возвратных) канюль при ЭКМО чаще всего используются канюли диаметром от 15 до19 French и длиной 15 см.

Для осуществления вено-венозной ЭКМО может применяться двухпросветная венозная канюля, устанавливаемая в правую внутреннюю яремную вену и обеспечивающая одновременный забор и возврат крови. Выбор размера венозной канюли определяется предполагаемой наибольшей объемной скоростью кровотока через экстракорпоральный контур, которая может потребоваться для осуществления эффективной ЭКМО.

После начала ЭКМО параметры ИВЛ переводят в «протективный» режим: пиковое давление на вдохе устанавливают не выше 25 см H2 O, дыхательный объем - 4-6 мл/кг, частота дыхания - 8-12 в минуту, ПДКВ - менее 10 см вод.ст.

Объем потока циркулирующей крови и поток кислородо-воздушной смеси, направляемый в оксигенатор, рекомендуется подбирать для поддержания артериальной сатурации на уровне >90%, pH >7,3, Pa CO2 35-45 мм рт.ст.

В табл. 12-4 приведены основные целевые показатели, к которым следует стремиться во время проведения процедуры ЭКМО.

Таблица 12-4. Целевые показатели при проведении экстракорпоральной мембранной оксигенации
Показатель Значение

Объем потока циркулирующей крови

30-60 мл/кг в минуту

Поток газа

30-60 мл/кг в минуту

Фракция кислорода в потоке газа

100%

Давление на входе (центрифужный насос)

>-100 мм рт.ст.

Насыщение смешанной венозной крови

>65 мм рт.ст.

рСО2

30-35 мм рт.ст.

рН

7,35-7,45

Артериальное давление ср.

65-95 мм рт.ст.

Гематокрит

30-40%

Тромбоциты

>100

Некоторые факторы могут повлиять на эффективность проводимой вено-венозной ЭКМО:

  • близкое расположение (на расстоянии <20 см) заборной и возвратной канюль - приводит к рециркуляции оксигенированной крови обратно в экстракорпоральный контур;

  • сниженная насосная функция правого желудочка;

  • гиперволемический или гиперкинетический тип центральной гемодинамики, сопровождаемый повышенным минутным объемом кровообращения, превышающим объемную скорость экстракорпорального кровообращения и приводящим к шунтированию венозной крови мимо мембранного оксигенатора;

  • гиповолемия;

  • устранение гиперволемии посредством диуретической и/или ЗПТ;

  • коррекция гипердинамического состояния кровообращения посредством снижения доз симпатомиметических кардиотоников или применение β-адреноблокаторов. При невозможности адекватной коррекции сердечной недостаточности показано изменение режима проведения ЭКМО - переход с вено-венозной на веноартериальную или веноартериовенозную методику (рис. 12-3).

АНТИКОАГУЛЯНТНАЯ ТЕРАПИЯ ПРИ ЭКСТРАКОРПОРАЛЬНОЙ МЕМБРАННОЙ ОКСИГЕНАЦИИ

Необходимая доза гепарина перед канюляцией составляет 25-50 Ед/кг. После начала процедуры ЭКМО осуществляется постоянная инфузия гепарина через дозатор со скоростью от 500 Ед/ч и более.

Целевые значения активированного времени свертывания крови составляют 160-180 с, АЧТВ - 1,5 нормы (40-60 с).

Ранние рекомендации некоторых центров - вести пациентов как при массивной тромбоэмболии легочной артерии, c более высокими целевыми значениями (активированное время свертывания крови 220-250 с, АПТВ 60-90 с) - подходят не для всех пациентов в связи с опасностью развития геморрагических осложнений.

Пациентов с активным кровотечением или тромбоцитопенией 80×109 /л и менее рекомендуется вести без инфузии гепарина при поддержании скорости кровотока через контур ЭКМО не менее 3 л/мин.

Целесообразным является назначение концентрата АТ III при его уровне в плазме крови 60% и менее.

Контроль АЧТВ или активированного времени свертывания крови следует выполнять каждые 6 ч.

ОСТАНОВКА ЭКСТРАКОРПОРАЛЬНОЙ МЕМБРАННОЙ ОКСИГЕНАЦИИ

При улучшении состояния пациента постепенно в течение 4-24 ч снижают поток кислорода, подаваемый в контур ЭКМО, до нуля.

Перед отключением ЭКМО необходимо убедиться:

  • что РаO2 >60 мм рт.ст. и SaO2 >90% при FiO2 не более 60%;

  • что пиковое давление в дыхательных путях <30 см вод.ст.

После получения вышеуказанных целевых показателей можно принимать решение об отлучении от ЭКМО.

Восстановления функции легких следует ожидать не ранее чем через 14-21 день после начала процедуры.

ОСЛОЖНЕНИЯ ЭКСТРАКОРПОРАЛЬНОЙ МЕМБРАННОЙ ОКСИГЕНАЦИИ

Наиболее частыми и жизнеугрожающими осложнениями являются кровотечения и тромбозы. В большинстве случаев развитие геморрагического инсульта или забрюшинной гематомы приводит к неблагоприятным исходам.

В связи с этим необходимо соблюдать баланс между прокоагулянтными и антикоагулянтными факторами (рис. 12-1). При подключении ЭКМО происходит активация механизмов свертывания путем контактной активации каскада коагуляции, образования тромбина и отложения фибрина на контуре ЭКМО, а также усиления воспалительной реакции.

image
Рис. 12-1. Баланс гемостаза при COVID-19
image
Рис. 12-2. Подключение вено-венозной экстракорпоральной мембранной оксигенации: а - бедренная вена (заборная канюля) - 24Fr; б - внутренняя яремная вена (возвратная канюля) 16 Fr
image
Рис. 12-3. Подключение веноартериовенозной экстракорпоральной мембранной оксигенации

При длительном проведении процедуры ЭКМО антикоагулянтные факторы усиливают свое влияние. Так, наблюдается снижение уровня крупномолекулярного фактора Виллебранда, нарушение адгезии тромбоцитов (из-за потери гликопротеина 1b и гликопротеина VI), а также потребление факторов свертывания крови и снижение эффекта контактной активации с течением времени по мере адсорбции белков на поверхностях контура ЭКМО.

При этом может произойти быстрый переход из гипер- в гипокоагуляцию с характерной картиной ДВС, гиперфибринолизом и потенциальным высоким риском геморрагических осложнений.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. Davies A., Jones D., Bailey M. et al.Extracorporeal membrane oxygenation for 2009 Influenza A (H1N1) acute respiratory distress syndrome // JAMA. 2009. Vol. 302. P. 1888-1895.

  2. Bonastre J., Suberviola B., Pozo J.C. et al. Extracorporeal lung support in patients with severe respiratory failure secondary to the 2010-2011 winter seasonal outbreak of influenza A (H1N1) in Spain // Med. Intensiva. 2012. Vol. 36. N. 3. P. 193-199. DOI: 10.1016/j.medin.2011.12.004.

  3. Noah M.A., Peek G.J., Finney S.J. et al. Referral to an extracorporeal membrane oxygenation center and mortality among patients with severe 2009 influenza A(H1N1) // JAMA. 2011. Vol. 306. N. 15. P. 1659-1668. DOI: 10.1001/jama.2011.1471.

  4. Peek G.J., Mugford M., Tiruvoipati R. et al. Efficacy and economic assessment of conventional ventilatory support versus extracorporeal membrane oxygenation for severe adult respiratory failure (CESAR): a multicenter randomised controlled trial // Lancet. 2009. Vol. 374. Issue 9698. P. 1351-1363. DOI: 10.1016/S0140-6736(09)61069-2.

  5. Журавель С.В., Косолапов Д.А., Кецкало М.В. Организация программы экстракорпоральной мембранной оксигенации у взрослых пациентов в многопрофильном стационаре. Опыт Регенсбурга (Германия) // Трансплантология. 2014. № 4. С. 28-32.

  6. Lim M.W. The history of extracorporeal oxygenators // Anaesthesia. 2006. Vol. 61. N. 10. P. 984-995. DOI: 10.1111/j.1365-2044.2006.04781.x.

  7. Брюхоненко С.С. Аппарат для искусственного кровообращения (теплокровных) // В кн.: Изучение новых методов искусственного кровообращения и переливания крови. Труды Научного химико-фармацевтического института. М. : 1928. Вып. 20. C. 73-80.

  8. Bartlett R.H. Extracorporeal life support: Gibbon fulfilled // J. Am. Coll. Surg. 2014. Vol. 218. N. 3. P. 317-327. DOI: 10.1016/j.jamcollsurg.2013.12.002.

  9. Clarke L.C.Jr., Gollan F., Gupta V.B. The oxygenation of blood by gas dispersion // Science. 1950. Vol. 111. N. 2874. P. 85-87. DOI: 10.1126/science.111.2874.85-a.

  10. Bartlett R. ECLS: Past, present, and future // Qatar Med. J. 2017. N. 1. 4th Annual ELSO-SWAC Conference Proceedings. DOI: 10.5339/qmj.2017. swacelso.8.

  11. Bartlett R.H. Extracorporeal life support in the management of severe respiratory failure // Clin. Chest. Med. 2000. Vol. 21. N. 3. P. 555-561. DOI: 10.1016/s0272-5231(05)70166-0.

  12. Zapol W.M., Snider M.T., Hill J.D. Extracorporeal membrane oxygenation in severe acute respiratory failure // JAMA. 1979. Vol. 242. N. 20. P. 2193-2196. DOI: 10.1001/jama.242.20.2193.

  13. Kolobow T., Gattinoni L., Tomlinson T. An alternative to breathing // J. Thorac. Cardiovasc. Surg. 1978. Vol. 75. N. 2. P. 261-266.

  14. Mugford M., Elbourne D., Field D. Extracorporeal membrane oxygenation for severe respiratory failure in newborn infants // Cochrane Database Syst Rev. 2008. N. 3. CD001340. DOI: 10.1002/14651858. CD001340.pub2.

  15. Евсеев А.К., Журавель С.В., Алентьев А.Ю. и др. Мембраны в технологии экстракорпоральной оксигенации крови // Мембраны и мембранные технологии. 2019. Т. 9. № 4. С. 235-246.

  16. Журавель С.В., Евсеев А.К., Колокольцев А.Д. и др. Историческое развитие и перспективы экстракорпоральной мембранной оксиге-нации в клинической практике // Высокотехнологическая медицина. 2020. № 1. С. 51-58.

  17. Extracorporeal Life Support: The ELSO Red Book. / Ed. Brogan T.V. et al. 5Th ed. Ann.Arbor, 2017. P. 1-9, 36-45, 331-335.

  18. Combes A., Hijade D., Capellier G. et al. Extracorporeal Membrane Oxygenation for severe acute respiratory distress-syndrome // N. Engl. Med. 2018. Vol. 378. P. 1965-1975.

  19. Brodie D, Slutsky A.S., Combes A. Extracorporeal life support for adults with respiratory failure and related indications: A review // JAMA. 2019. Vol. 322. N. 4. P. 557-568.

  20. Gattinoni L., Coppola S., Cressoni M. et al. Covid-19 does not lead to a «Typical» acute respiratory distress syndrome // Am. J. Respir. Crit. Care Med. 2020. [Epub ahead of print]

  21. Gattinoni L., Chiumello D., Caironi P. et al. COVID-19 pneumonia: Different respiratory treatment for different phenotypes? // Intensive Care Med. 2020. [Epub ahead of print]

  22. Schmidt M., Pham T., Arcadipane A. et al. Mechanical ventilation management during extracorporeal membrane oxygenation for acute respiratory distress syndrome. An international multicenter prospective cohort // Am. J. Respir. Crit. Care Med. 2019. Vol. 200. P. 1002-1012.

  23. Clerkin K.J., Fried J.A., Raikhelkar J. et al. Coronavirus disease 2019 (COVID-19) and cardiovascular disease // Circulation. 2020. [Epub ahead of print]

  24. Fried J.A., Ramasubbu K., Bhatt R. et al. The variety of cardiovascular presentations of COVID-19 // Circulation. 2020. [Epub ahead of print]

  25. Driggin E., Madhavan M.V., Bikdeli B. et al. Cardiovascular considerations for patients, health care workers, and health systems during the COVID-19 pandemic // J. Am. Coll. Cardiol. 2020. Vol. 75. P. 2352-2371.

  26. Tavazzi G., Pellegrini C., Maurelli M. et al. Myocardial localization of coronavirus in COVID-19 cardiogenic shock // Eur. J. Heart Fail. 2020. [Epub ahead of print]

  27. Zhou F., Yu T., Du R. et al. Clinical course and risk factors for mortality of adult inpatients with COVID-19 in Wuhan, China: A retrospective cohort study // Lancet. 2020. Vol. 395. P. 1054-1062.

  28. Shekar K., Badulak J., Giles P. et al. Extracorporeal life support organization coronavirus disease 2019 interim guidelines: a consensus document from an international group of interdisciplinary extracorporeal membrane oxygenation providers // ASAIO Journal. 2020. P. 707-721.

  29. Osho A.A., Moonsamy Ph.M., Hibbert K.A. et al. Veno-venous extracorporeal membrane oxygenation for respiratory failure in COVID-19 patients // Ann. Surg. 2020. P. 2-4.

Глава 13. ЗАМЕСТИТЕЛЬНАЯ ПОЧЕЧНАЯ ТЕРАПИЯ И МЕТОДЫ ЭКСТРАКОРПОРАЛЬНОЙ ГЕМОКОРРЕКЦИИ У ПАЦИЕНТОВ С НОВОЙ КОРОНАВИРУСНОЙ ИНФЕКЦИЕЙ

С.И. Рей, Г.А. Бердников, Е.Б. Рябов, О.Г. Макляева, Ю.А. Трусенко, Ф.М. Навзади

Острое почечное повреждение (ОΠΠ) развивается у 8-25% пациентов с новой коронавирусной инфекцией (COVID-19), требует проведения ЗΠТ у 3,6-58,0% больных и сопровождается значительной летальностью [1]. Метаанализ P. Hansrivij it et al., включающий 26 исследований у 5497 пациентов, показал, что ОΠΠ развивается у 8,4% пациентов с COVID-19 и у 3,6% больных требует проведения ЗΠТ. У больных, находящихся в ОРИТ, частота развития ОΠΠ достигает 19,9%. Развитие ОΠΠ сопровождается повышением относительного риска смерти в 13 раз. Πожилой возраст, СД, артериальная гипертензия являются факторами риска развития ОΠΠ [2]. В метаанализе M. Shao et al. [3] на основании 40 исследований, включающем 24 527 пациентов с COVID-19, выявлено, что частота развития ОПП составляет 10%. Летальность у пациентов с ОПП достигает 63,1% по сравнению с 12,9% без ОПП. Авторы отмечают, что более высокие значения сывороточного креатинина и мочевины сопровождаются худшим прогнозом. Метаанализ S.Y. Robbins-Juarez et al. [4] (20 исследований у 13 137 пациентов) показал еще более частое развитие ОПП, составившее 17%, с частотой применения ЗПТ 5% и летальностью 52%. В ряде работ сроки развития ОПП составляют 5-9 сут с момента поступления [5, 6]. В то же время в исследовании F. Zhou et al. [7] медиана развития ОПП от начала клинических проявлений COVID-19 составила 15 дней, при этом у умерших больных ОПП развилось в 50% случаев с потребностью в ЗПТ у 19%. По данным P. Gabarre et al. [8], у пациентов в условиях ОРИТ частота развития ОПП достигала 42,9%, при этом в 74,4% случаев развивалась тяжелое повреждение почек (III стадия по критериям KDIGO) с потребностью в ЗПТ у 13,4% пациентов.

Патогенез ОПП при COVID-19 носит многофакторный характер [8]. Отмечается прямое цитопатическое действие коронавируса SARS-CoV-2 на эпителиальные клетки проксимальных канальцев и подоциты через мембранно-связанный АПФ2 (ACE2), что приводит к нарушению функции почек. Клеточная инвазия SARS-CoV-2 зависит от экспрессии ACE2, а также от наличия мембранно-связанной сериновой протеазы-2 (TMPRSS2), способной расщеплять S-белок SARS-CoV-2. Wang et al. [9] обнаружили, что SARS-CoV-2 попадает в эпителиальные клетки проксимальных канальцев с помощью трансмембранного гли-копротеина CD147-spike. SARS-CoV-2 проникает в клетки путем эндоцитоза, снижая уровень мембранно-связанного ACE2, возникает несбалансированная активация ренин-ангиотензин-альдостероновой системы (РААС), активируется АТII посредством активации комплемента и снижения уровня ангиотензина I-VII, что приводит к гиперкоагуляции и микроангиопатии, активируются миелоидные клетки, что в дальнейшем ведет к выбросу цитокинов и развитию ОПП [10].

Цитокины играют важную роль в патогенезе ОПП. Выраженный дисбаланс концентраций про- и противовоспалительных медиаторов обусловливает развитие и прогрессирование ПОН. Так, по данным Huang et al., при поступлении пациентов с тяжелым COVID-19 в ОРИТ у них обнаруживается повышенный уровень цитокинов, таких как ИЛ-1β, ИЛ-1РА, ИЛ-7, ИЛ-8, ИЛ-10, фактор роста фибробластов (FGF), гранулоцитарно-макрофагальный колониестимулирующий фактор (GM-CSF), ИНФ-γ (IFN-γ), гранулоцитарный колониестимулирующий фактор (G-CSF), ИНФ-γ-индуцибельный белок (IP10), хемо-аттрактантный белок-1 моноцитов (МСР-1), макрофагальный белок воспаления 1α (MIP-1α), тромбоцитарный фактор роста (PDGF), фактор некроза опухоли (TNF-α), фактор роста эндотелия сосудов (VEGF) [11]. Системное воспаление приводит к дисфункции эндотелия и канальцев, так, TNF-α, взаимодействуя с рецепторами клеток канальцев, может запускать апоптоз клеток [12]. ИЛ-6 вызывает повышенную проницаемость почечных сосудов, секрецию цитокинов и хемокинов почечными эндотелиальными клетками, что приводит к микроциркуляторным нарушениям и в конечном счете к развитию ОПП [13].

К другим факторам развития ОПП у пациентов с COVID-19 относят СД, артериальную гипертензию, хроническую болезнь почек. К преренальному ОПП приводит гиповолемия, артериальная гипотензия вследствие гипертермии, тахипноэ, нарушения со стороны желудочно-кишечного тракта. Применение нефротоксичных антибиотиков, противовирусных препаратов, рентгеноконтрастных веществ может являться фактором риска развития ОПП [14].

ЗАМЕСТИТЕЛЬНАЯ ПОЧЕЧНАЯ ТЕРАПИЯ

Методом выбора для пациентов с COVID-19 в критическом состоянии являются продленные или продолжительные методики (продолжительная ЗПТ) [15].

ЗПТ рекомендуется начинать немедленно, как только выявляются опасные для жизни нарушения водного и/или электролитного балансов и кислотно-щелочного состояния, кислотно-основного равновесия. Принимая решение о начале ЗПТ, необходимо оценить не только показатели мочевины и креати-нина плазмы крови, но и динамику лабораторных данных и клиническую ситуацию в целом с учетом тяжести органной дисфункции, основного и сопутствующих заболеваний. Существуют общепринятые показания к началу ЗПТ у больных с ОПП (табл. 13-1).

Таблица 13-1. Показания к началу заместительной почечной терапии
Абсолютные показания к началу ЗПТ

Категория

Характеристика

Азотемия

Уровень мочевины в плазме ≥36 ммоль/л

Уремические осложнения

Энцефалопатия, перикардит, нейро- и миопатия

Гиперкалиемия

≥6,5 ммоль/л и/или изменения на электрокардиограмме

Гипермагниемия

≥4 ммоль/л и/или анурия/отсутствие глубоких сухожильных рефлексов

Ацидоз

pH≤7,15

Олигоанурия

Диурез <200 мл/12 ч или анурия

Перегрузка объемом

Резистентные отеки (особенно отек легких и мозга) у больных ОПП

Экзогенные отравления

Элиминация диализируемого яда

Тяжелое и/или быстро прогрессирующее ОПП

III стадия ОПП (KDIGO) или критерий RIFLE F

Относительные показания к началу ЗПТ

II стадия ОПП (KDIGO) или критерий I (по шкале RIFLE) у больных в критическом состоянии с полиорганной дисфункцией

ВЫБОР ДОЗЫ ЗАМЕСТИТЕЛЬНОЙ ПОЧЕЧНОЙ ТЕРАПИИ

Необходимо использовать режимы ЗПТ, обеспечивающие коррекцию кислотно-щелочного равновесия, электролитного и водного баланса, метаболического статуса, которые будут отвечать нуждам пациентов. При использовании продолжительной ЗПТ, отсутствии гиперкатаболизма рекомендуется применять минимальную достигнутую суточную дозу 20-25 мл/кг в час эффлюента, для чего на практике необходимо назначение большего расчетного объема эффлюента. При использовании режима предилюции достигнутая доза должна быть увеличена до 25-30 мл/кг в час. При уменьшении времени процедуры доза для продолжительной ЗПТ должна быть пересчитана. У пациентов с COVID-19 ряд авторов рекомендуют сократить время процедур до 10 ч с увеличением дозы до 40-50 мл/кг в час [15]. Доза может быть увеличена при необходимости коррекции метаболизма, кислотно-щелочного состояния, электролитного баланса. Результаты Кокрейновского метаанализа показали, что более интенсивная стратегия продолжительной ЗПТ (предписанная суточная доза ≥35 мл/кг в час) не сопровождалась улучшением выживаемости, кроме подгруппы хирургической ОПП, восстановлением почечной функции, чем менее интенсивная стратегия (предписанная суточная доза <35 мл/кг в час). Отмечалось более частое возникновение гипофосфатемии при более интенсивной стратегии продолжительной ЗПТ [18].

ИСПОЛЬЗОВАНИЕ ВЫСОКОПРОНИЦАЕМЫХ МЕМБРАН С ВЫСОКОЙ ТОЧКОЙ ОТСЕЧКИ И МЕМБРАН С ПОВЫШЕННОЙ СОРБЦИОННОЙ ЕМКОСТЬЮ

Для элиминации цитокинов и других среднемолекулярных веществ во время процедур ЗПТ были разработаны мембраны с высокой точкой отсечки High cut-off (HCO) 40-60 кДа, которые лучше удаляют медиаторы воспаления за счет диффузии и конвекции, за счет большего размера пор (<0,02 нм), чем обычно используемые high-flux-мембраны с точкой отсечки 30 кДа и размером пор <0,01 нм.

При использовании мембраны Ultraflux EMiC2 (Fresenius Medical Care) с точкой отсечки 40 кДа получены следующие результаты. В рандомизированном исследовании L. Weidhase et al. [19] продолжительный гемодиализ с использованием HCO-мембран по сравнению с high-flux-диализатором сопровождался лучшим клиренсом β-2-микроглобулина (11,8 кДа) - 19,6 и 12,2 мл/мин соответственно, миоглобина (17 кДа) - 8 и 0,2 мл/мин соответственно. При применении мембраны Septex (Baxter) с точкой отсечки 60 кДа у пациентов с септическим шоком и ОПП во время продолжительного гемодиализа отмечается значимая элиминация цитокинов. Для ИЛ-1β с молекулярной массой 17,3 кДа клиренс через 24 ч процедуры составил 124 мл/мин, ИЛ-6 (26 кДа) - 65 мл/мин, ИЛ-10 (35 кДа) - 17 мл/мин, ИЛ-12 (75 кДа) - 25,8 мл/мин. Тем не менее в плазме крови через 24 ч отмечалось достоверное снижение уровня ИЛ-10 и ИЛ-12, а уровень ИЛ-6 даже имел тенденцию к повышению [20]. В исследовании G. Kade et al. [21] у пациентов с сепсисом и ОПП отмечалось достоверное снижение через 24 ч уровня прокальцитонина (13 кДа) на 38,3%, ИЛ-6 - на 35,3%, TNF-α (мономер 17 кДа, гомотример 51 кДа) - на 33%. Авторы считают, что снижение уровня прокальцитонина связано как с элиминацией маркера за счет диффузии, так и со снижением тяжести системного воспаления за счет элиминации цитокинов. В то же время летальность в данном исследовании при применении HCO-мембран достигла 83,3%. Рандомизированное контролируемое исследование HICOSS [22] по использованию мембраны Septex было остановлено после набора 81 пациента в связи с отсутствием достоверного различия в 28-дневной летальности по сравнению с контрольной группой (31 и 33% соответственно), вазопрессорной поддержки, длительности ИВЛ, длительности лечения в ОРИТ. Не было выявлено различий в уровне альбумина в обеих группах. Сходные данные были получены в рамках Австралийского рандомизированного контролируемого исследования по применению HCO-гемофильтрации, летальность составила 55,6% в группе НСО и 34,2% - в группе стандартной гемофильтрации (р=0,191) [23].

Таким образом, несмотря на лучшую элиминацию цитокинов, нет убедительных данных о лучшей выживаемости при использовании НСО-мембран. Нельзя забывать, что применение гемофильтров с повышенной пористостью сопряжено с риском потери необходимых субстанций (лекарственных препаратов, гормонов, питательных и противовоспалительных компонентов).

Следующим направлением лечения пациентов с COVID-19 является использование мембран для гемофильтров с повышенной сорбционной емкостью.

Так, мембрана oXiris (Baxter) в эксперименте адсорбировала эндотоксин с клиренсом 8 мл/мин по сравнению с 20 мл/мин у селективного гемосорбента липополисахарида Toraymyxin (Toray Industries), а по адсорбции медиаторов воспаления показала сходные результаты с селективным сорбентом цитокинов CytoSorb (CytoSorbents), за исключением противовоспалительного цитокина ИЛ-12 р70, который сорбируется при использовании oXiris в 3 раза меньше [24]. В 2019 г. опубликованы результаты рандомизированного контролируемого исследования по применению гемодиафильтрации с использованием мембраны oXiris у пациентов с септическим шоком. Выявлено, что применение мембраны oXiris сопровождалось достоверным снижением уровня эндотоксина у семи из девяти пациентов, достоверным снижением цитокинов TNF-α, ИЛ-6, ИЛ-8, уменьшением дозы вазопрессоров в течение 24 ч. В промежутке с 24 по 48 ч достоверных изменений в динамике цитокинов и показателях органной дисфункции при использовании oXiris не выявлено [25]. Ряд работ оценивают применение мембраны oXiris у пациентов с COVID-19. Авторы отмечали в ряде случаев снижение уровня ИЛ-6, ИЛ-8, ИЛ-10, СРБ, повышение среднего артериального давления и индекса оксигенации PaO2/FiO2 , с другой стороны, у части пациентов отмечается нарастание на 2-е и 3-и сутки гемодиафильтрации уровня ферритина, D-димера, маркеров системного воспаления [26, 27].

В Японии разработаны мембраны для гемодиафильтрации из полиметилметакрилата с высокой сорбционной емкостью для цитокинов. В экспериментальной работе сравнивали клиренс цитокинов при использовании мембран из полиметилметакрилата, НСО-мембран и селективного гемосорбента цитокинов CytoSorb. Выявлено, что применение CytoSorb сопровождается лучшим клиренсом для всех цитокинов, при сравнении полиметилметакрилата и НСО-мембран клиренс ИЛ-1β составил 18,2 и 19,4, ИЛ-6 - 19,9 и 8,7, ИЛ-8 - 21,5 и 15,3, TNF-α - 9,3 и 7,2 соответственно [28]. У 55 пациентов с сепсисом и септическим шоком применение полиметилметакрилата в режиме продленного гемодиализа способствовало улучшению гемодинамики и газообмена, снижению уровня ИЛ-6, нормализации уровня HLA-DR [29]. В то же время в ретроспективном исследовании S. Kobashi et al. [30] применение мембраны полиметилметакрилата сопровождалось статистически значимыми худшими исходами по сравнению с мембраной AN69ST, являющейся основой для мембраны oXiris. Так, 28-дневная выживаемость составила 77,3 и 50% соответственно, для подгруппы с сепсисом - 83,3 и 57,7% соответственно.

По рекомендациям международной согласительной конференции ADQI 25, применение высокопроницаемых мембран с высокой точкой отсечки и мембран с повышенной сорбци-онной емкостью возможно для элиминации цитокинов, молекул DAMP и PAMP, миоглобина у пациентов с COVID-19 и ПОН [31].

СЕЛЕКТИВНАЯ ГЕМОСОРБЦИЯ ЦИТОКИНОВ

«Цитокиновый шторм» вследствие инфекции SARS-CoV2 является основным механизмом, ведущим к развитию ОРДС и синдрома ПОН при COVID-19. В настоящее время для борьбы с «цитокиновым штормом» при COVID-19 используются фармакологические препараты, блокирующие один медиатор воспаления, так, анакинра блокирует ИЛ-1-рецептор, моноклональные антитела (тоцилизумаб и сарилумаб) - ИЛ-6 рецептор, адалимумаб - TNF-α, барицитиниб - янускиназу-1, леронлимаб - C-C-рецептор хемокина-5. Кроме этого, для лечения тяжелых форм COVID-19 в целях иммуномодуляции используются глюкокортикоиды, внутривенный иммуноглобулин [32].

Применение селективной сорбции цитокинов в ряде исследований показало возможность элиминации широкого спектра медиаторов воспаления: хемокинов, про- и противовоспалительных цитокинов, PAMP- и DAMP-молекул с размерами 5-60 кДа, билирубина. Отмечалось снижение уровня лактата, креатинфос-фокиназы, ЛДГ, стабилизация гемодинамики и снижение дозы вазопрессоров [24, 28, 33]. Так, по данным международного регистра использования селективного гемосорбента CytoSorb (CytoSorbents Corporation) в ОРИТ, после процедур отмечалось достоверное снижение ИЛ-6, но не было изменений в тяжести органной дисфункции по шкале SOFA [34]. В то же время применение этого сорбента в контуре аппарата ИК у кардиохирурги-ческих пациентов, по данным рандомизированного контролируемого исследования, не сопровождалось достоверным отличием уровня цитокинов в течение 24 ч после начала терапии по сравнению с контрольной группой. В группе гемоперфузии отмечались более высокие значения ИЛ-1α, ИЛ-6 через 24 ч, не было достоверных отличий в клинических исходах [35]. В исследовании S. Zuccari et al. [36] у пациентов с сепсисом отмечалось достоверное снижение уровня только ИЛ-8 через 24 ч, улучшение показателей микроциркуляции. У пациентов с COVID-19 и ОПП применение селективного гемосорбента CytoSorb в комбинации с продолжительной гемофильтрацией сопровождалось снижением у выживших пациентов тяжести органной дисфункции по шкале SOFA, уровня ЛДГ, ферритина, D-димера, СРБ, ИЛ-6, повышение индекса оксигенации PaO2/FiO2 и числа лимфоцитов; 28-дневная летальность составила 30% [37]. В ряде работ, описывающих единичные случаи или серии случаев, говорится о снижении ИЛ-6 при комбинации гемосорбента CytoSorb с ЭКМО [38], улучшении показателей оксигенации и снижении маркеров воспаления (ИЛ-6, СРБ) при комбинации гемоперфузии и блокатора ИЛ-6 тоцилизумаба [39].

Экстракорпоральная сорбция цитокинов c использованием селективного гемосорбента HA330 (Jafron Biomedical) при лечении пациентов с COVID-19 [40, 41] показала снижение ИЛ-6, СРБ, ЛДГ, тромбоцитов.

По рекомендациям Международной согласительной конференции ADQI 25, применение селективной гемосорбции цитокинов возможно для элиминации цитокинов, молекул DAMP у пациентов с тяжелым COVID-19, ранним ОРДС для профилактики развития ПОН [31]. Селективные гемосорбенты цитокинов можно комбинировать с методами постоянной ЗПТ и/или ЭКМО. Длительность процедур может достигать 24 ч. Наш опыт показывает эффективность использования селективной сорбции цитокинов у пациентов с COVID-19 и печеночной недостаточностью.

СЕЛЕКТИВНАЯ ГЕМОСОРБЦИЯ ЛИПОПОЛИСАХАРИДОВ

У пациентов с COVID-19 при развитии сепсиса, вызванного грамотрицательными бактериями, возможно применение селективной сорбции эндотоксина.

Ряд рандомизированных контролируемых исследований оценивали эффективность применения селективной гемосорбции липополисахаридов у пациентов с сепсисом с использованием сорбента Toraymyxin (Toray) (PMX). В 2009 г. опубликовано исследование EUPHAS, в котором PMX применялся у больных с абдоминальным сепсисом [42]. Авторы отметили статистически значимое снижение тяжести органной дисфункции в группе с PMX, в основном за счет улучшения показателей гемодинамики и почечной функции, снижение 28-дневной летальности. Результаты исследования ABDOMIX [43] не показали улучшения выживаемости больных с абдоминальным сепсисом при использовании PMX. Однако к этому исследованию возникло значительное количество вопросов в связи с проблемами при проведении процедур у 30,2% пациентов (тромбоз контура и другие технические проблемы, гемодинамическая нестабильность). В 2018 г. были опубликованы результаты рандомизированного контролируемого исследования EUPHRATES [44], в которое были включены 450 пациентов с септическим шоком и уровнем активности эндотоксина (ЕАА) выше 0,6 у.е. При первичном анализе 28-дневная летальность не различалась в основной и контрольной группах (37,7 и 34,5% соответственно). Только в последующем анализе, исключив пациентов с ЕАА более 0,89 у.е. [45], авторы выявили статистически значимое различие в 28-дневной летальности (26,1 и 36,8% соответственно). Необходимо отметить, что в исследовании EUPHRATES, несмотря на высокие показатели ЕАА, бактериемия выявлялась только у 33% пациентов в группе PMX и 28,1% в контрольной группе, грамотрицательные микроорганизмы высевались в 23,9% и 13,3% случаев соответственно.

Использование PMX приводит к снижению концентрации острофазных белков, цитокинов и хемокинов (ИЛ-6, ИЛ-8, ИЛ-10, TNF-α, High-mobility group box 1) [46]. Однако в опубликованном исследовании [47] снижение цитокинов (TNF-α, ИЛ-1β, ИЛ-6, ИЛ-10, ИЛ-1RA) после процедуры РМХ сопровождалось таким же снижением данных цитокинов и в контрольной группе, за исключением ИЛ-17А.

Применение PMX у пациентов с COVID-19 описано у отдельных пациентов. Выявлено выраженное снижение уровня ИЛ-6, ферритина, улучшение оксигенации, снижение вирусной нагрузки [48, 49]. Длительность процедур составила от 3 до 5 ч.

Применение селективного сорбента эндотоксина Alteco LPS Adsorber (Alteco Medical) [50] у пациентов с сепсисом приводило к статистически значимому снижению ЕАА через 24 ч после процедуры, от 0,70 до 0,56 у.е., но не сопровождалось снижением летальности, которая составила 33% в основной и 30% в контрольной группе.

По рекомендациям международной согласительной конференции ADQI 25, применение селективной гемосорбции липополисахаридов используется для элиминации эндотоксина в случаях вторичной бактериальной инфекции, возможно, для элиминации цитокинов, для профилактики прогрессирования ПОН [31].

ПЛАЗМОТЕХНОЛОГИИ В ЛЕЧЕНИИ COVID-19

Неспецифическое удаление хемокинов, цитокинов, иммуноглобулинов, иммунных комплексов, обломков клеток, различных факторов патогенности, фрагментов комплемента, вирусной РНК, направленное на коррекцию «цитокинового шторма», эндотелиальной дисфункции и коагулопатии, служит основанием для применения плазмообмена (TPE) у пациентов с тяжелыми формами COVID-19 [51]. У пациентов с сепсисом применение плазмообмена сопровождалось достоверным снижением 28-дневной летальности (33,3% по сравнению с 53,8% в контрольной группе) [52]. У пациентов с COVID-19 использование TPE сопровождалось снижением уровня ИЛ-6, ИЛ-10, СРБ [53, 54]. Необходимо отметить, что для эффективной элиминации факторов патогенности нужно удалить не менее одного объема циркулирующей плазмы, что в свою очередь приводит к значительной потере факторов свертывания крови, альбумина, иммуноглобулинов и требует адекватного замещения свежезамороженной плазмой и растворами альбумина. Возрастает риск инфицирования вирусами, других посттрансфузионных осложнений.

До настоящего момента не приняты единые критерии применения методов экстракорпоральной гемокоррекции в лечении пациентов с тяжелыми формами COVID-19 [31]. Учитывая многообразие факторов патогенеза COVID-19, целесообразно комбинировать различные экстракорпоральные методы, исходя из конкретной клинической ситуации. Можно применять критерии FDA [55], используемые для системы афереза Spectra Optia: пациенты возраста 18 лет и старше с подтвержденным диагнозом COVID-19 и пациенты, поступившие в ОРИТ с дыхательной недостаточностью, у которых есть одно из следующих состояний.

  1. Ранняя острая форма повреждения легких/ранний ОРДС.

  2. Следующие симптомы:

    • частота дыхания ≥30/мин;

    • насыщение крови кислородом ≤93%;

    • отношение парциального давления артериального кислорода к фракции вдыхаемого кислорода <300 и/или инфильтраты в легких >50% в течение 24-48 ч.

  3. Критические состояния:

    • дыхательная недостаточность;

    • септический шок;

    • полиорганная дисфункция.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. Gagliardi I., Patella G., Michael A. et al. COVID-19 and the kidney: from epidemiology to clinical practice // J. Clin. Med. 2020. Vol. 9. N. 8. P. 2506. DOI: 10.3390/jcm9082506.

  2. Hansrivijit P., Qian C., Boonpheng B. et al. Incidence of acute kidney injury and its association with mortality in patients with COVID-19: a meta-analysis // J. Investig. Med. 2020. Vol. 68. N. 7. P. 1261-1270. DOI:10.1136/jim-2020-001407.

  3. Shao M., Li X., Liu F. et al. Acute kidney injury is associated with severe infection and fatality in patients with COVID-19: A systematic review and meta-analysis of 40 studies and 24 527 patients // Pharmacol. Res. 2020. Vol. 161. P. 105107. DOI: 10.1016/j.phrs.2020.105107.

  4. Robbins-Juarez S.Y., Qian L., King K.L. et al. Outcomes for patients with COVID-19 and acute kidney injury: a systematic review and meta-analysis kidney // Int. Rep. 2020. Vol. 5. N. 8. P. 1149-1160. DOI:10.1016/j.ekir.2020.06.013.

  5. Fanelli V., Fiorentino M., Cantaluppi V. et al. Acute kidney injury in SARS-CoV-2 infected patients // Critical Care. 2020. Vol. 24. N. 1. P. 155. DOI: 10.1186/s13054-020-02872-z.

  6. Yang X., Yu Y., Xu J. et al. Clinical course and outcomes of critically ill patients with SARS-CoV-2 pneumonia in Wuhan, China: a single-centered, retrospective, observational study // Lancet Respir. Med. 2020.DOI: 10.1016/S2213-2600(20)30079-5.

  7. Zhou F., Yu T., Du R. et al. Clinical course and risk factors for mortality of adult inpatients with COVID-19 in Wuhan, China: a retrospective cohort study // Lancet. 2020. Vol. 395. P. 1054-1062. DOI: 10.1016/ S0140-6736(20)30566-3.

  8. Gabarre P., Dumas G., Dupont T. et al. Acute kidney injury in critically ill patients with COVID-19 // Intensive Care Med. 2020. Vol. 46. N. 7. P. 1339-1348. DOI: 10.1007/s00134-020-06153-9.

  9. Wang K., Chen W., Zhou Y.-S. et al. SARS-CoV-2 invades host cells via a novel route: CD147-spike protein // bioRxiv. 2020. DOI: 10.1101/2020.03.14.988345.

  10. Vinayagam S., Sattu K. SARS-CoV-2 and coagulation disorders in different organs // Life Sci. 2020. Vol. 260. P. 118431. DOI: 10.1016/j.lfs.2020.118431.

  11. Huang C., Wang Y., Li X. et al. Clinical features of patients infected with 2019 novel coronavirus in Wuhan, China // Lancet. Vol. 395. P. 497-506. DOI: 10.1016/S0140 -6736(20)30183-5.

  12. Cunningham P.N., Dyanov H.M., Park P. et al. Acute renal failure in endotoxemia is caused by TNF acting directly on TNF receptor-1 in kidney // J. Immunol. 2002. Vol. 168. P. 5817-5823. DOI: 10.4049/jimmunol.168.11.5817.

  13. Nechemia-Arbely Y., Barkan D., Pizov G. et al. Axelrod JX ILL-6/ILL-6R axis plays a critical role in acute kidney injury // J. Am. So.c Nephrol. 2008. Vol. 19. N. 6. P. 1106-1115. DOI: 10.1681/ASN.2007070744.

  14. Su H., Yang M., Wan C. et al. Renal histopathological analysis of 26 postmortem findings of patients with COVID-19 in China // Kidney Int. 2020. Vol. 98. N. 1. P. 219-227. DOI: 10.1016/j.kint.2020.04.003.

  15. Durvasula R., Wellington T., McNamara E., Watnick S. COVID-19 and kidney failure in the acute care setting: our experience from seattle // Am. J. Kidney Dis. 2020. Vol. 76. Issue 1. P. 4-6. DOI: 10.1053/j.ajkd.2020.04.001.

  16. Teixeira C., Garzotto F., Piccinni P. et al. NEFROlogia e Cura INTensiva (NEFROINT) investigators. Fluid balance and urine volume are independent predictors of mortality in acute kidney injury // Crit. Care. 2013. Vol. 17. N. 1. DOI: 10.1186/cc12484.

  17. Gibney N., Hoste E., Burdmann E.A. et al. Timing of initiation and discontinuation of renal replacement therapy in AKI: unanswered key questions // Clin. J. Am. Soc. Nephrol. 2008. Vol. 3. N. 3. P. 876-880. DOI: 10.2215/CJN.04871107.

  18. Fayad A.I., Buamscha D.G., Ciapponi A. Intensity of continuous renal replacement therapy for acute kidney injury // Cochrane Database Syst. Rev. 2016. Vol. 10. CD010613. DOI: 10.1002/14651858.CD010613.pub2.

  19. Weidhase L., Haussig E., Haussig S. et al. Middle molecule clearance with high cut-off dialyzer versus high-flux dialyzer using continuous veno-venous hemodialysis with regional citrate anticoagulation: a prospective randomized controlled trial // PLoS One. 2019. Vol. 14. N. 4. e0215823. DOI: 10.1371/journal.pone.0215823.

  20. Kade G., Lubas A., Rzeszotarska A. et al. Effectiveness of high cutoff hemofilters inthe removal of selected cytokines in patients during septic shock accompanied by acute kidney injury-preliminary study // Med. Sci. Monit. 2016. Vol. 13. Issue 22. P. 4338-4344. DOI: 10.12659/MSM.896819.

  21. Kade G., Literacki S., Rzeszotarska A. et al. Removal of procalcitonin and selected cytokines during continuous veno-venous hemodialysis using high cutoff hemofilters in patients with sepsis and acute kidney injury // Blood Purif. 2018. Vol. 46. P. 153-159. DOI: 10.1159/000488929.

  22. Honoré P.M., Jacobs R., Boer W. et al. New insights regarding rationale, therapeutic target and dose of hemofiltration and hybrid therapies in septic acute kidney injury // Blood Purif. 2012. Vol. 33. P. 44-51. DOI: 10.1159/000333837.

  23. Atan R., Peck L., Prowle J. et al. Double-blind randomized controlled trial of high cutoff versus standard hemofiltration in critically ill patients with acute kidney injury // Crit. Care Med. 2018. Vol. 46. N. 10. P. 988-994. DOI: 10.1097/CCM.0000000000003350.

  24. Malard B., Lambert C., Kellum J. In vitro comparison of the adsorption of inflammatory mediators by blood purification devices // Intensive Care Med. Exp. 2018. Vol. 6. N. 1. P. 12. DOI: 10.1186/s40635-018-0177-2.

  25. Broman M.E., Hansson F., Vincent J.L., Bodelsson M. Endotoxin and cytokine reducing properties of the oXiris membrane in patients with septic shock: A randomized crossover double-blind study // PLoS One. 2019. Vol. 14. N. 8. DOI: 10.1371/journal.pone.0220444

  26. Padala S.A., Vakiti A., White J.J. et al. First reported use of highly adsorptive hemofilter in critically ill COVID-19 patients in the USA // J. Clin. Med. Res. 2020. Vol. 12. N. 7. P. 454-457. DOI: 10.14740/ jocmr4228.

  27. Fengmin S., Zhang H., Zhu G. et al. The absorbing filter oxiris in severe COVID-19 patients: a case series // Artif. Organs. 2020. DOI: 10.1111/aor.13786.

  28. Harm S., Schildböck C., Hartmann J. Cytokine removal in extracorporeal blood purification: an in vitro study // Blood Purif. 2020. Vol. 49. P. 33- 43. DOI: 10.1159/000502680.

  29. Nishida O., Nakamura T., Kuriyama N. et al. Sustained high-efficiency daily diafiltration using a mediator-adsorbing membrane (SHEDD-fA) in the treatment of patients with severe sepsis. // Contrib. Nephrol. Basel, Karger. 2011. Vol. 173. P. 172-181.

  30. Kobashi S., Maruhashi T., Nakamura T. et al. The 28-day survival rates of two cytokine-adsorbing hemofilters for continuous renal replacement therapy: a single-center retrospective comparative study // Acute Med. Surg. 2019. Vol. 6. N. 1. P. 60-67. DOI: 10.1002/ams2.382.

  31. Nadim M.K., Forni L.G., Mehta R.L. et al. COVID-19-associated acute kidney injury: consensus report of the 25th Acute Disease Quality Initiative (ADQI) Workgroup // Nat. Rev. Nephrol. 2020. Vol. 16. N. 12. P. 747-764. DOI: 10.1038/s41581-020-00356-5.

  32. Iannaccone G., Scacciavillani R., Del Buono M.G. et al. Weathering the cytokine storm in COVID-19: therapeutic implications // Cardiorenal Med. 2020. Vol. 10. N. 5. P. 277-287. DOI: 10.1159/000509483.

  33. Calabrò M.G., Febres D., Recca G. et al. Blood purification with cytoSorb in critically ill patients: single-center preliminary experience // Artif. Organs. 2019. Vol. 43. N. 2. P. 189-194. DOI: 10.1111/aor.13327.

  34. Friesecke S., Träger K., Schittek G.A. et al. International registry on the use of the CytoSorb® adsorber in ICU patients: study protocol and preliminary results // Med. Klin. Intensivmed Notfmed. 2019. Vol. 114. N. 8. P. 699-707. DOI: 10.1007/s00063-017-0342-5.

  35. Poli E.C., Alberio L., Bauer-Doerries A. et al. Cytokine clearance with CytoSorb® during cardiac surgery: a pilot randomized controlled trial // Crit. Care. 2019. Vol. 23. N. 1. P. 108. DOI: 10.1186/s13054-019-2399-4.

  36. Zuccari S., Damiani E., Domizi R. et al. Changes in cytokines, haemodynamics and microcirculation in patients with sepsis/septic shock undergoing continuous renal replacement therapy and blood purification with CytoSorb // Blood Purif. 2020. Vol. 49. N. 1-2. P. 107-113. DOI:10.1159/000502540.

  37. Alharthy A., Faqihi F., Memish Z.A. et al. Continuous renal replacement therapy with the addition of CytoSorb ® cartridge in critically ill patients with COVID-19 plus acute kidney injury: a case-series // Artif. Organs. 2020. DOI: 10.1111/aor.13864.

  38. Rieder M., Wengenmayer T., Staudacher D. et al. Cytokine adsorption in patients with severe COVID-19 pneumonia requiring extracorporeal membrane oxygenation // Crit. Care. 2020. Vol. 24. N. 1. P. 435. DOI: 10.1186/s13054-020-03130-y.

  39. Berlot G., Tomasini A., Roman Pognuz E. et al. The combined use of tocilizumab and hemoadsorption in a patient with SARS-COV-2-19-associated pneumonia: a case report // Nephron. 2020. Vol. 144. N. 9. P. 459-462. DOI: 10.1159/000509738.

  40. Ronco C., Bagshaw S.M., Bellomo R. et al. Extracorporeal blood purification and organ support in the critically ill patient during COVID-19 pandemic: expert review and recommendation // Blood Purif. 2020. P. 1-11. DOI: 10.1159/000508125.

  41. Esmaeili Vardanjani A., Ronco C., Rafiei H. et al. Early hemoperfusion for cytokine removal may contribute to prevention of intubation in patients infected with COVID-19 // Blood Purif. 2020. P. 1-4. DOI: 10.1159/000509107.

  42. Cruz D.N., Antonelli M., Fumagalli R. et al. Early use of polymyxin B // JAMA. 2009. Vol. 301. N. 23. P. 2445-2452. DOI: 10.1001/jama.2009.856.

  43. Payen D.M., Guilhot J., Launey Y. et al. // Intensive Care Med. 2015. Vol. 41. N. 6. P. 975-984. PMID: 25862039. DOI: 10.1007/s00134-015-3751-z.

  44. Dellinger R.P., Bagshaw S.M., Antonelli M., et al. EUPHRATES trial investigators. Effect of targeted polymyxin B hemoperfusion on 28-day mortality in patients with septic shock and elevated endotoxin level: the EUPHRATES randomized clinical trial // JAMA. 2018. Vol. 320. N. 14. P. 1455-1463. DOI: 10.1001/jama.2018.14618.

  45. Klein D.J., Foster D., Walker P.M. et al. Polymyxin B hemoperfusion in endotoxemic septic shock patients without extreme endotoxemia: a post hoc analysis of the EUPHRATES trial // Intensive Care Med. 2018. Vol. 44. N. 12. P. 2205-2212. DOI: 10.1007/s00134-018-5463-7.

  46. Zagli G., Bonizzoli M., Spina R. et al. Effect of hemoperfusion with an immobilized polymixin-B fibers column on cytokine plasma levels in patients with abdominal sepsis // Minerva Anestesiologica. 2010. Vol. 76. N. 6. P. 405-412. PMID: 20473253.

  47. Coudroy R., Payen D., Launey Y. et al. Modulation by polymyxin-B hemoperfusion of inflammatory response related to severe peritonitis // Shock.2017. Vol.47.N.1.P.93-99.DOI:10.1097/SHK.0000000000000725

  48. Ishiwari M., Togashi Y., Takoi H. et al. Polymyxin B haemoperfusion treatment for respiratory failure and hyperferritinaemia due to COVID-19 // Respirol. Case Rep. 2020. Vol. 8. N. 9. P. 00679. DOI: 10.1002/rcr2.679.

  49. Kusaba Y., Izumi S., Takasaki J. et al. Successful recovery from COVID-19-associated acute respiratory failure with polymyxin B-immobilized fiber column-direct hemoperfusion // Intern. Med. 2020. Vol. 59. N. 19. P. 2405-2408. DOI: 10.2169/internalmedicine.5413-20.

  50. Adamik B., Zielinski S., Smiechowicz J., Kübler A. Endotoxin elimination in patients with septic shock: an observation study // Arch. Immunol. Ther. Exp. (Warsz). 2015. Vol. 63. N. 6. P. 475-483. DOI: 10.1007/s00005-015-0348-8.

  51. Keith P., Day M., Perkins L. et al. A novel treatment approach to the novel coronavirus: an argument for the use of therapeutic plasma exchange for fulminant COVID-19 // Crit. Care. 2020. Vol. 24. N. 1. P. 128. DOI:10.1186/s13054-020-2836-4.

  52. Busund R., Koukline V., Utrobin U., Nedashkovsky E. Plasmapheresis in severe sepsis and septic shock: a prospective, randomised, controlled trial // Intensive Care Med. 2002. Vol. 28. N. 10. P. 1434-1439. DOI: 10.1007/s00134-002-1410-7.

  53. Luo S., Yang L., Wang C. et al. Clinical observation of 6 severe COVID-19 patients treated with plasma exchange or tocilizumab // J. Zhejiang Univ. (Med. Sci.). 2020. Vol. 49. N. 2. P. 227-231. DOI: 10.3785/j.issn.1008-9292.2020.03.06.

  54. Gluck W.L., Callahan S.P., Brevetta R.A. et al. Efficacy of therapeutic plasma exchange in the treatment of penn class 3 and 4 cytokine release syndrome complicating COVID-19 // Respir. Med. 2020. Vol. 175. P. 106188. DOI: 10.1016/j.rmed.2020.106188.

  55. Administration; USF and D. No Title. 2020. Accessed April 13, 2020, https://www.fda.gov/media/136834/download.

Глава 14. ТЕРМИЧЕСКАЯ ГЕЛИЙ-КИСЛОРОДНАЯ СМЕСЬ В ЛЕЧЕНИИ БОЛЬНЫХ COVID-19

С.В. Журавель, И.И. Уткина, П.В. Гаврилов, А.Г. Чучалин, Л.В. Шогенова, С.Д. Варфоломеев, А.А. Панин

В условиях пандемии COVID-19 проблема поиска новых методов терапии данной патологии является актуальной.

В НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского разработана инновационная методика лечения пациентов с новой коронавирусной инфекцией, основанная на использовании ингаляции высокотемпературной смеси гелия и кислорода (t-Не/О2). Новая технология респираторной поддержки путем ингаляции термической гелий-кислородной смеси (t-Не/О2) применяется как компонент комплексной терапии у пациентов среднего и тяжелого течения COVID-19 с апреля 2020 г.

ИСТОРИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ

Гелий является инертным газом, который был открыт одновременно Π. Жансеном и Н. Локьером, о чем они независимо друг от друга сообщили во Французскую академию наук (1868). Большую роль в исследовании физико-химических свойств гелия сыграл академик Π.Л. Капица. Цикл работ был начат во время его стажировки в лаборатории Резерфорда в Лондоне (1938), затем работы были продолжены уже в Москве совместно с академиком Д.Л. Ландау. Оба ученых были удостоены Нобелевской премии за исследования физических свойств гелия.

Скорость диффузии гелия сквозь твердые материалы в три раза выше, чем у воздуха, и приблизительно на 65% выше, чем у водорода. Это свойство гелия необходимо учитывать при диффузном повреждении альвеолокапиллярной мембраны, возникающем у больных в остром периоде COVID-19. Диффузионная способность эритроцитов значительно снижается, это является причиной развития гипоксемии. Ингаляция гелия повышает транспортную функцию кислорода легкими. Необходимо подчеркнуть уникальные свойства гелия по таким характеристикам, как теплоемкость и теплопроводность. Удельная теплоемкость гелия чрезвычайно высока и составляет Ср=5,23 кДж/кг.К, теплопроводность - 0,143 7 Вт/(м.К), что больше, чем у других газов. Эти свойства гелия легли в основу разработки ингаляции термического гелия. В настоящее время гелий широко применяется в таких областях, как дирижаблестроение, которое переживает свое новое рождение, ядерная энергетика, водолазная медицина, химия, пищевая промышленность, металлургия, машиностроение. В области медицины гелий применяется для профилактики и лечения кессонной болезни, а также для лечения обострения бронхиальной астмы и острых приступов астматического удушья.

Клинический опыт академика А.Г. Чучалина, А.А. Панина и Л.В. Шогеновой насчитывает более чем 20 лет применения гелий-кислородной смеси в условиях многопрофильного стационара. На совместном семинаре с Б.Н. Павловым (1984), который являлся ведущим специалистом в стране в области водолазной медицины, впервые была поставлена задача разработать ингаляционный прибор, позволяющий подогревать гелий и вместе с миксером регулировать дозу термического гелия и кислорода. Эта задача была успешно решена А.А. Паниным и его инженерной группой. Изначально академик А.Г. Чучалин и его коллеги применяли термическую гелий-кислородную смесь у больных с гипоксемической формой дыхательной недостаточности, а в последующем - и при гиперкапнической дыхательной недостаточности. Хроническая обструктивная болезнь легких являлась основным показанием для ингаляции термического гелия и кислорода. Общее число больных, включенных в эту группу, превысило 3000 человек. Как ближайшие, так и отдаленные результаты свидетельствовали о высокой эффективности терапии ингаляции термического гелия в смеси с кислородом. Ингаляции t-Не/О2 хорошо переносились, не приводили к клинически значимым побочным эффектам. Клинический опыт, приобретенный за этот период, позволил сформировать лечебный алгоритм и определить критерии терапевтического окна для гелия. В последние годы этот опыт был перенесен в неврологическую клинику для лечения больных с ишемическим инсультом и в акушерство для коррекции кислородного статуса беременных в III триместре.

Клиническим исследованиям у пациентов с COVID-19 предшествовал глубокий теоретический анализ динамических процессов развития острой вирусной инфекции с оценкой потенциальных возможностей терапевтических эффектов ингаляций t-Не/О2 , который провел академик С.Д. Варфоломеев. Он обосновал кинетическую модель, включающую описание динамического поведения концентрации вирусных частиц, пораженных клеток организма, патогенной микрофлоры, концентрации ионов водорода и каталитической активности ряда ключевых ферментов.

Таким образом, новые технологии ингаляции термического гелия и кислорода, а также накопленный на протяжении 20-летнего периода клинический опыт легли в основу обоснования его применения у больных COVID-19 на этапе развития жизне-угрожающего синдрома дыхательной недостаточности.

МЕТОДИКА ИНГАЛЯЦИИ ТЕРМИЧЕСКОЙ ГЕЛИЙ-КИСЛОРОДНОЙ СМЕСЬЮ

Проведенные исследования и накопленный опыт НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского позволили сформулировать критерии применения t-Не/О2:

  • подтвержденная вирусная инфекция Sars-СoV-2 методом ПЦР;

  • КТ-признаки поражения легких по типу матового стекла, участки консолидации, признаки ОДН;

  • КТ-признаки вирусной пневмонии (КТ-1-3);

  • шкала SOFA <6 баллов;

  • индекс оксигенации ≥150 по Берлинской классификации.

Терапию t-Не/О2 выполняют на аппарате «Гелиокс-Экстрим» [ООО «Медтехинновации», Россия, код медицинского изделия 944460 (ТУ 9444-001 0116489960-2015)].

При использовании аппарата «Гелиокс-Экстрим» кислород поступает из централизованной стационарной кислородной разводки, а медицинский гелий «А» - из 10-литрового металлического баллона под давлением 200 атм через регулятор давления на 15 атм (GCE, Китай). Используют медицинский гелий марки «А» (99,995% ТУ 20.11.11-005-45905715-2017, «НИИКМ», РФ). В аппарате происходит смешивание двух газов (гелия и кислорода) в соответствии с заданной концентрацией. Затем смесь Не и О2 через дыхательный фильтр и шланг подается в терми-стор аппарата «Гелиокс-Экстрим», к которому подсоединены клапан выдоха и лицевая анестезиологическая маска (рис. 14-1 - 14-3).

image
Рис. 14-1. Аппарат «Гелиокс-Экстрим»

Хотелось бы развеять заблуждение, что терапия гелием эффективна только при концентрациях, превышающих 70%.

Концентрация Не и О2 подбирается индивидуально каждому пациенту в пределах от 79 до 50% (Не) и от 21 до 50% (O2) для достижения SpO2 в пределах 95-99% при температуре от 75 до 95 °С и является эффективной в разных концентрациях применяемого инертного газа. В этом и заключается преимущество использования современных аппаратов «Гелиокс-Экстрим», которые позволяют подбирать индивидуально концентрацию гелия и кислорода и изменять ее во время проведения процедуры в зависимости от состояния пациента. Эти возможности оборудования позволяют применять терапию гелием не только при легком и средней тяжести течения заболевании, но и при тяжелом течении коронавирусной инфекции с двусторонней пневмонией в случаях применения высокопоточной вентиляции и НИВЛ.

image
Рис. 14-2. Подготовка к процедуре терапии термическим гелиоксом
image
Рис. 14-3. Ингаляционная процедура термическим гелиоксом

Ежедневно следует выполнять ингаляционные процедуры в течение 60 мин, разделенные на 3-4 процедуры в зависимости от состояния больного. При этом осуществляется контроль дыхательного объема и комфортности проводимой процедуры.

При SpO2 ≥ 93% мы начинаем ингаляцию t-Не/О2 в соотношении Не 79% и О2 21% при температуре 85-95 °С, с постепенным повышением фракции О2 каждую минуту на 2% до достижения целевых показателей Sp O2 97-99%.

При 85<SpO2 <92% ингаляцию t-Не/О2 начинаем в соотношении Не 70% и О2 30% при температуре 85-95 °С, с постепенным повышением концентрации О2 каждую минуту на 2% до целевых значений SpO2 97-99%.

При SpO2 <85% ингаляцию t-Не/О2 начинаем в соотношении Не 65% и О2 35% при температуре вдыхаемой гелий-кислородной смеси 75-85 °С, с постепенным повышением концентрации О2 каждую минуту на 2%, но не более чем 50%, то есть с достижением соотношения гелия и кислорода не более чем 50:50 с условием поддержания SрO2 97-99%.

Ингаляционную терапию мы продолжаем до момента повышения дыхательного объема максимально до 1000 мл. В случае превышения дыхательного объема более 1000 мл мы прерываем дыхательный цикл из контура аппарата, пациент делает один-два вдоха воздушной смесью с FiО2 21%. Затем вновь возобновляются процедура и дыхание t-Не/О2 с той же концентрацией Не и О2 , на которой прервали дыхание из контура аппарата. Контроль дыхательного объема ДО осуществляется при помощи монитора, встроенного в аппарат «Гелиокс-Экстрим».

На фоне ингаляционной терапии t-He/O2 мы не выявили объективных, связанных с процедурой побочных эффектов. В начале внедрения методики 2 пациента отказались от ингаляционной терапии на 2-е и 3-и сутки в связи с неприятными субъективными ощущениями от высокой температуры подаваемой смеси. У всех пациентов на первой минуте отмечается повышение сатурации на 6-10%, увеличение дыхательного объема в 2-3 раза. Уже после первой ингаляции t-He/O2 достигнутые во время ингаляции SatO2 и дыхательный объем снижаются, но до значения выше исходного (рис. 14-4, 14-5).

image
Рис. 14-4. Динамика индекса оксигенации до и после ингаляции термической гелий-кислородной смесью (t-He/O2) (*p≤0,05)
image
Рис. 14-5. Динамика PaO2 до и после ингаляции термической гелий-кислородной смесью (t-He/O2 ) (*p≤0,05)

Включение ингаляций термической газовой смеси гелия с кислородом (t-Не/О2) в стандартную терапию повышает эффективность лечения пациентов с COVID-19. Так, по нашим наблюдениям, отмечено положительное влияние на несколько ключевых показателей.

Во время проведения процедуры t-Не/О2 значительно улучшается оксигенация органов и тканей, и достигаемый эффект позитивно стабилизирует состояние пациента. Во время процедуры термическим гелиоксом пациенты легко дышат, так как в дыхательном контуре аппарата практически отсутствует сопротивление дыханию. Отмечаются положительная динамика улучшения оксигенации вне процедуры и разрешение дыхательной недостаточности. Наблюдается наличие опосредованного противовоспалительного эффекта, возникающего при проведении процедуры. Клинические наблюдения показывают, что все пациенты отмечают, что им после процедуры гелиоксом становится значительно легче дышать и они лучше себя чувствуют. В процессе лечения термическим гелиоксом наблюдается быстрое снижение вирусной нагрузки.

Персонифицированный подход с увеличением времени процедуры, изменением фракции гелия и кислорода на вдохе, а также температурных режимов в дальнейшем должен позволить достигать еще более эффективных результатов, направленных на элиминацию вируса и выздоровление пациента.

Использование аппарата «Гелиокс-Экстрим» для лечения больных коронавирусной инфекцией, как показала наша клиническая практика, является высокоэффективным и безопасным.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. Zhou P., Yang X.L., Wang X.G. et al. A pneumonia outbreak associated with a new coronavirus of probable bat origin // Nature. 2020. Vol. 579. P. 270-273.

  2. McGonagle D., Sharif K., O’Regan A., Bridgewood C. The role of cytokines including Interleukin-6 in COVID-19 induced pneumonia and macrophage activation syndrome-like disease // Autoimmun Rev. 2020. Vol. 19. P. 102537.

  3. Рабаан А.А., аль-Ахмед С.Х., Хак С., САХ Р., Тивари Р., Малик Ю.С., Дама К., яту М.И., Бонилла-Алдана Д.К., Родригес-Моралес А.Дж. SARS-CoV-2, SARS-CoV и MERS-COV: сравнительный обзор. Инфез. Медицинский. 2020, 28, 174-184.

  4. https://news.mail.ru/story/incident/koronavirus/

  5. Scavone C., Brusco S., Bertini M. et al. Cовременные фармакологические методы лечения COVID-19: Что дальше? БР. Фармакол. 2020.

  6. Калил А.С. Лечение COVID-19-внебиржевого употребления наркотиков, сострадательного употребления и рандомизированных клинических испытаний во время пандемий. JAMA 2020.

  7. Mehta P., McAuley D.F., Brown M., Sanchez E., Tattersall R.S., Manson J.J. Hlh Через Сотрудничество Специальностей. COVID-19: рассмотрим синдромы цитокинового шторма и иммуносупрес-сии. Ланцет 2020, 395, 1033-1034.

  8. Kapitza P. Liquefaction of helium by an adiabatic method without pre-cooling with liquid hydrogen // Nature. 1934. Vol. 133. N. 3367. P. 708-709.

  9. Kapitza P. The liquefaction of helium by an adiabatic method // Proceedings of the Royal Society. 1934. Vol. 147. P. 189-211.

  10. Капица П.Л. Вязкость жидкого гелия при температурах ниже лямбда-точки // Доклады Академии наук СССР. 1938. Т. 18. № 1. С. 21-23.

  11. Шогенова Л.В. Эффективность терапии гелиоксом больных об-структивными болезнями легких при острой дыхательной недостаточности: дис. …​ канд. мед. наук. М., 2003. 100 с.

  12. Чучалин А.Г., Гусев У.И., Мартынов М.Ю. и др. Дыхательная недостаточность в остром периоде церебрального инсульта: факторы риска и механизмы развития // Журнал неврологии и психиатрии им. С.С. Корсакова. 2020. Т. 120. № 4. С. 7-16. DOI: 10.17116/ jnevro20201200717.

  13. Варфоломеев С.Д., Панин А.А., Быков В.И. и др. Кинетическая модель развития острой вирусной инфекции в организме человека. Критические условия, механизмы управления, термогели-окс // Изв. РАН. Сер. Хим. 2020. № 6. С. 1179-1184.

  14. Варфоломеев С.Д., Панин А.А., Быков В.И. и др. Термовакцинация, термогелиокс как стимулятор иммунного ответа. Кинетическая модель развития процесса // Изв. РАН. Сер. Хим. 2020. № 9.

  15. Varfolomeev S.D., Panin A.A., Bykov V.I. et al. Chemical kinetics of the development of coronaviral infection in the human body: Critical conditions, toxicity mechanisms, «thermoheliox», and «thermovaccination» // Chem.-Biol. Interact. 2020.

  16. Варфоломеев С.Д., Панин А.А., Рябоконь А.М. и др. Пpотеом конденсата выдыхаемого воздуха при воздействии высокотемпературного термогелиокса // Изв. РАН. Сер. Хим. 2020. № 9.

  17. Варфоломеев С.Д., Панин А.А., Рябоконь А.М. и др. Протеом термического гелиокса. Высокотемпературный гелиокс не вызывает разрушение клеток дыхательной системы человека // Терапевтический архив. 2020. Т. 92. № 6. С. 69-72.

  18. https://www.rosminzdrav.ru/ministry/covid19

  19. Петриков С.С., Журавель С.В., Шогенова Л.В. и др. Термическая гелий-кислородная смесь в лечебном алгоритме больных с COVID-19 // Вестник РАМН. 2020. Т. 75. С. 353-362. DOI: 10.15690/ vramn1412.

  20. Varfolomeev S.D., Panin A.A., Bykov V.I. et al. Thermovaccination - thermoheliox as a stimulator of the immune response. Kinetics of the synthesis of antibodies and C-reactive protein in coronavirus infection // Chemico-Biological Interactions. 2021. Vol. 334. P. 109339. DOI: 10.1016/j.cbi.2020.109339.

  21. Шогенова Л.В., Варфоломеев С.Д., Быков В.И. и др. Влияние термической гелий-кислородной смеси на вирусную нагрузку при COVID-19 // Пульмонология. 2020. Т. 30. № 5. С. 533-543. DOI:10.18093/0869-0189-2020-30-5-533-543.

Глава 15. ГИПЕРБАРИЧЕСКАЯ ОКСИГЕНАЦИЯ В ЛЕЧЕНИИ ПАЦИЕНТОВ С НОВОЙ КОРОНАВИРУСНОЙ ИНФЕКЦИЕЙ COVID-19

О.А. Левина, А.К. Евсеев, А.К. Шабанов, И.В. Горончаровская, В.В. Кулабухов, Н.В. Боровкова, Е.В. Клычникова

С самого начала пандемии новой коронавирусной инфекции научные исследования были сфокусированы на поиске терапевтических методов, не только направленных на ликвидацию гипоксии и гипоксемии, но и способных снизить риск перевода пациента на инвазивную ИВЛ. Сочетанием таких характеристик обладает гипербарическая оксигенация (ГБО), основанная на дыхании чистым кислородом под повышенным давлением, что позволяет ликвидировать любые формы кислородной задолженности за счет доставки кислорода к органам и тканям путем его растворения в жидких средах организма [1-12].

МЕХАНИЗМ ДЕЙСТВИЯ ГИПЕРБАРИЧЕСКОЙ ОКСИГЕНАЦИИ

Согласно закону Генри, который может быть применен для описания газообмена в легких, концентрация кислорода в легочной крови пропорциональна давлению кислорода. Πоглощение кислорода и его связывание с гемоглобином в легочных капиллярах зависят от диффузии растворенного кислорода по пути, представленному на рис. 15-1.

image
Рис. 15-1. Схема диффузии растворенного кислорода в легких

Препятствие данному процессу на любой из стадий приводит к снижению связи «кислород-гемоглобин». В условиях нормобарической терапии, даже за счет увеличения концентрации кислорода в альвеолах, не удается преодолеть диффузионные барьеры в легких [10]. Дыхание чистым кислородом под повышенным давлением позволяет в значительной степени увеличить парциальное напряжение кислорода в тканях, находящихся в состоянии гипоксии. С повышением давления в барокамере во время сеанса ГБО на каждую избыточную атмосферу содержание плазменного О2 увеличивается на 2,3 об.%. Так, при давлении в барокамере в 1,5-2,0 АТА (абсолютная атмосфера) содержание кислорода в плазме составляет 4,34 об.%, а парциальное давление кислорода возрастает до 1000-1400 мм рт.ст. за счет растворенного в плазме кислорода. Таким образом, при ингаляции 100% кислородом под давлением выше атмосферного метод обеспечивает увеличение кислородной емкости жидких сред организма, осуществляя доставку О2 к клеткам и тканям [13].

Список показаний к ГБО постоянно расширяется, в частности, Международным обществом подводной и гипербарической медицины (UHMS) ГБО рекомендована в качестве метода лечения при 14 различных заболеваниях и синдромах, в том числе при нарушениях регионального кровоснабжения, инфекции мягких тканей, тканевой ишемии и т.д. [14].

Доказано, что данная процедура безопасна, имеет минимум противопоказаний и побочных эффектов и оказывает мульти-факторное действие за счет повышения [10]:

  • диффузии кислорода через альвеолокапиллярную мембрану;

  • растворимости кислорода в плазме крови;

  • насыщения гемоглобина кислородом;

  • доставки кислорода в микроциркуляторное русло и к тканям.

Эффективность ГБО уже была показана в отношении пациентов с нарушением функции дыхания, например, в комплексной терапии больных с хроническими обструктивными заболеваниями легких [15]. Важным аспектом использования ГБО является высокая эффективность при инфекционных осложнениях, когда другие методы оказались неэффективными или непригодными, что было продемонстрировано у пациентов с анаэробной плевропульмональной инфекцией [16] и после трансплантации легких [17, 18].

ГБО приводит к снижению уровня цитокинов (TNF-α, ИЛ-1β, ИЛ-6) [19-23], что является еще одной из ключевых точек приложения ГБО применительно к пациентам с COVID-19.

Кроме того, в условиях микротромбозов описано положительное влияние ГБО на улучшение капиллярной пролиферации и плотности капилляров [24]. ГБО вызывает увеличение синтеза фактора роста эндотелия сосудов (VEGF) [25], а также ускорение включения коллатерального кровотока при тромбозах [26].

При этом непонимание механизма действия ГБО приводит к ошибочным прогнозам ее неэффективности и ограничению внедрения в клиническую практику. Так, достаточно широко бытует мнение об активации свободнорадикальных процессов и истощении антиоксидантной системы защиты организма, хотя, напротив, при терапевтических режимах (не более 2 АТА) ГБО не только не приводит к развитию окислительного стресса [22, 23], но и вызывает снижение процессов перекисного окисления липидов [27, 28] и стимулирование выработки антиоксидантов [29].

МЕТОДИКА ПРОВЕДЕНИЯ ГИПЕРБАРИЧЕСКОЙ ОКСИГЕНАЦИИ

Основным принципом применения кислородных бароаппаратов является прежде всего принцип пожаро- и взрывоопасности. Именно поэтому непременным условием проведения сеансов ГБО должно быть строгое соблюдение правил техники безопасности всеми сотрудниками отделения.

Размеры и конструктивные особенности барокамеры должны быть достаточны для удобного размещения пациента, обеспечивать максимальную доступность пациента для визуального контроля. Приточно-вытяжная вентиляция, системы кондиционирования воздуха, водоснабжения, отопления, электропитания и заземления, освещения, применяемые для обеспечения работы барозала, должны в полной мере учитывать особенности применяемого оборудования. К числу важнейших мер обеспечения безопасности любого опасного объекта относят наличие эксплуатационных инструкций, требующих обязательного их выполнения. В барозале должно размещаться только штатное оборудование с качественным индивидуальным заземлением [30].

В барокамере поддерживается относительная влажность не менее 65%. Нельзя допускать попадания внутрь барокамеры и на любые поверхности, контактирующие с О2 , легковоспламеняющихся предметов, жиросодержащих веществ, летучих соединений. В случае попадания масла и других подобных соединений необходимо провести обезжиривание и очистку. В процессе эксплуатации барокамеры производят периодическое еженедельное ее обезжиривание. Газ, подаваемый в баро-аппарат, должен соответствовать требованиям ГОСТ 5583-78 (медицинский О2) [31].

Еще одним из важных аспектов является транспортировка пациента для проведения процедуры и последующая санитарная обработка камеры. Несмотря на то что существуют достаточно эффективные системы, позволяющие транспортировать пациентов за пределы инфекционного отделения в отделение ГБО [32], оптимальным является размещение бароаппарата непосредственно в инфекционном отделении (красной зоне) для лечения больных COVID-19 (рис. 15-2). Транспортировку тяжелобольных пациентов для проведения процедуры ГБО и обратно в палату необходимо осуществлять в щадящем режиме по максимально короткому маршруту.

image
Рис. 15-2. Реанимационная барокамера Sechrist в инфекционном отделении ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского ДЗМ» (а) и проведение сеанса гипербарической оксигенации пациенту с COVID-19 (б)

Размещение бароаппарата непосредственно в инфекционном отделении не только облегчает транспортировку пациентов на сеанс, но и не требует дополнительной дезинфекции, кроме предусмотренной производителем барокамер.

Перед сеансом ГБО пациента переодевают в специальное хлопчатобумажное чистое белье, волосы на голове закрывают увлажненным колпаком или косынкой. В обязательном порядке снимают мазевые повязки, убирают косметические средства. В кабинете должна быть специальная пластина из нержавеющей стали для снятия статического электричества с пациента. Кроме того, перед помещением в барокамеру на пациента накладывают браслет с индивидуальным заземлением. Нужно тщательно проверить надежность фиксации всех катетеров, зондов и дренажей, их соединений и заглушек. Дренажные трубки и зонды должны быть открыты и герметично соединены пластиковыми мешками-коллекторами. Все соединения и пациент должны быть доступны визуальному контролю.

УСЛОВИЯ ПРОВЕДЕНИЯ ГИПЕРБАРИЧЕСКОЙ ОКСИГЕНАЦИИ У ПАЦИЕНТОВ С COVID-19

В НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского на основании опыта лечения 160 пациентов (640 сеансов) были разработаны критерии включения ГБО в комплексную терапию пациентов с COVID-19:

  • дыхание через естественные дыхательные пути (отсутствие инвазивной ИВЛ);

  • поражение легких 25-75% (КТ-2-4);

  • стабильная гемодинамика;

  • отсутствие стандартных противопоказаний к ГБО.

Перед проведением сеанса ГБО необходимо оценить состояние больного, уточнить, нет ли продолжающегося кровотечения, клинически и рентгенологически исключить наличие воздухосодержащих полостей в легких. По показаниям выполнить санацию трахеобронхиального дерева, оценить возможности спонтанного дыхания у больного в условиях гипербарии. В целях обеспечения безопасности лечения пациентов необходимо учитывать ряд противопоказаний, принятых Международным обществом подводной медицины:

  • в анамнезе эпилепсии;

  • полости (каверны, абсцессы) в легких;

  • клаустрофобия;

  • тяжелые формы гипертонической болезни;

  • нарушение проходимости евстахиевых труб и каналов, соединяющих придаточные пазухи носа с внешней средой (полипы и воспалительные изменения в носоглотке, среднем ухе, придаточных пазухах носа, аномалии развития);

  • сливная двусторонняя пневмония;

  • напряженный пневмоторакс.

Во время выполнения сеанса осуществляют постоянное наблюдение за больным и динамикой его клинико-физиологических параметров. Отсутствие двигательного беспокойства, урежение пульса и дыхания, естественный цвет кожи и слизистых оболочек свидетельствуют о благоприятном действии гипербарии. Если у пациента, лежащего на спине во время сеанса, отмечается снижение сатурации кислорода в крови до 80-85%, то баросеанс проводят в положении лежа на животе. Об отрицательном влиянии всего комплекса факторов, действующих на больного в барокамере, говорит учащение сердцебиения и дыхания, увеличение артериального давления. Нередко во время компрессии у пациентов возникают боли в ушах. В этих случаях необходимо снизить скорость компрессии и, возможно, изменить лечебный режим.

Одним из ключевых моментов широкого внедрения ГБО в комплексную терапию у пациентов с COVID-19 являлся вопрос безопасности ее применения, поскольку отсутствовали данные по использованию ГБО при пневмонии, вызванной непосредственно этим патогеном. Однако в связи с тем, что при COVID-19 патофизиология пневмонии отличается от ее классического проявления, были выдвинуты предположения об эффективности ГБО в данном случае [34, 35].

Указанные предположения были подкреплены впоследствии описанием положительных результатов применения ГБО у пациентов с COVID-19 сначала в Китае [32, 36], затем в мировой практике [37, 38] и в России [33, 39].

Однако отсутствие в настоящее время регламентированного алгоритма проведения процедур ГБО при COVID-19 приводит к появлению исследований, оценка безопасности пациента в которых вызывает серьезные вопросы. Так, например, несмотря на имеющееся в литературе указание о безопасности режимов до 2,5 АТА, для пациентов с COVID-19 рекомендуют использование «мягких» режимов (1,3-2,0 АТА, длительностью 45-90 мин) [9]. В то же время в 10 исследованиях в четырех случаях предлагают использовать режимы на верхней границе рекомендованных (2,0 АТА), а еще в трех - более «жесткие» режимы (более 2,0 АТА) без объяснения такого подхода (табл. 15-1).

Таблица 15-1. Предлагаемые параметры режимов гипербарической оксигенации в различных исследованиях
Источник Рабочее давление (АТА), абс. атм. Длительность, мин Количество сеансов

[32]

2,0

60

1 сеанс/день

[33]

1,4-1,6

30-60

1 сеанс/день

[36]

1,5

60

1 сеанс/день (7 дней)

[37]

2,0

90

1 сеанс/день

[38]

2,0

90

1 сеанс/день (5 дней)

[40]

1,45

90

1 сеанс/день

[41]

2,2

60

2 сеанса/день (4 дня)

[42]

1,6-2,4

30-60

5 сеансов/7дней

[43]

2,0

75

1 сеанс/день

[44]

2,2

60

1 сеанс/день (4 дня)

В условиях недостаточной информации о патофизиологических аспектах протекания инфекционного процесса необходимо прежде всего руководствоваться требованиями обеспечения максимальной безопасности пациента. Такого подхода, например, придерживались в ГБУЗ «НИИ скорой помощи им. Н.В. Склифосовского ДЗМ» [33], когда первый (тестовый) сеанс проводили в «мягком» режиме (1,4 АТА, 30 мин) в целях выявления возможных противопоказаний и субъективной оценки самочувствия пациента во время баросеанса, а последующие, при отсутствии противопоказаний и дискомфорта во время баро-сеанса, в режиме 1,6 АТА в течение 40-60 мин с возможностью корректировки рабочего давления во время сеанса на основании ощущений пациента.

Это позволило обеспечить комфорт и безопасность пациента, приводящие к стабилизации его психоэмоционального состояния, что является весьма важным для повышения эффективности лечения.

ЭФФЕКТИВНОСТЬ ГИПЕРБАРИЧЕСКОЙ ОКСИГЕНАЦИИ У ПАЦИЕНТОВ С COVID-19

Несмотря на небольшое количество работ по применению ГБО у пациентов с COVID-19 (табл. 15-2), полученные исследователями результаты позволили сделать обнадеживающие выводы об эффективности данной процедуры.

Таблица 15-2. Исследования по применению гипербарической оксигенации у пациентов с COVID-19
Источник Количество пациентов Режим ГБО Тип камеры

[32]

5

2,0 АТА, 60 мин (8 сеансов)

Нет данных

[36]

2

1,5 АТА, 60 мин (7 сеансов)

Одноместная (The Sixth Medical Center of PLA General Hospital)

[37]

5

2,0 АТА, 90 мин (1-6 сеансов)

Нет данных

[38]

20

2,0 АТА, 90 мин (5 сеансов)

Одноместная (Perry/ Baromed)

[39]

34

30 мин

Одноместная (OxyHealth)

[45]

57

1,4-1,6АТА, 30-60 мин (4-10 сеансов)

Одноместная (Sechrist)

Как уже было сказано выше, ГБО является эффективным средством при гипоксии. В случае COVID-19 это подтверждено в ряде исследований, где было показано, что включение ГБО в комплексную терапию пациентов с новой коронавирусной инфекцией приводило к существенному увеличению насыщения крови кислородом как в ходе сеанса, так и по мере проведения курса [32, 33, 36, 37, 39, 45] (рис. 15-3) и снижению частоты дыхания [37]. Так, в исследовании D. Guo еt al. (2020) отмечали, что при величине насыщения крови кислородом (SpO2 ) ниже 93% уже после третьего сеанса величина SpO2 была выше 95%. Схожие данные представлены в исследовании С.С. Πетрикова и соавт. (2020), где у пациентов средней тяжести (КТ-1-2) величины SpO2 превышали 95% уже после первого сеанса, а в группе пациентов в тяжелом состоянии (КТ-3-4) - после пятого-шестого сеанса.

image
Рис. 15-3. Влияние гипербарической оксигенации на уровень насыщения гемоглобина кислородом у пациентов с новой коронавирусной инфекцией COVID-19: 1 - до сеанса гипербарической оксигенации; 2 - после сеанса гипербарической оксигенации. Примечание: * - отличие от исходного показателя в группе р<0,05 (данные авторов)

Ликвидация гипоксии привела к двум важным моментам. Во-первых, снизилась необходимость использования дополнительной кислородной терапии. Уже во время проведения курса ГБО в группе пациентов средней тяжести на дыхание без кислородной поддержки было переведено 70% пациентов и 31,8% пациентов в тяжелом состоянии. Πри этом в течение 1-2 сут после окончания курса отказ от дополнительной кислородной поддержки наблюдали у 30% пациентов средней тяжести и 40,9% пациентов в тяжелом состоянии [33]. Во-вторых, в группе пациентов, проходивших курс ГБО, ни в одном случае не потребовался перевод на ИВЛ [33, 37, 38], в то время как в контрольной группе пациентов необходимость в ИВЛ достигала 8% [38].

Одним из возможных эффектов ГБО также являлось снижение, по данным КТ легких, интенсивности поражения легочной паренхимы, уменьшение объема поражения легочной ткани за счет регресса зон «матового стекла» и обратное развитие очагов консолидации [32, 33, 36]. При этом не было выявлено каких-либо нежелательных эффектов (травма легочной паренхимы, развитие легочных кровотечений), которые могли бы стать следствием проведения ГБО. Таким образом, используемые нами режимы (не более 1,6 АТА) являются безопасными. Немаловажно, что баросеансы показали свою эффективность у пациентов с большим процентом поражения легочной ткани (КТ-3-4).

Кроме того, на фоне проведения ГБО было зафиксировано улучшение биохимических, иммунологических показателей - снижение D-димера, СРБ, лактата, увеличение количества лимфоцитов и др. [36, 38].

В подтверждение данных об отсутствии активации свободно-радикальных процессов при проведении ГБО было показано, что у пациентов с COVID-19 на фоне курса ГБО наблюдали снижение уровня малонового диальдегида как маркера интенсивности окислительного стресса и смещение величины потенциала при разомкнутой цепи платинового электрода в область более отрицательных значений потенциалов, что при практически неизменной величине общей антиоксидантной активности сыворотки крови может свидетельствовать о торможении свободнорадикальных процессов (табл. 15-3) [45].

Кроме того, проведение курса ГБО приводило к нормализации процессов апоптоза, что выражалось в умеренном снижении числа клеток на ранних стадиях апоптотической гибели, восстановлении способности моноцитов экспрессировать на поверхности HLA-DR, нормализации СD95+-лимфоцитов (см. табл. 15-3) [45].

Таблица 15-3. Влияние курса гипербарической оксигенации на показатели окислительного стресса и уровень апоптоза клеток крови [45]

Параметр

Норма

Этапы исследования

до ГБО

после ГБО

СМДА, мкмоль/л

5,02±1,31

4,34±0,52

3,64±0,94

Общая антиоксидантная активность, ммоль/л

1,58±0,12

1,26±0,38

1,25±0,26

Потенциал при разомкнутой цепи, мВ

-33,7±22,5

-22,8±24,6

-37,7±10,2

Лимфоциты на ранних стадиях апоптоза, %

3,4±0,8

11,19±5,73

7,32±2,24

Лимфоциты на поздних стадиях апоптоза, %

0,04±0,03

0,14±0,14

0,06±0,07

СD95+-лимфоциты, %

42,3±4,7

38,96±10,90

43,64±8,50

CD14+ HLA DR+-моноциты, %

94,2±5,4

74,73±19,02

93,54±3,70

ПЕРСПЕКТИВЫ ИСПОЛЬЗОВАНИЯ ГИПЕРБАРИЧЕСКОЙ ОКСИГЕНАЦИИ В КОМПЛЕКСНОЙ РЕАБИЛИТАЦИИ ПАЦИЕНТОВ ПОСЛЕ COVID-19

ГБО показывает себя не только в качестве эффективного метода лечения пациентов с COVID-19, она может быть использована и в период их реабилитации. В пользу данного утверждения свидетельствует большой экспериментальный и клинический материал из различных разделов медицины [13, 14, 46-49], доказывающий, что ГБО приводит:

  • к нормализации микроциркуляции в пораженных органах;

  • нормализации функции внешнего дыхания;

  • индукции гуморального и клеточного иммунитета;

  • уменьшению восприимчивости поврежденных тканей к рецидивам инфекции и некрозу за счет повышения артериальной перфузии;

  • восстановлению метаболизма и уменьшению отека в ише-мизированной ткани;

  • нормализации центральной и регионарной гемодинамики;

  • стимуляции бактерицидного действия лейкоцитов (выработка супероксида полиморфноядерными лейкоцитами);

  • ускорению образования нового коллагена;

  • стимулированию эпителизации и ангиогенеза;

  • увеличению плотности сосудистой сети;

  • уменьшению фиброза;

  • восстановлению клеточной структуры и др.

Таким образом, ГБО может быть важным дополнением к комплексу проводимых лечебных мероприятий, способна улучшить исход заболевания, минимизировать осложнения, а также сократить период ранней и отдаленной реабилитации.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. Guan W., Ni Z., Hu Yu et al. Clinical characteristics of coronavirus disease 2019 in China // N. Engl. J. Med. 2020. Vol. 382. N. 18. PMID: 321090131708-1720. DOI: 10.1056/NEJMoa2002032.

  2. Wu Z., McGoogan J.M. Characteristics of and important lessons from the coronavirus disease 2019 (COVID-19) outbreak in China: summary of a report of 72 314 cases from the Chinese Center for Disease Control and Prevention // JAMA. 2020. Vol. 323. N. 13. P. 1239-1242. DOI: 10.1001/jama.2020.26483.

  3. Joly B.S., Siguret V., Veyradier A. Understanding pathophysiology of hemostasis disorders in critically ill patients with COVID-19 // Intensive Care Med. 2020. Vol. 46. N. 8. P. 1603-1606. PMID: 32415314. DOI: 10.1007/s00134-020-06088-1.

  4. Mehta P., McAuley D.F., Brown M. et al. COVID-19: consider cytokine storm syndromes and immunosuppression // Lancet. 2020. Vol. 395. Issue 10229. P. 1033-1034. PMCID: PMC7270045. DOI: 10.1016/S0140-6736(20)30628-0.

  5. Bikdeli B., Madhavan M.V, Jimenez D. et al. COVID-19 and thrombotic or thromboembolic disease: implications for prevention, antithrombotic therapy, and follow-up // J. Am. Coll. Cardiol. 2020. Vol. 75. N. 23. P. 2950-2973. PMID: 32311448. DOI: 10.1016/j.jacc.2020.04.031.

  6. Klok F.A., Kruip M.J.H.A., van der Meer N.J.M. et al. Incidence of thrombotic complications in critically ill ICU patients with COVID-19 // Thromb Res. 2020. Vol. 191. P. 145-147. PMID: 32291094. DOI: 10.1016/j. throm res.2020.04.013.

  7. Lodigiani C., Iapichino G., Carenzo L. et al. Venous and arterial thromboembolic complications in COVID-19 patients admitted to an academic hospital in Milan, Italy // Thromb. Res. 2020. Vol. 191. P. 9-14. PMID: 32353746. DOI: 10.1016/j.thromres.2020.04.024.

  8. Helms J., Tacquard C., Severac F. et al. High risk of thrombosis in patients in severe SARS-CoV-2 infection: a multicenter prospective cohort study // Intensive Care Med. 2020. Vol. 46. N. 6. P. 1089-1098. PMID: 32367170. DOI: 10.1007/s00134-020-06062-x.

  9. Савилов П.Н. О возможностях гипербарической кислородной терапии в лечении SARS-COV-2-инфицированных пациентов // Znanstvena misel. 2020. V. 42. N. 2. P. 55-60.

  10. Harch P.G. Hyperbaric oxygen treatment of novel coronavirus (COVID-19) respiratory failure // Med. Gas Res. 2020. Vol. 10. N. 2. P. 61-62. PMID: 32541128. DOI: 10.4103/2045-9912.282177.

  11. De Maio A., Hightower L.E. COVID-19, acute respiratory distress syndrome (ARDS), and hyperbaric oxygen therapy (HBOT): what is the link? // Cell Stress and Chaperones. 2020. Vol. 25. P. 717-720. DOI: 10.1007/s12192-020-01121-0.

  12. Whelan H.T., Kindwall E. Hyperbaric medicine practice. 4th ed. North Palm Beach : Best Publishing Company, 2011. ISBN 978-1-947239-005

  13. Теплов В.М., Разумный Н.В., Повзун А.С. и др., ред. Возможности применения гипербарической оксигенации в неотложной медицине и реанимации. Учебно-методическое пособие. Санкт-Петербург : Издательство, 2019. 40 с.

  14. Moon R.E. Undersea and hyperbaric medical society. Hyperbaric oxygen therapy indications. 14th ed. North Palm Beach : Best Publishing Company, 2019. ISBN 978-1-947239-16-6

  15. Гринцова А.А., Ладария Е.Г., Боева И.А. и др. Применение гипербарической оксигенации в комплексной терапии пациентов с профессиональным ХОЗЛ // Университетская клиника. 2015. Т. 11. № 2. С. 52-54.

  16. Mathieu D. (ed.) Handbook of Hyperbaric Medicine. Dordrecht : Springer, 2006. 816 p. DOI: 10.1007/1-4020-4448-8.

  17. Higuchi T., Oto T., Millar I.L. et al. Preliminary report of the safety and efficacy of hyperbaric oxygen therapy for specific complications of ng transplantation // J. Heart Lung. Transplant. 2006. Vol. 25. N. 11. P. 1302-1309. PMID: 17097493 DOI: 10.1016/j.healun.2006.08.006.

  18. Шабунин А.В., Митрохин А.А., Воднева М.М. и др. Гипербарическая оксигенация при трансплантации органов (клинический опыт на примере трансплантации легких) // Вестник трансплантологии и искусственных органов. 2016. Т. 18. С. 71. DOI: 10.15825/1995-1191-2016-0.

  19. Qi Z., Gao C.J., Wang Y.B. et al. Effects of hyperbaric oxygen preconditioning on ischemia-reperfusion inflammation and skin flap survival // Chin. Med. J. 2013. Vol. 126. Issue 20. P. 3904-3909. PMID: 24157154. DOI: 10.3760/cma.j.issn.0366-6999.20121165.

  20. Muralidharan V., Christophi C. Hyperbaric oxygen therapy and liver transplantation // HPB (Oxford). 2007. Vol. 9. N. 3. P. 174-182. PMID:18333218 DOI: 10.1080/13651820601175926.

  21. Memar M.Y., Yekani M. Alizadeh N., Baghi H.B. Hyperbaric oxygen therapy: Antimicrobial mechanisms and clinical application for infections // Biomed Pharmacother. 2019. Vol. 109. P. 440-447. PMID: 30399579. DOI: 10.1016/j.biopha.2018.10.142.

  22. Benkő R., Miklós Z., Ágoston V.A. et al. Hyperbaric oxygen therapy dampens inflammatory cytokine production and does not worsen the cardiac function and oxidative state of diabetic rats // Antioxidants (Basel). 2019. Vol. 8. N. 12. P. 607. PMID: 31801203 DOI: 10.3390/antiox8120607.

  23. Rossignol D.A., Rossignol L.W., James S.J. et al. The effects of hyperbaric oxygen therapy on oxidative stress, inflammation, and symptoms in children with autism: an open-label pilot study // BMC Pediatr. 2007. Vol. 7. P. 36. PMID: 18005455. DOI: 10.1186/1471-2431-7-36.

  24. Francis A., Baynosa R.C. Hyperbaric oxygen therapy for the compromised graft or flap // Adv. Wound Care (New Rochelle). 2017. Vol. 6. N. 1. P. 23- 32. PMID: 28116225. DOI: 10.1089/wound.2016.0707.

  25. Sheikh A.Y., Gibson J.J., Rollins M.D. et al. Effect of hyperoxia on vascular endothelial growth factor levels in a wound model // Arch. Surg. 2000. Vol. 135. N. 11. P. 1293-1297. PMID: 11074883. DOI: 10.1001/archsurg.135.11.1293.

  26. Mazariegos G.V., O?Toole K., Mieles L.A. et al. Hyperbaric oxygen therapy for hepatic artery thrombosis after liver transplantation in children // Liver Transpl. Surg. 1999. Vol. 5. N. 5. P. 429-436. PMID: 10477845. DOI: 10.1002/lt.500050518.

  27. Godman C.A., Joshi R., Giardina C. et al. Hyperbaric oxygen treatment induces antioxidant gene expression // Ann. N. Y. Acad. Sci. 2010. Vol. 1197. P. 178-183. PMID: 20536847. DOI: 10.1111/j.1749-6632.2009.05393.x.

  28. Gurer A., Ozdogan M., Gomceli I. et al. Hyperbaric oxygenation attenuates renal ischemia-reperfusion injury in rats // Transplant. Proc. 2006. Vol. 38. N. 10. P. 3337-3340. PMID: 17175266. DOI: 1010.1016/j. transproceed.2006.10.184.

  29. Ozden T.A., Uzun H., Bohloli M. et al. The effects of hyperbaric oxygen treatment on oxidant and antioxidants levels during liver regeneration in rats // Tohoku J. Exp. Med. 2004. Vol. 203. N. 4. P. 253-265. PMID: 15297730. DOI: 10.1620/tjem.203.253.

  30. Отделения гипербарической оксигенации, правила организации и эксплуатации. Отраслевые методические указания: ОМУ 42-2126-88: утв. Приказом Министерства здравоохранения СССР от 26.12.1988 № 903 : взамен РТМ 42-2-1-84 : дата введения 1989-04-01. URL: http://www.libussr.ru/doc_ussr/usr_15417.htm [Дата обращения 01.12.2020]

  31. Кислород газообразный технический и медицинский. Технические условия: ГОСТ 5583-78. - Изд. свг. 2005 с Изм. 1, 2, 3, 4 (ИУС. 1984. № 8, 1985. № 6, 1989. № 6, 1996. № 7). - Взамен ГОСТ 5583-68; введ. 01.01.1980.

  32. Zhong X., Tao X., Tang Y., Chen R. The outcomes of hyperbaric oxygen therapy to retrieve hypoxemia of severe novel coronavirus pneumonia: first case report // Zhonghua Hanghai Yixue yu Gaoqiya Yixue Zazhi. 2020. DOI: 10.3760/cma.j.issn.1009-6906.2020.0001.

  33. Левина О.А., Евсеев А.К., Шабанов А.К. и др. Безопасность применения гипербарической оксигенации при лечении COVID-19 // Журнал им. Н.В. Склифосовского «Неотложная медицинская помощь». 2020. Т. 9. № 3. С. 314-320. DOI: 10,23934/2223-9022-2020-3314-320.

  34. Paganini M., Bosco G., Perozzo F.A.G. et al. The role of hyperbaric oxygen treatment for COVID-19: a Review. Advances in Experimental Medicine and Biology. New York : Springer, 2020. PMID: 32696443. DOI: 10.1007/5584_2020_568.

  35. Kjellberg A., De Maio A., Lindholm P. Can hyperbaric oxygen safely serve as an anti-inflammatory treatment for COVID-19? // Medical Hypotheses. 2020. Vol. 144. Article ID 110224. PMC7456590. DOI: 10.1016/j.mehy.2020.110224.

  36. Guo D., Pan S., Wang M.M., Guo Y. Hyperbaric oxygen therapy may be effective to improve hypoxemia in patients with severe COVID-2019 pneumonia: two case reports // Undersea Hyperb. Med. 2020. Vol. 47. N. 2. P. 181-187. PMID: 32574433.

  37. Thibodeaux K., Speyrer Z., Raza A. et al. Hyperbaric oxygen therapy in preventing mechanical ventilation in COVID-19 patients: a retrospective case series. J. Wound Care. 2020. Vol. 29. P. 4-8. PMID: 32412891. DOI: 10.12968/jowc.2020.29.Sup5a.S4.

  38. Gorenstein S.A., Castellano M.L., Slone E.S. et al.Hyperbaric oxygen therapy for COVID-19 patients with respiratory distress: treated cases versus propensity-matched controls // Undersea Hyperb Med. 2020. Vol. 47. N. 3. P. 405-413. PMID: 32931666.

  39. Самойлов А.С., Удалов Ю.Д., Шеянов М.В. и др. Опыт применения гипербарической оксигенотерапии с использованием портативных барокамер для лечения пациентов с новой коронавирусной инфекцией COVID-19 // Биомедицина. 2020. Т. 16. № 2. С. 39-46. DOI: 10.33647/2074-5982-16-2-39-46.

  40. Hyperbaric oxygen as an adjuvant treatment for patients with Covid-19 severe hypoxemia. Available at: https://clinicaltrials.gov/ct2/show/ NCT04477954 [Accessed Jul 15, 2020].

  41. Hyperbaric oxygen therapy effect in COVID-19 RCT (HBOTCOVID19). Available at: https://clinicaltrials.gov/ct2/show/NCT04358926 [Accessed Jul 15, 2020].

  42. Safety and efficacy of hyperbaric oxygen for ARDS in patients with COVID-19. Available at: https://clinicaltrials.gov/ct2/show/ NCT04327505 [Accessed Jul 15, 2020].

  43. Hyperbaric versus normobaric oxygen therapy for COVID-19 patient. Available at: https://clinicaltrials.gov/ct2/show/NCT04500626 [Accessed Oct 13, 2020]

  44. Hyperbaric oxygen therapy in non-ventilated COVID-19 patients (HBOT). Available at: https://clinicaltrials.gov/ct2/show/record/ NCT04409886 [Accessed Oct 13, 2020].

  45. Петриков С.С., Евсеев А.К., Левина О.А., Шабанов А.К., Кулабухов В.В., Кутровская Н.Ю., Боровкова Н.В., Клычникова Е.В., Горон-чаровская И.В., Тазина Е.В., Попугаев К.А., Косолапов Д.А., Сло-боденюк Д.С. Гипербарическая оксигенация в терапии пациентов с COVID-19 // Общая реаниматология. 2020. Т. 16. № 6. С. 4-18. DOI: 10.15360/1813-9779-2020-6-4-18.

  46. Jain K.K. Textbook of Hyperbaric Medicine. Cham: Springer, 2016. ISBN 978-3-319-47140-2.

  47. Harch P.G., McCullough V. The oxygen revolution, third edition: hyperbaric oxygen therapy (HBOT): the definitive treatment of traumatic brain injury (TBI) & Other Disorders. New York : Hatherleigh Press, 2016. ISBN 9781578266289

  48. Drenjančević I. Hyperbaric Oxygen Treatment in Research and Clinical Practice: Mechanisms of Action in Focus. London : IntechOpen, 2018. ISBN 978-1-78923-598-2.

  49. Shinomiya N., Asai Y. (eds) Hyperbaric oxygenation therapy: molecular mechanisms and clinical applications. Singapore : Springer Nature, 2019. ISBN 978-981-13-7836-2.

Глава 16. МЕДИЦИНСКАЯ РЕАБИЛИТАЦИЯ У ПАЦИЕНТОВ С COVID-19

С.С. Петриков, Г.Р. Рамазанов, Л.Л. Семенов, А.О. Птицын, О.В. Рыжова

Πандемия новой коронавирусной инфекции подчеркнула актуальность медицинской реабилитации как неотъемлемой части лечебного процесса [1].

Основными целями реабилитационных мероприятий у пациентов с COVID-19 являются:

  • улучшение функции дыхания;

  • профилактика развития последствий воздействия интенсивной терапии (ΠИТ-синдром);

  • профилактика инфекционных и тромботических осложнений.

Задачами реабилитации в ОРИТ являются:

  • создание условий для восстановления самостоятельного дыхания и минимизации респираторной поддержки;

  • постуральная коррекция;

  • ранняя мобилизация;

  • ранняя адаптация к бытовым условиям (еда, гигиена).

Задачами медицинской реабилитации в госпитальном отделении являются:

  • поддержание и дальнейшая стимуляция достигнутых ранее результатов;

  • увеличение общей физической выносливости;

  • повышение мобильности.

Для достижения поставленных задач необходимо придерживаться базовых принципов медицинской реабилитации.

  • Раннее начало. Реабилитационные мероприятия, направленные на предотвращение осложнений, связанных с пребыванием в отделении интенсивной терапии, способствуют более качественному и быстрому восстановлению, позволяют оптимизировать краткосрочные результаты и долгосрочное качество жизни выживших пациентов [5].

  • Непрерывность. При переводе пациента из реанимационной палаты в госпитальное отделение реабилитационные мероприятия не должны прекращаться.

  • Индивидуальность и этапность. Поставленная реабилитационная цель должна быть конкретной, измеримой, достижимой, определена во времени для каждого пациента. Необходимо также соблюдение этапности и согласованности маршрутизации пациентов с первого этапа реабилитации.

  • Комплексность. Комплексность определяется последствиями патологического процесса, при котором, как правило, страдает не одна, а несколько функций. Двигательная реабилитация, направленная на восстановление активности и мобильности пациента, должна включать следующие методы: кинезиотерапия (ЛФК), механотерапия, медицинский массаж, физиотерапевтические методы.

  • Дозированность. Соблюдение интенсивности реабилитационных мероприятий, которые пациент сможет перенести не в ущерб себе, находясь в рамках реабилитационного коридора усвояемости нагрузок. Нагрузка для пациента должна быть усвояемой, ее не должно быть мало - феномен неупотребления (регресс достигнутых или потеря имеющихся навыков). В то же время физической нагрузки не должно быть много - феномен истощения (чрезмерные нагрузки будут приводить к переутомлению и истощению энергетических ресурсов).

  • Активное участие пациента. Множество исследований и наш опыт показали, что в тех случаях, когда активен сам пациент в процессе реабилитации, восстановление нарушенных функций происходит быстрее. Это можно объяснить тем, что занятия идут в ограниченном промежутке времени и значительную часть заданий пациент должен выполнять самостоятельно.

  • Мультидисциплинарность. Участие в реабилитации наряду с лечащим врачом специалистов разного профиля, в том числе врачей по ЛФК, физиотерапии, психолога, нутрициолога.

В условиях новой коронавирусной инфекции добавились особенности принципов медицинской реабилитации.

  • Безопасность персонала (работа в средствах индивидуальной защиты).

  • Локализация оборудования в инфекционном корпусе. Реабилитационное оборудование необходимо базировать только в инфекционном отделении и обрабатывать после использования согласно эпидемиологическим правилам и нормам.

  • Разумный минимализм. Следует минимизировать использование ресурсов специалистов и оборудования, достигая максимальной эффективности малыми средствами. Для этого необходимо внедрять частичное дистанционное консультирование, цифровые технологии, эффективно использовать временной ресурс пребывания в инфекционной зоне и по возможности не применять сложнороботизированное оборудование.

ОЦЕНКА СОСТОЯНИЯ ПАЦИЕНТА

Одним из условий построения адекватной реабилитационной программы является правильная оценка состояния больного. Это необходимо для постановки целей формирования программы реабилитации, а также для определения ее эффективности.

  • Оценка оксигенации крови в состоянии покоя, при изменении положения тела, во время физической нагрузки. Измерения необходимо проводить утром до завтрака, после 10 мин покоя в положении пациента лежа на спине, при вертикализации посредством трехсекционной кровати и ассистентного вставания у кровати, а также при стандартизированной физической нагрузке. Все результаты должны быть документированы (табл. 16-1).

  • Оценка одышки по шкале Борга. Пациент отмечает свой уровень одышки в соответствии с описанием шкалы до и после занятий. На основании данной шкалы можно предварительно составить комплекс упражнений для респираторной поддержки.

  • Шестиминутный тест ходьбы. Позволяет объективизировать функциональный статус больных с умеренно выраженными и тяжелыми заболеваниями сердца и легких, соответствующий субмаксимальной нагрузке, а также оценить уровень повседневной активности пациентов. Кроме того, данный тест можно использовать в качестве дополнительного критерия оценки эффективности реабилитации. При проведении 6-минутной шаговой пробы больному ставят задачу пройти как можно большую дистанцию за 6 мин [по измеренному (30 м) и размеченному через 1 м коридору в своем собственном темпе], после чего регистрируют пройденное расстояние. Пациенту разрешено останавливаться и отдыхать во время теста, больной должен возобновить ходьбу, когда сочтет это возможным. Можно модифицировать тест, уменьшив время шаговой пробы до 1 мин. Перед началом и в конце теста оценивают одышку по шкале Борга, пульс, SpO2 [7].

Во время проведения реабилитационных мероприятий необходимо постоянно определять критерии безопасности (cтоп-сигналы) и эффективности.

Стоп-сигналы при проведении медицинской реабилитации:

  • повышение температуры тела >38 °С; усиление одышки;

  • повышение ЧСС >50% от исходной величины или любое снижение ЧСС при нагрузке и восстановление до исходных значений в течение 3 мин;

Таблица 16-1. Измерение показателей артериального давления, частоты сердечных сокращений и насыщения гемоглобина кислородом (SpO2 ) в зависимости от уровня активизации

Показатель

Положение пациента

Пассивное положение, без физической нагрузки

Активное изменение положения и физическая нагрузка

Состояние покоя

Tpexceкциoннaя кровать

Πpoн-пoзиция

Πoлyopтo-cтaтичecкaя позиция (сидя свесив ноги)

Opтocтaтичecкaя позиция (caмocтoятeльнoe/accиcтeнтнoe вставание у кровати)

Циклическая аэробная нагрузка посредством вeлoкинeзa

Характеристика показателя

Состояние покоя (положение лежа на спине не менее 10 мин) в утренние часы

30°, 45°, 60°, 75°, 90°

Время пребывания в мин, ч

Время пребывания в мин

Время пребывания в мин

5, 10, 15 мин на вeлoки- нeтичecкoм тренажере: 20 Вт, 60 об/мин

Измерения

SpO2

АД

ЧСС

SpO2

АД

ЧСС

SpO2

АД

ЧСС

SpO2

АД

ЧСС

SpO2

АД

ЧСС

SpO2

АД

ЧСС

Шкала Борга

Балл Степень выраженности одышки

10

Нетерпимо тяжело дышать

9

Одышка выражена очень сильно

8 7 6

Одышка выражена сильно

5 4

Одышка выражена сильно, но терпеть можно

3

Одышка выражена, средней степени

2

Одышка беспокоит незначительно

1

Одышка едва беспокоит

0

Одышка не беспокоит

Определение мобильности пациента по модифицированному индексу мобильности Ривермид (модификация Белкина А.А., 2014)

Уровень Навык Описание

0

Неподвижен в постели

Не способен изменить положение в постели. Пассивно мобилизируется персоналом

1

Активен в пределах постели

Может повернуться со спины на бок без посторонней помощи, циклический кинезио-тренинг, выполнять упражнения с ассистен-цией. Не может выбраться из постели самостоятельно

2

Пассивный переход в сидячее положение без удержания равновесия

С помощью подъемника или с ассистенцией может быть переведен в сидячее положение в постели или кресле с опорой под спину. Не может сидеть на краю постели

3

Активно-пассивный переход в сидячее положение на край постели с поддержкой равновесия

Может из положения лежа самостоятельно или с ассистенцией сесть на край постели и удерживать равновесие в течение 10 с

4

Переход из положения сидя в положение стоя

Может встать и удерживаться в положении стоя с помощью рук, стендера или поворотного стола

5

Перемещение

Может переместиться с постели на кресло и обратно с посторонней помощью

6

Марш на месте

Переминаясь на месте 2 раза, приподнять каждую ногу, перенося центр тяжести на противоположную

7

Ходьба

Может сделать по 2 шага с высокими ходунками или 2-сторонней посторонней помощью

  • SpО2 <93% или снижение на 4% во время занятий;

  • чувство стеснения в груди;

  • головокружение, головная боль, потливость, возникновение потребности в кислородной поддержке.

Критерии эффективности медицинской реабилитации:

  • положение тела в течение дня и на занятиях определяют согласно функциональному состоянию пациента на основе функциональных проб и переносимости нагрузки;

  • интенсивность используемых физических нагрузок определяют по данным функциональных проб, шкале Борга, индексу мобильности Ривермид, а также значений сатурации;

  • максимальная ЧСС на занятиях кинезиотерапией не превышает 60% резерва теоретической максимальной частоты пульса (Karvonen M.L. et al., 1987);

  • на занятии кинезиотерапией возможно многократное достижение максимальной допустимой ЧСС;

  • в течение дня недопустимо снижение артериального давления при нагрузке либо повышение артериального давления >200/100 мм рт.ст.

Эти правила действительны для любого вида медицинской реабилитации.

МЕТОДЫ ФИЗИЧЕСКОЙ РЕАБИЛИТАЦИИ

Лечение положением (позиционирование) проводят всем пациентам с двигательным дефицитом, ограничением функции передвижения или с угнетением уровня сознания. Используют укладки пациентов на спине, на боках, положение Фаулера (положение в кровати oднoвременно полулежа и полусидя), положение Симса (промежуточное между положением лежа на животе и лежа на боку), положение на боку под углом 30°, положение сидя на кровати с поддержкой и без. Важным аспектом реабилитационных мероприятий является укладка пациентов в прон-позицию (позиция на животе, рис. 16-1). В данном положении увеличивается экскурсия легких и улучшаются показатели оксигенации крови. Наиболее частая схема укладок - 4 раза по часу в сутки, с расширением до 12 ч в сутки.

image
Рис. 16-1. Прон-позиция (позиционирование пациента в кровати лежа на животе)
image
Рис. 16-2. Проведение пассивной кинезиотерапии нижних конечностей

Пассивная кинезиотерапия в ОРИТ (рис. 16-2). Пассивная кинезиотерапия улучшает функциональное состояние пациентов, увеличивает мышечную силу, толерантность к физической нагрузке и уменьшает выраженность последующего болевого синдрома, улучшает микроциркуляцию и лимфодренаж за счет изменений внутримышечного давления и генерации мышечного потенциала [9].

Методики, использующие рефлексолокомоции и нейромоторное переобучение, применяют для усиления волевого мышечного сокращения путем стимуляции проприоцептивных нервных окончаний. Данные манипуляции направлены на улучшение нейромышечных связей путем внешней стимуляции и повышения контроля за выполнением движения после предварительного растяжения мышц, участвующих в этом движении [10].

Циклические аэробные тренировки в целях повышения толерантности к физическим нагрузкам. Аэробные упражнения, как правило, являются упражнениями умеренной интенсивности, выполняемыми для улучшения сердечно-дыхательной подготовленности [11].

Коррекция дыхательной функции (дыхательные гимнастики, активная/ассистентная). Дыхательную гимнастику назначают пациентам с COVID-19 как базовый метод реабилитации (рис. 16-3). Тренировку проводят в исходных положениях лежа на спине, лежа на боках, сидя в кровати или стоя в зависимости от тяжести состояния пациента. Применяют динамические упражнения на мелкие и средние мышечные группы, дыхательные упражнения статического и динамического характера, дренирующие упражнения. Соотношение общеукрепляющих упражнений и дыхательных упражнений должно составлять 1:2. Недопустимо повышение ЧСС во время занятий более чем на 10-15 в минуту. Упражнения выполняют в медленном или среднем темпе. Занятие длится 10-15 мин со специалистом ЛФК и по 10 мин 2-3 раза в день самостоятельно.

Критерием расширения двигательного режима и объема дыхательной гимнастики является оценка по модифицированной шкале Борга [7].

image
Рис. 16-3. Проведение активной дыхательной гимнастики в исходном положении сидя в кровати

КОМПЛЕКС РЕАБИЛИТАЦИОННЫХ МЕРОПРИЯТИЙ У ПАЦИЕНТОВ, КОТОРЫМ ПРОВОДЯТ ИСКУССТВЕННУЮ ВЕНТИЛЯЦИЮ ЛЕГКИХ

  • Ассистентное дыхание (контактное).

  • Исходное положение (И.п.) - пациент лежит на спине, специалист кладет руки на грудную клетку на VII-VIII- IX ребра на переднюю и среднюю подмышечную линии. Руки инструктора мобилизируют грудную клетку и участвуют в акте вдоха вместе с пациентом, при этом на выдохе проводят стимуляцию в виде небольшой помощи в сопровождении движения грудной клетки, а также вибрации, создаваемой рукой специалиста. Вышеописанное ассистентное дыхание проводят в положении и на боку, и на животе (прон-позиция).

  • И.п. - пациент на боку, специалист берет верхнюю руку пациента, отводит ее вверх в соответствии с актом дыхания, ладонью второй руки, которую кладет на VII-VIII-IX ребра в области аксиллярной линии, создает сопротивление, давя на грудную клетку, и/или создает вибрацию.

  • И.п. - пациент лежит на спине, специалист берет ногу пациента, одной рукой за голеностоп, другой - под колено. Специалист ассистирует дыхание пациента попеременным сгибанием ноги в коленном суставе.

  • И.п. - пациент лежит на спине, специалист кладет одну руку на переднюю и среднюю аксиллярную линии на уровне VII-VIII-IX ребер, вторую ладонь - чуть ниже реберной дуги. Первая рука при вдохе пытается чуть мобилизовать грудную клетку, приподнимая ее вверх. Вторая рука идет под реберную дугу, помогая куполу диафрагмы расправиться.

  • Ассистентное дыхание выполняют под контролем SpO2 , артериального давления и ЧСС.

  • Противопоказаниями для проведения ассистентного дыхания являются тромбоэмболия легочной артерии, наличие флотирующего тромба в системе верхней и нижней и/или нижней полой вены, острый коронарный синдром, острая хирургическая патология, субарахноидальное кровоизлияние, нестабильность (плохо поддающиеся медикаментозному лечению) артериального давления и ЧСС в покое, возникновение стоп-сигналов во время занятия и перед ним.

  • Тренировки на увеличение силы и координации. Предназначены для регуляции мышечного тонуса и создания силового резерва. Состоят из системы постепенно усложняющихся упражнений, могут быть высокой или умеренной интенсивности, изотонического, изометрического и изокинетического вида сокращения.

  • Тренировки постуральной функции. Тренировка глубоких мышц туловища, формирующих положение пациента в пространстве, способствует значительному изменению положения тела в сагиттальной плоскости и увеличению амплитуды дыхания [12].

  • Идеомоторная тренировка. Мысленная тренировка подразумевает специальную технику психологической подготовки, которая предполагает эффективное применение образов путем системного использования различных принципов. Идеомоторные упражнения являются одним из этапов ней-ромоторной стимуляции [13]. Технически представлено мысленным воспроизведением в памяти ранее отработанных движений и раскладыванием их на множество этапов.

  • Механотерапия. Является одним из наиболее эффективных методов активизации. Занятия проводят на велотренажерах Motomed и Thera vital (рис. 16-4). Motomed позволяет проводить занятие в положении лежа на спине. Thera vital является следующей ступенью механотерапии, тренировку проводят в положении сидя в кресле c последующим усложнением, а управление процессом осуществляется посредством биологической обратной связи [14].

image
Рис. 16-4. Занятия на тренажерах Motomed (слева) и Thera vital с биологической обратной связью (справа)

Тренировки с биологической обратной связью. Технология, включающая реабилитационный процесс, в ходе которого человеку посредством внешней цепи обратной связи, организованной с помощью компьютерных технологий, демонстрируют информацию о состоянии и изменении собственных физиологических процессов.

Методы физиотерапии. Сочетание магнитных полей очень низкой частоты (0,084 мТл) и вибрационного воздействия (от 50 до 100 Гц) с помощью аппарата Easy terza serie позволяет улучшить отхождение мокроты, стимулирует микроциркуляцию и дыхательную функцию. Время воздействия составляет 15 мин, курс - 5-10 процедур [14].

При анализе результатов медицинской реабилитации у пациентов с COVID-19 нами были разработаны три реабилитационные модели (табл. 16-2).

Наш опыт проведения медицинской реабилитации у пациентов с COVID-19 показал необходимость увеличения штата инструкторов ЛФК, работающих в ОРИТ для инфекционных больных, и важность расширения спектра реабилитационных мероприятий в ОРИТ, а именно увеличение пассивного велокинеза, пассивных суставных гимнастик, ассистентных дыхательных гимнастик. Основные силы были направлены на реабилитацию больных с тяжелыми случаями новой коронавирусной инфекции.

Среди всех процедур медицинской реабилитации 89% составляла дыхательная гимнастика, которая у 1/3 пациентов выполнялась ассистентным способом, без активного участия пациента. Из всех реабилитированных пациентов 40% нуждались в пассивной кинезиотерапии; 62% пациентов получили велокинетический тренинг; 42% - физиотерапевтическое лечение. Все мероприятия были направлены на облегчение раннего восстановления пациентов. Специалисты реабилитационной службы предоставляли манипуляции, которые помогали улучшать оксигенацию крови, вентиляцию дыхательных путей и ускоряли процесс отлучения пациента от ИВЛ.

Таблица 16-2. Базовые модели реабилитации

Параметры

Реабилитационная модель

1

2

3

ИMP

0-1

2-4

5 и более

NEWS

Позиционирование в кровати

Πpoн-пoзиция Положение Φayлepa Положение Φoлepa Положение на боках Положение сидя в кровати

Πpoн-пoзиция Положение Φayлepa Положение Φoлepa

Πpoн-пoзиция

Позиционирование в кресле

Составляется индивидуальный график с указанием времени и положения на ближайшие сутки с коррекцией каждые 24 ч

Самостоятельная смена положения в кровати, перемещение в кресло

Не используют

Kинeзиoтepaпия

Пассивная гимнастика в каждом суставе в полной амплитуде движения по 5-10 повторений на сустав с дальнейшим расширением по объему

Гимнастика проводится в пассивно-активном режиме в соотношении 2:1. Активные упражнения начинаются с мелких мышечных групп в малой интенсивности с последующим расширением под контролем стоп-сигналов и критериев безопасности.

Гимнастика проводится согласно временным клиническим рекомендациям, согласно шкале Борга [7]. Преемственное проведение вибpoмaгнитo-тepaпии

Accиcтeнтнaя дыхательная гимнастика с мобилизацией грудной клетки без активного участия пациента

Пассивный вeлoкинeтичecкий тренинг в положении лежа в кровати в дополнение к пассивной гимнастике и тренировки CCC. Пассивная вepтикaлизaция в кровати

Дыхательная гимнастика. Расширение accиcтeнтнoй дыхательной гимнастики с волевым участием пациента. Самостоятельные занятия в малом объеме. Beлoкинeтичecкиe тренировки с сопротивлением в положение лежа, сидя в режиме попеременного перехода на пассивный вeлoтpeнинг. Активная accиcтeнтнaя вep- тикaлизaция у кровати. Использование вибpo- мaгнитoтepaпии (курс от 10-15 процедур)

Контроль состояния пациента и коррекция реабилитационного плана

Каждые 24 ч

Реабилитационные мероприятия проводят без выходных

Каждые 48-72 ч Реабилитационные мероприятия проводят без выходных

Каждые 48-72 ч Реабилитационные мероприятия проводят 5 дней в неделю

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

  1. Iannaccone S., Castellazzi P., Tettamanti A. et al. Role of rehabilitation department for adult individuals with COVID-19: the experience of the San Raffaele Hospital of Milan // Arch. Phys. Med. Rehabil. 2020. Vol. 101. N. 9. P. 1656-1661. PMID: 32505489; PMCID: PMC7272153. DOI: 10.1016/j.apmr.2020.05.015.

  2. Carda S., Invernizzi M., Bavikatte G. et al. COVID-19 pandemic. What should physical and rehabilitation medicine specialists do? A clinician’s perspective // Eur. J. Phys. Rehabil. Med. 2020. Vol. 56. N. 4. P. 515-524. PMID: 32434314. DOI: 10.23736/S1973-9087.20.06317-0.

  3. Marshall J.C. Critical illness is an iatrogenic disorder // Crit Care Med. 2010. Vol. 38. Suppl. 10. P. 582-589. DOI:10.1097/CCM.0b013e3181f2002a.

  4. Клинические рекомендации. Анестезиология-реаниматология / Под ред. И.Б. Заболотских, И.М. Шифмана. М. ГЭОТАР-Медиа, 2016. С. 874-928.

  5. Sosnowski K., Lin F., Mitchell M.L., White H. Early rehabilitation in the intensive care5 unit: an integrative literature review // Aust. Crit. Care. 2015. Vol. 28. N. 4. P. 216-225. PMID: 26142542. DOI: 10.1016/j. aucc.2015.05.002.

  6. Whyte J., Dijkers M.P., Hart T. et al. The importance of voluntary behavior in rehabilitation treatment and outcomes // Arch. Phys. Med. Rehabil. 2019. Vol. 100. N. 1. P. 156-163. PMID: 30267665. DOI: 10.1016/j.apmr.2018.09.111.

  7. Временные методические рекомендации «Медицинская реабилитация при новой коронавирусной инфекции (COVID-19)» МЗ РФ.

  8. Rehabilitation considerations during the COVID-19 outbreak. Pan American Health Organization, 2020. Some rights reserved. This work is available under the CC BY-NCSA 3.0 IGO licence.

  9. Cameron B., Doherty T.J. Early mobilization in the critical care unit : A review of adult and pediatric literature // J. Crit. Care. 2015. Vol. 30. P. 664-672.

  10. Руководство по кинезотерапии. София. 1978. 357 с.

  11. Farrokhi S., Baker N.A., Fitzgerald G.K. Principles of rehabilitation: Physical and occupational therapy // Rheumatology. 2015. N. 1. P. 375-381.

  12. Szczygieł E., Blaut J., Zielonka-Pycka K. et al. The impact of deep muscle training on the quality of posture and breathing // J. Mot. Behav. 2018. Vol. 50. N. 2. P. 219-227. DOI: 10.1080/00222895.2017.1327413. PMID:28820662.

  13. Лапшин В.П., Дубров Е.А., Менчуков О.Н. Нейромоторная стимуляция на этапах медицинской реабилитации больных с травмой опорно-двигательного аппарата [Электронный ресурс]. Vopr Kurortol Fizioter Lech Fiz Kult. 1989 Ноябрь-Декабрь. №6. С. 34- 38. Русский. PMID: 2629220.

  14. Рамазанов Г.Р., Завалий Л.Б., Семенов Л.Л. и др. Программа прогрессивной ранней реабилитации пациентов с острым нарушением мозгового кровообращения // Российский неврологический журнал. 2020. Т. 25. № 3. С. 17-25.

  15. Negrini F., De Sire A., Andrenelli E. et al. Rehabilitation and COVID-19: the Cochrane Rehabilitation 2020 rapid living systematic review // Eur. J. Phys. Rehabil. Med. 2020. Vol. 56. N. 5. P. 652-657. DOI: 10.23736/S1973-9087.20.06539-9.


1. Постановление Главного государственного санитарного врача РФ от 22.05.2020 № 15 «Об утверждении санитарно-эпидемиологических правил СП 3.1.3597-20 "Профилактика новой коронавирусной инфекции (COVID-19)"».
2. ГОСТ Р 53022.3-2008 «Технологии лабораторные клинические. Требования к качеству клинических лабораторных исследований. Часть 3. Правила оценки клинической информативности лабораторных тестов».
3. Указывает на пневмоторакс (А*-профиль), это общепризнанное обозначение по BLUE-протоколу [5
4. Обсудив терминологическое разнообразие в обозначении обсуждаемого компонента крови, авторы пришли к соглашению по использованию в данной публикации обозначения РПCovid (реконвалесцентная плазма антиковидная).
5. длительная терапия системными глюкокортикоидами в фармакоди-намических дозах, муковисцидоз, вторичные бронхоэктазы, недавний прием системных антибактериальных препаратов.
6. EOLIA Trial
7. CESAR Trial 2009.